Иисус

Рассвет встретил нас отчаянным воплем седого, бородатого мужчины:

– Учителя схватила храмовая стража в Гефсиманском саду! – сжимая руками растрепанную голову, кричал он. – Ай-яй-яй! Ай-яй-яй!   
–
Повскакав с пригретых сонными телами мест, люди растерянно застыли в недоуменных позах.
– Но Он же – Бог! – отмерев, недоуменно откликнулась пожилая женщина. – Ему ничего не стоит освободиться из рук негодяев!
– Иисус недолго пробудет под арестом, – поддакнула соотечественнице молоденькая девушка.
–
Несмотря на надежду на освобождение Мессии, народ стал собираться в Иерусалим.
– Я люблю ЕГО, – опираясь на мое плечо, прошептала побледневшая Мария, – без НЕГО нет мне жизни.
– Крепись, – клацая зубами, попросила я обворожительную подругу, – Иисус воскреснет из мертвых. И живее ЕГО не будет никого во Вселенной.
–
Наскоро причесавшись, мы побежали вслед за взбудораженной процессией.
В городе бушевали страсти.
– Он только что был у Анны и Каиафы, – шептались между собой праздношатающиеся горожане, – теперь его повели в преторию.
– Разве он – Бог? – усмехались другие. – Бог превратил бы стражу в смоляной столб, но не дал связать себе руки!
–
Не обращая внимания на болтунов, Мария потянула меня в сторону дворца, принадлежавшего римскому наместнику. Там собралась толпа зевак, терпеливо ждущих продолжения спектакля.

В грязном, разорванном, голубом хитоне стоял тот, чье имя с трепетом будет повторяться из века в век самоуверенными творениями Создателя.

В крытую колоннаду, между двумя крыльями огромного дома, вышел высокий мужчина крупного телосложения, круглое лицо которого не казалось злым или мстительным.
– В чем обвиняете вы этого человека? – громким голосом обратился Понтий Пилат к находящимся невдалеке первосвященникам.
– Если бы он не был злодеем, мы бы не привели его к тебе, – потрясая мощными кулаками, закричали негодяи в рясах. – Он развращает народ и называет себя Христом, царем Иудейским.
–
– Так судите его сами, – с усмешкой предложил окружающему пространству круглолицый.
– Нам не дозволено никого предавать смерти, – прошипели отъявленные мерзавцы.
– Водили пленника к тетрарху? – с симпатией поглядывая в сторону обреченного, поинтересовался римлянин.
–
– Ирод отказался дать заключение по делу и обнародовать смертный приговор! – тонко выкрикнул один из отпетых священников.
– Ты – царь иудейский? – обращаясь к обвиняемому, мягко проговорил прокуратор.
– Царство мое не от мира сего, – опустив бездонные свои глаза, печально ответил Иисус, – иначе бы не предали меня подданные.
–
Мессия был спокоен, и спокойствие это передалось грозному наместнику. Побеседовав с человеком, покорно стоящим перед ним, Пилат пришел к выводу, что праведник не виновен.

Услышав заключение влиятельнейшего судьи, толпа оскорбилась. Гул возмущенных голосов эхом прокатился над нашими головами. Магдалина, ни живая ни мертвая, крепко стиснула мою руку.

– Я не вижу никакой его вины! – вновь торжественно произнес высокопоставленный итальянец. – Ирод Антипа согласен с моим мнением. На праздник Пасхи, по вашему иудейскому обычаю, отпускается один из арестантов, а потому я милостиво освобождаю Иисуса, прозываемого Христосом.
–
Рев многих тысяч глоток взорвал тишину, воцарившуюся накануне.
– Варраву, освободи Варраву! – давясь слюной, заголосили безумные.
–
Я видела, как побледнел прокуратор, я видела, как сжались его ладони в крепкие кулаки, но даже он, могущественный и непобедимый, был безоружен перед натиском злой силы, призывающей к исполнению страшнейшего во Вселенной убийства.

В чаше с водой омыл онемевшие пальцы римский наместник, а затем поднял их над гордой головой.
– Я умываю руки, я не виновен в смерти праведника! – с ожесточением возвестил он. – Смотрите сами: кровь его на вас и ваших детях!
–
Дикий крик, похожий на вопль раненого животного, разрезал наступившее радостное безмолвие победившей толпы. То кричала прекрасная подруга нежного Царя Небесного, преданного народом, который ОН так любил.



А потом, прямо во дворе, палачи сдернули со Спасителя голубой хитон, переодели ЕГО в короткую, красную одежду без рукавов, застегивающуюся на правом плече, водрузили на голову колючий терновый венок, а в руки сунули палку вместо царского скипетра. Под всеобщее улюлюканье стали избивать плетьми, имевшими по пять хвостов неравной длины. В конце каждого хвоста были прикреплены железные грузила, чтобы рвать кожные покровы. Но и этого показалось изуверам мало. Богочеловека за вздернутые руки привязали к столбу, дабы удобнее было хлестать по спине, груди, животу. Два дюжих живодера, сломав беззащитному пленнику переносицу, с усердием мясников колотили его по голове.

Господь молчал, но еле уловимые подергивания лицевых мышц говорили о том, что ОН терпит невероятную боль. Народ, наблюдая кошмарное зрелище, вопил от удовольствия.

– За что мне такое наказание, – плакала я, обнимая полумертвую подругу, – видеть страдания того, на кого привыкла молиться?
– Любимый, – шептали пересохшие губы бедной Марии, – любимый…
Среди радующихся избиению, вероятно, были и те, которым ОН когда-то помог...

– Неужели они не поняли, над кем издеваются? – рыдала я, чувствуя тошноту от вида побоища. – Неужели не ощутили божественную энергию, исходящую от НЕГО? Даже самого гнусного маньяка нельзя осудить на подобное, а то – Бог!
– Переоденьте его в свои одежды, – приказали мучителям фарисеи.
–
Стащив со страдальца багряницу, те же палачи натянули на божественное тело рваный голубой хитон, а в руки воткнули дубовый крест высотой в два с половиной метра. На нежную, залитую кровью грудь изверги повесили табличку с надписью: «Я – Бог».

– Он не Бог! – мерзко заголосили местные попы. – Сменить табличку!
– Прокуратор против, – послышались отдельные голоса из стада центурионов.
–
И тогда Сын Божий, шатаясь и падая под тяжестью ноши, пошел по гористой местности. За пределами города к шествию присоединились два приговоренных разбойника и плачущие женщины, одна из которых, пробившись через плотное кольцо стражников, вытерла идущему на смерть лицо своим платком. Высокий мужчина, по виду – земледелец, растолкав вооруженных до зубов насильников, выхватил крест у упавшего Иисуса, чтобы донести его до места казни.

Голгофа была рядом. И тогда, повернувшись к толпе, бредущей за ним, Мессия с грустью проговорил:
– Дочери иерусалимские, не плачьте обо мне, но плачьте о себе и о детях своих. Потому что скоро придут дни, когда будут говорить: счастливы те жены, у которых нет детей. Тогда скажут люди горам: обрушьтесь на нас, и холмам: покройте нас.
–
– Какой позор, – прошептала стоящая возле приговоренного немолодая женщина в белых одеждах. – До сих пор так казнили только преступников, чтобы каждый иудей знал, что на кресте распят проклятый.
–
Наконец, процессия взобралась на гору. Магдалина висела на моем плече, совершенно обесточенная. Я крепилась изо всех сил, хотя эти силы покидали и меня. Крест закопали в землю, поставив под него тумбу, к которой его прибили. Красивые ноги Спасителя намертво приколотили к этой проклятой тумбе, а руки, принесшие так много добра соотечественникам, к поперечной перекладине креста. Дикая боль лишь на мгновение исказила небесные черты Бога.

– Смотрите, смотрите, – забормотали зеваки, пропуская вперед ослепительно красивую женщину, – это – его мать.
Я оглянулась. Богородица стояла рядом со мной, расширившимися от ужаса зрачками взирая на своего сына, свою кровиночку.

– Нет! – заорала я, пробиваясь сквозь плотное кольцо мучителей. – Нет, ОН должен жить!
Кряжистый стражник ткнул мне в лицо огромный волосатый кулак, разбив в кровь губы.
– Вот дрянь, – прорычал он, – только подойди еще раз!
–
Божественная мать, отрешенно взглянув на неожиданную защитницу, протянула святую ручку с белым платком к моему растерзанному рту.
– Изверги, уроды, маньяки! – кричала я, чувствуя горячее прикосновение металла к своим плечам. – Вы все подохнете, а ОН будет жить. И ЕМУ будут молиться, потому что, Иисус – Бог и Сын Божий! Ад ожидает вас и проклятия на века вечные!
–
Град хлестких ударов обрушился на мою многострадальную голову и моментально свалил наземь. Грубые сандалии замелькали перед глазами, целясь в рот, которым я изрыгала проклятия. Небо закружилось передо мной, превратясь в маленькую, тусклую точку.
– Умираю, – успела подумать я, прежде чем окунулась в спасительную, манящую тишину, – умираю вместе с НИМ. За НЕГО. Какое счастье!

(отрывок из романа "Неприкаянная душа")