1666

***

Раньше меня нервировало, например,  преднамеренное держание пишущей ручки в руках – в карман ее, в карман! – сейчас же я настолько отрешен – или нахлобучен, даже оглушен – что мне всё  по фиг… Можно устать навсегда…

Столкнувшись с новыми реальностями, я пытаюсь продавить их, пройти силом, но не видимые, не замеченные вопросы, не получившие  ответа, тормозят меня и грузят моё подсознание. Вязкой становится земля и тяжелым – небо…

И в таких состояниях меня просто тянет носить телогрейку! Т.е. меня тянет на воздух, в реальность, но и возвращаясь домой я ее снимать не спешу, подолгу хожу по комнатам и уже разглагольствованием от спазма избавляю себя…

Ночью мы одеты в более естественные одежды: одеяло – это же просторный балахон. Не очень спится, тело выделяет слишком много жара и хочется встать, одеться и охладиться во дворе, но потом же придется одетым свернуться калачиком…

Надо бы заняться своей праведностью(!) У тебя же в этом были большие способности. Или хотя бы своими нервами пора  заняться. Вовку, видимо, не менее 100(!) раз за день называешь дураком, а ведь это он разбирается в компьютере. Писания и рисования –  такая призрачная область. Лев Толстой,  ты только главный призрак…

В урочный час отказался даже от выполнения супружеских обязанностей, чтобы получше подумать об этих проблемах… Мечтается о компьютерной программе, которая всем текстам проставит оценки, да и других разберет… После романтики и злости ищу некую середину, причем, в основном, во сне, потому что огорчен сильно тем, что ее то ли нету, то ли она слишком уж многолика…

***

Рост у неё по-прежнему был маленький, но она как-то набухла вся и уже потеряла сходство с сосулькой…

Напрасно мыл пустые банки, напрасно компостировал талон – тут идти-то одну остановку! Не иначе, как от пустой башки мне это в голову пришло! Потом мыл плиту, не опасаясь, что меня укусят беззубые горелки…

Глупых читателей делал персонажами, а умных – писателями…

Неудачные любови даже обязательно надо превращать в романы: твоя женщина с другим ****ся, но это не горько, ты тут ее тоже пользуешь неплохо, раз пишется роман…

Я плюнул и она решила искупать меня «в этой грязи», как будто это океан. А ведь кругом сплошные лужи – сдался ей мой плевок…

Пули – это птицы, кого-то убившие. Или напротив: после смерти  птицы перерождаются в пули. Или птицы – это хлопья гари, оставшиеся от сгоревшего в вышине самолета. Пули тоже могли бы быть самолетами, но они сжались, озлобились. И я иногда принимаюсь стрелять, но – самолетами и только для того, чтобы к своим семечкам привлечь внимание птиц…

Частично зазеленевшие небоскребы – просто раскрыли окна и в них высунулись всякие цветы, лианы и даже плодоносящие небольшие пальмы…