Песенка президента

 Президентом непутевым
 Я прослыл в своей стране.
 И никто хорошим словом
 Уж не вспомнит обо мне.
   
 Кто дочитает до конца эту песенку, подумает что она о каком-нибудь из наших президентов. Вовсе нет, эта песенка была написана в какой-то центральной газете примерно в 1960 году к карикатуре на американского президента, при котором бомбили Хиросиму.
 
 На карикатуре был нарисован какой-то бывший американский президент худощавого сложения. Вроде как он сидит положив ногу на ногу и подперев кулаком голову и горюет.
 
 Запомнила я эту карикатуру потому что в нашей стране тогда не было обоев и дома обклеивали газетами.

 Ещё мне почему-то казалось, что поёт американский президент эту песенку на мотив песни "То берёзка, то рябина. Куст ракиты над рекой."

 В те времена на улице было множество луговых цветов. Но всё же хотелось чтобы и дома были цветочные обои, а не газеты.

 При Хрущёве перестали продавать плакаты со Сталиным, а продавала почтальонка плакаты со сценами из весёлой колхозной жизни. На плакатах были нарисованы улыбающиеся доярки, белоснежные коровники, и даже улыбающаяся кукуруза. Этими плакатами тоже обклеивали дома. На самом же деле ничего весёлого не было.
 
 Хотя в клуб привозили кинокартины, например Чарли Чаплина, и весь клуб грохотал, когда Чарли Чаплин ходил, растопырив ноги в разные стороны. Но я не смеялась.
 
 История самого клуба такова. Во времена НЭПа все строились за свой счёт, был настоящий строительный бум. Домики были небольшими в три окошечка. Но люди думали что хорошая жизнь только начинается. Но пришёл 1929 год и все прекратили стройку. А вот начальники увидели, что дом в девять окошек удобен будет для клуба. В этом доме жили семьи трёх братьев. Построили они совместный дом из-за недостатка земли и стройматериалов. К тому же все три семьи были дружны и сделали между собой только тонкие перегородки. Семьи трёх братьев сослали, тонкие перегородки сломали и получился клуб.

 Электричество в село провели только в сентябре 1961 года, уже после полёта Гагарина в космос. А в соседних сёлах ещё не было электричества и к нам приходили полюбоваться на электричество.
   
 Жизнь в селе была тяжела, чёрный  хлеб привозили раз в неделю, и за ним надо было стоять целый день. До 1964 года хлеб в село раз в неделю привозили на лошади. На телеге размещалась будочка примерно на 500 буханок чёрного хлеба, в магазин шли всей семьёй, потому-что продавали по одной буханке в руки, конечно кто не успел, тот опоздал. Только с 1964 года хлеба было достаточно, и чёрного и белого, его привозили уже на машине.

 С 1964 года всё-таки можно было купить НАСТОЯЩИЕ ЦВЕТОЧНЫЕ обои! Нам привозила из Москвы мамина сестра. Там в Москве она отстаивала очередь за цветочными обоями. Мне нравились ВСЕ обои. Над ними трудились очень добрые и очень талантливые художницы! Не то, что теперь китайские художники с их намёками. Из нарисованных выдуманных цветов они делают намёки на всякие похабные китайские фигуры. А тогда цветы были похожи на цветы! И только на цветы!

 Женщины в селе весной обязательно белили избу и переклеивали обои. Так было каждый год! Но само село всё равно ветшало.

 В город съездить было очень тяжёлым событием. Около правления колхоза или сельсовета стояли до сорока человек и ждали машину. Можно было прождать целый день, и машина так и не ехала в город. Председатель или парторг неожиданно с деловым видом и папкой в руках садились в кабину, и все сорок человек штурмовали кузов. Надо было залезть на колесо машины а потом перелезть через борт. Если машина была для перевозки скота с высокими бортами, то процесс  усложнялся. Пожилым людям такие поездки были не под силу.   
   
 Скорая помощь в село не приезжала, и рожениц отправляй в город как хочешь.

 Когда я в двухлетнем возрасте отравилась акацией, меня смогли доставить в больницу только через 30 часов. Умоляли всех шофёров, везде отказ. Просили в колхозе лошадь - отказ. Только ночью шофёр согласился отвезти в райцентр за 20 километров, просил не сообщать начальству.

 Мои родители  не были партийцами, работали в школе учителями. Сколько раз приходилось слышать от колхозного начальства: "Вы едете на наших колхозных машинах!" И даже так говорили:"Ваш дом стоит на нашей колхозной земле. А вы не колхозники, вы единоличники."

 Машины то и дело застревали на грунтовых дорогах и беспартийные мужики слезали подталкивать машину. 20 километров машина могла ехать до двух часов. Осенью и зимой все в город приезжали окоченевшими. Машин было мало и всем партийцам не хватало места в кабинке. В кузове они сидели на самых удобных местах - впереди рядом с кабинкой. Все им уступали их коронные места. Но в 1980 году один молодой парень не захотел уступить место пьянице-партийцу директору школы. Директор со злости заорал на парня, что он пожалуется куда надо, и парень уступил.

 Ещё я помню такой эпизод в 50-ых годах, было как-то открытое партийное собрание. Никто из моих родственников в партии не состоял, но на открытое собрание велели прийти. Меня взяла с собой моя мама - учительница. В 50-ых года люди были худыми, так что запросто могли вдвоём уместиться на одном стуле. Но парторг был внушительных размеров, он восседал один на двух стульях. Притом парторг был очень ловким, шустрым. Он по ночам подглядывал в окна домов, собирал обо всех сведения и доносил куда надо. Зрение у него было отличное и он даже ночью быстро бегал и не спотыкался. Его не любили домашние собаки за то, что он заглядывал в окна. Так вот парторг и его родственник отстреливали домашних собак.

 Коммунизм, предсказанный Марксом, Энгельсом, Лениным на до было обозначить. Когда же он наступит? И вот в 1960 году Хрущёв объявил, что через 20 лет будет коммунизм. А что, разве мы не верили!? Ещё как верили! Селяне успокаивались так: "Это ничего, что приходится целый день трудиться, а сено для своих овец и коз косим украдкой по ночам. Зато через 20 лет не будем нуждаться ни в чём." Но результат разговоров о коммунизме был трагичен - уничтожался трудовой сельский народ!

 Тогда говорили, что при коммунизме не будет денег. 20 лет отсчитать от 1960 года - 1980 год. Но насмешка над трудовыми накоплениями произошла позже в 1991-1992-1993 годах.

 Сено селянам разрешили косить около своих огородов только с 1972 года, когда начались лесные пожары из-за того, что не было дождя. А до этих пор траву косили по ночам и прятали на чердаках. Сельские власти могли прийти в любой момент и сбросить сено с чердака. Так в 1958 году поступили с одной солдатской вдовой, проживавшей в саманном доме под соломенной крышей. На трубе у этой вдовы был надет старый дырявый чугун. Вдова целое лето косила траву по ночам на карьерах. Но мужики заметили:

 - Баба!!! Накосила!!! - возмущались они.

 Потом приехали и скинули сено, хотя председательницей колхоза в 1958 году была женщина.
   
 Мост через маленькую речку Лубянку построили только в 1983 году, а через реку Проню так и не построили. Только в Михайлове есть царский мост, который в 21 веке отдали пешеходам, а рядом внизу построили мост для машин,  потому что Проня совсем обмелела. 

 Селяне не понимали, что начальники стали в открытую глумиться над своими колхозными жертвами сразу, как образовался колхоз - в 1929 году. А потом слово "колхозник" стало и вовсе ругательным. 

 А что писатели? Великие гуманисты 20 века?

 Они тоже глумились. И над взрослыми, и над стариками, и над детьми. Исключений единицы. Например Валентин Распутин, Василий Белов. У них отцы погибли на войне, а матери вкалывали в колхозе. Но их негодяи сразу обозвали "деревенщиками".


 Молодёжь, приезжая в город, надеялась на помощь городских родственников. Иначе многие могли бы просто сгинуть. А когда после многих лет мытарств вдруг получали однокомнатную квартиру, то своих родителей из деревни власти не разрешали привозить и прописывать. Так и умирали одинокие старики в разрушенных коммунистами сёлах на холодных печках. Ведро воды принести им было не под силу. Сельские люди всегда привычны к бытовым неудобствам. Привычны к холоду. Но всему же есть предел!

 И вот одна история отшельника деда Саши. Село Ижеславль Михайловского района Рязанской области было большим. До революции пять тысяч жителей. Земли не хватало. Во времена НЭПа селяне выпросили себе земли за рекой Проня для новоселебных деревень. Назвали - Красный Посёлок - 80 домов, и Камушки - 80 домов. Но нагрянул колхозный строй. Красный посёлок продержался до 80-ых годов, потом исчез. А Камушки пришли в упадок уже в 50-ых годах. Остался там один дед Саша. Он не получал никакой пенсии. Все 80 новых домов были уже разорены, колхоз растащил кирпичи на свои нужды. А про деда Сашу забыли. Он ходил вброд через реку Проня и побирался у церкви. Колхозное начальство было этим недовольно. И когда в 1960 году дед Саша умер, только верующие люди спохватились, а что-то его нет. Православные люди похоронили отшельника как положено, а колхоз ничем не помог.

 Хотя церковь в Ижеславле держалась на старушках, не получавших пенсию от родного государства. У священника из одежды был только чёрный сатиновый подрясник и кирзовые сапоги. Для семьи священника не давали даже огорода. Детей священников вообще притесняли во всех школах. А детей председателей колхозов учили по льготе во многих ВУЗах страны. Но Церковь в Ижеславле выстояла, а колхоз развалился.

 В 80-ых годах стали строить в селе настоящие коттеджи. Каждый коттедж обходился государству в 30 тысяч Брежневских рублей. Хотя в областном городе можно было купить точно такой же коттедж за 10 тысяч Брежневских рублей. Все новые коттеджи доставались начальству и приезжим с юга. А свои селяне так и остались доживать в избушках.

 С 1991 по 1993 годы председатели колхозов и председатели сельсоветов порезали на ферме коров, овец. Особая резня была на фермах 1-2 октября 1993 года, перед кровавыми событиями в Москве. Даже к тем событиям придумали день пожилого человека, чтобы угостить пенсионеров последним колхозным мясом.

 Сельское начальство выхлопатоло для себя беспроцентные кредиты под фермерское хозяйство, а на эти деньги накупило себе квартир в областных городах.

 Всем начальникам выдали первую или вторую группу инвалидности, медали, награды, что они ветераны труда и даже ветераны войны, т.к. в 14 лет в 1944 году именно они, и больше никто занимались скирдовкой сена.

 А простые колхозники остались без работы, а часто и без жилья. Новые владельцы объявили, что весь жилищный фонд принадлежит им. Людям пришлось ехать в город, искать работу, снимать квартиру. Хотя в 90-е годы зарплаты не хватало и даже на питание.

 В большинстве сёл даже не делили никаких земельных паёв. Землю захватили блатные фермеры. "Фермеры" поспешили привезти на свои новые владения гастарбайтеров. На том поле, где мы вдвоём тяпали колхозную свёклу, навезли 50 узбеков. Как всё это окупается!? За счёт бюджета!

 Даже в тех сёлах, где паи делили, то на "земле сельхозназначения" ничего строить нельзя. Вот например посадит хозяин два гектара картошки, а куда её складировать!? Ведь построить ничего капитального нельзя!

 Но почему же "новые фермеры" строят свои склады для капусты не то что в поле, а в самом посёлке на детских площадках!? Все детские площадки захвачены "новыми фермерами"!

 Во всём мире деревеньки становились посёлками, сёла - городами, города сливались в мегаполисы. Так происходило в Европе, Америке, Азии, Африке. Но в России, особенно в русских областях, деревеньки бесследно исчезали, сёла становились неперспективными, районные города приходили в полную ветхость, и даже областные центры, как Енисейск, становились посёлками инвалидов и пенсионеров. Русское население стремительно сокращалось начиная с 1929 года и по сей день. В Михайловском уезде Рязанской губернии до революции проживало 186 тысяч человек. Уезд охватывал современный Михайловский и Захаровский район. Теперь в Михайлоском районе - 20 тысяч человек, в Захаровском - 7 тысяч человек. Таков итог русского геноцида начиная с 1917 года и по сей день.
   
 Те крохи, что государство выделяло на село, захватывали председатели, бригадиры и прочие партийцы. Но зато телекомментаторы называли село чёрной дырой. На самом деле их лживые пасти чёрные дыры.