Охотник

And a hunter came from hills.

Охотник.

Человек неуверенно поднялся на ноги. Обрывки сети упали с его плеч на застеленный подсохшей травой пол.
Кардок отошел назад и поклонился.
Человек открыл глаза и огляделся. Он был в хижине, сплетенной из обмазанных глиной веток. Хижину заполнял душистый дым, от которого щекотало в носу, на полу чадил пучок травы, брошенный в грубую глиняную миску. Он слышал звуки – монотонные рокочущие удары по натянутой коже. Барабаны отбивали ритм, пульсировавший у него в висках, непонятную щемящую мелодию древнего леса и мертвого колдовства. Он ухмыльнулся. Хорошо снова быть живым, снова иметь сильное тело! Он мог стоять, он дышал смрадным воздухом, он жил. Охотник вернулся с холмов.
Старый Кардок повернулся к нему и протянул нож, воткнутый в продолговатый серый камень. Человек несколько раз вытащил узкое лезвие и загнал обратно. Довольно улыбнулся. Кардок внимательно наблюдал за ним.
Наконец Охотник кивнул и заговорил, старательно произнося слова, как человек, говорящий на чужом языке.
- Мэйл. Я есть тут.
Он беззвучно пошевелил губами.
- Иду, - продолжил он и постучал себя по груди. – Охотник.
Кардок согнулся в поклоне и отошел вглубь хижины. Он услышал, как по траве прошелестели быстрые шаги. Когда старый колдун поднял голову, хижина уже опустела, и только дым травы ка мальпасу плавал под крышей.

Мэйл медленно пробирался сквозь густой подлесок. Мокрые ветви хлестали его по лицу, когда он забывал отвести их рукой. Высокая трава обвивала щиколотки, затрудняя и без того медленное продвижение. На ходу Мэйл что-то бормотал себе под нос. В левой руке он сжимал странный серый камень – шероховатый, похожий на застывшую лаву, - из которого торчала рукоятка ножа. Внезапно он остановился, посмотрел на дерево, росшее посреди поляны, и что-то пробормотал. Мотнул головой, откинул со лба мокрые волосы и ловко полез вверх по стволу. Сел верхом на толстую ветку, обхватил её ногами и осторожно пополз к пучку листьев на самом конце ветки. Протянув руку, Мэйл зажал их в кулаке, аккуратно сорвал и пополз обратно. Соскользнув на размокшую землю, он повертел головой, ухмыльнулся и бережно спрятал листья в маленький мешочек, висевший у него на поясе.
Совсем рядом послышался свист, и из кустов на поляну вынырнул человек в европейской одежде, мурлыкавший себе под нос какую-то привязавшуюся мелодию. Тут он увидел Мэйла, неподвижно застывшего у дерева, и остановился так резко, словно уткнулся лбом в стену. С полей его шикарной кожаной шляпы стекала вода – частью на листья куста, у которого он стоял, частью ему за шиворот.
- Привет! – дружелюбно оскалившись, воскликнул он. – Мэйл, старина, неужели ты? А я-то уж думал, что с тебя содрали кожу эти сумасшедшие дикари! Когда я узнал, что ты пропал в лесу, я просто…
- Разумеется, я, приятель! – чуточку раздраженно отозвался Мэйл. – Но скажи мне, какого черта ты ищешь в лесу в такую погоду?
- Возвращаюсь в лагерь, - подходя поближе, отозвался путешественник. – Господь всемогущий, Мэйл! Что на тебе за лохмотья?
Мэйл поморщился. Из одежды на нем были только потрепанные, но ещё крепкие кожаные штаны и небольшой мешочек у пояса.
- По правде говоря, я сбежал от дикарей, - сказал он, потирая небритый подбородок.  – И уже не надеялся выбраться, как тут ты… вот в историю я попал, Джок!
Джок рассмеялся и хлопнул Мэйла по голой спине:
- То-то я смотрю, ты сам на себя не похож! – воскликнул он, увлекая Мэйла в том направлении, куда шел он сам до встречи с незадачливым приятелем. – И что с тобой сделали эти дикари?
Мэйл ухмыльнулся.
- По правде говоря, немного. Помню только, что меня стукнули сзади, а потом волокли куда-то через лес. Когда я очнулся, на голове зрела большая шишка. Представь, они связали меня сетью из какой-то травы – чертовски крепкой, кстати! – и оттащили в хижину к своему колдуну. По-моему, он собрался готовить меня на обед каким-то своим богам, да надышался ужасной дряни и заснул, а мне удалось пережечь сеть и сбежать. А от этой вони до сих пор голова кружится.
Джок прицокнул языком.
- Я рад, что ты остался жив, - искренне сказал он. – А теперь нам надо поскорее добраться до лагеря.
Мэйл кивнул в знак согласия.

«Ух, до чего же я ненавижу эти мерзкие звуки! Когда же он наконец заткнется?!»
- Хи-хи-хи-хи-хи…
«Вот заливается! Чтоб тебе подавиться этим смехом! Проклятущее визгливое хихиканье… У, колдун!»
Кардок наконец отошел от очага и посмотрел на пленника. Тот лежал, злобно сверкая на него глазами, и пыхтел от пожиравшей его ненависти. Плотно завернутый в крепкую сеть – не вырвется! Кардок снова захихикал. Пленник зашипел, вокруг кляпа запузырилась слюна.
«Он меня сейчас убьет», - спокойно подумал Мэйл. «Обязательно убьёт. Я это чувствую. И я этого боюсь».
Кардок присел на корточки и заглянул в глаза пленнику. Там плескалась бессильная злость пополам со страхом. Мэйл задергался, в очередной раз бессильно потрепыхавшись, как червяк на крючке, на утоптанном полу, расшвыряв по сторонам траву, которой он был выстелен.
- Потрепи ещё немного, Охотник, - пробормотал колдун. – Недолго тебе ждать. Старый Кардок почти готов.
«Ну и воняет здесь! Да ещё это старое чучело нависло надо мной… что он мне готовит? Пытку на раскаленных углях? Так той тарелочки будет маловато. Обжарит меня и пережует остатками своих зубов? А может…». Мэйл покрылся потом. Потом его стала бить крупная дрожь, от которой, казалось, даже хлипкие стены хижины заходили ходуном.
Кардок раздул угли. Ему не нужны помощники, не нужны. Хоть он и стар, он управится сам. Он один знает, что надо сделать, и он один сможет сделать это правильно.
Кардок бросил пучок сухой травы в огонь. Дым заполнил хижину до самой крыши, свиваясь в медленно тянущиеся в полумраке дымные космы. Пленник чихнул.
«Нет, нет, старик, только не это!».
Мэйл мысленно застонал, но из-под тряпки, которой заткнули ему рот, вырвалось только приглушенное шипение. Старик даже не обернулся посмотреть, занятый своими странными приготовлениями. Чад и запах травы, медленно тлеющей на углях, на минуту заставили Мэйла забыть о своих подозрениях. Но почти сразу же он понял, что делает старик.
Кардок, кряхтя, выволок из угла камень, на котором приносил свои жертвы Сарыч Стерн. Он ещё пригодится ему, да. Но не так, как думал Сарыч. Чтобы приготовить еду богам, мало одного дыма. Нужно мясо. Кардок достал небольшой нож с тонким лезвием, похожим на маленькую рыбку, и по самую рукоять воткнул в землю рядом с камнем.
Мэйл понял, что обречен на самую страшную пытку, которая только существует на свете: ожидание.
Наконец колдун приготовил всё, что было нужно, и сел перед очагом. Травы, брошенные на угли, продолжали дымить. Над теперь подождать, немного подождать.
«Бесполезно. Я обречен. Сеть слишком крепкая, мне её не разорвать, да и старик постоянно наблюдает за мной. Даже если он отвернется – разрезать нечем. Я умру, и умру очень скоро. Надеюсь только, это будет не слишком мучительно. О Боже, как это глупо – валяться здесь, чтобы быть принесенным в жертву неизвестному божку! Это просто не может происходить со мной на самом деле! Я сейчас…»
Где-то вдалеке забили барабаны. Их рокочущие, раскатистые голоса долетели до хижины из дальней дали. Старый Кардок шевельнулся.
Время пришло!
«Ну, вот и пришло моё время». Мэйл закрыл глаза и обреченно прислушался. Дым забивался в ноздри, кружилась голова, и ему казалось, что он снова плывет куда-то, только не по морским, а по дымным волнам. Скоро он почувствует ветер, бьющий в лицо, и увидит лижущую борта пену…
«Волны? Море? Я брежу. Это, должно быть, от усталости… или от дыма? Трава… это же… ка мальпасу! Не может быть – старик тоже вдыхает её! Если это действительно ка мальпасу, он тоже должен бредить! А может, он действительно бредит? Поди пойми по его морщинистой роже!».
Кардок чуть заметно усмехнулся, и крошечные складочки побежали по его сморщенному лицу. А! пленник почувствовал. Как он пристально смотрит, пытается понять, в своем ли он уме. Но это всё равно, теперь уже неважно. Ка мальпасу уведет его разум из тела. Он будет счастлив, а Охотник снова выйдет на равнины.
Старик встал.
«Что он собирается делать?» - с тревогой подумал Мэйл. - «Мне не нравится блеск его глаз!».
К барабанам присоединился рог – густой, напряженный звук, означающий зов.
«Что он делает? Голова как в тумане… всё плывет… зачем ему нож? Я боюсь! Боюсь!».
Мэйл попытался вскочить, чтобы броситься на колдуна, совершить последнюю и заведомо обреченную попытку побега, и не смог. Сеть сковала его движения – дым связал его мысли надежнее всех сетей.
Кардок присел рядом с ним на корточки и неторопливо принялся резать сеть. Хорошая сеть, жалко резать, но уж очень крепко его спутали.
«Вот теперь он перережет мне горло. Или воткнет этот ножичек в сердце. А может, и в глаз. Всё равно я умру. Как громко гудят эти барабаны! Что они кричат? Может быть, там есть кто-нибудь, кто освободит меня? Я не хочу умирать! Не хочу, чтобы меня приносили в жертву! Я боюсь такой смерти!».
Кардок наклонился к нему, вслушиваясь в бессвязные мысли, и ухмыльнулся.
А звуки всё приближались, и, наконец, волной захлестнули хижину. Мэйл замолчал, прислушиваясь к барабанам.
«Что это значит? Какой-то праздник?».
- Охотник вернулся, - негромко сказал Кардок, обдавая его пряным запахом травы и забродивших фруктов.
Это Мэйл услышал ясно и, что самое странное, понял. Страх куда-то ушел, он чувствовал себя умиротворенным, словно ему приносили жертву, для него рокотали барабаны и жгли ка мальпасу…
«Ка мальпасу… наркотик…»
- Ка мальпасу – не наркотик, - строго сказал колдун. – А ты иди, иди.
Он кивнул головой в сторону выхода, смутно видневшегося сквозь дым. Мэйл хотел возразить, что не может пошевелить даже языком, но послушно встал. Обрывки сети упали с его плеч.