FREEдом

…да, несомненно, свобода,
да, только ОНА,
да, только с нами,
да, только всегда…

На моей территории Бога света нет. Мрак застит нам глаза. В нержавеющей стали дня мы идем сквозь металлические джунгли кровожадного века. Наша война – это наше спасение. Единственный выход – умереть за жизнь. До последней капли крови. Умыться грязью сапогов и снова в путь – лягать конечную правду пристроившейся сзади туши правосудия, что насилует нашу веру и достоинство.

Мы избрали для себя единственно возможный путь к спасению через борьбу и смерть. «Почему смерть?» - спросите вы. «Ведь всегда есть надежда на спасение» - «НЕТ!» - говорим мы вам. Надежды на спасение нет, у нас, ее украли и теперь мы идем все время вперед, навстречу лжи тесненной нищетой. Мы встречаем демократию поднимаясь на самую высокую точку мира и показывая ей свой зад. Мы идем наверх – к хижине мудрого старца. К ЕГО дому на краю небес.

Пусть неспособные на отчаянный шаг говорят нам, что ЕГО больше нет, что он давно уже умер и наверху нас ждут лишь ЕГО останки, что нас встретит наверху лишь ЕГО смерть. Пусть будет так. Пусть ОНА поделится с нами своим телом. Нам безразлично – нам нужно идти. Мы так долго ждали, что у многих атрофировались мышцы. Мы так долго ждали времени, что даст нам сил и энергии, не понимая, что ничто не дается само собой. Мы просили – жалкие людишки. МЫ ТРЕБУЕМ! И теперь нам не посмеют отказать…

До хижины осталось еще пара дней пути. Мы совершенно обессилели. Голод ест нас изнутри. Гниль и зловоние источают наши зачумленные сердца. Без надежды, но со злорадством отчаявшегося и решившегося на безрассудство преступника мы совершаем свое убийство. Убийство.

Холод приближается к нам. С высотой приходит к нам и хозяйничает в нашей груди. Мы кашляем. Мокрота любви к миру выходит тяжело и болезненно с кровью веры. Чтобы хоть как-то подбодрить людей я начинаю запевать: «Свобода, равенство и братство! Свобода, равенство и братство! Свобода, равенство и братство!...». Сам того не замечая, я напеваю триединство божье в человеке под Реквием мечты. Люди начинают как-то странно косится на меня и перешептываться между собой. Сначала поют с воодушевлением, потом все тише и тише и уже через час я пою совершенно один, словно никого со мною рядом нет. Люди идут в тишине и более не скрывают своего неудовольствия. Когда до хижины остается всего ничего – ее образ виден на соседней вершине, каких-нибудь восемь километров, не больше, кто-то сзади из рядов самых преданных мне и радиевых предлагает остановиться и сделать привал, потому что, мол, все устали и людям нужно отдохнуть. Я категорически против. Цель близка – нужно идти. Завтра, если мы уснем здесь сегодня, мы можем ее не разглядеть. Ранее послушные, люди позволяют себе сомневаться во мне и начинают роптать. Я смотрю им в глаза и пресекаю всякие разговоры. «Домыслы ни к чему» - говорю я, - «Нам надо идти, иначе смерть. И все, что мы уже прошли – бессмысленно!». Они не соглашаются со мной. Моему разочарованию нет предела. Горе наполняет мою душу, но я смиряюсь. Моя жизнь ничтожна без их спасения. Я должен вернуть им надежду, иначе…

«Хорошо, будь, по-вашему. Но знайте, что вы были близко и всю последующую жизнь вам придется жалеть об этом решении. Не смейте же после винить в этом кого другого. Вы не оставляете мне выбора – я продолжу свой путь один. На рассвете я вернусь…»

И он продолжил свой путь к хижине старца один.

«Ничего, мы догоним его. Пусть его. Пусть идет».

«Да, пусть идет. Мы слишком устали».

«Видите ли, мы пожалеем еще. Да кто он такой и о чем нам жалеть, как ни о том, что мы сейчас находимся, черт знает где. На расстоянии в несколько вечностей от нашего родного города. Многие бросили свои семьи, наслушавшись его проповедей. Пусть идет, ну его».

«Да, да вы правы. Вы абсолютно правы. Ведь это он и только он заманил нас сюда. Привел в это богом забытое место как какое-то безвольное стадо. А мы – тоже хороши. Что мы его слушаем братья – айда домой! К нашей земле. К нашему вину и сыру. К нашей руке».

«И правда, давайте вернемся. Ну, что, в конце концов, нам может такого сказать этот старец, чего мы и сами не знаем. Чтобы жить нужно работать. Чтобы хорошо жить – нужно любить и быть любимыми. Что еще нам нужно? Братья мои! Истинно говорю вам – он затуманил нам головы и примешал грех в уста».

«Правильно. Сегодня ночь переждем здесь, а на завтра двинемся в обратный путь!»

«Но что мы скажем тем, кто спросит нас – «Что Вам сказал старец? – ведь возвращаться без ничего, ответствовав перед ними нагим кошельком и пустым желудком не годится честным и добропорядочным людям».

«Да, ты прав Авраам, но что же ты нам предлагаешь?»

«Я предлагаю сказать жителям нашего города, что старец умер и ничего после него не осталось – ни каких-либо записей, ни тайных знаков. Надо сказать им, что он умер не оставив нам никакого завещания. Мы похоронили его и вернулись».

«Правильно. Так мы и сделаем. А теперь давайте пить вино!».

«Какое вино, Михаил?» - удивленно обратились к нему люди. «Ты схоронил вино? Сберег его от глаз власяницы?»

«Да, я схоронил вино, но не от вас братья мои, а от него, потому что не верю в его чудеса и в то, что вино может стать кровью, вода – вином, а кровь его любовью. Я давно подозреваю в нем колдуна и поэтому спрятал от его глаз пару бурдюков – теперь у нас есть повод и у меня причина достать его из тайника на свет божий. Идемте за мной это не далеко. Я схоронил его на предыдущем привале».

«Вперед! Вперед! Ай да Михаил, ай да молодец!» - раздавались радостные голоса простого люда. И они пошли, спеша, почти в беге прыгая с камня на камень по горной тропе, словно молодые маралы. По той самой тропе, что стонала под их ногами еще пару минут назад и была укрыта их потными словами бессилия.

«Вперед! Вперед! Только вперед братья мои! Вперед и только вперед!…»

Меж тем ОН подошел к хижине старца-мудреца. Еле слышно ступая по острым камням. Он шел навстречу краю пропасти небес оставляя за собой кровавые следы на камнях. Войдя в ветхую хижину, он спокойно подошел к разложенной на полу циновке и опустился на колени. Лицо без выражения чувств, уставшее лицо человека видевшего многое на своем веку. Лицо без удивления и страха. Без разочарования и боли. Руки бережно приподняли тщедушное мертвое тельце младенца. Из припасенного в углу хижины хвороста ОН развел костер и предал тело его огню. Безжалостные языки пламени слизывали с его слез глаза. Капля по капле, неумолимо растворяясь в пламени костра ЕГО взор, поднимался все выше и выше, устремляясь вдаль…

На рассвете костер потух, и юноша продолжил свой путь. Он спустился в низину и наломал сухих веток. Затем вернулся и, опустившись на циновку, заснул, оставив в углу новую вязанку хвороста…

21 января 2007 года