Я-уровень

ТЫ СПИШЬ?
- Лайма, ты спишь? - я осторожно тронул ее за плечо.
Нежный, прохладный шелк ее кожи тактильно перетек в загрубевшие подушечки моих пальцев, оттуда дальше вверх по нервам, которые с легким опозданием включили сладкую парализующую волну наслаждения.
Я лежал, не пытаясь анализировать внутренние ощущения. С некоторых пор они изменились. И  мое тело уже не казалось мне формой, жестко разграничивающей мир на  внутренний и внешний. Потоки пространства свободно входили в меня, нигде не встречая препятствия. Сейчас я, если можно так сказать, представлял из себя лишь некоторый условный контур. Впрочем, и Лайма тоже. Но очень уж он был притягательным этот ее контур.
Она сонно перевернулась на другой бок, лицом ко мне, на котором яркими метками обозначились пухлые губы и короткие густые ресницы.
- Ты спишь, - шепнул я, прикрывая ее тенью смятого пледа.
Часы показывали около шести утра. Утренняя тишина вибрировала зачатками будущих звуков.
Стереоскопический прямоугольник окна  ожил от моего взгляда, выпуская  на передний план рыхлые кроны каштанов, а  задний закрывая фасадом соседнего дома. Шар солнца еще не воспарил в небо, зрея  гигантской красной ягодой над невидимой линией горизонта.

Марсианские оттенки разгорающегося рассвета вызвали во мне рефлекторные мысли о чашке кофе… Я осторожно встал с кровати, стараясь не нарушить хрупкую геометрию сна.
Кухня-столовая вывернула мне навстречу  изнанку своего сумрачного нутра, сонно сопротивляясь моему вторжению. Я включил ноутбук и поставил турку с остатками вчерашнего кофе на жидкое пламя конфорки.
Холодильная камера, забитая едой до отказа, как откровенно доступная женщина, не вызывала во мне никакого желания воспользоваться ее дарами. Все-таки я по привычке покопался в развалах пластиковых упаковок, найдя там селедку под морковным маринадом, острые рулеты из баклажанов, пахлаву в лужице меда…В глубинах полок отыскалась даже чашка с горкой мелкой лесной земляники, но и ее я отодвинул в сторону, впрочем, как и свои любимые сочные гранатовые ломтики бекона, запаянные в вакуум. Продукты в холодильник Лайма закидывала по привычке. В этом мире с некоторых пор ничего не портилось и не прокисало.

Экран ноута приветливо и тепло осветился новостями. Все новости были не то что бы благостными, в некотором роде их позитивность казалась вызывающей. Сообщалось о небывалых урожаях, о глобальном планетарном смягчении климата, об изобретении вечной нити для чулочной промышленности. Благоденствие, разлитое в воздухе,  вытекало как пахучее сдобное тесто из смолистой сказочной кадки через край. Странно, что  вчера я пропустил отчеты о двуместных веломобилях, наводнивших город. И еще всплыло одно любопытное объявленьице о сборе пластиковых бутылок и жестяных банок на переработку - «дорого!». Когда-то отчаявшиеся «умельцы» срывали провода с линий, теперь начнут очищать землю от мусора. Давно бы так.

Я мечтал о такой чистоте еще каких-то несколько месяцев назад, сидя в убогой мастерской по ремонту телефонов. Теперь  мастерская де юре исчезла, а де факто жизнеутверждающе закрылась на «евро-реконструкцию». Один из случайно пойманных слухов сообщал о том, что на месте мастерской будет массажный центр. Корочками массажиста я не обзавелся. А смысл в ремонте сотовых телефонов отпал сам собой - они резко подешевели. Взамен работы мне неожиданно дали полугодовую компенсацию и возможность как-то по другому определиться со своей жизнью…Впрочем, сейчас приятных неожиданностей в моей жизни  наблюдалось с избытком…

Переваренный кофе отдавал едва уловимым шоколадным привкусом. Сделав пару глотков, я, наконец-то, определился с гастрономическими желаниями - мне захотелось обыкновенных сухарей, прожаренных в сливочном масле. Открыв хлебницу, я обнаружил там заветную коробочку с сырными сухариками из черного хлеба.
Я попал в рай?
В ответ на мой безмолвный вопрос зажужжала муха. Или они летают и в раю тоже? Если люди попадают в рай, то почему мухам там нет места? Я попробовал испепелить ее взглядом, но она не среагировала, продолжая свои трассирующие полеты по кухне в течение нескольких минут. А потом, когда я снял внутреннее напряжение, прозрачный язык сквозняка  слизал ее, и снова стало тихо.

Тишину расцарапывало лишь тиканье настенных часов, уверенно утверждающих то, что сейчас шесть часов утра. Стеклянное  покрытие циферблата  портила неровная  трещина, похожая на скелет ящерицы… Я огляделся в поисках других уродливых деталей. Они выползли на свет заляпанными ручками и жирными пятнами на тусклой поверхности шкафов и стен. Я мысленно коснулся пятен мыльной тряпкой, и они исчезли. Я подумал о том, что пятна нельзя так вот просто оттереть взглядом, и они появились снова.
Играть с вещами в кошки-мышки мне не доставляло большого удовольствия. Настройки моего мозга явно сбились. Как их восстановить я не знал и потому отвернулся от реальности, погрузив свои непричесанные мысли в экранный мир Интернета.

В виртуальном мире я блуждал около двух часов. Когда я оторвался от экрана, компьютер показывал восемь пятнадцать. Настенные же часы так и остановились на шести с небольшим. Трещина-ящерица на циферблате исчезла, а минутная стрелка трепыхалась как сердце пойманной рыбы около цифры один. Цифра один была похожа на стрелу со сломанным оперением и безмолвно звала меня в незримый бой.
В моей жизни случилась странная штука. Мне надо было как-то определяться с новыми желаниями, потому что старые сбылись.

Еще полгода назад у меня не было практически ничего, кроме кошмара загаженной нищей реальности в городе, задыхающемся от выхлопных газов. А сейчас я наслаждался чистым воздухом, еще недавно невозможным для городского лета.  Воздух очищался, потому что водители с жадным азартом меняли бензиновых монстров на  модные авто с  электро-двигателями. Техно-революция случилась незаметно и  спокойно, без борьбы за переделы сфер реальности.
Такая тишь и благодать  навевала  подозрения на то, что  кто-то тайно готовит войну или глобальный кризис… Мне не стоило, наверное, об этом думать, потому что на небо тут же набежали тучи, а ноут выдал сообщение об исчезновении самолета в небе над Атлантикой. Я отключил экран и вышел в комнату.

Лайма лежала на кровати, открыв глаза.
- Ты молодеешь с каждым днем, - сказал я.
Она рассмеялась тихо:
- Это все крема.
- Ты не пользовалась ими уже неделю.
- Ну, забыла, - она притворно насупилась и тут же потянулась ко мне  грациозным движением дикой кошки.
Когда я впервые увидел Лайму - она была женщиной с остатками ушедшей красоты на  блеклом лице, смятом в мелкие морщины увядания. Сейчас Лайма превратилась в молодую девушку, пахнущую ромашковым лугом или июньским морем в зависимости от настроения.    
- Ты отнесешь мои босоножки к сапожнику? - Лайма бросила на меня отчасти просящий, отчасти призывный взгляд.
- Отнесу. Но… Кошечка, нам хватит валяться, надо работать
- Надо, - усмехнулась она, - ты лично, чем будешь заниматься?
- Хоть чем. Иначе можно это все потерять.
- Не думай о потерях, они существуют только в твоем мозгу.
- А о чем мне тогда думать?
- О своих желаниях.
- Ты - мое главное желание. И оно уже исполнилось.
Лайма недовольно сморщила свой носик, вытащив из под пледа свои  идеально-стройные загорелые ноги:
- Банально.
- Но ведь я тебя искал всю жизнь… А потом встретил случайно.
- Ты забыл, это не было случайностью. Ты возжелал меня, и я появилась.
В ответ я слегка ущипнул ее чуть пониже спины. Она притворно сердито фыркнула, схватив мою руку:
- Мне так нравятся твои пальцы-сосиски. Я влюбилась в них с первого взгляда!
- Не провоцируй! Мы вчера провалялись с тобой в кровати почти весь день!
- Гарик, а ты можешь предложить что-то более интересное?
- Могу. Вставай, одевайся, приводи себя в порядок. Я скоро вернусь.
Лайма перевернулась на другой бок, накрывшись  пледом с головой, пробурчав оттуда невнятно:
- Первым делом мои босоножки! Там пакет у входа, не забудь!
Я решительно направился к входной двери.

Дребезжащий лифт спустил меня на цветущую землю двора с каждым днем все более походящую на райские кущи. Вид рая портила только брошенная, старая маршрутка, из которой невидимый ночной монстр жадно выгрыз внутренности. Она возникла на моем пути как слежавшийся грязный снег, который неминуемо должен был растаять на солнце, растворившемся в каждой клеточке воздуха.
Людей на улице практически не наблюдалось. Они прятались за окнами, похожими на каюты корабля в зеленом море древесного цветения. Каштаны за последние полгода поднялись в небо, словно втянутые  туда губами космического вакуума. Они  почти прикрывали крыши девятиэтажек.
Стоило мне поднять взгляд на небо, как чья-то небесная мысль беззвучным дротиком воткнулась в мою голову:
- Скоро придет новая цивилизация.   
Мысль тут же облеклась в образы людей-гигантов, шагающих маршем завоевателей по планете. Я подумал о том, что людям - гигантам будут не нужны наши игрушечные квартиры с потолками  высотой от 2.50. Вторжение произойдет незаметно. У обычных родителей начнут рождаться дети - великаны. И у детей-великанов в свою очередь тоже родятся великаны. Они постепенно снесут все наши крошечные дома и начнут строить для себя новые. Города в привычном нам виде исчезнут с лица земли без войны, просто по ненадобности.
- От старой цивилизации ничего не останется, - прилетела еще одна мысль со стороны.
- Ну и что?
Я давно перестал горевать по прошлому и цепляться за его вещественные атрибуты.  Полгода назад я легко снялся со всех якорей-привязок, потому что понял простую вещь: перед тем как подставлять кружку для напитка богов, из нее надо вылить остатки старого кофейного мазута.
 
В нашей с Лаймой новой квартире были высокие потолки. Кроме потолков в ней еще было много всего приятного -  шикарная библиотека, просторные комнаты со встроенной техникой. Квартира нам  досталась практически даром вместе со всей своей интеллектуально-творческой начинкой. Легкость добычи насторожила даже фатально беспечную Лайму. Хозяин квартиры получил нобелевскую премию за исследования в области физики поля и уехал в Америку. В новой жизни он, как и я, решил откреститься от старых якорей. Лайма с жаром доказывала ему, что не в ее правилах брать бесплатное. Тогда он предложил ей  бессрочную рассрочку. Лайма  радовалась, а я удивлялся. Когда у меня не было квартиры, мой мозг даже в мечтах не мог себе нарисовать такого варианта…
- Мир, такой, каким ты его видишь, -  сейчас эту мысль в меня запустила  Лайма, а не небо.
Процесс запуска прошел успешно, мысль тут же незамысловато облеклась в реальность.
Я услышал методичный стук палки по бетонному бордюру. Впереди меня шел слепой. У него был свой мир - раскрашенная в черный цвет бесконечность, у меня свой - разноцветный кусок объема, а у мухи свой - панорамная голограмма.   

ВСЕГДА УДИВЛЯЛИ
Меня всегда удивляли будки сапожников – своеобразные домики Тыквы, такие же убогие и страшненькие. А если не будки, то фургончики, похожие на тот, в котором девочка Элли улетела в волшебную страну. Сейчас эти будки обросли дополнительными удобствами, но внешний антураж так и не поменяли.
- Что у вас? – сапожник был молод и подозрительно хорош собой - брезентовый фартук одет на голый мускулистый торс.
Один его глаз пытался смотреть на меня, в то время как другой не мог оторваться от экрана ноутбука, стоящего на полке по соседству со старой обувью.
 На экране происходили публичные разборки гладиаторов.
- Вот, подшить ремешок и набойки заменить.
- Будут готовы к вечеру.
- Хорошо.
- Визитку возьмите.
Он протянул мне картонку, на одной стороне которой были нарисованы женские туфли с губами и глазами, а на другой – черные шашечки.
- Я после работы таксую, - сказал он мне с гордостью занятого и востребованного человека, в ответ на мой недоуменный взгляд.
Белые босоножки со стразами - такие могли принадлежать лишь красивой молодой девушке. Он положил их как жемчужину в бесцветную россыпь камней чужой  женской обуви. А я опять вспомнил тот день, когда встретил Лайму.

Я увидел ее как-то на остановке рядом с нашей мастерской. На ней был нелепый темно-красный плащ. Отекшее, заплаканное лицо она отвернула в сторону улицы, делая вид, что вглядывается в проходящие маршрутки. На остановке уже, наверное, раз десять сменились люди, а она все ждала своего принца на алом кабриолете.
- Никого я не ждала, - возмущалась потом Лайма.- Тебе показалось. И, вообще, это была не я.
- Да. Не ты, - соглашался я, - то была старая женщина в плаще цвета бычьей крови, а ты молодая и красивая.
- При чем здесь бычья кровь?
- Я же бык. И ты заманивала меня, - я притворно рычал на нее, нападая, только для того, чтобы покрепче обнять, ощутить под руками ее внутренний жар.
Когда я находился с ней рядом, все мое тело жаждало прикосновения к ней. Магниты на определенном расстоянии начинают двигаться друг к другу…
- Ты мой магнитик.
- Ну, ну… Пусти, мне больно.
 
Тогда она стояла на остановке и явно кого-то ждала, а потом резко повернулась и ушла. У нее были усталые глаза неприкаянности. Меня не привлекает женская тоска, она отвратительно пахнет ничтожеством. Но ее одиночество было особенным. Оно было похоже на одиночество обессилевшей, потрепанной грозовыми ветрами, чайки  среди жирных, напомаженных береговых ворон… Она ушла, а я загадал в пространство - увидеть ее еще раз. Пространство долго не откликалось на мои запросы. Тогда оно было очень узким, похожим на пространство вагона, стоящего в тупике. Дом-работа-дом, а в выходные - загаженный людьми пруд. Дом - клетка комнаты в коммуналке, работа - клетка рабочего стола.

Окна мастерской выходили на север. Темная каморка, не познавшая вкуса солнечных лучей, напоминала мне яйцо гигантской механической рептилии. В такой каморке сумасшедший мастер собирает бессонными ночами членистоногого агрессивного киборга, а потом выпускает его на улицы города... Всем нужна власть как смысл успешности жизни. Большие топчут маленьких. Затоптав маленьких, большие перегрызают глотку большим. Когда-то я не совсем понимал это. Но они поставили меня на место, которое определили мне в своей иерархии:
- У тебя нет выбора. Либо твоя семья, либо ты бросаешь свою фирму.
Я бросил фирму. Жена с дочкой переехала в другой город, через неделю после того как наш дом был разграблен. Жену добил не сам факт воровства, а вид ее платьев, разрезанных в клочья. К платьям для усиления устрашения добавили надпись красной краской на зеркале - «смерть».
- Это все ты! Говорила тебе, не высовывайся! - она тряслась в беззвучной истерике.
И я ничем не мог ей помочь. Заразных больных изолируют - это единственное эффективное средство. Если я болен «смертью», то ей лучше со мной не общаться. Я переписал все счета на ее имя, и «закрыл» свою жизнь.

Монахи уходят в горы, а я ушел в каморку папы Карло. Так называли за глаза нашу мастерскую в народе. Хотя директор с фамилией Карлович на могучего папу Карло не тянул. Детская травма в грудном отделе позвоночника, сковала его тело в знак вопроса, высосала всю мышечную силу, замутила радужку глаз, подсадила мозг на алкогольную иглу. Не было в нашей каморке и плаката с нарисованным очагом. Но безвыходная, тупиковая жизнь не могла сломить меня. Это было бы слишком просто. В будние дни я погружался в электронные мозги, а в бессмысленные выходные  выезжал за город и жег ненавистный пластик бутылок  в кострах очищения. Загаженный пруд чище от этого не становился, но я не привык сидеть без дела. Я работал и ждал, и не просто ждал, я искал выход. Через месяц с небольшим она сама нашла меня.

Она пришла в  нашу мастерскую, чтобы починить свой телефон. Вот так мы и познакомились. Нет, наверное, я узнал Лайму раньше, когда ощутил ее дыхание внутри себя. Когда я понял, что она просто есть, и она всегда будет со мной, независимо от нашей встречи в реальности.
- Ты меня создал, - смеялась Лайма.
Я открывал ее тело, словно возвращая к жизни увядший цветок. Под моими пальцами оно трепетало как живое, наливаясь упругой свежестью.
- Это я? – в ее вопросе было больше радости, чем удивления.
Моя улыбка была ей ответом.
- У тебя дар – оживлять неживое, ты оживил меня, - она сказала мне это в самый первый вечер, когда мы остались с ней наедине.
- Ты и так живая.
- Мое тело давно умерло.
- Оно живое.
- Оно мертвое. И я тебе его не отдам.
- Не отдавай, мне и так хорошо. Просто быть с тобою рядом.

Сначала я думал, что это страх, потом мне казалось, что у нее затянувшееся кокетство. Она позволяла мне касаться ее тела, но долго не решалась на большее. В ответ на мой безмолвный вопрос она лепетала что-то невнятное вроде того, что когда-то давно люди умели соединяться не двумя частями тела, но и накладываться друг на друга целиком, вливаться друг в друга как две части одной воды. Мы часами лежали в обнимку, ощущая как наши тела рождают внутри нас жаркие круговороты незнакомых энергий.
- Я знаю. Так можно достигнуть невесомости и взлететь, - говорила Лайма.
Полет для Лаймы, был, наверное, единственным способом как-то отсоединиться от страшного мира.

- Он не странный, он страшный. Всего лишь одна буковка, один ген и вместо красоты получается крысота, вместо странного - страшный. Наш мир -  генетический уродец, - рассуждала вслух Лайма.
- Ты не права. В нем живут собаки, кошки, и те же самые крысы, наконец. Они радуются и такой жизни.
- Гарик, ты, правда, решил поставить точку? Ты не хочешь развиваться? Предпочитаешь жить как собаченыш? Если кто-то сказал тебе «нет», ты это принимаешь как данность? Выполняешь приказы?
Я злился. Она задевала меня за больное.
- Они в системе, а я нет. Иногда понимаешь, что жизнь важнее, чем мои к ней претензии.
-  Их «корпорейтед» процветает, а твоя жизнь проходит практически в тюрьме.
- В прекрасной тюрьме, рядом с тобой.
- На твоем месте я бы так легко не сдалась.
- Я не сдался. Просто мне опротивели деньги в больших количествах.
- А какие количества ты считаешь большими? Неужели тебе не хочется жить в нормальной квартире, заниматься серьезным делом?
- В этом мире нет серьезных дел и нормальных квартир. Потому что у людей этого мира страшная цель – неограниченное потребление. Знаешь, раковой опухоли удается некоторое время пожить, пока организм не загнется.
- А ты не думал, Гарик, что не только у опухоли, но и например,  и у желудка та же самая цель – неограниченное потребление? И желудок - вполне здоровый орган здорового организма.
- Так мы с тобой живем в мире желудка?
- Угу. В мире потребления под условным  названием желудочно-кишечный тракт. На самой низкой ступени. 
- Ну, и тогда зачем мне пытаться что-то создавать?
- Как зачем? Чтобы перейти на другой уровень. Это же очевидно.
- Если я начну снова, «корпорейтед» меня съест.
- Такую маленькую рыбку ему интересно кушать?
 - Ты не понимаешь. Они контролируют весь строительный бизнес. Все фирмы не просто отстегивают им, они все являются их частью. Это гигантская монополия, которой руководит даже не наша городская власть, а кто-то из столицы.
- Ты боишься, Гарик. Скажи, что ты боишься.
- Не за себя.
-  А ты часто вспоминаешь свою жену ? - Лайма продолжала ковырять рану с холодным равнодушием патологоанатома.
- Не буду тебе врать. Мне было плохо. Но сейчас у меня есть ты, - я прижимал ее к себе, прикасаясь губами к нежной округлости плеча, светящегося в темноте лунным размытым пятном.
Старый диван скрипел от малейшего движения, обрекая уши соседей по коммуналке на бессознательное напряжение. Вечерами частенько в нашем доме отключали свет и воду. И мы коротали долгие темные вечера, целомудренно лежа на диване. К приходу Лаймы я всегда старался  привести свою неказистую двенадцатиметровку в порядок. Помыть полы, налить горячего чаю в термос, купить ее любимых медовых пирожных  - Лайма радовалась этому как ребенок.

И вот сейчас мне этого не надо делать - у нас есть все. Коммуналка осталась в другом районе города, а в нашем полном распоряжении нереально шикарная квартира. И для перехода на новый уровень благоденствия мне не пришлось менять работу. Работа сама выплюнула меня.

Цветущий двор был идеально выскоблен и вычищен. Я поднимался  в лифте с реальным полом в темных оспинах от когда-то затоптанных жвачек. Я открывал реальным ключом тяжелую металлическую дверь. Она встречала меня на пороге, сияя улыбкой или глазами, а, может быть, всем телом. Реальная, настоящая, теплая, живая.

ТЕБЕ НЕ КАЖЕТСЯ?
- Лайма, тебе не кажется, что все это может закончиться?
- Нет, - улыбнулась она. - Ты так и не понял, что это другой уровень. Здесь ничего не кончается. Но если ты захочешь с него уйти, то тогда все и закончится.
- Как это закончится?  Ты грозишь мне разбитым корытом?  Ты хочешь сказать, что  если я сегодня решу вернуться, то уже завтра мне позвонит Карлович, и скажет: «Гарик, мы реинкарнировали мастерскую, так что не пора ли тебе на работу?»
-  Гарик - Гарик, пора на работу! – передразнила она меня. - Не лезь в прошлое, отцепляй якоря!
Она подошла близко, прижалась мягкой щекой к моему плечу:
Кстати, тебе пора стричься! Ты зарос как бедуин. Нет, ты не бедуин, ты - пещерный человек, а я тебя вытащила из пещеры!
- Это я тебя вытащил.
- Ты еще не понял, что мы едины? - Лайма рассмеялась, и убежала на кухню, оставив мне легкое прикосновение прохладного бедра.
Кроме коротких белых шортиков и майки, по цвету напоминающей шкурку сочного румяного яблока, на Лайме больше ничего не было. Самая лучшая женщина в мире никогда не носила халатов.
   
- Так странно. Мир изменился.
- Он не менялся. Это ты изменил сознание и перешел на другой уровень.
- И ты перешла со мной?
- Конечно. Нас должно быть двое. Я - твоя энергия, ты - мой преданный киборг!
- А если ты исчезнешь?
- Гарик, пока я - это ты, я не исчезну. Глупый, Гарик. Я тебя люблю. Ты робот, а я твое сердце.  Ты - тигр, а я тигро-рысь. Ты - машина, а я  бензин. Мы - пара.

- Лайма, никак не могу отделаться от одного непонятного ощущения. Даже когда мы с тобой наедине, рядом с нами есть кто-то еще. Точнее, не совсем рядом. Такое странное чувство, что мы с тобой находимся внутри одного очень большого организма. И я ощущаю себя некоей клеткой, которая работает на него.
-  Ты работаешь? И над чем же, интересно узнать? Наверное, излишне сосредоточился на производстве белка? – усмехнулась Лайма.
- Я серьезно. Мы с тобой производим некую жизненную,  энергию, в которой нуждается это существо. Оно питается нашей любовью.
- Так…Это что-то новенькое. Сначала был желудочный мир, который съедал нас самих, а сейчас какой-то новый сердечный мир. Наши сердца, кто-то ест. Или, точнее, нашу любовь кто-то ест… Ну, даже если и ест, тебе, что  жалко отдать излишки?
- Ощущаю себя дойной коровой.
- Если сейчас ты дойный коров, то раньше ты кем был?
- Раньше я был заезженный кляч.
- И что, по-твоему кляча лучше коровы?
- Лучше или хуже…Дело не в этом…Наша жизнь в его руках, вернее в его теле
- И что из того?
- Ну, мы с тобой как бы не принадлежим себе.
- Тебя это так сильно волнует?
- Так же как зверя может волновать присутствие в его жизни стен клетки.
- Раньше твоя клетка была гораздо уже. Теперь к твоим услугам заповедник.
- Я хочу знать, кто хозяин заповедника.
- Чтобы перегрызть ему глотку?
- Не знаю… Сначала мне надо узнать, зачем он держит нас внутри себя.
- Наш хозяин - Творец. Мы внутри Творца, Гарик, - зеленые  глаза Лаймы  налились антрацитовой темнотой ночи. -  Ты хочешь узнать его замысел? Или ты хочешь выйти из Творца? Еще неизвестно, где лучше быть - внутри него или снаружи.
- Ты подозрительно много знаешь, фантазерка.
- Да. Я с ним в сговоре. Это я заманила тебя сюда, чтобы потом пить твою кровь.
- Лайма, я серьезно.
- А я нет.
- И все-таки...
- И все-таки твоя мужская энергия толкает тебя на подвиги. Она внедряет в тебя тупой смысл жизни - взять в руки поломанную стрелу и идти биться за первенство, за высшее место на мертвой вершине иерархической горы.
- Каким бы не было красивым пастбище, но  жевать сочную, жирную траву - это занятие мне кажется более тупым.
- Жевать, значит, набираться сил.
- Для чего? Чтобы потом из меня сделали шашлык?
- Гарик, не кипятись. Все дело в вибрациях. Чем они ниже, тем меньше шансов выйти отсюда на более высокий уровень.
- А высокие вибрации дадут возможность просочиться в нечто более интересное, чем это сытное пастбище?
- Высокие вибрации дадут возможность полета.
- Птицы летают и без твоих высоких вибраций.
- Их полет механический. А я говорю про другой полет. Выход из поля времени и тяготения. Это как выйти из Творца. Это как родиться в новом качестве.
- Мы с тобой можем родиться в новом качестве, сегодня ночью… Лайма…Роди ребеночка.
- А зачем, Гарик?
- Как зачем? Новая жизнь. Наше с тобой продолжение.
- Мы с тобой, Гарик, еще сами не родились. Мы лишь зачатки, эмбрионы самих себя.

Разговаривая со мной, Лайма успела выполнить ряд простых действий. Она сварила свежий кофе, разлила его в фарфоровые снежно-белые чашки, протерла стол от невидимой пыли.
- Гарик, хочешь, я  приготовлю тебе горячих бутербродов? 
- Нет.
- Вот и я тоже нет. Когда есть еда без особого труда, почему-то ее совсем не хочется.
- Насыщаемся святым духом.
- Ну, конечно, мы ведь  не в мире желудочно-кишечного тракта, а на уровне сердца, где еда не имеет значения.
- Мы в сердце Творца? - усмехнулась Лайма.- Хотя, наверное, в чем-то ты прав. У нас ведь есть клетки, обладающие сознанием и мы сами как клетки Творца…. Переехали клеточным сознанием с уровня кишечника на уровень сердца, в душу, в грудную чакру. Она  светло-желтая как солнце, а внутри нее шестиугольная синяя звезда. Если их смешать, то получим зеленый цвет цветения. Мы расцветаем с тобой, Гарик.
- Даже моя мастерская закрылась. Телефоны теперь не ремонтируют. Они стали одноразовыми. Подозрительная благодать наводит меня на мысли о нереальности нашей реальности. Может быть, нам все это только кажется?
- Нет, Гарик, мне не кажется, а если это кажется тебе, то у тебя все это может закончиться.
Она не успела договорить. Что-то щелкнуло, треснуло, выплеснулось наружу запахом горящей пластмассы.
- Приехали-переехали, - сказал я вслух.

На лестничную площадку повыскакивали встревоженные соседи - мужчины в майках и пузырящихся трико, женщины в цветастых халатах - узнать, что случилось. Щиток представил нам всем  вполне классическое зрелище обугленных проводов. Через десять минут пришел дежурный электрик - долговязый и нескладный блондин со скептическим выражением, намертво приклеенным на лицо. А еще через полчаса, мы проверяли свою многострадальную технику. У одних соседей сгорел телевизор, у других компьютер. Мы же отделались только обуглившимся сетевым фильтром.
- Вот видишь, все реально. Мы с тобой могли остаться без наших умопомрачительных электрических удобств, - сказала Лайма, расчесывая свои блестящие льняные  волосы перед большим зеркалом в прихожей.
- Телевизор мы не смотрим,  холодильник открываем по привычке... Стиралку было бы жалко. Стиралка нам нужна как суровая необходимость.
- Гарик, на этом уровне нет ничего сурового.
- Хочешь сказать, что стирать одежду теперь не обязательно? К чему же мы с тобой движемся?
.- Знаешь, Гарик, я разговаривала с солнцем, и оно мне рассказало интересные вещи...
-  Конечно. Только солнце тебя и слушает, больше тебе не с кем поговорить!
-  С тобой вот говорю…Ты будешь слушать или нет?
-  Куда же мне деваться!
- Солнце показало мне, как оно бросает золотистую плазму на синюю землю в попытке создать некое устойчивое соединение материи с энергией. Скажем так, одушевленную материю или структурированную энергию. Что-то похожее на сверхчеловека. Такое зеленое, расцветающее.
- Ну и…
- Все без толку. Солнце пробует разные формы, но ни у одной  из этих форм не получается  продержаться в соединении долгое время, все распадаются на части.  И это похоже на попытки Творца родить самого себя в новом качестве.
- Зачем Творцу рождаться в новом качестве? Он ведь уже  изначально Творец.
- Он не совсем Творец, он зачаток Творца… Ему надо повзрослеть. Он – ребенок, в некотором смысле…И он хочет стать взрослым. Кстати, Гарик, когда ты родился, ты сразу стал умным и опытным? Ведь ты менялся по ходу жизни.
- Допустим.
- А если бы ты изменился так, что стал неувядаемым?
- Ну и…
- Ты бы наверняка не пошел в старость и смерть, как идут туда неудачные образцы.
- А может быть, и в смерти есть свой смысл?
- Точно такой же смысл как в вечном круговороте…Зачем тебе этот круговорот? Зачем тебе вечно рождаться для смерти? Ты создан для выхода из круговорота. Ты похож на Творца, Гарик. У тебя пальцы-сосиски, которые могут все оживить. У тебя волшебные пальцы.
Лайма повернулась лицом ко мне. Мне показалось на миг, что в ее волосах блеснула солнечная корона.
- Ты моя королева, - я притянул ее к себе. - Почему мне так хорошо с тобой?
- Потому, что я знаю, где двери выхода отсюда. Твоя задача - подобрать к ним ключи…Своими замечательными пальчиками выпилить их.

УМЕЛА СОЗДАВАТЬ
Лайма умела создавать настроение дня. Я передумал заниматься мифическими делами и решил не сопротивляться потоку наслаждения и благоденствия. По негласной договоренности мы каждый день выезжали с Лаймой за город. В новом мире благоденствия проявились сверхновые перспективы. Оказалось, что кроме бывшего загаженного пруда в округе есть еще много интересных мест, которые возникали из ничего, вспухали дополнительными выпуклостями на плоской топографической карте реальности, и следом сама карта расслаивалась на несколько произвольных составляющих ее пространств с причудливыми рельефами.

Мы собрались в поездку за недолгие пять минут. 
Лайма сменила свои белые шортики на  джинсы, сверху накинула голубую рубашку с длинным рукавом.
- Там могут быть комары. Твою кожу они не прокусят, а моя для них как сладкий пирог.
- Ты такая сладкая! Пусть все комары завидуют мне!
- Комарихи, Гарик.
- Неважно. Доступ к твоему телу разрешен только мне.

С некоторых недавних пор моя старая девятка с бензиновым двигателем стала выглядеть как доисторическое чудище. Время выхлопных газов семимильными шагами уходило в прошлое. В техцентрах вовсю кипела работа по переустановке двигателей. Для электромашин  бензиновые заправки были не нужны. Аккумуляторы за считанные секунды можно было заправить, грубо говоря, в любой розетке. Пунктов для подзарядки вдоль дороги было более чем достаточно.
Странно было наблюдать мир в фазе начинающегося благоденствия. Казалось, в воздухе исчезло некое напряжение, и все люди рассосались по своим углам и норкам, словно бы переваривая ту энергию, которая сейчас шла в них отовсюду.  Сравнить ее можно было со сладким пленом курортно сытой неги - когда сверху ласковое солнце и ветки с сочными плодами, а снизу виноградная раковина моря и золотой горячий песок.   

Скоро город остался позади, размылся в беззвучное дымчатое пятно, а потом и вовсе исчез с горизонта. Мы съехали с трассы и долго кружили по заброшенным проселочным дорогам, в щетине высохшей травы, пока не выехали к небольшому озеру, спрятанному за камышовыми дебрями.
Я заглушил мотор, достал из багажника старое верблюжье одеяло, складной стульчик и удочки. Лайма скинула джинсы и рубашку, оставшись в одном купальнике, состоящем из двух небесных лоскутиков.
В обступившей нас тишине с некоторым опозданием стали проявляться звуки - треск лягушек, шелест ветра, стрекотание кузнечиков, басовитое жужжание жуков. Лайма легла на одеяло, подставив свое тело солнцу, а  я  занялся удочками.
Время перестало быть потоком, оно превратилось в некий пузырь, центром которого были мы с Лаймой. Пузырь расширялся по радиусу, уходя в белесую дымку неба и дальше в чернильное разрежение космоса. В этом мире-пузыре не было людей кроме нас с Лаймой.

Скоро Лайме надоело лежать, и она присоединилась к процессу ловли, вытаскивая из ведра самых маленьких карасиков и выпуская их обратно в озеро.
- Мы с тобой занимаемся ничем и создаем ничего, - сказала она, задумчиво глядя  на цаплю, замершую в напряженной позе на другом берегу озера.
- Почему же? Мы создаем наслаждение.
- Наслаждение - это энергия. Кому кроме нас она нужна? И нам она зачем? Наслаждение ради наслаждения?
- Да. Ты права, в этом мире неги мне не хватает дел.
- И что? Хочешь идти обратно в трудности?
- Почему обратно? В этом мире тоже можно найти дела.
- Ловить карасей и чинить босоножки?
- Я думаю, Лайма.
- Думай, думай… Может быть, пойдем, прогуляемся?
- Пойдем.

Цапля на другом берегу озера раскинула свои серые, мшистые крылья, словно бы собираясь взлететь, но передумала.
- И в этом прекрасном мире у нас с тобой не получится полетать, - сказала грустно Лайма. - Здесь все так благодатно, что и летать нет необходимости. И ощущения нереальные даже от ходьбы. Ты не находишь, что приятней идти, чем ехать?
Я промолчал в ответ, чтобы не разбивать музыку ее слов.
Земля пружинила под ногами, словно подкатывая под  них упругие резиновые шарики.
- Наркотик счастья распылили в воздухе. Мы им дышим, и почти летим, - Лайма крепко сжала мою ладонь своей.
- Надо же. Все так изменилось за каких-то полгода.
- А мне кажется, что прошло несколько лет! И я понимаю тебя, - вздохнула Лайма. – Я тоже не могу долго жить в бесконечном отдыхе, без событий.
- Наслаждайся тем, что видишь.
- Я не хочу быть просто потребителем красоты. Я хочу ее создавать.
- Так давай, начнем строить свой мир.
- Прямо здесь?
- Ну, да. А что?
- Это чужая земля, ее надо оформлять в собственность… И потом…У нас с тобой нет денег, - замялась Лайма.
- А если я найду деньги, ты сможешь придумать нечто необыкновенное? Дом, сад, озеро…Что еще? Пансионат, частная гостиница, луна-парк…
- Парк развлечений…Такой большой сказочный парк…- Лайма мечтательно прикрыла глаза.
- По-моему, вся наша земля как раз и превращается в такой парк.
- Ты невыносим, Гарик…
- А ты не чувствуешь? За нами наблюдают как за экзотическими зверушками. Нас пасут.
И причем неизвестно для каких целей.
- Я так и думала, что тебя здесь долго не удержишь. Ты хочешь идти дальше?
- Я хочу попасть на новый уровень.
- Тебе не нравится состояние счастья?
- Счастье - это неорганизованный поток  энергии. Мне не хватает структуры. И мне нужна четкая информация о том, что происходит в мире.
- В каком мире, Гарик? 
- В том, где мы реальны.
- Мы везде реальны. Правда, я не понимаю,  какой смысл ты вкладываешь в это слово?
- Реальный мир - это мир с определенными правилами, которые мы не в силах изменить… А здесь такое ощущение, что мир частично зависит от моих мыслей. Правила меняются по ходу игры. Вернее, этих правил, вообще, нет. Остались только наши представления о правилах. В этом смысле этот мир не совсем реален.
- Странно, когда люди живут в мире, где от их мыслей мало что зависит, они мечтают о полномочиях Творца. Но когда им дают эти полномочия, они начинают говорить о том, что это нереально.
- И все же. Ощущение нереальности меня беспокоит. Бывает до такой степени, что я готов бежать  на прием к психиатру.
- Доктор, у меня это…
- Да, доктор, мне хочется узнать, кто я и где я нахожусь.
- Хочешь определить свою координату?
- Да, что-то вроде того.
- Хорошо, - просто сказала Лайма. – Мы с тобой это сделаем.

- Откуда ты так много знаешь? – в который раз я задал этот вопрос Лайме, не надеясь на ответ.
- Я не знаю, я чувствую… И чувствую я, что нам с тобой сегодня лучше не возвращаться в город. Останемся ночевать здесь, - Лайма тревожно сдвинула брови у переносицы.
- Ты серьезно?
- Вполне.
- Тогда нам нужна палатка, или на худой конец золотая рыбка.
- Вам нужна палатка? – раздался сиплый голос откуда-то со стороны. – У меня она есть.
Я не успел удивиться.
- У меня есть хорошая двухместная палатка, - повторил голос, принадлежащий деревенскому пастуху – мужчине лет за сорок, взявшемуся неизвестно откуда.
Я все-таки еще не совсем привык к этому изобильному миру с его готовностью услужить во всем, потому всем своим видом дал понять, что мне неприятно его вторжение в наше личное пространство.
- Я тут рядом коров пасу. Скучно мне, - попытался оправдаться пастух, сминая в улыбку свое обветренное, сухое лицо. – А палатку я вам дам легко. 
- Вы дадите нам палатку, а взамен что мы вам можем предложить?
- Возьму вашу душу…Шучу. Дайте мне свою машину.
- Это слишком большая цена.
- Отдавай, - сказала Лайма, - не бойся расстаться с тем, что тебе не понадобится. Завтра у тебя будет новая машина.
- Откуда?
- Одному больному человечку пришлось  заняться благотворительной деятельностью. Ему сказали, что надо избавиться от лишнего имущественного груза и тогда он выздоровеет. Для этого он должен был позвонить по телефону на случайный номер и предложить счастливому абоненту бесценный дар – джип,  с электродвигателем на 500 лошадиных сил. Как ты думаешь, на кого пал выбор?   
- И ты молчала?
- Хотела дождаться твоего дня рождения.
- Лайма, а мы не сходим с ума?
- Мы идем в ум, Гарик. Разве ты не этого хотел?

ГЛУБОКИЙ МРАК
Летний, глубокий  мрак опрокинул на нас пространство немигающих звезд. Мы с Лаймой лежали на надувном матраце, прижавшись друг к другу. Палатка казалась нам маленьким парусником, плывущим в пространстве ночи.
- Стоит только поверить в то, что наши возможности безграничны, - шепнула мне Лайма, - поверить без эмоциональных раскачиваний от страха до эйфории…
Моя рука сама  проникла под ее рубашку. Рука упивалась прикосновением к шелку ее кожи, как совершенно самостоятельное существо.
- Мое сердце любит тебя, и моя руки любят тебя, и мои губы любят тебя…
- Гарик, а ты никогда не мечтал о далеких мирах? Тебе вот кажется, что мы внутри Творца, а я обожаю бесконечность.  Мы можем уплыть туда, в бесконечность…Но сначала в ум… Мы станем очень умными, самыми умными…Мы познаем ум Творца…
Кажется, я засыпал. Волны несли наш маленький домик куда-то в бескрайнее море подсознания.
Это  море совсем как реальное репетировало рассвет, выпускало из себя остывающее, но все еще теплое оранжевое солнце размером в пол-неба. Я летел над зеленой водой так низко, что касался пальцами изумрудных вершин редких волн.

-.Эй, проснитесь! Ваши документы!
Луч фонарика ударил мне прямо в сомкнутые веки.
- Вы кто?
- Президентский патруль.
- И что, это дает вам право будить туристов посреди ночи?
- Район оцеплен. Поднимайтесь. Это приказ.
Ночь еще и не думала заканчиваться. Наоборот, махровость темноты усилилась. Но мое ближнее зрение работало великолепно. Я отчетливо видел каждое бесстрастное лицо, на которое падал мой взгляд. На патрульных была странная форма – офисные костюмы с галстуками.
- Вы должны будете проехать с нами.
- Но…
- Возражения не принимаются. Распоряжение самого президента.

Около нашей палатки уже стоял десяток черных Мерседесов.
- Почему не фиолетовых, – успел подумать я.
Лайма молча поднялась, вышла из палатки, ничуть ничему не удивившись. Мне даже показалось, что она с трудом сдерживала радость.

Черное стадо машин отошло на второй план. Сверху по киношному впечатляюще пришла волна ветра с гулом вертолетных лопастей. Трава распласталась по земле, пала ниц перед летающей машиной.
- Проходите, пожалуйста, - крикнул нам человек, стоя на верхушке выброшенного трапа.
Фалды его костюма трепыхались матерчатыми крыльями за спиной.
Слово «пожалуйста» внесло в меня некий рабочий оптимизм и предвкушение нового познания. Я галантно подал руку Лайме.

Внутри вертолет представлял собой поистине замечательную штуку. Два ряда бархатно пышных кресел и уютный спальный отсек. Для нас?
- Да, вам сюда, - учтиво наклонил голову вертолетный стюард.
За дверью компактно разместились: широкая кровать в батистовых пенках покрывала, черная плазменная панель в полстены, прозрачный пластиковый столик с фруктовой вазой и душевая кабинка.
- В этом отсеке полная звукоизоляция, - предупредил нас стюард.
 Странно, если бы этого не было, - вдруг подумал я, погружаясь в реликтовые ощущения герцога Альба, и захлопывая дверь перед его носом.
Лайма по девчоночьи запрыгнула на кровать, раскинув руки.
- Вот мы и полетаем!
- Уважаемые дамы и господа. Наш полет продлится четыре часа. Кнопка вызова стюарда находится с правой стороны от двери и в изголовье кровати. Вам будет предоставлен завтрак и напитки на выбор, - включилась плазменная панель. 
- Отключи эту говорилку!
- Сию секунду будет исполнено!
- Гарик, иди ко мне!
На лице Лаймы все еще горел неровный румянец резкого пробуждения от недавнего сна. Огонь перетекал в зрачки глаз и там сливался с темной бесконечностью.
Я осторожно обнял ее за плечи и прилег рядом. Кровать качнулась. Мы взлетали.


А ТЫ НЕ ДУМАЕШЬ?

- А ты не думаешь, что все происходящее  с нами смахивает на какой-то спектакль? – спросил я Лайму.
- Думаю. Очень даже думаю о том, что мы с тобой лезем в голову некоего Творца, режиссера реальности.
- Мы – участники шоу? И за нами наблюдают?
- Наблюдать за нами может только он, тот, кто все это придумал. С точки зрения публичного шоу - мы с тобой персонажи довольно скучные. Много болтаем, мало делаем и практически не ругаемся!
- Ты меня раздражаешь, Лайма!
- О! Это что-то новенькое. Начнем выяснять отношения?
- Я пошутил. Я тебя люблю.
- Люби.
- Прямо сейчас?
- Нет. Я хочу спать, - она зевнула.
- Скоро рассвет, - кивнул я на иллюминатор закрытый светофильтром.
- Когда у человека появляется энергия изобилия, его тянет во власть, - прошептала Лайма, сонно прикрывая глаза.
Я все-таки решил поднять светофильтры, чтобы насладиться зрелищем рассвета. Восходящее солнце было очень похоже на тот оранжевый шар, что я видел во сне.
Мы летели в небе без облаков достаточно высоко над зелеными пятнами лесов, ртутными изгибами рек, стальными нитками дорог.
Ощущения плавали. Планета под нами казалась мне то слишком большой, то предсказуемо маленькой. Страх ничтожества переходил в скуку Творца, бессилие ничтожества сменялось усталостью Творца – непредсказуемость перетекала в фатальную предопределенность.
Лайма безмолвно приникла к моему плечу.
- Эх, если бы не было скафандров! Этих оболочек вертолетных, самолетных. Мы летели бы с тобой в вышине.
- Когда наши души потеряют свои телесные оболочки, мы с тобой взлетим.
- Вот-вот. Земля – это большой клуб самоубийц, которые пытаются доказать, что жизнь тщетна, и что только в загробной нирване есть вечное наслаждение полета. Они объявляют этот мир иллюзией… А мне нравится эта иллюзия. И я надеюсь, что смогу когда-нибудь взлететь в космос вместе с телом…Мне нравится мое тело…
- Мне тоже, - я коснулся губами ее шеи,  и у меня слегка закружилась голова.
- А сейчас модно стало называть тело биоскафандром.
- Тогда твой биоскафандр самый лучший.
- Гарик! Мое тело не скафандр – это я!
- Хорошо, хорошо. Это даже еще лучше…


Я И НЕ ДУМАЛ
Я и не думал, что за последний год столица так изменилась. Небоскребы, воздушные мосты, наземные линии метро, движущиеся тротуары – все это в целом напоминало гигантский муравейник. Вертолет сел на запасном аэродроме, и президентский патруль пересадил нас в представительскую черную Волгу последней электрической модели, которая резво помчалась в направлении центра.
Практически все перекрестки были двухуровневыми, и заторов на дороге не наблюдалось. Все потоки текли перпендикулярно и параллельно, нигде не пересекаясь, являя полный 3d формат.
Я смотрел на восстающую передо мной меня иллюзию архитектурных форм, испытывая некоторую растерянность оттого, что я при всем своем желании не смогу постичь всего, что происходит в этом разветвленном супермиллионнике.

Несмотря на то, что за нами был послан президентский патруль, Волга отвезла нас не к президентской резиденции, а к жилому кварталу на улице Мира.
- Эта квартира вам будет предоставлена во временное пользование, - сказал нам водитель с глазами бывалого разведчика, вручая ключи, - там все для вас приготовлено и постель, и одежда и продовольствие. 
- Мерси, - отблагодарила его Лайма.

Двухуровневая квартира на последнем этаже  кирпичного дома с видом на небольшой парк не могла не оставить нас равнодушными.
Две спальни, два санузла, две гостиных, кабинет – все в старинном красном дереве и шоколадной коже. Типичная Англия. В кабинете я задержался чуть подольше, чем в остальных комнатах, выдвинул все ящички в монументальном рабочем столе, но ничего интересного там не нашел. Корешки пустых папок, пачки бумаги, степлеры, канцелярские ножницы, набор пластиковых ручек. В книжном шкафу для антуража стояло несколько книг из классического набора. Достоевский, Хэмингуэй, Мураками. Научная часть была представлена Юнгом, Кьеркегором и курсом механики, состоящим из трех толстенных томов. В стопке брошюр давно успокоились натужные мысли свершившихся кандидатов наук. Я пролистнул несколько тем с ничего не значащими заголовками типа «Стандартизации детализаций нормативных актов», «Обязательное подтверждение соответствия в форме декларирования» и отбросил их в сторону. Косноязычие и словесное умствование меня откровенно раздражали. Так может раздражать назойливое гудение комара, в котором содержится одна единственная мысль- «куснуть, вонзиться». Так дайте мысль, зачем же разводить словесную тягомотину? Официальная литература еще не дождалась своего Пушкина. А, впрочем, Интернет, наверное, скоро родит его. Говорить просто о сложном – это искусство свертки. Гениальные сверточники скоро станут такими же востребованными как гениальные ученые. И тогда бумажные книги станут просто элементом декора. Останется только одна реальная книга – ноутбук.
Ноут, конечно, здесь был отменный - самая последняя модель соньки, не чета моему вечно жужжащему и пыхтящему азеру. Я включил его, пробежался взглядом по новостям, в которых явно просвечивало слово «заговор». Оно причудливо тасовалось с масонами, евреями, националистами, монополистами, президентами, черными правителями инопланетянами, врачами и даже с кондитерами! 

Лайма уже что-то веселое напевала на кухне. Оттуда слышалось фырчанье чайника, гул микроволновки и стук ножа о деревянную дощечку.
Так бывает иногда. Взгляд со стороны пустоты. Что-то есть, и потом этого нет. Кто-то называет это скукой, для кого-то это тщета, для кого-то маета. Внезапно пришло ощущение полной бессмысленности происходящего. Стукнуло в голову и не отпустило.
Я прошел в ванную комнату,  разделся догола и лег в джакузи, включив горячую воду. По мере того, как пластиковая емкость наполнялась водой, я ощупывал свое тело, ставшее вдруг чужим. Пены получилось слишком много. Лежа в ватных сугробах, я пытался прислушаться к своему «я», спрятавшемуся за шкурами мыслей и идей, которые хозяйничали во мне как звери, ничего не производя, а только потребляя.
Кто я такой? У меня есть вполне крепкое тело, любимая женщина. У меня есть все необходимое для жизни. И сейчас мне нужно дело, настоящее дело. Для чего? Чтобы добыть денег на столичную жизнь? Или чтобы самоутвердиться в своей исключительности? Ведь не просто же так меня  сюда привез президентский патруль. Видимо, я обладаю особыми способностями. Мне удалось перейти из одной реальности в другую, параллельную, это точно. И, наверное, этот переход не остался незамеченным. Как это я раньше до этого не додумался!
Мне казалось, что что-то поменялось извне, но, видимо, это я сумел перебраться за пределы одной реальности и перейти в другую. Ведь не бывает так, что невероятные перемены в жизни человечества происходят как само собой разумеющееся! Еще полгода назад я жил в разлагающемся мире, а сейчас живу в сознании глобального созидания и благоденствия… Стоп. Это можно проверить. Я поспешно вылез из ванны, завернувшись в мохнатое полотенце.

Сонька приветливо засияла экраном. Я набрал в поиске слово «бомж». Ни одного ответа! Нет такого слова, и не было никогда. Я набрал слово «нищий»,  в энциклопедии оно шло с пометкой устаревшее.
- Ну и что? Я же тебе говорила, что мы перешли на другой уровень, - сказала Лайма, заглядывая через мое плечо в экран.
- Скажи, а ты знаешь, кто такие бомжи?
- Конечно, Гарик. Как не знать. Я и сама однажды чуть не превратилась в бомжиху. Работы приличной не было. Денег даже на еду не хватало. И полное отсутствие перспективы. А что ты хочешь? В мире низких вибраций многие так живут. 
- А мы сейчас в мире высоких вибраций?
- Угу, - сказала она, - и не просто высоких, а сверхвысоких.
- Почему ты мне раньше не говорила об этом?
- Я говорила, а ты не слушал.
- Так это все происходит благодаря тебе?
- Тебе и мне. Мы с тобой пара, Гарик. Ты машина, я бензин. Вместе мы родили движение  и потому переместились.
- Но я все равно не понимаю, как это произошло!
- Это любовь. Это очень древняя энергия настоящей любви, о которой все забыли…
Наши сотовые зазвонили одновременно. Они известили нас служебными голосами о том, что через два часа за нами заедут.

 
КОНЕЧНО…

Конечно, никакой президент нас и не думал встречать. Нас повезли  к его слугам в «управление по делам президента».
Столица на взгляд из тонированного окна  Волги выглядела неуютно, остроконечно, ершисто. Наш водитель - старый разведчик чем-то напоминал Папанова. Разговорить его не представлялось никакой возможности. На выходе из рта у него стоял фильтр низкой пропускной способности и все его мысле-слова вышедшие из головы, напрасно истоптав кончик его языка, обратно же в голову  и возвращались.
Особняк на Гоголевском бульваре лишь со стороны казался маленьким. По ощущениям внутренними размерами он не уступал крупному торговому центру. Эскалаторов, правда, не было, их заменяли натуральные мраморные лестницы с дубовыми периллами и красными коврами.
Нас, вернее, меня одного провели в кабинет. Здесь мне была назначена встреча с неким Карлом Дмитриевичем, так мне представился гладко выбритый мужчина в черном шелковом костюме. Он смотрел в самые зрачки моих глаз, и внушительная папка с бумагами и печатями на столе была открыта специально, чтобы произвести на меня  соответствующее впечатление.
Я на такие штуки давно уже не велся, и выше-ниже себя никого не ставил. Карл, видимо, это понял, и попробовал применить другой приемчик из своих заначек типа « я и ты – мы с тобой одной крови». Такое общение мне тоже не нравилось. Ни выше, ни ниже, ни на одном уровне. Уровневая оценка – это удел людей, ходящих по кругу. Примыкать к этой унылой братии мне не хотелось.
Я обычно выбирал для себя общение «ты - Вселенная и я – Вселенная». Типа «вот и встретились два гуманоида из разных миров». Карлу пришлось принять мои правила игры, потому что он нуждался во мне, а не я в нем.

Прежде, чем начать со мной разговор о деле, он откашлялся, предложил мне чашку кофе, задав при этом несколько дежурных уточняющих вопросов о времени и месте моего рождения. И только потом он перешел к главному.
Наш разговор выглядел примерно так:
- Мы вызвали вас, чтобы вы помогли нам в одном масштабном проекте. Мы намереваемся установить тотальный контроль над людьми и сделать так, чтобы они не пытались выйти за рамки некоторых возможностей.
- То есть?
- В эру благоденствия мы хотим полностью искоренить насилие. Никаких войн, демонстраций, митингов, преступлений против жизни.
- Неужели, в эру благоденствия кому-то хочется кого-то убивать?
- Еще как!
- За что?
- За то, что галстук не тем узлом завязан, за то, что посмотрел не так, не то сказал, за то что сильно умный или наоборот, за то, что идиот, за то, что иноверец. Людям всегда хочется идти вперед, что-то отрицать, покорять вершины. Вот вы, Гарик Давыдович, чем занимаетесь?
- Сейчас ничем. Не могу заниматься чем-то, пока не определю для себя некие базовые принципы и законы.
- Вот-вот. Точно! Прежде чем садиться за шахматную доску, надо понять, как ходят фигуры и какую цель они при этом преследуют.
- А вы можете мне объяснить правила этой игры?
- Я могу описать цель, а правила последуют из этой цели. Главная цель – дальнейшее благоденствие всего человечества, развитие прогресса.
- Коммунизм что ли хотите построить?
- Скорее кристаллизм. Прозрачность и четкость всех связей. Идеальное общество.
- И кого будет кормить это общество?
- Само себя.
- Сказки другим рассказывайте. Иерархию еще никому не удавалось отменить. Кто же будет покоиться на вершине сей прозрачной кристаллоподобной пирамиды? Президент и правительство? Миллиардеры, преступная мафия? А, может быть, тайная организация масонов? Или старшие братья по разуму?
- Я не знаю, - Карл довольно убедительно изобразил незнание.- Я не знаю, кто нами управляет, но происходят некие события, которые призывают нас к наведению глобального порядка. Я не знаю, даже кем был создан контролер эмоций. Но он уже существует. И от его воздействия никому не укрыться. Даже президенту.
- И президент согласен, чтобы его контролировали?
- Это обычное согласие безнадежного больного на операцию, которая вернет ему жизнь.
- А в роли хирурга будет господь Бог или Дьявол?
- Не все ли равно кто? Я лично не ощущаю разницы между ними.
- Ну, как же? У Бога бесконечность, а у Дьявола лимиты.
- Тогда Дьявол – это лишь одна из форм бытия Бога.
Карл очень ловко выкрутился из затруднительного положения. И запас моей «умности» иссяк. Вдохновение Карла наоборот  выросло пропорционально степени моего замешательства.
- Контролер эмоций в своей работе использует потоки мю-нейтрино, переводя соответствующие сигналы, исходящие от людей в цветовую гамму. Все очень просто. Черная шкала и красная шкала - это крайние эмоции. Депрессия и ярость. Все остальные цвета – норма.
- И вы предлагаете мне быть…
- Координатором…
- То есть?
- Красное и черное надо будет убирать как грязь.
- И куда убирать?
- В другие реальности.
- В какие реальности?
- В другие, в параллельные или перпендикулярные, называйте их  как хотите. Вы же сами оттуда пришли.
- Все-таки я пришел…
- Пришел, проявился, осознал – все это лишь слова, без ощущений они лишь обертки. 
Убрав свое красное и черное вы смогли переместиться в реальность более высоких вибраций.
- Так вы меня вычислили по своему прибору?
- В общем, да.
- И вы предлагаете мне стать Модератором этой реальности?
- В какой-то мере да.
- Точнее Чистильщиком.
- Точнее.
- И вы уверены, что я смогу?
- Вам придется «смочь», потому что вам некуда деваться.
Я напрягся.
- Нет, не Лайма… Ваша жена и дочь.
- Что с ними?
- Пока ничего. Но… Сытость и голод, как ни странно, одинаково калечат людей, заражая их вирусом власти, загоняя их всех на продвижение к некоей вершине иерархической горы, которая при ближайшем рассмотрении оказывается могильным холмом.
- Не думаю, что все сытые или голодные хотят власти.
- Когда заглянете к ним в мозги, то увидите в них образ горы – символ власти. И сытые и голодные  хотят быть или под властью или над властью. Это  и есть принцип сбора могильного холма. И потому, несмотря на то, что этот мир изобилен, в нем не решена проблема смерти, а, следовательно, и жизни.
- Вы сказали, что моя…Мои  жена и дочь…Они тоже перешли вместе со мной в новую реальность?
- Не перешли. Проявились. И также вместе с ними проявились ваши враги. Вы пришли из голодного мира в сытый, но…За вами тянется хвост, шлейф, след…Черное, которое может стать красным. Вам же не нужна кровь? В ваших силах стереть эти пятна.
- Стереть  врагов…Или мою семью тоже?
- Вы задаете сложные вопросы. Я не ответственен за чужой выбор. Тем более, что по условию работы вы не будете знать личности перемещаемых людей. Да и…Перемещение – это несколько неподходящее понятие. Скорее, изменение сознания. Все реальности у нас в голове, как программы. Вы просто нажимаете кнопочку на пульте. А эта кнопочка в вашем сознании.
- То есть, они просто будут смотреть другую программу жизни?
- В некотором роде да.
- И…Они будут недоступны для меня?
- Как же вам ответить…Представьте себе такую картину. Вам дали возможность одновременно прожить много жизней, как артисту сыграть много ролей в разных декорациях и пьесах. Вы понимаете, куда я клоню… Артист из одной пьесы пришел в другую…Тарас Бульба  и принц для Золушки… Нельзя путать разные роли. Тараса Бульбу отправляем в свою пьесу. Прнца в свою. Артист Гарри остается при этом артистом, который вне сцены и есть тоже Гарри. 
При переходе из одной реальности в другую ваше «я» не меняется, меняется лишь ваше социальное я, которое есть просто маска, намертво прилипшая на лицо, на время действия данной пьесы или жизни.
-  Тогда я не пойму, что им от меня надо? Я думал, что они давно успокоились, что у меня нет врагов.
-  «Нет врагов» - звучит абсурдно. Враги есть у каждого из нас, как тень. А в этом мире от тени нельзя избавиться.
- Значит, вы предлагаете мне подчистить и свои хвосты тоже?
- В некотором роде да. Вы будете участвовать при глобальном очищении-перемещении в реальность более высокого уровня. Теперь, надеюсь, вы понимаете, что вычистить красное и черное в интересах всех тех, кто собирается жить в кристальной реальности.
- Мне нужно подумать.
- Хорошо. Вот вам все документы для ознакомления, - он протянул мне красную флэшку, -. А прибор вам завезут на дом. Даем вам два дня…Да, и вот вам карточка с авансовыми зачислениями.

Лайма поднялась с коридорного кресла навстречу мне.
- Гарик, что там такое они тебе сказали?
- Ничего особенного. Деловое предложение. Обсудим дома.
- Так мы домой? А у меня совсем нет одежды. Может быть, в магазин зайдем?
- Зайдем. У меня теперь есть карта.
- Они тебя купили… Ты хоть дорого продался?
- Очень дорого. Дороже не бывает.
Лайма притихла.
- Его звать Карл. Почти как Карлович. И у него нет горба. Этот горб он решил навесить на меня.
- И что…Нельзя отказаться?
- Можно. Только осторожно.
- И…?
- Пойдем, купим тебе красивое платье.
- А тебе костюм
- Зачем? Работу мне привезут на дом.
- Тогда махровый халат и тапочки.
- Тапочки и халат у меня есть - казенные Ты обещала мне джип.
- Да…Но он остался в той жизни. Здесь у тебя персоналка.
- Да, я теперь важный человек. Или важная персона. Так точнее.

ЛАЙМА ВЫБРАЛА.
Лайма выбрала себе три платья, к ним две пары  туфель. Вдобавок пришлось купить тапки, несколько наборов нижнего белья и шорты  с майкой для дома. Еще мы заехали в супермаркет, потому что оказалось, что в этом мире у нас проявился аппетит. В наше бытие снова вернулись запахи горячего бекона, молотого кофе с корицей, свежего хлеба с хрустящей коркой и ванильной сдобы.
Дома Лайма с порога кинулась на кухню, а я прошел в кабинет, закрыв за собой дверь изнутри. Мне надо было позвонить жене.
- Привет, Гарик.
- Что с твоим голосом, Таня?
- Я заболела.
- Что-то серьезное?
- Да. Более чем.
- Тебе нужно в больницу?
- Мне предлагают операцию, а я не хочу.
- Почему?
- Я без груди никому не нужна.
- Онкология?
- Да. Болело давно. Сейчас только вот узнала
- А твой муж?
- С ним все нормально. А вот со мной…
- А Нина?
- Нина рвется в столицу, хочет учиться на журналиста.
- Пусть приезжает. Я ей помогу.
- А это не опасно?
- Нет. Скоро вообще не будет бандитов.
- Гарри, ты снова при деле? Не боишься их, или других, новых?
- Я и тогда не боялся за себя. За вас с Ниной переживал.
- Я тоже никого не боюсь, да и ценности для них уже давно не представляю. Пусть уж лучше внешние враги, чем те, которые разъедают нас изнутри.
- Внешние или внутренние – суть одна, они враги.
- Говорят, что враги дают нам возможность познать самих себя.
- Может быть. Мое познание самого себя ведет меня куда-то. Я еще и сам не знаю, куда.
- А ты по какому поводу позвонил?
- Просто.
- Соскучился?
- У тебя голос теплый. Как раньше.
- Спасибо.
- Ты и без груди будешь красивая.
- Шутишь.
- А, может быть, ты чудесным образом выздоровеешь завтра?
- Так не бывает.
- А ты попробуй. Поверь. Я тебе позвоню на днях.
Я положил трубку в нелепом ощущении дежавю. Подошел к окну, открыл створку, пытаясь беззвучно заглотнуть воздух, которого не было. Снизу вверх рос душный город-трансформер, пилил небо углами крыш. Я или не я…Таня или не Таня…И Лайма тоже…Мы все изменились, трансформировались внутри, хотя остались наши тела. Но у Лаймы и тело тоже изменилось. А я сам?
Я вышел из кабинета. В гостиной, я помнил,  висело большое овальное зеркало. Несомненно, из зеркала на меня смотрел я сам – коренастый крепыш. Лоб от морщин не разгладился. Новых волос на голове не прибавилось. Да я и особо не думал о своей красоте. Мужчине она ни к чему. И, наверное, не все так просто с красотой.
Лайма вот стала красивее, светлее, а у Тани появилась опухоль. Враг внутри Тани, черное пятно, которое пришло с ней в эту реальность. Завтра я удалю черное пятно. И Таня обретет новое сознание. Она выздоровеет. А та Таня, которая осталась там, внизу – заболеет. Интересно, что ощущение уровней пришло ко мне в виде четкой картинки, вернее, картинок было две.
Первая, собственно, и отображала уровни. Тот мир казался черно-красным, грязным, душным, беспросветным. Второй уровень нашей с Лаймой любви излучался желто-зеленым, солнечным, третий уровень неопределенного настоящего искрил холодновато голубым или даже серым. Четвертый манил фиолетово-космическим. И на каждом уровне стояли два маленьких человечка - я плюс Лайма..
Вторая картинка являла собой условную фигуру человека - великана, ноги которого крепко стояли на черно-красном уровне, тело проходило через второй солнечный уровень, на третьем оказывалась голова. Еще выше расцветал манящий фиолетовый огонь, пламя, которого окутывало голову этого человека-великана.
- Гарик, иди сюда. Все готово!
Лайма выпорхнула из кухни, прижалась ко мне на секунду, и потом убежала обратно.
- Все, как в самых лучших ресторанах, Гарик!
На столе уже красовались тарелки с дымящимся зеленым супом.
- А на второе твоя любимая картошка с грибами! Оцени мою скорость!
Я сел за стол. Аппетит вернулся, но не настолько сильный, чтобы растворить меня в своей сочной, жаркой, сытной неге.
Воздух в комнате сгустился, потемнел. От порыва ветра хлопнула открытая створка окна, где-то там далеко, в кабинете. Надвигалась гроза, просачивалась электрическими микро-разрядами во все поры кирпичных стен, отгораживающих нас от мира.
Лайма все поняла по моим глазам, погрустнела. Потом взяла себя в руки.
- Гарик, я устала, хочу поспать.
- Да…Хорошо. Я немного поработаю.
Она не спросила даже, над чем я собираюсь работать.

ПРИБОР ПРИВЕЗЛИ

Прибор привезли вечером. Гроза прошла, солнце выкипело. Жар остался на дне улиц, а сверху ночь обещала  разлить прохладу.   
Контролер эмоций выглядел как обычный стационарный компьютер, только вместо процессорного блока к нему прилагались внушительных размеров генераторы мю-нейтрино. Вспомнился анекдот про новый русский мобильник. Когда один мужик встречает другого с двумя огромными чемоданами и спрашивает который час, а тот достает из кармана маленький телефончик, сообщающий не только время, но и температуру воздуха и давление и курсы валют и много еще чего полезного. В ответ на восхищенное восклицание, обладатель телефончика говорит, указывая на чемоданы:
- Да, мол, вещь хорошая, только вот аккумуляторы очень тяжело таскать.

Я уже успел изучить инструкцию по применению. И потому как только грузчики ушли, принялся за дело. Первым делом я загрузил карту своего родного города, потом включил настройки генераторов. Через некоторое время карта ожила искрящимися точками. Эти точки стали разбухать и перекрывать друг друга. Проявившаяся картина постепенно переродилась в нечто, похожее на мозаику калейдоскопа. Калейдоскоп потихоньку вертелся, мозаика разбивалась, менялась, хаотично наслаивалась сама на себя.
- Сейчас попробуем построить гуманизм в одном отдельно взятом городе, - прошептал я, нажимая на заветную кнопочку «пуск».
У меня получилось не сразу, но постепенно я приноровился мысленно переводить красный цвет в синий, а черный в желтый. Эта процедура была похожа на перевод ночи в день. Город осветлялся постепенно, но верно.
Осветление города с населением пятьсот тысяч человек заняло у меня в среднем около трех часов. Правда, в городе, после осветления оставались маленькие очаги красного и черного, которые вспыхивали в самых неожиданных местах – я старательно подчистил и их, прикидывая в уме, что на осветление всей страны у меня уйдет минимум полгода. Внезапная мысль вдруг пришла мне в голову. Я попробовал загрузить карту мира.
Процесс загрузки прошел успешно. Карта распласталась на экране как гигантская акварельная  клякса, неправильной формы. Я решил выбрать маленький городок где-нибудь на юге Америки. Вот, например, Гемет.
- Уважаемые, геметцы и геметчанки, приготовьтесь к старту в золотую эру кристального сознания!- кривляясь, провозгласил я.
Кнопка пуск сработала тривиально:
- Доступ заблокирован!
Я бесцельно пощелкал кнопкой, пытаясь выдавить из нее желаемое, потом покорно вернул на место Россию. Но и здесь все города для меня оказались вне зоны доступа, кроме моего родного. Его мне видимо и приготовили для оттачивания мастерства.
- В Багдаде все спокойно,- прошептал я.
Черных и красных пятен пока не появлялось. Видимо, жители города в приятных мыслях ложились спать.
Я тоже решил последовать их примеру.
Лайма спала или делала вид, что спит. Шелковое покрывало сбилось в ногах, одеяло закрывало ее грудь лишь до половины. Я скинул одежду и тихонько прилег рядом. Она повернулась, сонно обняла меня. Исчезла крыша, стены растворились в тумане – мы плыли куда-то в звезды, в самую торжественную густоту Млечного пути. Лайма спала. Я
засыпал, пытаясь переплести ее сон со своим. Назавтра нас ждал сон, сконструированный неким Творцом, наш общий сон под названием реальность.



ЧЕГО ОНИ ОТ ТЕБЯ ХОТЯТ?
- Чего они от тебя хотят, Гарик? – спросила меня Лайма за утренним чаем.
- Кристальной реальности.
- Это как? Чтобы все всем было видно?
- Что-то вроде того.
- Ты хочешь сказать, что эта квартира под наблюдением?
- Не знаю. Я видеокамер не заметил.
- Смеешься. Они могут быть размером со шляпку гвоздя. Тебе и не разглядеть. Глаза повсюду. И как же мы тогда сможем с тобой…?
- Под одеялом.
- А если они и под одеялом как-то снимают?
- Зачем? Что в этом может быть интересного?
- Тогда зачем им кристальная реальность?
- Чтобы убрать две крайности, деструктивные для общества – депрессию и ярость.
- Кастрация мира? Интересненько.
- Лайма, ты не поняла. Убрать самые большие черные и красные пятна - насилие и бессилие. Осветление сознания – это не есть что-то плохое. Вот мы же с тобой живем в осветленном сознании, и таких как ты и я – много. Они как жили, так и будут жить. А бандитам придется забыть про свои бандитские мысли. 
- Значит, я уже никогда не смогу громко выругаться?
- Сможешь. Просто убивать никого не будешь.
-  А я и не собиралась никого убивать, разве что только тебя…
- Угроза.
- Не убью, если ты мне покажешь, как ты это делаешь.
- Конечно, покажу.

Кнопка «пуск» под пальчиком Лаймы ожила. Город на карте был девственно чист, окрашен в нежные цвета радуги без красной составляющей. Только где-то на окраине расплылось небольшое черное пятно.
- Вот видишь пятнышко, наводи на него стрелочку и представь вместо черноты что-то приятное.
- У меня не получается, Гарик!
- Получится.
- Нет! Не получается эту чертову кляксу переделать!
- А ты представь, что это не клякса, а кусок земли, на котором расцветут ромашки.
- О, да ты поэт!
- Ну вот, у тебя получилось.
- Я представила, что это лужа и сделала из нее синее озеро.
- Поздравляю. И готов вручить тебе удостоверение Чистильщицы.
- Так ты теперь будешь заниматься этой ерундой?
- А что? Ты знаешь занятия получше?
- Все-таки, у тебя способности к технике. А ты готов работать дворником.
- Это задание от президента.
- Думаешь, ты один такой? А тебе не приходило в голову, что они понабирали целый штат надомников, таких как ты доверчивых и жадных до работы?
- И за каждым специально отправляли вертолет?
- Спектакль, рассчитанный на самовнушение. Ты заглотнул крючок, Гарик.
- Мне хорошо платят.
- А зачем тебе деньги?
- Комфорт и новые возможности.
- Комфорт и новые возможности комфорта?
- Комфорт и новые возможности познания.
- Ты думаешь, что познание без денег невозможно?
- А ты думаешь, что тебе бесплатно могут дать лабораторию?
- Какую лабораторию, Гарик? Ты собрался что-то исследовать?
- Мы, кажется, уже обсуждали с тобой эту тему. Ты хотела построить свой мир. А чтобы его построить нужны деньги.
- Тебе так много платят?
- Много. Но на мир не хватает. Я буду стараться.
- Может быть, ты выбьешься в главные Чистильщики?
- Лайма, я серьезно.
- И я серьезно. Даже если ты доберешься до Президента, ты все равно не сможешь построить свой мир. Никакому президенту еще не удавалось построить свой мир. Потому что он не определяется деньгами, а определяется людьми.
- Вот-вот. Если люди будут чище, светлее…
- Это не значит, что они как овцы послушно побегут за пастухом, и что им будет нравиться мир, созданный Президентом. Мне, например, он не нужен! Какая-то нелепая движущаяся схема со всякими управленческими надстройками, подстройками и всякой прочей чепухней.
- Если ты не хочешь, чтобы я этим занимался, я могу отказаться. Мне дали два дня на раздумья.
- Ладно. Не злись. Давай лучше прошвырнемся куда-нибудь. Я же должна обновить свои платья!


КУДА МЫ ПОЙДЕМ?
- Куда мы пойдем? – спросил я Лайму.
- Как куда? Сначала посидим в ресторане, потом прокатимся по Москва-реке, а потом, если будет настроение, в ночной клуб. В музеи и театры я не хочу. Я не хочу смотреть на других, а хочу себя показать.
- Тогда одевайся.
Лайма вышла из кабинета, и я тут же набрал номер Тани. Она ответила после десятого гудка.
- Гарик, у тебя что-то срочное?
- Нет. Хотя да. Ты как себя чувствуешь?
- Нормально. А что?
- Ты вчера мне говорила, что тебе нужна операция.
- А! Представляешь, все в порядке, ничего не нужно. Сегодня пришел результат анализа – все хорошо. Они ошиблись.
- И ты не рада?
- Почему не рада? Все нормально. Мне так сразу казалось, что все будет хорошо. Гарик, извини, мне сейчас не совсем удобно говорить, созвонимся  вечером?
- Хорошо. Пока.
Я прошел в гостиную. Лайма причесывала там свои роскошные светлые волосы. На ней уже одето было белое  атласное платье без рукавов, к нему черный лаковый поясок, на шее нитка черного жемчуга и на ногах белые туфли с открытым носком.
- Я так думаю, ты звонил своей жене?
- Звонил.
- И как?
- У нее все хорошо.
- А было плохо?
- Было плохо.
- Гарик, я тебе нравлюсь?
- Я тебя люблю.
- И где конец нашего пути?
- О чем ты?
- Да так. Ни о чем. Просто подумала о том, что мы с тобой плывем по какому-то течению, мы – просто эпизод в большом фильме под названием Жизнь. И я не совсем понимаю, какой смысл в нашей сегодняшней прогулке. Вернее, я понимаю, что ты хочешь сделать мне приятное, и я тоже хочу себе сделать приятное…Но какая цель у этого приятного?  Где цель, Гарик?
- Цель – наша с тобой любовь.
- Это не может быть целью.
- Ну, тогда наша с тобой сила. Разве ты не хочешь, чтобы мы с тобой стали сильными?
- Хочу, наверное…Да ладно, пойдем!

В РЕСТОРАНЕ.
В ресторане Лайме не понравилось.
- Не понимаю, что такого находят люди в ресторанной еде?
- Разнообразие.
- Эту пищу готовили с плохим настроением, - сказала Лайма, отодвигая в сторону тарелку с фуа-гра под соусом из маракуи и фламбе из манго - Название сложное, а внутри все тоже – обычный паштет. Нам везде стараются всучить старое под маской нового.
Лайма поворчала еще немного, ради приличия потыкав вилкой в тарелке.
- Я вот все думаю, чем бы занимались люди, если бы у них было вдоволь одежды и еды?
- Дурака бы валяли, - предположил я.- Или придумали себе какие-нибудь игры. Собственно, мир и есть скопище разных игр. Просто огромный парк развлечений.
- А ты думаешь, никто бы не занялся творчеством?
- Думаю, что занялся бы. Ты, например, недавно хотела такой парк соорудить.
- Гарик, ну неужели вся деятельность людей направлена на игры?
- Как ни крути. На игры и комфорт. Даже выход в космос – большая игра.
- Ничего не понимаю. Тогда тот, кто сотворил нас – какую цель он преследовал? Просто поиграть сам с собой? И теперь, ему зачем-то понадобилась прозрачная игра. Хотела бы я взглянуть в глаза этому Творцу! Что-то мне не хочется быть пешкой в его игре!
- Ты самая прекрасная пешка. Беленькая такая и миленькая.
- Гарик, что-то мне здесь совсем не нравится. Пойдем отсюда.
Мы вышли на душную улицу, поймали такси и поехали по направлению к речному порту.
 
Пока мы катались на речном теплоходике, Лайма пыталась убедить меня, что заниматься очищением планеты мне не стоит. Она приводила много доводов в пользу того, что Это бессмысленная затея и бессмысленное времяпровождение, что нам надо выйти еще на более высокий уровень и встретиться с Творцом этого мира. Я отвечал ей, что истинный Творец мира находится в тени, и по большому счету никто из людей не знает, кто управляет миром. Пусть это даже  будет самый главный масон, но, я думаю, и он не уверен в том, что его мышлением в свою очередь не управляет кто-то невидимый сверху.

Летний день постепенно клонился к закату. Казалось, что он прошел в приятном отдыхе. Но внутри меня росло недовольство. Одно дело ждать и стремиться, другое дело - получить. Я получил некое важное дело своей жизни, и в то же время ощутил внутри себя пустоту. Пустота была не только внутри меня, но и извне. Конечно, она была причудливо декорирована и уплотнена фигурками людей, но все же она оставалась пустотой, перемешивающей одни и те же элементы в калейдоскопических комбинациях.

НОЧЬ.
- Гарик, сказала Лайма, целуя меня в то место, где шея соединяется с плечом, - я не хочу жить в таком мире. Мне здесь все неинтересно. Я хочу вернуться обратно. Здесь все не так, нет драйва, куража. Тот, кто задумал этот мир в чем-то просчитался. Я хочу взглянуть в глаза этого Творца и сказать ему, что мир не может быть однородным. Он разный. У него есть все оттенки и черного и красного. Зачем его осветлять? Если ты когда-то пострадал от кого-то, это не значит, что этот кто-то  был плохим. Благодаря ему, ты смог выйти на новый уровень своего сознания и реальности. Даже возьмем, к примеру, твой «корпорейтед»…
- А что? «Корпорэйтед» осветлился. Теперь я могу свободно открыть свое дело. Мы вернемся в наш город. Я откажусь от президентского предложения и начну заниматься реальным делом – строить умные дома. Не понимаю, почему вам всем так нравятся трудности? Человек издавна стремится к комфорту. Вот тебе разве хочется жить в лесу среди хищных зверей?
- Иногда да, Гарик.  Иногда я думаю о том, что потеряла связь с природой. Я не могу ее осязать, слышать, разговаривать с ней. Человечество понастроило всяких разнообразных нор и норок. Но, отгораживаясь от внешнего мира, оно одновременно отгораживается и от внутреннего мира. Заглушая голос природы извне, оно заглушает его изнутри. Люди не слышат свое тело, оно превратилось для них в мешающий им биоскафандр. А ведь тело - это то, что связывает нас с миром.
- Лайма, ты отрицаешь прогресс? Ты хочешь прыгать как рысь по деревьям? Но прыгать можно и на оборудованном стадионе. Можно  поговорить со своим телом и в городском парке, а не только в лесу, кишащем насекомым и хищниками.
- Можно…Но…Если я оторвусь от природы, я не смогу научиться летать.
- Но При чем здесь агрессия? Ты хочешь жить в состоянии войны? Если я уберу агрессию, будет мир. Учись летать себе на здоровье, скоько хочешь.
- Кстати, а куда ты ее убираешь? Ты не думал?
- Туда, на самый нижний уровень. Там, где потребление. Там все кушают друг-друга. Станут кушать еще сильнее, с аппетитом.
- Гарик, а ведь мы с тобой там тоже существуем… Нас там съедят совсем? А если нас съедят там, как мы будем жить здесь?
- Нормально.
- Нет, Гарик, что-то исчезнет…Что-то между нами исчезнет…Если не станет той маленькой комнатки…Если не станет нашего с тобой начала, нашего истока, то и здесь все исчезнет…
Я ничего не мог ей сказать в ответ. Холодный голос Тани сегодня утром по телефону был мне неприятен. И сегодняшняя с Лаймой прогулка тоже оставила после себя ощущение пустоты. Что-то я натворил лишнего.
- Там нас съедят, Гарик. И ты потеряешь меня, как когда-то потерял жену.
- И что ты предлагаешь делать с врагами?
Лайма тяжело вздохнула.
- Пойдем спать. И на ночь я расскажу тебе одну сказку.
Ночь смотрела в окна, темными лапами заходила в наши души, тяжело вздыхала, топталась на месте, принося не покой, а тревогу. Лайма скинула майку и шортики, скользнула под одеяло. Я лег с ней рядом
- Ну так слушай…Один человек долго мучался от своих мыслей. А мысли у него были самые разные, но все какие-то черные, похожие на змей. Он обвинял врагов, обвинял весь мир, что он устроен несправедливо, и он всячески стремился к тому, чтобы выбросить всех змей из своей головы. Он перебил всех врагов, построил новое царство. Но змеи в голове не исчезли. Наоборот, родились новые. Теперь ему стало казаться, что у него еще больше врагов среди тех, кто населяет его царство, и что они хотят одного – свергнуть его. Он создал совершенную агентурную сеть, чтобы выявить всех шпионов. Когда он полностью очистил свое царство от тайных врагов, а заодно практически от всех мыслящих людей, то получил долгожданную пустоту в голове. Вместе с пустотой пришла и болезнь, и опять в голове стал рождаться черные мысли – змеи о том, что он может умереть. Тогда воззвал человек к богу, и бог явился ему.
- Почему ты не даешь мне возможности искоренить всех змей в моей голове? – спросил человек у бога.
- И знаешь, что ему ответил бог? – вдруг рассмеялась Лайма.
- Что?
-  Он ему сказал : «Дурак. Это не змеи, а провода. Провода для связи с внешним миром. Каналы света, лучи могущества. Ты же сам их закручиваешь в змей. А потом уничтожаешь. Я тебе снова даю могущество, знания, силу, а ты их выбрасываешь из своей головы».
- Лихо закрутила. Мои змеи – это мои же каналы?
- Твоя пустота – это не то, что тебе надо.
- Лайма, ты считаешь, что «корпорейтед» не был моим врагом? Я придумал сам нападение на себя? Но зачем?
- Чтобы не заснуть, чтобы разбудить в себе Творца. Ведь тогда ты смог увидеть уровни. И для тебя это важнее, чем заниматься строительством в отдельно взятом городе. Сейчас тебя уже привлекают к масштабам страны…И кроме того, ты хотел встретить меня. А если бы не было нападения, мы бы  не встретились…
- А зачем такие триллеры? Неужели нельзя было как-то полегче?
- В парке развлечений есть лошадки и еще есть американские горки. Ты выбрал горки.
- Я выбрал?
- Гарик, ну я уже устала. У меня ноги гудят после прогулки. Я немножечко посплю?
- Спи…
Я встал с кровати. Спать мне не хотелось.

Я прошел в кабинет и наугад раскрыл Юнга.
«Любовь - это не сумасшествие. Уместно ли вообще здесь слово «ум»? Это и свет, и тьма, конца и края которым никогда не будет. И никому не избежать этой таинственной силы.»
«Сон - это скрытая маленькая дверь, ведущая в самые потаенные и сокровенные уголки души и открывающаяся в космическую ночь».
Было тихо, нереально тихо. Так что можно было услышать шелест этих строк, беззвучие звуков, запечатанных в бумагу.
Чтобы стряхнуть флер наваждения я пошел на кухню.
Там я приготовил себе чашку крепкого кофе. Вкуса его я не ощутил. Только черную горечь. Теперь я понимал то, что имела  в виду Лайма, говоря о полетах. Я ощутил замкнутость, игрушечность этого мира, и мне тоже захотелось полета. Это желание пришло невыразимо тонким, но ясным зовом неведомого. Странно, кто-то придумал этот мир с врагами и друзьями, со всякой нечистью и сиянием, с контрастами и переходами. Кто он, этот Творец моего мира? Мне захотелось заглянуть ему в глаза. Кто он? Тот, кто всегда незримо стоит надо мной, занимая собой все уровни, по которым карабкаюсь я? Лайма сказала, что свой мир творю я сам. Но, он все равно присутствует где-то надо мной, мой президент, мой тайный правитель, мой масон, мой инопланетянин, тот, кто создает мои мысли, которые затем я претворяю в жизнь. Тот, кто играется мной, кто нашептывает мне, чтобы я выбрал американские горки. Тот великан, в теле которого я играю роль клетки. 
- Я хочу встречи с тобой, - прошептал я.

ПОЛЕТ.
Лайма спала. Я прилег с ней рядом, обнял ее сонную, жаркую, нежную. Она подалась мне навстречу дыханием на грани пробуждения и сна.
«Сон – это скрытая маленькая дверь…»
Наши тела, соприкоснувшись, включили круговороты энергии, которые как воронки потянули нас куда-то в сумрачную глубину космоса с розовеющим рассветом.
«Любовь…-это и свет, и тьма, конца и края которым не будет.»
Наши тела обрели свечение и легко  совместились в одно.
Мы взмыли вверх, словно подталкиваемые потоком нежным, как ладони бога. Мы не говорили, а просто слышали мысли друг друга.
- Вот это да, Гарик, это полет.
- Ты мечтала об этом…
Мы легко вылетели за орбиту земли, пронеслись вокруг солнца, мимо черной громады Юпитера, мимо асбестовых колец Сатурна.
- Какую галактику тебе подарить?
- Туманность Андромеды, – сказала она беззвучно.
- Два миллиона световых лет, а может больше…
- Нет, Гарик, это все близко.
Я ощущал нас как единое целое, и все же нас было двое.   
- Мы летели в соцветия звезд, в голубые, зеленые и фиолетовые озера планет. Мы, дурачась, пролетали сквозь них насквозь. Мы пронзали скопления сияющей космической пыли, мы протекали сквозь горячие ядра звезд, как через очищающий огонь. Я понимал, что я в сознании Творца, и мир, задуманный им, восхищал меня своей неисчерпаемостью. Мы с Лаймой становились все больше и больше, охватывая целую Вселенную в ожерелье квазаров. Лайма кончиком пальца поймала голубой шарик, похожий на крохотную жемчужину
- Смотри, это земля. Это наша земля, Гарик.
Мы, смеясь, соскользнули в нее, как в миниатюрную голубую воронку. В голове у меня билось лишь одно желание - увидеть Творца. Я ощущал, что он где-то здесь, рядом, он уже готов явить мне себя.

Голубой купол неба как  купол большого парашюта обхватил нас теплым трепетным воздухом, размыкая преграды стен. Мы с Лаймой, обретая тяжесть, оказались в моей двенадцатиметровке. Кажется, здесь не ступала нога человека, после того как я ее покинул. Комнатка моя была залита солнечным светом. Свет был слишком яркий, он шел ослепительным золотистым сиянием  от окна и я знал, что сейчас мне явится он.
Окно блеснуло сливочно-зеркальным светом, затвердело, являя мне как на экране его образ. 
.-Это кто?
- Это ты, Гарик. Разве ты не видишь, что там твое отражение?