Ступени 2

Глава 3. Раздумья.

В течение месяца Константин размышлял над произошедшими событиями, преимущественно, лежа на диване.  Но чего-то не хватало, чтобы выстроить целостную концепцию прошлого, настоящего и будущего. «Мне не достает понятийного аппарата – раз и умения логически мыслить – два», - думал он. Далее в судьбу вплелась служба в Вооруженных силах, философский факультет МГУ, окончив который, Константин вернулся в родную деревню Усу.
Не доехав до деревни, которая встретила Костю ударом красоты по мозгу через глаза, пару километров, он слез с автобуса и пошел пешком. Приятное ощущение теплоты разлилось в груди. На глаза навернулись слезы. Каждый кустик когда-то в детстве служил укрытием при игре в «войнушку». На лугах мирно паслись коровы, забылось грохотание орудий, он без страха шел по родной земле, не боясь зацепить  растяжку или наступить на мину. Приглядев удобное место возле нагретого солнцем камня, Поня распластался на густо пахнущей траве и заснул. Проснулся от близкого дыхания коровы. Огромная комолая голова пыталась классифицировать объект. Через пару секунд процесс сканирования и классификации завершился удачно. «Царь», - подумала корова, имея в виду человека – царя над животным миром, и степенно начала дальше заниматься своими «книжными» делами (внутри завода по производству молока есть такой орган, называется «книжка»). Константин довольно потянулся, вжился в запахи – голова шла кругом. Всякий раз, перемещаясь в похожее информационное пространство, у него складывалось чувство перемещения во времени. Он снова ощутил себя подростком, представил, что за спиной лежит и дожидается своего хозяина многострадальный велосипед. Это была детская мечта, вернее одна из миллиона, но, пожалуй, в первом ряду – чтобы мир менялся на такой, каким ты его себе представляешь. Сначала ничего не получалось, но затем пришло понимание – просто для изменения материального мира необходимо время. Сразу припомнились труды В.И. Ленина о времени, как механизме отражения скорости перемещения материальных объектов друг относительно друга… или что-то в этом духе. Стоп, я же подросток, какие труды Ленина? Ощущение детства улетучилось. Один из преподавателей универа когда-то сказал о вожде народов, что «у него ягоды были из железа, так как столько много текста стоя не напишешь», - с юмором был. Еще была мечта создать машину времени. Но с годами Поня начал осознавать, что для ее создания необходимо понять процесс мышления человека, откуда берутся мысли изначально, и по его подсчетам жизни в 120 лет на это не хватит. Поэтому, в своих рассуждениях он исходил из другого направления – воссоздания информационного пространства прошлого вокруг человека и внутри него. Все в конечном итоге упиралось в управление полями и межполевое взаимодействие. Размышления двигались слабовато. Да и мотивация все чаще стала прихрамывать.
Поднявшись на ноги, довольный всем окружающим и собой, с легкой душой и сердцем Константин двинулся к дому родителей. До сих пор он считал его и своим домом тоже. Зайдя в деревню, он многого не узнал, новые дома, молодежь не узнавала его, косилась с мыслию: что за крендель объявился. Да уж, давненько не был я в родных-то краях, все по Москвам шарюсь.   
- Здорова, дядь Федь! – навстречу шел огромного роста широкоплечий мужчина с двумя кувалдами по бокам.
-   Привет, Костик. Чо, надумал все-таки навестить родных? Вовремя. Мать-то твоя шипко болет. Да и отец прихварыват. Знают хоть, что ты едешь?
-   Знают, звякнул.   
-  Ну ладно, заходи как-нибудь, побалакам.
-  Ладно, до свидания.
Дома Константина ждали слезы радости матери и сухое рукопожатие отца. Потом один за другим последовали два сильных горя.
Пережив, Костя устроился в совхоз учетчиком. Профессию философа по настоянию председателя в список «разрешенных»  не включали. В школе мест не было. Сказали, может в скором времени появится. Подшаманив родительский дом, Семеныч, так его стали называть на предприятии, решил построить кирпичный завод. С кредитом заранее облом, поэтому по банкам даже не пошел, а то начнут щас – поручителей им подавай, зарплату, а ни того, ни другого у него не было. Зато, сходил к местным предпринимателям, поддержали, дали немного денег, которых хватило на строительство печи для обжига. Все это Константин разместил у себя во дворе под открытым небом, сделал какой-никакой навесик, смастерил сушку и дело пошло. Благо, среди своих сверстников был на хорошем счету. Самое интересное, дело не просто пошло, а поперло. Спрос на кирпич был огромный. Знание технологии философ приобрел во время учебы в университете, когда подрабатывал в ночную смену на кирпичном заводе разнорабочим. За половину лета заработал на материал для заливки здания, попотел, залил со знакомыми  ребятами. Потом с ними хорошо рассчитался. Бизнес наладился. Но чего-то не хватало.
Зима была длинная и долгая. Каждый вечер он затоплял в избе печку, садился перед ней, вытянув ноги к трубе, как в детстве,  начинал размышлять, чего не хватает, что не так! Через несколько месяцев дошло - осталась нереализованной одна детская мечта, которая сформировалась под воздействием статьи в Пионерской правде.
Передав нехитрое управление заводиком смышленому парню, Константин засобирался в дорогу. Поутру сел в автобус и поехал к своей мечте. Сначала долго смотрел, улыбаясь, в окно на ехавшие в обратную сторону деревья, а потом с умилением заснул.  Соседка по сидению, сгорбленная старушечка, с завистью посмотрела на его спящее лицо. Она вспомнила молодые годы освоения целины, вспомнила, как сон покорялся ей тогда, как весь мир лежал у ее ног, и огромное количество перспектив будоражило ее сознание. Тогда, почему-то, верилось в свое бессмертие, а смерть казалась чем-то далеким и несбыточным. Звали ее Феня. Воспоминания накатили мощной волной, и слезы от жалости к самой себе ручьем потекли из  глаз - она оплакивала ушедшую молодость своего тела. Посмотрев на  руки, вспомнила теперешнее отражение в зеркале и разрыдалась. Постепенно рыдание со всхлипами становилось все громче. Костя проснулся от шума и спросил:
- Что с Вами, Вам плохо?
- Очень плохо, - продолжая рыдать, ответила бабуля
- Миленькая, - Костя начал гладить ее по голове как гладят маленького ребенка, - Что же у Вас случилось?
-   Старость…
-  Ну разве стоит из-за этого плакать, все стареют когда-нибудь, и я буду, может быть, стареть.
- Почему может быть? - отвлеклась от слез Феня.
-  Да кто его знает, жись-то сейчас сложная. Да не переживайте! Вы вот верите в загробную жизнь?
-  Нет, сынок, не получается, хотя хотелось бы верить, легче бы было умирать.
-  Ну, если не верите, значит - вся жизнь пустая получается, все равно, что камнем пролежали, так что, и переживать не из-за чего, представьте, что вы и не рождались. Вы пришли из небытия и уйдете в небытие, по Вашим представлениям. – Бабуля перестала плакать и все ее существо, вдруг, как-то разом, запротестовало против такой позиции, хотя она совпадала с ее представлениями о мире. Престать быть и, самое главное, перестать сознавать саму себя, потерять возможность творить очень не хотелось.
- Ты сам-то веришь?
- Сложно сказать, если рассуждать строго логически, то если бы мы создали робота, который мог бы сознавать сам себя, то мы смогли бы это сделать, только вложив в него сложнейшую программу. Допустим, его тело износит свой ресурс, станем мы выбрасывать его программу, если он довольно успешно выполнял свои функции, наверно, нет. Мы оставим начинку робота, усовершенствуем ее и вложим в другое тело, тоже усовершенствованное. Так? Так. Чуете, куда клоню? Так вот, для этого робота это будет сродни загробной жизни. А если программа окажется плохой, мы можем ей кердык сделать.   
- А с чего ты решил, что нас кто-то сделал, а не мы сами произошли из простейших.
- Да я-то еще не решил, я просто рассуждаю, так сказать, допуская различные исходные и прослеживаю мысленно, что бы из этого получилось, выстраиваю аналогии всякие. Ну ладно будем думать дальше. Перейдем на вопрос о нашем происхождении. Мы устроены очень сложно, сложнее чем самые дорогие машины. Но в них мы не сомневаемся, мы думаем, что их кто-то сделал, а не они сами произошли, как раз из-за их сложности и функциональности… Еще через пять минут Костя заметил, что старушка спит сладким сном.

Глава 4. Дед.

Молодой человек, 30 лет от роду, пыхтя, медленно поднимался по сиверу в гору. Иногда он доставал компас и сверялся с картой. Его целью, как ни странно, была граница с Китаем. Парняга шел упорно уже четыре дня. Запас провианта оттягивал плечи.  Двигала им оставшаяся еще с мальчишеских пор мечта пройти монашескую школу Шаолинь. Зачем она была ему нужна, он внятно объяснить не мог даже самому себе. В жизни ориентиром для него было желание стать лучше.  В это "лучше" входили психофизическая и душевная сторона "медали". И вот, эта медаль брела по снегу, вспоминая свою  прошлую жизнь, рисуя в воображении будущую. Почему-то он не сомневался в себе, что беспрепятственно пройдет через границу и без проблем "устроится" в монастырь. Определенная импульсивность пришла к нему несколько лет назад, когда почувствовал, что излишние сомнения не приносят ему ничего хорошего. Мысль - импульс - дело. Так он видел себя. Внешность странника не внушала ничего кроме какого-то непонятного сочувствия. Средний рост, прямые черты лица, загадочная улыбка, сапоги альпинистские, ватники, бушлат шея укутана шарфом, аляпистая шапка ушанка и дополнял образ путника большущий рюкзак за плечами. Звали его Понимаев Константин. Для друзей - просто Костян или Костя. Некоторые называли его Поня, немного было обидно, но в целом ничего.
Поднявшись на гору, потенциальный монах увидел красивое плато и, не удержавшись, воскликнул: "Красота-то какая! Елы-палы, а!" Вдалеке замерцал какой-то огонек. Молодой человек пошел на свет. Проходя мимо большого, в три человеческих роста камня, он вдруг ощутил, что его что-то обволокло и отпустило, будто прошел сквозь какую-то невидимую преграду. Удивившись своим ощущениям и отнеся их на счет слабой изученности самого себя, путешественник двинулся дальше и, наконец, разглядел избушку, почти на курьих ножках.  Воображение сразу же предоставило картинку, на которой старичок-лесовичок при свете лампы вяжет из шерсти какие-нибудь чуни. Архитектурное сооружение излучало человеческую теплоту и от этой развалюхи навевало ветхостью, мудростью, пахло жареной картошкой. Снег нависал с прогнувшейся под его тяжестью крыши. Следов вокруг избушки видно не было - ни собачьих, ни человеческих. Косте захотелось сказать избушке на счет ее поворота и ориентации зада и переда. Но сдержанность на этот раз пересилила порыв, да и температура на улице не располагала к болтовне. Постучав в  дверь, он услышал тихое "не заперто, заходи!". Сухое тепло приятно обдало гостя, напомнив давние ощущения от захода в дом бабушки с дедушкой Константина. Внутри помещение показалось больше чем снаружи. Костя не сразу заметил худощавого старика, склонившегося подле печки-ровесницы.
- Здрасьте, - промолвил он, нерешительно ступая вперед.
- Здравствуй, дорогой! Проходи, присаживайся – в ногах правды нет.
Распаковав свой рюкзак, Костя достал вяленого мяса и, усевшись на разваливающуюся табуретку, принялся с удовольствием откусывать  вдоль волокон и жевать.  Предложил дедку – тот отказался, день, говорит, «посный».
- Меня Костей зовут.
- А меня Георгий, – дед улыбнулся, - куда путь держишь?
- В Шаолинь пошел, хочу боевые искусства изучать.
- А зачем?
- Мечта у меня с детства, как в газетке про этот монастырь прочитал, так в душу и запало. Короче говоря, драться хочу научиться, чтоб себя и людей смочь защитить в нужный момент.
- Понимаю, сам по молодости хотел. И ты знаешь, Костьша, чем больше учился этому твоему боевому искусству, тем сильнее соперники мне попадались и все равно я им проигрывал. А жись-то проходила. И панял я, что это не мой путь. Потом пришел к такой мысли, что если заслужил – то получи и распишись, а если не заслужил, то и волосок с твоей головы не упадет. Так-то вот.
- Эт по Вашей мысли я не смогу Вас ударить, если Вы этого не заслуживаете?
- Точно. Можно проэкспериментировать. Заодно я хоть узнаю, заслужил я удар или нет. – дед встал перед Костей и смотрел ему в глаза.
     Костя тоже смотрел в глаза дедку и какая-то благодать расходилась по всему телу от его взгляда. Кроме умиления и благодушия Григорий ничего не вызывал. Ударить его рука не поднималась даже ради эксперимента.
- Костян, попробуй, разозлись на меня!
- Да не могу я на Вас разозлиться, как не пытаюсь. Я по натуре не злой. Вот я знаю некоторых злыдней, они бы скорее всего вмочили бы. А я не могу.
- Как я на эту позицию встал, мне легче почему-то стало. Была у меня потом ситуация, когда я смалодушествовал, не защитил одного незнакомого мне пьяного человека, которого мутузили толпой. Побоялся, что они и меня запинают. Несколько лет я себя презирал за это Костьша. Потом, Слава Богу, исправился, защитил в подобной ситуации. Помолился сначала про себя, подошел к добрым молодцам и строго им сказал, мол, хорош, парни, убьете еще. И произошло чудо, которого я никак не ожидал, они перестали его бить и убежали. Такого поведения я никогда от подобной братии не видел. Умереть, защищая других – это подвиг, умереть, не защищая себя от зла, хотя есть силы защищаться – это тоже подвиг. А защищать себя – это нормально. Так мне один человек сказал и сам так теперь думаю.
- А если камень на вас катится? Отойдете?
- Отойду. До камня я еще не дорос, такая петрушка. Не все я понимаю, есть трудные места. Надо молиться побольше и если нужно это тебе, то все дастся. Не надо только зазнаваться и гордиться этим.
- Вы странный. Хочется мне с Вами подольше пообщаться.
- Да ты оставайся, я знаешь, как рад буду! А то еще тебя погранцы подстрелят при переходе через границу. Не надо тебе туда идти, ей Богу подстрелят невзначай!
- А не объем я Вас? С продуктами-то как у вас?
- Будет день - будет пища. Господь сподобит, не умрем с голоду.
В избушке лишь тихо потрескивала затопленная стариком печка.  Мебель состояла из стола, двух стульев, и большого, во всю стену, книжного шкафа. Молодой человек стал с наслаждением рассматривать обветшавшие книги. К его изумлению нашлись и несколько свежих книг. Это были статистические ежегодники. Остальная литература состояла из книг по кибернетике, экономические труды Джона Мейнарда Кейнса, Шопенгауэра, жития святых, книги для молитв и много других увлекательных  произведений. На самой нижней полке хранился фотоальбом. Как ни странно, начинался он с автопортрета, датированного 17.11.1911 г. На рисунке был изображен маленький мальчик с глубоко посаженными и широко расставленными глазами. Дальше следовало большое множество снимков различных людей, в основном, в простых одеждах и на деревенском фоне. Разглядывать фотографии было одним из любимых занятий Константина. Глядя на них, он представлял себе, о чем могли думать люди, запечатленные на фотобумаге. Пожелтевшие края придавали этому процессу необходимый колорит. 
И все-таки, ощущение, что все вокруг сон, так и не отвязывалось, прилипло как лаваш к печке.  Константину один раз даже приснился сон, в котором он прожил несколько лет в какой-то деревне, причем очень реалистично. После того, как он проснулся, долго не мог поверить, что это был сон. Иногда посещала мысль, что когда мы засыпаем и видим сон, то мы входим в поддиректорию реальности.
Костя призадумался: что я хочу от жизни? Какова его цель в жизни? Развитие. Почему? А просто-напросто, потому, что это самый интересный путь. Гораздо интереснее, чем топтаться на месте или идти назад. К тому же в свои тридцать покуралесить он успел уже изрядно. И этот процесс оставил отпечаток с позитивным выводом о  его негативности. Один кореш как-то рассказал ему современную притчу про мышку, над которой поставили опыт – один электрод вживили в центр удовольствия мозга, а второй в центр неудовольствия, боли. Эти электроды подсоединили к двум клавишам. Сначала нажали на одну – мышке понравилось, нажали на другую – не понравилось. Затем начали наблюдать за ее поведением. Ее выбор пал на клавишу удовольствия.  В итоге мышь умерла от передозировки, постоянно нажимая на эту  кнопку. В жизни Пони было несколько случаев, когда он не мог объяснить происходящее заложенными в него в школе знаниями физики и химии. Но его мозг объяснял сам себе, что, возможно, это проявление низковероятностной сферы бытия, которая  редко наблюдается и поэтому не описана. К тому же, если воспринимать  мир как информацию, поступающую в анализатор, то происходящее можно объяснить в изменении информации тем, у кого есть ключ доступа. Так вот… Уподобляться этой мышке не хотелось разуму, но очень хотелось телу. Костя отчетливо понимал, что для ощущения настоящей радости нужен путь самоограничения тела в удовольствиях в пользу духовных исканий. Но тело сильно, молодо… Ему казалось, что он уже держит деньги в руках, перед ним открыты все пути для удовольствий. Стоп! Так можно и тонко запищать! Мысленно он вытянул правую руку вправо-вверх, растопырил пальцы и, постепенно сжимая в кулак, начал медленно опускать ее перед собой, сгибая в локте. В конечном итоге он выставил перед собой щит, усиливая напряжение в кулаке. Достигнув того, что растрескавшееся «зеркало» начало собираться в единое целое, Константин переключился на осознание текущей реальности.
- Ну как, Костьша, остаешься?  - произнес старик с надеждой в голосе.
- Остаюсь, - радостно  ответил Костя.
Десять лет прожил Константин в этой избушке с древним дедом, который покрестил его в купели и они подолгу молились каждый Божий день.
Однажды Георгий сказал, что ему пора, лег на топчан и умер. Костя похоронил его, долго читал молитвы над могилой. И через сорок дней засобирался обратно в деревню, упаковывая вещи в рюкзак. По щекам, почему-то побежали слезы. Костя не плакал лет с 14. Взяв себя в руки и утерев слезы, потащился обратно в родную деревню. В монастырь идти окончательно расхотелось. От импульсивности ничего не осталось. Не оглядываясь, философ медленно плелся вниз с горы. Опомнился только тогда, когда приехал обратно в Усу. По традиции слез, не доезжая. Дошел до того камня, где раньше лежал и вдыхал ароматы трав. Но сейчас была зима, мороз стоял около 30. Поэтому, Константин просто решил пять минут посидеть на корточках, попить горячий чай из термоса. Вспомнил Георгия, которого полюбил всей душой и, упав на колени, Константин горько заплакал. Он знал, что дед не умер, а живет себе сейчас в загробном мире, может быть даже в раю. Но плакал он от того, что они расстались с дедом, пусть и временно.

Глава 5. Мыкание.

Вернувшись домой, Константин занялся финансовой стороной дела. Оказалось, что кирпичи продавались из рук вон плохо, долги не погашены. Сам виноват, нужно было сначала с долгами рассчитаться, а потом ехать хоть куда глаза глядят. К утру приехали кредиторы и потребовали вернуть долги. У Константина было четкое правило - долги надо отдавать. Он извинился перед ними и предложил забрать завод в качестве погашения долга. Те согласились с условием, что земля, на которой расположен завод, тоже отойдет к ним. Дом и надворные постройки философ продал под самовывоз. Вырученные деньги положил в банк. До лета проютился у знакомых и поехал в Горск. На покупку дома кардинально не хватало. Но жить надо было где-то. Рассудив, он решил исполнить еще одну свою детскую мечту – пожить в землянке где-нибудь за городом. На деньги от продажи дома купил пилораму с рук и коня. Отъехал от города пару километров, присмотрел хорошую полянку, рядом  родничок, что еще нужно? Выкопал земляночку, соорудил печурку, сучьев полно. И стал жить. Выписывал лес, ехал туда на коне, топором валил и возил понемногу. Чтобы коню было полегшее, соорудил длинную, прочную  и легкую тарадайку. Затем на пилораме распиливал и продавал пиломатериал. Хорошим подспорьем оказались накопившиеся ветеранские. Да и когда становилось совсем туго – для поддержки штанов. Неподалеку жили несколько бомжей, среди которых самыми интеллигентными были Вася и Онуфрий. Фамилии не спрашивал. Константин предложил им помогать в лесном деле. Они с удовольствием согласились. Правда, иногда, помощи от них было как молока, по причине беспробудного пьянства. Так прошло несколько лет. Малыми усилиями философ построил небольшой домик и жил себе, не сказать что припеваючи, но и не бедствовал. Подкопил на старенький ГАЗик. Конь, бедный, изъездился. Надо было лучше кобылу покупать.  Ну да ладно, что сделано, то сделано. Все чаще стал ходить в библиотеку. Для помощников из числа бомжей начал строить еще один дом, они как могли в трезвые периоды помогали ему. Вечерами Константин просиживал за своим детищем - философским трактатом. Вроде бы, получалось хорошо. Написал уже 200 с лишним страниц.
И все бы было хорошо, да встретилась как-то подруга молодости Оксана в шикарном платье. Вихрь эмоций закружил в шальном танце. Но она, к сожаленью не узнала его, одет он был не по моде – в изрядно истрепавшийся рабочий костюм.
- Оксана!  - крикнул он на весь магазин и бросился к ее ногам.
- Костик, ты что ли? Ну дела! Довели тебя в твоей секте! А я тебе говорила!
- Да какая к едреней Фене секта! Выходи за меня за муж!
- Поздно, дорогой, я уже нашла себе бойфренда, да не такого как ты, а богатого!
- Да что это богатство, оно как пришло, так и уйдет! А с тобой мы будем счастливы!
- Знаешь, про рай в шалаше я от тебя уже слышала. В тот раз я подумала, что ты поднялся, так красиво все было, а ты оказывается совсем обнищал. Ты же знаешь, для меня шмотки на первом месте, а плотское удовольствие на нулевом. А ты посмотри на себя, на кого ты похож, старый какой-то стал. Бороду отрастил. Ну, полный отброс.
Сказав сии слова, Оксана вышла из магазина, села в дорогую иномарку и укатила. А Константин Семенович Понимаев остался стоять возле прилавка, повесив голову. Невольными свидетелями сцены оказались Василий и Онуфрий. Они стояли в немом оцепенении.
А за окном стояла золотая осень, яркой россыпью разлетелись листья по любимой земле, природа ударяла по душе своей ослепительной красотой и просто требовала взаимности. Но не у всех, почему-то она просыпалась. Некоторые все же умудрялись бросить бычок мимо урны, оставить после попойки мусор в лесу и по берегам рек. Природа терпеливо сносила эти побои. Но, иногда, и у нее проявлялись эмоции. Погода «морщилась» и обрушивала свое негодование на людей, земля «поеживалась» и, потряхивая их, пыталась вразумить. 

Глава 6. Экономический рост.

Костя встал на ноги и молча побрел домой. Два дня он постоянно терзал себя бесплодными, как ему казалось, размышлениями о любви, о плоти, о душе, о смысле жизни, об удовольствии пришел к выводу о необходимости «большой деньги» на счете. Составив длинный-предлинный план по достижению своей незамысловатой цели, философ приступил к его реализации. Первым делом он взялся за организацию и использование рабочей силы бомжей. Привлек хорошие инвестиции и вложил их в переработку древесины, благо друг в Московии теперь имел возможность помочь с финансами и спрос на строительные материалы из древесины зашкаливал, так как Горск переживал настоящий бум строительства. Самое неожиданное – возникли трудности с мотивацией у новоиспеченных рабочих, но Константин твердо решил работать с ними «до талого». Через Василия и Онуфрия, через этот островок веры в возможности человека в борьбе с жизненными отягощениями, Понимаев буквально испещрил мозги бомжей, как рентгеновскими лучами прострелил их своими мыслями и идеями. Он вычислил их сегодняшние цели и разместил свои цели в их головах таким образом, что они стали лежать на одной прямой, то есть, достигая свои цели, тем самым решали Костины задачи. Следующим этапом кадровой работы была задача посложней - нарисовать им новый смысл жизни. На этом этапе философ подзастрял надолго. Однако, работа все равно спорилась на удивление хорошо. Сформировав отличную команду экономистов и прочих нужных специалистов, Константин готовил прорыв в область масс-медиа, но встретились, так называемые, входные барьеры. К счастью, служба в ВС не прошла даром, помогли однополчане. К тому же, он их взял к себе в команду. В итоге проделанной работы родилась фирма «Удар молота». Название Костя придумал сам, что называется, «от фонаря», вспомнив историю о названии фирмы «Эпл». Выкупив контрольный пакет акций у одной из местных газет, Понимаев не на шутку развернулся в городе и уже подумывал о соседних регионах. Идеи бизнеса настолько его захватили, что об Оксане он начал слегка забывать. Зато она этого никак допустить не могла. Поэтому, с легкостью распрощавшись с «очередным», она бесцеремонно заявилась в офис фирмы и настойчиво попросила секретаршу доложить о гостье, несмотря на занятость руководителя. Встреча на Эльбе состоялась с непонятной обоим сторонам натянутостью. То ли Костя, не чувствуя к себе особой любви, порастерял былую охоту, то ли Оксана не проявила должной изобретательности - результат был смазанным и это его удивило. Сам он ожидал совсем другого, в мечтах он раз за разом бросался к ее ногам и обещал подарить весь мир.  А теперь все было как-то обыденно, скользко и серо. Мир плавненько сначала качнулся в один бок, потом в другой и перевернулся в сознании Константина. Стало отчетливо ясно, что вновь произошла бешенная переоценка ценностей, как это уже не раз с ним случалось. То, ради чего он стремился разбогатеть вдруг показалось пошлым и никчемным. Медленно одев свой пиджак, не говоря ни слова, Константин двинулся как привидение прочь из кабинета. Оксана продолжала наблюдать за ним, стоя в немом оцепенении. Ей стало стыдно, может быть, второй раз в жизни. Первый раз это чувство пришло к ней, когда она попробовала спиртное. Мимолетно появившись, оно пришло и ушло. И вот теперь, с красными ушами, она почувствовала свою ничтожность по сравнению с огромной вечностью. Стены расплылись, и ей на мгновенье показалось, что стоит она на дне глубокой ямы и сил выбраться из нее у Оксаны не было. Мысли тяжелыми гроздьями свинца ворочались в голове. Пришел странный вопрос, который она себе никогда не задавала: «Ну вот умру я в один прекрасный момент, и что дальше?» Все свое существование ей показалось до невозможности глупым и бессмысленным.

Глава 7. Оксана.

Из мыслительного процесса Оксану бесцеремонно вывела секретарша, чётко поставленным голосом заявив, что кабинет нужно закрыть и не мешало бы его покинуть, а то еще, чего доброго, «посодют» за незаконное ограничение свободы передвижения. Слово «посодют» она произнесла, выделив его голосом, и по странной женской логике этим самым намекнула на свое явное превосходство.  Оксана, находясь как будто во сне, вышла на улицу и пошла куда глаза глядят. Прохожие на улице придирчиво осматривали ее с ног до головы. Мужской пол, отристашестидесятипятившись, заявлял: «Мать честная!», вкладывая в эту фразу всё сразу – и недовольство имеющимся и влекущее желание неизведанного и страх возможного несоответствия. Но она их совсем не замечала. Слезы градом катились по ее щекам. Все имевшееся внутри вдруг разом обесценилось, потеряло смысл – первый раз в жизни ею пренебрегли. Даже все свои любимые вещи она готова была сейчас отдать первому встречному, первый раз в жизни ее не заботило, как лежит помада на губах и есть ли она там вообще. Что с ней творилось – она не ведала. Все старое рухнуло, не имея под собой прочной основы, а где-то далеко-далеко мерцали новые горизонты. Но это мерцание было таким неясным и непонятным, что образовавшаяся пустота давила своей оглушительной тишиной ответов и громом бесчисленных вопросов. Но главными из них были всего два – что делать и зачем. Напиться? Это я уже сто раз делала и это приводило лишь к тому, что все еще более обострялось. Покончить? Ну уж нет, не дождетесь. Но самое интересное произошло дальше. Ноги сами собой привели ее к церкви. Все ее познания о церкви и о церковной жизни умещались в одном единственном рисунке, который она давным-давно видела в каком-то учебнике – там человек в рясе лез в карман какому-то работяге. И образ в голове был резко отрицательный. Если бы кто-нибудь раньше ей сказал, что она зайдет в церковь, то она бы громко и долго смеялась. Но сейчас смешно не было. Было грустно, больно непонятно. А раньше было понятно? Да я и не хотела ничего понимать. Все на рефлексах и на инстинктах. 
В нерешительности, взявшись рукой за калитку, Оксана замерла в такой позе и простояла минут десять. Изнутри доносилось какое-то пение. Что-то влекло ее туда, внутрь, но что-то и не пускало, тянуло обратно. Страшно захотелось пить. Мимо шел какой-то пацаненок, громко напевая песенку, и в руках у него была полуторалитровая бутылка с квасом.
- Дай попить.
- На, - ребенок протянул ей бутылку. Вслед за открученной пробкой из бутылки полезла приятно пахнущая пена. Оксана припала к горлышку и жадно начала пить. Параллельно она смотрела на мальчугана и жгучее умиление разлилось по груди. Из запыленных и изношенных донельзя сандаликов торчали детские  пальчики, почему-то вспомнился баян и кнопки на нем. Пацан раскрыл рот и смотрел на пьющую женщину с нескрываемым любопытством. Голова у нее закружилась и счастье переполнило ее душу. Стало легко и приятно. Подумалось – как мало нужно для счастья.
- А ты, я смотрю, немногословен, - сказала Оксана, протягивая обратно пустую бутылку. Руки не слушались вследствие изрядной их расслабленности.
- Но, - улыбаясь,  подтвердил мальчик, и, застеснявшись, побежал по пыльной дороге. Его легкое тело  подпрыгивало на ухабах, и звонкая песня разносилась по округе. Когда он скрылся за поворотом, снова навалилась пустота и уныние.

Глава 8. Феофан.

Оксана решительно отворила калитку и зашла в помещение. Служба была непонятна. Дурные мысли разом полезли в голову, и рисунок из учебника, на котором священник лезет в карман рабочему, все время стоял перед глазами. Как могла она отгоняла их, но они были липкими и вязкими. Села на лавочку.
- Плохо ей поди, - пожилой человек  в рясе, бурча себе под нос, потряс женщину за руку.
- Со мной все в порядке. Можно Вас спросить? – Оксана испугалась, что сейчас все закончится, за ней захлопнутся двери и она останется одна со своими проблемами.
- Да, конечно. 
- Я внезапно потерялась  в жизни, прямо как Гадя Хренова, прыгала, прыгала и потерялась. Что мне делать?
- Все с Вами ясно. Вам нужно молиться Богу, вот что Вам нужно делать, и просить у него помощи. Вы некрещеная? Тогда нужно покреститься.
- Но зачем просить неизвестно у кого, может, вообще там никого нету. Нельзя как-нибудь самой…это… Ну…выкрутиться?
- Тогда Вам не сюда, это Вам на экономический факультет надо.
- Ну что Вы меня за тупую держите. Я пришла за советом, а Вы… Молиться! – старый мыслительный шаблон не отпускал Оксану, а, может, и не в шаблоне дело было.
- Я Вас вообще не держу, не ждите, что я сейчас кинусь Вас уговаривать. Просто-напросто, поймите одно, что человек часто внезапно смертен, как говорил Булгаков. Поэтому, чтобы улучшить свое положение после физической смерти и не быть брошенным в геенну  огненную люди и занимаются решением религиозных вопросов. И не ждите улучшения самочувствия здесь и сейчас. Вполне возможно, что многие люди Вас возненавидят, если Вы начнете праведную жизнь.
- А скажите, как это, быть христианином?
- Это значит исповедовать Христа, т.е. поступать как Он, соблюдать заповеди, не грешить, а главное – быть милосердным! Любить Бога и людей, любить даже тех, кто делает тебе зло.
- Ну, это я по телеку слышала. Я вот недавно одного пацаненка видела, вот тут возле церкви. Так мне захорошело, отец, ты бы знал!  Может, в этом и есть главный прикол в жизни - добиться такого постоянного состояния? Вот было бы классно!
 - Слышал я про это, но, к сожалению, сам не испытывал. Мало кому это дается почувствовать. Ладно, некогда мне с тобой лясы точить! Завтра, если хочешь, приходи на службу, только оденься прилично – платок, тут все закрой, руки, длинную юбку надень. Походишь, посмотришь, стоит ли вообще начинать. Тяжело это все!   
Старик, как мог, старался не смотреть на выпирающие груди, на крутые бедра, но заткнуть себе нос – это было бы слишком. Тонкий аромат дорогих духов затуманил голову. Рой мыслей вожделенного характера зажужжал в улье. Звали старика Феофан. Он пытался перебить эти мысли молитвой, просил у Отца небесного силы, чтобы справиться с возникшей страстью. Ему казалось, что он чувствовал, как куча чертей долбили по его телу и душе своими кувалдами. Хорошо, что не нужно было запирать дверь на замок. В церкви постоянно жил сторож. Чуть ли не бегом, Феофан попытался покинуть место схватки, но он знал, что никуда убежать не удастся. Поэтому, прибежав домой, старик первым делом зажег свечу и подержал над ней руку, потом принялся творить молитву, забыв про сон и еду. Только глубоко за полночь Феофан почувствовал некоторое облегчение и пошел спать. Перед сном пришла мысль – вот ведь, какая сильная страсть меня обуяла, кое как отошла и то на чуток. Обдумывая стратегию дальнейшей борьбы, Феофан не заметил, как заснул. Во сне, ему снились несущиеся кони, запряженные в хлипкую повозку, а на этой повозке он сам. В руках вожжи. Скорость бешенная. Весь сон они несли его по каким-то буеракам. Повозка чудом не опрокинулась.

Глава 9. Снова Оксана.

Оксана вышла вслед за Феофаном и инстинктивно пошла в том направлении, куда ушел мальчик. Естественно, не найдя его, она поплелась домой. Бабуля, с которой жила Оксана, давно умерла, а квартиру подарила  внучке. Родители на этот шаг, почему-то, очень обиделись, хотя имели собственную двухкомнатную квартиру. Им казалось, что жизнь их обошла стороной даже в этом вопросе. Попросту сказать – они запивались. Вчерашние цели в жизни сами собой сменились на более малые, а затем и еще на более малые и в конечном итоге свелись к единственной – алкоголю.  Как они друг друга до сих пор не убили в ходе ежедневных многочасовых ссор не понимал не только участковый, но даже и их собутыльники. Участковый же, проходя мимо их дома, уже несколько лет крестился, так как начал думать, что у них в квартире живет нечистая сила. Самое интересное, что участковый был человеком неверующим. Но разум отказывался понимать, как после стольких колото-резанных ранений, которыми муж с женой активно друг друга награждали, в их тщедушных телах могла теплиться жизнь. Да какой теплиться, порой казалось, что жизнь готова разорвать их на мелкие кусочки, столько какой-то по особому злой энергии исходило от них! Соседи называли их просто – черти. Звали супругов Николай и Дарья. И вот, дочь их, Оксана брела по извилистой дороге куда глаза глядят и было ей очень плохо. Незаметно она вышла за город, дальше дорога уходила в лес. Был поздний вечер. Быстро  стемнялось, тучи закрывали звезды.  Среди леса увидела горящий костер и группу людей возле него. Подошла. Это оказались бомжи.
- О, какая фифа! Может отымеем ее, мужики? – все заржали, кроме одного.
- Нет, парни, я знаю ее. Это женщина лесного босса. Не нужно ее трогать, потому что он для нашего брата много добра сделал.
- Ну и где это его добро, сам-то он в коттедже щас, сидит, наверно, пивко потягиват да в бассейне купаца.
- Слышь, деятель, ты не видел, как он в землянке жил, как нужду терпел, мне потом лично работу предлагал и жилье себе строить. Да и не пьет он.
- И чо?
- Отказался, работать я давно отвык. Да и не охота почему-то. А многие согласились. Двое у него в коттедже сторожами работают. Еще человек десять пошли на пилораму. Сами себе барак отгрохали, слышал, небось?
- Не, не в курсе.
- Дело говорит, было такое! – затрепетали другие бомжи. У некоторых навернулись слезы от того, что не смогли перебороть себя и принять условия того, кого сейчас называли лесным боссом.
- А вообще, мужики, сила воли чудеса творит. Я вам щас одну историю расскажу про Сеньку Босого, знаете, наверно, на вокзале ошивается. Короче, хожу, бутылки собираю, смотрю к Сеньке подходят двое ППСников, молодые парни. А у Сеньки одной ноги-то нет, он сидит на асфальте, как на стуле, кепку перевернутую рядом с собой положил.   Они ему, мол, вставай, пошли. А он как заорет на них: «Пошли вон отсюда!» Они: «Чего орешь-то?»  А он такой: «Я свою ногу в Афгане потерял, когда вы, сосунки еще в … болтались» Дальше было непонятное – парни сконфузились, чего-то меж собой посовещались и ушли. Вот так-то братцы.
- И чо?
- Ты дурак, что ли?! Я тока что тебе все рассказал. Выводы делай.
- Какие выводы? Чо ты тут нам втираешь. Лучше говори сразу, не намекай тут. Хочешь сказать, чтобы мы тоже орали на ППСников и они уйдут?
- Дурак ты.
- От дурака и слышу.
В ходе этого разговора все как-то подзабыли про робко стоящую женщину. Она потихоньку отошла от них и пошла обратно домой. Оксана догадалась, про какого босса шла речь. Перед глазами возникла сцена в ресторане, Костя. Тогда он был молоденьким парнишкой. Усики только-только  начинали пробиваться сквозь молодую кожу. И она была молода. Весь мир, как ей казалось, лежал у ее ног и просился на руки. Сейчас Костя сильно постарел и не вызывал у Оксаны вообще никаких чувств, кроме тупой зависти к его деньгам. Ну почему мне так плохо, думала Оксана, почему? Вроде-бы жива и здорова. Что-то изнутри давило на сознание, которое представлялось в виде бесформенной массы, разлитой как кисель в голове. В мыслях все больше и больше властвовал туман. И уже ничего не было видно из-за него. Добредя до дома, свалилась на диван и окончательно потеряла сознание.  Очнулась уже под утро. Тело настойчиво требовало сна, но Оксана решила сходить в церковь, ведь что-то нужно было делать с туманом в голове. Феофана ждала еще одна серьезная схватка. И совершенно было неясно, кто в ней выйдет победителем.

Глава 10. Приход.

В 7-30 утра Оксана стояла на службе. В платке и длинной юбке она чувствовала себя как биржевой маклер в фуфайке. Все казалось ей нелепым и смешным. Хотелось покурить. Приходили мысли  заняться сексом с Феофаном и все такое прочее. Часто она подавляла в себе жгучее желание расхохотаться. Очередной раз прыснув от раздираемого смеха, Оксана выскочила на улицу и дала хохоту волю. Посмеявшись от души минут десять, она решила навестить родителей.
Когда она шла по улице, пошел мелкий дождь. Дорога начала раскисать. Пришли мысли о резиновых сапогах. Хорошо бы и на душу натянуть сапоги. В наушниках играло радио, звучала песня «дорогие мои старики». Надо же, подумала Оксана, я иду к своим старикам и песня про стариков. Совпадение?
Двери в подъезд привычно встретили своим скрипом. Следующие двери в квартиру показались родными сестрами подъездным, они оказались приоткрытыми. Прямо с порога Оксана увидела шокирующее зрелище: мать, накинув петлю на шею, стояла на стуле, который подрагивал под ее ногами. На запитом лице красовались свежие синяки. Дочь пулей бросилась к матери, схватила ее за ноги, крепко обняла и прижала к своей груди. Градом покатились слезы. Дарья виновато убрала с шеи брючный ремень и слезла со стула. Минут пять они молча сидели на полу и плакали.
- Мама, ну что за хрень-то пошла в жизни, объясни мне! – чуть ли не криком спросила Оксана.
- Не знаю, доча.
- Отец довел опять что ли?
- Да причем тут он.
- А кто причем?
- Все опостылело, понимаешь, сама себе опостылела. Без слез на себя в зеркало смотреть не могу. А если бы ты послушала, о чем я думаю, у тебя бы волосы поседели. Такая, бывает, мерзость в голову приходит.
- Да-а-а, мамка. У меня почти тоже самое, только вид сбоку. Не чувствую себя человеком.
- А кем чувствуешь?
- Да хоть кем, только не человеком. Тараканом, наверное. Иногда кажется, что у меня в голове, да и в душе, все прокисло и так воняет!
- Судя по всему, у меня та же картина, изо рта прет так, что даже Колька не выдерживает, -  Дарья сдавленно засмеялась.
- Чо делать-то будем? Я же, прикинь, тут в церковь записалась. Хохма, воще!
- Чо, чо! Незнаю чо! Но чо-то делать надо, потому что так жить я больше не могу. Вон, твой папаша, дебил, опять нажрался как скотина, спит лежит, ему хоть бы хны. А у меня черта, все, понимаешь. Струна какая-то лопнула. Я, кстати, ты щас будешь ржать, но я тоже хотела в церковь сходить. К ограде подошла, и так мне стыдно и смешно одновременно стало, неловко как-то, будто я туда с голой задницей иду, а из задницы роза торчит. Всяка срамота в голову полезла. Так я и не зашла.
- Не! Что ходила, что не ходила - также хреново. Ерунда, по-моему, это все! С другой стороны, знаешь, думаю: ну не вся же толпа, которая там стоит, дураки. Есть же, наверное, и умные люди. Так вот, почему умные-то ходят? Они же сразу бы раскусили, что это всё гонево. Может, просто идут по наименьшему риску, а?
- Нашла у кого спросить. Вон, в зале спит гуманоид каких поискать. Умнейший тип, а толку от его ума! Не туда он свой ум-то направляет! Разбуди его сейчас и спроси чего-нибудь про его математику. Он как Штирлиц, ничего тебе не скажет, молчать будет. Мне иногда кажется, что если он хотя бы месяц трезвым пробудет, то какая-то его частица, которая давно где-то потеряна, вернется к нему, и смогли бы мы зажить счастливо. Глупо да?
          - Кстати, хорошая идея, только как это сделать? Слушай, есть же платные тюрьмы для богатых, куда по желанию клиента садят хоть на сколько, лишь бы бабки платил. Короче, точно! У меня там хороший знакомый работает, ну, в этой фирме. Я с ним без денег договорюсь. Он по мне давно сохнет. Давай засунем его на месяц в одиночную камеру.
- А, давай.
Оксана достала сотовый телефон, набрала номер, быстро договорилась. Ее знакомый по имени Василий сказал, что сам заедет и все устроит. Через 20 минут приехали рослые ребята, забрали Николая и куда-то его уволокли. Василий приобнял Оксану и шепотом на ухо сказал: «Я жду тебя через час в своих апартаментах» и ушел.
-Круто мы, да? Вот папка удивится. Сначала подумает, что в трезвяке. Еще будет адвоката требовать. Да не волнуйся ты за него. Когда он очухается, я схожу к нему и все объясню. Ну повозгудает немного. Передачки ему носить будем. Только не вздумай ему спиртное принести. Я специально Ваську попрошу, чтобы он спиртное к нему ни в коем разе не пропускал. Ну вот, маманя. Все будет хорошо. Ты только сама ничего с собой не делай. Туда мы всегда успеем, не спеши. Ладно, покеда. Да, кстати, вы с отцом все еще злитесь из-за бабушкиного подарка.
- Проехали уже.
- Ничего не проехали, я хочу знать!
- У нас на ту квартиру знаешь какие планы были?! Мы хотели ее продать и купить загородный коттедж. Колька хотел там вырыть бассейн. Скотину завести.
- А я чтобы там скотником работала? Понятно, значит, еще злитесь.
- Ты что уходишь уже? Я тебя уж лет пять не видела. Так, иной раз мельком в какой-нибудь иномарке промелькнешь, а мать и не заметишь даже.
- Сама виновата, лицом вниз ползаешь! Ладно, счастливо оставаться!

Глава 11. Пацан.

Поработав до обеда в офисе, Константин Семенович сел в  шикарный внедорожник и поехал в свой загородный дом. Дождь обильно смочил дорогу. Синева гор приятно ласкала зрение. Тучи выстроились в шахматном порядке и образовали на небе красивую картину. Солнце освещало тучи сверху и пробивалось сквозь окна на землю. Косте показалось, что природа предлагает сыграть с ней в шахматы или в какую-нибудь другую игру. Свежесть леса ударила в окна ароматом трав и ягод. Все снаружи было просто замечательно. Однако, внутренняя бесцельность угнетала хуже любых неприятностей. Стремиться было не к чему. Та, ради которой он богател, казалась ему сейчас пустышкой, с которой даже и разговаривать не хотелось. Мысли в голове ходили по замкнутому кругу. Константин передумал уже обо всем. И что дальше, спрашивал он себя? Накопить еще больше денег? Зачем? Еще больший уровень комфорта мне ни к чему, я не чувствую в нем потребности. Когда он жил в землянке, по вечерам работая над трактатом, и то чувствовал себя намного лучше. Была какая-то цель. Сейчас все пусто. «Можно подвести итог – я запутался,» - мысленно проговорил Константин Семенович, подъезжая к дому. На лавочке возле дома сидели Василий и Онуфрий, которые работали сторожами. Заодно, потихоньку строили себе небольшой домик на территории коттеджа. У Василия было высшее образование, географический факультет. Он был сиротой. После окончания университета пытался работать учителем, но вопрос с жильем никак не решался. Очередь почти не двигалась. Комнату в общежитии выбить тоже не смог. Жил сначала у своего друга, но тот сам с женой ютился в однокомнатной квартире. Василий остро чувствовал, что постоянно мешает им. Он старался приходить домой поздно, чтобы только переночевать. Денег катастрофически не хватало и Василий начал подрабатывать где придется: колол дрова, вскапывал огороды и тому подобное. В один прекрасный момент, не выдержав колоссального напряжения, Василий напился и со стыда не пошел ночевать к другу, а пошел на окраину в лес. Там познакомился с бомжами. На следующий день ситуация повторилась. Постепенно Василий спился, его выгнали с работы, подрабатывать уже не хотелось. Еду собирал в мусорных баках, а жил в самостоятельно изготовленной полу-норе полу-землянке.
- И что, друг тебя не  искал, не пытался помочь? – спросил как-то Константин.
- Нет, еще как искал, предлагал помощь, работу. Но проблема была в том, что мне понравилось пить. Когда пьешь, кажется, что проблемы уходят на задний план.
Заехав в гараж, Константин Семенович поздоровался со сторожами, с которыми сильно подружился
- Ну, что ботаники, у меня есть одна хорошая новость для Василия. Пляши, блин.
- Что, письмо пришло? – удивился Василий.
- Какое письмо? Квартиру тебе дают, Васек. Наконец-то дошла до тебя очередь. Понял? Завтра поедем оформлять бумаги.
- А мне и здесь хорошо.
- Ты что очумел? Отказаться хочешь? Хорош из себя сторожа изображать. Кстати, в следующем месяце у нас в городе открывается «Супершкола» для детей богатых. Я за тебя замолвил словечко. Пойдешь детишкам географию вдалбливать. Вроде бы, даже розги у них будут, как раньше. Родители настояли. Да не бойся, не ты будешь балбесов по заду лупить. Будет специальный человек, наемник, так сказать. Зато дисциплина на уроке будет огого.  Согласен?
Василий упал перед Костей на колени и заплакал. Хотел даже целовать ноги. Но Костя быстро поднял его, похлопал по плечу и обнял.
- Давай, Васек, держись. Но с условием, до первого залета.
- Спасибо, Константин Семенович! – всхлипывая, выдавил Василий.- Я не подкачаю.
Василий плакал и от радости, что в него впервые за долгие годы поверили и одновременно оплакивал свою старую непутевую жизнь. 
- Кстати, Семеныч, - вступил в разговор Онуфрий, удивленно наблюдавший за сценой, - тут ребятенок один приладился к нам с детдома ходить, смешной такой, давай его себе возьмем, опекунство, или как там называется, оформим. Четкий пацан, я люблю его как сына! Поговори там с кем-нибудь, а!
- Попробую, были там у меня кое-какие связи. А где он сейчас?
- Да вон, в сарайке, Минск твой раскурочивает. То ли понимает чо? Ванек! Подь сюды май шпрехен дойч! – Онуфрий и сам не понял, что сморозил, но примерно, по его собственному разумению, это означало – иди сюда, мой любимый мальчик. Знал бы он, как далек от правильного перевода, когда смешивал слышанные когда-то слова в одну кучу.
      В один миг из сараюшки выскочил счастливый, чумазый мальчуган, на его лице было ярко написано удовольствие от общения с техникой. Наибольшее ощущение счастья у Ивана вызывало откручивание и закручивание гаек. В этом процессе ему чудилась какая-то таинственность и казалось, что кручение делает его более взрослым.
- Рядовой Петров по вашему приказанию прибыл, – отчеканил новоиспеченный механик, хорошо выговаривая все буквы.
- Рядовой Петров, ко мне! – в шутку скомандовал Костя. Однако мальчик, чеканя шаг, подошел к нему, и не зная, что делать дальше, молча вытянулся по струнке, - вольно! Ну что, боец, - и Костя обмер, увидев, как похож Иван на фотографию деда в той старой избушке

Глава 12. Потери и обретение.

Природа тоже расплакалась, слезы дождя обильно падали крупными каплями на дрожащих и съежившихся людей. Облака, густо прижавшись к горам, промывали свое нутро, как будто бы грязное. Очищаясь сами, они очищали все вокруг, и людям становилось легче, они все еще плакали, но уже не с тем надрывом, душа все более прояснивалась. Тучи раздвинули свои кудри, и показалось счастливое солнце, яркими лучами оно ласкало и нежило щеки, как бы говоря: все проходит и это пройдет. Зелень на деревьях заискрилась легкими бликами воды, листва что-то зашептала в ответ упругому ветру, мол, и мы не лыком шиты. А может быть, она начала рассказывать ему о своих переживаниях перед холодной зимой, предчувствуя, что нужно будет отрываться от родителя и падать на холодную землю, потом гнить и оказаться внутри каких-нибудь животных или еще неведомо где. Шепот постепенно перешел в напористую речь. Листва вместе с раскачивающимися ветками заговорила о своей нелегкой доле. Ветер то ли пожалел ее, не стал срывать раньше времени, то ли кончились силы – затих, и тут же замолчали деревья. Но  недолго царила тишина – запели свою победную песнь птицы, их торжество передалось людям, в их душах установились умиротворенность и единение с природой. Этот момент надолго врезался в память Косте и Ивану как необычный, пронзающий насквозь душу и заполняющий ее без остатка. Для обоих настали лучшие дни в жизни, по крайней мере, им так показалось. Они часами проводили в беседах, вдвоем им было весело, интересно и нескучно. Константин увидел в Иване смысл жизни и снова ощутил себя ребенком. Вся гамма детских чувств нахлынула, завладев умом, и не отпускала. Оттого ему было радостно и волнительные предчувствия обязательно светлого будущего трепали весь внутренний мир за бакенбарды.
Тем временем Оксана ходила вместе с матерью к отцу. Он сначала ругал их на чем свет стоит, но на второй неделе приобрел более менее удобоваримый вид, стал похож на человека. Попросил принести какую-нибудь книгу почитать, скучно, мол. Дарья, недолго думая, принесла ему первую попавшуюся с полки – томик рассказов Чехова. Еще через неделю Николай запросил математику, вдруг захотелось освежить в памяти ряды, всплески и прочее математическое отображение. Он уже говорил спасибо своим родственникам за свое заключение. Голова прояснилась и Николай чего-то усердно писал в принесенной общей тетрадке. Как потом оказалось, это были стихи, посвященные дочери и супруге.
Когда прошел месяц, приняли решение выпускать. Встречали его с цветами, как победителя. Коля радостно обнял своих болельщиков и они единой командой пошли домой. Шли они по тротуару, никого не трогая. Однако судьба распорядилась иначе. В полукилометре от них на огромной скорости несся новехонький Мерседес, разрезая воздух на части. За рулем автомобиля сидел веселый молодой парень, на переднем и на заднем сиденье визжали от восторга трое девчонок-красавиц. Скорость придавала ощущение неуязвимости, прямо как на компе. Обгоняя тащившийся под сотню УАЗик, мерс вылетел на встречную, а там его поджидал огромный грузовик, в котором сидел совсем невеселый пожилой мужчина, в этот момент он одной рукой массировал себе затекшую шею. Времени на принятие решения не было и паренек инстинктивно свернул влево от грузовика на тротуар, по которому спокойно шли три чему-то радующихся человека.
Николай с Дарьей погибли сразу на месте. Оксану со множественными переломами доставили в больницу. Врачи долго латали ее, но одну ногу спасти не удалось. Шея не двигалась. Костя, когда узнал про случившееся, задействовал всех своих друзей, подключил финансы, отправил в лучшую клинику – расходили, сделали хороший протез, но блестящая внешность была утрачена. Часто Оксана плакала, глядя на себя в зеркало. Но вот однажды, ее зареванное лицо появилось перед коттеджем, в котором обитал Костя. Она приехала поблагодарить его за все, что он для нее сделал. Константин, увидев Оксану в окно, всю закутавшуюся в не Бог весть какой полушубок, выбежал на улицу. За ним семенил Иван. И вот тут была встреча на Эльбе для Оксаны – это был тот самый мальчик, повстречавшийся ей тогда, которого она  так долго искала. Нога подкосилась и она упала лицом вниз, зарыдала. Костя кинулся к Оксане, поднял ее, обнял, стал утешать и завел в дом. Вернулась какая-то часть чувств, которые раньше испытывал он к ней. Жалость и теплота разлились внутри мягким светом.

Часть вторая. Середина пути.
Глава 1. Счастье, как оно близко.

Весна заиграла своей капелью, ручейки стекали с гор и устремлялись в бурные горные реки. К ручьям склоны относились бережно, прокатывая их по своим спинам. А вот рекам доставалось изрядно, воду в них швыряло о камни, било о скалы, шум от них слышен на многие километры. Но воде все нипочем, ее сила в мягкости, текучести. Когда пьешь такую воду, то чувствуешь настолько приятный вкус, что словами не передать. Наверное, слово вода произошло от восклицания «О, да!». Тело наполняется живительной влагой, птички в своем чирикании тоже воздают хвалу воде, их пение напоминает чудесную игру то на свирели, то на флейте, а то и вовсе на неизвестном людскому слуху инструменте. 
     - Какая же все-таки красота! – воскликнул Константин и подал руку Оксане. Она с трудом забралась на камень. Река, виляя между гор, брала свое начало на высоких белках, где чистейший воздух пропитал ее еще и ароматом трав.
      - Да! Базара нет, красиво! – только и нашла, что ответить Оксана. - Когда ты научишься обходиться без этих устойчивых оборотов?
- Не знаю, наверное, уже поздно переучиваться.
- А хочется?
- Честно?
- Конечно честно, это не тот вопрос, по которому стоило бы задумываться, врать или нет.
- Хочется. Теперь хочется. Знаешь, за пару месяцев, проведенных с тобой, я по новому тебя открыла. Да и себя тоже. Хоть и неправильно говорить сейчас об этом, но после трагедии жизнь повернулась ко мне другим боком. Я поначалу думала, что все, жить не хотелось, когда в зеркало на себя глядела. А сейчас я могу с полной уверенностью сказать - я счастлива и всё тут! От Ваньки я просто без ума. Я когда его первый раз увидела, такую расслабуху поймала, чума! Кайфово так было! М-м-м! Особенно когда на пальчики его посмотрела, как они у него из сандаликов торчали, на душе какая-то радость, короче, слов нет, одни слюни и те радовались. А сейчас я постоянно с ним и все равно радуюсь, вот что в нем особенного? Вроде пацан как пацан. Кстати, что-то долго его уже нет. Ва-а-ня! Ты где?
- Здесь я, - из кустов вышел Иван с букетиком цветов и протянул их Оксане.
- Спасибо, малыш! – Оксана поцеловала его в щечку. Она почему-то спонтанно начала ассоциировать себя с его матерью. – Иди, поиграй с камешками.
Оксана достала пачку сигарет, подумала, хотела их выкинуть, но поняла, что Костя заругает ее на счет замусоривания берега, и положила обратно в сумочку.
- Ты знаешь, я сначала относилась к тебе как забавному пареньку и ничего больше, потом ты мне стал видеться денежным мешком и тоже ничего больше, - продолжила рассказывать Оксана.
- А сейчас?
- Сейчас вы с Иваном для меня всё, не только свет в окне, но и само окно и мир вокруг.
- Не идеализируй нас. Проще будет. У каждого есть свои недостатки.
- А я знаю. Смотришь, иногда, на коряге какое-нибудь пятно. А потом приглядишься – а это глаз. Я хочу сказать, что по-другому стала смотреть на недостатки. Стала воспринимать их как часть общего рисунка, что ли. И на жизненные неурядицы тоже пересмотрела свой взгляд. Скажем, на дороге ямка, но ведь она неотъемлемая часть дороги. К тому же, смотря еще на каком транспорте едешь. На коне, например, эту ямку и не заметишь даже.  То есть, все зависит от того, как ты сам воспринимаешь те или иные обстоятельства.
- Ты прямо как заправский философ заговорила.      
- Да это не я. Это мы с Феофаном трещали как-то раз за жизнь. Он мне много объяснил. Прикинь, после моего первого визита он ночами не спал, все мной грезил. Потом, говорит, молился долго, вроде прошло. Зато сейчас мною уже никто не грезит, - Оксана снова чуть не расплакалась.
- Перестань, сама же говоришь, что все зависит от того, как сам воспринимаешь.
- Сказать легко. Нужно еще верить и себе, и людям, и Богу. Если ни кому не верить, то и жить невозможно.
- Кстати, что за Феофан, я его знаю?
- Да батюшка наш в церкви. Должен ты его знать.
- А, этот? Знаю. Я просто все никак не могу привыкнуть. Я его по-мирски всё зову. Мы ведь на философском вместе учились. Он, правда, старше меня на много. Интересный дядька. Он мне тогда много всяких историй понарассказал, я плакал даже.
- Старик, какой он дядька? Расскажешь какую-нибудь?
- Для меня дядька. Он из вояк. Много родине отдал. Ладно, давай не будем о грустном. Пошлите домой, а. Поедим.  А насчет расскажешь - не для женских ушей эти истории.
Придя домой все трое сели кушать наваренный борщ. От него исходил аромат, от которого весь рот сразу же наполнялся слюной. Хлеб, испеченный по бабушкиному рецепту, слегка отдавал кислицой и это делало вкус незабываемым. Снова пришло ощущение детства, когда Костя тащил горячий хлеб с пекарни, только что извлеченный из русской печи, и успевал съесть четверть булки. Невозможно было устоять перед искушением скушать этот хлеб. И вот он – всему голова, лежит на столе, дымится борщ, обильно сдобренный деревенской сметаной. И едоки все это с большим удовольствием начали уплетать. Толи почувствовав запах борща, то ли хлеба пришел Василий, неся под мышкой папку для бумаг.
- Здраствуйте, мир вашему дому!
- С миром принимаем, проходи! Садись, Василий, как жись то?
- Отлично, Константин Семенович! Лучше не придумаешь. Сегодня приобрел машину в кредит. Вон она, моя красавица!
- А ты не поторопился с кредитом? Все рассчитал? Я имею в виду, хватит тебе средств и его погасить и самому концы с концами сводить? Машина-то я вижу дорогущая!
- Да всего хватит. Зарплата приличная. Работа нравится. Константин, я Вам готов в ноги поклониться.
- Будет тебе. Перестань. А где Онуфрий? Как у него дела? Я уже соскучился по нему.
- Нормально, он же сторожем к нам устроился.
- Я в курсе, - улыбаясь  сказал Костя.
- Там в этой школе сплошные профессора преподают! Как меня туда взяли? Без Вашей протекции шишь бы! Я как-то случайно услышал сколько там за обучение детей родители платят! Я таких цифр, по-моему, не проходил в школе. Зато все просто супер, а место какое у школы! Загляденье! Представляете, школа стоит на вершине горы! А к ней ведет канатная дорога. Как они ее там построили? До сих пор непонятно. Красоти-ща-а! Живу там же - в школе, есть специальное общежитие со всеми удобствами в номерах. Короче, как гостиница. Отработал и отдыхай. Такого кайфа я давно не испытывал! Не работа а сплошная радость.
- Ну а с этим у тебя как? – спросил Костя, щелкая себя по горлу.
- Скрывать не буду, был один момент, отмечали мой день рождения… А так, справился. Кое-как себя преодолел, чтобы снова по кривой не уйти.