Глава 7. Валя-Валентина

День прощания с родным городом близился к вечеру. С друзьями попрощался еще в выходные. Поезд завтра вечером. Двое суток в пути, и я у порога новой, неведомой жизни.
А дома ждала новость:
– Твой друг, Саша Бондарь, заходил. Ждал тебя полдня, так и не дождался, – сообщила мама, – Представляешь, он женился. Жена просто красавица. Из Тульской области привез. Она тебя знает. Говорит, вы встречались в Бердянске, когда не попали в Крым. Кстати, ехать тебе придется не вечером, а утром. Они поменяли твой билет, так что поедешь не один, а с ними в одном купе.
– Мама, а его жену ни Валей зовут? – молнией полыхнула догадка.
– Точно, Валей. Значит, ты ее знаешь? – удивленно глянула на меня мама.

Да-а-а. Валю я знал. Но каков Санька? Ни слова, ни полслова. Уехал после выпускного вечера в месячный отпуск, который нам предоставили перед тем, как должны были вместе отправиться по распределению, а приехал с опозданием, да еще с женой! Конечно, в том, что женился, ничего особенного не усматривал. Очень много однокашников женились на пятом курсе, а еще больше – перед самым распределением.
Удивило, что женился на Вале – на Вале-Валентине, как я ее когда-то звал.
И припомнились события трехлетней давности.

Мы окончили второй курс. И решили повторить наше путешествие по Крыму, которое так понравилось прошлым летом. Тогда стартовали из Бердянска. Теплоходом добрались до Феодосии, а оттуда отправились вдоль побережья, останавливаясь в понравившихся местах. Планировали добраться до Севастополя. Но за Симеизом был ящур, и дальше никого не пускали. Мы вернулись в Ялту, а оттуда теплоходом – в Бердянск.
В этот раз наше путешествие не состоялось. Несколько суток пытались взять билеты на теплоход. Отстаивали гигантские очереди, записывались в какие-то списки, ежедневно отмечались, – но все усилия оказались напрасными. Хотел, было, вернуться домой, но и это оказалось невозможным. На единственный поезд до Харькова билетов тоже не было. Волей-неволей пришлось воспользоваться гостеприимством Сашиных родителей и целых три недели провести в Бердянске.

Мы быстро освоили режим отдыха у моря. Ежедневно, обычно прямо с утра, отправлялись на один из пляжей. Вначале на городской – привыкали к солнцу. Потом, когда привыкли – на любой из многочисленных загородных пляжей. Чаще всего отправлялись на день-другой на Бердянскую косу. Эта узкая песчаная полоска суши протянулась далеко в море. Выбирали подходящее, более-менее свободное местечко, ставили палатку, готовили еду на походном примусе и дни напролет купались и загорали. А вечерами, чуть ни до полуночи, наслаждались захватывающими разговорами обо всем на свете, да бардовскими песнями под гитару, исполняемыми многочисленными "дикарями".
Две недели отдыха пролетели незаметно.
Тот памятный день, в самом начале третьей недели, был полон приключений. Собирались всего на день, а потому для начала забыли палатку. А ближе к вечеру я заплыл так далеко, что потерял ориентиры. Плыл, полулежа на небольшой автомобильной камере, работая ластами и руками. Из такого положения увидеть низкий берег оказалось невозможным. Покрутившись на месте, огляделся – никаких зацепок! Попытался встать на камеру. Результат тот же. Плохо, что, отплывая, не отметил положение солнца относительно берега.
Я качался на волнах, напряженно вглядывался в горизонт, изредка поглядывал на солнце и мучительно вспоминал, как оно располагалось, когда был на берегу. Оставалось лишь ждать помощи или счастливого случая.
Я болтался в море уже довольно долго. Возможно час, а возможно – гораздо дольше. И чудо вдруг явилось в образе небольшого теплоходика. Не раз видел, как такие же ходили мимо нашей стоянки, курсируя вдоль береговой линии. Не размышляя, рванул наперерез хода этого судна. Через полчаса бешеной гонки впереди мелькнула, наконец, тоненькая полоска суши. Еще минут через сорок попал на берег. С трудом разыскал перепуганного Сашу и его приятеля. И мы одними из последних покинули бердянскую косу.

Домой попали позже обычного, переполошив Сашиных родителей, так и не дождавшихся нас к традиционному семейному ужину.
Как гость, я оказался не у дел, порученных Саше в наказание за опоздание, и после ужина вышел посидеть в беседке, расположенной в уютном дворике, образованном Г-образным зданием и самодеятельными сарайчиками-гаражами.
Обычно мы приходили сюда вдвоем и сидели допоздна. Здесь было гораздо приятней, чем в душной квартире. Подходили и уходили разновозрастные ребята и даже мужчины – жители дома. За две недели своего отдыха узнал практически всех. Играли в карты, или неторопливо обсуждали все, что угодно: футбольные матчи, новые фильмы, вышедшие на экраны города, цены на местном рынке и прочее. Словом, коротали время, отдыхая от дневного пекла сердцевины приморского лета.
Вот и в тот раз скучать в одиночестве не пришлось – беседка была полна завсегдатаев вечерних посиделок. И, дождавшись своей очереди, включился в азартную игру "на вылет".
Вдруг ребята оживились и дружно оторвались от карт. Невольно глянул в сторону, куда смотрели все, и увидел на редкость красивую девушку. Похоже, она вышла из нашего подъезда и направлялась к нам. Когда же она медленно поплыла мимо беседки, все наперебой затарахтели свои приветствия: "Валечка, с приездом! Иди к нам! Надолго приехала? Не проходи мимо. Заходи". Она с удовольствием отвечала каждому, но шла, не замедляя шага. Похоже, ей нравилось быть в эпицентре мужского внимания, но в тот вечер было не до нас.
Неожиданно, взглядом капризной девчонки, давно привыкшей к восторженному признанию ее достоинств всеми, без исключений, она посмотрела на меня и остановилась:
– А я вас не знаю, – без тени смущения обратилась ко мне незнакомка, которую, уже понял, звали Валей.
– Обратное меня бы удивило, – нарочито равнодушным голосом ответил ей, исподтишка наблюдая реакцию, – Я бы подумал, что знаменит настолько, что меня узнают незнакомые люди, – без всякой цели начал легкий флирт с девушкой, которая показалась забавной своей бесцеремонностью, не принятой в моем родном городе.
– А вы кто, если даже немножечко знамениты? – с неподдельным интересом спросила Валя, вошла в беседку и уселась прямо передо мной на место, которое ей мгновенно уступили.
– Профессор, – в шутку представился ей своим “липовым погонялой”, – Сокращенно, можно звать Проф, только с большой буквы и без точки в конце слова, – обескуражил еще и явной белибердой. Она на минутку замолчала, очевидно, соображая, что еще спросить.
– А зовут вас, как? – решилась, наконец, Валя на следующий вопрос.
– Я так понимаю, вы хотите со мной познакомиться, милая девушка? – продолжил я словесную дуэль, – К сожалению, свои визитки оставил дома. Поэтому зовите меня Проф, а по-простому профессор Толик, – в общем, как вам удобней. А вас, слышал, зовут Валей. Считайте, познакомились, – протянул ей руку.
Она, в ответ, улыбнулась и очень изящно подала свою небольшую ручку. Ощутив ее в своей руке, не удержался и поцеловал. Почему, так и осталось загадкой. Никогда не целовал ручки женщинам. Возможно, подвигло самолично присвоенное профессорское звание. Возможно. Но Валя нисколько не удивилась моей выходке и отнеслась к ней, как к должному. Неожиданное знакомство с красивой девушкой, проявившей ко мне некий интерес, подняло настроение, вызвав желание подурачиться.
– И что же вы здесь делаете, профессор Толик? – спросила Валя, из чего сделал вывод, что все-таки поняла, что шучу.
“Что ж, не дурочка, хоть и красивая”, – подумал, пытаясь меж тем определить ее возраст.
– Изучаю бассейн Азовского моря, путем самоличного погружения своей профессорской персоны в его мутные воды.
Валя рассмеялась. Смеялась она откровенно, от души, но все же чуточку кокетничая.
– И давно изучаете?
– Вот уж две недели.
– Заметно. Хорошо загорели, – отметила она.
Я, правда, удивился, как это она разглядела загар в полумраке беседки, освещенной слабенькой электрической лампочкой.
– Скорей разгорел, чем загорел. До приезда в Бердянск уже был шоколадным – целых пол-лета загорал. А здесь стал замечать, что чем больше загораю, тем светлей становлюсь. За две недели из шоколадного стал светло-золотистым.
– А вы откуда приехали?
– Из Харькова.
– А я только сегодня из Тульской области, – сообщила Валя.
Я вдруг обратил внимание, что ребята, сидевшие в беседке и скучавшие оттого, что мы не включаем их в диалог, постепенно разошлись. Да и время позднее. Мы остались вдвоем, но прежде спешившая куда-то девушка не уходила.
– Завидую. У вас отдых еще впереди, а мне через неделю уезжать. Кстати, Валя, мы, похоже, ровесники. К тому же знакомы. Почему бы не перейти на “ты”? Идет?
– Идет. А ты где остановился? – мгновенно сориентировалась Валя.
– У Саши Бондаря. Знаешь такого? Я вижу, ты всех знаешь. Откуда, если только приехала?
– Я каждый год здесь отдыхаю, у родственников. А они тебе комнату сдают, или койку?
– Ничего не сдают. Я тоже в гостях. Мы с Сашей учимся вместе. Собирались, как в прошлом году, в Крым, но не получилось. Вот и пришлось куковать в Бердянске. Здесь тоже ничего. Хоть и плохонькое, но море.
– Значит, ты тоже военный, как Сашка, – констатировала Валя, –  А вы уже летаете? – вне всякой логики вдруг спросила она.
– В каком смысле? Разве Саша говорил, что в летчики готовится?
– Форма у вас летная. Вот и подумала. Спросила как-то, а он что-то невразумительное промычал. Так и не поняла. А вы уже летаете, или еще учитесь?
– Про Сашу не знаю, а я летал только на планере, но очень давно, когда еще шестнадцать было. В семнадцать поступал в училище летчиков, но не прошел медкомиссию. Небо для меня закрылось. Даже из аэроклуба выставили. Теперь летаю, как пассажир.
– С вами все понятно, товарищи военные. “Думала, летает, а он там подметает”, – пошутила Валя, процитировав слова известной частушки, и замолчала. Молчал и я, так и не поняв, к кому относились ее слова – ко мне, или к Саше, и что она вообще хотела этим сказать, – Толик, извини, само вырвалось. Хотела немного развеселить, а как, не знаю. Ты всегда такой серьезный?  – после продолжительной паузы спросила девушка.

– Валечка, это я, по идее, должен тебя развлекать, но тоже не знаю, как это делается. Сегодня вот что-то разговорился, а так уже много лет с девушками не общаюсь. Дисквалифицировался.
– Почему? Разве у тебя нет девушки? Ты, вроде, парень нормальный и даже забавный.
– Была у меня подружка. Дружили с детских лет. Подросли, понял, что нравится, как ни одна другая. Думаю, и я ей не был безразличен. Одним словом, первая любовь. Увы, за три месяца, пока летал в Крыму на планере, что-то в её жизни изменилось. Когда вернулся в Харьков, она разом порвала все отношения, даже дружбу, причем, без всяких объяснений. Пять лет прошло, а я её забыть не могу. Такая вот грустная история.
– Что она особенная, эта девушка? Или других мало?
– Валечка, таких привлекательных, как ты, я за свою жизнь встретил только двух. Одна из них – это моя Людочка, а вторая – Наташа Фатеева. Ты должна ее знать. Она во многих фильмах снималась. А Людочка мне нравилась с детских лет. Я бы ее любую полюбил. А девушек, красивых как ты, все любят.
– Ты считаешь меня красивой? У нас в Тульской области таких навалом.
– А ты в этом сомневаешься? Ты, Валечка, редкий цветочек.
– Спасибо. А Людочка красивая?
– Очень. Когда с ней ходил, чувствовал себя, как на витрине – на нас смотрели все, даже оборачивались.

– А с Фатеевой как познакомился? Она же известная артистка. И живет в Москве.
– Когда познакомился, она еще была никем и жила в Харькове. Просто, ее отец работал с моим. Они к нам в гости приезжали. Наташа тогда только поступила куда-то. Взрослые говорили, будет артисткой. Она мне тоже взрослой показалась. Но потом, когда стала с нами играть, увидел, что ненамного старше меня. Она нам сказки рассказывала. Как радио. Валечка, расскажи лучше о себе.
– Да, рассказывать-то, Толик, в общем, не о чем. Это у вас с Сашкой интересная жизнь. Выучитесь, офицерами станете, а то и генералами. А я, что. Никуда не поступила, работаю, где придется. Жду чего-то, а чего, не знаю.
– Да, ладно тебе, Валечка. Поступишь еще. И дождешься наверняка. От ребят, похоже, отбоя нет, и на танцах, думаю, ты королева. Не иначе.
– Ну, Толик, насмешил. Какие ребята! Какие танцы! Меня туда калачом не заманишь. А ты, говоришь, танцы.
– Да-а-а. Удивила ты меня, девушка-красавица. У тебя хоть парень есть? Или сама по себе, как я?
– Знаешь, Толик, я еще никому не рассказывала. Моя история куда безнадежней, чем твоя. Кстати, издали он так похож на тебя. Я как глянула на беседку, чуть ни упала от страха. Хорошо, ребята со мной заговорили. Еле успокоилась.
– Чем же я тебя напугал?
– Не ты. Думала, призрак. Он же погиб год назад, мой парень. А здесь никогда не был, и вдруг явился.
– Кошмар. Извини, что так вышло.
– Это ты меня прости. Не были вы так похожи, разве заговорила бы с незнакомым парнем. А тут, как удар. Так захотелось узнать, кто ты, откуда, зачем ты здесь.
– Я тебя понимаю, Валечка.
– Спасибо, Толик. Знаешь, после него смотрю на всех, как на пустое место. У нас в области, девочки хорошие, а ребята какие-то пришибленные. Много пьющих. Он был не такой. Вот и не могу забыть, совсем как ты свою любовь. А всем кажусь веселой пустышкой.
– Точно. Не обижайся, поначалу так и подумал. А ты, оказывается, совсем другая. Удивила. Похоже, такой же однолюб. А это так грустно. Особенно, когда вокруг толпы счастливых людей. Может, слышала такие стихи? “Ты одинок средь сотен тысяч лиц. Ты одинок без сотен тысяч лиц”. Это про нас с тобой. Вот и я сочиняю стихи. Такие же печальные. Особенно, когда настроение соответствующее.
– Ты сочиняешь стихи? Прочти хоть одно, пожалуйста. Никогда не встречала людей, которые сочиняют.
– Валечка, не могу их читать вслух. Лучше напишу, а ты сама прочтешь.
– Толик, пожалуйста. У меня настроение подходящее, чтобы слушать.
– Ладно, Валечка. Только, если собьюсь, не смейся, – и я, как школьник, плохо выучивший домашнее задание, собравшись с духом, прочел почти без запинок:

Моя любовь с годами не проходит –
Она сильна, как в юности далекой.
А кровь весной все также бурно бродит.
Душа кипит, зовет мечтой высокой.

И пусть известно, встреч уже не будет,
Хоть я о них по-прежнему мечтаю.
А чувств ее нисколько не разбудит
Судьба того, кто от любви страдает.

Но каждая весна приносит в сердце бурю.
В груди пылает светлая надежда,
Что та, которую давным-давно люблю я,
Со мною будет снова, как и прежде.

Все эти мысли душу раздирают,
Мечты о счастье, о любви красивой.
Но сердца лед напрасно только тает,
И жизнь становится совсем невыносимой.

Пусть ранняя весна мне бури не приносит.
Лишь болью отзовется ветер мая
В душе остывшей, что любви не просит,
В душе, что счастья больше не узнает.

– Ну, Толик. А еще, пожалуйста.
– Что ж. Еще, так еще. Раз уж осмелился. Никогда не слышал, как они звучат.

Плачь без слез, душа моя,
Плачь с отчаянья и боли.
Я живу на свете зря
Жизнь страдания и горя.

Плачь, что нет нашей любви,
Что один, как ветер в поле.
Плачь, что нет уже в крови
Чувств, бушующих, как море,

Что когда-то счастлив был,
Но тобою все забыто –
Все, чем я дышал и жил.
Все разбито. Все разбито.

– Толик, а у тебя есть не грустные? Пожалуйста.
– Таких нет, Валечка. Такие рождаются, когда душа поет, а у меня она плачет. Кстати, одно бодренькое припомнил.

Светит яркое солнце весеннее,
Превращая снега в ручейки.
Позабыты печали осенние,
Вновь хорошими стали деньки.

Чем хорошими? Даже не знаю,
Только радости сердце полно.
Словно снег, грусть-тоска моя тает,
Что тревожила душу давно.

Не хочу тосковать и грустить.
Все изрядно уже надоело.
Начинать надо снова жить,
И пора приниматься за дело.

Все равно, что прошло – не вернешь,
Только душу тоскою изгложешь.
Горькие слезы напрасно прольешь,
Но помочь уж ничем не поможешь.

Так вперед в эту бурную жизнь!
Лишь вперед и вперед, без оглядки!
Ведь и так коротка эта жизнь,
Чтоб так глупо играть с нею в прятки.

Светит яркое солнце весеннее,
Звонкой песней звенят ручейки.
Позабыты печали осенние,
Вновь счастливыми стали деньки.

– Толик, знаешь, если бы мне дарили стихи, я с таким парнем на край света пошла. А Людочка твоя, скорей всего, не любила. Так, показалось вам обоим.
– Нет, Валечка. Я видел ее глаза. Они не обманывали. А о стихах она ничего не знает. Так, царапаю для себя, что в голову приходит. Ты – первый человек, который услышал, да еще в моем никудышном исполнении.
– Как не знает? Немедленно придумай, чтоб прочла!
– Была мысль. А вот как, если она даже говорить со мной не захотела. А два года назад они переехали. Куда, не знаю. Да и стоит ли искать? Что изменится? Когда стихов будет много, да еще научусь сочинять настоящие стихи, попробую их публиковать. Может, прочтет однажды и поймет, как крепко я её любил. А может, посмеётся надо мной.
– Толик, да ведь это месть! Только запоздалая. А вдруг она уже будет замужем. Твои стихи не оставят её равнодушной. Я знаю. Подумай.
– Валечка, не хочу больше думать. Что будет, то будет. Пять лет думал, и всё впустую. Надо менять свою жизнь, а я не могу забыть то, чего давно нет, да и, если честно, боюсь разочарований. А ты, “немедленно придумай”. Что придумать, Валечка?
– Толик, откуда я знаю? Сама с такими же комплексами. Пробуй. Ты – мужчина.
– Знаешь, Валечка, встретить бы девушку, похожую на Людочку, или на тебя, пожалуй, рискнул. А так.
– А я сама на себя похожа, – вдруг кокетливо улыбнулась Валя.

– Валька, а ты занятная девчонка! С тобой не соскучишься. Но, мы с тобой друзья по несчастью. А потому не хочется ни тебя разочаровывать, ни в тебе.
– А ты рискни. Сочини мне стихотворение, и увидишь, – шутливым тоном, но, мне показалось, не без серьезных ноток, предложила Валя.
– Эх ты, Валя-Валентина. Профессор излагает свои умные мысли и сомнения, а молодая красивая девушка шутит с глупым профессором. А вдруг он действительно рискнет?
– Я не шучу, Толик. Кстати, как ты меня назвал?
– Валя-Валентина. Так, выскочило.
– Знаешь, меня еще никто так не называл. Мне понравилось. А все эти Валечки, Валюши с детства валенки напоминают. Из-за этого не люблю свое имя. А Валя-Валентина, здорово!
– Конечно, здорово. Почти как Эрих Мария Ремарк.
Валя-Валентина рассмеялась.
– Жду стихи, – напомнила она, когда мы, наконец, распрощались на лестничной площадке.
– А я думал, ты давно спишь, – удивился Саша, открывая дверь, – Где пропадал?
– Представь, задремал в беседке – там так хорошо было сегодня.

Ночью приснился странный сон, навеянный, очевидно, морским приключением, вечерним знакомством и его нежданным продолжением.
Я лежу на пляже бердянской косы. Ко мне медленно приближаются, словно плывут по песку, две греческие богини – Людочка и Ирочка. Они все ближе и ближе. Все отчетливей вижу их красивые, но суровые лица. Они смотрят на меня в упор, с укоризной.
Неожиданно рядом со мной возникает Валя. Она смотрит то на меня, то на приближающихся девушек. Она видит мое смятение.
– Толик! – вдруг хватает за руку Валя, – Не смотри на них, они же не настоящие! Они были такими пять лет назад, а сейчас это видение, мираж! Посмотри на меня! Я здесь, я рядом, и тоже красивая! Смотри! – кричит она, и вдруг быстро снимает купальник.
Без одежды она выглядит фантастически. Я не могу оторвать взгляда от Вали-Валентины. А она смотрит на меня так загадочно.
Но мне надо бежать от нее!
Как можно быстрее и дальше!
Не знаю, почему, но так надо.

С трудом бегу по зыбучему песку, рыбкой бросаюсь в воду, ныряю, долго плыву под водой. Мне не хватает воздуха, я задыхаюсь и всплываю.
В нескольких метрах от меня, как когда-то на харьковском водохранилище, стремительно летит четверка распашная. На веслах, что с моей стороны – Людочка и Ирочка. Они ничего не видят, лишь изо всех сил налегают на весла.
Меня видит рулевой. Это Саша. Но он не реагирует. Кричу ему: “Человек по курсу! Суши весла!” Он смеется сатанинским смехом и вещает громовым голосом: “Ты предал свою любовь! Ты приговорен к смерти!” Весла моих подруг уже занесены над головой.
В ужасе просыпаюсь. Я лежу на мокрой подушке и мокрых простынях. Липкая духота жаркого лета. Комнату озаряют всполохи далекой грозы.

Я пришел в себя и долго лежал недвижно, переживая фантастические, но необыкновенно реальные видения сна. Наконец, снова задремал. Сновидение повторилось один в один. И снова испытал ужас приговоренного к казни. Не спалось. Я лежал и думал обо всем, что еще не случилось, но может случиться. Я чувствовал себя накануне.
Сами собой пошли стихи. Они родились в полчаса.

Мы не вечны с тобою,
Как и все на Земле.
И дано нам судьбою
Раствориться во мгле.

Он однажды погаснет,
Этот мир золотой,
Где нам выпало счастье –
Горечь жизни земной.

Пусть порою, бывает,
Тот душевный разлад
Нас с тобой заставляет
Оглянуться назад.

Но надежда на счастье
В каждом сердце живет,
И в любое ненастье
Оно лучшего ждет.

И в награду бывает
Перекресток судьбы,
Где зимой расцветают
Среди снега цветы.

Только в зимнюю стужу,
Когда холод в крови,
Распахни свою душу
Навстречу любви!

Мне не хотелось включать лампу на столике. Дождался, пока рассвело, вырвал листок из какой-то Сашиной школьной тетради и записал стихотворение.
Утром схватил ведро с мусором и медленно пошел с ним в сторону беседки. Я смотрел на нее и вспоминал вчерашний разговор с Валей-Валентиной. Было это, или нет? А может это мираж, как в том жутком сне? Может, мы оба просто развлекались от скуки пустого вечера? Нет, она была искренна, хотя изредка кокетничала, как любая, знающая себе цену красивая девушка, привыкшая быть центром внимания.
Я услышал скрип открывающейся двери подъезда и легкие шаги. Еще ничего не увидев, сразу понял – это Валя-Валентина. Что же будет дальше?
– Доброе утро, профессор Толик, – раздался ее бодрый мелодичный голосок.
– Доброе утро, Валя-Валентина. Вас не мучили кошмары этой душной предгрозовой ночи?
– Нисколько. Я прекрасно выспалась и сейчас в хорошем настроении. Толик, а почему снова на “вы”?
– Валечка, но вас же теперь двое – Валя и Валентина, это все равно, как Эрих и Мария – брат и сестра одноименного писателя Ремарка.
Валя рассмеялась. Похоже, у нее действительно хорошее настроение. А еще, мне показалось, она поджидала меня. Уж очень быстро вышла.
– А я сюрприз приготовил, – подал Вале свернутый вчетверо листочек со стихотворением, – Прочти и сожги, если пустое. Только прошу, прочти сейчас.
Валя вошла в беседку. А я пошел выносить мусор. Когда вернулся, она пристально смотрела на меня. Ее взгляд был точно таким, как во сне. “Сейчас начнет раздеваться”, – мелькнула шальная мысль, и я непроизвольно рассмеялся. Валя застыла в изумлении.
– Толик, с тобой не соскучишься. Я в восторге от подарка. За ночь сочинил. А ты смеешься.
– Валечка, не за ночь, а за полчаса. Я их почти столько же записывал. А благодарить надо тебя. За то, что ты есть, Валя-Валентина. Ладно, а то нас заждались с пустыми ведрами. Пойдешь сегодня на пляж?
– Не знаю. Боюсь, сгорю за полчаса, пока ты будешь сочинять мне очередное произведение и светлеть на солнышке.
– Ну, Валя-Валентина, ты даешь. Придется расстараться. Жди очередной сюрприз.
И мы расстались, как оказалось, ненадолго. Пока шла подготовка к традиционному завтраку, удалось уединиться.
Первое послание воспринято положительно. Второе должно быть размышлением о вариантах развития наших с тобой, Валечка, отношений.
Это белое, или черное. Взлет, или падение. Счастье, или горе. Реальность, или мечта. Явь, или сон. Это две яркие звезды на пустынном небосводе моей одинокой жизни – угасающая, что была, и взрывающаяся на ее месте новая звезда, вспыхивающая светом надежды на обновление. И еще до завтрака я записал:

Надежды нет, но на пустынном небосводе
Взошла одна, Последняя Звезда.
Что ты несешь мне – счастье или горе,
Успокаивающие навсегда?
Вспыхнешь ли ты Новою Звездою,
Или погаснешь в черной тишине?
Станешь ли ты явью – не мечтою,
Или останешься во сне?

Я все успел. После завтрака мы с Сашей вышли во двор, и пошли, как всегда, в беседку. Там уже сидели завсегдатаи и играли в карты. Вскоре вышла Валентина. Повторилась картина вчерашнего вечера.
Но появился новый герой. Я увидел, как засуетился вокруг Вали Саша. Стало ясно, что у меня есть соперник, который еще на месяц останется здесь после моего отъезда. Конечно, главное действующее лицо – Валя-Валентина. Но я, похоже, за двенадцать часов с момента нашего знакомства, успел больше, чем Саша за все время, которое Валя проводила в этом городе. А впереди у меня еще целых пять дней. Нет, Саша, ты мне не соперник.
Посуетившись минут пятнадцать, Саша вдруг подошел и сказал, что Валя приглашает нас обоих в кинотеатр.
Сидеть в душном зале и смотреть какую-то американскую галиматью, вместо того, чтобы наслаждаться солнцем и морской водой? Ну, нет.
– Причем здесь я? – на всякий случай изобразил искреннее удивление, которое Саша, не знавший ничего о ночном разговоре, принял за чистую монету, – Идите вдвоем. Не очень хочется терять последние денечки. Дорогу к морю знаю, так что все в порядке. Не обижусь.
Саша ушел на переговоры. Они стояли в стороне и что-то бурно обсуждали. Вскоре он вернулся в беседку и сказал, что Валя очень просит. Зал с кондиционером. Это, хоть и дороже, но намного удобней.
Пока Саша говорил, Валя улыбалась мне издали. Улыбнувшись в ответ, сказал Саше, что согласен на культпоход при условии, что всех приглашаю я.
Переговоры продолжились. Я видел, что Валентина смеется. Махнул ей рукой, она махнула в ответ. Когда подошел, Саша представил Валю. Мы обменялись рукопожатием в честь нашего знакомства, оба делая вид, что видимся впервые.

Театр действительно порадовал приятной прохладой. Она началась прямо в фойе. Я выдал Саньке деньги, и пока он покупал билеты, передал Вале очередное творение. Она тут же с интересом прочла.
– Толик, и когда это ты успел? – удивилась девушка.
– Много ли времени мне надо, если у меня снова есть Муза. И эта Муза ты – Валя-Валентина. О чем вы так бурно дискутировали с Сашей, если не секрет?
– Да так, разговор ни о чем. Знаешь, Толик, у меня все в голове перевернулось после нашего разговора, а особенно после твоих стихов. Имеют ли значение все остальные разговоры и предложения, которыми окружена с утра до вечера. Единственное, что беспокоит – он же не даст нам встретиться вечером, как вчера. От него не избавишься. А ты, что думаешь?
Я не успел ответить, подошел Саша, и мы прошли в зал. Валю усадили между нами. Она оказалась слева от меня. Как только начался фильм, и в зале стало темно, ощутил прикосновение ее руки, которую она потихоньку, незаметно от Саши, протянула мне, при этом, вполоборота развернувшись к нему. Ручка была мягкая, как подушечка. Я с удовольствием погладил ее, почувствовав ответную нежность Вали-Валентины.
А когда Саша что-то уронил, и начал суетиться в темноте зала, пытаясь это нечто достать, рука Вали быстро взяла мою и решительно поместила на свою грудь. Я ощутил округлость женских прелестей этой странной, явно влекущей в свои сети девушки. И как маленькая безмозглая мошка, угодившая в эти красивые совершенные тенёта, уже не мог сопротивляться. Меня охватило небывалое чувство. Ничего подобного со мной еще не было. Я ласкал эту грудь легкими прикосновениями, ощущая ее нежную податливость и девичью упругость. И не было сил остановиться, настолько волшебными были женские чары. Я ощущал, как иногда вздрагивает и напрягается в ответ на мои ласки Валя-Валентина. И это еще больше втягивало меня в вечную, как мир, сказку и быль отношений мужчины и женщины.
Я уже не видел, что происходило на экране. Мне хотелось, чтобы поскорее настал вечер, мы остались с Валей одни, и тогда смог бы ей сказать то, что касалось только нас двоих.

Мы вышли из прохладного кинотеатра на раскаленную улицу. Саша пытался втянуть нас в обсуждение только что просмотренного фильма, но, похоже, не только я смотрел на экран, не видя ничего. Когда Саша постепенно рассказал нам сюжет просмотренного нами фильма, и рассказывать стало нечего, все замолчали. Мы молча шли по дорожке парка. Валя изредка поглядывала в мою сторону, неизменно одаривая очаровательной улыбкой. Я улыбался в ответ.
– Тебе понравилось? – обратился к Вале с явно двусмысленным вопросом.
– А тебе? – с кокетливой улыбкой ответила она вопросом на вопрос.
– Это было прекрасно. Я навсегда запомню этот кинотеатр и нас, очарованных сюжетом потрясающего фильма.
– Я тоже в восторге. Очень хотелось бы повторить.
– Да, фильм что надо, – врезался в разговор Саша, – Но, завтра пойдет другой фильм. Я видел новую афишу. Может, сходим? – предложил он. Мы с Валей рассмеялись. Он посмотрел на нас с удивлением.
– Хорошая идея, – разрядил я обстановку, – Значит, с пляжами покончено. Отныне только кино. Хоть немного отдохнем от жары.
Обсудив программу завтрашнего дня, снова замолчали. Было очевидно, что кто-то из молчаливо бредущей троицы явно лишний. И тут меня осенило. Я начал пересказывать любимые сюжеты из школьной жизни и нашего рукописного журнала. Валя и Саша непрерывно смеялись. Через полчаса мы уже были обычной шумной компанией веселых молодых людей.

И вот он настал, долгожданный вечер. Завсегдатаи беседки на своих местах. Как всегда, в центре внимания – колода карт. Похоже, нервничаю не только я. Саша тоже периодически поглядывает на двери подъезда, откуда ожидается выход королевы двора – Вали-Валентины.
И вот она на сцене. Оживление публики, не участвующей в карточной игре. Но неожиданно сценарий нарушен. Валя не пошла к беседке. Она остановилась у подъезда и, подав знак “следуй за мной”, медленно пошла к выходу на улицу. Незаметно встал, вышел из беседки и пошел вслед за девушкой. Саша в этот момент раздавал карты и, кажется, не заметил моего маневра.
– Добрый вечер, королева, – быстро догнав, поприветствовал Валю-Валентину новым титулом.
– Добрый вечер, профессор. Не ожидала такого эффекта, но оказалось, все удалось, как нельзя лучше. Ты наблюдательный. Заметил. А то пришлось бы возвращаться. А там, не дай бог, Саша увязался. Толик, я так рада, что все получилось, – щебетала Валя.
– Саша в тот момент увлекся картами. Валечка, а что у тебя с ним?
– Он один из моих верных поклонников.
– А много их у тебя?
– Со счета сбилась. Если бы ты знал, Толик, как трудно быть хорошенькой девушкой. Есть, конечно, свои преимущества. Особенно, когда встречаешь хороших людей. Всегда готовы помочь. А в остальном – сплошные минусы. Просто пройти по улице, и то страшно.
– Валечка, я тебя понимаю. Какие планы на вечер? Кстати, у нас юбилей – мы с тобой знакомы ровно сутки. Как отметим?
– Только сутки? Толик, мне кажется, мы знакомы всегда. Давай, пойдем к морю. Там прохладней. А то я за эти бесконечные сутки так устала от жары. Хорошо, в кинотеатре немного отдохнула. А то и до теплового удара недалеко с непривычки.
– Что ж, идем к морю, Валя-Валентина. Море и небо – моя слабость. С детства обожаю. Столько книжек перечитал. Грезилось, как наяву. А действительность оказалась еще прекрасней, – и мы, взявшись за руки, неспешно двинулись в сторону моря.

И вот мы у моря. Набережная освещена, но стоит спуститься на узкую песчаную полоску пляжа, и ты становишься невидимкой. Впереди – чернильная мгла в полмира. Сзади – набережная, как на ладони. А тебя не видно. Ни с моря, ни с суши. Чем не невидимка?
У моря чуть прохладней. Но волны нагретого воздуха временами достают и здесь. Мерный шум накатывающих на берег волн создает особое настроение – умиротворения и стабильности.
– Как же здесь хорошо! – с восторгом отметила Валя-Валентина, – Здравствуй, море! Я снова на твоем берегу. Толик, я всегда так приветствую море, когда приезжаю. Слушай, давай искупаемся. Так хочется поскорей начать пляжный сезон.
– Валечка, с удовольствием. Вот только чую, без солнышка лишь к утру обсохнем. Как думаешь, нас не хватятся среди ночи?
– Толик, мы с девочками здесь всегда купались вечером. Ну, в общем, без ничего. Место тихое. Со стороны не видно. Рискнем?
– Конечно, рискнем! Только предупреждаю, я не девочка. Сам не ведаю, на что способен.
– Толик, я знаю тебя целую вечность. Ты подарил мне стихи, а они лучше любых объяснений. Теперь только позови, профессор.

Разговоры в сторону. Быстро разделся, не глядя на Валю, бросился в теплое море и поплыл от берега. Плыл, не оборачиваясь, пока ни услышал характерный плеск воды. Значит, Валя уже в море. Судя по всплескам, она плыла ко мне. Развернулся и поплыл к ней. Со стороны моря видимость была лучше, и сразу разглядел силуэт плывущей девушки. И вот мы встретились. Здесь неглубоко. Я доставал дно пальцами ног. Валя – вряд ли. Не сговариваясь, обнялись и рассмеялись.
– Вот и попалась, русалочка – негромко пугнул, чтобы объятия не затянулись. Сработало. Валя свернулась в клубочек и, с силой оттолкнувшись от меня ногами, мгновенно оказалась в трех метрах.
– А вот и нет! Попробуй, поймай! – заигрывала она.
Я бросился в погоню. Мгновенно нагнал и обхватил девушку сзади так, что снова, как в кинотеатре, почувствовал ее прелести, не защищенные одеждой.
– Теперь не вырвешься! – торжествовал победу.
А Валя и не хотела вырываться. Не удержавшись, поцеловал ее куда-то в шею. Она вдруг ловко выскользнула, и крепко обняв, сама поцеловала меня в губы. Резко оттолкнувшись, как и в первый раз, снова оказалась на расстоянии.
Меня впервые в жизни поцеловала девушка! Это было выше моих сил. Эмоции переполняли. Набрав полные легкие воздуха, надолго нырнул, с тем, чтобы незаметно отойти как можно дальше и немного успокоиться от прикосновений к этому удивительному творению природы – прекрасному женскому телу.
Мы уже были на мелководье, почти у берега, поэтому, отталкиваясь от дна, ушел под водой на приличное расстояние. Вышла луна, и неожиданно стало светло. Когда вынырнул, Валя стояла в полосе прибоя и напряженно вглядывалась в море. Я видел тревогу в ее позе и в суетливых движениях рук. Какой же дурак – так напугать девушку! Быстро поднялся из воды, окликнул и, не стесняясь наготы, стремительно рванул к ней. И вдруг остановился, остолбенев от увиденного. Передо мной один в один была картина моего сна! Валя-Валентина смотрит на меня тем же загадочным взглядом, и она без одежды.

А она вдруг бросилась ко мне, крепко обняла и начала целовать, целовать, целовать. Я не ждал в ней такого бурного темперамента. Скорее всего, ее состояние было вызвано страхом, который только что испытала. А сейчас меня целовала красивая девушка, которая была совсем не безразлична! И мы забылись в долгом поцелуе.
Когда очнулись – от заливающего все вокруг яркого лунного света было светло, как днем. На море серебром переливалась лунная дорожка, а ко мне нежно прильнула соблазнительная красавица-русалочка. И нас видно, как на картине.
Мы быстро оделись. Жаль, под одеждой скрылась хрупкая незащищенная русалочка. Зато взамен предстала уверенная в себе королева двора – улыбающаяся Валя-Валентина. Она оглядела меня с ног до головы придирчивым взглядом собственницы, улыбнулась, и мы потеряли счет времени в жарких поцелуях.
Мы могли бы целоваться до утра. Но нас ждал двор. Я обнял Валю за талию, и мы медленно вошли в душный город. Перед входом во двор поцеловались на прощанье.
– До свидания, профессор. Спокойной ночи и крепких снов.
– До свидания, моя королева. И тебе спокойствия и сладких сновидений.
Я вошел во двор, стараясь не привлекать внимания, обошел беседку и вошел в нее как бы из глубины двора.
– Ты куда исчез? – мгновенно среагировал Саша.
– Сходил, искупнулся тут неподалеку. А то с этими фильмами мы и о море позабыли.
– Меня бы позвал, вместе искупнулись.
– Да ты до сих пор от карт оторваться не можешь.
Но, Саша неожиданно вскочил, бросив карты, потому что через двор к подъезду направлялась Валя-Валентина.
– Валя, подожди, – крикнул он ей.
– Саша, извини, спешу. До завтра, – ответила она ему и всем нам, и, помахав ручкой, скрылась в подъезде. Правильно сделала, потому что ее мокрые после купания волосы выдали бы нас с головой.

И вот я снова в духоте комнаты лежу на мокрых простынях и подушках. От впечатлений прошедшего дня совсем не хочется спать. Эта девушка за сутки перевернула мою жизнь. Она дала надежду. Она явно не любительница курортных романов, а чистая открытая девушка из русской провинции, где женщины ведут себя так, когда любят по-настоящему – в полную силу.
Я всегда представлял свою жизнь в образе маленького, незаметного червячка, ползущего по огромному, раскидистому дереву возможностей. Вот дополз до первой развилки. Назад пути нет. Путь один – только вперед. Свернув на очередную ветку, навсегда отсекаешь возможность прожить другую жизнь – жизнь на соседней ветке. И чем выше, тем меньше возможностей. А вот и близкий конец моей единственной ветки, которую выбирал всю свою убогую червячью жизнь. И вкусные плоды где-то в стороне. И к ним уже не попасть никогда и ни за что. А я всю свою единственную и неповторимую жизнь питался одной недозрелой кислицей.
Я не должен упустить эту девушку, которая честно и открыто предложила дружбу, а если позову, откликнется и на более высокие отношения. Я стою у развилки – маленький, незаметный червячок.
А еще представлял себя этаким полезным растением, произрастающим среди себе подобных благородных, но хлипких растений и своры могучих сорняков. Всем нам одинаково светит солнышко и поливает дождь. Но от полезных растений есть прок, а сорные, бесполезные, лишь снижают плодородие земли.

Валя-Валентина. Я узнал тебя молоденькой девушкой, но уже пережившей горе. Много лет знал зрелой женщиной. Ты была такой же, как я. Ты всегда была готовой выпрыгнуть на ходу из несущегося поезда, или прыгнуть без парашюта с самолета. Нам с тобой, чувствующим всеми силами души, нечего терять в этом мире, если нет большой любви, или великой цели.
И вот сейчас мы с тобой – два маленьких червячка – на развилке дерева жизни. Один миг – и мы двинемся по одной и той же ветке. Этот же миг – и наши пути разойдутся навсегда.
И я решился. На третий день нашего знакомства предложу тебе не дружбу, а мою любовь.
А теперь надо подумать, что же еще отразить в стихах, адресованных только тебе. Мне вдруг надоело сочинять, откровенно обнажая страдающую душу. А если попробовать сочинить стихотворение-ребус.
С виду обычное стихотворение, но зашифрованный смысл которого будут знать только двое – мы с тобой. И я придумал два таких стихотворения. Я решил создать традицию. Одно стихотворение утром, второе – днем.

Луч солнца в последний раз
С улыбкой взглянул на поля,
Но пробил урочный час,
И во мрак опустилась земля.

Еще долго пылала заря,
Полмира от тьмы заслонив,
Словно отблеск минувшего дня
И привет от бушующих нив.

А когда догорела она,
Миллионами солнц неземных
В небе вспыхнула звезд тишина,
Как привет от миров иных.

Это стихотворение ты получишь утром в беседке, куда наверняка придешь. А второе – в кинотеатре, перед началом сеанса.

Я иду по весеннему полю,
Надо мною бездонное небо.
Вихри света, почувствовав волю,
Льются щедро на полосы хлеба.
Их прозрачные нежные травы
Чуть колышет задумчивый ветер,
А вдали зеленеют дубравы,
Размышляя о будущем лете.

Я не буду расшифровывать смысл стихотворений. Об этом знали только я и моя королева – Валя-Валентина.

Второй день, как две капли воды, был похож на первый. Мы втроем отдохнули от жары в кинотеатре. А вечером нам с Валей снова удалось сбежать, причем, гораздо проще. Она ушла из дома заранее, и весь вечер двор напрасно ждал ее выхода. Моего ухода никто не заметил.
И снова было купанье под луной. Мы плавали по лунной дорожке. Мы горячо целовались и в море, и на пляже, и в парке. Мы наслаждались счастьем обретения надежды. Когда утром и днем рассказал Вале тайный смысл подаренных ей стихов, она обняла меня и поцеловала. Это стало нашей тайной. А перед расставанием сказал, что завтра хочу сообщить ей нечто важное для нас обоих.
Мы простились с Валей, в твердой уверенности, что завтра будет такой же счастливый день, будут кинотеатр и море. Но мы не знали, что жестокая судьба уже занесла свой меч, приготовившись разрубить едва наметившиеся связи двух одиноких сердец, ищущих, и, кажется, нашедших взаимную любовь.

Валя ушла домой первой. Через полчаса, побродив немного по городу, подошел я. Саша встретил сообщением, что в пять утра за нами заедет машина, и мы должны помочь доставить мебель нашему сокурснику Толику Панченко. Он живет недалеко от города, но придется заночевать, вплоть до послезавтра. Спросил о Вале, с которой договорились об очередном посещении кинотеатра. Саша сказал, что он ее только что предупредил. В театр пойдем послезавтра.
На следующий день мы выполнили все, о чем попросил Толик. Мы доставили мебель на берег гигантского лимана. Где-то в зарослях располагалась приличных размеров обитаемая суша, с домиками, садами, огородами и виноградниками.
С берега мы грузили в катер один или два предмета мебели. Катер уходил и вскоре возвращался за следующей партией. Работа была нетрудной, но отняла много времени. Последним рейсом катер доставил нас на место, и мы постепенно перевезли всю мебель в дом на ручной тележке.
Работу завершили лишь к вечеру. И вот нас пригласили отобедать. Огромный стол стоял посреди своеобразного дворика, образованного пространством между двумя беленькими украинскими хатками. Сверху дворик был перекрыт часто натянутой проволокой, по которой вилась старая виноградная лоза. Мы сидели в тени виноградных листьев, а над нами висели крупные гроздья спелого винограда. Трудно даже представить, сколько его там было.
Стол ломился от блюд украинской кухни. Но центром пиршества были запотевшие бутыли виноградного вина домашнего приготовления. Увы, этот благородный напиток разливали не в тонкие бокалы, которых он, несомненно, достоин, а в обычные граненые стаканы.

Вино было просто великолепным. Но Толик сразу предупредил, чтобы не налегали. Если понравимся его отцу, тот угостит нас самым лучшим своим вином. Мы расстарались. И вскоре Толик, по указанию отца, уже шел в винный погребок за этим самым коллекционным вином. Это было нечто. Восторг! Вечер удался.
Уже на закате сходили к морю освежиться. Я увидел гигантский песчаный пляж, который протянулся вдоль берега на несколько километров. И на всем пляже оказались только мы втроем. Я наслаждался этим вечером у моря, но было немного грустно без моей королевы. Удивительно, но всего после двух суток общения с этой удивительной девушкой уже не мог без нее обходиться.
Валя-Валентина. Что ты сейчас делаешь? Вспоминаешь ли глупого профессора Толика? Жалеешь ли, что сегодня не будет наших заплывов по лунной дорожке? Не будет праздника резвящихся дельфинов, прекрасных в своей наготе. Не будет страстных поцелуев, от которых закипает кровь и дурманится голова, и о которых всего двое суток назад даже не помышлял, смирившись с участью обреченного на одиночество человека. Не будет разговоров, которые захватывали неожиданными поворотами, и которые открывали новый мир – мир женской души, таинственной и непредсказуемой.
Ты научила меня многому, о чем даже не догадывался. Научила сохранять чистоту отношений даже в интимной обстановке. Научила не сдерживать чувств и отдаваться им со всей страстью души. Ты окрылила меня, так явно определив и подчеркнув мои достоинства, которых в себе даже не подозревал. Ты вселила в меня веру в свои силы, подорванные пятью годами самоотречения. Ты подарила надежду.

Утро встретило неприветливо. Сверкали молнии, гремел гром, лил тропический ливень. Море штормило. А это означало, что мы в ловушке. Пока шторм не кончится, катер в море не выйдет.
Плохая погода продержалась два дня. На третий засияло солнышко, но волны все еще были большими. Назревала опасность, что вообще опоздаю на поезд.
На поезд все же успел, а вот встретиться с Валей-Валентиной не удалось. К тому времени, когда добрались до дома, до отхода поезда оставалось два часа. Мы зашли попрощаться, но дома никого не оказалось. Уезжая, оставил записку для Вали со своим адресом. Но ни одного письма от нее так и не получил.

Когда Саша вернулся после каникул в училище, спросил, как там Валя, но он сказал, что после моего отъезда ее не видел. К ним в беседку она больше не заходила, и, похоже, с утра до вечера пропадала на пляже. Мою записку он передал. Ее адреса в Тульской области, конечно же, не знал.
И я снова попал в полосу душевной депрессии. Мне стало понятно, что отныне каждый из нас – двух одинаковых существ, встретившихся на миг на развилке дерева жизни, – уже двинулся в путь, но каждый по своей ветке.

А потом захватили другие события. Я пережил самую большую трагедию – смерть любимого человека. Эта трагедия заслонила весь остальной мир. Я на время стал глух и слеп, не замечая ярких красок бушующей жизни, не слыша ее призывных звуков. Мир стал серым и безрадостным – пустым.
Иногда вспоминал короткое летнее знакомство. Но теперь, через несколько лет, оно уже действительно представлялось курортным романом.
И единственное, чего никак не мог понять, почему Валя не написала ни строчки по моему адресу, почему не сообщила свой адрес через Сашу. Ведь не мог я так ошибиться в ней, а главное – в искренности ее чувств тогда, тем летом. Это все равно, что ошибиться в самом себе.
 
Что ж, завтра мы встретимся с тобой, моя королева. Но чего мне ждать от встречи с замужней женщиной? Скорее всего, просто посмотрим друг на друга с разных веток дерева жизни, пока эти ветки не разошлись за пределы зоны видимости.

Мы пришли к вагону первыми. Меня провожали родители и братья. Все бодрились, только мама периодически пускала слезу.
– Ладно, мама, не расстраивайся. Что вы меня на фронт провожаете? – пытался успокоить, хотя у самого тоже было тяжело на душе, – Время пролетит незаметно. Глядишь, скоро в отпуск приеду.
– В этом году уже точно не увидимся, – снова всхлипывала мама.
– Ничего, год через пять месяцев закончится, – подбадривал ее.
Больше всего не люблю всевозможных проводов. Куда лучше – встречи. Все довольны, все улыбаются, все тебе рады. Скорей бы ребята подошли. Может, станет веселее. Их-то еще в Бердянске проводили. Они в пути вторые сутки.
И вот, наконец, появились. Впереди Валя-Валентина, сзади с вещами Саша. Увидели нас. Мне показалось, Валя слегка пополнела, в глазах появилась твердость, уверенность. Зато Саша шел какой-то пришибленный, сразу напомнив тульских парней, о которых когда-то рассказывала Валя.
“А отчего им не быть пришибленными, если ими такие вали командуют”, – закружилась в голове очередная дурацкая мысль, которая развеселила настолько, что невольно рассмеялся.
– Профессор в своем репертуаре, – услышал знакомый мелодичный голосок. Наши провожающие немного приободрились.
– Ну, здравствуй, королева, – протянул руку Вале-Валентине, – Так вот черепаху за водкой посылать – может вернуться через целых три года, – начал словесную дуэль с единственным человеком, который сейчас интересовал.
– Здравствуйте, профессор, – протянула ручку Валя, совсем, как в тот первый день нашего знакомства. Как и тогда, взял ее в свою и поцеловал. Поднял глаза и вместе с очаровательной улыбкой, увидел в ее глазах каких-то чертиков, – Я так тогда и подумала, что пока вы весь погребок не осушите, оттуда не вернетесь, – быстро нашлась она.
Я больше не мог сдерживать чувств, увидев так близко ее сияющие глаза и губы, которые когда-то целовал. Обнял ее и трижды поцеловал, но совсем не в щечки, как это принято по-русски. И снова почувствовал что-то давно забытое, и еще отметил, что она отвечала на мои короткие поцелуи.

– Валечка, а откуда ты про погребок знаешь?
– Саша рассказывал.
– А что еще он тебе рассказывал? – задал ей вопрос, который, конечно же, не надо было задавать второпях. Но когда спросил, меня вдруг осенило. А может, именно так развивались события, в результате которых наши червячки разошлись на развилке пресловутого дерева жизни, – Ладно, давайте располагаться, потом будет много времени для разговоров, – освободил Валю от ответа на вопрос.
Предложил провожающим выйти из вагона, чтобы ребята расположились в купе. Выходя из купе, поприветствовал Сашу, стоявшего с вещами у входа.
Интересно, видел ли он детали нашей встречи с Валей? Скорее всего, нет. Да, собственно, все произошло быстро и в рамках приличия. Может, так поздравил её с замужеством. Кстати, я их вообще не поздравил. Впрочем, правильно сделал. Стоит ли поздравлять, если мне это неприятно. Не от души будут поздравления. Валя все еще что-то испытывает ко мне. Это очевидно. Она отвечала на поцелуи, а могла бы просто подставить щечку.
“Нет. Это путешествие будет непростым”, – думал, двигаясь по проходу к выходу из вагона.
Мы постояли у вагона, я распрощался с провожающими, и за минуту до отхода поезда прошел в купе. Мои нервы были на пределе. Скорей бы уезжал этот поезд. Наконец, он тронулся. Мы втроем долго махали провожающим, но вот колеса бодро застучали на выходных стрелках. Путь в никуда начался.

В купе мы были втроем. Четвертый, очевидно, подсядет где-нибудь на первой же остановке. Ехать почти двое суток. Дорога до Волги давно знакома. Смотреть особо не на что. Но придется. Пусть молодожены обустраиваются.
Вышел из купе. Встал у окошка. Мысли скакали горохом. И все они были какие-то мелкие, гадкие. Что я собственно хочу? Узнать, каким способом меня разлучили с Валей? Ну, узнал когда-то подобную правду от подруги Людочки. Я и сам ее вычислил еще до того, как узнал. У подруги лишь уточнил детали. Мне что, стало легче? Нет. Та подлость обошлась в пять лет страданий. И не только мне. Оказалось, Людочка тоже страдала. Тогда мы, по крайней мере, вновь обрели то, что у нас похитили – нашу большую любовь. И мы были счастливы полгода, пока трагическая судьба ни разлучила нас навсегда.
А что сейчас? Допустим, узнаю причину, по которой три года назад Валя не стала мне писать. Может, она так и не узнала адрес, потому что Саша не передал мою записку. Может, Валя передала мне записку со своим адресом, а Саша опять-таки сподличал. Возможны другие варианты. Все возможно. А что дальше?
Надо ли мне стать причиной крушения молодой семьи только для того, чтобы торжествовала справедливость? Кто я такой? Допустим, Валя узнает, что Саша подлец. Ей будет больно. Она будет винить себя в том, что не разобралась в этом человеке. А он уже ее муж. И она вдруг сообщит ему то, что он и сам о себе знает. Но он будет защищаться, все опровергать. Разлад в семье. Ради чего? Какая в том великая цель?
Смолчать? Сделать вид, что ничего не было? Но ведь было. Валя была инициатором нашего бурного романа. Я лишь оказался тем человеком, которого она искала. Стечение обстоятельств, и все разрушено. Нас разделили три года неизвестности. Она снова искала. Но ведь нашла. Это я никого не искал. Это я все на том же месте, раздавленный горем.
Что ж, я не стану ничего выяснять. Я не буду никого обвинять. Предоставляю это право тебе, моя королева.

Я знаю тебя, как самого себя, потому что мы одинаковы. Тебе захочется узнать правду. Уже по первым минутам нашей встречи через целых три года понял, что ты не забыла два бурных дня нашего романа. Ты наверняка хранишь мои стихи. Ты знаешь тайну, о которой знаем только мы. Нет. Ты будешь искать правду. И ты узнаешь, как было разрушено наше будущее. А потом думай. Здесь все просто. Журавль, или синица. Думаю, ты выберешь журавля. Но это будет только твой мучительный выбор. Ты никогда не упрекнешь меня за него. Я буду ждать тебя, моя королева. Но я не буду помогать тебе в неблагодарном деле установления истины. Разбирайся во всем сама.
Из купе выглянул Саша.
– Толик, что ты там стоишь столько времени? Иди к нам. Валя приглашает.
– Саша, отдыхайте, пока к нам четвертого не подсадили. А я пока в окошко посмотрю. Места знакомые. Давно не видел. Так что не переживай. Вале привет.
Прошло часа два, а я все стоял и размышлял. Неожиданно вышла Валя в красивом халатике.
– Привет, профессор.
– Здравствуйте, ваше величество.
– Толик, а если без шуток? Хочешь, поговорим? Или оставим все, как есть, без объяснений?
– Валечка, мне не до шуток. Я вчера, когда услышал о жене Саши, которую зовут Валя, и которая знает меня по Бердянску, чуть с ума не сошел. Я не знал, как себя вести, когда встречу тебя.
– Неужели совесть замучила? Не хочешь, не отвечай. Я не обижусь. Но, пожалуйста, расскажи все, как есть. Мне бы хотелось понять. Я уже не та девочка, что три года назад. Но, знаешь, как гадко себя чувствовала тогда? Ты даже не представляешь. Идет?

– Идет, Валечка. Мне скрывать нечего. Хотя, мне почему-то показалось, ты сразу разобралась во мне, в первый же день. И совесть моя чиста. Я ни в чем тебя не обидел ни тогда, ни сейчас. Задавай вопросы. Готов ответить. Заодно и сам постараюсь понять.
– У меня всего три вопроса. Что ты хотел мне тогда сказать? Почему вы не вернулись в город, как собирались? Почему не ответил на мою записку, которую передала с Сашей? Вот и все, пожалуй.
– Валечка, через день я хотел сказать тебе, о чем думал уже в первые сутки нашего знакомства. Окончательно созрел в ночь после моря. Но решил, что скажу в наш третий вечер. Не хотелось, чтоб ты приняла меня за легкомысленного человека. Ответ надеялся получить еще до отъезда, хотя знал его заранее. Валечка, эти слова в моих стихах. Ты могла бы догадаться обо всем и без моих слов. Валечка, помнишь, в наш первый вечер ты сказала – только позови. Ты нужна мне, Валя-Валентина. Будь моей королевой, если любишь, как я. Вот что тогда хотел сказать.
Валя слушала с напряженным вниманием, серьезно и сосредоточенно. Я видел, какие сильные чувства бушуют в ней. И когда произнес слова любви, из ее глаз потоком хлынули слезы. Она закрыла лицо руками и быстрым шагом ушла в сторону вагонного туалета. Я, было, ринулся за ней, но понял, что лучше остаться на месте.

Минут через пятнадцать Валя вернулась. От слез не осталось следов, но, похоже, волнение ее так и не покинуло.
– Толик, а почему Люда тебя не провожала? – вдруг задала она вопрос, который шокировал. Откуда она узнала, что мы с Людочкой восстановили отношения? Она не знает, что Людочки давно нет. Не логично.
– С Людочкой, Валя, я попрощался вчера. На кладбище.
– Почему на кладбище?
– Она умерла два года назад.
– Толик, прости, я не знала.  Саша сказал, что у вас с ней все в порядке. Я и подумала, что именно это ты хотел мне тогда сказать. Но это уже было после Сашиного письма. А в те дни я так ждала именно тех слов, которые ты сказал сейчас. Любая девушка их ждет. А потом, представь, какое разочарование, когда получила назад мою записку и Сашино сообщение.
– Валечка, давай по порядку. Ты меня запутала с этими письмами и записками. Давай я спрошу, а ты ответишь. Идет?
– Ты прав, Толик. Я уже ничего не понимаю. И мне жаль Людочку.
– Валечка, скажи, в тот день, когда я уехал, Саша передал тебе мою записку с извинениями и моим адресом?
– Никакой записки он не передавал. Когда встретила его вечером и спросила о тебе, сказал, что с трудом отправили домой и теперь волнуются, потому что ты так и не протрезвел. Я удивилась, но расспрашивать не стала. Думала, напишешь и объяснишь, что у вас случилось, но письма не было.

– Валечка, а кому и куда писать? Ведь, кроме того, что ты Валя из Тульской области, я о тебе ничего не знаю до сих пор. Кстати, домой уезжал таким же, каким стою перед тобой сейчас, моя королева. А перед отъездом мы с Сашей подошли к вашей квартире, но у вас никого не было, и тогда написал и отдал Саше записку для тебя.
Валя напряженно слушала и, похоже, делала какие-то выводы.
– А теперь отвечаю на твой второй вопрос, – продолжил я, – Я не смог вернуться, потому что на море был шторм, и мне сказали, пока волнение не спадет, катер в море спускать нельзя. Попросил лодку. Я когда-то занимался греблей, и представляю, как ходить на ней в штормовом море. Мне отказали. Что еще я мог сделать? Разве только броситься вплавь.
– Толик, а ты знал, что на берег лимана давно проложена тропинка, по которой можно ездить на велосипеде, а не только ходить пешком?
– Потрясающе! Валечка, ну, откуда я мог это знать? Я был там впервые. Меня доставили на катере. И никто не сказал, что есть другой путь из этой морской ловушки. Ведь когда уговаривал дать лодку, могли бы сказать, что можно просто уйти. Не сказали.

– Толик, в принципе, все ясно. Пожалуйста, третий вопрос, хотя и здесь, кажется, полная ясность.
– Валечка, твою записку Саша мне не только не передал, но и вообще о ней ни разу не упоминал. Никогда. Кстати, когда он сообщил тебе, что у нас с Людочкой наладились отношения?
– Кажется, в конце года. Он написал, что ты даже не взял мое письмо, потому что у тебя восстановились отношения с твоей девушкой.
– Валечка, но ведь я его спрашивал о тебе в конце августа, когда он вернулся из Бердянска. Он мог ничего не рассказывать, а просто передать твою записку. Но не передал. А потом, очевидно, не знал, что с ней делать. И когда через три месяца узнал мою новость, его осенило. Его можно понять. Он боролся за твою любовь.
– Толик, я думаю, любовь была у нас с тобой. А здесь все как-то так вышло. Скорей от отчаяния. Годы идут. Мне пошел двадцать третий. Провинциальный городок. Одни и те же пьяные рожи. А тут зимой приезжает принц в летной форме и предлагает руку и сердце. Кстати, я спросила у него о тебе и твоей девушке. У меня еще теплилась надежда. Но, он сказал, у вас все в порядке. И я приняла его предложение. А теперь, перед отъездом, расписались.
– Значит, он был у тебя зимой? – спросил ее с удивлением, вспомнив, что в разгар зимней сессии Саша действительно куда-то уезжал. Когда спросил, он отмахнулся. Сказал, очень надо. Как ни странно, его тогда отпустили, – Валечка, но ведь он знал, что Людочки давно нет. Я тогда у него и у наших ребят занимал деньги на похороны. Потом целый год отдавал.
Валя вдруг снова горько заплакала и ушла в туалет. Из купе выглянул Саша.
– Ты один? А где Валя?
– Наверно, в туалет пошла. А там очередь, – ответил ему. На душе было гадко.

Вернулась Валя. Она была какая-то потухшая, очевидно, сломленная нашим разговором и тем, что узнала. Она молчала. Молчал и я. Вот, придурок, ты и получил свою правду. Выяснил детали. Было плохо только тебе. Теперь плохо человеку, которого любишь. И это еще не конец приключений. Вот она, голая правда.
– Толик, а ты любил Людочку, когда вы снова встретились?
– Валечка, я любил ее всегда. Это же так очевидно из стихов, которые тебе читал. Кстати, именно они вернули нам нашу любовь. А ее подруга сама призналась в том, что разрушила наши отношения, – и я рассказал Вале ту историю, подчеркнув, что и наша оказалась точно такой. Валя слушала внимательно, не перебивая. Но чувствовалось, ей хочется задать какой-то очень волнующий ее вопрос. Наконец, я замолчал.
– Толик, а меня ты любил, когда хотел сказать те слова? Где любовь, а где одни слова?
– Валечка, это же так очевидно. Людочка – моя первая и самая большая любовь на всю жизнь. Она мечта. Она невеста из любимой песни о Родине. Она самое святое, что у меня было и есть. А ты, Валечка, мой первый поцелуй. Ты – мои первые объятия с девушкой, созревшей для любви. Ты –  моя русалочка в лунном свете. Ты – наши игры дельфинов на лунной дорожке моря. Ты – реальность, которая могла бы осветить всю мою жизнь. Вспомни, мои стихи, а особенно их смысл. И если бы я сказал тогда те слова. Я сказал бы их искренне, потому что любил только тебя. Но все равно Людочка осталась бы для меня первой любовью. А ты знаешь, что такое первая любовь. Это так же неизменно, как течение времени в нашей жизни.
– Толик, а ты разве никогда не целовал Людочку?
– Только однажды, когда простился с ней навсегда.
– Толик, прости. Мне очень жаль эту девочку.

Мы молчали, утомленные трудным разговором, прояснившим, наконец, все, что мучило нас обоих долгих три года.
– Толик, давай сбежим. Просто сойдем на ближайшей станции, и вернемся домой, – вдруг предложила Валя.
– Куда мы сбежим, Валечка? Нас отловят. Тебя вернут в горницу хозяину, а меня отправят пороть на конюшню. А вообще, Валечка, мне кажется, нам обоим место в психушке, – ответил ей, даже не подозревая правильность поставленного диагноза.
– А если серьезно?
– Валечка, всерьез этот вопрос даже рассматривать бессмысленно. Я должен прибыть на место службы. У тебя такая же обязанность – прибыть туда же с мужем. Решения можно принимать после того, как устроишься на новом месте. Все остальное – авантюра.
– Толик, я жду от него ребенка, но ты знаешь, я уже этого не хочу.  Я ему еще не говорила, и сделаю все, чтоб он ничего не узнал.
– Валечка, по-моему, ты поступаешь плохо. Подумай сто раз, прежде чем принять решение. Не обостряй отношений. Время само все расставит на свои места. Не надо торопить события. Я всегда буду рядом. Рассчитывай на меня. Но я никогда не встану между вами. Я приду к тебе, моя королева, только когда станешь свободной, какой была, когда мы встретились. Если, конечно, к тому времени еще захочешь быть со мной.
Валя вдруг обняла меня и крепко-крепко поцеловала. Похоже, она только что простилась со мной. Моя королева. Моя Валя-Валентина. Мы были с ней одни в длинном коридоре купейного вагона, и никто не мог нас видеть в тот момент. Но, мне кажется, если бы он был полон людей, ничего не изменилось. Потому что мы видели только друг друга и наши глаза, полные слез.
“Я мужем ей не был. Я другом ей не был. Я только ходил по следам”, – крутилась в голове строчка из какой-то забытой песни.


Рецензии
Как быстро порой принимаются жизненные решения, но как непросто, а порой невозможно вернуться назад!
Мне понравился Ваш рассказ.
Скольких людей подобные ситуации сделали несчастными! И это так досадно.

Юлия Ермолаева   16.08.2011 11:23     Заявить о нарушении