***

Сафа Керимов

Никогда бы мне не бывать в этом саду!

…никогда бы мне не бывать в этом саду, если бы отец наследного принца, моего однокашника, не пригласил нас в своё загородное имение, чтобы отпраздновать сдачу последнего экзамена и окончание школы.
Огромный дом с гулкими залами, крытый прозрачным куполом овальный бассейн с водопадами, и особенно – тренажёрный зал,–  привели моих одноклассников в неуёмное восхищение. Особенно восхищались наши девушки, когда Наследник завёл всех в будуар своей матушки с французской мебелью какой-то там эпохи и прекрасными венецианскими зеркалами, на которых не хватало только, пожалуй, табличек с пояснениями и ценниками с бесконечными нулями. Громко восхищалась, поблескивая своими глазами газели,NN,– и мне это было особенно неприятно. Последние два года её нежно и трепетно любил мой единственный Друг, и все эти два года она выглядела тихой, романтического склада девушкой, – только изредка я улавливал в самой глубине серых глаз, на очень короткие мгновения, неясный отблеск тайных мыслей. Говорить об этих подозрениях Другу, потерявшему разум как обычный влюбленный, было бесполезно, и я решил молчать. Зато теперь я увидел этот взгляд очень ясно, и увидел, что его видит и Наследник, которого я и так недолюбливал, а теперь ещё и возненавидел. И от греха подальше, – всё-таки я был здесь в гостях, хотя и в первый и, очевидно, в последний раз,– я вышел из комнаты, и оказался на лестнице, которая вела в сад.
В тишине и покое сада седой до черна  загорелый старик окапывал кусты роз, раскинувшиеся по обеим сторонам хрусткой дорожки цветного гравия. Ближе всех ко мне оказался куст лимонно-желтых мелких роз, которые, кажется, лимоном и пахли. Чуть дальше привольно раскинулся огромный красавец-куст с назойливо-яркими цветами. И, наконец, – чисто-белые, словно из воска вылепленные  цветы со слабым, почти неуловимым запахом.
Садовник осторожно, как бы про себя, кивнул, одобряя мой выбор.
- Какие красивые, - сказал я, чтобы что-то сказать.
Старик снова осторожно кивнул – разговаривать с посетителями не входило в её обязанности,- и очень тихо сказал:
- Эти, белые – с гор. Очень старинный сорт. Обычно у моря не приживаются, а эти – как вцепились.
От густого, перенасыщенного запахом роз, воздуха у меня сильно  закружилась голова, и я заторопился уйти из этого дурманящего облака. В глубине сада я увидел другой дом, поменьше и поскромнее. Как мне показалось, в окнах первого этажа мелькнул Друг и ещё кто-то, и я зашагал туда.
Внутри дома что-то с грохотом передвигали и при этом внятно и радостно матерились. В первой же просторной комнате, которая оказалась отлично оборудованной мастерской, я застал Друга и другого одноклассника, Андрюшу, чудо мастера на все руки. Они выуживали из кучи металла в углу какие-то огромные детали.
- Смотри! - радостно прокричал Друг, потрясая перед собой непонятной формы железякой.- Это же настоящий американский велосипед! С огромным передним колесом! Ему лет сто, а состояние просто отличное!
- Мы уже почти все детали нашли! - так же радостно прокричал Андрюша.- Представляешь – так себе и лежит, никому не нужный. А колесо какое – больше меня!
Я подумал тоже принять участие в поисках запасных частей к раритетному транспорту, но увидел, как Друг и Андрюша испачкались в этом металлоломе, – руки, рубашки на груди и даже брюки на коленях были в масляных и ржавых пятнах. Мне не хотелось  портить свои единственные светлые летние брюки и белую футболку, и пришлось пожелать успехов и оставить их.
…Втайне я уже начал сожалеть, что согласился приехать сюда. Чувство одиночества, которое уже в те годы изредка посещало меня, снова постучалось в двери моего дома. Даже старик-садовник куда-то исчез. Я снова оказался у куста восково-белых роз, пришельцев с гор, чтобы поведать им свою печаль…Некоторое время спустя я понял, что ошибался, - у этих роз не было даже слабого запаха: они просто не пахли. Сладкий запах доносился с других цветов.
…меня подхватили и подняли на самый гребень волны светлые волны одиночества,- и понесли в даль, наполненную радужными розовыми маслами. Как во сне, я протянул руку к цветам, - и пронзительно, до самого сердца, укололся о невидимые колючки. Пока я отдергивал руку и сжимал раненные пальцы в кулак, -  в это мгновение острой пронзительной боли я совсем близко, на расстоянии вытянутой руки по другую сторону куста увидел точно так же уколовшего пальцы незнакомого мужчину с красиво уложенной  волнистой бородой, с высоким чистым лбом и печальными глазами, в странных длинных и свободных одеждах,- и видение тут же пропало.
Я понял, что эти розы несут в себе память о других таких же неосторожных прикосновениях…

Из письма на вечном пергаменте с шёлковым шнурком и личной печатью:
"…в то утро я не смог держать в руках кисть и закончить Ваш потрет, потому что сильно уколол пальцы о шипы роз, - помните те розы у обрыва?.. Кроме того, до самого заката меня не оставляли раздумья о непонятном видении, явившемся мне в миг боли: юноша в странных одеждах, с печальными глазами…Как известно Вам и Вашему супругу, Оплоту Веры и Вместилищу Справедливости, преданный Вам поэт и художник происходит из древнего рода звездочётов и предсказателей, но ничего подобного я не вспомнил ни в одной из книг…Всё в этом мире связано друг с другом; и самые таинственные явления имеют для посвящённых самые простые объяснения, если принимать их не умом, а сердцем… Но что означало  это случайное (случайное ли?) видение?.. Мне не дано этого понять; это – тайна…"

Зажав кровоточащие пальцы в кулак, с тихим ликованием в душе, я снова поднялся по лестнице в дом, и прошёл через пустынные залы, оставляя пыльные следы на узорчатом паркете. Как я и предполагал, все мои одноклассники уже переместились в бассейн, и с дикими воплями бесились под водопадами. Я тут же увидел NN – в бикини неуловимо-переливающегося цвета она была восхитительна. Я успел услышать, как Наследник довольным голосом сказал ей:
- Говорил же, что будет отлично тебе, - он поправил на плече NN узкую полоску ткани, и, сильно и пружинисто оттолкнувшись, красиво прыгнул в воду.
Я мысленно плюнул, и принял для себя уже твёрдое решение побить Наследника где-нибудь в тихом месте, как за моей спиной пронеслось что-то большое и быстрое, и я увидел высоко над землёй Друга, который держался за странный изогнутый руль и крутил педали велосипеда с огромным передним колесом. Они с Андрюшей постарались на славу,- педали и колёса крутились как новые, с лёгким, почти неслышным стрекотанием. Ноги мои дрогнули, и я побежал за велосипедом, но Друг, будто и не видел меня, закрутил педали изо всех сил,- и я понял, что не смогу догнать его, и  в отчаянии остановился, беспомощно глядя ему вслед. Догнать его было выше моих сил.
А друг, все сильнее накручивая педали американского велосипеда, отдалялся от меня всё дальше и дальше…Вот он подъехал ко второму дому в конце аллеи; вот – объехал дом, вот – свернул и уже исчез за домом, стал невидимым, и он уже исчезает, исчезает в волнах, исходящих от цветов забвения…

…исчезая в этих волнах
исчезая в этих волнах
навсегда.

После бассейна Наследник угостил всех роскошным фуршетом, который состоялся тут же, у воды.
- Златоустый,- просяще сказала мне NN,- хотя бы два слова!– И хотя я был  отчаянно зол на нее, но NN смотрела на меня без тени улыбки, а голос был почти молящим, и выражение лица – почти отчаянное… И я не смог отказать ей, и взял с подноса высокий хрустальный фужер, затаивший под влажной прохладной пеленой сверкание своих граней.
Я подумал, что кончилась, кончилась школа; кончилось, может быть, и не такое беззаботное, но пролетевшее на одном дыхании, детство. Я подумал, что сегодняшний день, день прощания, собрал в себе нити, которые некоторым из нас предстоит распутывать многие годы…И решил, что лучше всего будет просто молча постоять и выпить потом до дна, - разве часто в наступающей жизни будут мгновения, когда вокруг будут друзья, будет солнце, будут водопады и долгое будущее впереди…
- Ну что ты? – нетерпеливо спросила NN ,нервно покусывая нижнюю губу. Такой я её никогда не видел и не ожидал даже увидеть. Но в ответ я только молчал, мне нечего было ей сказать…
…точно так же, как всего несколько лет спустя, в день её двадцатилетия, последний день её жизни, не;кому будет сказать ей, какой дорогой идти; не окажется рядом друга, на плечо которого можно опереться, и никто её не услышит, как я не услышал в тот день у бассейна….
Стремительно, как с неба свалился, подъехал  и спрыгнул с высокого седла велосипеда Друг,- весь разгоряченный, со струйкой пот через висок к щеке. Я молча протянул ему свой фужер, и Друг так же молча взял его. Он прищурился на Наследника, на NN,на всех остальных, и я понял, что он произносит про себя свой, совсем не добрый тост; и со временем сё сбудется, сбудется, сбудется.… И только я один увидел, как Друг легко и незаметно переломил в крепких пальцах тонкую ножку хрустального фужера, и верхняя его часть вместе с пенной жидкостью и каплей крови из порезанного о стекло пальца упала в бассейн.

Сбудется все, что на крови!..

-Эх ты, - ровным голосом сказал Друг. - Как же это я?.. Надеюсь, хозяин простит?
Наследник в ответ только небрежно махнул рукой, но глаза у него были нехорошие. Точно такие глаза будут у него всего несколько лет спустя, когда всё пойдет прахом, и будет объявлена "вольная воля", которая, как во все времена и во всех странах, начнется с погромов в домах единоверцев Друга. О, тогда в очередной раз сошедшем с ума мире, где убийцы будут считаться героями, Наследник окажется среди Первых, приумножая своё невероятное наследство.
Но конец его будет страшен как конец всех других грешников; грехи его не простятся.
…Я вздрогнул от чуть слышного звука затвора фотоаппарата,  – и так остался навечно на нечёткой фотографии в своих светлых брюках и белой футболке, рядом с Другом, в пальцах которого горит хрустальная искорка, на фоне огромного велосипеда, в страну которого унесёт Друга скоро ветер перемен. И уже из этой фотографии, много лет спустя, в другой уже стране, любимая ревнивой рукой при помощи маленьких маникюрных ножниц отделит меня от всех, и даже на чудом сохранившемся клочке останемся я и Друг, потому что даже на фотографии окажется невозможным нас разлучить. И только один из нас, много лет спустя, будет заботливо подбирать слова, чтобы


снова услышать
На берег бегущие
Пенные волны,
Услышать
Музыку прибоя,
И вспомнить
День расставания;
Вспомнить,
Какими мы были…