Прямая дорога

Тропинка приводит Эмму и Мару  к  старой цветущей груше. У неё широкий, как у дуба, шершавый ствол и огромное сквозное дупло. Как будто груша насквозь была прострелена когда-то  пушечным ядром.

 Эмма с любопытством заглядывает внутрь. На самом дне дупла она замечает сложенный вдвое листок бумаги.
- Смотри, тут какая-то записка.
- Не трогай ничего, - предупреждает её Мара.

Но поздно: Эмма уже вынула записку и  разворачивает её. На листке корявыми печатными  буквами написано:

Если вы  не знаете,ЗАЧЕМ идете сюда,лучше поверните назад!!

- Странная какая-то записка, - недоумевает Эмма.
- Брось её назад!

 Эмма бросает записку в дупло.
- А ты знаешь, зачем идёшь сюда? – как бы между прочим спрашивает её   Мара.
- А ты? – вопросом на вопрос отвечает Эмма.

- Я знаю, - уверенно отвечает Мара.
- И я тоже… - с заминкой признаётся Эмма, -  знаю.

Они идут дальше вверх по тропинке. Вскоре пологий подъём заканчивается, и девушки выходят на большую лужайку, от которой влево и право убегают узкой полосой два суходольных луга.

С высоты это выглядит, как две половинки широко раскрытых ножниц. Степные полосы как бы разрезают на части покрытую лесом платовидную верхушку горы.  Вдоль всего луга, заросшего ковылём, пыреем, люцерной и пурпурной скорнозерой, цветки которой пахнут ванилью, пролегает грунтовая двухколейная дорога, длинная и прямая, как проспект.

- И  куда она ведёт? – спрашивает Эмма.
- Она никуда не ведёт, - коротко отвечает  Мара.
- Как это никуда?
- Это как бы граница.
- Граница?

- Ну, да. Она отделяет Девичью от остального мира. Это Прямая дорога. 
- Что, она так прямо и называется?
- Ну.

- Прикольно, - удивляется Эмма и, как бы невзначай, спрашивает, показывая рукой в сторону вышек,  – а Лыбедь ведь в той стороне?
- В той, - кивает Мара. – То место вообще усеяно трупами.
- Как это? – пугается Эмма.

- Там сто лет назад людей вешали, - объясняет Мара, - казнили там всяких преступников. А трупы рядом закапывали.  Вон там, где сейчас стоят пять вышек, - показывает она рукой, - стояли раньше восемь виселиц. На одной из них и повесили тройного агента Аленского.

- Какого ещё Аленского?
- Который на самом деле был Гершковичем, а знаменитым стал под именем Богрова.
- Тот, что убил Столыпина?

- Ага. Причём Столыпина потом похоронили в Лавре, а Богрова закопали именно здесь на Лысой горе. Он вообще был гением злодейства. Сообщил охранке, что  премьер-министра убьют в оперном театре. Вот его и приставили того охранять. А он вместо этого приставил пистолет к его груди. Потом Богрова так и казнили  во фраке из театра. Если увидишь здесь видение в чёрном фраке, это будет именно он.
- Не, не дай бог!

- Между прочим,  после той казни всё  и началось…все эти погромы, войны, революции, голодоморы…
- Ужас, - передёргивает плечами Эмма. – То есть, получается,  это дорога на Голгофу?

-  Да, Прямая дорога на тот свет, - кивает Мара, а затем неожиданно спрашивает, -  а зачем тебе Лыбедь?
- Да так просто… короче, - вновь запинается Эмма.
-  Задумала  жизнь себе  сделать короче?

Застигнутая врасплох, Эмма признаётся:
- Да.
- Хочешь сброситься там с обрыва?
-  А… как ты догадалась?

- Ну, глядя на тебя, догадаться не трудно. Тем более, что место это всем известное. Только зря ты туда собираешься!
- Это почему же!
- Да потому что над Лыбедью  нет никакого обрыва. Там густой лес и покатый спуск.
- Да ну? – сомневается Эмма. - А мне сказали,  там крутой обрыв.

- Тебя ввели в заблуждение. Это всё сказочки. Может, там, кто и кидается вниз, да только никто ещё не погиб.
- Блин, - с сожалением произносит Эмма, - а я уже так настроилась!

- Ты извини, конечно, но лишать себя жизни из-за  какого-то придурка – это бред. Нашла ещё причину! Брось  курить – и всё, никаких проблем!

- Но в том-то и дело, что я не могу бросить. Я уже сто раз бросала. А как только у меня стресс, тут же начинаю снова, - она вновь привычно тянется в сумку за сигаретой.
- А у тебя что, сейчас, стресс?

- А ты как думала? – закуривает она. – Только я настроилась идти к этому самому обрыву, а тут такой облом.