Вызов системе

Жестокое, грязно-розовое утро выкручивало израненную душу художника. Комками засохшей краски выходили куски сарделек, обжигая пищевод и возвращая ночную изжогу. Валерьян отплевался и пошатываясь прошел на кухню. Обветренные губы, скрывающие обломки почерневших зубов, обхватили носик засаленного чайника. Художник пил. В его похмельной голове возникали образы прекрасных дев, ласкающих его худое и сморщенное тело своими мокрыми локонами. По майке текла вода.
Вчерашний день можно было описать желтым эллипсом на черном фоне с двумя падшими ангелами по краям. Валерьян и Иван. За столь простое имя, приятель  художника пил, обвиняя родителей за исковерканную судьбу и отсутствие таланта. Холопское имя постоянно напоминало о себе - оно лишало своего хозяина чувства прекрасного, тряся руку на эскизах и нарушая пропорции. Иван не мог творить - имя обрекало его на участь разрушителя. Находясь в таком плену, он выбрал собственное направление для реализации творческих позывов. Его перфомансы были остры. Пьяный Иван прилюдно мочился в горшки с цветами, называя это "ботаническим харакири Юкио Мисимы". Петербургское происхождение отчасти нейтрализовывало русскость имени, придавая глубокий смысл акциям и возвеличивало Ивана над всеми художниками Провинции. Черная зависть коллег превращала его в отшельника, сожительствующего с немытыми поклонницами. Его единственным другом был Валерьян, художник-авангардист, работающий в стиле "Розового фламинго". Вечерами они пили спиртное, которое растворяло концентрат черной бездуховности окружающего мира. Как и положено гениям, они презирали деньги, которые приносили их поклонницы. Продукты приносила соседка Валерьяна, набожная старая дева, забирающая часть из церкви на пропитание убогих и неимущих. Такое положение вещей возвышало. Среди провисших холстов, покрытых грязными розовыми мазками и сине-белых стен жила новая духовность. Иван и Валерьян упивались и дрались между собой, истязая физические оболочки. Иногда приезжала милиция, состоящая из дубоголовых врагов свободы.
В дни заключения, перед зданием городской администрации стояли одиночные пикеты поклонниц, с плакатами "Свободное искусство - запрещенное искусство" и "Позор гонителям пророков". Из-за границы шли деньги свободных художников на выкуп диссидентов из "Плена системы". Иван готовил новый "Перфоманс", а  Валерьян выпускал очередную "книгу памяти казенных стен" с цитатами и зарисовками настенного творчества, сдобрив своими матерными комментариями. "Очищенные зоной" души вырывались на свободу, попадая в непромытые объятья.
Валерьян допил воду из чайника, закурил и вышел на лестничную площадку. Пожилая соседка готовилась к покраске облезлой стены. На полу стояла открытая банка с краской, бутылка растворителя и валик с корытом. Завидев Валерьяна, она радостно заохала: "Сынок, ты ж художник, помоги, покрась по-молодецки".
Валерьян поморщился при виде валика и краски.
- Я с синим цветом не работаю
-Так другого нет, а у меня пальцы артритные!
Валерьян вздохнул. Краска, растворитель. Растворитель и краска. Опыт художника и Мастера техники "Розовый фламинго" был бессилен перед пролетарским бытом. Пропорции, им презираемые, грозили подорвать авторитет в глазах соседки. Неожиданно пришла идея.
- "Бабка, ты знаешь, что такое "Перфоманс"?" - задрав голову к потолку крикнул Валерьян.
-"Боже упаси, не слыхивала" - соседка почуяла неладное и начала пятиться к своей двери.
Валерьян начал декламировать лермонтовский "Парус одинокий", расстегивая ширинку. Бабка завизжала. На крик выбежал Иван, оценил ситуацию и стал повторять стихотворение, подпрыгивая через слово. Из открытой двери выглянула заспанная поклонница и, поправив очки, достала мобильный телефон и начала снимать. Валерьян подошел к открытой банке с краской и помочился. Затем поднял ее, закричал "Аминь" и выплеснул на стену. "Крах пролетариата!" - завизжал Валерьян.
- "Гениально!" - кричали Иван и поклонница.
За своей облезлой дверью крестилась соседка, оплакивая деньги за краску. Перфоманс удался.