Сказ о Григории - сыне непутевом

Сказ о Григории - сыне непутевом. О делах его странных, да приключениях.

Жили-были Иван да Марья. И были у них сын непутевый Гришка, да дочка Малашка. Жили они дружно, из беды родню выручали не раз, да и их горюшко родственнички добрые помогали переживать. А горюшко было у них, и было оно большое да горькое. Гришка по малолеству глупый совсем, да неразумный, к тому же еще и на девок смотреть не желал. Все ребята, как ребята, с девками на костры ходят, песни им поют, огород копать помогают, а этот... Только заберется на сеновал, книжки мудреные смотрит, что у прошлом годе в овраге на краю деревни раскопал, да и ничего больше делать не желает.
Ну, годы шли себе мимо, пролетали, и выросли незаметно Гришка да Малашка, родительские надежда, да отрада. Малашка простоквашку делать шибко вкусную навострилась, Гришка - дрова колет, деньгу малую тем достает. И все бы хорошо, и все бы ладно, только вот пришла пора свадебки играть, да избы молодоженам строить. Тут-то и приключилась с Гришей срамная история, родителям его наказание, сестре родимой - назидание.

Была в ту пору на селе пара видная, красотой, да умом своим знаменитая: Иванушка да Аленушка - жених да невеста. И все у них ладно было - любовь да совет во всем, друзья-подруги верные, да и родители к тому же не бедные, что по нашим-то временам немаловажно тож. Вот и решили они оформить, так сказать, свои отношения, перед Богом, да перед людьми предстать, обжениться в общем. А как решили, так и за дело принялись: сватов заслать, гостей назвать, обряда день назначить, провизии заначить, ну и, разумеется, хату сладить для будущих утех, да и просто для жития. Вот к последнему делу и подрядили они Гришку нашего, сына непутевого.
Выбрали, значит, место, чертеж сделали на бересте, как, да из чего избу строить, стоят с Гришкой, да обсуждают, никому не мешают. Гришка, по обыкновению слова мудреные об этажах да инструктажах плохо понимает, оттого и дело не шибко спорится. Уж совсем было собралась Аленушка мужиков голодных обедом кормить, дело-то ведь на заре начинали, да не вышло у нее ничего. То ли на запах кушаний, умелыми да красивыми ручками сготовленных, то ли просто на шум да драку, прилетел тут Змей, по прозванью Горыныч. Уж и не известно народу, что там ему в стряпне Аленушкиной так понравилось, али, может, и она сама неземной красотой приглянулась. Однако, и охнуть наши добры молодцы не успели, как дивчина в лапах Горынычевых оказалась, да к небу высокому Змей проклятый с нею взмыл и, то ли в синеве заоблачной, то ли просто в атмосфере растворился.
Закручинился тут Иванушка, как ни один богатырь до него не кручинился. Да и вправду ведь, где ж это видано, чтобы такую невесту знатную, да и любимую к тому ж, почти что из-под венца уводили. Жалко стало Гришке друга, утешал он его как мог до ночи, пока первые звездочки в небе не появились, да луна круглоликая не запылала. Почти ведь утешил, да луна вот и помешала... Как увидел Ивашка в небе ее круглую, да белую, да с ямочками озорными, так и зарыдал пуще прежнего, Аленушку, мол, очень напомнила. Что ж делать, принялся Гришка его заново успокаивать, забыв-травой - валерьянкой отпаивать. К утру вроде и полегчало добру молодцу от ласковых слов Гришиных, да и от отвару, наверное. Ну и как рассвело, пошел Иван на село, матери да отцу поклониться, да и на поиски богатырские невесты своей снарядиться.
А Гришка - хитрая мартышка, за ним и увязался. Дождался он, когда Иван, мечом обзаведшись, да котомочкой легкой с закуской, что мать на дорогу долгую навязала, из села вышел в лес дремучий, да тут и подошел к нему со словами: "Не суди меня, Иванушка строго, только выслушай. Возьми меня в путь-дорогу, в квест свой богатырский, я тебе, точно знаю, пригожусь!". Удивился тут Иван не на шутку.
- И чем же ты мне, молодцу удалому да красивому, пригодиться можешь? Ты ж ведь только и умеешь, что дрова рубить, да сучки пилить.
- В умениях ли дело, Иванушка? - Отвечал ему Григорий. - Знаю я тайну великую, коию никому не раскрывал, да и тебе, извиняй уж дурака, не скажу. Только вот тайна моя может тебе в дороге, да в сражении с Горынычем лютым сильно поспособствовать.
- Что ж за тайна такая неведомая? Что за секрет?
- Так ты возьми меня с собой, авось и выведаешь что к чему.
На том и порешили. И пошли два друга, один с мечом, другой с тайною, по пыльной дороге в царство заморское, Змея Горыныча искать, да невесту у него отбивать.

Шли друзья через лес дремучий, через горные кручи, низом и верхом, на север да на восток, по берегу сыпучему, да по песку зыбучему. Уток стреляли, зверей убивали, ели да спали, языками трепали. По дороге Иван нашел пять монет, а Гришка нашел пистолет. Долго ли, коротко ли, а на третий день вышли наши богатыри к болоту. Огляделися - топь великая кругом стелется, ни деревца, ни кустика не видать, выходит и дороги другой для них нету. Что ж делать, повздыхали, да перекрестившись и пошли куда глаза глядят, вперед, стало быть.
Ни пичуги не слышно, ни зверья какого, тишина на болоте, хоть глаз выколи. Только шлепают Иван да Гришка, где по сухому, где по мокрому, а где и совсем уж по колено увязают. Ветерок северный, неуютный их обдувает, в желудках бурчит недовольно, в общем совсем уж не сказка получается, а так, рассказ. К вечеру огоньки болотные появляться стали, только свету от них никакого, а даже наоборот, как будто гуще темнота сделалась. Крепче стали друзья за руки держаться, плотнее друг к дружке прижиматься, страшно конечно, а все ж идти надо.
Вдруг свет странный вдали показался, и не огонек болотный, и не светлячок залетный, а как будто большой кусок солнца, али луны, в самом центре трясины сверкает, да переливается. Заспешили наши богатыри на свет, зашагали шибче. Не успели оглянуться, как вышли они к огромной кочке. А на кочке той диво дивное, чудо чудное: сидит лягушка с короной на голове своей зеленой, а над нею вывеска огромная всеми цветами радуги сияет: "Царевна лягушка", а чуть ниже подписано "Выдача стрел 24 часа в сутки". Оторопели друзья, а лягушка не растерялась, да заговорила ласковым голосом человеческим.
- Проходите богатыри, располагайтесь. Давно уж я вас, женишки, поджидаю, стрелы ваши от пыли обдуваю, да по полочкам раскладываю. Вот они все, у меня. Выбирайте, какие ваши.
- Ты о чем, зеленая, бормочешь? Честны головы заморочить нам хочешь? - Возмутился тут Иван. - Какие мы тебе женишки, коли у меня своя невеста есть, в плену у Горыныча мается, покуда я тут с тобой беседы развожу, да дух перевожу.
- Погоди, Иванушка, не серчай. - Еще ласковей лягушка запела. - Ты лучше на стрелы сначала погляди, вдруг и твоя найдется. Судьбою мне, Иванушка, предначертано женой стать верной тому богатырю, что стрелу свою ко мне пошлет, по ее следам пойдет, да меня найдет. Маюсь я, Иванушка, уж который год. Стрелы-то прилетают, да в избытке, можно уж магазин открывать, только вот за ними никто не идет...
- А где ты, зеленая, лампы неоновые раздобыла? - Перебил вруг беседу мирную Гришка. - Али на месте болота свалка была? И что за нарост у тебя на башке? Мутация, чай?
- Что ты, что ты, богатырушка!.. Какая мутация? Чистая я, не радиоактивная даже совсем... - Засуетилась да запричитала лягушка, а сама в тенек потихоньку отползать стала.
Но Гришка наш не растерялся, достал из-за пазухи пистолет, да как пальнет в лягуху, да еще и приговаривая: "Получай, невеста зеленая, стрелу богатырскую, каленую!". Одно мокрое место от нее и осталось...
Тут Ванька очнулся и давай на Гришку-дурака ругаться!
- Ты что, - кричит - тут громы и молнии устраиваешь? Ты зачем лягушку испепелил? Может она б нам дорогу подсказала до Горыныча? Может, она и не такая уж и противная была, может ты б на ней женился, может стрелы хорошие у нее были, да мало ли что еще?
- Ты, Ванечка, не кричи, - тихонько ему Григорий отвечает, - ты послушай сначала. Слыхал я, был на этом месте в давние времена завод химический. Разные тут волшебники химичили чего попало, ну и перехимичили - взорвался завод к чертовой бабушке. И стала вместо завода спрерва заводь просто, а потом уж болото наросло. А лягуха эта - и не лягуха вовсе, а внучка сторожа с того завода, только она сильно мутировала, вот и подбирала себе женишка поздоровее, чтобы потомством, значится, обзавестись. Только место это гиблое, кто здесь надолго останется, тот в лягушку зеленую обернется. Хочется тебе, Ванечка, лягушкой побывать?
Хоть и не понял половины из того, что Гришка сказывал, испугался наш Ваня не на шутку. Побледнел весь, да засобирался драпать из болота поскорее. Но Гришка его вдруг останавливает, да остаться ненадолго уговаривает.
- Переночуем в домике легушачьем, отдохнем немного, от ночи одной плохо не будет, только здоровее станем. - Нежно в ушко Ване нашептывал Гриша. Тут Ванька и разомлел, в доме сухом поспать захотел, да с другом верным в обнимку, в тепле да постаринке...
А на утро Гриша еле Ванятку добудился, так уж тому не хотелось голову от подушки отрывати, да глазки ясны открывати. Но Гришка суров был по утру, растолкал друга милого, на ножки поставил, студеною водичкой умыл, одел, да и в путь дальний снарядил.

Долго ли коротко они шли, а все когда-то кончается, вот и болоту конец настал. Вышли друзья на сухое место, огляделися, и открылась им тут картина чудная. Стоит посреди поля гора высоченная, круглая да желтая, а прям в горе той деревенька приютилась. Да ладная такая деревенька: все дома ярко крашены, озорные петушки на крышах вертятся, народ на площади гуляет - отсюда слышно.
- Что за диво? Что за гора? - Удивились товарищи. Да и пошагали напрямки к деревеньке, все узнать, да поразведать.
Вышли на главну площадь – все кругом желтым-желто... да запах чудный повсюду слышен... а во главе площади терем стоит резной, в три этажа ажно высотою. Друзья-то наши не робкого десятку (ну это я не про Гришку, а про Ванятку), взяли, да в дверь терема того и постучали. Вышел на стук старый дед, на крылечко сел, трубку закурил, ну чисто хоббит заморский. А под ногами у него собачонка вертится, беленькая с черным ушком – сразу видно, что Жучкою звать. Так сел, значит, дед, расположился, ус покрутил, в затылке почесал, трубку раскурил и токмо тогда на друзей наших глянул. А как глянул, так и спросил: «Чего это вам, добры молодцы, у нас тут надобно? Али вы на экскурсию, что-ли? Так мы по субботам не работаем. После дождя приходите. Ежели в понедельник будем блины печь, тады в четверг, окала обеда и будет в самый раз.»
«Да какой же четверг, дедуля, когда сегодня пятница?» - сунулся, было, возмущаться Гришка. Однако ж Ваня дружка отодвинул, да сам речь завел, как мама с папой учили, вежливо да с расстановкой.
- Здравия тебе, Дедушка, желаем… Мимо проходили мы, да тут такое диво, что мимо-то и не пройдешь. Зашли вот к тебе, как к самому главному, разведать, что ж такая за гора у вас желтая, да, может, ты заодно и знаешь, где Горыныч живет? – Шапку заломавши, да поклонившись, вымолвил Ванюшка.
- Ребятушки… Шли бы вы… - попыхивая трубкой, ответил дедок. Да еще и отвернулся.
Тут Гришка в сторонку дружка оттащил, меч ему в ножны обратно вложил, да и зашептал на ушко, мол, ты не горячись, а дозволь мне с дедушкой побеседовать, вот увидишь, все к добру обернется. Ну, что ж делать, дозволил Ванюша, все одно, что от Гришки-дурака, что от деда ненормального толку нету, может и сговорятся.
А Гришка наш тем временем по-другому к дедку подошел, на голову капюшон надел, в руки палку взял, навроде посоха получилось.
- Слышь, ты! – Гришка деду говорит. – Ты Гендальфа-то знаешь? Дык я от него… сам знаешь за чем. Давай сюда «сам знаешь что» и мы потопали. Дорога дальняя зовет.
- Гендальф? – оживился дедок. – Жив значит, курилка. Ох, мы в свое время с ним покуролесили, ох покуражились над вражинами, да одна битва последняя чего стоит! Нда… А какое ж тебе, парень, «сам знаешь что»? Оно, сам знаешь, что… давно уже того… тю-тю… расплавилось, еще там, в Мории.
- Да мне не то, что «сам знаешь что», а то, которое Гендальф сказал «сам знаешь что»! Ну что ты, сам что ль не знаешь, что это?
- Ну… ежели ты про это, то оно конечно того… это может и то… Только, правда ли ты от Гендальфа? Чем докажешь?
- Да я! Да ты! Да ты дед глаза-то разуй! – закричал Гришка.
- А ты на меня не ори – хитро прищурившись, проворчал дед. – Ты фокус какой покажи, потешь наших ребятишек, тады и поверю тебе и отдам то, сам знаешь что, в общем, что Гендальф мне оставил.
- Ну, будут тебе фокусы, дед! Как свечереет – в небо гляди.

Вышли друзья за ворота, Ванька совсем с открытым ртом, сразу видно, ничего он в беседе дурацкой не понял, а Гришка капюшон снял, да затылок чешет, думает, где пороху цветного раздобыть, для феерверку. Да, думал не долго… Поковырялся под кустиком, да за камушком, да еще в котомке своей, да за пазухой. Так и наскреб сколько надобно порошку. Из коры сосновой трубочек накрутил, из рубашки ниток надергал, да в трубки вставил, порошку в это дело насыпал, да сел вечера ждать – отдыхать. Ванька на все это дело смотрит, видно, спросить чего-то хочет, да не решается. Тем временем вечерело… Вдруг почудилось Гришке в полусне что ль, или от усталости нервенной, будто журавель на болоте поет. Хорошо так, нежно: «курлы-курлы, курлы-курлы», ну просто заслушаешься. Рассказал он про журавеля Ванятке, да пояснил еще, что хорошая, мол, примета, тут Ванька и не выдержал, спросил про то, что давно терзало его.
- Гриш, а Гриш – говорит, - запасы-то мамкины кончились давеча еще, а жрать-то не жрякали с завтрака, а завтрак-то вон еще кады был… В общем, это не журавель, это живот мой курлычет, кушать хочет.
Всполошился Гриша. «Как же так?» - говорит, - «Чего ж ты молчал? Бедный друг мой сердешный оголодал, а я тут сижу, отдыхаю. Сейчас я, сейчас, минуточку…»
Подбежал к стене городской, что гора создавала, поскреб немного чего-то там в мисочку, быстренько огонек запалил, да такую похлебку сварил! Ванька и не успел понять, из чего похлебка, так быстро проглотил. Ну дык, понять его можно, аппетит-то богатырский. Однако ж и Гришка времени не терял, успел каши наварить, все из той-же стены, да с ласковым словом Ванечке поднести.

Пока друзья наши трапезнечали, солнышко совсем уж за гору упало, темненько стало, девки на улицы высыпали, сидят по завалинкам, семечки щелкают, на чужестранных молодцов из-под платков зыркают. Огляделся Гришка кругом, кивнул сам себе, котелок из-под каши ополоснул, вещички прибрал, да и зашагал на главну площадь. Трубочки, что утром накрутил, подмышкою несет, веревочками помахивает. Ванька ничего не понимает, что друг задумал, да некогда мозгой пораскинуть, быстро Гриня шагает, еле за ним поспевает. Вышли на площадь, а народу там, что ивасей в банке, видно, дедок постарался, растрезвонил, что чудеса будут. Ванятка за меч хватается, а Гришка, знай себе, трубочки расставляет, ниточки натягивает, да на малышню прикрикивает, чтоб не лезли под руку. Все вроде разместил, наконец, Ваню под ручку схватил, в сторонку оттащил, да огнем фитилек подпалил. Что тут началось, это ж не в сказке сказать, а токмо тута и можно! Грохот, дым, а из дыма цветы огненные вырастают аж да неба самого. Как своду небесного коснутся, так падать начинают, прям людям на головы, но, сколько их детвора не ловила, так ни одного и не поймала. По-над крышами деревенскими пропадали цветы, будто их никогда и не было. Ванька с открытым ртом стоит, на цветы глядит, а Гришка уж около деда давешнего.
- Ну вот те чудо, в духе Гендальфа вполне. Сгодится?
- А чё ж, пойдет – отвечает ему дед, попыхивая трубочкой по всегдашней своей привычке.
- Ну раз пойдет, дык ты того, давай чего отдать должен, это самое, сам знаешь что отдавай.
- Ща отдам, куда спешишь-то? Давненько я веерверков не видывал, дай поглядеть хоть, мож последний раз в жизни-то.
- Не веерверков, а феер… а, да ладно, веер, так веер – махнул рукой Гриша, но от деда не отошел, близехонько встал, ждет, значит, когда старый налюбуется.
А Иван-то наш, тоже времени даром не терял. Хоть и на цветы огненные засмотрелся поначалу, да надоело быстро, вот и стал он к мужикам местным поближе подбираться. Мужики не против были, сразу в Иване богатыря разглядели, а кто ж не захочет самолично с богатырем поручкаться да побалакать. Увлекся Иван беседою, не сразу и заметил, что представление Гришкино закончилось уже. Огляделся, все как обычно, бабы хороводы водят, детвора вокруг бегает, в салки али лапту играет, а Гришки-то и не видать нигде.
Екнуло тут у Ивана сердце богатырское, так екнуло, что аж икнул молодец. Так вдруг одиноко ему стало и неуютно, перед глазами воспоминания закружилися. И как Гриша его валерианой отпаивал, да уговаривал, и как на болоте ночевали, друг дружку боками грели, и похлебка давешняя, да каша, что Гиня прямо из стены сварганил. Пронеслось все это перед Иваном как один миг, да и слезой скупой мужскою смылося. Проморгался наш герой, да уж было совсем собрался закручиниться не на шутку, тут глядь, а Гриша ему навстречу и выходит, будто и не пропадал никуда, будто тут рядком всю дорогу стоял.
- Вот дурак ты и есть дурак, - Обозлился Иван. – Куда задевался? Я тут такое узнал, охнешь! А ты пропадать надумал, еще дела мне нет, как тебя по деревне искать бегать. Мало того, что невесту украли, иду теперь невесть куда Змею Горынычу на поживу, дык еще и тебя взял, теперь вот волнуйся, переживай.
- Да что ты, Ванечка, тут я рядышком, к деду в терем тока и зашел на минуточку.
- Ну да, ты по дедам пошел, по гостям, небось пирогов наелся да блинов, а я тут ищи тебя на голодный желудок. – Уже потише поворчал богатырь.
- Каких блинов, Господь с тобою, ничего я не ел, на секунду только и заскочил. Голодный? Голодный ты, Ванечка? Дык я сейчас, сейчас накормлю, ты присядь, посиди, от трудов праведных отдохни покамест.
Накормил Гришка Ваню быстро да сытно, по своему обыкновению, да засобирались друзья в путь-дорогу, дальше Змея проклятущего, Аленушку умыкнувшего, по белу свету искать.

Идут они, значит, дорогу ногами пинают. Вкруг горы дорожка стелется, кольцевая значится. Тут Иван и вспомнил, что от мужиков-то узнал, да Гришке за суетой обеденной рассказать и позабыл.
- Слушай, чего узнал-то я про гору местную. Не простая та гора, ох не простая. – Взахлеб начал рассказывать Ваня. – Дело так было, правда, не вру. Посадил, стало быть, дед репку. И выросла репка большая-пребольшая…
- Да знаю, знаю… - Перебил его Гриша. – Еще б она большая тогда не выросла. Радиация была ого-го, завод-то близехонько бабахнул, и сюда достало значить! Тут и помидоры урождались с тыкву, а тыквы с карету, тут про те времена любой ребенок знает, рассказок много сложили. Хорошо хоть, давно дело было, а то бы и мы с тобой, Ванечка, после местной еды чего не то уродили бы.
- Вот верно про тебя говорят, что ты дурак дураком. Не дал такую байку дорассказать, теперь уж не стану, принципиально. Так и не узнаешь, как дед репку тянул, как бабку звал, внучку, жучку, кошку, мышку… да так и не вытянул, еще б такую-то гору.
- Ага, а дед-то этот нас и привечал с тобою в деревеньке. И собака у него, видел, та Жучка и есть. Знаем мы этих хоббитов, вечно понавыращивают чего не поподя. – Отвечал Гришка по дороге топая, да в пыль поплевывая.
А сам подмышкой какой-то сверточек прячет, поплотнее к себе прижимает.
- Чегой-то ты тащишь? Где взял? – только теперь заметил Ваня.
- А вот, старик мне дал то, чего ему Гендальф оставил. Хорошая вещь, очень нам пригодится, когда с Горынычем беседовать станем. Ты не переживай, Ванюш, у меня уже план есть и даже дислокация, так что все хорошо будет.
- Чего у тя есть? Локацией твоей Горыныча не победить. А чего в кульке? Неужто меч-кладенец?
- Ну, можно и так сказать, - Заулыбался хитро Гришка. – Только это еще покруче будет. Это друг ты мой любезный, межконтинентальная ракета. Отличная штука, тока б не стухла.

Пока тары-бары разводили, почти гору и обошли. Чуют вдруг, посвежее стало, запах соленый такой появился, и ветерок засвистал вот эдак «бризььь, бризььь». Еще шагов десять прошли и открылося тут им море-океян. На бережку избушка стоит ветхая, сразу видать лет 30 ей, а мож и все 33. Около избушки старуха сидит, прядет свою пряжу, а у моря старик – удит неводом рыбу.
Подошли к старухе добры молодцы, в пояс поклонилися, приветливо обратилися:
- Здорова будь, бабушка. Как живешь-поживаешь?
- Да какое уж тут здоровье. Никакого и нет здоровья-то. Изба совсем покосилася, платье последнее вон изнасилося, пряжа прядется хлипкая, каша варится жидкая. Корыто было одно, и то совсем раскололося.
- Да чего ж ты так, бабуль, убиваешься, - Утешать ее Гриша стал, - Знаешь как у нас на Руси-то бывает - не было ни гроша, да вдруг алтын.
- Тяжко тебе бабуля живется. Мож поможем тебе, чем придется?
- Да чем тут поможешь, коли муж дурак.
- Да… когда дурак, тут конечно… - с пониманием отозвался Ваня, даж и всхипнул, так расчувствовался.

Тут старик к избушке подошел, увидал, наверное, что гости пожаловали.
- Ну чего, поймал? – сходу накинулась на него старуха. – Поймал, тебя спрашиваю?
Старик только головой помотал, да повесил ее, голову стало быть.
- Опять не поймал? Дурачина ты, простофиля. Вот чего давеча отпустил? Не надо отпускать-то было! Посадили бы в банку, да жили бы припеваючи. – Пуще прежнего старуха забронилася. - Мож ты ее не на то ловил? Мож на червяка ее, а? На червяка, говорю, пробовал? А на мармышку?
- Кого ловим, бабуль? – Вмешался тут Гриша.
- А? Чего-сь? Да была тут одна… Рыбка. Вам это, ребята, без надобности. Шли бы вы куда шли, доброй дорожки вам.
Тут наш Ванятка озлился, за меч богатырский схватился. Да еще бы, обидно же, они вежливо да с поклонами, а их взашей макаронами. Насилу его Гриша и удержал, на ушко ему нашептал: «Погоди, погоди, голубь мой, разобраться ж надо, а бабку эту за неприветливость жизнь накажет, коли еще не наказала». От слов таких оттаял чуток Иван, рукоятку меча отпустил, да Грише дальше разговоры учинять позволил.
- Да бабуль, мы не спешим. Нам бы путь-дорогу к Горынычу Змею разведать. Не летал тут такой? Мож, старик твой видал? Мож, следы какие остались? Мы пройдемся по бережку, да поглядим, а ты тут пряди себе, мы мешаться не станем.
Так он вредной бабке ответил, старика под ручку схватил, да к синему морю и зашагал. И Ваня не растерялся, вслед за милым другом подался.
Идут они втроем по берегу, следов не ищут и песни не свищут, а Гришка вместо этого старика стал о рыбке пытать, что мол, когда и почему особенная такая?
Старик сперваначалу неохотно под нос что-то бубнил, а потом вроде разговорился, да такое рассказал, что и поверить нельзя.
- Недавно удил я неводом рыбу, - Рассказывал старик уже не таясь,- поймал одну с третьего раза. Да рыбка оказалась не простая, а золотая, красивая такая, что глаз не оторвать. Не смог я ее домой принесть, старухе зажарить отдать, да съесть, взял рыбку, и в море синее отпустил. А она тут же вынырнула, да заговорила со мной человеческим голосом.
Ну и, в общем, много он порассказал, да суть такая: надарила им Рыбка подарков чудесных, а старухе все мало было. Наконец уж Рыбка осерчала, да и все подарки у них обратно забрала. С той поры ест старуха его поедом, чтоб он рыбку назад поймал, да больше не отпускал, а дома в банку посадил. Говорит, что это хороший вклад будет. Пошто Рыбку вкладывать, старик не поймет никак, да и жалко ему золотенькую, вот и филонит кажный день, делает вид, что рыбачит, а сам с морем за жизнь судачит, думает, что рыбка его слышит, значит.
Закончил старик свой рассказ. Ванька страдает, все рот закрывает, а тот не слушается, сам собою открывается, а Гриша принялся старика уговаривать.
- Слушай, дедушка, нам бы эту Рыбку повидать, да с ней поговорить. Устрой нам свиданьице а? Дело у нас важное. Девицу молодую Горыныч - змей такой - украл, мы вот вызволять идем. Вдруг Рыбка твоя чем нам и поможет?
- Девка-то небось хороша? – Взбодрился вдруг дед. – Небось бела да румяна, кровь с молоком, небось щечки яблочками, грудки персиками, а попки арбузиками, а…
- Хорошая девушка, Аленушкой звать – Перебил Гришка старика. – Евонная невеста. – И на Ваню, красного, аки цветочек аленький, указал.
- Кхм, невеста… Что ж, дело доброе, раз невеста, то конечно, покличем Рыбку – пряча глаза, залебезил дед.
Подошел он к кромке вод морских, да как заорет:
- Смилуйся, государыня Рыбка, выйди ко мне из синего моря. Робатя тут подошли, помощи твоей просят, а старухе я ничего не скажу, вот те крест.
Помутилось тут синее море, покрылося пеной морскою, и вышла к ним Рыбка золотая, на голове у ней корона блистает, сразу видать – государыня.
- Гриш, слышь, - Ванька друга в бок толкает, да нашептывает, - Чегой-то мне эта рыба напоминает… чегой-то знакомое такое… и тоже с короной, и по-человечески говорит. А не сеструха ли она той лягухи?
- Есть в твоих мыслях рациональное зерно – Улыбнулся Григорий, - правильно говорят о тебе, что ты богатырь не токмо телом, но и умом. Рыбка конечно мутант тоже, но ничего, она нам поможет. Иди, Ваня, кланяйся Рыбке, да пожалостливее историю нашу рассказывай.

Так Иван и сделал. Рассказал все Рыбке, поклонился, а тут и Гришка откуда невесть рядком появился.
- Да, молодцы, беда у вас, вижу. Чем же я вам помогу? Где Горыныч живет я не знаю, потому как только в море я обитаю. – Молвила Рыбка.
- Да это понятно, что Змей где-то на суше, для нас-то это, может, и лучше. – Отвечал ей Григорий. – Ты мне вот что скажи, Государыня, нет ли у тебя такого, что вот эту штуку запульнут сможет? - И сверток свой разворачивает, к рыбке его поворачивает.
Лежит в свертке бревно бревном, только что не деревянное. Но Рыбка видать разобралась что к чему, да и Гришка ей помог чутка, подсказал что требуется.
- Нам бы танк какой, али авианосец на худой конец.
- О… Хорошая вещь. Где взяли-то? Ладно уж, так и быть, помогу вам. Есть у меня авианосец. Как нужда будет, прокричите три раза йо-хо, да обернитесь вокруг себя, тут он рядышком и появится.
Поблагодарили друзья Государыню Рыбку, она хвостиком взмахнула, да ушла в синее море.

Иван да Гришка старику поклонилися, и дальше в путь дорогу пустилися. А дорога непростая, да нелегкая. Шли они лесами да горами, степями да полями, садами да огородами. Долго шли, даже лапти у них поизносилися. Хоть и хорошие были лапти, надежные, сам дед Пихто плел, а и то ж, не выдержали пути, одни дыры от лаптей и осталися.
Решили наши друзья новых лаптей наделать, а покамест остановились около ручейка под липою. Гришка лыка надрал, Ивану отдал, а сам пошел зверя какого, али птицу на обед добыть. Сел Ивашка рядом с водичкою, лапти плетет, песню поет. А рядом ручеек по камушкам бежит, спешит, переливается, журчит, влагою холодной так и завлекает. Денек-то жаркий выдался, пить Ване хотелось, а вставать-то лениво, тем паче что и ноги в дырявых лаптях наколол, дорога-то дрянь, то репей, то колючка. И придумал наш молодец вот какую штуку – сидит, лапти плетет, а сам нет-нет, да камушек, по которому водичка бежит, и лизнет. Долго ли, коротко он так сидел у ручейка, того я не знаю. Но когда Гриша вернулся, увидал он картину чудную. Иван по поляне козлом скачет, песню про лапти орет во все горло, глаза на лоб от старанья вылезли, рубаха в трех местах порвана. Подошел Гришка к ручейку, зачерпнул водицы, лизнул, головой кивнул, да и стал Ивана успокаивать, уговаривать, спать-почивать укладывать.
- Ну что, нализался? Уж и лыка не вяжешь. Хватит прыгать, мил дружок, скушай лучше пирожок, да давай-ка на бочок и по-баиньки.
Насилу угомонил Гриша друга своего. Накормил, спать уложил, рогожкою заботливо прикрыл, не приведи Господи, простудится. Тем временем уж свечерело, стал и сам Григорий спать укладываться. К Ивану поближе лег, чтоб, значить, ночью потеплее было, а Ванька вдруг возьми, да обними его крепко-накрепко, так что и не вывернуться, видать за невесту свою принял, за Аленушку. Разомлел Гришаня в объятьях дружеских, и так ему хорошо сделалось, что он Ваню за все разом простил. И за то, что дураком обзывал, и за ручеек хмельной, и за несплетенные лапти заодно. Так они и уснули, в любви, да в обнимку.

Настало утро, солнышко красное над лесом взошло, да и Ивану время просыпаться пришло. Открыл глаза наш богатырь, да тут же и захлопнул. Ох и не хорошо ж ему было, ох и плохо же! Голова болит, в ушах гудит, глаза режет, за ушами скрежет. «Отравили меня, умираю, кончаюся!» - хотел Иван прокричать, а вышло только тихое «ммм…». Услышал Гриша стон жалобный, тут же к другу подскочил, кружку ему в руку сует, выпить заставляет. Отхлебнул наш герой разок и другой, и вроде как легче ему стало. И глазки открылися, и звон поутих, в голове прояснилося, да так, что жить снова захотелось.
- Что со мной, Гришенька, друг ты мой верный? Али вороги меня отравили, жизни лишить захотели, али съел я чего не того? И что за водицу чудесную ты мне испить дал? Никак та самая живая вода и есть? – утерев губы, сказал богатырь.
- Да уж, Ванечка, сам ты себя чуть не отравил насмерть. Не говорили тебе разве родители, чтобы не пил откуда ни поподя? Ручеек, из которого ты водичку давеча хлебал, с винзавода бывшего течет, хмельной ручеек-то, градусов тридцать будет. И как ты только не заметил? Впрочем, что русскому хорошо, то немцу смерть. А водичка, что я тебе дал, и не водичка вовсе, а пиво называется, верное средство от похмелья. Я спозаранку сбегал, тут городок недалече, Мюнхен, вот там и купил, знал, что понадобится.
- Спас ты меня, как есть спас от погибели лютой. Спасибо тебе Гришаня, верный ты друг. – Слезу утирая, вымолвил Ваня.
- А я ж тебе еще когда говорил, что пригожусь. – улыбнулся Гриша, да стал суетиться, вещи собирать, в дальнейший путь отправляться.
- Погоди, а лапти-то как же? Я ведь их не докончил… кажется… Чего ж, опять в дырявых пойдем?
- Да не, я в городке и сапоги нам прикупил. Добротные, кожаные, настоящее немецкое качество. Держи вот – со словами этими отдал Гриша другу пару сапог.
Да каких! Залюбуешься! Сами черны как смоль, нигде ни пятнышка. На мысках от солнца огоньки горят. Натянул Иван сапоги, каблуками постучал, с носка на пятку попереминался. Удобно, тепло, ну точно по его ноге и сшито.
- Ну, теперь и пол мира пройтить можно, в таких-то сапогах!
- Да мы уж почитай половину и прошли, Ванюш. Еще половина осталась.

И зашагали сызнова наши друзья в путь-дорогу, чтобы вторую половину мира перейти и Аленушку - красу-девицу - найти.
День идут, ночь отдыхают, друг дружку теплом согревают. Байки травят, да семки щелкают, в обсчем, совсем не скучают.
Как-то раз остановились они в лесу на ночевку. Костер развели, фазана на нем зажарили. Сидят, едят, друг на дружку глядят, и все у них ладно, и все хорошо.
Вдруг откуда ни возьмись, вышел к их огоньку человечек маленький. Рубашенка на ем, штанишки коротенькие, а сам-то весь деревянненький!
- Бонжорно, сеньоры! – Тоненький голоском пропищал человечек. – Уважьте гостя, дозвольте вашего чудесного фазана отведать, хоть крылышко. Белиссимо, просто Белиссимо, что за аромат!
- Проходи, мил… э… человек. Присаживайся, угощайся, чем Бог послал. – Иван ему отвечает.
Усадили друзья гостя на бревнышко, оторвали фазаньего крылышка. Смотрят да удивляются – сидит чурбачок на чурбачке, фазана жует, только за ушами потрескивает. Первым Гришка не выдержал, за расспросы принялся, даже и косточки обглодать гостю чудному не дал.
- Ты никак леший местный? Интересная у вас тут фауна, значить… - Григорий гостя озадачил.
Мальчонка вскинулся, жевать перестал, ладошки о штаны вытер, да начал рассказывать.
- Кто есть леший? Я не знать. Я Пинок Кио, сын дона Карла. Он сделал меня из бревнышка, а я вдруг ожил. Теперь живу с ним, помогаю батюшке. Отец мой нашел еще таких деревяшек и настрогал мне братиков и сестричек. Да, вы и сами, поди, встречали, нас легко отличить от людей. К сожалению, ночью, в постели, мы так и остаемся бревно бревном. Но зато теперь нас в округе все знают – Дон Карл и Они, слыхали, небось? А вы, сеньоры, путешественники будете?
- Навроде того. Путешествуем, змея Горыныча ищем. Не знаете, поблизости такой не обитает? Здоровенная зверюга, на ящерицу похожа, тока с тремя головами, и с крыльями.
- О! Си, си! Ящерица с крыльями, большой! Есть такой у нас, живет в вулкане на высокой горе, а гора на острове! А вам он зачем? – Необычайно оживившись, пропищал Пинок Кио.
- Какие такие сиси? Это он про Аленушку чтоль? – по привычке схватившись за меч, заревел Иван.
- Тихо, тихо, успокойся, – Еле успел перехватить его руку Гришка – это он по-своему так «да» говорит. У них да – это си, вот он два раза «да» и сказал, а вышло… сам слышал, что вышло.
- Си, си, он верно говорит, - Залепетал отскочивший от Ивана мальчонка. – Я не знать никакой Аленушка, я только про дракон говорить.
- Ну ладно, не понял тебя, не обижайся, ежели чего. Мы по чужестранному не обучены, из простых мы. – Виновато ответил Ванька, усаживаясь снова к костру. – Ты, мож, еще фазанчика хочешь? Вон, тут хвостик остался, будешь?
- О, сеньор так добр, но я уже сыт.
Снова расселись они вокруг костра. И только хотел Гриша дорогу к Горынычу подробней выведать, да гость не дал, опять пытать их стал, зачем им змей распонадобился.
- Ну как зачем. - Все еще чувствуя свою вину за давешнюю неловкость, принялся объяснять Ваня. – Невесту он у меня умыкнул, хорошая девка, Аленушка. Вот, идем его убивать, гада такого, да невесту вызволять.
- О, но он же такой большой, и три головы, и огнем дышит! Как же вы его убивать будете?
- Да у нас есть кой-чего, нашли вот по дороге.
Тут Гришка друга верного как в бок толканет, Иван аж с бревна слетел, на котором сидел. И откуда только силушка взялась, тощий ведь паренек-то, да хилый совсем, Гришка наш. Ну, Иван, не будь дурак, сообразил, когда язык прикусил, что болтать не след с кем попало об оружии чудесном, да и замолк. Тем паче, что с карачиков поднимаясь болтать несподручно.
- О, вы хотеть его убить, и мой Папа тоже давно хотеть этого! Почему бы нам не сделать коалиция? Сокровища пополам!
И только мальчонка последнюю фразу вымолвил, как произошло тут чудо чудное, диво дивное – нос у него вроде как подрос. Но заметил это только Гришка, а Ваня, ничего не узрев, ужасно обрадовался.
- А чего ж, подмога нам не повредит! Вы с одной головой, мы с двумя, так, глядишь, и завалим змея. Только сдюжите ли, маленькие вы больно.
- Сеньор, мы маленькие, но нас много! И каждый в полосатом колпачке! Пойдемте со мной, я отведу вас к Папе, там мы разработаем план и подпишем договор о дележе. Кстати, уважаемые сеньоры, друзья всем должны делиться, а мы ведь друзья. Так расскажите же мне скорее, какое у вас есть тайное оружие? Мы должны учесть его при разработке стратегии.
- Что-то ты для деревяшки много умных слов знаешь. Никак, книжки читал? Где ж научился? – Вдруг сменил тему Гриша.
- Я… я ходил в школу – Смущенно вымолвил Пинок Кио. – Папа купил мне букварь, и я пошел в школу, там я учился много лет и стал умный и теперь знаю много слов разных, и даже умею считать! Не только до 5, как некоторые думают, а даже и до 10! И до 20! И до… 100!
Расхваставшись, мальчонка уже не мог остановиться, а с каждой сказанной им неправдой, нос его все рос и рос. Он и сам не заметил, как нос вырос до такой степени, что его кончик оказался прямо в костре. И, лишь когда нос загорелся, деревянный человечек опомнился. Вскочил, заплясал, заприпрыгивал, запищал: «Ой, ой, горю!». Ванька – добрый человек, из кружки ему на нос плесканул, тот и потух. А Гриша времени даром не терял. Веревку прочную схватил, да мальчонку вмиг и связал.
- Ты чего это творишь? Пошто гостя связал? Чуть не сгорел парнишка, а тут еще ты с веревкой – возмущенно закричал Ванька.
- Я чего надо творю, Ванечка. Ты человек сильный, а сильные - они завсегда добрые. Плохого ты в людях не видишь, одно хорошее замечаешь, и того не приметил, Ванечка, что парнишка этот не простой, ох не простой. И не напрасно он нашим оружием так интересуется, и не зря выведывает, да вынюхивает. Только вот подметил я одну штуку, которая поможет нам гостя нашего на чистую воду вывести.
Рассказал Гришка про нос Пинок Кио, да про план свой хитрый. Ванька только рот разинул, чудеса мол, как это нос сам собою растет, но с другом согласился, да принялись они за дело. Усадили связанного мальчонку у костра и стали вопросы задавать, а сами глядели, растет нос или нет. Как начинал кончик носа до костерка доставать, так парнишка сразу врать-то желание терял. Так и определили, что правда, а что ложь в словах его. Да вот чего узнали. Оказалось, что дон Карл и Они давненько хотят Горыныча в море замочить, да сокровища его несметные присвоить. Разведали они как-то, что идут двое молодцев издалече по Змееву душу, да что есть у них тайное волшебное оружие супротив него. Что за оружие, того они не знали, вот и заслали к ним навстречу шпиона, чтобы, значится, все выведать, оружие отобрать, а самих героев погубить, чтобы не мешалися.
Рассердился тут Иван не на шутку. Даже котомку сам собрал, да быстро так. Костерок затоптал, мальчонку, прям как был, связанным, подмышку сунул, да в лес темный прямо и зашагал. Только и успел Гришка его догнать.
- Ты куда это собрался ночною-то порою? – Запыхавшийся Гришка другу сказал.
- А куда еще, к Папе этому. Ща поглядим, что у него за детки, да как он нас уморить хотел. Еще посмотрим, кто кого уморит! Полетят колпачки по закоулочкам!
- А вот туда нам не надо, Ванечка, ходить. Мы куда шли? К Горынычу. Дорогу нам теперь есть кому указать, вот и пойдем потихонечку. Там Аленушка одна мается, неведомо, что с ней Змей проклятущий делает, а ты к папе собрался, кулаками махать - развлекаться. Негоже, милый друг, ой негоже…
Всегда Гриша знал, какими словами Ваню успокоить, и на этот разок сработало. Остановился Иван, Пинок Кио встряхнул слегка, да стал у него пытать, где змей живет. Быстро так выпытал, Гришка аж удивился. Да в Ваниных руках особо не заартачишься, это Гришаня по себе еще помнил. И направились друзья наши с пленником подмышкою, к высокой горе, что на острове стоит, а из верхушки у ней дым валит.

Шли они не долго, всего лишь денька два. На отдых почти не останавливались, цель-то близехонько. Переправились на лодочке через реку огромную, пленник ее почему-то проливом обозвал, да на острове и очутились. Еще денек прошагали, вот и к горе подошли.
- От на… Здоровая штука – Запрокинув голову, вымолвил Ваня.
- Не отна, а Этна – поправил его пленник. – Тут-то вы и сгинете, никто еще дракона не мог победить и вас он съест, не подавится.
- Слыш, Гриш, мож из него костерок запалим, да кого-нить на обед зажарим?
- Да отпусти ты его, Вань. Он нам теперь без надобности. Самое время рыбку вспоминать, да Змея убивать. Только надо сначала Аленушку оттудова вытащить, а то от горки этой мокрое место скоро останется.
Опустил Ваня мальчонку на землю, развязал, да и пинка ему дал, да ускорения значит. Шмыгнул деревянный в кусты, только они его и видели.
А Гришка, тем временем, лицом к морю встал, повернулся вокруг себя три раза, как рыбка наказывала, да крикнул йо-хо. В море вдруг, откуда ни возьмись, появился корабль огромный. Сам весь белый, а сзади, вроде как, серебряные капельки сверкают. Поворотился Гришка к другу, да такие ему слова сказал:
- Ты вот что, Ваня. Иди под гору, Аленушку вызволяй. А я Змея покуда отвлеку, чтобы он тебе не мешался. Как выведешь невесту из плена, стань вон туда на скалу, что подальше, да мне платочком махни, я Горыныча и изничтожу.
Только вымолвил, да с обрыва как в море сиганет! Кинулся Ваня к краю, глядит, а Григорий уж к лодочке плывет, и откуда она только взялась. Понял тут Ванька, что пришел его час, и рот разевать совсем уж некогда, да понесся, аки олень лесной, к горе.

Вбежал наш герой в пещеру огромную. А она, что Змеево тулово, на три части разветвляется. Куда бежать, где Аленушку искать? Остановился Иван, стал думу думать. Вдруг слышит, вроде песня откуда-то доносится. И знакомый такой голосок напевает, ну точно - Аленушкин! Кинулся Иван на голос, бежит по коридору темному, а песня-то все ближе становится. Ванька от радости еще пуще припустил, да так разогнался, что чуть лоб себе не расшиб о дверь железную, что внезапно путь ему преградила. Едва успел остановиться, да только отдышался, как понял, вот она – напасть новая. Слышит, за дверью Аленушка поет, там она значит, родимая. А как дверь отворить - не ясно совсем, ни ручки на ней, ни замка какого, только буковки маленькие прям на двери сидят, синим огнем горят. Уж совсем было собрался Иван Аленушку звать, совета у ней спрашивать, да вовремя услыхал, что по коридору за ним кто-то идет. Затих наш герой, спрятался в уголок, а сам соображает, что ж ему судьба предлагает? Бой ли честной, али дружбу? С ворогом, али с дверью? Пока думал, Аленкиной песней заслушался, да только сейчас и заметил, что девица знакомо поет, но уж больно коротко:

«Позови меня тихо по имени
Ключевой водой напои меня»

Слова этой песни Аленушка всегда хорошо знала, по вечерам на опушке лесной частенько певала, а тут, вроде как, и позабыла. Все токмо две строчки повторяет, да громко так напевает, будто подсказать чего желает.
А Иван наш был не дурак, и хорош телом, и знатен делом, недолго постоял, да и догадался что к чему. Буковки на двери понажимал, имя Аленушкино написал, тут дверь и отворилася.
Кинулась к нему на шею невеста, плачет, обнимает, совсем уж парня воздуха лишает. А Ваня в объятиях погибать не стал, хоть и очень хотелося. Схватил девку поперек тела, на плечо богатырское закинул, да как дал стрекоча обратно по коридору. Даже и не заметил, кто там крался-то. Хрустнуло чегой-то под ногами, да пискнуло, а больше никого и не оказалось.

Вылетел Иван с Аленой на плече из пещеры, да к скале дальней скорее. Сорвал с невесты платочек беленький, аж прическу ей всю растрепал, да начал платком этим махать что есть мочи, сигналы другу милому, Грише, подавать.
Раздался тут шум да грохот. Подняли они головы, глядят, а по небу птица серебристая мчится. Гришка на той птице сидит, ею правит, да другу кричать успевает:
- Эгей-гей, Иванушка! Ложись, берегись, ща шандарахну!
А за птицей на всех парах Горыныч летит, огнем вослед ей пыхает, когтями старается ухватить, да та шустрее пока оказывается, змею не дается. Вдруг как кинулась птица камнем вниз, у Иванушки аж сердце в пятки упало, разобьется ведь друг верный! Но не так прост был Григорий, чтоб о камни биться. Велел он птице перекрутиться, та брюхом вверх полетела, да снова на высоту ушла. А как выровнялась, тут и плюнула птица огнем, не хуже Горыныча. А в пламени том из нее чушка железная выскочила, да прямо в пасть Змею и попала. Проглотил ее Змей. От удивления сел на вершину горы, икает, глаза протирает.
А птица наша, которую Гриша оседлал, уж около Ивана с Аленушкой приземлилась. Зовет их Гришка, скорее верхом на птицу садиться.
- Таймер я поставил, Ванечка, только ненадолго отсрочка-то, давай скорей отсюда сматываться, ща тут Армагеддец будет.
Не стал Иван разбирать слова мудреные, сызнова Аленку на плечо взвалил, да бегом к Грише – привык за время пути советов его слушать, да не бить баклуши. Уселись Ваня с невестою на птицу, да и снова в небо она поднялась. Аж дух захватило, так высоко да быстро птица взлетела, а Гришка бесстрашно ею правит, кнопки какие-то нажимает, рычаги ворочает, педали давит. Покуда пугались да удивлялись, Гриша их уж к кораблику, что в море стоял, и доставил.
Села птица на корабль дивный, что как целый город размером оказался. Да не успели друзья наши оглядеться, как вдруг за спиной у них полыхнуло пламенем, да так бабахнуло, что уши позакладывало! Обернулись - черный дым столбом в небо валит, будто тысяча печей разом горит, не видать ни зги, где Горыныч, где гора, не ведомо. Ветерок подул, дым развеял, глядят, а на месте горы только дырка от бублика и осталась, а в дырке той море плещется, одно слово – мокрое место, все как Гришка обещал, так и сделалось. Победили они, значит, Горыныча! Обнялись тут друзья верные, да на радостях аж поцеловалися! Друг друга по спинам хлопают, а когда и ниже попадают, да про это уже другая сказка совсем.

Воротились они на том корабле домой, да зажили лучше прежнего. Гришка иногда на птице летал, пистолетом уток стрелял. А Иван с Аленушкой обженилися, деток народили.
Только ты не думай, что Иван с Гришей дружбу свою позабыли. Ох, дружнее их двоих не было на целом свете! Уходили когда на охоту там, или на рыбалку, так Аленка их оттуда обратно гнала палкой, по-другому и ворочаться не хотели, сидели там цельные недели. Прошло время, и Грише жену нашли. А как же, надо ж род продолжать, хоть и не шибко удачный род, а все же. Детишки-то Вани да Гришки быстрехонько передружились. Все как положено – девчонка с девчонкой, мальчишка с мальчишкой. В обсчем, все у них ладно было и все хорошо.


КОНЕЦ


© Пашка Григ