Крысы

  Они шли по ночному городу. Голодные и злые. Дождь хлестал им в глаза. Казалось, весь город утонул в бесконечных потоках воды. Здесь им явно не везло: ни одной хотя бы самой захудалой кошки, ни единой завалящейся собаки. Их носы не улавливали ничего, кроме раздражённого влагой воздуха. Сначала они были просто голодные, потом голод перерос в бешеную злость - злость, переходящую в отупение; злость, граничащую с самыми тёмными сторонами подсознания. Кто сказал, что у крыс нет подсознания? Ерунда! Оно есть, и оно сильнее, чем можно себе представить. Когда невозможно насытить и удовлетворить плоть, то они принимаются за душу.
   Город спал. Тихо и безмятежно. Гас свет в окнах последних полуночников. Это был самый спокойный и безмятежный город на планете. Город, нетронутый беспролазной суетой мегаполиса. Город бесхитростных людей и тихих заводей человеческих душ. В нём не было особых достопримечательностей, кроме, пожалуй, огромной площади. О! Эта площадь достойна самого пристального внимания: выложенная любовно жителями красным и нежно-розовым мрамором, с великолепными фонтанами, удобными беседками - она производила поистине потрясающее впечатление. Она так и называлась Мраморная. К самой площади подступал парк с вековыми диковинными деревьями, аквитериями - под их вечнозелёную крону никогда не заглядывало солнце. Каким ветром занесло на планету семена этих деревьев, сейчас никто уже не мог сказать, но, как утверждают историки, это был реликтовый ветер со звёздной системы Аквитериус. Каждые три месяца деревья цвели удивительными жёлтыми цветами, и тогда казалось, что на Землю опустились тысячи маленьких Солнц. Все дороги города вели к парку с этими странными неземными деревьями.
   Бесшумная серая масса, кипящая злобой и ненавистью, уверенно шла к Мраморной площади. Среди них не было лидера - некого крысиного короля или огромной крысиной матери. Нет, ничего подобного! Мозг каждой твари был связан с другими неуловимыми импульсами. Это был единый организм, злой, прожорливый и беспощадный. И сейчас он направлялся к сердцу города.
   Ничего не подозревающие жители мирно спали. Да и как они могли что-то подозревать? Тишина и покой их города не нарушались уже на протяжении многих веков. Здесь не лаяли по ночам собаки, не орали по весне любовные песни коты, не встречали рассвет своим щебетом птицы - вся живность была уничтожена в целях соблюдения порядка и тишины, единственного, чем дорожили горожане. За нарушение этого правила можно было лишиться не только свободы...
   Сегодня шёл дождь. Он стучал в стёкла, бил по крышам. Он мешал. Очень мешал. И если бы можно было уничтожить навсегда дождь, то его уничтожили бы. Но управлять природными явлениями люди ещё не научились, и видели в этом большой минус, хотя учёные умы уже стояли на пороге очередного открытия. Открытия во благо тишины и порядка, во благо человечества.
   Крысы подошли к площади. Нервные носы пристально обнюхали воздух. И здесь ничего. Лишь холодный мрамор и покрытые позолотой фонтаны. Да ещё эти странные деревья с невыносимым запахом раскалённых добела звёзд. С запахом, будоражащим воображение и возбуждающим не самые лицеприятные стороны души. Недвижимая серая масса стояла под дождём и вбирала в себя аромат аквитерий - посланцев неизведанной системы. Глаза из кровавых красных медленно превратились в огненные жёлтые, а затем стали непроглядно чёрными, словно наполнились энергией космоса.
   Дождь прекратился, по ночному небу носились рваные облака. Подчиняясь чему-то непонятному, крысы выстроились на площади в концентрические круги и дружно закрыли потемневшие глаза. Первобытный голод перерос в нечто, от чего содрогнулся весь город...
 
   Когда шум дождя стих, и барабанная дробь перестала раздражать слух, горожане со вздохом облегчения перевернулись в своих постелях и наконец-то смогли спокойно впасть в сон. В сон без сновидений. В сон, установленный единожды и навсегда для всех. В сон, в котором не было ничего, кроме чёрного омута непроглядных человеческих душ. Этот омут тянул всё ниже и ниже, обнимая и омывая сознание. И всё было, как всегда. До тех пор, пока в глубине колодца не замелькали тысячи жёлтых солнц. Не привычный к сновидениям, мозг жителей содрогнулся.
   Крысы подняли вверх передние лапы и стали синхронно раскачиваться из стороны в сторону. В воздухе разлился монотонный гул. Он то нарастал, то затихал. Он не походил ни на песню, ни на плач, ни на стон. Он не походил ни на что земное.
 
 
   Вчера он сказал ей то, что, наверное, не должен был говорить. Сегодня он долго ворочался в своей постели, сожалея о своих словах. Лил дождь, но почему-то именно в этот вечер он не мешал. Скорее, даже наоборот. Настроение было под стать погоде. В конце концов, он немного забылся под шум дождя, думая о том, что завтра он всё исправит. Завтра... Он всё исправит...
 
   Беленький уютный домик весёлой вдовы утопал в зелени акаций. Похоронив двух мужей, вдова была не бедна, успешно пользовалась репутацией всезнайки и не пропускала ни одной церемонии, вечеринки или обычного торжественного ужина. Ещё молодая и красивая, она в третий раз собиралась замуж. Разумеется, за богатого. Естественно, за старого. Её юркий мозг просчитал и подытожил все "за" и "против". Женская интуиция подсказывала ей, что надо поторопиться...
 
 
   Он никогда не ложился спать рано. Он не мог себе позволить рано ложиться спать. Свет в его окне всегда горел допоздна. И люди знали, что в это время он вершит чьи-то судьбы, принимая жизненно важные решения. Он был судьёй. На страже его интересов стоял сам мистер Закон. В этот вечер судья долго не спал, впрочем, как и обычно. Он ходил по комнате, заложив руки за спину, и думал, думал. Или делал вид, что думал. Мозг, утомлённый за день судебными заседаниями, отказывался служить своему хозяину. Да и зачем напрягать мозги, думая, виноват - не виноват, если решение всегда, как правило, одно - виноват! Даже если не виноват на деле, то наверняка мысленно-то провинился не раз и не два. А преступность нужно душить в зародыше, вырывать её с корнем. Хотя, если быть честным, он применяет самый гуманный способ - казнь через повешение.  Да, у него есть Закон. И он использует его во благо города. Всё, дождь стих. Пора спать. Завтра обычные дела, чужиенадоевшие лица. Лица. Лица...
 
 
   Изобретение века лежало на подоконнике. Оно навсегда должно было уничтожить дождь. Маленький лысый человечек с благоговением смотрел на него. Он смог! У него получилось! Теперь в городе наступит стопроцентная тишина, и уже ничто не будет мешать жителям наслаждаться ею. Десятилетия упорной работы - и вот он, скромный на вид приборчик, способный потягаться с дождём. Человечек заламывал руки, закатывал к небу глаза. Ему не терпелось поскорее испробовать действие прибора, но дождь, как назло, закончился. Что ж, позже. Позже. Наука не терпит торопыг. Залог всего - терпение. Что ж, позже.  А пока можно прилечь. Он устал. Очень устал. Немного сна. Немного. Сна...
 
   Снова набежали тучи, огромной серой массой нависли над городом, готовые вот-вот обрушить на него потоки воды. Сам воздух замер в тоскливом ожидании.
   Крысиный гул всё нарастал и нарастал. Он поднялся выше крыш, выше деревьев. Его концентрические круги расходились всё шире, пока не достигли своего апогея в глубинах космоса, и тогда эти волны, круша всё на своём пути, понеслись обратно к Земле.
   На Мраморную площадь упали первые капли крови.
 
   Он уснул в кресле возле окна. Сухощавая нервная рука даже во сне пыталась дотронуться до прибора. Когда-то он навеки покончил со сновидениями, а теперь он избавит человечество от дождя. Да, избавит! Великий ум великой эпохи тихо шевельнулся во сне, пальцы зашарили по подоконнику, но почему-то не могли найти то, что нужно. Наверное, надо проснуться, открыть глаза и посмотреть, куда же запропастилось его изобретение. В зрачки ударил такой яркий свет, как будто сто тысяч солнц ворвалось в комнату. Ослеплённый, он левой рукой судорожно цеплялся за кресло, а правой тянулся к прибору. Но дотянуться не мог. И тогда рука начала вытягиваться, расти и, подобно змее, извиваться по подоконнику. Глаза на фоне яркого белого света стали различать какие-то жёлтые точки. Если бы он не был учёным, то он наверняка подумал бы, что это именно те самые солнца, которые ворвались к нему в комнату и ослепили его, но он был реалистом и точно знал, что такое невозможно. Вместе с непонятным необъяснимым явлением пришёл страх. Маленький тщедушный человечек резко отдёрнул руку от подоконника, зачем-то спрятал её в карман. По спине побежали мурашки. На лбу выступили ледяные капли. Жёлтые точки не были уже такими яркими, и глаза стали различать едва различимые контуры вокруг них. Он пригляделся и в ужасе запрыгнул на окно - комнату заполонили тысячи мерзких тварей с горящими глазами. Прыгать было невысоко - всего лишь второй этаж пансионата для учёных. Он распахнул окно, приготовился, но тут что-то тоскливо пискнуло, звякнуло и стало приближаться к нему. "О! Его бросать нельзя", - подумал учёный, ни капли не удивившись, что прибор ожил. Он схватил его на руки, прижал к груди и собрался выпрыгнуть на улицу, но прибор вдруг вцепился ему в руку и стал засасывать её. Брызнула кровь. В голове от боли натянулась какая-то пружина. Он начал судорожно трясти руками, но прибор "сожрал" уже половину руки и не собирался отпускать остальное. Сквозь помутившееся сознание мужчина видел, что тысячи крысиных глаз смотрят на него, не мигая. Они словно гипнотизировали. "Что за бред! Крысы и гипноз - это невозможно!" - истерично ударило по мозгам. Пружина натянулась до предела и лопнула. Миллионы искр ослепили сознание и вырвались наружу через глазницы. Изобретение-пиявка, напившись крови, упало на пол и рассыпалось на множество кусков. Рядом свалилось тело великого учёного великой эпохи, безжалостно растерзанное собственным детищем.
 
 
   Он долго тупо смотрел в потолок. Наконец, сознание затуманилось, и он погрузился в зыбкий сон. В коридоре горел свет, и полоска его проникла в комнату, не слышно крадясь по полу, забралась на стену и размытым лучом затерялась на потолке. Он всегда оставлял свет либо в одной из комнат, либо в коридоре, сам не зная для чего. Очевидно, этот свет охранял его в ночи так же, как Закон охранял его днём. Но вдруг яркая полоска слегка колыхнулась, потом начала извиваться, словно маленькая жёлтая змейка. Судья вздрогнул, испуганно глянул по сторонам. По комнате ползало множество ярких волнистых линий. Они выгибали свои изящные спинки, и, игриво взмахивая хвостами, уверенно взбирались вверх, на потолок. Он натянул одеяло до самых глаз и с животным страхом смотрел вверх. Казалось, что внутри у него тоже ползают эти ужасные жёлтые змеи. Они подбираются прямо к мозгу, чтобы потом... Что потом? Что??? Он выскочил из-под одеяла и понёсся к двери, но на пороге возникло огромное мерзкое существо с горящими глазами. Оно стояло на задних лапах и угрожающе скалило зубы. Судья попятился назад, споткнулся о небольшой табурет и упал на пол лицом вверх. Перед глазами заплясали светящиеся змеи, свисавшие с потолка прямыми тонкими полосками с петлями на конце. А в этих петлях - сотни приговорённых им преступников. Лишь в центре комнаты, на люстре, змея-верёвка была пуста. Тварь, стоящая на пороге, не мигая, смотрела судье в глаза. Он судорожно нашарил табурет, поставил его под люстрой и, не отрывая взгляда от крысы, медленно заполз на него. Петля приветливо махнула ему хвостом. Он натянул её себе на шею, нервно набрал в лёгкие воздуха и прыгнул с табурета. Голые пятки заплясали в воздухе, руки судорожно схватились за шею, но тонкая жёлтая нить была неумолима. Перед глазами вершителя судеб заплясали  лица. Лица. Лица...
 
 
   Сквозь нежный красный мрамор площади ударили фонтаны крови, и серая крысиная масса, по-прежнему издающая неземной звук и раскачивающаяся из стороны в сторону, стала багрово-красной.
   ...Дождя всё не было, не смотря на сгустившиеся тучи и до предела наполненный влагой воздух...
 
 
   Она всегда спала спокойно, и уже давным-давно её не мучили ночные кошмары. Когда она была маленькой девочкой, то ей снились сны. Они были разные: смешные и страшные - она хорошо помнит это. Но потом сны куда-то исчезли. Наверное, она просто выросла, и Волшебник перестал приходить к ней по ночам. Взрослым девочкам не нужны Волшебники, им нужны мужчины. Богатые. Состоявшиеся. И, желательно, старые. На этот раз она собралась замуж за столетнего владельца космопорта. Старичок был бодр и вполне дееспособен, но сердечко иногда пошаливало, и ей надо было торопиться. Такие мужья на дороге не валяются! Она отравила двух первых мужей – они были относительно молоды и могли бы жить ещё долго, а с этим и делать ничего не придётся! Дважды вдова засыпала в приятном предвкушении завтрашнего дня. Сегодня, впервые за много лет, ей опять приснился сон... На кухне что-то стукнуло, послышался шум льющейся из крана воды, нежный звон хрусталя. Она встала с кровати, накинула халат, неслышно подошла к двери и посмотрела в щель. За столом сидели двое. Она не могла разглядеть их лиц, но в руках они держали бокалы с красным вином. Мужчины шёпотом о чём-то переговаривались, очевидно, боялись разбудить её. (Какой хороший сон - сразу двое мужчин в её доме!) Вдова улыбнулась. Она решила, что к ужину нужно непременно переодеться - не в халате же ей выходить к гостям! Она сделала шаг назад и почувствовала, что наступила на что-то мягкое. Это что-то противно пискнуло и оцарапало ей ногу. Вдова неуклюже подпрыгнула, непроизвольно хлопнула в ладоши - в комнате зажегся свет. Её взору предстала ужасная картина - по полу ползали крысы. Они были всюду, даже на кровати. Напуганная до полусмерти женщина выбежала прочь из комнаты, захлопнула за собой дверь и в панике стала осматривать кухню, прищурив глаза и шаря взглядом по углам – крыс не было. Вдова отдышалась, подпёрла дверь резной скамейкой и только тут заметила, что двое мужчин сидят по-прежнему за столом. К ней спиной. Сидят так, словно не слышали, как пищала крыса, как вскрикнула вдова, как хлопнула дверь. Она поправила на груди халат, приблизилась к столу и попыталась заговорить с ними, но слова застряли в глотке. Дрожащей рукой она слегка дотронулась до плеча одного из них. Мужчина обернулся, следом за ним обернулся и другой. Лицо вдовы стало белее савана, и крысы показались ей детским лепетом в сравнении с увиденным - на неё в упор смотрели бывшие мужья. Мёртвые мужья. В руках они держали бокалы с красным вином, третий бокал, наполненный до краёв, стоял на столе. Вдова протянула к нему едва послушную руку, медленно поднесла к пересохшим губам. Мужчины одобрительно кивнули головами, улыбнулись. По телу женщины разлилось приятное тепло, на виске запульсировала трепетная венка. Она знала, как действует отравленное вино: станет трудно дышать, лицо исказится до неузнаваемости, по телу пойдут судороги. Крысиная возня в её спальне прекратилась. Звенящая тишина, повисшая в доме, постепенно заполнилась жутким нечеловеческим воем. Он проникал сквозь стены, сочился по потолку, отравленными каплями стекал по венам к мозгу. Вдова упала на пол и забилась в агонии.      
 
               
    Он проснулся оттого, что дождь стих. Как хорошо было спать под шум дождя! Что за нелепые слухи ползают по городу, что скоро будет изобретён прибор против дождя? Разве можно уничтожить дождь, ветер, солнце? Глупости! Они вечны, как вечна любовь. Любовь... Да, вчера он был не прав, он признаёт это. Но он всё исправит, непременно исправит. Завтра с первыми лучами солнца он придёт к ней.… Но почему завтра? Кто придумал этот нелепый закон, что ночью нельзя выходить из дома? Он ходил из угла в угол, в сотый раз перемеряя комнату шагами. Он хочет видеть её сейчас, в эту минуту, смотреть в её глаза, наслаждаться её голосом. К чёрту законы! Правосудие будет завтра, а сегодня.… Сегодня… Он схватил куртку, подбежал к двери.… Остановился. На дворе глубокая ночь, и завтра свершится правосудие… Он в изнеможении опустился на пол, зарылся лицом в куртку. Будет лучше, если он придёт к ней завтра. Завтра, он всё исправит завтра.
   Где-то заскреблась крыса. Мужчина закрутил из стороны в сторону головой в поисках твари, но ничего не увидел. Тем не менее, крыса была – почему-то он знал это точно. В ушах зашумело, в глазах появилась рябь, голову пронзили визгливые жёлтые молнии. Боль мгновенная и резкая пронзила всё тело. Он упал на пол, обмотав голову курткой и изо всех сил сжимая её руками. Из ушей тонкой струйкой потекла кровь. Крыса была намного ближе, чем он мог себе представить – она сидела внутри него, и казалось, что он видит её. Страх и боль слились воедино.
   Из вновь сгустившихся свинцовых туч тяжёлыми потоками полил дождь.
 
 
   Более скромной квартиры в городе найти было трудно, но юную особу, наблюдавшую из окна за разгулявшейся стихией, этот факт интересовал меньше всего. Не вспоминала она уже и о том, что вчера выслушала много обидных слов от возлюбленного, причём не заслуженных слов. Всё её внимание было приковано к тому, что творилось за окном. В какой-то миг ей даже почудилось, что она  видит, как по небу расходятся концентрические круги, и слышит непонятные жуткие завывания. Не смотря ни на что, захотелось выбежать на улицу. Осторожно ступая по комнате, чтобы не разбудить соседей, она подошла к двери, приоткрыла её, выглянула в коридор. Никого, все спят, как и полагается в это время суток…
 
 
   Над городом витал сладковатый приторный запах. Неистово лил дождь. Цветы диковинных деревьев из ярко-жёлтых стали кроваво-чёрными. Крысы, устремив морды в космос, продолжали терроризировать город. До последней живой души. До последней капли крови. Взбесившийся космос посылал на Землю последние импульсы взорвавшейся звёздной системы под названием Аквитериус.  Казалось, что спасения нет…
 
 
   Ноги сами привели её к дому возлюбленного. В окнах горел свет – он ждёт её, он не может не ждать. И он, наверное, очень страдает оттого, что наговорил столько неприятного. Почему раньше она не догадалась об этом? Почему так долго заставляла его мучаться? Босые мокрые ноги прошлёпали по холодному бетонному полу подъезда, нетерпеливая рука толкнула дверь.
   Он лежал в коридоре, впившись в виски ногтями. Из ушей текла кровь. Он был обут, рядом валялась куртка – он хотел прийти! Он просто не смог… Её с головой накрыла волна любви и сострадания к этому человеку.
   Она опустилась на пол рядом с ним, с трудом разжала пальцы, приоткрыла сомкнутые веки. Из глубины тёмных глаз на неё смотрел маленький жёлтый огонёк. Девушка пригляделась и вскрикнула от неожиданности – по ту сторону сознания от неё сидела огромная противная крыса. Она скалила зубы и цепляла своими острыми когтями живую плоть.
 
 
   Крысиный вой достиг своего апогея. С корнем вылетали из земли вековые деревья, дробился мрамор, рушились фонтаны, валились в тартарары золоченые беседки. К приходу последней, самой мощной волны, в городе не осталось почти ни одной живой души.
 
 
   - Уходи! Я не боюсь тебя! – крикнула пришедшая в себя девушка мерзкой твари, изо всех сил сжимая ладошками виски любимого.
   Крыса смотрела на неё, не мигая, ещё сильнее впиваясь когтями в кровоточащий мозг.
   - Какой смысл с тобой разговаривать, глупое существо, – продолжала она бесстрашно. – Уходи, оставь нас!
    Взгляд девушки стал твёрдым, холодным и злым. Она смотрела на крысу, словно хотела испепелить её. От напряжения тело покрылось испариной, со лба стекали капли пота. На неё, на город, на планету неслась неудержимая космическая волна.
   Но вот, не выдержав ясного чистого взгляда, крыса попятилась и, вяло крутя хвостом, стала уменьшаться в размерах.
 
 
   Рухнули на измельчённый мрамор аквитерии.