Хозяева мира

                К. Велигина afalina311071@mail.ru

                ХОЗЯЕВА  МИРА
               

       В золотистом тумане медленно исчезают очертания гор - резкие, с пятнами снега и редким лесом ближе к подножию.
       Солнце останавливается в той точке неба, с которой - Лили' это знает - оно начнёт падать, катиться за горы огненным шаром и покроет всю пустыню розовым, ровным, быстро меркнущим светом. Во мгле люди будут готовиться к ночи, а звери - к охоте, и тогда она превратится в Невесту Льва.
       Её уже одели в расшитое драгоценными нитями платье, убрали чёрные волосы в золото подвенечной короны и завернули в длинную прозрачную фату. Её уже уложили на кожаные носилки без полога и прикрепили к ним ремнями так, чтобы она не сумела развязать их и попытаться спастись. Отец, мать и сёстры плачут, глядя на неё. Весь город явился проститься с ней, а она неподвижно лежит на носилках и глядит в меркнущее небо, где бесшумно парят чёрные птицы.
       Верховный жрец Калиман читает над ней посвящение в Невесты:
       - Салида'-джи, дочь народа гэ'нгхам! Ты была упряма и своенравна, ты не признавала жрецов жрецами, а храм храмом. Много лет мы ждали, когда ты образумишься, но отныне ты больше не наша, ты Невеста Льва, ибо не для тебя созданы законы человека. Так повелели боги. Так сказал величайший бог Э'гу. Прощай навсегда, дочь народа гэнгхам!
      Обычно на речи, подобные этой, Лили возражала Калиману, что у людей есть и другие законы, которым она готова подчиняться, но теперь было поздно вступать в спор. Тринадцать лет назад родилась и до сих пор расцветала Лили, чтобы в эту ночь, одну из самых чёрных и холодных ночей пустыни, обвенчаться со львом - навсегда...
      Когда совсем уже темнеет, четыре стражника с факелами продевают руки в длинные ременные петли по краям носилок и торжественно, под плач и причитания родных, выносят Лили за городские ворота.
      Она качается на носилках, как в колыбели. Слёзы, вытекая из глаз, попадают ей в уши и в рот. Она вспоминает колыбельную песню, которую мать пела ей когда-то:
                Золотой голубь, отражающий солнце,
                Я живу в доме моего отца.

                Сёстры мои нарядятся в платья,
                Братья мои уедут на войну,
                А я останусь жить, как жила.
         
                Отец мой возьмёт саблю,
                Отец мой возьмёт меч,
                Обольётся кровью сердце моей матери.

                А я останусь жить, как жила,
                И смотреть на тебя,
                Золотой голубь, отражающий солнце.
     В детстве у неё была игрушка: серебряная птица, покрытая толстым слоем позолоты. Теперь этой птицей играет её младшая сестра Аннэ'й.
     Вот ворота города закрылись за ними. Полная тьма обступила людей с факелами и великолепно разодетую девочку в кожаных носилках, лежащую неподвижно, как кукла. Немного двигаться она, конечно, могла, но этого ей вовсе не хотелось. Зачем пытаться бежать, когда всё равно некуда идти и негде спасаться? Рано или поздно ужасный жених найдёт её и единым смертельным объятием избавит от всех мучений. Для чего отдалять эту минуту?
     Над ней простиралось огромное сказочное небо, полное разноцветных крупных звёзд. Холод замерзающей пустыни постепенно охватывал все её члены, занемевшие под тяжестью украшений. Душа сжималась в ледяной тоске, предощущая гибель, а губы шептали имена родных и милых сердцу людей, оставшихся оплакивать её по ту сторону городских ворот.
     Носилки положили на землю. Стражники заняли свои места на ветвях ближайших деревьев, посаженных здесь специально для этой цели, приготовили ружья и погасили факелы. Это было сделано на тот случай, если лев попытается напасть на них. Лили, озираясь по сторонам, видела только колкую и жёсткую траву. Дрожа от холода, горя и страха, она молила льва: "Ну приди же, приди! Скорее прерви мою жизнь, она стала невыносима. Она ужасна; спаси меня, иначе я не выдержу и сойду с ума".
     И вот зашуршали травы под мощными лапами. Лили услышала тяжкое дыхание, почуяла густой звериный запах, и её сердце судорожно забилось и затрепетало. Она бессильно дёрнулась, стянутая ремнями. Огромная косматая голова в ясном свете луны склонилась над ней, блеснули холодные дикие зрачки. Лев издал негромкий рык - такой, что всё в Лили содрогнулось, схватил зубами изголовье носилок и потащил её куда-то во мрак, в чёрное беспросветное пространство...
     Громко вскрикнув, Лили впала в беспамятство - глубокое, как очень крепкий сон.


     ... Она открывает глаза. Над пустыней чистое утреннее небо, а сама Лили лежит в какой-то повозке с плетёным верхом и стенами из тростника. Носилки и ремни её больше не отягощают. Женщина в белой одежде сидит, оборотясь к ней спиной, и читает вполголоса какие-то молитвы, перебирая чётки. Лили вглядывается в проёмы между стеблями тростника и видит всё ту же пустыню, только её одну. На Невесте Льва по-прежнему украшения и богатая одежда. Она очень хочет пить.
     Когда женщина заканчивает молитву, Лили слабым голосом окликает её:
     - Майтджи! Воды...
     Женщина подаёт ей воду в кувшине с очень узким горлышком. У неё смуглое лицо и седые волосы. Она спрашивает:
      - Тебе лучше, дитя моё? Я - настоятельница женского монастыря. Мы едем в дальний скит, высоко в горы. Целый обоз идёт впереди нашей повозки за проводником. Благодари Всевышнего, ибо он спас тебя от гибели.
       - Лев... - Лили смутно вспоминает весь ужас минувшей ночи. - Лев не съел меня...
       Она прикладывает руку ко лбу, чтобы вспомнить, почему лев не съел её, - и не может.
       - Его застрелил майтхэй из чужой страны, кажется, из Ингра, - сообщает ей настоятельница монастыря. - Он примкнул к нашему обозу и едет впереди. Ему нужно добраться до предгорья. Там замок Мо'нго, где живут добрые духи и дети пустыни. Там он оставит тебя, а может и укроется сам. Он не посвятил нас в свои дела. Усни опять. Ты слишком много пережила этой ночью, тебе нужен покой и отдых.
      Лили засыпает. Ей снится родной дом, отец, мать, сёстры и братья, но ей неспокойно. Она знает, что лев ищет её. Она слышит его мягкую тяжёлую поступь по сухим травам родного сада, слышит его дыхание - он приближается, настигает её. Ей страшно... Она просыпается.
      Уже поздно. Тьма - и опять так же холодно, как прошлой ночью. В повозке никого нет. Лили спрыгивает на землю и бредёт между кострами, где греются послушницы в белых одеждах и фыркают сонные верблюды и лошади: маленькие, приземистые, с крепкими сильными ногами и широкой грудью - выносливые лошади пустыни.
       Наконец она находит костёр, где одиноко, в стороне от монахинь, сидит человек. Ему лет тридцать восемь, он здоров и крепок, но угрюм, лицо его плохо выбрито, особенно квадратная нижняя челюсть, а от левой стороны лба через переносицу до правой щеки тянется тонкий неглубокий, уже побелевший шрам от сабельного удара.
       Лили нерешительно кланяется ему и говорит:
       - Майтхэй! Вы спасли мне жизнь. Вы убили льва. Отныне я ваша рабыня: так гласит закон народа гэнгхам.
       Она сняла с себя все украшения: браслеты, монисто, корону, ожерелья, серьги и всё это положила к ногам незнакомца.
       Он пристально взглянул на неё:
       - Это всё мне?
       - Да, майтхэй, это твоё. Ты, видимо, скрываешься от опасности. А я знаю только одного человека, за которым охотятся в наших горах и в пустыне. Это властитель Ингра, Рон Да'ллад по прозвищу Чёрный Кайман. Мне говорил об этом отец. Если ты Даллад, эти украшения пригодятся тебе. В любой горной деревне тебе дадут за них еду, одежду и деньги.
       - Я - Даллад, - признался властитель Ингра. - Хвалю твою проницательность, Невеста Льва, только молчи о том, что знаешь, если хочешь остаться в живых. Садись, поешь немного и выпей со мной вина. Как твоё имя?
       - Салида-джи, майтхэй, или просто Лили.
       - Лили... - он улыбнулся. - Красивое имя. За что же тебя отдали льву?
       - Верховный жрец Калиман хотел, чтобы я приносила жертвы; все дети обязаны это делать с восьмилетнего возраста. Но я не слушалась его; я ни разу не смогла заставить себя убить хотя бы одно жертвенное животное.
       - Я не так сердоболен, как ты, - заметил Чёрный Кайман. - Со львом было покончено быстро. Так что теперь ты можешь вернуться в Гэнгхам, если, правда, тебе не грозит повторение вчерашней ночи.
       - Нет, майтхэй, - голос Лили звучал печально. - Обряд, конечно, не повторится, но в город меня никто не впустит. Невесте Льва нельзя вернуться к жрецу Калиману: так гласит закон богов. Я изгнана навсегда и, наверно, никогда не увижу больше тех, кого люблю. А ты правда убил моего льва, ты не ранил его?
       - Вот его шкура, - сказал Даллад, раскрывая кожаный мешок.
       Лили почувствовала тот же самый запах, что и прошлой ночью, увидела огромную косматую гриву и умоляюще сложила руки:
       - Рон-хэй, убери его! Я готова снести от тебя всё, но этот лев мне страшен даже мёртвый...
       - Я продам его в деревне, - равнодушно сказал Чёрный Кайман, пряча в мешок шкуру и все драгоценности Лили. - Сколько тебе лет?
       - Тринадцать, Рон-хэй. Предки моего отца вывели народ гэнгхам три тысячи лет назад из Индии, поэтому наш род особенно почитаем в городе.
       - У тебя кожа белая, как лилия, а волосы чернее ночи и блестят, как горный водопад, - Даллад задумался. - Мой сын чем-то похож на тебя. Но где он теперь, я не знаю.
       Тут же он, точно вспомнив что-то, зловеще рассмеялся:
        - Я ведь военный диктатор, Лили. Я повинен в смерти множества людей; народ ненавидит меня, мои жена и сын не хотят меня больше видеть. Может, и тебе лучше держаться от меня подальше? Отправляйся лучше с монахинями.
       - Нет, - ответила Лили. - Ты мой господин. Таков закон, данный богами, и я не преступлю его. Накали железо на огне и поставь мне клеймо.
       Она засучила рукав, обнажив белую, как слоновая кость, руку. Чёрный Кайман с изумлением посмотрел на неё, потом покачал головой и твёрдо сказал:
       - Я освобождаю тебя от рабства, Салида-джи. С меня вполне довольно твоих драгоценностей.
       Тогда Лили опустила руку и плотно натянула на неё парчовый рукав.
        - Всё равно я буду сопровождать тебя до самого Монго, - молвила она. - Ты спас мне жизнь, Рон-хэй. И если понадобится, я отдам свою жизнь за тебя.
       - Но хорошо ли ты поняла, Лили? Я подверг репрессиям тысячи людей...
       Лили склонила голову.
       - Ты спас мне жизнь. Больше я ничего не хочу знать о тебе. Хочешь, я спою тебе песни нашего народа? Я умею танцевать лучше всех в Гэнгхаме. Я умею готовить пищу. Я могу делаться незаметной и проникать в стан врага, чтобы подслушать его планы. Нас учили этому искусству, потому что у Гэнгхама есть враги.
       - Пока что я просто хочу спать, - сказал Даллад. - Ты достаточно наелась и напилась, Лили? Тогда оставь меня. Сейчас я поставлю палатку и тут же лягу. Советую тебе сделать то же самое. Ступай к настоятельнице, она уложит тебя.
       - Да, я сыта, благодарю тебя. А здесь есть львы, Рон-хэй?
       - Сколько хочешь, - он засмеялся. - Ведь пустыня та же самая.
       Ужас отразился на лице Невесты Льва.
       - Рон-хэй! Можно я лягу у твоих ног? Настоятельница не спасёт меня, если нападёт лев.
       - В этом месте львы не нападают на людей, Лили.
       Она упала перед ним на колени и простёрла к нему руки.
       - Рон-хэй, пожалуйста, позволь мне не уходить от тебя! Если что, погибнем вместе, мне это легче будет перенести.
       - Ну хорошо, - Даллад снова рассмеялся. - Поди скажи настоятельнице, что ночуешь со мной: пусть она не волнуется за тебя.
       Лили убежала. Когда она вернулась, у костра уже стояла палатка из парусины. Внутри неё лежала медвежья шкура. Даллад всё ещё сидел у огня.
       - Залезай в палатку, - сказал он, - ложись и накрывайся одеялом. Я был бы доволен львиной шкурой, но ты её не переносишь - придётся тебе делить со мной медвежью.
       Они улеглись на медвежью шкуру и завернулись в толстые верблюжьи одеяла.
       Вдруг Лили тихонько и радостно вскрикнула:
       - Рон-хэй! Слышишь? Ручей звенит! Ах, как я люблю ручьи. Вот бы искупаться в нём.
       - Искупаешься завтра, - сонно сказал Кайман. - Я разбужу тебя пораньше.
       И он немедленно заснул. А Лили ещё долго наслаждалась теплом, смотрела на крупные звёзды сквозь щели в палатке и думала о своём спасителе. Как он добр, как великодушен! Неужели он мог убивать людей? Но ведь цари всегда казнят непокорных - это сказано во всех священных книгах. Может, он поступал, как все цари, и у него не было другого выхода?..
        Потом мыслями Лили незаметно завладело воспоминание о матери и отце. Она подумала, как добр и честен её отец, Зентаб-хэй, и как мала ещё младшая сестра, которая играет её позолоченной птицей. Увидятся ли они когда-нибудь ещё? Лили тихонько заплакала, и сон начал постепенно одолевать её. Конечно, они должны увидеться, раз она осталась жива. Иначе жизнь просто не была бы жизнью... 


      На следующее утро Чёрный Кайман будит её раньше, чем настоятельница своих послушниц.
      Тепло ещё только нарастает, жара только начинает превращаться в зной. Лили сбегает вниз по высокому песчаному холму, скидывает с себя туфельки и парчовое платье и погружается в мелкий ручей, который едва доходит ей до колен.
      Она смеётся в воде, играет камешками, которые блестят в водяных струях, как драгоценные, ложится на живот, так что на поверхности остаются лишь её голова и плечи, но всё-таки она видна целиком, потому что ручей чист и прозрачен, - видна Рону Далладу.
      Он наблюдает за ней, чтобы в случае чего уберечь её от опасностей, которые таит в себе пустыня.  Эта девочка поразительно красива. Но так ещё мала! Даллад вспоминает Мэри и Сима. Вот бы его сыну такую невесту, как Лили! А он, Чёрный Кайман, отдал бы теперь всё на свете, чтобы вернуть любовь Мэри - никто другой не нужен ему. Он вспомнил, как когда-то давно - Симу было тогда пять лет - она плакала: "Рон, я уйду от тебя! Мы с Симом хотим тебя любить, но не можем..." - а сын прижимался к её коленям, внимательно глядя на отца.
      Что ответил ей на это он, чьей любви она просила, как милости? "Ты свободна, но сын останется со мной", - таков был его ответ, сухой, холодный, бездушный.
      Теперь с ним нет ни её, ни сына - Господь отнял их у него. Когда месяц назад начался военный переворот, они успели скрыться от опасности, но где? Он не знал. Ему вдруг почудилось, что Мэри, которая вдруг вернулась в своё детство, купается вместе с Лили в ручье... И Сим вместе с ними. Он совсем маленький - едва научился говорить - и тянет отца за руку: "Папа! Олень мо'жет переплыть реку? Он не утонет? Почему, папа? Почему?"
      Он гладит сына по мягким волнистым волосам. На секунду ему вдруг кажется, что Сим действительно возле него. Улыбаясь, он, как во сне, протягивает руку. И наталкивается на Лили.
      Она стоит перед ним уже одетая и красная до ушей. В её глазах слёзы:
      - Рон-хэй, ты всё видел! Видел, как я купалась! Зачем ты смотрел?
      - Прости, Лили, - он смущённо ищет и закуривает свою вишнёвую трубку. - Я просто охранял тебя: здесь много диких зверей. А потом, тебе нечего меня стесняться - я гожусь тебе в отцы, да и сидел далеко. Ты очень хороша собой, Салида-джи. А станешь ещё лучше. Но если ты так переживаешь, я никогда больше не буду смотреть на тебя.
      - Ты спас мне жизнь, - Лили вздыхает. - Ты можешь смотреть на меня, сколько хочешь. Даже можешь жениться на мне. Но я совсем ещё не хочу замуж.
      Даллад смеётся:
      - У меня есть жена, Лили. А замуж тебе рано. Я больше никогда не буду смотреть, как ты купаешься. Я и сейчас не стал бы делать этого, но пустыня коварна - ты могла оказаться в опасности.
      - Прости меня, Рон-хэй, - Лили касается его руки. - Ты прав, а я не права. Мне совсем не жаль, что ты смотрел на меня, потому что ты спас мне жизнь. И потом, я знаю, ты говоришь правду. Ты, наверно, вспоминал своих жену и сына. Да?
      - Почему ты так решила? - удивился он.
      - У тебя была такая добрая улыбка, когда я приблизилась к тебе. Ты, видимо, очень их любишь. А я вчера ночью плакала об отце и о матери. Я их тоже люблю, и они тоже не со мной... Не огорчайся, майтхэй, мы ещё встретим наших родных, вот увидишь!
      - Я надеюсь на это, Салида-джи. Надеяться, по крайней мере, нам ещё никто не запретил. Беги теперь к настоятельнице; до замка Монго тебе лучше ехать с ней...
      И вот караван снова движется по пустыне. Лошади, увязая в песке, тащат тростниковые повозки, верблюды несут поклажу и везут на себе евнухов - прислужников женского монастыря. Это одна из множества христианских сект, поэтому Даллад, дабы не осквернять своё верование (он считает его истинным), говорит с монахинями очень мало. Гораздо больше он общается с язычником- проводником, который не знает учения Христова, а значит, не способен исказить его. Они говорят об особенностях здешней пустыни и предгорья, о загадочном замке Монго, о котором известно только, что там живут привидения и пленные дети, которых работорговцы, сжалившись, оставляли там, если дети ослабевали или заболевали в пути. Ведь дорога работорговли проходит неподалёку от оазиса, на земле которого построен замок Монго.
     - Кто же смотрит за детьми? - удивился Даллад.
     - Мирт, - кратко ответил проводник. - Он сам, как дитя. Он очень молод, но многое умеет, и дети слушаются его.
     "Как раз то, что мне надо, - подумал Даллад. - Я изучу и оазис, и замок вдоль и поперёк, и ни одна собака не найдёт меня там, а для Лили это будет настоящий дом, уютный и здоровый. Ведь дальше начинаются настоящие горы - ей нечего там делать. Лили будет хорошо. А я... жаль, что я не ввёл в Ингре обычая делать моих "верных соратников" Женихами Львиц. Это был бы славный ритуал".
     И на секунду он злобно оскалился, как затравленный, дикий и опасный зверь.
    

     Дни проходили за днями. Ни одна капля дождя не упала на пустыню, пока измученный караван тащился к подножию гор.
     Лили потеряла счёт времени. Ночи она проводила в палатке Рона Даллада, а дни - в повозке настоятельницы, мучаясь бездельем, скукой и непрестанной тряской. По вечерам за ужином Чёрный Кайман рассказывал ей об Ингре, о власти военных, о том, как своей кровожадностью он оттолкнул от себя жену и сына, потому что власть и сознание власти нависают над человеком, как дамоклов меч, и он должен слушаться законов, исполнять которые эта власть обязывает...
      - Прежде всего в стране должен быть порядок, - устало говорил Рон Даллад. В течение семи лет повторял он эти, одни и те же слова, произносил их и теперь, лишившись и страны, и порядка. - Иноверцы должны жить в отведённых им гетто. Каждый солдат в армии должен быть готов отдать жизнь за веру, родину и диктатора. Сам диктатор тем более не должен бояться смерти, но и не должен идти ей навстречу. Дик Оул ищет моей головы? Пусть Дик найдёт её на свою погибель, потому что прежде чем она слетит с моих плеч, он будет повешен на первом же сухом дереве за пределами оазиса Монго.
      - Рон-хэй, - сказала Лили, заглядывая в глаза Кайману. - Ты же не злой. Правда?
      - Я солдат, - ответил Кайман. - Не моё дело быть злым или добрым. Но я должен уметь убивать - и я умею убивать.
      - Кого? - Лили задрожала.
      - Того, кто достоин смерти, - ответил Даллад. - Не думай об этом, Лили. Это не твоё. Я отсижусь в предгорьях  Гэнгхам, но я верну себе власть... - он опустил голову и добавил:
      - Если это угодно Богу. И Ингр опять станет моим.
      - Богу? - Лили встрепенулась. - Ведь Бог один, правда, Рон-хэй?
      - Один, Лили.
      - Значит, я была права, а жрец Калиман ошибался. Я сразу поняла, что Бог один. Только Тот, Кто един, может создать мир единым целым.
      Даллад промолчал, вороша сухие ветки в огне железным прутом, согнутым наподобие кочерги. Он считал себя в душе ревностным христианином, но всегда презирал миссионеров, и сам никогда не уподоблялся им. Он был убеждён: чтобы обратить язычника в христианство, надо иметь определённый дар к этому и уж никак не быть при этом военным диктатором. Ведь Бич Божий не бывает Апостолом, могущим говорить о духовных силах Творца. Он же, Кайман, был Бичом Божьим, и вряд ли существовал на свете - ещё месяц назад! - бич более неумолимый.
      - Рон-хэй, - прозвенел возле его плеча доверчивый голосок Лили. - Скоро ли мы будем в замке Монго?
      - А тебе хочется туда? - Даллад улыбнулся.
      - Хочется! - воскликнула Лили. - Я так устала скитаться по пустыне. Хотя... - она загрустила, - мне гораздо больше хотелось бы домой.
      - Ты ещё увидишь свой дом, Лили, - сказал Рон Даллад. - Будем надеяться, что увидишь. А в Монго мы будем через два дня. Так что, потерпи ещё немного.


      Через два дня настоятельница монастыря и проводник прощаются с Лили и Чёрным Кайманом.
       - Держитесь длинной горы, что тянется справа, - говорит проводник. - Она доходит до самых пределов оазиса Монго. К вечеру вы будете там. Доброго пути!
       - Доброго пути и вам, - Даллад вежливо кланяется, а настоятельница целует Лили в щёку.
       - Прощай, милое дитя, - говорит она.
       - Прощай, майтджи, - отвечает Лили.
       Даллад отдаёт лошадь (она принадлежит обозу), и они с Лили отправляются пешком в сторону оазиса Монго. В молчании они идут по раскалённому песку. Очень скоро парчовые туфельки Лили превращаются в лохмотья. Её ноги горят от раскалённого песка, но она молчит, только бы майтхэй не подумал, что она плакса. Он так не думает. Он видит, как ей больно. Из мешка вынимается верблюжье одеяло, и Даллад делает из его части толстые портянки для Лили. Она обматывает ими ноги и перевязывает их шнурками от платья. Теперь она может идти очень долго.
       И они идут - идут целый день под палящим солнцем, почти не отдыхая. У них очень скоро кончается вода, и они начинают изнывать от жажды. Наконец под вечер, к их великой радости, перед ними вырастает огромный оазис, а за деревьями виден старый замок - чёрный, замшелый, с двумя башенками. У этого старинного здания два крыла.
       Тогда Лили и Даллад падают на траву возле родника и долго пьют - и не могут напиться. Когда они отрывают, наконец, губы от воды то видят перед собой человека. Это невысокий худощавый юноша с глазами зелёными и прозрачными, как виноград на солнце. Он одет в длинное холщовое одеяние, подпоясан верёвкой, а на ногах у него кожаные башмаки.
       - Я приветствую гостей Монго, - говорит юноша, улыбаясь. - Кто бы вы ни были, вы найдёте здесь приют.
       Он с любопытством глядит на Лили:
       - Я вижу, девочка принадлежит к народу гэнгхам. А тебя я не знаю, чужестранец.
       - Рон Даллад, - представляется Чёрный Кайман, - военный диктатор Ингра. Проклятье своего народа, скрывающееся в горах Гэнгхам. Может, теперь мне следует покинуть эту мирную обитель и искать себе другое пристанище?
       И он улыбается улыбкой волка прямо в лицо кроткому смотрителю замка.
       - Нет, почему же, - тот протягивает ему руку. - Я Мирт. Меня нашли, новорожденного, под миртом и назвали так. Я живу в замке Монго уже шесть лет, и все эти годы забочусь о детях, которых бросают работорговцы. Обычно они не склонны тратить время на то, чтобы передавать мне детей, и дети гибнут. Но некоторые не до конца очерствели, им жаль тех, кого сами же они обрекли на болезнь и смерть.
        - Сколько тебе лет? - вырвался невольный вопрос у Чёрного Каймана.
        - Двадцать, майтхэй.
        - Значит, ты попал сюда четырнадцатилетним. Что же было до этого?
        - Я жил в деревне у знахаря и колдуна. Он многому научил меня; кроме того, по его желанию я обучился некоторым ремёслам. Потом мой наставник умер, а я ушёл из деревни, решив, что буду жить в замке Монго и стану здесь хозяином: буду спасать и исцелять больных, особенно детей.
       - Сам-то ты здоров? - спросил, прищурившись, Даллад. - Ты знахарь, а я начинал свою карьеру с профессии военного врача: ну-ка, кто из нас скажет другому правду?
       Мирт смущённо потупился, глядя в лёгкие волны бегущего ручья.
       - У меня иногда болит вот здесь, - он коснулся своего бока.
       - Верно. У тебя неважные почки, это чувствуется, хотя свиду почти незаметно. К тому же, несмотря на здешнюю жару ты часто простуживаешься, правда?
       - Я пью исцеляющую траву, - сказал Мирт и вдруг продолжил, как ни в чём не бывало:
       - А вот ты погубил тысячи людей, майтхэй. Но твои жена и сын в безопасности. Они не хотят тебя больше видеть. Но они любят тебя.
       Даллад оцепенел. Потом, опомнившись, схватил Мирта за тонкие плечи:
       - Что ты сказал? Повтори! Они в безопасности? Где?
       - Вот здесь.
       И юноша нарисовал веткой на песке очертания какого-то сада и дома.
       - Я знаю это место, - заметил Даллад. - Но ты откуда узнал?
       - Увидел в ручье, - Мирт улыбнулся. - Ведь я ученик колдуна. Я часто вижу в воде то, что тревожит меня или беспокоит того, кто находится рядом со мной.
       - Это я могу понять, - Даллад отпустил его плечи. - Но... как ты узнал, что они всё ещё любят меня?
       - Не знаю, майтхэй, - кротко ответил Мирт. - Мне даётся знать, и знание моё всегда точно.
       - Ты великий колдун, - признался Даллад. - И я благодарен тебе за добрую весть.
       Мирт рассмеялся.
       - Пойдёмте со мной в дом, я устрою вас и познакомлю с детьми.
       Они вошли в древний замок. Созывать детей для знакомства не было надобности; все восемь человек высыпали в холл, где в очаге уже ярко пылал огонь.
        - Это наши гости, - объявил Мирт детям. - Рон-хэй и...?
        - Лили, - подсказала Лили.
        - И Лили. Будьте знакомы. Вот моя старшая помощница Матта, - он указал на стройную крупную девушку лет пятнадцати с очень светлыми волосами. - А вот Анит, она годом моложе Матты. Если Лили будет помогать им, мы все будем очень благодарны Лили. Азе всего десять лет, но она тоже помогает, правда, Аза? И очень во многом. Минни три года, а её брату Джуну четыре; они, конечно, немногое могут, но стараются. Джентри двенадцать, Дэвиду и Александру тринадцать. Есть ещё Джим; он сейчас пасёт корову и скоро пригонит её домой. Вот все наши дети, майтхэй. Мы живём дружно, и у каждого свои обязанности. Но никто не страдает от избытка работы. Мы много играем и даже учимся. У нас на всё хватает времени.
       Даллад и Лили смотрели на детей, а дети - на них. Это были дети разных национальностей, и характеры у них были разные. Северянке, светловолосой Матте, сразу не понравился их новый гость, и она не сочла нужным особенно это скрывать. Другие девочки смотрели на Даллада и Лили приветливо и застенчиво, мальчики - с любопытством, а один из них, как сразу почувствовал Чёрный Кайман, - с нескрываемым восторгом. Это был красивый мальчуган, вероятно, из Латинской Америки. Он даже не удержался и спросил:
       - Вы военный, майтхэй?
       Кайман вспомнил: этого мальчика Мирт назвал Дэвидом.
       - Да, - осторожно ответил он. - Я самый главный военный одной очень большой армии.
       "Которой больше нет", - добавил он про себя.
       Мальчик просиял:
       - Я тоже хочу стать военным!
       - Готов ли ужин, Матта? - спросил Мирт.
       - Да, всё готово, - ответила девочка, с любовью и признательностью взглянув на своего наставника.
       - Я накрыла на стол, - сообщила десятилетняя Аза.
       - А вот и я, - крикнул, вбегая в двери маленький негритёнок. - Ой!
       Увидев чужих, он смутился и встал возле Мирта, опустив голову.
       - Это Джим, - засмеялся Мирт. - У нас гости, малыш, не бойся их. Мой руки и садись к столу. Чья очередь сегодня доить корову?
       - Моя, - ответила Анит. - Я уже поужинала, Мирт.
       - Иди. Оденься теплее, сейчас начнёт быстро холодать. Прошу к столу, Рон-хэй и Лили. Садитесь, братья и сёстры!
       Улыбнувшись, Мирт пояснил Кайману:
       - Мы здесь все друг другу братья и сёстры, просто я самый старший!
       ... Они обедают в огромном старинном зале, освещённом факелами, ибо свечи в замке - предмет роскоши; их довольно мало, и к ним относятся очень бережливо.
        Сегодня на обед - отменно приготовленная рыба с овощами и без косточек, чтобы малыши не давились ими. Все едят из глиняных мисочек, красиво раскрашенных и снаружи покрытых лаком. Ложки деревянные, а вилки - серебряные.
        - Вилки я нашёл в одной из комнат замка, - говорит Мирт, угощая Каймана вином. - А вино очень старое.
        - Вкус отличный, - отзывается Даллад. - Это редкое вино, Мирт. Да и замок древний. Кто построил его?
       - Это тайна, майтхэй, я обязан её хранить. Может, тебе и придётся узнать её, но не из моих уст. Скажу одно: здесь отличная библиотека; все книги и рукописи преимущественно на древних языках. Некоторые из них я знаю и учу таким образом детей.
       - Здесь действительно живут духи?
       - Да. Они очень добры и никогда не причиняют нам зла. Они заботятся о нас: не велят ходить во второе крыло; там всех ждёт беда и опасность.
       - С такими духами не пропадёшь, - Даллад рассмеялся. - Что ж, надо их слушаться. Налей-ка мне ещё вина, Мирт! Интересно, чем ты поишь детей, кроме молока?
       - На ночь они пьют успокаивающий чай из трав, - ответил Мирт, - и после него прекрасно спят. Я и сам пью его, но сегодня в честь вас с Лили, наших гостей, открыл бочку вина. Гостям полагается подавать вино, не так ли?
       - Так, - сказал Кайман. - У вас мне очень нравится. Но не страшно ли Анит доить корову в одиночестве?
       - Две молосских собаки древних кровей охраняют Анит, - отозвался Мирт. - Их родословная тянется со времён Юлия Цезаря, и ни один лев не смеет войти в оазис, пока чует наших собак... Они охраняют ещё и птичник. У нас довольно обширное хозяйство, Рон-хэй.
       - Мне нравится это, - искренне ответил Кайман. - Ты заботишься о детях одновременно как отец и мать, а может, и лучше. Ты настоящий хозяин Монго, Мирт-хэй.
       Вскоре вернулась Анит с подойником, и каждый из детей получил по большой кружке молока; в том числе, и Лили - она очень любила молоко. После ужина Матта повела в спальню девочек, а Александр, старший среди ребят, добродушный и добросовестный, повёл в соседнюю спальню ватагу мальчишек.
       - Может, ты предпочитаешь, чтобы Лили осталась с тобой? - спросил Мирт Даллада.
       - Нет, - коротко ответил тот. - Лили не родная мне, к тому же, почти взрослая. Пусть идёт за Маттой. Я полагаю, девочки не обидят её?
       - Что ты! - Мирт даже рассмеялся. - Это совершенно невозможно.
       - Вот и отлично. Доброй ночи, Лили!
       - Доброй ночи, Рон-хэй, - сказала Лили. - И тебе, Мирт, спокойных снов.
       Она пошла за Маттой на второй этаж, в полутьме, по длинной винтовой лестнице.
       В спальне девочек горело три свечи, вставленных в шандал с тремя гнёздами. Их зажигали ненадолго: только чтобы переодеться ко сну, прочитать краткую молитву и аккуратно сложить одежду на красивых деревянных стульях. Этих трёх свечей девочкам должно было хватить на два месяца.
       В спальне было тепло из-за хорошо натопленного камина. Аза раздевала и укладывала маленькую Минни. Матта подвела Лили к застеленной чистым бельём кровати, которую покрывало верблюжье одеяло.
       - Это твоя кровать, - молвила Матта. - А вот тебе ночная рубашка. Мы сами шьём себе одежду. Ты умеешь шить?
       - Да, - ответила Лили.
       - Будешь помогать нам, - Матта оглядела спальню - все ли девочки легли. Потом она разделась сама и задула все свечи. Лили к тому времени уже лежала в постели.
       Бывшая Невеста Льва уснула быстро. Она была уверена, что Чёрный Кайман не бросит её в замке Монго, по крайней мере, не сказав ей об этом заранее.
    

        Мирт привёл своего гостя в огромные покои для гостей с потемневшими от времени портретами на стенах, с огромным пустым очагом и широкой кроватью под балдахином, к которой вели ступени из полированного дерева.
       - У нас бывают гости, майтхэй, - сказал хозяин Монго. - Поэтому мы с детьми раз в неделю убираем эту комнату в отличие от многих других (а целое крыло нам не под силу убирать постоянно). Так что здесь чисто, но очень холодно, потому что мы не топили здесь. Завтра, когда комната прогреется, она твоя, но сегодня я предложил бы тебе переночевать у меня - напротив детских спален. У меня есть кровать и диван; выбирай, что тебе больше по душе.
        - Спасибо, Мирт, - ответил Рон Даллад. - Я, пожалуй, воспользуюсь сегодня твоим гостеприимством, хотя предпочёл бы и впредь жить у тебя или в какой-нибудь маленькой комнате. Этот гостиный зал превосходен, но здесь очень неуютно одному, согласись.
       - Верно, Рон-хэй, - согласился Мирт. - Я был бы даже рад всё время делить с тобой свою комнату, но меня останавливает одно...
       - То, что я беглый диктатор? - Даллад презрительно улыбнулся.
       - Да. Но ты не так понял... Видишь ли, дети побаиваются этого зала: здесь временами является некий дух. Мы зовём его Белая Леди. Это прекрасная женщина в полупрозрачных белых одеждах, сопровождаемая таким сильным и сладким ароматом роз, что он будет даже спящих. Так вот, Белая Леди всегда является только в этой гостиной, чтобы ночующий здесь человек знал, что ему грозит скорая опасность, и надо спасаться от неё. Если ты будешь жить в этом зале, Белая Леди непременно предупредит тебя, и ты успеешь спастись, а я - я просто могу не сделать этого вовремя...
      - Всё это не сказка? - с изумлением спросил Даллад. - Скажи одно слово, и я поверю тебе, ибо ты честен, и душа твоя открыта людям, и разум твой едва ли не яснее моего.
      - Это не сказка, майтхэй, это истинная правда. Послушайся меня, и ты не пожалеешь.
      - Хорошо, - без колебаний ответил Даллад. - Сегодня я переночую у тебя, а с завтрашнего дня переселюсь в гостиную. Пусть так оно и будет.
      Они зашли в уютную комнату Мирта, где в старинном очаге приветливо пылал огонь, а за двумя кисейными занавесями был виден балкон.
      Узнав, что Мирт обычно спит на кровати, Даллад выбрал диван и постелил себе на нём. Потом он долго курил на балконе, разглядывая холодную ущербную луну, нависшую над пустыней и оазисом.
      Вернувшись, он нашёл Мирта смущённым.
      - Рон-хэй, прости, я плохой хозяин. Я не предложил тебе и Лили вымыться с дороги. А ведь у нас есть отличная ванная комната с мраморной ванной. Вода легко нагревается, и мыться очень удобно...
      - Не тревожься, - Даллад улыбнулся. - Хозяин ты отличный. Мы вымоемся завтра и завтра же перестираем своё бельё. Мне очень нравится в Монго, Мирт.
      Мирт ответил ему улыбкой.
      - Я рад, майтхэй.
      - И ты не боишься, что из-за меня у вас, тебя и детей, могут быть неприятности?
      - Нет, не боюсь, - ответил Мирт. - Рон-хэй, я никогда не бегал от опасностей, которых не знаю.
      - Называй меня просто Рон, - Даллад посмотрел на коротко стриженые светлые волосы Мирта. - Кто стрижёт тебя и мальчиков?
      - Цирюльник. Деревня в трёх милях отсюда.
      - Даром?
      - Нет. За птенца от курицы или утки. Он обзаводится хозяйством, а у нас довольно птиц.
      - Но уголь для растопки очагов вы, конечно, закупаете. На какие же деньги?
      - Раз в неделю дети вместе со мной помогают угольщику возделывать его сад и работают на его огороде, - ответил Мирт.
      - Не думаю, что это лёгкая работа для тех, у кого свои собственные сад и огород; к тому же гораздо больше, чем у угольщика. Пусть дети возьмут себе бессрочные каникулы. В деревне есть ювелирная лавка?
      - Да, для проезжих купцов.
      - В таком случае давай продадим туда эти два браслета: за вырученные деньги нам отвалят немало угля и даже доставят его прямо в Монго.
      - Откуда это? - спросил изумлённо Мирт, разглядывая великолепные браслеты, сверкающие драгоценными камнями.
      - Это мне подарила Невеста Льва, - ответил Кайман и поведал Мирту о том, как он познакомился с Лили.
      Выслушав его, Мирт сказал:
      - Бедная Лили: цветок пустыни, нежный и мужественный... Мы непременно вернём её домой. Вообще моя мечта - вернуть всех детей туда, откуда они были взяты, уведены или украдены. Я очень люблю их, Рон.
      - Я куплю им сластей на стоимость львиной шкуры, - сказал Даллад. - И кое-что тебе. Тебя надо подлечить, Мирт, и не только травами. Я куплю то, что мне требуется, приготовлю лекарство и сделаю тебе несколько инъекций - шприц у меня с собой. Ты не против?
      - Благодарю тебя, Рон, - молодой хозяин Монго с признательностью посмотрел на Даллада. - Ты ведь врач. Ты учился этому. Ты лучше меня знаешь, как лечить тех, кто в этом нуждается. Но действительно ли это мне поможет?
      - Это очень сильное средство, оно помогает с первых же уколов. При всём этом оно абсолютно безобидно. Надо помочь твоим почкам: они не так хороши, чтобы тянуть с этим. Сердце у тебя неплохое, но иммунитет понижен; ты, наверно, часто что-нибудь подхватываешь?
      - Часто, - признался Мирт.
      - У тебя недуг пустыни, связанный именно со слабой сопротивляемостью болезням. Его легко устранить - и опять же с помощью лекарств. Их даже не надо готовить. Они есть в моём вещевом мешке.
      - Спасибо тебе, - искренне произнёс Мирт.
      - Не стоит благодарности. Должен же я чем-то отплатить тебе за твоё гостеприимство, - снисходительно и самоуверенно ответил Даллад, с едва уловимым презрением глядя на хрупкого юношу, бледного и тонкого, как тростник. Слава Богу, что его сын Сим - крепкий, здоровый парень. Слава Богу... Но судьба развела их в разные стороны.
      ... Хозяин и гость погасили свечи и легли спать.


      Жизнь в оазисе Монго - удивительная жизнь.
      Лили присматривается к ней со вниманием, точно читает интересную книгу.
      Дети любят её и, как она замечает, друг друга тоже, но по-разному. Не обходится без ссор и распрей. Впрочем, им некогда склочничать. У каждого свои обязанности и по горло дел.
      Матта и Анит, чередуясь между собой, доят корову, кормят птиц, готовят еду и работают в саду и огороде. Аза и Лили убирают хлев и курятник, задают корм корове и накрывают на стол. К тому же, обе теперь приставлены няньками к Минни и Джуну; до прихода Лили одна Аза присматривала за ними. Джентри и Александр носят воду из колодца, растапливают камины и стирают бельё, а Дэвид, который тоже носит воду, убирает комнаты и делает выкройки, как его научил Мирт. Из этих выкроек  девочки шьют одежду для всех. Одежда очень неприхотлива: платья из небеленого холста с такими же поясками для девочек и холщовые штаны и рубахи для мальчиков. Теперь Лили помогает им. Стиранное бельё всегда глядят Матта и Александр. Они очень любят Мирта, а он, в свою очередь, делит с детьми все тяготы их трудов. Легче всех живётся Джиму: он пасёт корову и поэтому больше всех повесничает.
       Дети встают в восемь утра. К часу дня все важнейшие дела обычно переделаны, обед съеден, и Мирт собирает ребят в небольшой сумрачной библиотеке. Там теперь нечто вроде классной комнаты. Три часа в день дети учатся тому, что знает их наставник: географии, арифметике, латыни и греческому языку, учатся без ошибок писать на языке гэнгхам, на котором говорят, занимаются историей и основами геометрии.
      В свободное время дети купаются в озере, куда впадает единственный в оазисе источник, а каждую субботу аккуратно принимают ванну и меняют одежду и постельное бельё.
      Кто не хочет купаться в озере, играет. Из деревянной поломанной мебели Мирт вырезал множество чудесных игрушек: человечков, лошадок, замков, домиков... Все игрушки он раскрасил и покрыл лаком, секрет которого известен только ему. Дети помладше с удовольствием играют в зале, полном изделий Мирта. Там есть настоящие лошадки-качалки, есть качели, деревянные куклы в красивых платьях из шёлковых лоскутов, а у кукол - мебель, тарелочки, вилочки, ложечки, чашечки - всё совсем, как настоящее, только очень маленькое.
       - Ты мастер, - восхищённо сказал Даллад Мирту, разглядывая этот зал для игр, где в это время Минни и Джун строили городок для своих человечков, а их нянька Аза вовсю качалась на верёвочных качелях, сделанных в проёме глубокой ниши. - Когда ты успел всё это сделать?
       - У меня было время - целых шесть лет, - Мирт улыбнулся. - Дети должны играть. Первая играла Матта: я привёл её сюда девятилетней, - а после - все по очереди. Иногда Джентри пасёт корову, чтобы Джим мог поиграть тоже. Джим особенно любит качели и кататься на лодке по озеру. Кстати, мы часто бываем обязаны ему свежей рыбой, потому что он прирождённый рыбак.
      Лили замечала, что дети относятся к Далладу, в основном, приветливо. Этот сильный, уверенный в себе человек освобождал их от многих работ, чтобы они больше играли и купались, целую неделю кормил сластями, купленными на шкуру льва - леденцами и пряниками, закупил для них угля, а теперь - они это знали - лечил их брата и наставника Мирта. Лили радовалась, что Чёрный Кайман так хорошо принят детьми. Одна лишь Матта терпеть не могла гостя за его физическое превосходство над Миртом, которого она так горячо любила и почитала, за самоуверенные вечные насмешки над его смирением и кротостью, чем сам Даллад вовсе не отличался. Нелюбовь Матты к Далладу росла с каждым днём, пока не превратилась, наконец, в ненависть. Она ненавидела его и за то, что многие из детей начали в мелочах подражать Далладу, и это слегка поколебало авторитет Мирта. Особенно Дэвид был теперь неразлучен с Чёрным Кайманом. Похожий на латиноамериканца мальчик ходил верёвочкой за Далладом и совершенно перестал слушаться Мирта, а свои обязанности выполнял теперь спустя рукава, кое-как, лишь бы скорее вновь поговорить с Далладом об армии: это была его любимая тема, и он слушал собеседника, как зачарованный.
       - Когда я верну себе власть, - смеялся Кайман, - быть тебе в военном училище, Дэвид. Ты будешь там первым - ты хорошо запоминаешь то, что я рассказываю тебе. А оттуда ты выйдешь уже офицером.
       Дэвид счастливо улыбался и с надменной гордостью посматривал на товарищей: им и не снилась та честь, какая была обещана ему.
       Вместе с Дэвидом Рон Даллад исследовал весь оазис, весь замок, чердак и подвал, даже зашёл в таинственное второе крыло и, выйдя оттуда невредимым, рассмеялся в лицо Мирту:
       - Знаете, почему вам и впрямь нельзя заходить туда? Хозяин попросту не достроил крыло, это чувствуется. Не пойму, в чём там дело, но стены держатся некрепко. Ваши духи действительно добры - они не хотят вашей смерти.
      В подвале Даллад обнаружил подземный ход и спросил Мирта, куда он ведёт?
      - Высоко в горы, - сказал хозяин Монго. - Туда очень долго добираться без этого хода; к тому же, там ряд высоких, почти отвесных скал, которые очень трудно преодолеть. Когда придёт час опасности, уходи через эту дверь вместе с детьми, замкни её изнутри на засовы - и ждите меня в горах. Там есть домик-пещера, где всем хватит места. Я останусь здесь. Если мне придётся погибнуть, позаботься о детях, Рон.
      - Обещаю тебе, - ответил Даллад. - Но сколько тебя ждать в горах?
      - Три дня. Если через три дня я не появлюсь, значит, меня уже нет на свете. В этом домике в погребе ты также найдёшь поземный ход. Он выведет вас в деревню, где помнят моего хозяина и меня - и примут вас.
      Теперь Даллад был совершенно спокоен за свою судьбу. "Я наберу армию в горах Гэнгхам, - подумал он, - и Ингр снова станет моим. Моим навеки. А уж детей я устрою как-нибудь. Правда, будет жаль, если Мирт погибнет".
      Но на возможной гибели Мирта мысли его долго не задерживались, хотя именно он стал бы причиной такого конца. Вообще он мало думал о Мирте, а заботу о его здоровье проявлял скорее машинально, по привычке лечить тех, кто болеет, - и в благодарность за приют.
      Однажды вечером они с Дэвидом сидели возле дровяного сарая и, как обычно, беседовали о власти и об армии: эти темы особенно увлекали обоих. Они не заметили, как подошёл Мирт и долго слушал их, потом вдруг сказал:
      - Есть время для войны и время для мира. Дэвид, пожалуйста, помоги Александру и Джентри принести воды из колодца: ты забыл сегодня сделать это.
      - Я не забыл, - грубо ответил Дэвид, вставая. - Я не желаю больше носить какую-то воду. Рон-хэй устроит меня в военное училище, а вы мне все никто - особенно ты, хилый больной комар. И не перебивай Рона-хэя, когда он говорит.
      Мирт сильно побледнел, но тотчас овладел собой и спокойно сказал:
      - Дэвид, когда работорговец отдал мне тебя четыре года назад, девятилетним, ты был болен, плакал и просил молока. Теперь ты здоров и пьёшь молоко каждый день, и ты больше не раб. Настоящий военный, Дэвид, никогда не бывает неблагодарным.
      Дэвид вызывающе сплюнул, но промолчал.
      - Принеси воды, - сказал ему Даллад. - В армии важна дисциплина. Даже если начальник несколько хил и слаб. А потом, насчёт неблагодарности сказано верно.
      Они с Дэвидом рассмеялись, а Мирт стоял, молча склонив голову. Эту сцену случайно подсмотрела Матта, и сердце её разгорелось великим гневом против Чёрного Каймана. Как он смеет унижать того, кто вылечил, выходил их всех и заботится теперь о них, как о родных?! Кто дал право этому случайному человеку издеваться над Миртом и считать себя выше него? Она, Матта, не позволит ему этого!
      Матта разработала план мести. Чтобы Лили не помешала, она дала ей работу - шить рубашки, а сама пошла проверить одну из львиных ловушек: глубокую яму, откуда не мог бы выбраться ни один лев. Так как львы иногда заходили в оазис, таких ям было сделано несколько, и все они были покрыты сверху хворостом и сухими тонкими стволами деревьев.
      Мирт в это время говорил Далладу:
      - Рон, не позволяй Дэвиду так вести себя. Мне с ним и без того всё время было нелегко, и я не хочу окончательно потерять его. Он может себя погубить.
      Даллад пожал плечами.
      - Разве я виноват, что пользуюсь у парня бо'льшим авторитетом, чем ты?
      - Пользуйся своим авторитетом, Рон, но не подрывай моего. Ты позволяешь себе смеяться надо мной в присутствии Дэвида. Прошу тебя, не делай больше этого.
      - Ладно, - Даллад лениво зевнул. - В конце концов, это была просто шутка. Ведь тебя есть, за что уважать, - чёрт возьми, действительно есть! И, видит Бог, совершенно не за что презирать. Но ты такой смиренный, что мне иногда хочется как бы... подразнить тебя, что ли?.. Чтобы ты не вёл себя таким келейником. Извини, если я тебя обидел. Впредь этого не будет, обещаю тебе.
     Они пожали друг другу руки и разошлись.
     Тут к Далладу приблизилась Матта.
     - Рон-хэй, - сказала она. - Лили вывихнула ногу и не может подняться. Пойдёмте скорее; я не знаю, что делать, а вы знаете.
     И быстро пошла вперёд. Встревоженный Даллад последовал за ней. Не ошиблась ли Матта? Вдруг это не вывих, а перелом: как тогда лечить его в здешних условиях?
     ... Спустя несколько минут он уже ворочался на дне холодной и сырой ямы, чудом не переломав себе кости. Когда, наконец, он поднялся на ноги и взглянул вверх, то увидел сверкавшие глаза и искажённое гневом лицо Матты.
     - Хорошо ли вам здесь, Рон-хэй? - спросила она. - Скажу одно: мне и моему брату Мирту было не лучше сегодня, когда вы с Дэвидом так низко насмехались над ним! Я ненавижу вас. Вы сделали всё, чтобы Дэвид перестал любить Мирта и начал презирать его! Вы считаете, что вы сильнее и лучше? Да вы не достойны целовать пыль под ногами Мирта, вы, убийца, - самоуверенный, бездушный, наглый! Пропадайте в этой яме; нам не нужны ни вы, ни ваша помощь!
     Даллад оцепенел от такой неожиданной и грозной атаки.
     - Матта! - растерянно окликнул он девушку. - Но ведь это была просто глупая шутка. Я уже извинился перед Миртом, и он простил меня. Прости меня и ты! Принеси верёвку, пока не стемнело, я прошу тебя. Если я чем-то оскорбил тебя, то ещё раз прошу простить меня.
      - Я не принесу вам верёвку! - исступлённо закричала Матта. - Вы презираете Мирта и будете его презирать; вы не достойны жизни! Я и не подумаю спасать вас, а вашим извинениям я не верю! Вы лжёте. Убийцам вообще нельзя верить. Думаете, до нас не доходили слухи, как вы свирепствуете в Ингре? Ещё как доходили. Просто малыши не прислушиваются, им нет дела, а Мирт слишком добр, чтобы гнать вас прочь. Но я не дам вам издеваться над ним. Он, а не вы, хозяин Монго! Ингр - ваш, был или будет, но Монго - его! Я и пальцем не пошевелю, чтобы вытащить вас отсюда, и слава Богу, что у меня нет с собой верёвки...
      - У меня она есть, - раздался вдруг голос Мирта. - Матта, отойди от ямы. Ты очень виновата перед нашим гостем. Мне стыдно за тебя.
      Факел озарил дно ямы и сумеречные деревья, нависшие над львиной ловушкой своими пышными кронами, как зелёным кольцом, в центре которого Даллад видел меркнущее сиреневое небо.
       - Рон, ты в порядке? - спросил Мирт встревоженно.
       Даллад в ответ засмеялся. Ему вдруг почему-то стало радостно от этой искренней заботы и тревоги за него, хотя ещё месяц с лишним назад он остался бы совершенно равнодушен к этому: в то время его ничего не трогало.
       - Ты всегда носишь с собой верёвку? - спросил он Мирта.
       - Всегда, когда делаю вечерний обход оазиса. Верёвка очень крепка: она из конского волоса, длинная и толстая. Если я неожиданно встречаю врага или опасного зверя, я наношу ему удар, после чего связываю этой верёвкой. Это бывает очень редко, но верёвку я каждый раз на всякий случай беру с собой.
       - Ты наносишь удар? - не удержался Кайман, но вовремя сообразил, что лучше промолчать. - Мирт, будь добр: привяжи покрепче один конец верёвки к стволу дерева, а другой скинь мне. Я выберусь за одну минуту.
       Вскоре он уже стоял перед Миртом и Маттой, очень недовольной, что план её сорвался.
       - Матта, - строго сказал Мирт. - Я сердит на тебя. Ты поступила жестоко, ты незаслуженно оскорбила того, кто доверился гостеприимству замка Монго.
       - Он обижал тебя, Мирт...
       - Это не твоё дело, Матта. Меня никто не обижал, а если между нами и было недоразумение, то оно разрешилось. В любом случае, ты не должна вмешиваться. Проси прощения у майтхэя: ты ведь могла убить его насмерть.
       Матта закусила губу, точно маленькая лошадка удила.
       - И не подумаю перед ним извиняться, - отозвалась она. - Он унижал тебя. Я ему этого никогда не прощу.
       - Оставь девочку, Мирт, - мягко сказал Даллад. - Я действительно виноват, хотя и не хотел ничего дурного. Отпусти её, не принуждай - я на неё не в обиде.
       - Ты на меня не в обиде?! - глаза Матты злобно вспыхнули. - Какое счастье! Убийца из Ингра не в обиде на меня! Я никогда не попрошу у тебя прощения, никогда, никогда!
       - Матта, - голос Мирта изменился, в нём зазвучали стальные нотки. - Не смей говорить то, что ты сейчас говоришь - и немедленно проси прощения, слышишь? Этот человек не сделал ни мне, ни тебе ничего дурного! Мало того, он очень помог нам. Что же ты делаешь? Ты делаешь хуже, чем просто подводишь меня. Я не ожидал от тебя этого.
       - Я не буду просить прощения, - отрезала Матта. - Не буду, и всё.
       - Что ж, тогда это сделаю я, - сказал Мирт.
       - Что? - Матта онемела от неожиданности. Глаза её изумлённо расширились, и она сделала движение, чтобы остановить Мирта. Мольба, сокрушение и мгновенное раскаяние тут же отразились на её лице. Она задрожала.
       - О нет, тогда я сама... - начала она, но Мирт царственным движением руки остановил её.
       Он встал перед Роном Далладом и, глядя ему в глаза, твёрдым голосом молвил:
       - Рон, моя сестра Матта не захотела извиняться перед тобой. Я приношу тебе глубокие извинения за неё и за себя. Я обещаю, что впредь ничего подобного не повторится. Прости меня и её.
       Матта судорожно рыдала, присев на поросший травой холмик.
       - Я прощаю Матту, - повторил Даллад.
       - И меня, Рон.
       - И тебя, Мирт.
       - За поведение Матты.
       - За поведение Матты.
       Он обнял Мирта за плечи.
       - Напрасно ты переживаешь так. Я был не прав. Я понимаю девочку.
       - Ступай домой, - приказал Матте Мирт. - Пора ужинать.
       Всхлипывая, но не смея прекословить, Матта взяла факел, поданный ей Миртом, и ушла. Она плакала едва ли не впервые за последние семь лет. Слёзы заливали ей лицо.
       - Ты обладаешь великой силой духа, Мирт, - сказал, помолчав, Кайман. - Но тебе недостаёт физической силы. Например, если бы ты умел драться, мальчики больше уважали бы тебя. Хочешь, научу?
       Мирт улыбнулся.
       - Я умею наносить Незримый Удар, Рон. После него человек или зверь теряет сознание на много часов, если я раньше не приведу его в чувство особенным, только мне известным способом. Так что драться я умею. Но мне строго запрещено применять Незримый Удар против других, даже если я оскорблён и обижен ими. Я могу наносить его лишь врагу или разъярённому животному, чтобы спасти свою жизнь или жизнь тех, кто мне доверился.
       - А если по чьей-нибудь просьбе? - Даллад сгорал от любопытства.
       - По чьей-нибудь просьбе?
       - Да, майтхэй. Например, по моей. Я прошу тебя: нанеси мне свой Незримый Удар - и приведи в чувство, как ты это умеешь. Я заранее прощаю тебя и полностью тебе доверяюсь. Пожалуйста!
       - Ты так этого хочешь? - Мирт не мог опомниться от удивления.
       - В данную минуту это моё самое заветное желание.
       - Хорошо, - Мирт покачал головой. - Похоже, ты не шутишь. Есть на свете вещи, которых я, наверно, никогда не пойму. Я очень не люблю драк. Но ты хочешь этого. Мой долг спросить тебя, готов ли ты?
       - Готов.
       Даллад приготовился к защите, но успел заметить только, как Мирт выбросил вперёд руку, сжатую в кулак. Чёрный Кайман не почувствовал удара. Тьма объяла его сознание, и он упал на траву, мокрую от росы.


       - Рон! - кто-то трясёт его за плечо. - Рон, очнись. Ты узнаёшь меня?
       Даллад открыл глаза и увидел в лунном свете зелёные глаза Мирта, с тревогой и сердечным трепетом обращённые на него. Рядом плакала Лили.
       - Рон-хэй, очнись! Матта всё мне рассказала. Зачем ты дерёшься с Миртом? Ведь вы теперь друзья.
       Чёрный Кайман поцеловал её в волосы.
        - Мы с Миртом никогда не были врагами, Лили. Вытри слёзы, плакать не о чем. Мы вовсе не дерёмся. Это обычный учебный бой.
       Он приподнялся на локте.
       - Мирт... куда ты ударил меня?
       - Не знаю, Рон, - честно признался Мирт. - Когда я бью, я знаю точно, что мой противник будет повержен, но именно в этот момент неведомая тьма застилает мне глаза. Я словно слепну на мгновение. Я не чувствую, куда бью, и вообще не чувствую своего удара: просто вижу, как поверженный мной соперник падает - вот и всё.
       - Чудеса, - Даллад не спускал глаз с Мирта. - Ведь я тоже не почувствовал твоего удара. Я думаю, он подобен силе тока, но действует по каким-то неизвестным мне (да и науке, пожалуй) физическим законам, в которых есть что-то от иных измерений. Не какая-то часть, а всё моё тело получило удар. Я это чувствую, и вместе с тем не испытываю ни боли, ни недомогания. Кто научил тебя этому чуду, Мирт?
       - Мой воспитатель, знахарь, - ответил Мирт. - Хочешь, я научу и тебя? Тогда мой удар уже не будет иметь над тобой власти, а врукопашную ты легко победишь меня.
       - Я очень хочу научиться Незримому Удару, - ответил Даллад, поднимаясь на ноги. - Но биться после этого с тобой в рамках тех приёмов, которым я обучен, было бы позором для меня и вообще для любого офицера. Дело чести - признать тебя более сильным противником, и что бы ни случилось впредь, я всегда буду считать, что ты сильнее меня.
       Он подхватил на руки Лили.
       - Ты уже не плачешь, Салида-джи? Посмотри на этого майтхэя. Он мудр, как царь Соломон, а ведь я почти вдвое старше его, но мне кажется - всё наоборот! В юном хозяине Монго я вижу воплощённое величие. Я преклоняюсь перед ним. Будь мне другом, Мирт, я прошу тебя об этой чести.
      - Я уже твой друг, - без колебаний ответил Мирт.
      Даллад сжал его руку:
      - Ты преподнёс мне великий урок - и я никогда не забуду его, пока жив. Спасибо тебе! Я понял, что такое истинная сила. То, чем я хвалился перед тобой до сих пор - жалкое бессилие мирского тщеславия, не более того. Прости меня, брат: теперь я, кажется, понял тебя до конца.
      И они втроём отправились в замок Монго.
      ... Когда Мирт остался один, к нему постучалась Матта.
      - Прости меня, Мирт, - она, всхлипывая, обняла его. - Я никогда не буду больше так поступать.
      - Я прощаю тебя, Матта, - он поцеловал её. - Я простил бы тебя, даже если бы Рон-хэй не простил нас обоих. Не плачь больше. Спокойной ночи!


      На следующее утро после завтрака Даллад подозвал к себе Дэвида и сказал ему:
      - Дэвид! Мирт ждёт тебя возле сарая с углём. У меня к тебе просьба: врежь ему как следует! С одним только условием: пусть начнёт о'н.
      - С удовольствием, - Дэвид засмеялся. - Боюсь вам долго придётся лечить потом этого дохляка, Рон-хэй.
      - Ничего, лечить - моя работа. Идём.
      Дэвид пошёл, весело насвистывая. Он не знал, что' предшествовало его беседе с Чёрным Кайманом. А предшествовало ей вот что:
      - Нет, нет, и не проси, - Мирт отрицательно качал головой. - Я не подниму руку на ребёнка.
      - Мирт, это называется иначе.
      - Мне всё равно, как это называется. Я просто не могу этого сделать!
      - Мирт, хоть я и военный диктатор, мне иногда открывается промысел Божий. Например, сейчас. Научи Дэвида вежливости - и он будет ходить за тобой послушной любящей овцой, как ходил раньше, причём совершенно добровольно. Сделай это, и ты сотворишь благо, а главное поможешь Дэвиду узреть истину, которая сейчас от него скрыта.
      - Ну хорошо, - Мирт вздохнул. - Господи, как бы мне не хотелось делать этого. Но ты, вероятно, прав...
      Мучимый сомнениями, он явился к угольному сараю. Туда же пришёл Дэвид в сопровождении Рона Даллада.
      - Вот я отхожу в сторону, - сказал Даллад, - чтобы ты видел, Дэвид: я тут ни при чём. Ты готов принять удар Мирта?
      - Готов, - ответил Дэвид. - Ну бей, ты, дохлый! Только помни, что я отвечу тебе.
      Спустя секунду он уже лежал на траве, бледный, в глубоком беспамятстве.
      - Ты и слона так можешь ударить? - совсем по-детски спросил Даллад, помогая привести мальчика в чувство.
      - Могу, если слон бешеный, - Мирт покачал головой. - Что за вопросы ты задаёшь, Рон, - а ведь вдвое старше меня. Просто слон очнётся раньше, чем человек.
      - Я видел, - мечтательно говорил Даллад. - Ты даже не дотронулся до Дэвида. Ты не коснулся его, а метил, пожалуй, в грудь. Этот удар в самом деле невидим. Просто ты сделал движение - и готово, он упал!
      Пришедший в себя Дэвид с полминуты неподвижно глядел на Мирта, точно видел его впервые, потом вдруг вскочил на ноги и, заплакав, убежал к озеру. Мирт расстроился:
      - Видишь, я сделал его несчастным...
      - Перестань, - перебил Даллад. - Ты отличный педагог, но иногда тебе следует быть жёстче. Когда он выплачется и вернётся, ты увидишь, что я был прав. Он плачет не от обиды. Ему стыдно, что он не сумел понять и оценить тебя вовремя. Почему ты не покажешь всем твоим детям, как наносить Незримый Удар?
      - Дети неразумны, - ответил Мирт. - Они не знают смирения так, как его следует знать и как знаю его я. Помни, Рон: если нанести этот удар другу просто так, от нечего делать, он умрёт. Если нанести этот удар, поссорившись или в шутку, получивший его умрёт. Если нанести Незримый Удар с чувством злобы или мести, человек умрёт: ничто ему не поможет, разве только чудо Божье. Детей нельзя учить этому удару, пока они духовно не готовы ему учиться. Но ты готов. Ты умеешь себя сдерживать - и я научу тебя. Удар должен быть нанесён  ради пользы - никогда не забывай об этом. Полезно обезвредить врага - и ты наносишь удар, чтобы сделать лучше, помочь себе и своим ближним. В тебе не должно быть злых чувств - они ни к чему. Ведь ты всё равно победитель, а побеждённый уже наказан твоим ударом, и твоя ненависть напрасна.
      - Чёрт, - сказал восхищённый Даллад. - Да мне и кроме удара есть, чему поучиться у тебя. Можно я буду присутствовать на твоих уроках вместе с детьми?
      - Конечно, - ответил Мирт. - И заодно поможешь мне вести эти уроки. Словом, ты будешь дополнять меня, согласен?
      - Согласен, - улыбнулся Кайман.


      Лили наблюдает за детьми, живущими в замке Монго. Какими они вырастут? Ей нравится помогать Александру и Джентри стирать. Александр - крупный, добродушный, крепкий паренёк, он всё делает добросовестно и основательно. Джентри тоненький, беспокойный; он всё время торопит Александра и сам куда-то торопится.
      - Ты слишком суетишься, - говорит ему Александр. - Смотри, Лили всё делает спокойно и успевает больше твоего.
      - Лили проще, она девочка, - возражает Джентри. - Ей и положено вести хозяйство в доме. А для нас это необычно.
      - Необычно купаться в озере по шесть часов в день, - поддразнивает Джентри Александр. - Ты что - рыба?
      - У меня есть цель, - не смущаясь, отвечает Джентри. - Я хочу научиться дышать под водой через тростинку. Ты ведь этого не умеешь? А я почти научился!
      Ещё Лили любит помогать Джиму пасти корову. Джим часто пасёт её около озера, а сам в это время ловит стрекоз или мелких рыбок, чтобы посадить их в банку. В озере Монго водятся очень красивые рыбки. Джим целый день меняет своим двум-трём рыбкам воду и любуется ими вместе с Лили, а к вечеру грустно выпускает обратно, вздыхая:
      - Кто будет им менять воду ночью? Они уснут. Пусть лучше плавают.
      - Ты из Африки, Джим? - спросила однажды Лили.
      - Мне не говорили, откуда я, - ответил Джим. - А сам не помню.
      Он был угольно-чёрным и блестящим; таких негритят Лили ещё не видела. Иногда Джим катал её на лодке и разъяснял:
      - Всё очень просто. Матта - северянка, Джун и Минни - индейцы, Дэвид наполовину англичанин, наполовину "латинос", ты - из Гэнгхама, то есть почти индуска, Александр - француз, а Джентри - мулат. Аза сама не знает, кто она; кажется аравийка, а Анит - мулатка, но откуда-то из Европы. Мирт показывал нам на глобусе, где Европа, а где Азия. Он тоже северянин, как и Матта. Я очень люблю Мирта.
      - И я, - добавляла Лили. - Его нельзя не любить.
      Они плыли на лодке под пологом сочных, согнутых над водой зелёных знойных веток.
      У Анит Лили училась рисовать и играть на флейте.
       - Мирт часто просит меня поиграть, - признавалась Анит. - И ещё я учу всех рисовать, потому что Мирт не умеет. Но ему нравится слушать музыку и смотреть, как рисуют. Знаешь, Лили, Рон-хэй рисует ещё лучше меня. Я видела: он рисовал мелом сегодня на доске какого-то мальчика и женщину - очень красиво рисовал... Это его жена и сын?
      - Да, - ответила Лили.
      Азу Лили учила танцам гэнгхам. Десятилетняя ученица оказалась весьма способной, а главное, ей очень нравилось танцевать. Матта неодобрительно смотрела на эти занятия. Ей казалось, что гораздо полезней прополоть лишний раз грядку, постирать бельё или навести порядок в доме. Она держалась особняком от всех девочек, а те в свою очередь чуждались её и обходили стороной.
      - Мне не нужны подруги, - часто повторяла Матта. - Судьба свела нас: что ж, будем сёстрами. А сёстры не обязаны дружить между собой.
      Одиночество не тяготило её. Она была из простой крестьянской семьи, где физический труд уважали больше, чем любой вид искусства. Но Лили усердно работала, и Матта не могла к ней придраться. Вообще Матта чувствовала себя до сих пор почти что хозяйкой в замке; во всяком случае, самой старшей после Мирта, но история с Роном Далладом понизила её самооценку. Она боялась теперь пошевелиться в присутствии Чёрного Каймана и не смела поднять на него глаз. Это отразилось на всём её поведении. Она перестала руководить девочками, как делала это до сих пор, и только изредка - и то по необходимости - напоминала им об их обязанностях. Почти то же самое произошло и с Дэвидом. Он теперь разговаривал с Миртом едва ли не шёпотом, слушался его бесприкословно и вообще стал вести себя гораздо скромнее и тише, чем прежде.
      Рона Даллада дети немного побаиваются - он слишком необыкновенный, и в нём при всей его доброте к обитателям Монго за версту чувствуется диктатор, человек сильный, жёсткий и властный. Одна Лили совсем не боится его. Когда он сидит один по вечерам на берегу озера, она иной раз подбегает к нему, нежно обнимает за шею и говорит:
     - Не грусти, Рон-хэй. Ведь Мирт сказал, что всё будет хорошо. Пожалуйста, поучи нас всех рисовать! Ты умеешь - так сказала Анит.
     Даллад смеётся:
     - Так она подсматривала! Негодница...
     - О нет, Рон-хэй, она нечаянно. Ты просто не закрыл дверь, и она увидела, как ты рисуешь. Ты по-настоящему умеешь рисовать?
     - Да, Лили. Хорошо, я буду учить твоих друзей. Ты меня уговорила.
     Она целует его в щёку.
     - Спасибо! Я люблю тебя, Рон-хэй.
     - Я тоже люблю тебя, - отвечает он искренне. - Тебе хорошо тут, Лили?
     - Очень!
     - И мне. Я рад, что нам с тобой хорошо. Спой мне какую-нибудь песню.
     И Лили поёт:
                Я не коснусь рукой зелёного дерева.
                Осень сложила листья в свою корзину.
                Я вижу, как холод льётся с небес...
                Я не коснусь рукой зелёного дерева.
                Помнишь, в листве щебетали птицы?
                Лежали мы в роще возле ручья,
                Вдали от мирской суеты.
                Я нашёл там оленьи следы; это было летом.
                Но теперь наступила осень - и всё прошло.
                Я не коснусь рукой зелёного дерева.
                Осень пришла, и дожди зимы прольются над нами,
                Чтобы любовь так же стёрлась из нашей памяти,
                Как оленьи следы на песке.
                Но придёт весна, и мы вспомним минувшую радость,
                И коснусь наконец я рукой зелёного дерева.
                И ты вернёшься ко мне, будто бы не уходил -
                Вернёшься, чтобы любить.
                Может быть, зеленое дерево - это ты?
                Я дотронусь рукой до тебя,
                И мы станем с тобой неразлучны.
        - Какая прекрасная песня, Салида-джи, - говорит Даллад Лили. - Спасибо! А теперь беги в замок, уже выпала роса...
        Лили убегает, он остаётся один. Какой свежий запах от озера и лилий! Огромный молосский пёс Дэо трётся крупной головой о его ноги. Пора спать, но так хочется посидеть ещё немного на траве у воды. Он слышит, как под луной то и дело раздаётся всплеск: это ныряет крупная рыба. Дэвид, Александр или Джим часто ловят её на рассвете, и тогда Матта готовит обед из рыбы: варит уху, а на второе запекает её в сметане... Матта, Матта! У тебя золотые руки, ты всё умеешь. Но почему ты не умеешь любить и прощать - почему тебе с таким трудом даётся это?
        Даллад вспоминает, как Мирт учил его Незримому Удару. Они лежали в тени на траве, и солнце пробивалось сквозь листву...
        - Ты должен представить себя шаром, - медленно говорил Мирт. - Алмазным шаром, сверкающим на солнце, но сделанным не из алмаза, а из четырёх земных стихий, созданных Творцом. Каждая клетка твоего тела - а ты шар, не забывай - должна состоять из мощи огня, воды, воздуха и великих сил земли, из которой выходит жизнь и в которую входит жизнь. Это четыре основных силы. Ты должен весь состоять из них, а алмаз будет лишь укреплять их в тебе. Стань шаром, почувствуй себя шаром. Закрой глаза и попытайся полностью стать им - шаром невиданной мощи, твёрдости, лёгкости и света.
      И Даллад без конца пытался представить себя этим шаром: и засыпая, и просыпаясь, и с открытыми глазами, и с закрытыми, и утром, и вечером, и днём, как только находилось время, чтобы сосредоточиться. Но ему удалось только представить себе этот шар со стороны: красивый, мощный, сверкающий - именно такой, каким его описывал Мирт. Но стать внутри себя этим шаром ему никак не удавалось...
      - Что, Дэо, - он гладит собаку. - Нам с тобой тоже пора спать. Вернее, мне. Ты ведь сторож, ты выспишься днём. Спокойной тебе ночи, приятель.
      И, ещё раз окинув оазис взглядом, он отправляется домой.


     Дети учатя рисовать с восторгом. У многих есть способности, но Анит превосходит всех. Лили старается не отставать хотя бы от Джентри, который после Анит рисует лучше всех. Даже Матта старается выводить линии так, как показывает Даллад. Бумага взята из библиотеки, а рисуют угольками. Сколько лет этой жёлтой бумаге? Быть может, все сто? Но это не так уж важно: для учёбы она вполне годится.
      Чёрный Кайман доволен, что дети так охотно рисуют. Особенно удивляет его Мирт. Склонив набок светловолосую голову, хозяин Монго совершенно поглощён работой, хотя у него и получается хуже всех.
      Кайман присматривается к нему, и вдруг его словно пронизывает тонкий. едва уловимый ток. Где он уже видел это? Эти бледные тонкие черты, почти ещё совсем детские. Где же видел? И почему заметил только теперь? Этот наклон головы. Эти губы. Именно эту форму глаз. Боже, как похож. На кого?
      Целый вечер Даллад исподтишка поглядывал на Мирта и всякий раз убеждался, что Мирт очень похож, в самом деле похож на давно забытый им, почти стёршийся из памяти образ... Когда, где он сталкивался с этим образом?
     Чёрный Кайман весь погрузился в размышления. Ночью он вертелся в своей огромной постели под балдахином в гостиной, не в силах уснуть. Потом, наконец, не выдержал. Зажёг свечу, взял карандаш и блокнот - и отправился в комнату Мирта.
      Мирт крепко и безмятежно спал, раскинувшись на постели. Даллад осторожно поставил свечу у него в изголовье, чтобы видеть его лицо, сам сел с краю и принялся набрасывать портрет за портретом. С каждым таким наброском он убеждался, что Мирт по-своему красив изысканной тонкой красотой, убеждался, что он и впрямь очень походит на кого-то: не хватает лишь родимого пятна на скуле. И Даллад явственно вспоминал, что это красивое юное лицо твёрдо связано в его душе с чьей-то гибелью и со смутным чувством вины, которое он, диктатор, испытывал по поводу этой гибели.
      Он сделал, наверно, набросков двадцать. И вдруг всё вспомнил. Он вспомнил, откуда знает это лицо. Всё в нём содрогнулось, он отшвырнул прочь блокнот и карандаш и схватил Мирта за плечи:
      - А ну проснись! Ты призрак или ты правда Мирт, просто Мирт, которого я знаю?
      Мирт с минуту растерянно глядел на Даллада, протирая глаза, потом сказал своим обычным, спокойным, хотя и несколько удивлённым голосом:
       - Рон! Что с тобой? Я правда Мирт, которого ты знаешь. Что ты здесь делаешь?
       - Рисую! - Даллад сжал голову руками. - Решил продолжить урок рисования. Кстати, ты отличная модель, когда спишь.
       Он засмеялся, но зубы его стучали от страха и потрясения.
       Мирт в рубашке и штанах из тонкого льна - он всегда спал в этом - встал и налил ему успокаивающих капель, разбавив их водой.
       - Выпей, Рон.
       Даллад залпом осушил кружку и попросил ещё. Мирт исполнил его просьбу, после чего сел рядом с ним.
       - Что с тобой?
       - Я подверг репрессиям и казням тысячи людей! Я военный диктатор... и ты спрашиваешь, что со мной? Господи, лучше бы мне было не родиться на свет. Прости меня, Мирт: я разбудил тебя и, хотя это глупо, почти требую, чтобы ты меня успокоил. Я не имею права на подобную слабость. Но ты очень похож на...
       - На студента, - сказал Мирт, глядя в кружку с недопитым успокоительным снадобьем. Даллад онемел и уставился на него, не смея проронить ни звука.
       - Да, - продолжал Мирт. - Вижу. Это было в Ингре. И дело не в тысячах людей, а в одном этом парне. У него родинка на правой скуле. И разбит нос. Его приводят к тебе в кабинет, потому что он - зачинщик мятежа в университете. Его приводит некто бритый, здоровый, молодой - гораздо моложе тебя...
       - Нэд, мой адъютант, - Даллад поспешно допил воду. - Довольно тебе смотреть туда. Лучше я просто расскажу. Да, Нэд привёл его, а я уже ждал. Я знал, что его сейчас приведут. Парень был совсем никакой, потому что его успели отделать мои люди. Я сшиб его с ног. Он упал, потом поднялся на колени и так стоял, опустив голову. Ничего не говорил, просто стоял. Я спросил его, хочет он умереть или пожить ещё немного? Он ответил что-то шёпотом. Я расслышал только слово "жить". Ему хотелось жить, Мирт. Но я сделал вид, что не слышу. Я начал бить его. Я долго его бил. Сначала он стонал, потом перестал. Я забил его до смерти. Потом вызвал Нэда и сказал: "Убери". Его унесли. А теперь вдруг - ты, и так похож на него! Боже мой!..
      Он крепко стиснул руки Мирта и заглянул ему в глаза:
      - Скажи мне, тебя не убьют? Не убьют?
      - Увидим, - Мирт мягко улыбнулся. - Иди спать, Рон. Совесть помучает тебя - и оставит в покое. А когда ты очистишься немного, тебе станет легче.
      - Но почему же я только сегодня заметил, как вы с ним похожи, и вспомнил его?
      - Потому что ты начал рисовать, - ответил Мирт. - И ещё: жди в гости Белую Леди.
      - Точно ли? - Даллад прищурился.
      - Да. Такие тревоги и воспоминания бывают накануне опасности.
      - Но мне надо до этого научиться наносить Незримый Удар. А тебе - стрелять, Мирт. Я оставлю тебе на всякий случай пару пистолетов.
      - Ладно, - согласился Мирт. - Пусть так и будет.
      ... На рассвете, когда Даллад уже крепко спал, к нему вошёл Мирт с чашкой воды. Там, в воде он досмотрел то, что не дал ему досмотреть Даллад. Он видел сапоги, окованные по носку железом, видел поверженное тело, слышал внутренним слухом вскрики - и как потом двое военных уволокли прочь из кабинета то, что осталось от юного мятежника...
       Потом Мирт некоторое время смотрел на стонущего во сне Чёрного Каймана. Подумал: "Меня будут бить так же, как ты бил его... Но моя любовь к тебе выше осуждения, потому что ты мой друг. Спи спокойно, Рон-хэй. Что бы ты ни сделал прежде, теперь ты уже другой - и никогда не поступишь так, как раньше".
       Ему больше не спалось. Всегда настаёт день, твердил себе, как заклинание, Мирт, когда твой грех, о котором ты забыл, выплывает наружу, благодаря некому таинственному сходству предметов, и ты вспоминаешь всё до конца. Но совесть и раскаяние пробуждаются в тебе не для того, чтобы погубить тебя воспоминаниями, а чтобы вернуть к свету из тьмы, которую ты когда-то возлюбил больше, чем свет... А этот убиенный так схож со мной, что, несомненно, меня вскоре тоже начнут убивать. Пережитое одним - всегда знак другому. Мне надо готовиться к этому. Он на мгновение представил себя алмазным шаром, чтобы защитить детей, вверенных ему судьбой, нового Рона Даллада и себя от надвигающегося мрака. Душа его медленно крепла и разгоралась, как огонь. "Я не отдам своего друга обратно смерти, - шептал сам себе Мирт. - В Монго он увидел и познал очищение и радость жизни. Да, он возрадовался всем сердцем. И я не пущу его обратно в ад. Он был там так долго, несчастный, потерявший душу и разум. О нет, я не отпущу его обратно, хотя бы мне пришлось отдать жизнь за его спасение..."


      Даллад учит теперь детей Монго не только рисованию. Он рассказывает им о том, что происходило и происходит в мире: ведь они ничего не знают... но должны знать, он понимает это. Хоть немного - о том, как безжалостна и жестока жизнь за пределами их мирного оазиса. Помимо этого он учит Мирта и всех мальчиков (за исключением четырёхлетнего Джуна) стрелять. Лучше всех получается, как он и думал, у Дэвида, а хуже - разумеется, у Мирта. Но они квиты. Чёрному Кайману тоже пока не удаётся овладеть Незримым Ударом.
      Спустя неделю после начала занятий по стрельбе в замке Монго появляется горбатая безобразная старуха с огромным коробом за плечами. Её можно испугаться - настолько у неё неблагодарная внешность, но дети не пугаются, а весело окружают её, как стайка мотыльков.
      - Бабушка Ассидэ'! Бабушка Ассидэ! А мы тебя ждали.
      - Знаю, - говорит, смеясь, старуха. - Небось, не меня ждали, а моих пряников? Знаю, вы их любите. Вот вам целый короб! Пекла два дня без устали.
      Часть пряников тут же расхватывается детьми.
      Старуху провожают в холл и сажают в самое удобное кресло. Мирт нежно обнимает её.
      - Вот кто нашёл меня под миртом, Рон. Но она никому не велит говорить об этом. До трёх лет я жил у Ассидэ' на высокой скале, в том самом домике-пещере, куда в случае опасности ты уведёшь детей.
      - Рон Даллад? - старуха пристально смотрит на Чёрного Каймана. - Великий властитель Ингра! Ты ещё будешь править, помяни моё слово. Когда соберёшь армию в горах Гэнгхам, захвати и сам Гэнгхам: ты должен спасти этот город и уничтожить власть Калимана. А где же Салида-джи, Невеста Льва?
     Лили робко приближается к старухе.
     - Она и твой сын полюбят друг друга, - монотонно, полузакрыв глаза, говорит Кайману Ассидэ. - Пусть они подружатся. Когда Лили исполнится семнадцать, они поженятся - и тогда их счастье не омрачится до самой старости. Но тебе скоро придётся до упаду танцевать, Лили, - старуха вдруг берёт девочку за обе руки. - Так танцевать, что слёзы будут литься из твоих глаз; однако иного выхода нет.
     Лили тихо спрашивает:
     - Зачем мне придётся танцевать?
     - Увидишь. Я никогда не ошибаюсь. Это так же верно, как то, что я нашла Мирта плачущим младенцем, завёрнутым в жалкие тряпки. Он только что родился на свет, а мать - вероятно, беглая рабыня - едва отлежавшись, продолжила свой путь. Удалось ей спастись или нет, я не знаю. Я принесла младенца к себе, и он жил у меня до трёх лет, ибо мне велено не оставлять у себя детей больше, чем на этот срок. Мне так приказал Ангел однажды ночью: я слышала его голос и шелест крыльев. Когда Мирту исполнилось три года, я привела его в деревню и хотела сначала отдать священнику, но тот не взял. У нашего священника и без того семеро детей. Он увидел, что мальчик северянин - значит, несомненно, раб - и велел отдать знахарю. "Наш знахарь не научит Мирта худому", - сказал священник. Он окрестил дитя, назвав его Иоанном, ибо был Иоаннов день, и его отдали колдуну, которого больше знали, как целителя и знахаря, чем того, кто способен на тёмные дела. Они жили душа в душу: колдун и Мирт. Я часто навещала их. А теперь у моего найдёныша у самого полон рот забот и много-много детей... Но он молодец, мой Мирт, он вырос на счастье людям. Я счастлива тем, что Господь дал мне найти его и выходить.
      - Я люблю тебя, Ассидэ, - Мирт поцеловал её в щёку. - Пойдём пить чай с твоими пряниками. Матта уже, наверно, накрыла на стол. Он как раз напекла пирогов сегодня - как знала, что ты придёшь.
      - Ох уж эта Матта, - Ассидэ с улыбкой качает головой. - С Маттой нелегко, но она незлая девочка. Злых у моего Мирта нет. Дети не бывают злыми; такими их делают взрослые. 
      Вскоре они уже сидят за столом, пьют чай из трав, едят пироги и пряники. Даллад не отстаёт от детей. Он ест и с таким же, как у детей, самозабвенным вниманием слушает таинственную старуху, пообещавшую ему власть и безбедную жизнь. Ему кажется, что своими ясными проницательными глазами, которых не коснулась старость, она видит его насквозь.
      Старуха рассказывает о том, что в молодости украла одну очень красивую вещь у богатого человека. Её заставили вернуть эту вещь и отправили на вечное поселение в заброшенный скит, домик-пещеру, где когда-то жили отшельники. Старый орёл приносит её раз в неделю убитого зайца - так его приучил последний из тех, кто жил в скиту. Остальная её пища: крупа, мука и масло, которые она время от времени покупает в деревне за несколько целебных корешков, да ещё съедобные травы.
      С годами её простили, ибо она вылечила многих людей и сделала много добра, но она так привыкла к своему домику-пещере, что не захотела возвращаться назад в деревню.
      Однажды ей подкинули дитя, "прекрасное, как солнце", по словам Ассидэ. Она с любовью растила ребёнка до трёх лет и даже когда роковой срок миновал, и настала пора, согласно велению Ангела, отдать дитя в деревню, она решилась ослушаться и оставила ребёнка у себя. Спустя месяц малютка оступился и упал с высокой скалы в пропасть.
      - После этого, - с тяжёлым вздохом молвила старуха, - мне нередко подкидывали младенцев, но я всегда либо сразу, либо спустя год-два расставалась с ними.
      Целый день дети не отходили от Ассидэ: каждому из них она рассказывала часть его судьбы или говорила, глядя прямо в глаза, какого озорства ему не следует больше повторять, и что не нужно допускать в себя дурных мыслей и чувств.
      - Особенно же осуждения, - добавила Ассидэ, глядя на подошедшую к ней Матту. Матта покраснела и опустила глаза.
      - И гордыни, - Ассидэ взглянула на Дэвида и Даллада. Дэвид потупился, а Даллад вызывающе улыбнулся:
      - Ассидэ, я не ребёнок, чтобы краснеть перед тобой от стыда, и грехи мои известны мне не хуже, чем тебе. Ты ждёшь, чтобы я раскаялся?
      - Разве я жду чего-нибудь? - Ассидэ улыбнулась в ответ. - Мне нечего ждать, годы мои сочтены. Это ты ждёшь, властитель Ингра, ждёшь гостей. Вот тогда-то тебе понадобятся раскаяние и смирение, чтобы моё предсказание сбылось, и Господь не сокрушил бы тебя, как ничтожного червя. Ибо в своё время ты усердно испытывал Его терпение, и за свои грехи, Рон Даллад, ты ещё не расплатился. Но у тебя есть возможность искупить то дурное, что ты сотворил. Тогда, как я уже сказала, твоё величие вернётся к тебе, дабы ещё более приумножиться.
     Чёрный Кайман ничего не ответил на эти слова, но глубоко задумался над ними.
     Уже поздно вечером, когда Ассидэ отправилась спать в комнатку, которую всегда занимала во время своих визитов в замок Монго, , Даллад приблизился к ней и сказал почтительно:
     - Ассидэ! Ты мудрая женщина и, надеюсь, простишь меня, если я показался тебе дерзким сегодня - я не хотел быть таким. Пожалуйста, скажи, почему Лили скоро придётся плясать так, что она будет плакать? Мне слишком дороги её слёзы, как и её смех... Можно ли избежать этого?
     - В тот день , - значительно ответила Ассидэ, - только от твоей доброй воли будет зависеть, заставишь ли ты Лили плакать. Но, скажу по совести, когда это случится, кое-что покажется тебе всё-таки дороже её слёз. Ты сам выберешь свою судьбу, Рон-хэй, сам выберешь... Старая Ассидэ ничего не предскажет тебе, потому что ей даются лишь слова о будущем, но не знание будущего. Доброй ночи.
      И старуха скрылась в своей комнате, оставив Даллада в недоумении и неясной тревоге. Он отправился к себе спать и увидел, что Мирт, сидя на ступенях лестницы, вырезает из дерева какую-то новую фигурку.
      - Что это? - спросил Даллад.
      Мирт улыбнулся:
      - Это ребёнок играет в мяч. Видишь, он прижал его к себе?
      Даллад сел рядом с ним и сказал:
      - Нет, Мирт. Это Рон Даллад пытается превратиться в сверкающий шар, полный света и мощи. Разве ты не видишь? Это я учусь Незримому Удару...


      - Ассидэ очень многое дала мне, - рассказывал Кайману Мирт на следующий день, когда бабушка Ассидэ покинула оазис и отправилась к себе домой, в горы. - Она научила меня делать из глины посуду и обжигать её на огне, научила, как вести хозяйство и доить корову. Мой воспитатель не занимался этим, потому что не держал животных. Наверно, Ассидэ заменила мне мать. Но у меня не было матери, я не знаю, какой она должна быть. То, чему научила меня Ассидэ, очень мне пригодилось; я научил всему этому детей, так что они теперь тоже многое умеют.
      Чёрный Кайман вспомнил своих родителей: у него были и мать, и отец. Но вырос ли он хотя бы вполовину таким же счастливым, как Мирт? Было ли его детство лучше? Нет. В детстве он, Даллад, всегда ожидал наказаний или упрёков, и никогда не чувствовал себя так же легко и свободно, как хозяин Монго.
      Мирт выпалывал сорняки в огороде, и Даллад отправился в замок позвать остальных пострелять. Дети толпились в холле. Девочки визжали, а на лицах мальчишек застыли страх и любопытство.
       - Белая Леди! Белая Леди! - закричала Аза, бросаясь под защиту Даллада.
       Он прижал её к себе и вдруг увидел фигуру, закутанную в белое, с букетом роз в руках: она медленно спускалась по лестнице, как раз со стороны гостиной, где он до сих пор так и не дождался её.
       В первые секунды он обомлел так же, как и прочие, но вдруг заметил под белой тканью очертания не женских плеч, да и движения "призрака" были слишком резки. "Обошли! - грянуло в его голове. - Пробрались сюда тайно и теперь хотят убить меня. Ещё и глумятся надо мной..."
       Он выхватил из-за пояса шкерочный нож, с которым никогда не расставался, вихрем взлетел по лестнице и, схватив "Белую Леди" за шею поверх вуали, приставил нож к её горлу.
      Тут же раздался вопль Джентри.
       - Рон-хэй! - кричал мальчик. - Не убивайте его! Это Александр!
       - Александр? - Даллад откинул белый капюшон с вуалью с головы "призрака" и увидел бескровное лицо Александра с широко раскрытыми глазами. Он был так поражён видом огромного ножа, что стоял, как вкопанный. Искусственные розы выпали из его руки.
       - Прости меня, - Даллад поскорее сунул нож в кожаный чехол, заглянул мальчику в лицо и встряхнул его за плечи. - Эй, Александр!
       - Да... Рон-хэй... - с трудом отозвался тот.
       - Всё в порядке, - Даллад похлопал его по плечу. - Давай посидим немного и придём в себя.
       Они сели на ступень лестницы. Джентри горько плакал возле них, полный раскаяния.
       - Это я, я виноват! Я подговорил Александра... я думал будет весело... вроде шутки...
       - Жалко, что ушла бабушка Ассидэ, - с гневом накинулась на Джентри Матта. - Вот бы она посмотрела, как ты её слушаешься. Рон-хэй из-за тебя чуть не убил Александра. А как напугались девочки! Я всё расскажу Мирту!
       - Я не буду больше! - рыдал Джентри. - Не буду! Я же не знал, что все так перепугаются! И что Рон-хэй захочет убить Белую Леди...
       - Нет, нет, - Даллад улыбнулся детям. - Подойдите ко мне поближе, и я вам всё расскажу. Вытри слёзы, Джентри. Матта, не ругай его больше. Я вовсе не хочу убить Белую Леди, но мой долг сказать вам, что я скрываюсь здесь от врагов, которые могли переодеться Белой Леди, чтобы с большей лёгкостью убить меня. И вот я решил, что это уже произошло, и что так называемая Белая Леди - один из моих переодетых врагов. А надо вам сказать, я очень жду настоящую Белую Леди: со дня на день она должна предупредить меня об опасности, и тогда я покину Монго.
       Дети серьёзно слушали его, столпившись у лестницы.
       - Простите нас, Рон-хэй, - сумрачно сказал Александр. - Мы не собирались делать глупостей. Просто думали, что будет весело, а ещё хотели узнать, которая из девчонок больше всех испугается Белую Леди.
      - Это была Аза! - закричали дети, смеясь. - Аза, ты трусиха!
      Матта обняла Азу.
      - Она не трусиха. А вот вам должно быть стыдно! Особенно тебе, Александр. Ведь ты самый старший.
      Александр опустил голову:
      - Мне стыдно...
      - Пугать девочек - занятие не для воинов, - серьёзно заметил Даллад. - Это детские забавы, а вы уже взрослые. Идите на наше стрельбище; я сейчас приду - и будем стрелять.
      Дети ушли, сбившись гурьбой и отчаянно споря, кто больше всех виноват: Джентри, Александр или Матта, которая всех осуждает и ругает, а сама никому ни разу не сказала доброго слова.
      С Далладом осталась только Лили.
      - Рон-хэй, - сказала она, беря в руки искусственную розу. - Посмотри. У неё шёлковые лепестки. А внутри - шарик...
      Даллад взглянул. В самом сердце розы действительно переливался всеми цветами радуги маленький круглый шарик... металлический? Нет! Это был чистый алмаз; во всяком случае, он так выглядел. Кайман схватился за сердце. Он вдруг почувствовал, а может, увидел внутренним взором, как огромный шар, сияющий, мощный и лёгкий, зависнув перед ним, вдруг вошёл, влился в него, как родник - а с ним одновременно все четыре земных силы: вода, воздух, земля и огонь. Великие силы овладели им и проникли в его тело, уже совершенно подчинённые его окрепшему духу. Он чувствовал их в каждой своей клетке и понимал, что стал, наконец, тем самым шаром, которым так стремился быть, а его рука стала молнией, могущей точно направить Незримый Удар прямо в цель.
      - Возьми себе розу, Лили, - он поцеловал Невесту Льва. - Она твоя. А я пойду к Мирту: мне нужно кое-что сказать ему.
      И он вышел из замка Монго с ликующим сердцем, ибо, овладев великой силой стихий и камня, дух его точно разом сбросил с себя всё ещё дающий о себе знать груз ненависти, сомнений, злобы - и наполнился царственной любовью ко всему слабому и беззащитному.

      
      - Так ты овладел Незримым Ударом? - Мирт весь сиял. - Я так и знал: у тебя получится! Сейчас ты будешь тренироваться на мне.
      - Но ты уверен, что это не повредит тебе?
      Мирт рассмеялся.
      - Владеющий Незримым Ударом всегда защищён от Незримого Удара. Я просто упаду. Надо выбрать место, где падать помягче.
      - Вот оно, - сказал Даллад. - Взрыхлённая земля. Мягче места ты не найдёшь.
      - Пожалуй, - согласился Мирт. - Я собирался сажать здесь цветы. Но думаю, наши тренировки ненадо'лго отложат посадку. Вот я готов. Давай, бей.
      Чёрный Кайман встал перед ним и выбросил вперёд руку, сжатую в кулак, метя в плечо. Неведомая тьма на секунду застлала ему глаза, а когда она исчезла - почти в то же мгновение, как появилась - он увидел, что Мирт уже лежит на земле, смеясь.
      - Здо'рово, Рон! - крикнул он. - Вот это удар! Даже мой учитель бил слабее.
      - Знахарь? - Даллад помог ему подняться.
      - Да. Ну-ка, ударь меня ещё раз! Только не помогай встать; я не ребёнок и не женщина.
      - Я не хотел тебя обидеть, - смутился Даллад.
      - Ты не обидел меня, Рон, - Мирт дружески заглянул ему в глаза. - Просто... я не такой хрупкий, как тебе, наверно, кажется. И боль в почках давно прошла, благодаря твоему лечению. Ну, бей!
      - А после этого ты ударишь меня, - предложил Даллад.
      - Хорошо. Проверим Удар и на тебе.
      Через несколько минут Кайман также лежал на земле, смеясь от радости и торжества.
       - Мы с тобой хозяева мира! - крикнул он Мирту. - Хозяева мира! Спасибо тебе. Ты научил меня быть сильным, а быть по-настоящему сильным значит - любить. Но почему ты до сих пор не умеешь стрелять?
       - Я не буду стрелять в людей, Рон, - твёрдо ответил Мирт. - Не буду, пока детям не угрожает опасность. Пусть твои враги берут замок Монго. Если я не успею уйти, я буду в их власти - но только лучше мне умереть, чем убить кого-нибудь из них.
       - Леший с тобой, - отозвался Даллад. - Тогда я не буду больше тратить на тебя холостые патроны. Пойдём на стрельбище: мальчики давно ждут меня. Уж их-то я научу. Но теперь я буду учить их вместе со стрельбой любви к человеку и таким понятиям, как долг и честь. Они поймут, они молодцы, твои ребята. Кстати, кажется страдают пристрастием к театру: костюмам, декорациям, эффектам и прочему... Сегодня один из них, бедняга, едва из-за этого не пострадал. Может, мы успеем поставить спектакль? Это бы их развлекло.
      - Все захотят быть актёрами, - засмеялся Мирт. - А кто же будет созерцать зрелище?
      - Мы с тобой, - Даллад развёл руками. - Для нас они сыграют что угодно. Будем разыгрывать сценки после уроков. У тебя есть Шекспир? Возьми часть из "Сна в летнюю ночь" - это будут ещё те спектакли, вот увидишь!


      Дети действительно очень охотно разыгрывают сценки из разных средневековых пьес. Даллад изумляется тому, насколько они талантливы, как быстро запоминают роли и входят в образы. Одна лишь Матта считает ниже своего достоинства участвовать в постановках, но детям это и лучше - добавляется ещё один зритель, хотя и весьма строгий, даже суровый.
      Анит играет на флейте. Все спектакли проходят под музыку: сценки из "Макбета", "Гамлета", "Сна в летнюю ночь", из множества других пьес... Даже Джун и Минни иногда принимают участие в спектаклях, полные восторга. Декорации они тоже придумывают и рисуют сами. Мирт помогает им в этом.
       Даллад и Мирт очень довольны; о детях нечего и говорить. Мальчики уже отлично стреляют и неплохо рисуют, благодаря Далладу. Жизнь в оазисе Монго становится всё интересней и насыщенней.
      Однажды, когда Даллад отдыхает на берегу озера, он видит, как Джим, приставленный смотреть за коровой, которая, впрочем, никогда далеко не уходит от него, ловит и сажает в банку рыбку необычайной красоты.
      - Джим! - удивляется Даллад. - Откуда посреди пустыни рыбки? Да ещё такие красивые. Я не видел, чтобы в оазисах водилась рыба; впрочем, и самих пустынь видел немного.
      - Бабушка Ассидэ говорит, будто рыбок занесло сюда смерчем из океана, и они прижились здесь, - отвечает Джим, любуясь своей пленницей с перламутровыми плавниками.
      - А ты видел смерчи?
      - Нет, Рон-хэй. Бабушка Ассидэ сказала, что теперь они проходят по другим местам, потому что ландшафт изменился.
      - Я никогда не видел, чтобы ты держал рыбок, Джим...
      - Я и не держу, - мальчик грустно вздыхает. - Я их к ночи выпускаю обратно.
      - Когда я верну себе власть, - утешает его Чёрный Кайман, - у тебя будет свой собственный бассейн с какими хочешь рыбками.
      - Вот здорово, - лицо Джима расплывается в улыбке. - Спасибо, Рон-хэй!
      Он доверительно пододвигается к Далладу.
      - А я знаю одну тайну! Хотите, расскажу? Только вам. Вы обещаете молчать?
      - Обещаю, - торжественно говорит Даллад. - Молчать я умею. Это одно из моих немногих достоинств.
      - Я слышал, - шепчет взволнованно Джим, - как бабушка Ассидэ разговаривала однажды с духами. И я всё узнал. Двести лет назад сюда, в оазис, приехал рыцарь Монго с молодой женой и рабами. Рабы выстроили замок. Часть людей Монго потом продал, а часть оставил при себе. Портрет его жены висит во втором крыле, куда нам запрещено ходить. Говорят, она и есть та самая Белая Леди, которая теперь предупреждает людей об опасности. У Монго было много врагов. Он и его жена жили очень уединённо. Известно только, что они помогали бедным и выхаживали больных. Детей у них не было.
     Однажды в замок Монго пробрался враг, но он не успел убить рыцаря, а только заколол мечом его жену. Когда Монго увидел её бездыханное тело, он увёз его и похоронил тут же неподалёку, за белой скалой, а сам через несколько дней умер от горя. Он очень любил свою жену. Завещания он не оставил, и замок долгое время пустовал, пока здесь не обосновались какие-то монахи. Но они не послушались Белой Леди, потому что считали её искушением или чем-то вроде того, и все погибли от моровой язвы.
       С тех пор замок Монго был наподобие постоялого двора. Белая Леди предупреждала беглецов пустыни об опасности - и они спасались, если были этого достойны. Тут многие останавливались, пока Мирт не стал здесь полновластным хозяином. Он, конечно, всех пускает, ему не жалко, но злые люди сами не приходят сюда, а добрых или раскаявшихся ведёт сюда Господь. Так что вы не злой, Рон-хэй.
       - Ты думаешь? - Даллад задумчиво улыбается Джиму. - Мне бы очень хотелось, чтобы оказался прав, Джим.


      Этой же ночью Рона Даллада будит очень сильный аромат роз. Он просыпается и видит в лунном свете женщину необычайной красоты. Она в белом платье и шарфе-накидке. У неё в руках букет свежайших роз, источающих сладкий и нежный запах.
      Она стоит посреди огромной гостиной и с сердечной печалью смотрит на Чёрного Каймана. Он не может решиться встать; просто сидит на постели и смотрит на неё, как зачарованный, боясь отвести взгляд, чтобы чудесное видение не исчезло. Потом говорит:
      - Леди Монго! Мне хочется сказать, что я ждал вас и всё знаю о вас... но что мне теперь делать? Как поступить? За время моего пребывания в этих местах я очень изменился и сам чувствую это. Раз враги мои близко, я хотел бы, чтобы вы подсказали мне, как спасти не только себя, но и всех, кого я люблю. Иначе зачем мне править и вообще - жить?
     Он протянул к ней руки. Она медленно приблизилась к нему, и он совсем близко увидел её прекрасное лицо, склонившееся над ним. Нежная рука положила на его одеяло букет роз, завёрнутых в шёлковый носовой платок. Затем Белая Леди выпрямилась, и он увидел, как она, бесшумно ступая, прошла сквозь стену, медленно теряя очертания, точно растворяясь в воздухе, пока не исчезла совсем.
      Даллад невольно осенил себя крестным знамением, зажёг свечу и взял в руки розы. Они благоухали, как целый сад, и были все изжёлта-белого цвета. Платок, бывший на них, развернулся. На нём оказались вышитые синим шёлком слова:
                Хозяин Монго знает суть.
                Покинь его: таков твой путь.
                Когда вернёшься, всё поймёшь
                И здесь врагов своих найдёшь.
                От пляски упадёт портрет -
                Спасения другого нет.
                Невеста Льва подавит стон,
                Чтоб брат был названый спасён.
                На лестницу переходи
                И доску старую найди;
                Едва прогнётся под тобой,
                Ступай из Монго - кончен бой.
                А те, что за тобой придут,
                Себе конец и плен найдут.
                Ингр будет твой и Гэнгхам твой,
                И да пребудет Бог с тобой!
      Больше на платке ничего не было. Даллад несколько раз перечитал то, что там было написано и положил розы вместе с платком у себя в изголовье.
      ... Наутро он не нашёл ни платка, ни розового букета. Они исчезли так же, как исчезла сама Белая Леди. Но стихи, вышитые на платке твёрдо запечатлелись в его памяти.


      - Что бы всё это значило, Мирт? - гадал Чёрный Кайман, показывая на следующий день Мирту переписанное по памяти с платка странное стихотворение, напоминавшее ему средневековую балладу.
      Мирт внимательно читал строчки на смятом листке жёлтой бумаги. Потом сказал:
      - Кое-что мне понятно, а после и ты поймёшь - но уже всё целиком. "Хозяин Монго знает суть" - это означает, что мне известно, как действовать дальше. "Покинь его: таков твой путь" - значит, ты должен будешь уйти с детьми, как я раньше говорил тебе. А всё остальное должно открыться только тебе, но позже. Белая Леди дала тебе наставления - думай над ними. Тебе надо бы увидеть её портрет и найти старую деревянную ступень в винтовой лестнице. Всё это во втором крыле. Ты был там, и я уверен, что ты всё это видел, просто совсем не обратил внимания. Теперь будь внимательней! И осторожней. Ты сам говорил, что крыло выстроено плохо, едва держится, а по словам Ассидэ в этом крыле никто не жил и не собирался жить с тех пор, как оно было выстроено. Но всё же зачем-то оно было построено, это крыло! Вот, в чём загадка... одна из многих загодок Монго. Впрочем, мне кажется, здешние загадки часто находятся в одном ряду с подсказками!
      Они сидели у ручья, который впадал в озеро.
      - Посмотри в воду, Мирт, - попросил Даллад. - Далеко ли мои враги? Я сильно тревожусь об этом.
      Мирт посмотрел в воду.
      - Я вижу большой отряд, - сказал он. - Его возглавляет человек лет пятидесяти, крепкий, но худощавый. У него странные глаза, как у акулы, - видны одни только зрачки...
      - Это Дик Оул, - Даллад опустил голову. - Он страшный человек, Мирт.
      - Им осталось два дня ходьбы до нас, и они хорошо это знают, потому что отпустили проводника. Тебе надо уходить за'втра, Рон.
      - А ты останешься?
      - Да.
      - Но почему?! - не сдержался Даллад. - Это нелюди, они убьют тебя!
      - "Хозяин Монго знает суть", - улыбнулся Мирт. - Я чувствую и знаю, Рон: мне надо остаться. Ждите меня у Ассидэ три дня, как я уже сказал.
      - Хорошо, - Даллад вздохнул. - Да будет так. Но берегись, если мне дано будет понять Белую Леди иначе, чем ты её понимаешь! Взгляни ещё раз в ручей, Мирт: что с моей женой и сыном? Там ли они ещё, где были?
      - Да, - ответил Мирт, вглядываясь в воду. - Они там же.
      - И по-прежнему любят меня?
      - Да. Мало того, они очень хотят тебя видеть.
      Даллад встрепенулся.
      - Они хотят меня видеть? Правда?
      - Да. Я вижу по губам, как Мэри говорит Симу: "Я не знаю, где наш отец. Так бы на крыльях и полетела к нему". И плачет.
      - А Сим?
      Сим утешает её. Он говорит: "Папа ведь любит нас. Я верю, что он жив. Он нас найдёт..."
      Слёзы на секунду затуманили глаза Рона Даллада.
      - Спасибо, Мирт, - сказал он хозяину Монго. - Я теперь счастлив, и счастлив по-настоящему.
      И он крепко пожал Мирту руку.

       
      Даллад осматривает портреты во втором пустынном крыле замка Монго. На первом этаже он не находит ничего, что привлекло бы его взгляд, ищущий разгадки, но на втором он находит множество картин, в том числе и портрет леди Монго. Он узнаёт в ней ту самую женщину, что была у него сегодня ночью.
      Портрет огромен, почти во всю стену, и не висит, как другие, а, вставленный в тяжёлую раму с полустёршейся позолотой, укреплён между двумя дубовыми толстыми резными рейками, идущими вдоль северной стены небольшого зала. Тяжёлая рама, упираясь в нижнюю рейку, как бы подпирает врехнюю, которая поддерживает концы прямых широких досок потолка. Часть этих досок подпирается также и высоким, очень широким столбом-колонной, который расположен в самом центре зала, напротив портрета леди Монго, и упирается одной стороной в винтовую лестницу, обвившую его, как плющ, с первого этажа по самый потолок второго. Столб упирается даже не в саму лестницу, а в ту самую старую доску, которую ищет и находит Даллад. Эта ступень темнее других и по виду совсем ветхая. Но какая связь между всем этим и стихами на шёлковом платке? Чёрный Кайман долго вглядывается в прекрасное, совершенно живое лицо портрета. Грустные тёмные глаза Белой Леди смотрят на него спокойно и внимательно...
       - Я ничего не понял, леди Монго, - честно признаётся Даллад портрету. - Но думаю, что скоро пойму. Благодарю вас за своевременное предупреждение об опасности. Желаю вам покоя и Царствия Небесного: большего я, смертный, не могу пожелать для вас. До свидания!
       Он уходит прочь, а вечером они с Миртом собирают детей.
       - Братья и сёстры мои, - обращается к ним Мирт. - Нам с вами настала пора расстаться. Так велела Белая Леди, а мы знаем, что бывает с теми, кто не слушается её. Вас уведёт отсюда через подземный ход Рон-хэй, иначе кто-нибудь из вас может пострадать. Вы немного поживёте у бабушки Ассидэ, после чего мы с вами, может быть, увидимся, а может, и нет. Я не говорю вам "прощайте". До свидания!
      Дети сначала изумлённо молчат, потом, вдруг поняв, что им сказали, ударяются в слёзы, и сам Мирт с трудом сдерживает их.
      - Я никуда не пойду, я останусь здесь, - рыдает Матта. - Мирт, лучше я умру с тобой, чем покину тебя.
      - Нет, Матта, - он крепко обнимает её. - Надо слушаться добрых духов - и всё будет хорошо. Ты пойдёшь с Роном Далладом. Ведь ты больше не испытываешь к нему плохих чувств?
      - Нет. Рон-хэй добрый и мужественный человек; во всяком случае стал таким. Кто будет с этим спорить? Но я не могу без тебя, Мирт! Я не хочу жить, если тебя не будет на свете...
      - Ещё не конец, Матта. Делай, как я говорю тебе - и всё будет хорошо.
      Дети по очереди подходили и крепко обнимали Мирта. Слёзы блестели в его глазах.
      - А нашу коровку убьют? А птичек? - спросил Джун.
      - Никто никого не убьёт, - Мирт обнял подошедшего к нему Дэвида. Тот заплакал:
      - Мирт, прости меня! Я был таким глупым! Останься только в живых - и я буду слушаться одного твоего взгляда...
      - Я очень постараюсь, Дэвид, - Мирт прижал его к себе. - Будь старшим среди ребят. А Матта пусть смотрит за девочками. Возьмёте с собой Дэо и Рингу: их могут здесь пристрелить...
      - Рон-хэй! - Джим, всхлипывая, обнял Даллада. - Неужели мы никогда не вернёмся сюда?
      - Думаю, всё будет в порядке, Джим, - Даллад погладил его по голове. - Не плачь. Белая Леди защитит этот оазис, и замок, и самого хозяина Монго...
      Слёзы лились рекой. Никогда ещё в замке не плакали так дружно и горько, как сегодня, накануне расставания и неизвестности, и никогда ещё Мирт не был так дорог детям так, как теперь.
       - Знаешь, - сказал Мирт Кайману, когда, заплаканные, все разошлись по спальням, и хозяин Монго остался вдвоём с диктатором Ингра. - Я отдал бы всё на свете, чтобы не расставаться с ними. Береги их ради меня, Рон. Вам придётся идти завтра целый день и даже переночевать в подземном ходе. Там сыро и холодно; возьмите верблюжьи одеяла, чтобы никто не замёрз. Я видел, что солнце садится в тучи. Завтра, когда вы уйдёте, сюда придёт гроза. Я один встречу её на этот раз... Но, может, когда-нибудь нам доведётся увидеть её снова всем вместе - и с тобой тоже.


      Назавтра дети собирают свои вещи в вещевые мешки. На каждом - кожаные башмаки с деревянной подошвой (их недавно сделал детям сам Мирт) и тёплая кожаная рубашка мехом внутрь. Дети надевают такие рубашки, когда приходится выйти вечером из дома, но сегодня - с утра, чтобы не замёрзнуть в подземелье.
      Снова прощание: слёзы, объятия, слова "мы любим тебя, Мирт". Дети плачут.
      Даллад и Мирт крепко обнимаются. Кайман глядит в глаза Мирту.
      - Хозяин Монго, - говорит он ему. - В твоих глазах все виноградники Гэнгхама. До встречи, друг и брат. Если бы ни слова Белой Леди, я бы силой увёл тебя отсюда, но ты упрям, как тысяча чертей. Я буду молиться за тебя.
      - А я за тебя и за детей, - отвечает Мирт.
      Он ведёт всех в подвал к потайной двери.
      - Замкните засовы изнутри, - говорит он. - И не плачьте. Ждите меня у Ассидэ и слушайтесь во всём Рона-хэя. До встречи, Рон. Ты у меня в сердце: до самого конца.
      И он стискивает руку Чёрного Каймана.
      Они расстаются.
      Даллад задвигает засовы изнутри и идёт во главе маленького отряда, освещая дорогу факелом. За своей спиной он слышит всхлипы в одну минуту осиротевших детей, его сердце сжимается, но он не оборачивается. Его задача сейчас: доставить детей к месту назначения и хотя бы какой-то незначительной своей чатью заменить им Мирта, внушить им надежду, бодрость и веру в Божье милосердие и собственные силы.
      

      Молчаливой чередой дети идут по подземелью. У каждого третьего в руках факел. Сами они уже давно бы заблудились: в пещере много ответвлений и перекрёстков, но Рон Даллад отлично ориентируется по карте, данной ему Миртом. Джуна и Минни сажают верхом на собак, мощных, как молодые львицы. Худощавые лёгонькие брат и сестра  для огромных псов - не седоки и не поклажа, а просто нечто почти незаметное, совершенно не мешающее бежать.  Дети крепко держатся за собачьи ошейники и смеются от удовольствия. Такая поездка лучше всякой карусели. Дэо и Ринга любят детей. Они приучены охранять их и теперь чувствуют свою ответственность за их жизнь и здоровье. Им без всяких слов понятно, что их хозяин теперь не Мирт, а - временно - Рон Даллад, и они во всём подчиняются ему.
      Днём Даллад объявляет привал. Все расстилают одеяла и садятся в кружок. У Даллада в мешке - маленькая карманная спиртовка. Он ставит на неё котелок, приносит воды из ручья, который журчит в соседней пещере, и варит пайковую кашу для военных, которую захватил с собой, убегая из Ингра. Каша в виде маленьких прямоугольников. Дети с изумлением разглядывают эти прямоугольники и спиртовку: они ещё не видели ничего подобного. В котелок брошено шесть прямоугольников - и вскоре готова густая каша. Она раскладывается по глиняным мискам. Дети съедают всё, собаки тоже наедаются досыта.
      - Теперь все вместе идём мыть миски и котёл к ручью, - говорит Чёрный Кайман. - Дэо! Ринга! Охраняйте наши вещи, Джуна и Минни.
      Собаки смотрят на Даллада умными глазами и остаются на месте. Они поняли приказ. Когда проказница Минни пытается последовать за остальными детьми, Дэо мягко шлёпает её лапой, и она с хохотом падает обратно на одеяло.
       Кайман замечает, что дети уже успокоились. Они не плачут больше, держатся бодро, проворно моют миски и ложки и даже о чём-то болтают друг с другом. Они хотят напиться из ручья, но Даллад останавливает их. Он вынимает из своего вещевого мешка жестяную кружку и наливает туда из фляги рому, после чего доливает в кружку воды из ручья. 
       - Пусть каждый выпьет немного этого напитка, - говорит он.
       Все пьют ром с водой, заметно веселеют и взбадриваются.
       - Вот так, - говорит Даллад. - Нечего лить слёзы. Всё будет в порядке.
       Вещи укладываются в мешки, и отряд продолжает свой путь.
       - Далеко ли у тебя флейта, Анит? - спрашивает Даллад девочку-мулатку, свою лучшую ученицу по живописи.
       - Вот, Рон-хэй, - она вытаскивает флейту.
       - Дай мне твой мешок, я понесу. А ты сыграй что-нибудь повеселее. Тебе это не будет трудно?
       - Нет, - Анит улыбается. - Я готова!
       Он треплет её по кудрявым волосам и забирает у неё мешок. Она играет: множество чудесных весёлых мелодий, одну за другой. Среди них есть песни. Если дети знают слова, то дружно поют под флейту, и тогда пещера оглашается хором детских голосов.
       - Вы бравые солдаты! - смеётся Даллад. - Молодцы.
       Так они идут целый день и, увлечённые пением, почти не чувствуют усталости. К вечеру Даллад достаёт из кармана часы на цепочке: десять часов. Ещё час ходьбы, и пора будет устраиваться на ночлег.
        - Рон-хэй! - к нему подбегает взволнованная Матта. - У Дэвида что-то с ногой. Он упал и не может встать. И чуть не плачет от боли!
        Даллад холодеет: неужели нога сломана?! Только не это! Притворно шутит:
        - Знаю тебя, Матта! Опять хочешь заманить меня в львиную ловушку?
        - Что вы, Рон-хэй, - Матта опускает голову. - Я давно поняла, что это было глупо и отвратительно с моей стороны.
        - Я пошутил, - Даллад гладит её по голове. - Ну, где там Дэвид?
        Дэвид лежит, окружённый детьми и тихонько стонет сквозь стиснутые зубы.
        - Сейчас помогу, малыш, - говорит ему Даллад. - Оступился ты, что ли?
        Дэвид кивает, не в силах вымолвить ни слова. Кайман осторожно ощупывает его ногу и облегчённо вздыхает: перелома нет. Типичный вывих.
        - Приготовься, - предупреждает он Дэвида. - Сейчас будет больно.
        И с силой дёргает его за ногу. Дэвид вскрикивает, но уже спустя несколько секунд улыбается сквозь слёзы:
        - Спасибо, Рон-хэй! это был вывих?
        - Да, небольшой. Шагай дальше. И будь осторожен. Будьте все осторожны! От вывиха до перелома одна секунда небрежности.
        Перефразировав таким образом слова Наполеона Бонапарта, Даллад отправился снова во главу отряда и велел Анит играть, если только она не устала. Анит заверила его, что устала совсем чуть-чуть и снова принялась играть. Дети бодро зашагали вперёд - всё дальше по каменному узкому переходу. Александр поддерживал под руку прихрамывающего Дэвида.


       Ужинать и ночевать они остаются опять-таки возле водоёма, который в соседней пещере.
       Даллад снова кормит детей и собак своей пайковой кашей - на этот раз не рисовой, а кукурузной, и вновь даёт каждому рому с водой. Затем укрепляет в расщелине между камнями один из факелов и говорит:
      - Теперь вытащите свои одеяла и разложите их. На одном вы будете спать, а вторым укроетесь. Матта, помоги девочкам, а ты, Александр, - мальчикам. Так будет быстрее.
      - Рон-хэй, - шёпотом обращается к нему Лили. - Можно я искупаюсь в водоёме?
      - Лили, он неглубок, но кто знает, какие в нём таятся неожиданности?
      - Мирт сказал мне, что на пути к бабушке Ассидэ нет никаких неожиданностей.
      - Хорошо. Возьми с собой свой факел и поплавай немного, если там есть, где плавать.
      - Спасибо, - Лили сияет. - Рон-хэй, я люблю тебя!
      И она убегает в соседнюю пещеру с факелом в руках.
      - Куда это она? - строго спрашивает Матта.
      - Искупаться, - отвечает Даллад. - Я позволил ей. Если кто из вас желает присоединиться к ней...
      - Я! - вскрикивает Джим. - Можно?
      - Можно. Десять минут, Джим. Ещё кто-нибудь? Нет? Тогда все остальные - спать. Я установил факел за скалой, свет не должен мешать вам. Можете погасить свои факелы.
      Дети гасят факелы и ложатся на одеяла, накрывшись сверху вторым одеялом. В пещере довольно прохладно, но всё же нет того леденящего холода, который присущ большинству подземелий. "Наверно, это из-за тёплых грунтовых вод", - думает про себя Кайман.
      Тут все дети, как один, вытаскивают из своих вещевых мешков по одной деревянной игрушке из множества, сделанных когда-то Миртом. Покидая Монго, они взяли их на память. И, конечно, все дети дружно принимаются всхлипывать: где сейчас их любимый Мирт, что с ним будет?
      - Отставить, - жёстко говорит Чёрный Кайман. Дети испуганно замолкают.
      - Слезами вы никогда и никому не поможете, - так же жёстко продолжает Даллад. - Вы уже взрослые. Нечего лить слёзы! Многие из вас теперь умеют хорошо стрелять; только Джуна я не учил, вот он и не умеет. Но вы-то уже взрослые парни, вас голыми руками не возьмёшь, и плакать вам - ох как стыдно! А девочкам скажу вот что: ваш дух сильней вашей плоти, тогда как у нас, мужчин, нередко бывает всё наоборот. Поэтому вы должны быть мудрее. Мирт учил вас молитвам?
      - Да, - сквозь слёзы ответила Аза. - "Отче наш...", "Верую..." и "Да воскреснет Бог..."
      - Кто знает ещё больше молитв?
      - Я, я, - Анит и Матта, вытирая глаза рукавами, подняли руки.
      - Так вот: становитесь каждый на колени, читайте всё, что знаете, и молите Господа защитить нашего Мирта. Я, Рон Даллад, буду делать то же самое. И верьте всем сердцем, что Господь пощадит, сохранит и спасёт его. В каком законе он был крещён, кто знает?
      - Я, - ответила Матта. - В греческом. И мы все тоже. Он перекрестил нас в греческий закон...
      - Это и мой закон, - признаётся Даллад. - Тем легче мне будет молиться за моего и вашего брата. Приступайте. Господь никогда не покинет его!
      Дети встают на колени и молятся, плача тихими слезами и в мольбе простирая руки к темному своду перехода. Вернувшиеся после купания Джим и Лили присоединяются к молящимся. Лили знает молитвы, но...
     - Я некрещёная, Рон-хэй, - шепчет она. - Я язычница.
     - Ничего, - отвечает он. - Молись как следует, и ты будешь услышана, Салида-джи.
     Молитва всех успокаивает. Утешенные, дети тихонько укладываются в постели, и крепкий сон тут же овладевает ими. Одна Минни задумчиво вертит в руках свою деревянную игрушку.
     - Дай-как мне, - говорит Даллад, берёт игрушку и... в его руке оказывается мальчик , играющий в мяч. "Это я учусь Незримому Удару", - вспоминаются Чёрному Кайману его собственные слова.
     - Спи, Минни, - обращается он к малышке. - Все остальные уже спят. Ты не подаришь мне эту игрушку? У меня нет ни одной.
     - Ну да, Рон-хэй, - Минни светло улыбается. Она очень горда и довольна тем, что Далладу так нужна её игрушка. - Бери, я не жадная. У нас с Джуном есть ещё одна. Там трое детей пасут рыжую коровку...
     Она засыпает. Даллад долго не может заснуть. Он разглядывает тускло озарённый факелом тёмный каменистый свод, думает о Мирте, вспоминает Мэри и Сима, затем, завернувшись в одеяло, крепко засыпает. Но сон его чуток. Едва что-нибудь нарушит всеобщий покой, он готов будет отдать свою жизнь за вверенных ему детей.


     Ночью его будят тихие всхлипы. Он открывает глаза и оглядывает спящих детей. Во влажной чадящей полумгле плачет Матта. Она лежит с противоположного краю. Осторожно обойдя детей, он подходит к ней.
     - Матта, что ты?
     - Ох, Рон-хэй! - Матта заливается тихими слезами. - Что с ним будет? Я ведь люблю его по-настоящему! Как жениха... Я берегла бы его всю свою жизнь. Господи!
     Она прижимает руки к груди.
     - Жениха? - Даллад задумывается. - А он знает об этом?
     - По-моему, догадывается, - Матта доверчиво смотрит на Каймана.
     - Значит, всё с ним будет в порядке. Не плачь, Матта. Когда ты сильна духом, ему передаётся твоя сила. А ты ведь сильная! Сильнее всех детей. Держись. Я очень прошу тебя.
     - Да, Рон-хэй, - Матта берёт себя в руки и постепенно засыпает.
     Даллад вспоминает, как Мирт рассказывал ему, что нашёл Матту девятилетней девочкой, брошенной работорговцами и умирающей в песках от жажды. Ему тогда было четырнадцать. Он на плечах донёс её до Монго и выходил там. Матта, исполненная глубокой благодарности, полюбила его, и эта любовь перешла потом в настоящее, взрослое, трепетное чувство, с которым ни Матта, ни Мирт не смели даже заговаривать друг с другом.
     "Она бы действительно берегла его, - подумал Чёрный Кайман, вновь укладываясь на свою постель и засыпая. - Если бы моя Мэри была такой воинственной дочерью викинга, я бы мог не бояться Дика Оула и спал бы спокойно. Но, к сожалению, мне на роду написано не прибегать к защите женщин, разве только к их помощи...  Это позволительно воину".
     Он засыпает.
    

     - Майтхэй! - кто-то трясёт его за плечо. Он открывает глаза. В полутьме, в этом царстве бегающих теней над ним склонилось нежное лицо Лили. - Проснись, майтхэй. У меня такое чувство, что уже утро, и нам надо вставать.
     Даллад достаёт часы из кармана.
     - У тебя прекрасная интуиция, Лили. Девять утра. Что ж, объявляй подъём. Сейчас приготовим завтрак.
     На завтрак у него сушёное мясо, помидоры и огурцы для каждого. К тому же он варит слабый кофе. Это новость почти что для всех. Дети пьют этот напиток с удовольствием и любопытством - все, кроме Джима и Лили.
     - Я постоянно пил когда-то кофе, только крепче, - говорит Джим.
     - Я тоже, но только с молоком, - добавляет Лили. - Или со сливками. Как чай.
     Однако и они не скрывают наслаждения, вкушая любимый с малых лет напиток. О том, что кофе детям вовсе не полезен, им никто никогда не говорил. Остальных детей похитили раньше, чем они попробовали кофе, а Матта призналась, что на её родине подобного названия никто даже не произносил, и она впервые его слышит.
     - Век живи, век учись, - говорит Даллад. - Вы не знали кофе? Теперь вы пьёте его. И чем дольше вы будете жить, тем больше будете узнавать, а знания принесут вам не только печаль, как сказал Екклизиаст, но и радость. Все мы должны радоваться жизни, а уныние губит нас. Так ли я говорю?
     - Так! - закричали дети, весело глядя на своего бодрого подтянутого начальника, который не давал им падать духом и всячески поддерживал их.
     В этот день они шли недолго: уже около полудня в пещере начал чувствоваться свежий, даже холодный воздух и послышались раскаты грома. Ещё через полчаса ветер залетел в подземелье и охватил путников.
     - Ура! - закричала Аза. - Мы выходим на поверхность!
     Так оно и было. Наверх вёл длинный ряд ступеней. Дети поднимались осторожно, чтобы не оступиться. Все погасили факелы и щурились от вспышек молний, гораздо более ярких, чем дневной свет.
     Когда все выбрались на поверхность, то увидели, что стоят на огромной, поросшей мхом каменной площадке, а над ними высится небольшая скала с пещерой, у которой камень причудливо соединяется с бревенчатым срубом и деревянной крышей. В середине этого полудома-полупещеры была дверь. Она отворилась, и на пороге появилась старая Ассидэ.
     - Сюда, сюда! - кричала она сквозь грохот грома и ветер. - Вы пришли как раз к обеду.
     - Бабушка Ассидэ! - дети кинулись к ней, как птенцы под крыло матери. Последним вошёл Рон Даллад и крепко закрыл за собой дверь.
     Внутри жилища Ассидэ было тепло и просторно. Ярко пылал очаг. На длинном столе стояли глиняные миски с густой похлёбкой. Дети вытащили из своих мешков ложки и уселись за стол. Сел и Чёрный Кайман.
     - Нет, майтхэй, мы с тобой отобедаем отдельно, - молвила Ассидэ. - Садись у очага вот за этот столик и ешь. Этот кувшин с вином тоже для тебя, как и кубок, - о, весьма старый. Говорят, это был любимый кубок самого рыцаря Монго, супруга Белой Леди.
     - Благодарю, Ассидэ, - искренне сказал Кайман. - Но как ты узнала, что мы с детьми идём к тебе? А ведь ты узнала.
     - Мне приснился сон, что вы придёте нынче к обеду, - просто ответила Ассидэ. - А мне никогда ничего не снится просто так. Как тебе нравится моё жилище?
      - Хорошее, - одобрил Кайман не без иронии. - У тебя очень уютно. Даже комната не одна, а две! Ты, право, живёшь здесь роскошно и независимо.
      Старуха засмеялась.
      - Эта лачуга - мой заколдованный замок Ассидэ. Ты ещё не знаешь всех тайн моего дома, Рон Даллад.
      - Бог с тобой, на что мне чужие тайны?
      - Они касаются непосредственно тебя.
      Кайман удивлённо поднял брови:
      - Ты хочешь завещать мне этот дом? Что ж, я не против такой чести, но боюсь, что к завещанию придётся добавить воздушный шар: ведь ты живёшь очень высоко, а подземный ход - слишком долгий путь, как я успел убедиться.
      - Нет, - Ассидэ улыбнулась. - У меня есть для тебя кое-что получше.
      - Неужели армия для взятия Ингра и Гэнгхама? - пошутил Даллад.
      - Ты почти угадал. Но ты будешь должен сперва доказать мне, что достоин такого подарка. Побеседуем пока о другом. Не хотите ли помыться с дороги? У меня в одной из дальних пещер бьёт тёплый, почти горячий источник. Пусть вымоются дети, а после - ты... Или вы привыкли только к мраморной ванне Монго?
      - Что до меня, то я неприхотлив, - ответил Даллад. - А вино у тебя чудесное, Ассидэ.
      ... Ночью сытые, вволю намывшиеся дети крепко спят в одной из комнат, разделённой надвое пологом: с одной стороны полога - мальчики, с другой - девочки. Рон Даллад спит в небольшом чулане, где только он и может поместиться, а Ассидэ - в главном "покое", где вход и столовая. Две огромных собаки стерегут дверь, лёжа возле неё и уткнувшись носами в лапы.
       Даллад думает о Мирте. Завтра тот встретится с Ричардом Оулом, злейшим врагом Каймана. Сегодня пошёл первый день ожидания. Если через два дня Мирт не появится здесь, значит, его больше нет...
       Даллад засыпает. Ему снится, что он маленький мальчик; отец собирается наказать его и велит принести ему ремень. У мальчика дрожат ноги, но он отвечает отцу: "Ты каждый день бьёшь меня, но когда я вырасту, ты состаришься, и тогда я брошу тебя. Я забуду, как тебя зовут". И щурит глаза, протягивая ремень отцу.
       Отец тогда впервые не стал наказывать его. Он рано умер, и до самой его кончины сына не оставлял тайный страх перед ним.
       Он видит мать. Они вместе гуляют по саду. "Почему ты не уйдёшь от папы? - спрашивает мальчик. - Он злой, он ненавидит нас". Но что это? Это уже не его голос, а голос Сима. Сим и Мэри смотрят на него.
       "Где Мирт?" - спрашивает их во сне Даллад.
       "Вот, - отвечает Мэри, указывая на Сима. - Он и есть Мирт".
       И действительно сквозь черты Сима вдруг явственно проступает лицо Мирта. Даллад берёт его за плечи: "Скажи мне, ты останешься жив? Скажи!"
       Мирт молчит и незаметно опять превращается в Сима, который обнимает его: "Папа, мы тебя любим! Мы с мамой любим тебя!.."
      Даллад целует его и просыпается. Глаза его влажны от слёз. Но что же с Миртом? Нечего гадать! Надо идти ему на помощь, идти немедленно! Мирту плохо или будет плохо, он чувствует это. Ах, Мирт, если бы я, как ты, мог смотреть в воду и видеть, что' с тобой - и со всеми, кого я люблю! Но я не умею этого.
      Он не выдерживает и, натянув свои военные штаны поверх нижнего белья, идёт к Ассидэ. Он тихонько трясёт старуху за плечо. Она просыпается с ворчанием:
      - Кто это там? Ах, это ты, властитель Ингра? Хотела бы я знать, что' не даёт спать по ночам военному диктатору: полагаю, не излишняя духота в чулане?
      - Мирт, - шепчет ей Кайман. - Я чувствую, что Мирту грозит опасность. Что мне делать, Ассидэ?
      - Ты должен понять слова Белой Леди! - внушительно говорит старуха. - Когда поймёшь, всё сделаешь, как нужно, а мне чужое не открыто. Я ведь не колдунья, упаси Бог! Мне просто кое-что известно о людях. Ложись спать, Рон-хэй: в свой час тебе всё откроется. Выспись как следует. Утро вечера мудренее.
      - Ассидэ, - Кайман сжимает руками голову. - Ведь это мой брат! Его душа так же близка мне, как близки были в детстве чистые родники и красивые добрые люди, исполненные духовной силы. Он сейчас один в Монго, и Бог знает, что его там ждёт. И меня нет с ним...
      - Спи! - сердито перебивает старуха. - Иначе я сейчас распла'чусь, а это будет последнее дело. Мне нельзя раскисать, а ведь я могла бы! Я же подобрала его крохотным младенцем... и я отдала бы весь остаток своей старой жизни за одну его жизнь, ибо целых три года я была ему роднее матери...
      Даллад гладит руку Ассидэ.
      - Я знаю. Не тревожься. Я непременно пойму то, что должен понять. Давай спать. Это воистину самое мудрое из всего, что мудро. Человек, столь любимый всеми воспарит над смертью - она не коснётся его. Давай спать, Ассидэ...
      Он уходит к себе с надеждой и печалью в сердце.
      

      Назавтра непогода продолжается. Дети встают поздно, завтракают, вяло играют, а после обеда их стремительно клонит в сон, и они снова ложатся в своей разделённой пологом комнатке.
      Бабушка Ассидэ сидит, помешивая угли в печке, а Рон Даллад с тоской смотрит в маленькое застеклённое окошко на разыгравшееся ненастье.
      - И чего мы здесь ждём?! - с досадой говорит он, глядя на чёрные облака и небольшое, мокрое от дождя плато, которое повсюду заканчивается пропастью. Здесь нет ни кустика, ни травинки... но когда-то здесь бегал двухлетний ребёнок и без всякого страха смотрел вниз, не боясь, что упадёт.
      - Чего мы ждём? - безжизненным голосом переспросила Ассидэ. - Мы ждём, когда умрёт мальчик, родившийся под миртом двадцать лет назад.
      - Да, - Кайман прикрывает глаза рукой. - Именно этого мы дожидаемся. Ты права, Ассидэ.
      Его голос звучит всё тише, и он чувствует, как бессильно, словно сделанный из каучука, сжимается в груди алмазный шар. Он больше не может никого защитить. Он не знает, как это сделать.
      - Ассидэ, - почти шепчет Даллад. - Во мне что-то умирает.
      Ассидэ встаёт и подаёт ему кусок мела.
      - Думай, Даллад, - говорит она сурово. - Вот мел, а вот деревянный стол - черти'! Я слышала, ты отлично сдавал высшую математику в военной академии перед тем, как погубить тьму людей. Логическим путём найди решение - и ты поймёшь слова Белой Леди.
      Она снова уселась у огня.
      Даллад несколько минут смотрел на мел и дощатый стол, потом вдруг написал на столе:
      "1) ВО ВТОРОЕ КРЫЛО ЗАХОДИТЬ НЕЛЬЗЯ!"
      И вспомнил, как всё шатко и валко выглядело во втором крыле замка Монго. Если там ходить неосторожно, а
       "2) ПРЕДСКАЗАНИЕ: ЛИЛИ БУДЕТ ПЛЯСАТЬ!",
то
       "3) "ОТ ПЛЯСКИ УПАДЁТ ПОРТРЕТ..."
      Его лоб покрылся каплями пота от волнения. Ну конечно! Рано или поздно портрет грохнется с треском, поскольку он ничем не закреплён, а всё нежилое крыло - это декорация, ловушка для врага, львиная яма Матты. Особенно маленький зал с большим портретом.
      Итак,
      "4) Из-за сотрясения пола (пляска), портрет упадёт и тем самым перестанет поддерживать верхнюю дубовую рейку, которая прилажена слабо и, благодаря раме портрета пока что поддерживает края потолочных досок, а на этих досках на чердаке навалены тяжёлые камни и брёвна. Сами же доски довольно тонки. Рейка, которую перестанет поддерживать портрет, прогнётся под тяжестью верхнего груза вместе со всеми северными концами потолочных досок. То есть, ПРОГНЁТСЯ ЧАСТЬ ЧЕРДАКА И КРЫША".
       Они прогнутся, но, возможно, не сломаются. Поэтому:
       "5) "НА ЛЕСТНИЦУ ПЕРЕХОДИ И ДОСКУ СТАРУЮ НАЙДИ..."
       Колонна, поддерживающая середину потолка, упирается в самую ненадёжную ступень. Если согнуть ступень, колонна пошатнётся, потому что на первом этаже она очень слабо укреплена. А ведь конец её выходит на чердак и упирается в крышу, поддерживая и её.
       "7) Едва пошатнётся колонна, исчезнет почти всякая поддержка для крыши и чердака! ДОСКИ ПОТОЛКА НАЧНУТ ЛОМАТЬСЯ ПОСЕРЕДИНЕ. В считанные минуты весь зал будет погребён под камнями и брёвнами; а может даже ОБРУШИТСЯ ВСЁ ВТОРОЕ КРЫЛО вместе с чердаком и крышей. Стало быть, тот, кто будет находиться в зале, погибнет.
       Он почувствовал счастье, швырнул мелок на стол и сказал:
       - Ассидэ! Я решил эту задачу. Мирт будет спасён.
       Ассидэ, точно разом помолодев, обернулась к нему с сияющей улыбкой:
       - И что же ты намерен делать?
       - Я? - он засмеялся. - Действовать! Мне нужны две собаки, Анит с флейтой и Лили в очень красивом платье.
       - У меня есть два великолепных платья как раз для них, - сказала Ассидэ. - Одно очень тонкое и пышное, второе немного попроще. Пусть оденутся. Ещё тебе, властитель Ингра, понадобятся постромки - вот эти.
       - Собачья упряжка? - удивился Даллад. - Зачем?
       - Это ведь я подарила Мирту Дэо и Рингу, а до этого они часто ходили у меня в упряжке. Ты знаешь, как они сильны. А рессорная повозочка есть в подвале Монго. Это подарок угольщика, на которого каждую неделю работали дети.
       - Но зачем нам всё это?
       - Мне кажется, в этом будет большая необходимость, - заметила Ассидэ, покачивая головой. - Торопись, Чёрный Кайман, пока Мирт ещё жив.
       ... Лили и Анит быстро оделись и вскоре уже шли с Далладом снова вниз, в пещеру, по каменным крутым ступеням в сопровождении Дэо и Ринги.
       Перед уходом Даллад разбудил детей и сказал им:
       - Дэвид, ты за старшего. Назначаю Александра твоим заместителем. Матта будет заместительницей Александра. Остальные - слушайтесь этих троих! Мы идём выручать Мирта.
       Грянуло дружное "ура".
       - Дэвид, - продолжал Кайман. - Завтра ты уведёшь ребят по подземному ходу, который вам покажет бабушка Ассидэ. Это мой приказ. Мирту, когда он вернётся сюда, вероятно, понадобятся полные тишина и покой. Позже я разрешу вам увидеться с ним. А пока - никаких вопросов! Я ничего не смогу ответить вам.
       - Я выполню ваш приказ, майтхэй, - ответил Дэвид; от волнения голос плохо слушался его.
       - Всем слушаться Дэвида! - в голосе Каймана зазвучали диктаторские нотки - тот самый металл, от которого в своё время дрожали военные Ингра, едва заслышав его. - Кто осмелится не исполнять его приказов, тот никогда не увидит больше Мирта. Понятно?
       - Понятно, - дружно ответили дети. - Мы будем слушаться, Рон-хэй.
       - То-то же. Лили, Анит, вы готовы? Ассидэ уже положила нам пирогов и пряников в дорогу, а ещё мазей и целительных трав. Прекрасно! До встречи, Ассидэ!
       Он обнял старуху, а она на прощание перекрестила всех троих:
       - Будьте благословенны. Удачи вам!
       Даллад вспомнил: "Ингр будет твой и Гэнгхам твой. И да пребудет Бог с тобой".
      

      Они идут по подземелью. Лили изысканно-хороша в своём золотисто-белом платье. На Анит светлые голубые одежды, расшитые серебром, - это вместо холщового платья и кожаной рубашки. Кожаных башмаков тоже больше нет. Ассидэ дала Лили новые туфельки из золотистой парчи, а Анит - из парчи серебристой, как лунный свет.
      - Я любила наряжаться в юности, - говорила Ассидэ, отдавая им эти наряды. - Может вы удивитесь, узнав, что я была тогда красива. И стройна так же, как вы. Хорошо, что туфельки вам в пору. Когда выручите Мирта, эти платья и туфли будут ваши.
      Даллад несёт Лили за спиной. Анит он объясняет:
      - Это чтобы сохранить её силы. Ведь ей придётся очень долго танцевать, Анит, как тебе - играть на флейте. Ей придётся плясать, пока не упадёт портрет Леди Монго. Сразу вслед за этим отходите на старую деревянную винтовую лестницу. Среди её ступеней есть одна очень ветхая; я хочу сказать, что она сделана из очень плохих и старых досок. Вам нужно, чтобы она прогнулась под вами, и чтобы колонна, упирающаяся в неё, пошатнулась. Как только это случится, немедленно уходите из замка и пробирайтесь в подвал, ибо, спустя несколько минут, всё крыло обрушится и погребёт под обломками наших с вами врагов.      


      В тот день, когда бабушка Ассидэ встретила детей на пороге своего жилища, Мирт принялся готовиться к встрече с врагами. Он накормил индюшек и кур, а после выдоил корову. Его всё ещё не покидала смутная надежда, что вражеский отряд минует его оазис, и ему не придётся выпивать чашу страданий. Да, если сегодня отряд не появится, то он, Мирт, может со спокойным сердцем отправиться к Ассидэ, чтобы сообщить детям, что всё в порядке, и что они могут вернуться домой.
     Занимаясь хозяйством, он вспоминал, какая была ночью гроза. Казалось, весь старый замок содрогается и трещит по швам, но он знал: это просто треск и грохот непогоды, грома и молнии. Дождь лил, как из ведра, и жадные сухие пески за пределами оазиса, тут же впитывали его, не давая ручьям превратиться в потоки. Зелёный оазис Монго тоже жадно пил воду, озеро поднялось и почти достигло уровня берегов.
      Стоны и шорохи замка не пугали хозяина Монго. Он спал спокойно, совершенно один, но с глухой печалью в сердце. Рядом с ним не было его детей. Без них жизнь теряла смысл, но кто знает? Может, его вообще не будет скоро в живых... Тогда только Даллад и Ассидэ смогут помочь им.
      Он глубоко вздохнул, моя руки под рукомойником. И тут он увидел их.
      Отряд человек в шестьдесят уже входил в оазис. Впереди был тот, кого Даллад называл Диком Оулом - человек с акульими глазами и желчным угрюмым лицом. Второго, здоровенного и страшного на вид, Мирт не знал, а между тем это был Гейл Чинчер, палач и правая рука Оула. Третий, идущий во главе отряда, был не прочь повеселиться: он истосковался по зелени и по воде. Имя ему было Дэй Бад , и он представлял собой третье по важности лицо после Оула.
      - Озеро! - крикнул он. - Право, Дик, я не прочь искупаться.
      - Позже, - сказал Оул. - Там, в тридцати шагах отсюда, кто-то уже ожидает нас. Должно быть, это тот самый хозяин Монго, о котором в пустыне столько болтают.
      На всякий случай все повытаскивали пистолеты и приблизились к Мирту.
      - Здравствуй, хозяин Монго, - произнёс Оул. - Мы наслышаны, что здесь остановился наш приятель Чёрный Кайман, бывший диктатор Ингра. Так ли это?
     - Так, - ответил Мирт. - Вернее, не совсем. Он был здесь, но два дня назад ушёл отсюда.
     - Вот как! Куда же? Нас, право, утомила эта беготня по пустыне и горам Гэнгхам. Где же он теперь, тебе известно?
     - Да, - ответил Мирт.
     - Так скажи нам.
     - Нет, - он покачал головой. - Вы враги Рона Даллада.
     Гейл Чинчер присвистнул.
     - Вот как, - сказал Оул, пронзая Мирта глазами, точно иглами. - Значит, ты знаешь и не скажешь?
     - Да, - ответил Мирт просто.
     - Ладно, - Оул усмехнулся. - Выбить из тебя признание мы всегда успеем. А теперь отойди с дороги, мы голодны и устали.
     И, грубо оттолкнув Мирта, он направился в сторону замка Монго. Отряд потянулся за ним. Гейл, увидев пасущуюся в стороне корову, ради забавы прицелился в неё из карабина, но не успев нажать курок, ощутил удар неслыханной силы и без чувств повалился на траву.
     Никто не увидел, как Мирт ударил Гейла, но все тут же остановились и заботливо окружили Чинчера, который лежал бледный, не подавая признаков жизни.
     - Врача! - крикнул Оул.
     Тут же откуда-то возник врач и, осмотрев палача, молвил:
      - Очень сильный обморок.
      - Так приведи его в себя!
      - Сию минуту.
      Но привести Гейла Чинчера в себя так и не смогли: обморок был слишком глубок. Только Мирт мог бы помочь врачу, но не собирался делать этого. Один из его врагов был "выбит из седла" по крайней мере часов на двенадцать.
      - Чудеса, - сквозь зубы пробормотал Оул. - Что-то тут нечисто. Дэй! Надень-ка наручники на Мирта-хэя; мне сдаётся, он может удрать, пока мы отдыхаем. Отведи его в подвал и заодно глянь, есть ли там вино.
      Мирта отвели в подвал и заперли там, крепко связав. Он провёл там всю ночь и утро. А утром явился Дик Оул и несколько его людей во главе с Дэем Бадом, который уже искупался в озере, выпил вина и вообще чувствовал себя превосходно.
      Мирту задали несколько вопросов, потом началось "дознание". Удары градом посыпались на него. Упав, он увидел сапоги с носками, обитыми железом, и вспомнил студента, которого не пощадил Рон Даллад. Вскоре под ударами хрустнуло одно из его рёбер; всё поплыло перед ним, и сознание покинуло его.


     Он вытерпел множество мук, но ни одно страдание не могло заставить его вымолвить хотя бы слово. Он молчал, а когда впадал в беспамятство, его отливали водой. Только раз, когда его спросили, смог ли бы он открыть потайную дверь, он честно ответил:
      - Да, смог бы.
      - Но не откроешь?
      - Нет.
      Экзекуция продолжалась снова. Наконец, потерявший счёт времени, Мирт был подвешен головой вниз к потолку. Чтобы продлить его мучения, под его головой поставили кувшин с водой, ибо раненого беспрестанно томила жажда, и в бреду он непрерывно просил пить. Дотянуться до кувшина он не мог, но мог видеть соблазнительное поблёскивание воды, так как от окошек в подвале исходил слабый свет.


      Рон Даллад, Лили и Анит в сопровождении Дэо и Ринги пришли в Монго ближе к полудню. Они не заметили Мирта. Он висел  в самом тёмном углу подвала, далеко от потайной двери, в полном беспамятстве. Даллад отворил девочкам боковое окно подвала и шепнул:
      - Тише! Делайте всё, как договорились, а после возвращайтесь в подвал: я буду здесь или поблизости.
      Девочки вылезли в окно и исчезли. Даллад стал озираться по сторонам и вдруг услышал невнятный вздох - и замер. Дэо заскулил. Чёрный Кайман прошёл, держа собак за ошейники в самый дальний угол подвала. То, что он увидел, пригвоздило его к месту. Перед ним чуть покачивалось на цепях тело Мирта - в одной набедренной повязке, всё в крови, иссечённое кнутом. Он был похож на залитую виноградным соком перевёрнутую статую из греческого сада.
       Дэо взвизгнул, точно его ударили, Ринга зарычала, но Кайман приказал им молчать. Он услышал шаги за дверью подвала и немедленно спрятался вместе с собаками за двухъярусной рессорной тележкой: он сразу узнал её, вспомнив описание Ассидэ.
       Заскрежетал ключ в замке, дверь отворилась и появились Дик Оул и врач. Врач привёл Мирта в чувство.
       - Пить... - прошептал тот запёкшимися губами.
       - Что же ты не пьёшь? - удивился Оул. - Вон вода, у тебя под головой. Итак, последний раз спрашиваю тебя: где Рон Даллад?
       Мирт молчал. Оул с размаху ударил его:
       - Где Даллад?!
       Затем последовал удар под рёбра. Мирт застонал от невыносимой боли, но не вымолвил ни слова.
       Слёзы рванулись из глаз Чёрного Каймана, точно рой диких пчёл, и обожгли его лицо, точно десятки укусов разом. Он уже забыл, что слёзы могут быть такими горячими, и теперь невольно удивился этому.
       - Где Даллад? - Мирт получил новый удар.
       - Молчишь?! - рассвирепел Оул.
       - Он в обмороке, - объяснил врач.
       - Проклятый мальчишка. Нельзя давать ему сдохнуть, а с каким бы удовольствием я похоронил его живым!
       Тут дверь приоткрылась, и в подвал заглянула молодая женщина.
        - Ричард, - окликнула она Оула. - Две каких-то девчонки пришли из деревни танцевать перед нами. Все наши хотят посмотреть, как они танцуют. Это будет в нежилом крыле - там подходящий зал для того, чтобы танцевать. Одна из них умеет играть на флейте. Так что оставь пока этого парня, пойдём посмотрим! Я так скучала без зрелищ, когда мы шли по пустыне.
        - Пойду взгляну, что за девчонки, - молвил Оул, затем обратился к врачу:
        - Приведи его в чувство, я скоро займусь им всерьёз.
        И он ушёл из подвала в сопровождении женщины.
        Врач с помощью нашатыря и уксуса привёл Мирта в чувство. Тут Рон Даллад, незаметно поднявшись, выступил из-за тележки и нанёс врачу Незримый Удар. Врач ничком упал на землю. Кайман взглянул в лицо Мирту и увидел, что глаза последнего затуманены бредом и ничего не видят: ни его, ни врача, ни подвала...
       - Мама, - вдруг тихо заговорил Мирт. - Если бы ты не бросила меня тогда, ты бы не умерла - Господь помог бы тебе. Но я не был тебе нужен, я знаю. Боже мой, как мне больно - и хочется пить... Вода... Это ручей звенит... он впадает в озеро. Рон, - Мирт говорил, не глядя на Даллада и не сознавая, что этот последний стоит перед ним. Голос Мирта тотчас стал тёплым, как солнечные лучи. - Рон, я никому не скажу, где ты. Тебя не найдут у Ассидэ. А мне, наверно, скоро конец... Рон, я люблю тебя, как старшего брата и друга. Где ты теперь?..
       Шаги послышались снова, и Даллад опять спрятался за тележку. Лицо его было залито слезами, он с трудом сдерживал себя, чтобы не сокрушить своих врагов раньше времени. Вошли Дик Оул и женщина, вместе с которой он несколько минут покинул подвал.
      - Ба! Это что же с нашим врачом? - Оул склонился над телом. - Странная штука. Похоже на то, что было у Гейла - бедняга очнулся совсем недавно... Какая-то напасть. Гейл до сих пор ничего не может объяснить. Воздух здесь, что ли, какой-то особенный, способствующий обморокам? Ну да ладно. Сейчас хозяин Монго заговорит у меня и без врача.
      Он плеснул в лицо Мирта водой. тот открыл глаза.
      - Пить хочешь? - спросил Оул. - Скажи, где Рон Даллад, и выпьешь весь этот кувшин, клянусь тебе, чем угодно!
      Мирт невольно посмотрел на поблёскивавшую воду, и вдруг его разбитое лицо озарила улыбка, нежная и светлая, как у ребёнка. Он увидел в воде Даллада и собак за рессорной тележкой.
      - Чему ты улыбаешься?! - в ярости завопил Дик Оул. - Да я тебя сейчас...
      - Подожди... - перебил его Мирт. - Он что-то показывает мне. Игрушку... мальчик с мячом... Я понял, Рон, алмазный шар при тебе... Спасибо.
      И он засмеялся.
      Это было уже слишком. Оул размахнулся, чтобы ударом под сломанное ребро привести, наконец, бредящего в настоящее чувство, но вдруг его остановил голос Даллада:
      - Дик, зачем тебе врач? Разве ты забыл, что я военный хирург?
      Он выпрямился во весь рост, поднявшись на ноги, и вышел из-за тележки.
      Изумление, ненависть и страх промелькнули на лице Оула. Он схватился за пистолет, но тут Даллад выбросил вперёд обе руки, сжатые в кулак, и Оул вместе с женщиной упали возле врача, точно сражённые молнией.
      - Рон, - сказал Мирт. - Как я рад, что ты здесь. Значит ты понял слова леди Монго?
      - Да, - ответил Даллад. - Понял. Потерпи, Мирт.
      Ринга уже облизывала лицо хозяина и скулила, но Кайман строго велел ей и Дэо стеречь вход в подвал, а сам бережно снял Мирта с цепи и освободил его тело от верёвок. Потом, поддерживая его, он поднёс к его губам кувшин:
      - Пей, но немного.
      Мирт послушно отпил несколько глотков с явным наслаждением. Потом сообщил еле слышным голосом:
      - Рон, у меня много переломов, я это знаю точно.
      - Сейчас я отнесу тебя к озеру, осмотрю и перевяжу, - ответил Даллад. - В Монго есть тонкая ткань вроде марли или бинта?
      - Да, у меня в комнате, в ящике стола. Но тебя поймают...
      - Нет. Лили и Анит заманили всех в нежилое крыло и теперь там танцуют - а когда танцует Лили, трудно не смотреть на неё и думать о чём-то другом. Тем более, спешить нам некуда. Дик Оул запретил им мешать допрашивать тебя, это наверняка.
      Даллад легко подхватил Мирта на руки и, позвав с собой Рингу, вынес его из подвала.
      Подвал не охранялся, да и вообще постов нигде не было. Даллад со злорадством отметил про себя расхлябанность и беспечность своих врагов. "Никакой дисциплины", - с презрением подумал он о них. Оставив Мирта у озера на попечение Ринги, Чёрный Кайман беспрепятственно проник в жилое, совершенно пустое крыло и добыл из комнаты Мирта моток тонкой, как марля, материи. Всё остальное было при нём. Он вернулся к Мирту и принялся обмывать его раны, проверяя заодно, нет ли внутренних повреждений, и обнаруживая переломы то ключицы, то ребра, то пальцев на руках: два из них были сломаны, Мирт с трудом шевелил ими, и каждое такое движение причиняло ему невыносимую боль.
      - Ублюдки, - не выдержал Даллад, осторожно накладывая на раны целебный травяной бальзам Ассидэ и крепко перебинтовывая всё тело Мирта. Мирт морщился от боли, но думал в это время о другом.
      - Из их разговоров я понял, что они выдаивали корову, - сказал он Далладу. - Но сейчас не знаю, жива ли она...
      - Жива. Вон ходит, - Кайман указал на рыжую в белых пятнах корову. - Сейчас я отведу её в деревню, Мирт: там её подоят и присмотрят за ней.
      - Да, - согласился Мирт. И с сияющей улыбкой добавил:
      - Как же я рад видеть тебя! Но не грозит ли опасность Анит с Лили?
      - Я не для того разгадал послание Белой Леди, - ответил Даллад, - чтобы погибли те, кто этого не заслуживает.


      Солнце светило ярко, как никогда ещё, кажется, не светило.
      - Танцевать для гостей мы привыкли только здесь, - весело сказала Лили, входя в гостиную нежилого крыла.
      - Да, здесь удобно, - согласился кто-то. - А чей это огромный портрет? Никогда не видал таких здоровенных портретов. Кто это?
      - Покойная хозяйка Монго, - ответила Анит.
      Гейл Чинчер, уже пришедший в себя после Незримого Удара, сказал:
      - Была бы эта хозяйка в самом деле такого исполинского роста! Тогда бы я обручился только с ней, ни на кого бы не променял такое диво. Представляете, что за колечко пришлось бы заказывать для её изящной ручки? На него ушла бы пропасть золота, и обращаться бы пришлось не к ювелиру, а к кузнецу!
      Довольный своей шуткой, он захохотал. Садясь на широкий длинный диван, он вдруг заметил на нём белый шёлковый платочек и поспешно схватил его:
      - Он пахнет розами! Что за ерунда...
      - И на нём что-то вышито синим шёлком, - заметил Дэй Бад.
      - Точно, - согласился Чинчер и прочёл:
      - "С призраком не обручайся, лучше с жизнью распрощайся". Чёрт, - он поскрёб в затылке, тупо глядя на платок. - Это что ещё такое?
      - Совпадение, - успокоил его Бад. - Ты сказал, а тут кто-то забыл этот платок; ты его нашёл. Бывает!
      - Чего только не бывает, - Гейл пожал плечами и сунул платок в карман.
      Все солдаты и офицеры отряда уже расселись на диванах, образовав широкий круг, в центре которого стояла колонна с винтовой лестницей.
      Анит заиграла на флейте, и Лили принялась танцевать. Вздох восхищённого изумления пронёсся между зрителями, едва она начала пляску. Её движения были так необыкновенно легки, а сама она так тонка и стройна, так весела и свободно, словно солнечный луч. Военные пили вино и не могли оторвать глаз от чарующих танцев Лили, а она всё плясала один танец за другим, и, встречаясь порой взглядом с тёмными ясными глазами портрета, чувствовала, как всё неотвратимей становится конец людей, созерцающих её пляску. Ей не было их жаль, но в то же время грусть не оставляла её. Перед ней были враги, но это были живые враги, и сердце её не могло не сжиматься, охваченное ясным знанием их будущего.
      ... Между тем Рон Даллад отвёл корову в ту самую деревню - туда, где не так давно продал львиную шкуру и браслет Лили. Он привёл в порядок рессорную длинную повозочку, смазав жиром железные оси колёс. Повозка была длиной и шириной с узкую кровать, двухъярусная, с бортиками по бокам. Даллад устроил удобное ложе для Мирта наверху и оставил место для себя - в ногах этого ложа. В нижнем ярусе он решил поместить Анит и Лили.
      Всё остальное время он провёл с Миртом возле рощи на берегу озера, в густой тени, рассказывая ему, как они с детьми добрались до бабушки Ассидэ, как он не мог найти себе места, преживая за Мирта, и как Ассидэ помогла ему понять слова Леди Монго, подав обыкновенный кусок мела.
      Час проходил за часом, а они лежали на траве, и тревога постепенно наполняла сердца обоих. Невеста Льва танцевала уже четыре часа.


      - Боже мой... Когда это, наконец, кончится? - изнемогая, шептала Лили. Пот градом катился с её лица, но движения были по-прежнему уверенными, лёгкими и ловкими.
      Она протанцевала уже все известные ей восемьдесят танцев и начала заново. Никто не чувствовал, что она бесконечно устала, кроме неё самой. В тоске она обратила взгляд, полный страдания и страха (она боялась, что не выдержит и упадёт) на портрет Белой Леди. И тут произошло долгожданное: мощная огромная рама дрогнула, и портрет тяжело и медленно рухнул вниз, так что с пола столбом поднялась пыль.
       Все вздрогнули.
       - Вот это да! - сказал Бад. - Так плясать, чтобы грянулась эта штуковина! Давай, жарь дальше, девчонка!
       Все громко зааплодировали Лили и Анит, а те поклонились. Кланяясь, Лили шепнула Анит:
       - Отступай на лестницу, к старой ступени...
       Анит, снова заиграв на флейте, отступила к винтовой лестнице и села на старую ступень, в которую упиралась колонна, но под лёгким телом девочки доска не прогнулась даже на полсантиметра. Лили, танцуя, также взошла на лестницу и села на эту ступень, но и она оказалась слишком лёгкой: доска не прогибалась - по крайней мере настолько, чтобы не служить больше опорой колонне.
      Пот ужаса прошиб Лили. У неё осталось так мало сил, и при этом она решительно не знала, как прогнуть роковую доску, на вид такую тонкую и ветхую.
      - Возьми кувшин... - вдруг зашептала ей Анит, не отрывая флейты от губ. - С вином... возле этого толстого... тяжёлый.
      Лили услышала подругу, танцуя, спустилась с лестницы, подхватила позолоченный медный кувшин с вином - невероятно тяжёлый, он стоял возле Чинчера - и, всё так же танцуя, понесла кувшин назад к лестнице. На лице её была улыбка, но из груди вырвался невольный вздох, готовый перейти в стон, а из глаз закапали слёзы. Ей было одинаково страшно уронить кувшин и упасть без сил под его тяжестью.
     Она не помнила, как дотащила его до старой ступени. В глазах её было почти совсем темно, когда она опустила кувшин на доску и сама села рядом с ним, но она была вознаграждена: раздался скрип, потом треск, ступень заметно прогнулась, колонна пошатнулась: совсем чуть-чуть, но она больше не поддерживала потолок...
      Пьяные вояки благодушно смотрели, как девочки, танцуя под звуки флейты, спускаются вниз, на первый этаж - очевидно для того, чтобы, спустя минуту, снова подняться и опять танцевать.
      - Бежим, - шепнула Анит, когда они оказались внизу, и, схватив за руки обессиленную Лили, она почти вынесла её из замка Монго. Пробежав немного, они нырнули в боковое окошко подвала под жилым крылом.
      - Куда они подевались? - спросил в это время пьяный Гейл Чинчер. - Чёрт их дери! Надо им похлопать!
      Грянули дружные аплодисменты, и в тот же миг проломились доски над головами военных. Огромная груда кирпичей, брёвна и балки чердака и крыши - всё разом обрушилось на них.
      - Готово, - сказал Даллад, глядя, как падает, точно картонный домик всё нежилое крыло старого замка. - Не думаю, что из твоих гостей, Мирт, выживет хотя бы один. Но где же девочки?
      И с облегчением засмеялся: обе направлялись прямо к ним - измождённые, измученные, но бесконечно счастливые.


      Анит и Лили бросились к Мирту и поцеловали его в лоб, ибо только так нельзя было причинить ему боли. Обе невольно заплакали, глядя, как он истерзан и замучен, но вскоре успокоились под целительным действием его благодарной улыбки, которой он одарил их.К тому же они сразу поверили Далладу, что всё поправимо, и что Мирт будет совершенно здоров, как и прежде.
      Рон Даллад пошёл взглянуть на обломки левого крыла. Он увиделось, что оно, соверешнно обвалившись, ничем не повредило при этом правому крылу, ибо ничем не было соединено с ним, кроме как одной дверью, которую при падении даже не сорвало с петель, и она осталась белеть в стене. "Забьём её, и всё будет в порядке", - решил Даллад. В молчаливых развалинах лежал совершенно целый, без единой царапины даже на раме огромный портрет Белой Леди, а рядом - портрет рыцаря Монго гораздо меньшего размера, но такой же величественный - портрет человека, судя по его виду благородного, честного и мягкого, несмотря на то, что он был в доспехах, и обнажённый меч грозно сверкал в его руках.
       Затем Чёрный Кайман отправился в подвал и приковал врача и Оула цепью к железному кольцу в стене, далеко от потайного входа. Ключи от цепей и от подвала он спрятал у себя в кармане. Потом привёл в чувство, как учил его Мирт, их обоих и женщину, которую не связал, но у которой, как и у прочих отобрал оружие.
     Убедившись, что он в плену, Оул злобно заскрежетал зубами.
      - Будешь ухаживать за ними, - сказал Даллад женщине. - Подвал я запру снаружи, а на окнах поставлю решётки. Вот бочка с водой, вот вам спиртовка и еда.
      Он положил перед женщиной несколько прямоугольников пайковой каши, котелок и огниво.
      - Дик Оул, - обратился он к своему пленному врагу. - Что, не сладко сидеть на цепи? Радуйся, что я не повесил тебя вниз головой, как ты повесил Мирта, и не переломал тебе пальцы, как ты переломал их ему. А стоило бы! Твои пальцы нажимали на курок, убивали невинных, служили орудием твоему садизму, блуду и прочей скверне. А его пальцы - я ему вылечу их - выхаживали детей, взращивали цветы и овощи, доили корову, вырезали игрушки из дерева. Но я теперь не тот, что был прежде, Оул: я не причиню тебе большего зла, чем позволит мне моя душа.
      Женщина в страхе смотрела на Даллада. Он велел псам стеречь окна подвала, запер дверь на ключ, а сам отправился в деревню. Там за несколько ручных золотых браслетов Лили он нанял десяток здоровых крепких парней.
      - Приведите в порядок оазис Монго, - сказал он им. - Все брёвна и доски распилите и сложите в  сарае. Портреты развесьте в замке. Уберите весь мусор, а шестьдесят убитых и погребённых под этими развалинами похороните подальше отсюда, в песках, но как полагается, ибо они всё-таки были христианами. Я заказал кузнецу железные решётки для окон подвала: завтра вы заберёте заказ и закрепите эти решётки. Не вздумайте разговаривать с женщиной, которая находится там в плену с двумя мужчинами. Поставьте людей, которые следили бы за подвалом снаружи - на всякий случай. Если в развалинах вы обнаружите кого-нибудь живого, выходите его и посадите под замок. Кроме того, вам придётся кормить уцелевших индюшек и кур. А мне и девочкам надо доставить раненого хозяина Монго туда, где ему будет хорошо и спокойно.
      Парни обещали сделать всё, как велел им Чёрный Кайман, и тут же принялись за работу.


      - Ложись поудобней, но не вздумай шевелиться, - говорил Кайман укладывая Мирта на тележку уже в подземном ходе. Они вновь замкнули дверь изнутри; Анит и Лили держали факелы.
      Мирт был завёрнут в кусок тонкого холста, только перевязанные бинтами руки свободно лежали поверх этого своеобразного одеяла; под головой у него была подушка. Даллад накануне сам накормил и напоил его, и невзирая на сильную боль и жар Мирт был очень доволен.
      - А вы ложитесь вниз, - велел Кайман девочкам. - Вставьте факелы вот в эти пазы, они будут отлично держаться.
      Девочки вставили факелы в пазы, забрались на нижний ярус тележки, покрытый одеялом, и немедленно уснули. Заснул и Мирт - счастливым блаженным сном. А Кайман, надев на собак постромки, причудливо впряг их в повозочку и сел в ногах у Мирта.
      - Ну! - сказал он собакам. - Вперёд!
      И огромные Дэо и Ринга побежали тихой рысью, увлекая повозку за собой. Она катилась очень ровно и быстро. Дорога была без выемок и не горбатилась; даже мелких камней не было на пути.


       Даллад лечил Мирта весьма продолжительное время. Ассидэ показала ему место, где можно набрать глины, обладающей свойством быстро и прочно затвердевать, как гипс; и Даллад, продезинфицировав глину, плотно и осторожно залепил все переломы Мирта, и заключил по отдельности в глину каждый из его пострадавших пальцев. Он положил свой тюфяк рядом с кроватью Мирта и находился при нём неотлучно, днём и ночью.
      - На войне я делал много сложных операций, - говорил Даллад, - но сломанные пальцы - это самое сложное в моей практике. Я уверен, что всё закрепил как следует, и твои пальцы срастутся ровно. Шрамы, конечно, останутся, но что делать. Я рад, что у тебя такое прежнее лицо.
      - Мне так неловко, Рон, - Мирт опускал глаза. - Ты заменяешь мне мои руки, и как это ни прекрасно с твоей стороны, я невольно мучаюсь чувством своей полной беспомощности.
      - Ты болен , а я здоров, - Даллад смеялся. - И я хожу за тобой и лечу тебя. Так и должно быть. Может, ты хочешь другого ухода? Все дети так и рвутся ухаживать за тобой. Скажем, Матта...
      Мирт краснел до корней волос.
      - О нет! Только не Матта! Забудь мои слова, Рон, я сказал глупость.
      - Матта уверяет, что любит тебя, как жениха. А любишь ли её ты?
      - Из меня сейчас неважный жених, - уклончиво отвечал Мирт. - Правда, Ассидэ?
      - Ничего, - отвечала старуха. - Властитель Ингра спас тебя. Он получит вас с Маттой в придачу к своему счастью.
      - Наверно, я действительно люблю Матту, - Мирт задумался. - Но больше всего я люблю всех...
Понимаешь, Рон? Всех, кто хорош, и всё, что хорошо. Боюсь, Матта всегда будет любить меня больше, чем я её.
      - Похоже на то, - отозвался Даллад. - Ты всегда был философом, Мирт, а раз так, ты должен любить дружбу. Другу полагается ухаживать за больным другом: это его святая обязанность. Так что отдыхай и полностью положись на меня.
      - Я был так счастлив, Рон, когда ты пришёл за мной, - признался Мирт. - И освободил меня от цепей. Неужели я смогу когда-нибудь снова делать игрушки?   
      И он не без любопытства разглядывал свои глиняные пальцы.
      - Сможешь. И доить корову, и сажать цветы. И всё, всё, что ты делал прежде.
      - Вот удивительно, - мягко вымолвил Мирт. - Ты сделал немало зла в своей жизни, Рон, но я всё равно люблю тебя. К тому же, ты во многом изменился. Ты пришёл в Монго другим. Но нечто - я знаю - было и осталось в тебе прежним. И я любил в себе это нечто с самого начала. А сейчас мне это ещё стократ дороже. Наверно, твоя душа - вот, что это такое.
      И он вспомнил про себя мокрое от слёз лицо Даллада, когда тот снимал его с цепи в подвале замка.
Чёрный Кайман ответил ему внимательным взглядом, но не произнёс вслух ни слова. Он тоже вспомнил Мирта, висящего на цепи, тонкого, как статуя, залитая виноградным соком. Он был хрупок и измучен пытками, но никто не знал, какой алмаз духовной мощи наполняет эту слабую плоть, подобную цветку одуванчика, - никто, кроме Даллада.
      - Мой Мирт умеет любить, - сказала Ассидэ, бережно поднося к губам больного исцеляющий отвар из трав. - И ты, властитель Ингра, научился любви от него.
      - Да, - согласился Даллад. - Мирт научил меня великой тайне. Когда владеешь мощью любви, ненависть и злоба, как прах, опадают с тебя, делая тебя свободным.


      Дети каждый день навещают Мирта по очереди. Он страшно рад каждому из них. Дэвид и Александр приносят ему цветы, которые растут недалеко от деревни. Матта является одна, не похожая сама на себя, тихая, молчаливая. Не поднимая глаз, она садится рядом с постеью Мирта. Перед этим она со слезами целовала руки Чёрного Каймана, который спас того, кому принадлежит её сердце. Он увидел, как мягок, полон нежности и сострадания её взгляд и подумал, что Матта уже никого не поведёт отныне к львиным ловушкам, никого не посмеет осудить. Сила любви постепенно вытесняла из неё все недобрые чувства. Она сильно похудела и сама стала похожа чем-то на Мирта.
      - Он будет таким, как прежде, Рон-хэй? - её голос звенел, как натянутая струна.
      - Да, Матта. Я обещаю тебе.
      Лили как Невеста Льва, упомянутая в послании Леди Монго, выпросила разрешения остаться при любимом ею Чёрном Каймане и жила в одной комнате со старой Ассидэ, которая учила её собирать и готовить целебные коренья и травы, а также заучивать наизусть молитвы, ибо Салиду-джи уже окрестили в деревне по греческому закону, и она носила на шее маленький железный крестик.
      Джим и Джентри принесли в подарок Мирту птичку с покалеченным крылом (они отобрали её у кошки), которая не могла уже летать, но чудесно пела, сидя в просторной клетке. Эту клетку Лили сама убирала каждый день, и птичка, чувствуя доброту и заботу окружающих её людей, заливалась соловьём.
     - У нас этих птиц называют э'ндо, травянками, - говорила Ассидэ. - Эндо очень красиво поют, если хорошо себя чувствуют, - даже в неволе.
     Аза с Джуном и Минни принесли Мирту мёду, а Анит во время своих посещений непременно играла ему что-нибудь на флейте, и птица эндо словно подпевала ей. Её синее оперение отливало чёрным и красным, а хвост был пёстрый.


     Раннее утро. Ассидэ тихонько будит Чёрного Каймана:
     - Проснись, Рон-хэй!
     У неё очень таинственный вид. Она не боится разбудить Мирта - по утрам он теперь спит особенно крепко.
     - Что такое? - удивляется Даллад, протирая глаза. - Что-нибудь случилось?
     - Нет, - Ассидэ торжественно вручает ему чашку с бодрящим травяным чаем. - Я обещала тебе награду и хочу, чтобы ты получил её немедленно.
     Даллад пьёт чай и шутит:
     - Бабушка Ассидэ составила завещание? Неужели всё поместье Ассидэ будет моё? Не верю такому счастью.
     Ассидэ смеётся:
     - Да ведь ты не знаешь, что я богаче королевы, Рон Даллад. Что ты намерен делать, когда вылечишь моего Мирта?
     - Тебе это известно, Ассидэ. Я намерен собрать армию в горах для похода на Ингр и Гэнгхам.
     - Но армия - это не только солдаты. Это ещё амуниция и оружие, Рон-хэй, верблюды и лошади, обозы и провиант...
     - Знаю, - Даллад опустил голову. - Мне известно всё это. Но я надеюсь на добровольцев... Я обещаю вознаградить их в будущем и выполню своё обещание...
     Голос его звучал неуверенно.
     - Пойдём со мной, - Ассидэ взяла его за руку и вывела через запасную дверь на самый край плато. - Надеюсь, ты не боишься высоты? Ступай по этой тропинке на самый гребень скалы вслед за мной и не вздумай упасть.
     Тропинка была очень узка; по правую руку от неё зияла пропасть, но ни Даллад, ни Ассидэ не боялись высоты. Наконец, Кайман заметил, что тропинка полого уходит вниз, в какую-то пещеру. Он пожал плечами, но не говоря ни слова, последовал за Ассидэ. Они спускались всё ниже и ниже, не сходя с заветной тропинки. Постепенно наступила полная тьма, и Ассидэ зажгла свечу.
      - Дверь? - удивлённо спросил Кайман, останавливаясь перед странной обитой железом дверью в стене пещеры. Тропинка уходила куда-то вниз, к блестевшим в глубине горы грунтовым водам, а Ассидэ остановилась и длинным старым ключом отперла дверь.
     Даллад сделал шаг внутрь - и замер, потрясённый до глубины души. Он увидел небольшую, самую обычную пещеру, но вся она сверху донизу была заставлена и завалена самыми разными предметами из золота, серебра, слоновой кости, драгоценных камней. В сундучках и на полу тускло сверкали золотые и серебряные монеты, слитки, изумруды, алмазы, жемчуг, рубины, бриллианты в богатых дорогих оправах...
      - Боже! - вырвалось у Даллада восхищённое. - Да ведь это... Ассидэ, всему этому нет цены!
      - Много лет назад шайка разбойников грабила путников в этих горах, - сказала старуха. - Потом они умерли, но после них остался клад, который десять лет назад я случайно обнаружила. Ключ лежал рядом с дверью. Я открыла дверь и ахнула так же, как ты сейчас. Рон Даллад, и это всё твоё. Продай часть этого, и ты без труда закупишь всё, что тебе будет нужно для армии. Остальным распорядись по своему усмотрению.
      Даллад почтительно склонился перед Ассидэ и поцеловал ей руку, а затем упал на колени и возблагодарил Бога. Впервые за долгие месяцы он, наконец, почувствовал себя настоящим правителем, но совершенно другим, чем прежде: и улыбка счастливого торжества озарила его лицо. Он был теперь настоящим правителем, способным любить свой народ, беречь его и соблюдать при этом прочный незыблемый порядок в своих пределах. Он стал тем, кем давно уже мечтал, но до сих пор не мог стать.
     "Свершилось! - подумал он, стоя на коленях и глядя на горящую свечу. - Спасибо, Господи!"


      Теперь он богат. Со всех окрестных гор и из самого Ингра в военные лагеря Чёрного Каймана собираются его приспешники и добровольцы. Портные и портнихи работают без устали: они шьют новую военную форму, а сапожники без конца делают сапоги.
      Кайман сам осматривает ряды уже набранных людей. Это крепкие здоровые парни, и если раньше таким, как они, он привык прививать нетерпимость и холодную жестокость, то теперь вместо этих чувств воины видят перед собой пример непреклонной воли и разумной твёрдости: всё это в соединении с простотой и человечностью. Знавшим Рона Даллада раньше остаётся только дивиться: так сильно он изменился.
      Он отправляет в тюрьму Ричарда Оула и его врача, а женщину отпускает. Ей некуда идти, и временно она остаётся в деревне - помогает шить форму солдатам и этим зарабатывает себе на хлеб.
      Мирт совершенно поправился. Он и все девять детей снова в Монго. Пережитые испытания крепко сплотили их, и теперь им кажется, что они действительно родные друг другу. Иногда Даллад их навещает. Теперь он ночует в комнате Мирта, когда приезжает в гости, и их поздним беседам нет конца. Порой в этих беседах участвует Матта, но скромно, ненавязчиво. Через полгода ей исполнится шестнадцать лет, и она выйдет замуж за Мирта: так решили они оба.
     Однажды Чёрный Кайман просит Мирта взглянуть в воду: что с его родными?
     Мирт смотрит и с улыбкой говорит:
     - Рон, я могу сказать тебе, но лучше будет, если ты заглянешь ко мне через неделю: тогда я скажу тебе гораздо больше.
     Даллад волнуется:
     - С ними что-нибудь не так?
     - Всё в полном порядке, - отвечает Мирт. - А будет ещё лучше. Подожди всего неделю.
     - Ладно, - соглашается Кайман. - Кому мне доверять, как не тебе с детьми и Ассидэ? Вы спасли меня и вернули мне то, с чем я было простился навеки.
     - То же самое я могу сказать о себе, - Мирт смотрит на свои пальцы, которые такие же , как прежде, будто никогда не были сломаны. - Если бы не ты, я остался бы на всю жизнь калекой. Ведь лишиться пальцев - всё равно что потерять руки.
      Мирт знает о кладе Ассидэ, но нисколько не удивлён, что богатство досталось не ему, а его другу.
      - Конечно, Ассидэ больше любит меня, чем тебя, - соглашается он. - Но сокровища должны были остаться у того, кому они всего нужнее, - то есть, у тебя. Это справедливо. Ассидэ всегда была справедливой.
      Впрочем, Мирт не обделён. Замок Монго получает в дар от Даллада много денег и ценных вещей, а Джим - долгожданный бассейн, в котором вода меняется сама собой. Джим ловит самых красивых рыбок и сажает туда. Мирт учит его готовить для них корм. Джим на седьмом небе от счастья.
      Огромный портрет Леди Монго висит теперь в холле над камином. Всякий раз проходя мимо него, Даллад приветствует Белую Леди почтительным наклоном головы. Он нанял двух служанок из деревни для Монго, чтобы они занимались готовкой и уборкой, и у детей оставалось больше времени для игр и учёбы.


      Всю неделю Чёрный Кайман занят. Он сам контролирует учение своих солдат, сам формирует отряды и подразделения. Он закупает провиант и хорошее оружие, порох, лошадей, верблюдов и множество крытых повозок. Солдатам выдают первое жалованье, ибо все они принесли присягу верности Рону Далладу - и на этот раз Даллад поверил им больше, чем когда ему присягали в Ингре, называя его военным диктатором. Он знал, что его солдаты готовы подчиняться тому Далладу, которого видят перед собой, а не тому, о котором слышали и которого знали тогда, когда он был ещё так слаб, что мог ненавидеть людей и испытывать страх и злобу. Теперь он смотрел на мир сквозь чистое сияние своего алмазного шара - и поражался, и радовался красоте этого мира.
      Через неделю Даллад берёт с собой Лили, запрягает в повозку Дэо и Рингу, и они летят по подземному ходу в замок Монго. Сердце Даллада трепещет. Что-то ему скажет Мирт? Почему он промолчал в прошлый раз - и только улыбнулся?
      Лили тихонько напевает песню:
                Солнце скрылось за вершинами гор,
                А мне негде скрыться.
                Свил орёл на скале гнездо,
                Но мне не забраться туда.
                Лисица вырыла нору в песке,
                Но ведь я не лисица!
                Солнце скрылось за вершинами гор,
                А мне негде скрыться.
                Пусть небо сегодня послужит мне кровлей,
                Пески - постелью.
                Пусть высшие силы меня сохранят
                От диких зверей,
                Только на Бога могу я теперь надеяться.
                Когда ты, солнце, снова взойдёшь,
                Возрадуюсь я тебе.
                Но пока что спряталось ты за вершинами гор,
                А мне негде скрыться.
      Они приезжают в Монго.
      Вокруг непривычно тихо. Мирт выходит им навстречу.
      - Дети и Матта пошли закупать в деревне муку, - говорит он. - Но обед уже готов. Я рад, что ты взял Лили с собой, Рон. Идёмте в столовую залу.
      Кайман с Лили заходят в залу и... Даллад цепенеет. За столом сидят Мэри и Сим! Они смотрят на него, бледные и неподвижные от волнения. Он протягивает к ним руки. Мэри навзрыд плачет и бросается в его объятия. Сим нерешительно приближается к нему, и в его широко раскрытых синих глазах - слёзы.
      - Мэри, родная моя, - с трудом произносит Даллад, прижимая к себе жену и сына и жадно целуя их. - Как вы сюда попали? Я так переживал за вас! А ещё: Мэри, я стал совсем другим... Все говорят, что я изменился. Ты веришь? Видишь это?
      - Вижу, - Мэри сияет от счастья, глядя в его глаза. - Я вижу, Рон, ты стал такой мягкий, чистый, светлый... Это всё у тебя в глазах.
      - Я просто стал сильным, - отвечает Рон Даллад. - Как же я рад видеть вас...
      Слёзы затуманивают его взгляд, но он поспешно вытирает их рукавом.
      - Я больше не буду диктатором, - говорит он. - Я стану теперь правителем Ингра, и ещё: мне нужно взять Гэнгхам. Вы будете свидетелями: без всякой необходимости я не пролью теперь и капли крови.
      Когда первый восторг встречи немного утихает, Мирт подаёт голос:
      - Садитесь к столу. Надеюсь, вы не потеряли аппетита, увидев друг друга. Лили, помоги мне, будь добра.
      Лили помогает Мирту разлить суп по тарелкам и сама садится за стол.
      - Да, я не представил вам Лили, - говорит Даллад. - Это Невеста Льва. Она будет твоей названной сестрой, Сим.
      И он рассказывает историю Лили, которая так причудливо переплелась с его собственной историей. Мэри и Сим со счастливыми улыбками слушают его, то и дело бросая ласковые взгляды на смущённую всеобщим вниманием девочку.
      В душе Сима, кроме благодарности к Лили за то, что она была так полезна его отцу, пробуждается невольное застенчивое восхищение: Лили так красива! Он не знает, что те же самые чувства она сейчас испытывает к нему. Темноволосый, стройный и крепкий мальчик с задумчивым, очень ясным и миловидным лицом - он очень хорош собой. И почти через два года - всего два года! - он станет её мужем: так сказала бабушка Ассидэ.
      - Кстати, - улыбается Даллад. - Я теперь богат. Я так богат, что успел создать здесь, в горах здоровую крепкую армию; но на это ушла только часть моего богатства. Часть, Мэри и Сим, я даю вам, в ваше личное пользование; часть получит от меня и Лили, хотя она не бедна. В Гэнгхаме, где она не так давно проживала, и где её теперь оплакивают, у неё большой дом, знатный отец, мать и сёстры. Скоро мы обрадуем их: Салида-джи вернётся домой. Я не оставлю также замок Монго и его хозяина, чья дружба вернула мне больше, чем я потерял.
     Он смотрит на Мэри. В солнечном свете, проникающем в столовую, её волосы сияют золотистым ореолом. Как он отвык от её волос! Она никогда не красила их, потому что их природный цвет был необычайно красив. Сим стал совсем взрослым. Да и Лили - теперь он отчётливо видит это - подросла за время их жизни в Монго и у старой Ассидэ. Что там говорить: подросли все дети. Не изменились только Мирт и Белая Леди в тяжёлой раме.
     Проходя через холл, они дружно приветствуют леди Монго торжественным наклоном головы. Даллад ведёт жену и сына осматривать оазис.
 

     Проходит ещё два-три месяца, прежде чем армия Рона Даллада полностью формируется и становится готовой к военным походам. Всех солдат ведут опытные командиры - офицеры из старой гвардии Каймана.
      Семья его живёт в деревенском домике неподалёку от одного из военных лагерей. Лили и Сим часто проводят время вместе. Иногда они обследуют подземный ход на гору, чтобы заодно заглянуть в гости к бабушке Ассидэ. Но Лили всё чаще грустит:
      - Я хочу в Монго! Скоро я оставлю Мирта и всех, с кем дружила так долго. И неизвестно, когда мы снова встретимся. Мне будет не хватать их.
      Сим предлагает:
      - Давай я спрошусь у отца, и мы проведём последние недели в замке? Мне там тоже понравилось.
      Они просят позволения у Рона и Мэри, и вскоре, снабжённый копией путеводной карты, Сим везёт Лили в тележке, запряжённой собаками, по подземному ходу - от дома Ассидэ к Монго.
      Там их встречают с большой радостью. Джим хвастается своим бассейном с рыбками, а Анит - своими новыми рисунками и напевами, которые сочинила сама. Сим и Лили помогают Мирту сажать кусты роз, о которых он давно мечтал.
      - Розы здесь должны прижиться, - говорит Мирт. - Я устроил для них навес от солнца: оно их не сожжёт. А поливать их мы будем каждый день...
      

      Когда настаёт пора прощаться, Чёрный Кайман является в Монго в новой военной форме и снимает со своего безымянного пальца широкое тёмное гранатовое кольцо.
      - Это тебе, Мирт, - говорит он. - У тебя не слишком крепко сросся сустав на среднем пальце левой руки. Для тебя это незаметно, но я это знаю. Носи моё кольцо: оно защитит тебя от случайного перелома.
      - Спасибо, Рон, - Мирт послушно надевает кольцо и читает надпись на нём: "Хозяину Монго - другу, ни разу не сказавшему неправды".
      Мирт улыбается:
      - Это так. Ассидэ приучила меня никогда никому не лгать. Посмотри, Рон, на мои розы. Я давно хотел, чтобы они росли здесь.
      - Да, Мирт, - отзывается Даллад. - Они непременно зацветут. Приезжай ко мне в Ингр. Приезжай с детьми.
      - Обязательно, - отвечает Мирт. - А ты приезжай ко мне и к детям. Мы будем рады тебе.
      - Я оставил Ассидэ целое состояние для её добрых дел, - весело продолжает Даллад. - Теперь она сможет сколько угодно выращивать детей, найденных под миртом. И не только под ним - разве мало растений на свете? Но ты, живущий здесь, только один.
      Дэвиду сшили военную форму по росту - и он теперь покидает оазис Монго вместе с Чёрным Кайманом, чтобы после взятия Ингра поступить там в военное училище.
      Он долго прощается со всеми и особенно сердечно - с Миртом.
      - Я найду его родных, - обещает Мирту Кайман. - Во всяком случае, попытаюсь. А тебе он будет писать письма.
      - Мне привезли сегодня двух новых ребят, - говорит Мирт. - Мальчик и девочка лет семи-восьми. Работорговец не хотел, чтобы они умерли. Он отдал их мне. Им уже лучше; Матта при них. Даёт им лекарства из трав. До встречи, Рон, я тоже буду писать тебе.
      Он крепко обнимает Каймана и Лили, прощается с Мэри и Симом. Лили окружают девочки в разноцветных ярких платьях, сохранённых и подаренных им теперь бабушкой Ассидэ. Они целуют её. Мальчики тоже прощаются с ней, но гораздо сдержанней. Каждый из них дарит ей игрушку из дерева, которую вырезал сам: на каждой игрушке написано знакомое ей имя. Она со слезами прячет игрушки в свой вещевой мешок. У неё лежит там ещё одна, сделанная Миртом, - лебедь, взмахивающий крыльями. Он напоминает ей игрушечную птицу её сестры: "Золотой голубь, отражающий солнце, я живу в доме моего отца..."
     Вытирая слёзы, Лили забирается в повозку, где её уже ждёт Сим.
     - Не плачь, Лили! - говорит он. - Ты ведь возвращаешься домой, а от Монго до Гэнгхама всего десять дней езды на верблюде. Ты сможешь приезжать сюда, когда захочешь.
     - Это правда, - Лили встряхивается, как птичка эндо-травянка с ярким оперением. - Спасибо, Сим! Мне это не приходило в голову. Слушай, а ведь и от Ингра до Гэнгхама всего двое суток пути. Значит, мы с тобой тоже сможем видеться?
      Сим смеётся:
      - Вот это я давно предусмотрел! Ведь ты моя названная сестра. Неужели я не подумал бы о том, как нам с тобой почаще встречаться?
      Лили краснеет и делает вид, что разглядывает последние подарки своих друзей, но сердце её неудержимо колотится. Она чувствует в своей груди его счастливое ликование.


     Они отправляются в путь. Переход через пустыню долог и труден, но он совсем не похож на тот скучный путь, который Лили проделала в обществе сектанток-монахинь. Теперь ей всё кажется интересным и необычным. Впрочем, так оно и есть на самом деле.
     Она едет в одной закрытой повозке вместе с Мэри Даллад, Симом и Дэвидом. Чёрный Кайман каждый день навещает их, иногда остаётся и на ночь, но чаще всего он ночует с солдатами в палаточном лагере, который разбивают к вечеру.
     Невеста Льва смотрит на бесконечную пустыню, днём солнечную и жаркую, ночью - холодную под звёздным небом, всю белую от луны, точно покрытую снегом. Ей весело, что с ними идёт целая армия, сверкающая серебряными пуговицами на особого покроя синих мундирах, в синих военных панамах.
     Вместе с Симом и Дэвидом они часто заходят в военный лагерь по вечерам. Лили, чтобы развлечь солдат, танцует перед ними и поёт им песни своего народа, всякий раз жалея, что нет рядом Анит с флейтой: ведь под музыку выходило гораздо лучше. Но вот выясняется, что несколько солдат умеют играть на свирелях, а вскоре оказывается, что пол-армии, живя в горных деревушках, с детства освоили самые разные музыкальные инструменты и даже захватили их с собой.
     - Нет, с этими ребятами не пропадёшь, - говорит, узнав об этом, Даллад. - Чего только они не умеют! Славные парни: с ними возьмёшь, что угодно, не только Ингр и Гэнгхам. Впрочем, завоевательные войны мне ни к чему. Я буду доволен тем, что возьму по необходимости: ту же родину Салиды-джи, например. Или свою родину. Взять первую мне велено бабушкой Ассидэ, вторую - моим сердцем. Я знаю, что я - властитель Ингра. Небеса предназначили его мне.
     Лили украдкой наблюдает за Мэри Даллад. Она очень мила и красива какой-то особенной, лёгкой и светлой красотой. Ей тридцать пять лет. Она любит смеяться - особенно теперь, когда счастлива. В её чертах, движениях, голосе - яркая, смелая выразительность. Мэри очень ласкова со всеми тремя детьми, но особенно внимательна к Лили. Ведь этой девочке она обязана богатством и славой своего мужа. Но ею движет и сердечная склонность: она всегда хотела дочь, но после Сима так никого больше и не родила. Она часто ласкает Лили и говорит со вздохом:
     - Если бы у меня была такая девочка, как ты...
     Лили улыбается:
     - Такой больше нет, майтджи! Но я готова быть твоей дочерью...
     Однажды, когда жара спадает, с первыми сумерками, они обе покидают повозку, чтобы полюбоваться пустыней и звёздным небом. Вдруг Лили говорит:
     - Не шевелись, майтджи.
     Протягивает руку и, к ужасу Мэри, хватает и поднимает с земли пёструю песчаную змею.
     - Она укусит тебя, Лили! - Мэри всплёскивает руками.
     - Нет, - спокойно отвечает Лили. - Но тебя она чуть не укусила. Это айзи, ночная кобра. Она ползла прямо к тебе. Её надо хватать за голову, у оснований пасти и держать вот так, покрепче - тогда она никого не сможет укусить. Меня этому научил отец. У нас в Гэнгхаме много змей.
     Прибегают Сим и Дэвид. Мэри рассказывает им о случившемся. Они с любопытством и страхом разглядывают ядовитую змею, а Сим восхищённо думает о Лили: "Как она прекрасна и мужественна! Ведь укус этой змеи смертелен..."
      Лили относит змею подальше.
      - Айзи нельзя убивать: это плохая примета. Она больше не вернётся сюда.
      Она бросает кобру далеко в сторону и возвращается к Мэри и Симу. Мэри целует её:
      - Ты спасла мне жизнь.
      Лили смущена:
      - Мэри-джи, ты же знаешь, что Рон-хэй в своё время спас меня. Я рада теперь оказать услугу ему и тем, кого он любит... Ведь я тоже люблю тебя. И Сима, - добавляет она, опуская голову.
      Однажды ночью Лили просыпается от львиного рыка. Холод пронзает её члены. Она вдруг ясно понимает, что до Гэнгхама осталось совсем недолго, а львы повадились сюда из-за жреца Калимана, который слишком часто оставляет им "невест" неподалёку от города.
      Вдруг она слышит чей-то плач и крики и будит Рона Даллада, который сегодня, по счастью, ночует с ними:
      - Рон-хэй! Там лев, он сейчас съест кого-то! Скорее, убей его!..
      Все обитатели повозки просыпаются. Чёрный Кайман исчезает с карабином в темноте. Через несколько минут раздаётся выстрел, а вслед за ним ещё два. Наступает тишина.
      Через некоторое время Даллад приносит на руках дрожащую от ужаса девочку лет десяти, одетую в подвенечный наряд и золотую корону. Лили узнаёт в ней очередную Невесту Льва.
       Девочку поят горячим травяным чаем. Она неудержимо плачет.
       - Это Калиман-хэй? - спрашивает её Лили.
       - Да, - отвечает девочка. - Меня зовут Аланай. Я забыла в храме свой подсвечник и вернулась за ним во время принесения тайной жертвы, а это великий грех, которому нет прощения: и верховный жрец осудил меня на смерть. Но этот майтхэй спас меня, и теперь я его верная раба...
       - Нет, - отзывается Даллад. - Ты мне не раба, Лили объяснит тебе, почему. А со жрецом Калиманом мы очень скоро поговорим по душам, и его львиным обрядам наступит конец, Аланай. Можешь мне поверить.
       Мэри и Лили долго успокаивают Аланай, говоря ей, что скоро она увидит своих родных и позабудет все страхи сегодняшней ночи. Лили рассказывает Аланай о себе и Далладе. Она говорит:
       - Рону-хэю не нужны рабы: он военный. Он властитель Ингра, а скоро возьмёт Гэнгхам, и всех жрецов посадит в тюрьму. У нас будет новый храм, где не придётся приносить жертвы. Я уже видела такой в горах. У нас будет похожий, а может ещё красивее. И вера будет другая.
      - Другая вера? - Аланай растерянно моргает. - Зачем?
      - Чтобы уже никто не смел делать из нас Львиных Невест. Чтобы мы могли молиться Тому Богу, Который  любит нас.
      Она вспоминает слова Мирта и повторяет их:
      - Только любовь делает человека свободным и по-настоящему сильным. Всего сразу я не сумею тебе объяснить, я сама ещё не всё знаю. Засыпай, ты устала, а я спою тебе песню.
      И она тихонько поёт прижавшейся к ней Аланай:
                - Виноградник под голубым небом,
                Я иду к тебе, ведомая свыше,
                Чтобы выжать сок из твоих плодов,
                Зелёных и чёрных.
                Пусть сок перебродит. Чем старше,
                Тем лучше он станет, я знаю.
                Виноградник под голубым небом,
                Искрится вино в моей чаше.
                Солнце играет в нём, а на душе
                У меня покой.
                Я засыпаю в своём винограднике.
                Он мной возделан, а значит,
                И любовь моя перебродила
                Для того, чтобы стать вином.
                Не сбивайте обручи с сердца!
                Чем старше вино, тем лучше.
                Я сплю, а он всё растёт -
                Виноградник под голубым небом.


       Они входят в Гэнгхам, как в собственный дом. Никто не ожидал их прихода. Им со страхом отворяют ворота. Их никто не знает, потому что единственные враги народа гэнгхам - дикие звери, кочевые племена и пираты пустыни.
       Часть армии входит в ворота немедленно и тут же занимает посты по всему городу. Полуденное солнце ярко освещает площадь возле языческого храма и самый храм, расписанный изображениями гэнгхамских богов.
       Народ выбегает из домов, но солдаты плотным тройным кольцом окружают голую каменистую площадку, не позволяя никому переступить пределы этого кольца.
       Рон Даллад на великолепной лошади въезжает в круг и обращается к людям:
       - Народ гэнгхам! Я, Рон Даллад, властитель страны Ингр, объявляю себя властителем и вашего народа. Город Гэнгхам - это также и страна, где всего около миллиона жителей, и, конечно, вам трудно существовать без сильного покровительства. У вас нет правителя. Мне известно, что Совет Гэнгхама судит вас и принимает решения. Так написано в вашем законе, но закон этот уже давно не соблюдается, потому что некому отстоять его соблюдение. Вами управляет верховный жрец Калиман со своими приближёнными; у него в руках вся стража, вы беззащитны перед ним. Я пришёл сюда, чтобы вернуть вам былую славу и былую справедливость. Я избавлю вас от тьмы язычества и власти Калимана, ибо - не мне говорить вам! - эта власть делает вас несчастными.
        Верховный жрец Калиман, окружённый младшими жрецами и прислужниками храма, в богатых одеждах, с глазами, холодными, как лёд, сохраняя полное самообладание, отстранил солдат и вошёл в центр круга, неторопливо и бесстрашно, как подобает полновластному хозяину.
       - Мы знаем тебя, Чёрный Кайман, - громко произнёс он. - Ты погубил достаточно людей в Ингре, а теперь явился в суверенный Гэнгхам губить нас и законы наших предков. Наши боги не позволят тебе этого.
       - Мой Бог позволит мне, но не это, - ответил Даллад. - Ты больше не будешь обрекать детей на смерть, Калиман! Где родители Салиды-джи и Аланай-джи? Я спас их от львов и привёз обратно.
       Толпа заколебалась. Солдаты пропустили вперёд отца Лили и мать Аланай. Девочки бросились к ним со слезами. Родители обняли их, плача и громко благословляя Небеса и Рона Даллада.
       - Отец, - Лили прижалась к Зентабу-хэю. - Калиман хотел отнять у меня жизнь, а этот человек вернул мне её. Скажи своё слово, ведь ты входишь в совет Гэнгхама! Пожалуйста, помоги Рону Далладу стать правителем!
       - Господин, - почтительно обратился тогда к Кайману Зентаб-хэй, выступая вперёд. - Ты спас мою дочь и ещё одну дочь нашего народа. Всё это время, пока не было наших детей, сердца наши обливались кровью. А сколько наших матерей рассталось со своими детьми навсегда! Будет ли при твоём правлении действовать этот древний закон наших предков?
      - Нет! - глаза Даллада сверкнули. - Мои законы будут милосердны, а ваша страна станет богата. Я поставлю своих солдат охранять её. У вас не было до сих пор своей армии, теперь она будет. Вам больше не придётся никого бояться. Ваши дети будут расцветать у вас на глазах, как цветы ваших садов. И ни звери, ни люди не причинят вам отныне никакого вреда. Я арестовываю Калимана-хэя и его законопослушных жрецов. Они будут заточены далеко от вас: у меня, в Ингре, в тюрьме. А на этой площади будет построен новый храм. В нём будут ежедневно проходить службы. Старый храм пока что никто не разрушит, но приносить в нём жертвы отныне будет некому, ибо на это имели право только жрецы. Я убеждён, что истинная вера - это вера моих отцов, и в конце концов она станет вашей.
      - Не слушайте его! - пронзительно закричал Калиман. - Боги накажут вас за это! Мы всегда были недругами христиан. Вспомни, народ гэнгхам, какой они силой забрали у нас наше: и нажитое богатство, и самую жизнь. Так написано в летописях!
      - Это было давно, верховный жрец, - сурово прервал Калимана один из старейшин Совета Гэнгхама. - Мы посовещались между собой, и вот наш ответ: мы больше не хотим, чтобы отнимал у нас наших дочерей и сыновей, первых принося в жертву львам, вторых выгоняя из города на произвол судьбы. Этот обычай потерял силу, кроме того, кто не знает, что за богов уже давно решаешь всё ты один - и они, как ты видишь покарали тебя теперь за это! Народ гэнгхам! Мы, старейшины и члены Совета, отменяем власть жреца Калимана и призываем вас принести присягу Рону Далладу, властителю Ингра, ибо убеждены, что он дан нам Небесами во спасение! Правь нами, властитель Ингра! Мы объявляем тебя отныне властителем Гэнгхама и готовы смиренно повиноваться тебе с одним условием: уничтожая неразумное, не попирай разумного, не притесняй нас, но будь всегда правдив и честен с нами.
      Старейшина низко поклонился и с достоинством отошёл в сторону, бросив брезгливый и негодующий взгляд на разом поникшего верховного жреца, который больше не чувствовал себя хозяином маленькой страны.
      Калимана, двенадцать помогавших ему жрецов и нескольких прислужников увели прочь солдаты в синих мундирах.
      Даллад спрыгнул с лошади, подошёл к священному источнику посреди площади, зачерпнул своей военной  панамой воду и выпил её, затем утёрся рукавом.
      - Да здравствует Гэнгхам! - сказал он громко. - Я обещаю не попирать разумного, не притеснять вас и быть всегда честным с вами! А теперь я принимаю присягу. Присягайте мне! Разумеется, пусть мне присягает только тот, кто мне поверил; остальных я не принуждаю.
      Первыми с охотой присягнули старейшины и весь Совет, а за ними неуверенно, но с любопытством и не без удовольствия потянулся народ, почувствовавший, наконец, долгожданное твёрдое правление, руку хозяина, которой не хватает каждому народу, брошенному на проивол судьбы.
      Часть Гэнгхама не принесла присяги, но Даллад не знал тогда, что эти люди присягнут ему в течение двух следующих лет - и в Гэнгхаме не останется почти никого, кто не поддерживал своего правителя.
      Чёрный Кайман - это прозвище теперь уплывало от него, как грозовое облако, открывая взору чистую синеву неба, дал торжественный обед в честь начала своего правления. Весь Совет Гэнгхама и знатные горожане были приглашены на него. Для простого люда было устроено пышное праздничное угощение. Несколько священников-христиан, приехавших с Далладом, были приняты древним народом с большим почтением и гостеприимством.
      Лили показала Симу свой сад и великолепный дом, где её семья приняла гостя с восторгом, - ведь это был сын их нового правителя, спасшего Лили от смерти!
      Дети долго сидели в саду среди цветов и чувствовали себя бесконечно счастливыми. Где-то на площади - они могли слышать - люди праздновали конец своим страхам и печалям, бедные были щедро одарены, и крики: "Слава Рону Далладу!" зазвучали уже в этот первый же вечер...
      Засыпая в своём доме, в своей постели, окружённая любовью своих родителей, братьев и сестёр, Невеста Льва Салида-джи видела в эту ночь самые лучшие на свете сны.


      Через несколько дней она прощалась с Роном Далладом, крепко прижавшись к нему и проливая слёзы.
       - Эта разлука не будет долгой, Лили, - говорил он, целуя её в щёку. - Ты обязательно приедешь к нам. И Сим, и Мэри - мы все примем тебя, как дорогую гостью. Ведь ты теперь наша дочь.
       - Да. Рон-хэй, - Лили крепко обняла его. - Но я так волнуюсь за вас! Ведь тебе надо ещё взять Ингр.
       - Я верю, что Господь отдаст мне мою родину, - ответил Даллад. - Я буду молиться об этом. И ты молись, Лили...
       Через несколько дней Лили узнала: Ингр взят. Так сбылось предсказание Леди Монго: "Ингр будет твой и Гэнгхам твой..."
       А где-то далеко-далеко, в прекрасном оазисе, глядя в воду, звеневшую у его ног чистым родником, сидел Мирт с гранатовым кольцом на пальце и, улыбаясь, говорил кому-то:
       - Молодец, Рон. Я знал, что ты победишь, и что отнятое у тебя за позор снова станет твоим - за честь. Мы много дали друг другу, но только любовь к людям смогла сделать тебя по-настоящему сильным и полным света. Мы с тобой очень скоро увидимся, и оба возрадуемся этой встрече, правда?..


      Так закончилась история о Невесте Льва и диктаторе страны Ингр.


               

      декабрь 1999-март 2000 гг.