на плахе беспощадного двора

           Молва людская ,с легкостью золы, разносится ветрами суесловья. Я в детстве верил: горбуны - все злы и нет страшней горбатого сословья.
           Наш дворник был горбун. Часов с семи метлой ворочал, непомерно длинной. Я верил: он питается детьми и запивает кровью голубиной. А у него, лицом в него точь-в-точь,росла среди дворовой нашей своры затравленная этой сворой дочь, стыдящаяся скорбного позора. Все верили: придет известный срок, между худых девчоночьих лопаток такой же вырастет угрюмый горб. И мы дразнили девочку - "горбатой".
           Но срок прошёл и срок иной настал; и все мы как-то сразу повзрослели. Но девочке - как мы бы не хотели - никто из нас до губ не доставал. Из-за неё меж нас пошёл раздор, но бестолку носы мы расшибали. Как месть она шагала через двор. А мы, горбатясь у ворот, молчали.
               
                х х х

          Я часто прохожу у тех ворот. Там детство за пудовыми замками. Я знаю, где-то женщина живёт, безжалостно ограбленная нами. Ей детство - ненавистная пора, когда никак и никуда не деться от плахи беспощадного двора в незащищенном королевстве детства.
         ... Я знаю: где-то женщина живёт. Я часто прохожу у тех ворот.
             
1979 г.