День 6

Игорь Сушков родился в назначенный день, за пять минут до полуночи. По рассказам его мамы, он очень спешил родиться, и она даже не успела осознать грандиозность происходящего, не успела как следует испугаться. Всем роженицам в ту ночь кричали «Тужься!», а ей кричали «Держи».
Первые наручные часы, которые подарили маленькому Игорю, были польские - в пластмассовом корпусе с мультяшным жирафом на циферблате, с синим пластиковым ремешком. Они спешили на семь минут. И впредь все часы, по которым Игорь ориентировался во времени, в том числе биологические, тоже спешили. Жизнь свою он жил в вечном страхе что-то не успеть или сделать позже срока. Он был жаден буквально до всех возможностей, которые ему предоставлялись.
Родители Игоря всегда гордились им. Во-первых, он был единственным ребенком в семье, а во-вторых, он всегда был «славный мальчик». В школе он иногда дрался и получал двойки, влюблялся в девочек безответно, страдал, спорил с учителями и отстаивал свою точку зрения, брал вину на себя. Но никогда дело не доходило до разбирательств с родителями. Он не боялся наказаний, но не мог себе представить, что его родители будут им разочарованы.
Сейчас, в возрасте далеком от детства, он по-прежнему был очень много должен – себе самому, своему отцу, маме, которая в него всегда верила и считала его лучшим человеком на свете. Он не мог разочаровать ее, а Таисия Тимофеевна любила повторять, что молится о нем каждое утро и вечер.

К шестому дню отпуска окончательно оторвавшись от привычного ритма, Игорь и Наташа с сожалением тратили время на сон, почти не бывали в номере и старались не возвращаться в то же место, где были в прошлый раз, даже если еда в ресторане была отменной или вид был отличный.
Они взяли в прокате автомобиль и решили каждый день посещать новый пляж - с новыми видами, пейзажами и переливами бирюзовой воды.
-Посмотри на эту козявку, - кивнула Наташа в сторону кучерявой крошки примерно двух лет от роду, стоявшей по щиколотку в море.
-А что, классная козявка, - усмехнулся Игорь. – Чего рыдает?
-Ты на ее трусы посмотри. Я бы тоже ревела: висят почти до колен. Понятное дело, они розовые, и это очень круто, но неужели нельзя купить ребенку нормальные?
-А так задумано. Это резервуар для счастья, - пояснил Игорь. – Когда счастья полные трусы, большой запас ткани бывает очень кстати.
-Поэтому ты плаваешь в этих ужасных шортах до колен? – посмеялась Наташа.
Игорь кивнул и с удовольствием сделал большой глоток холодной воды, закрыв при этом один глаз и щуря второй от солнца.

Когда ему поставили страшный диагноз, Игорь долго не решался сказать маме об истинной причине своего пребывания в больнице на стационарном лечении. Но рассказать все же пришлось, поскольку последствия химеотерапии скрыть было бы невозможно, да и мама рвалась скорее приехать в больницу и подтыкать своему сыну одеяло, носить ему домашний суп в баночке. Игорь не мог позволить себе роскошь бояться за итоги лечения: он при каждой встрече твердил маме о том, что дело идет на поправку, и он скоро справиться со своим «недомоганием». Вместо того чтобы нервничать самому, он убеждал мать в том, что все в порядке и ему ничего не угрожает.
Наташа злилась на эту женщину, которая могла при ее появлении с отчетами спросить, нельзя ли не беспокоить сына по пустякам, хотя бы когда он болеет. Наташа во многом не понимала этого родительского эгоизма и пестования культа слабости в болящем дитяте. Ведь Игорь давно уже был взрослым и сильным мужчиной, которому приходилось тратить силы на слова «мама, не демонизируй. Наташа моя помощница, а со мной ничего страшного не происходит».
Наташа жила в мире взрослых людей, где каждому дано лишь то испытание, с которым он был в состоянии справиться, поэтому она редко позволяла своим близким быть слабыми, редко поддерживала в них это стремление жалеть себя или ее. Даже слушая Арину, которую сложно было чем-то сильно расстроить, он говорила строго: «Не реви. Вот что ты ревешь? Что изменится? Успокойся. Никогда не было, чтоб совсем никак».
Наташа умела быть сильной, иногда Игорю даже казалось, что она сильнее его. И она была права в том, что обращалась с ним как со здоровым. Он не хотел думать, что его время истекало, он хотел по возможности сохранять свои связи с привычным миром.
Наташа была категорична, и точку зрения Таисии Тимофеевны она не брала во внимание, поскольку не разделяла ее. В этом была вся Наташа: приняв для себя решение, она всегда твердо стояла на своем. Так было во всех сферах ее жизни. Со своих семнадцати лет и до недавнего времени, шесть лет она не подпускала к себе близко никого, потому что была с Антоном. Она была категорична – все или ничего, и была такой с детства, Игорь был в этом уверен. Ему даже казалось, что она от природы сильнее и жестче его. Там, где он говорил подрядчикам: «Очень интересно. И как теперь выходить из положения?», Наташа говорила: «Очень интересно. Меня не интересует, почему это до сих пор не сделано, я заплатила деньги в срок, так что выкручивайтесь». И она не уступала, пока не получала желаемого. Тем не менее, в общении с людьми она чаще Игоря могла пойти на уступки и решить любой вопрос полюбовно. Она умела молчать вместо того чтобы спорить, умела принимать некоторые странности просто как данность. Игорь ценил в ней эти качества: с ней было легко, в то же время, она вызывала уважение своей твердостью характера.

-Слушай, а где козявкины родители, - спросила Наташа, все так же глядя на плачущую девочку, к которой никто не подходил.
-Не знаю, давай спросим.
Быстрым шагом они направились к безутешной крошке.
-Эй, ты чего, - присел на корточки Игорь и взял ее за ручку. – Расскажешь мне?
Девочка перестала плакать и смотрела на него удивленными мокрыми глазенками.
-Где твои папа с мамой?
В ответ снова раздался вой сирены.
-Так, ясно. Наташ, нужно сказать спасателям на пляже, что потерялся ребенок, и что пусть родители ищут ее напротив кафе… Как эта штука называется? 
-Я схожу, ты побудешь с ней?
-Да. Так, красотка, давай-ка вылезем из воды, а то у кого-то губы уже синие. Пойдем со мной.
Девочка последовала за ним. Он посадил ее на горячий песок и старался всеми способами ее развлечь, только чтобы она не плакала. На удивление, девочка скоро успокоилась и начала с удовольствием хватать дядю за нос, звонким смехом отзывалась на щекотку и помогала строить замок из песка.
По дороге к спасателям Наташа увидела перепуганную женщину, которая взволнованно искала кого-то, бегая и повторяя: «Кристина! Кристина!». Наташа спросила ее, не ту ли она девочку ищет. Объяснять пришлось на английском, и вскоре оказалось, что женщина и есть мама потерявшегося ребенка.
Наташа позвала ее за собой. Издалека увидев совершенно счастливого Игоря, играющего с чужой дочкой, Наташа улыбнулась и взглянула на немного успокоившуюся мамашу. 
Когда семья вновь воссоединилась, Наташа села на песок рядом с Игорем и сказала, что он был великолепен.
-Слушай, а как ты смотришь на то, чтоб  я привез обратно в Москву беременную невесту?
-А ты, я смотрю, совсем спятил, - сказала Наташа.
-Нет, а что? Ты не хочешь детей?
-Конечно хочу, но...
-Вот я и говорю. Чего откладывать.
-Давай не сегодня? Я еще пинетки не связала.
-Моя мама свяжет, она давно об этом мечтала. Знаешь что, пойдем-ка что-нибудь придумаем. А то солнце что-то печет. 

Игорь вспомнил, как Филин, едва узнав о его разрыве с Леной, намекнул ему, что стоило бы поактивнее ухаживать за Наташей. Макс застал Наташу на работе около половины восьмого вечера.
-А ты чего так долго здесь? – осведомился Филин.
-У меня встреча в восемь.
-А твой знает?
-А мой опять в командировке.
-Да? Очень интересно. Так ты у нас штука ненадежная, оказывается.
-Я с подругой встречаюсь, так что не ехидничай.
-Ты не переживай, я Игорю передам, - подмигнул Филин.
Наташа не стала перечить и только улыбнулась.
Игорь любил ее особенную манеру улыбаться – всегда внезапно.

Недалеко от прибрежного кафе, куда они зашли пообедать, был прокат квадроциклов. Игорь с Наташей взяли каждый по четырехколесному агрегату и отправились рассекать по окрестностям наперегонки. Они уезжали в горы, возвращались к пляжу, Наташины волосы развевались по ветру, Игорь ощущал, как солнце жжет его плечи, и не боялся обгореть, потому что остановиться не было сил, невозможно было снова стать осторожным касательно чего-либо. Догнав Наташу в очередной раз на холме, чуть в глубине сосновой рощи, Игорь предложил остановиться ненадолго. Они спрятались в неверной тени сосен и сели на землю. Деревья со скрипом покачивались, лес кишел жизнью и едва заметно дышал.
-Почему мы остановились?
-Когда мы летом путешествовали с родителями, мы часто останавливались в лесу. Номинально – чтобы размяться и пообедать. Но папа всегда повторял одну и ту же фразу. «Слышишь? - говорил. – Слушай. Это тишина. В Москве она больше не живет». Тогда я не понимал этой дурости. Мне нравился шум. А вот теперь, думаю, я понимаю.
-Правда, я и понятия не имела, до чего ты романтичный, - снова подивилась Наташа.
-Ты зря смеешься, кстати. Я так привык к мысли, что у меня осталось мало времени, что научился ценить все, в том числе тишину. Отличное умение, особенно когда ты здоров.
Так прошел еще один день под палящим солнцем.
Они вернулись из окрестностей Будвы на виллу к вечеру. Приняли душ, намазались кремом от солнечных ожогов, переоделись, взяли вино и фрукты и отправились на берег. Сидя у чернильного пятна моря, манящего снова войти в его бездонное лоно, Игорь молчал. 
Он подумал, что умереть молодым – так же нелепо, как утонуть под куполом южного неба в теплом море, где отражаются звезды.  Все равно что выпасть пьяным за борт корабля, на котором в разгаре праздник, и утонуть в трех метрах от него, смотря на спасательный круг. И еще сделать первый глоток горькой воды из-за того что горланил свою любимую песню, обязательно веселую и нелепую.
Тем временем Наташа сидела, прислонившись к его груди спиной и поедая виноград. Она вспоминала то волшебное время, когда они были безумно влюблены, но не отваживались свернуть каждый со своей проторенной дорожки. Со стен медленно сползала и шлепалась кусками им под ноги засахарившаяся вселенская любовь. Она была настолько концентрированной, что казалось осязаемой, клейкой. Как смола красно-янтарного цвета, густая, чуть горчившая на вкус. При одном только взгляде друг на друга они испытывали страшное беспокойство, знакомое всем заговорщикам и предателям всех времен и народов.
Думая, что теперь они вместе навсегда, Наташа старалась не забыть, как трудно ей далось это решение, чтобы не потерять остроты чувств.
По дороге домой они поддались на уговоры зазывал на набережной и следующие два дня решили провести в Албании.