Диггер

   Тов.Бататов без малого пятнадцать минут жал на кнопку звонка. Пенсионер Волозов явно не спешил открывать дверь, хотя явно был дома — из-за двери порой доносились невнятные звуки, какие обычно издает жестоко пытаемая жертва с кляпом во рту. Когда все сроки, положенные этикетом гостеприимства вышли, тов.Бататов почувствовал смутное беспокойство. Что-то определенно было не так.
 
   Поскольку тов.Бататов был председателем домового комитета, он истребовал себе право обладания дубликатами ключей к каждой квартире, доказав жильцам, что для него, лица должностного, такого понятия, как частная, а следовательно, неприкосновенная территория, существовать не может.

   Снедаемый тревожным предположением, что пенсионер Волозов заперся и не открывает потому, что решил выпить в одиночестве, без него, тов.Бататов спустился в свою квартиру. В прихожей снял с доски с гвоздями ключ с биркой «кв. №14. Петрович» — надо сказать, слово Петрович значилось на бирках абсолютно всех ключей, исключая, принадлежащих женщинам, разница заключалась лишь в номере квартиры — председатель домкома вернулся к запертой двери.

   Отомкнув замок и войдя в квартиру, тов.Бататов первым делом прошел в кухню. Пенсионера Волозова там не оказалось, как не наблюдалось и водочной бутылки. Ни на столе, ни, что радовало, пустой под столом. Пройдя в комнату — товарища не оказалось и там — тов.Бататов остановился посреди пустого пространства, приложил ко рту, сложенные раковиной ладони и, поворачиваясь из стороны в сторону, прокричал:

   — Петро-ович! Ау-у, Петрович! Выходи! — Со стороны это очень напоминало первый год Великой Отечественной войны. Тогда в прифронтовой полосе с немецкой стороны разъезжали громкоговорители на автомобилях, и из вращающихся на их крышах рупоров неслось: «Ахтунг, ахтунг! Рус, сдавайся!» Волозов сдаваться явно не собирался.

   Вдруг откуда-то из района прихожей донеслось сдавленное мычание. Председатель со всей возможной прытью бросился туда. В прихожей было пусто. На всякий случай тов.Бататов рванул на себя дверь совмещенного санузла.

   Первое, что он увидел, были человеческие ноги. Ноги лежали на кафельном полу, а не подрагивали в воздухе, ища опоры, и уже одно это — обнадеживало, поскольку ноги принадлежали исчезнувшему другу. Мгновение спустя тов.Бататов обнаружил и хозяина нижних конечностей. Неизвестные злоумышленники связали  пенсионера бельевой веревкой и сунули в узкое пространство между унитазом и стеной. На то, что незнакомцы были не грабителями — грабить у российского пенсионера было нечего, кроме обязательной (на всякий пожарный) бутылки водки, — а крайне извращенными сексуальными маньяками, указывали полуспущенные штаны и надетая на голову каска на манер шахтерской. По непонятной прихоти к каске синей изолентой был примотан фонарик, горящий тусклым светом.

   — Петрович, ты как там? — тов.Бататов склонился над жертвой безумного гомосексуалиста.

   — С-с-с-с… — просипел пенсионер Волозов. Стиснутая грудная клетка не позволяла говорить внятно. Побоев на лице не было видно, и это свидетельствовало о том, что маньяк либо не был садистом, либо Волозов отдался не сопротивляясь.

   Председатель подергал несчастного за ноги. Волозов сидел в щели крепко, как чоп в бочонке с виноградным вином, который счастливый папаша-грузин закапывает в землю при рождении сына, чтобы раскупорить на его свадьбе. Попытка освободить из плена, потянув за противоположный конец, то бишь голову, торчащую по другую сторону унитаза, тоже не привела к желаемому результату.
 
   Провозившись минут десять и с непривычки вспотев, внештатный сотрудник МЧС зло пнул плененного. Удар пришелся «под дых» и выбил из Петровича излишки воздуха, что естественно уменьшило передне-задний размер грудной клетки. Тело пенсионера, пребывавшее до этого в полуподвешенном состоянии, скользнуло на пол. Оттуда тов.Бататов извлек друга без особого труда.
 
   Полежав некоторое время на полу и отдышавшись, пенсионер Волозов встал сначала на четвереньки — при этом полуоголенные белые ягодицы заставили тов.Бататова смущенно отвести взгляд, — потом кряхтя выпрямился и первым делом поддернул штаны. Руки оказались не связанными, моток бельевой веревки был просто переброшен через плечо, как шинель в скатке у пехотинца.

   — Больно было? — с нездоровым любопытством спросил председатель, кивнув головой на мягкое место пенсионера.

   — Ну, не то, чтобы больно, — качнул головой пенсионер Волозов, — скорее — тесно, аж дух захватило.

   — Внутри тесно, — понимающе кивнул тов.Бататов.

   — И внутри, и снаружи тоже… Ты — это. Я пока оклемаюсь, а ты там яишенку из двух яиц спроворь, и бутылка в морозилке. Да, и хлеба не забудь подрезать.

   Позже, после второй стопки, хозяин объяснил, что никто его не насиловал, облик сексуальной рабыни он приобрел, когда при попытках освободиться, с него сползли штаны.

   — Так, а зачем тебя туда тогда засунули? — не мог взять в толк тов.Бататов.

   — Да никто туда мне… тьфу! МЕНЯ туда! не совал, — рассердился пенсионер Волозов. Я сам туда залез. И застрял. Два часа проторчал, батарейки у фонарика почти сдохли.

   — Потерял что-то? — предположил друг.

   — Да не потерял, — досадливо отмахнулся сотрапезник. — Тут по телевизору передача про московских диггеров была. Ну, это такие люди, авантюристы, которые лазят по катакомбам, что под столицей тянутся. Сокровища, клады ищут. Сказывают — порой находят. Но не сознаются, чтобы Государству не сдавать. Но по мелочам хвастаются: то в канализации колечко золотое отыщут, то цепочку. Иногда с медальонам. Похоже, прибыток неплохой имеют. Вот я и подумал, мне бы к пенсии тоже не помешало. Экипировался. Каска, фонарик, спасательная веревка. Решил, прежде чем в нашу канализацию лезть, потренироваться надо. Вот и застрял. Там же, в полевых, так сказать, условиях ходы могут быть не только широкими и лазы узкие случаются. Только вот не подумал, а в передаче особо предупреждали, опасное это дело. Без страховки никак. Напарник нужен. В следующий раз, вместе пойдем. Да ты наливай, наливай, тов.Бататов. Чего замер?