Музыкальная шкатулка

Меня всегда зачаровывали своей необыкновенной красотой шкатулки с балеринами внутри.
Они танцевали, вертясь вокруг своей оси, такие нежные и прекрасные… Неправда ли, захватывающее зрелище.

Джек очень любил взять мои руки в свои и, положив свой подбородок на мою голову, смотреть на то, как величественно на западе тает солнце.
Вдыхать запах волос, прижимать к своей груди мои плечи и молчать.
Иногда невозможно было понять, что за человек находиться рядом со мной. Он никогда не был моим. И, принося с этим чувство свободы, Джек просто летал где-то, улыбчивый, молчаливый и всегда печальный. Странный? Безусловно.
Чудаковатый? Наверняка.
Любимый? Семьдесят пять процентов. Остальные поглотило его вечное отсутствие.
Джек всегда звонил сам. Его номер был скрыт, и это напрягало – никакой связи, никакой информации, ничего...
Однажды я спросила его, не является ли он чем-то сверхъестественным, чем-то вроде… не знаю даже… ветра какого-то? Знаете, он только улыбнулся, щелкнул меня по носу и сказал, что я начиталась сказок и мне пора взрослеть.
Мне никогда не удавалось проникнуть в его душу настолько, чтобы раскусить природу этого чуда.
Мы с ним никогда не были у него и у его родителей.
Что у меня было от него?Только имя и призрачная уверенность, что он мой.
Да что там, толку с той уверенности? Джек никогда не был моим. Н_И_К_О_Г_Д_А.
Однажды он появился на пороге квартиры, шатающийся, измученный как кот после продолжительной трепки, и упал, не в силах больше стоять.
Он недолго был без сознания. Скорее бредил, зовя кого-то, жалобно постанывая и сжимая края простыни руками в железной хватке.
Через часов пять он очнулся, выпил залпом стакан холодной воды, попросил принести свою куртку, и начал лихорадочно шарить по карманам. Затем его обеспокоенное лицо разгладилось, он прекратил свои поиски и достал наконец маленькую копию рояля. Потертость разукрашенного дерева не давала поводов усомниться, что это чудо очень старое.
-Это мне? – удивилась я.
-Открой – шепнул он.
Я послушно, не дыша приоткрыла крышечку рояля, и зачаровано уставилась на маленькую фигурку балерины в ней. Утонченная, фарфоровая куколка в настоящих одеждах стояла, приподняв одну белую ножку и сцепив руки над головой.
-Какое у нее грустное лицо!
-Просто она давно не танцевала. – улыбнулся он, снимая с шеи почерневший бронзовый ключик на длинной серебряной цепочке – держи.
Осторожно взяв ключ, я провернула его два раза в замочной скважине, и замерла, смотря на то, как балерина кружилась вокруг своей оси, немного приостанавливаясь напротив зеркала.
Когда музыка остановилась я, с наполненными слезами глазами смотрела на то, как Джек вытаскивает ключ из замочной скважины и протягивает его мне.
-Нет. Я не возьму это. Ты уйдешь, если отдашь мне ключ. Вот когда мы снова будем здесь сидеть, ты заведешь шкатулку и мы будем слушать ее, вместе слышишь?
Джек сокрушенно покачал головой, вернул цепочку на свое место и спустя несколько мгновений улыбнулся.
-Конечно, милая. Конечно.

После того странного случая мы виделись практически каждый день. Он приходил, садился напротив, обнимал меня, и смотрел на танец одинокой маленькой балерины.

Однажды Джек, после того, как завел шкатулку, протянул ко мне руку и пригласил на танец.
-Я? Меня? Ты что?
-Времени нет, она сейчас перестанет играть. Давай, не бойся!
Наверное, со стороны это действительно было очень красиво. Ночь обрисовывала контуры предметов лишь слегка, намекая, и скрывая ровно столько, сколько нужно.
В открытую дверь балкона врывался холодный речной ветер, а двое знакомых незнакомцев кружились посреди комнаты, очарованые наивной и печальной мелодией.
А потом я нечаянно наступила ему на ногу.
-Прости… я, я нечаянно! Ой!
Почему-то всё волшебство момента растаяло, как лед тает на теплой детской ладошке.
-Ничего, - он прижал меня к себе. – всё в порядке, милая. Всё хорошо.


А когда на следующее утро я проснулась, то на прикроватной тумбочке обнаружила свою шкатулку.
-Что это? – я притронулась к гладкой холодной поверхности. – я же тебя не здесь оставляла!
Затем мой взгляд наткнулся на краешек белого конверта, выглядывающий из-под игрушечного рояля.
Она была запаяна красной печатью с неизвестным мне гербом.
Когда я открыла ее, мне в руку скользнул холодный серебряный шнурок…

«… Прости меня, моя дорогая, нежная, ласковая девочка.
Сегодня я проснулся и почувствовал, что не имею никакого права держать тебя. И никогда не имел. НИКОГДА.
Когда я впервые увидел тебя, ты сидела на своем окне и писала что-то тонкими длинными пальцами. Солнце протягивало свои длинные, желтые руки к тебе и создавало необыкновенно прекрасный образ, будто сошедший с картины.
С тех пор я думал о тебе постоянно, не прекращая…
И, попытавшись выбросить из головы твою улыбку, твои большие красивые глаза, волосы, ниспадающие на маленькую, тонкую шею, признал свое полное поражение и захотел снова увидеть тебя.
Прости меня за это. Прости и за то что сейчас ухожу из твоей жизни.
Затем я узнал кое-что про себя, кое-что не слишком хорошее.
И стал дважды эгоистом, появившись на твоем пути.
Я видел, что ты не понимаешь меня. Видел, страдал от этого, но ничего, понимаешь, совершенно ничего не мог поделать с этим. Я нуждался в тебе, как утопающий нуждается в глотке воздуха, таком упоительно-пьянящем глотке перед тем, как отдать свое тело глубинам морского пространства.
Ты, наверное сейчас сидишь и ничего не понимаешь.
Оставь это, потому что понять меня не по силам даже мне самому.
Когда ты впервые улыбнулась мне – именно мне, а не закату в твоем окне, я окончательно потерял голову.
Когда ты прикоснулась к моему лбу, убирая волосы подушечками своих пальцев, ослепительно красивая, в ореоле золотого солнца позади тебя, я забыл о том…

Эту шкатулку мне когда-то подарила моя мать. Она была балериной, примой своего театра. Красивая, как утренняя звезда, дарившая мне надежду и счастье. Так же, как и ты.
Мне известно, что судьба зло пошутила над тобой, забрав возможность становиться на пуанты и быть той, кем ты хочешь быть.
Поэтому я отдал тебе мой маленький рояль.
И, можешь быть уверенна, с ним отдал тебе мое сердце.
Каким счастьем для меня было обнимать тебя, греть вечно холодные пальцы своими неловкими руками, вдыхать запах волос твоих, дарить тебе себя, хотя бы ту частицу счастья, на которую способно мое потресканное сердце.
Как бы мне сейчас хотелось снова быть рядом…
Девочка моя хорошая, я навсегда останусь с тобой.
Люблю тебя.
p.s.: носи этот ключик, хорошо? И не забывай изредка заводить эту игрушку. Балеринам не стоит пылиться в тени.
Искренне твой, Джек.»


Я глотала эти буквы вместе со своими слезами, сжимая тонкий дорогой лист бумаги.
-Да как ты смел? Как ты смел уйти? – прорычала я сквозь слезы.


**************
-И как же закончилась эта история, мама?

Женщина с идеальной осанкой сидела на стуле, задумчиво поглаживая отполированный верх рояля.
А затем бережно закрыла крышку, вытянула ключик и повесила себе на шею.
-Иди спать, Софи. Уже поздно.
Она поцеловала девочку по растрепанной макушке, и осталась одна в большой комнате.
-Ты так и не пришел. Почему, Джек? Почему?
Слезы закапали на резную поверхность столика.

В ту ночь ей приснился Джек. Он стоял у самой кромки воды и бросал в нее камни.
-…Потому что я всё еще тебя люблю.
Мужчина повернул свою голову ко мне и улыбнулся.
-Отпусти меня. – и растаял, как наваждение.

Мишель проснулась резко, как от толчка в спину. В ночной тишине маленькая фарфоровая балерина танцевала свой танец под красивую печальную мелодию.

-Джек – прошептала она.

Ветер ворвался в комнату и огладил ее лицо невидимыми пальцами. Прижался к ее лбу неощутимыми губами и исчез, влекомый серебристым лунным светом.
-Да, я буду помнить…