И был вечер...

И БЫЛ ВЕЧЕР


                «И сказал Бог: да произрастит земля зелень, траву, сеющую семя [по роду и по подобию ее, и] дерево плодовитое, приносящее по роду своему плод, в котором семя его на земле. И стало так. И произвела земля зелень, траву, сеющую семя по роду [и по подобию] ее, и дерево [плодовитое], приносящее плод, в котором семя его по роду его [на земле]. И увидел Бог, что это хорошо. И был вечер, и было утро: день третий.»

                Бытие 1: 11;12; 13
 
                Утро

     Светало. Лес стоял притихший. Деревья, одетые снежным саваном, словно бы замерли. Лишь изредка снежная шапка, падая с размашистой еловой лапы, нарушала атмосферу какого-то недоброго предутреннего покоя.
     Степан собирался на работу. Его жена Мария еще спала.
      - Ат, черт! - зло выругался Степан, опрокинув ногой пустое ведро, стоявшее возле самой печи.
       Мария проснулась и, накинув поверх ночной рубашки теплый домашний халат, вышла в ту часть горницы, которая служила семье столовой.
      - Степан, - позвала Мария.
      - Чего тебе? - огрызнулся Степан.
      - Уже собрался?
      - А ты сама не видишь?
      - Подожди. Два слова хочу тебе сказать.
      - Ты шапки моей не видела? - пропуская слова жены мимо своих ушей, спросил Степан.
      - Шапку я твою найду, Степан. Ты меня сейчас послушай.
      - Говори. Только быстро.
      - Сон мне приснился. Мать свою во сне видела. Молчит покойница, а глазами просит.
      - Ну и о чем твоя покойная мать тебя просила?  Памятник ей дорогой поставить?
      - Она просила с тобой поговорить.
      - О чем со мной можно говорить? Все давно обговорено! Давай лучше шапку мою ищи! Хватит нам с тобой тут возле печи друг о друга тереться. Молодость что ли вспомнила!
И хватит мне душу наизнанку выворачивать. Сто раз тебе сказал: ворую лес, и воровать буду!
      - А, если в тюрьму тебя посадят?
      - А ну, не каркай мне здесь! - замахнулся на жену Степан. - Никто нас за эти стволы в тюрьму не посадит! Нет в нашей стране такого закона! А, какой есть, тот гласит штраф. Так пусть они своими штрафами подавятся. Я могу им эти штрафы по три раза на день платить! Немного от моих денег и убудет. Хотя и штраф-то им с меня не за что брать! Лес - от опушки до опушки -  весь, народный! А я, по-твоему, кто?..
      - Поговорил бы ты, Степан, с людьми из лесхоза. Да, с тем же Мироновым. Он мужик не злой. Даром, что пьющий.
      - О, чем я буду с этим пьяницей говорить? Какие у меня с ним могут быть разговоры?
      - Возьми со своей бригадой делянку по вырубку. Оформи все, как положено.
      - Кому это положено?.. Им!..
    В сердцах Степан указал рукой на окно, за которым занимался бело-розовый рассвет.
      - По их договору я должен буду все деревья на делянке спилить. И рябину, и березу, и осину треклятую. А, кому эта древесина нужна? Кто мне за нее деньги заплатит? Людям ель да сосну подавай! А с ивняком трижды гнутым, что я стану делать? Лапти на печи плести? Так в лаптях нынче никто не ходит! А после всего я должен буду всю делянку расчистить и засадить новыми деревьями. И опять задармо! Так, вот, держи карман! Я и без их договора тридцать кубов сосны за день свалю, и получу за них свои двадцать четыре тысячи. А теперь подели эти деньги на пять человек. Ты в школе училась?.. Соображать умеешь?
      - Я все понимаю, Степан, - глядя мужу под ноги, проговорила Мария. - Но так вы весь лес вырубите, а, где же грибы людям собирать? Бабам ягоды. Куда парни девок станут водить? Как ты меня в лес водил. Помнишь?
     - Ничего я не помню! - отрезал Степан. - А за грибами в город можно будет съездить. Там нынче этих парков везде понатыкано.
     -  Анна мне тоже вчера жаловалась.
     - А этой народной целительнице, чего надо? - возмущено спросил Степан.
     - Говорит, что на том месте, где вы сейчас лес пилите, она редкую траву собирала. Этой травой она половину поселка вылечила. И твоего покойного отца тоже.
    - Вылечила она! - передразнил жену Степан. - То-то мой отец через десять лет после ее лечения и умер. Простой водой твоя Анна людей поит, а деньги, как за лекарство берет! Вон, какой домина ее сынок Женька отгрохал! На какие, спрашивается, шиши?
    - Женька сам в лесхозе неплохо зарабатывает, - возразила Мария. - До сорока тысяч.
    - Ты мне его сорока тысячами глаза не коли! - сверкнул глазами Степан. - У него с этих сорока тысяч десять тысяч на налоги удержат, а мои тысячи все при мне! И при тебе, между прочим, тоже. Ты голая по дому не ходишь. И сыновья наши по помойкам не скачут. И, хватит уже мне эти песни петь!
    - Да как же мне их не петь-то, Степан? - взмолилась Мария. - Ведь вы после себя листочка на земле не оставите. Потом тракторами да машинами всю травку с земли сдерете. Солнышко да ветер землю высушат. Тут как раз и пожар. Это ведь только городские мужики не могут понять, от чего леса горят, а мы-то деревенские знаем.
     - Много вы знаете! - как-то очень недобро усмехнулся Степан. - Горят те, какие надо.
     - Ты хочешь сказать?..
     - Ничего я не хочу сказать! - закричал Степан. - И тебе болтать хватит! Сказано тебе - шапку мою ищи!
     - Не кричи так, Степан. Детей разбудишь.
     - Выспятся! Не в школу. Каникулы еще.
     - Страшно мне, Степа. Ой, как страшно. Ведь вы от природы только берете, будто бы она буржуй какой, а вы народные комиссары. Природа живая. А, если ты у живого что-то взял, то и отдай. Что будет, Степа, когда у природы все закончится?
     - Я в гадалки не записывался! - шаря глазами по стенам, сказал Степан. - Ну, где же моя шапка?
     - Да вот же она твоя шапка. На лавке лежит.
     - Действительно, - удивленно произнес Степан. - Сто раз сюда глядел, а шапки не видел.
     - Значит, думал о другом, - сказала Мария.
     -  Ты - это, - чуть смягчившись, продолжал Степан. Сыновьям скажи, чтобы меня сегодня с работы не ждали. Мы надолго в лесу останемся. Тысячный куб спилили. Отпраздновать это дело надо.

                Вечер

      Бригада  лесорубов из пяти человек закончила свой рабочий день раньше обычного. Двое из них расставляли на большом пне бутылки с водкой и открывали стеклянные банки с немудреной закуской. Двое других - Степан и Виктор, стоя чуть поодаль, завели разговор о делах. Пятый лесоруб - молодой парень по имени Володя – все еще возился с пилой.
      - А ты, чего это с голой башкой, Степан? - спросил своего бригадира Виктор. - Не июль месяц. Тебе мозги студить нельзя - ты у нас главный.
      - Это лес хочет видеть нашего бригадира с голой головой, - вмешался в разговор сорока шестилетний Прохор, хлопотавший у пня. - А то Степан лесу чаще другое место голым показывает.
      - Да, видать, у последней поваленной сосны шапку забыл, - ощупав голову рукой, проговорил Степан. – Пойду заберу.
      Проходя мимо Володи, Степан бросил:
     - А ты, чего не заканчиваешь?
     - Да, цепь соскочила у пилы, Степан Егорыч, - оправдался Володя. - До половины ствола дошла и слетела. Сейчас цепь налажу, ствол допилю и тоже закончу.
    - Завтра допилишь, - приказал Степан.
    - А, если сосна ночью грохнется?..
    - Грохнется, значит, так и надо, - отрезал Степан. - Тебе же меньше работы.
   Спустя короткое время, все лесорубы собрались у импровизированного стола-пня. Выпили по первой. Завязался разговор. Володя спросил:
   - Степан Егорыч, а как шофера наш кругляк мимо милицейских постов провозят. Где документы берут?
     - А, ты, что, Вовчик, - шофер? - вопросом на вопрос ответил Степан.
     - Нет, - аппетитно хрустя соленым огурцом, сказал Вовчик. - Но мысль имею курсы закончить.
     - Когда закончишь, тогда и узнаешь, а пока за пилу держись и на шоферские деньги не зарься. Они тоже не просто так даются. Покрутишь баранку  двое суток подряд, назад захочется. - закусывая водку салом, проговорил Степан.
     - Темнеет уже, - разливая водку по стаканам, проговорил пятый лесоруб. Тот, что помогал сорока шестилетнему Прохору собирать на стол.
     - Пусть темнеет, - кивнул в ответ Прохор. - Мимо рта стакан не пронесешь. Зато безобразие, которое мы тут натворили, темнота скроет.
     - И этот туда же! - прокричал Степан.
     - Ты, о чем это? - спросил его Виктор.
     - Да, баба моя сегодня утром такие же речи вела, - утерев тыльной стороной ладони свой рот, пояснил Степан. - Природу ей дуре жалко стало. Это у нее не в первый раз. Раньше, говорит, для природы тоже мало чего делали, но хоть говорили с трибун, и фильмы разные показывали, а теперь говорит, и этого нет. Я ей объясняю, что раньше мне лично ничего не принадлежало. Вся природа государству принадлежала. А сегодня – извини! Сегодня - все мое! И государство и природа! А, кто ж от своего добровольно отступится? Лес, если надо, весь вырублю. Не я для леса, а он для меня. Я к месту все эти слова говорю. Сегодня мы первую тысячу кубов леса свалили. И, считаю, что не последнюю.
      - Правильные слова ты говоришь, Степан, - похвалил бригадира Виктор. - Никто об нас самих не позаботится, если мы сами о себе не позаботимся. Я вон дочери машину купил. Раньше разве я бы смог? А все на эти самые шишки-досочки.
      Выпили по второй.
     - Степан, - позвал пятый лесоруб.
     - Чего тебе, - глядя на пустой стакан, спросил Степан.
     - Я тоже с тобой согласен, - продолжал пятый лесоруб. - Только не горячись ты так на делянке из-за своих денежных доходов. Старики говорили, что лес шума не любит.
      - А мне старики говорили, - возразил пятому лесорубу Степан, - что у леса и у валюты цвет один - зеленый. Вот, про это я хорошо помню и всем советую помнить.
      - Да, надень ты шапку, Степан, - толкнув бригадира локтем, сказал Виктор.
      - Отстань! - отмахнулся Степан. - Жарко!
      - Это после водки тебе жарко, а продует, и не заметишь как, - уговаривал Виктор. - Мой сосед зимой прогулялся до магазина без шапки, а через пять дней и ласты склеил.
      - Не выросла еще та сосна, из которой мне гроб выстругают, - охваченный хмельным бахвальством, проговорил Степан. - У меня еще с этим лесом не все счеты сведены. А, то понимаешь, его все жалеют, а меня никто не жалеет. А, за что его жалеть? Он, вон, каждый день сам по себе растет, а мне каждый день есть пить надо. И портки каждый год на задницу новые подай. Не в Африке живем! Ничего-ничего, попью я еще его соков…
     В следующее мгновение сосна, недопиленная Вовчиком, покачнулась и начала падать.
Через секунду ее макушка оказалась как раз над головой Степана, который так и не успел высказать всего того, что было у него на душе. И почувствовать что-то Степан тоже не успел. Перед его взором вдруг возникло лицо его покойно тещи. Глаза старой женщины были полны слез.

Феликс Польский