Федоров шел по улице

Федоров шел по улице.

А что, собственно, здесь такого? Шел и шел…

Куда и зачем шел Федоров – черт его знает.

Вокруг была осень – на улице было сыро и прохладно и листья на деревьях были желтыми.
Или нет? Вокруг была зима – под ногами Федорова скрипел сухой снег, было не прохладно, а холодно.

Может быть, на улице было лето или весна?

Какое это имеет значение?

Тем более сейчас?

Вдруг, посмотрев на небо, Федоров увидел, как Ангел спускается с небес, приближается к толпе людей, в которой он шел, и зависает прямо над ним, над Федоровым.
- Ты что же это, Федоров?
- Я?
- Да, ты.
- А что?
- Ты сколько уже лет живешь на Земле?
- Тридцать три. А что?
- Тридцать три? Так тебе уже пора.
- Не может быть.
- Да, я точно знаю. Я видел дату твоей смерти в книге жизни.
- Ну… не знаю… Я еще и не пожил по-настоящему-то…
- Да почему не пожил-то? Вот, блин, все так говорят, когда за ними приходишь. В сексуальные отношения вступал?
- Вступал.
- Сколько раз?
- Я… я… не считал…
- А я считал. Ровно двести пятьдесят один раз.
- Это много?
- Нормально. Средне.
- Профессионально самореализовался?
- Наверно.
- Ну что значит – наверно? Ты мне здесь воду не мути. Реализовался. И даже в кружке самодеятельности участвовал.
- Что-то я не помню…
- В третьем классе. Так, ладно. Женился, детей родил?
- Да.
- Хорошо хоть, что здесь не отпираешься. Совести, все-таки, хватило. Ну вот и всё тогда. Чего ты еще-то хочешь?
- Да… да… я… просто пожить еще хотел немного.
- Пожить еще немного? А зачем? Чего ты здесь не видел?
- А там? Там есть на что посмотреть?

Ангел вздохнул.

- Даже если и нечего там смотреть – я-то уж, поверь мне, насмотрелся, - у тебя что, есть какой-то выбор?

Федоров промолчал.

Выбора, действительно, не было.

Ангел исчез.

Федоров лег на мокрый асфальт – все-таки, это была осень, - прохожие посматривали на него, но все проходили мимо.

На то они и прохожие, чтобы мимо проходить.

Федоров начал тихо умирать.

К нему подполз мертвый червячок, на которого – пока он полз к Федорову – уже несколько раз наступили людские ботинки.

- Ну что, умираешь?
- Да…
- Плохо тебе?
- Не знаю.
- Не переживай. Смерть лучше, чем жизнь.      
- Ты говоришь так, потому что ты сам уже умер.
- Ничего, скоро и ты так заговоришь.
- Я прожил тридцать три года, и так и не понял, зачем это все было нужно…
- Это потому что ты тупой.
- Но разве… разве сама жизнь не должна была дать мне какую-то подсказку?
- Нет.
- Почему?
- Потому что «сама жизнь», как ты говоришь, тоже тупая. Может, еще тупее, чем ты.
- А кто ты вообще такой?
- Я-то? Я – мертвый червяк.
- Что-то мне не верится…
- Что – неужели заметно?
- Да, что-то в тебе не то. Так кто же ты на самом деле?
- Ладно. Скажу. Я бог.
- Бог?
- Да. Бог.
- Скажи мне, бог, что со мной будет?
- Ты умрешь и превратишься в дерево.

Федоров умер.

И превратился в дерево.

Это был дуб, высокий, с большими длинными ветками, выросший прямо посреди асфальта.
Люди, проходя мимо, смотрели на него, и думали, что дерево это настолько красивое и живое, словно в нем живет человеческая душа.