Тлеющий костер

Александр Евдокимов

Т Л Е Ю Щ И Й   К О С Т Ё Р
новелла

в стиле «Rock-in-Room»
 in the stye of «R&R»



                (аудио-версию слушайте в iTunes)


Банька имела главное: печь, полок, бревенчатые стены из осины, разбухшую дверь, воду, аромат жары и пар с веничком!
Весь мир был и где-то, и весь мир был – здесь: только маленькое оконце заглядывало сюда… =
: порог взглядов обеих миров;
: жажда быть в полусне, но в витрине;
: и возможность с тумана, сойти на мгновенье – в реальность, и…
И!...
И, хмельным рассмотреть, в малой доле оконной, мир поразительно трезвый!...
Оконце!...
…искры потянулись в небо и в потоке воздуха зависли над банькой, и отразились в больших глазах, которые распахнула Уста, высматривая в окне угли костра и берег…
– Что там? – спросила Адна, лёжа на полке вниз лицом, обмякшая и счастливая.
– Вроде нормально, я подумала: может, кто-то чужой появился, – нет, наши одни…
Августа отошла от маленького оконца, и встряхнула веником. 
– Что?! Ещё?!
– Нет-нет-нет-нет… всё хорошо!…
– Тогда слезай, сползай… твоя очередь парить.
– Сейчас… холодной обольюсь, а ты тащи свою п-пи-и… с-слю-у… 
н-на полок…
Они со смехом поменялись местами.
– А где веник? – села на лавку Адна.
– Я в тазик его положила. Ой, хорошо!…
– Да же лучше, чем коньч-ш…? – пролепетала, не открывая глаз
Адна.
– Да-да… тут всегда хорошо!… А с ними?… Ха-ха!… то коньч-ш-ш, то ни коньчш-ш – о себе только думают. Ха-ха!… ох-да…
Ариадна открыла глаза и взяла веник.
– Даже если и приплываешь в картине репинской несколько раз подряд к бережкам орга-а… зма-зма и… всё по-раз-з… зма-зма… м-ма-ара-а… зма-зма… У тебя было так?
– Не зна-аю… наверное, иногда не успева-аю… н-не-э… зна-зна-зна…
Адна медленно встала, распрямилась и завалилась мягко на живот подруге, разбросав по её телу волосы.
– Ай, разда-авишь!...
– А когда у вас в животике кто-то жить будет?
– Не знаю.
– Ты что ничего не знаешь? – и она приподняла голову, и залепетала сладко – по-детски. – Ни тут, ни здесь! – И она быстро чмокнула мягкими касаниями губ пупок и лобок.
– Ай, дура, щекотно! – согнулись ноги у незнайки, и она задохнулась от грудного смеха. – Перестань прикалываться, а то сейчас вылетит из меня всё, что выпила и съела! Адна, не могу уже!
Ариадна выпрямилась, закрыла глаза, и, глубоко вздохнув, резко выдохнула! и задержала дыхание! и расслабилась на несколько секунд!…
Уста тоже с облегчением вытолкнула из себя измучивший её смех и получила наслаждение невесомостью среди бесконечного космоса Вселенной в маленькой баньке…
– Адна, у тебя такая красивая грудь…
Ариадна открыла глаза.
– А у тебя какая?!
– Не знаю, – она села, – смотри… разве, такие растопырки, понравятся им?! 
– Что – комплекс? В этой бане две груди и они обе Миссиськи всей Вселенной, глупышка!
– Да?! Но тогда не две, а четыре.
– Ну, конечно!
– Но у тебя они какие-то розовые…
Адна взяла ковш.
– Ты на что намекаешь?! Да мы тебя не парили ещё! Ложись пока на живот, во-от! Металл при нагревании расширяется! Сейчас я поддам… Вам!…
– А при чём здесь металл?
– Как причём?! Железы-железо… Осторожно!
Пар рванулся из печи! И мгновенно охватил всё пространство, толкаясь-ругаясь в клубах, провернулся и замер-завис очень плотно.
– Во-от! Сейчас! Уста, сейчас!
Веник начал хлестать и пробегать-гладить нежную кожу, неся под собой горячую воздушную подушку и пропитывать тело духом своим берёзовым, а затем, ветвь берёзы, вошла в этот процесс ладонью и начала трястись, щипать и шлёпать – до боли!...
– Всё, хорошо! Ой, хорошо!
– На спинку ложись.
Августа перевернулась, радуясь вновь таким блаженным мгновениям августа.
– Лупи по тише, Адна, я тебя жалела, – буркнула она и закрыла глаза.
Ариадна склонилась над ней и тихо опустила свои губы на её уста.
– Адна, что с тобой?
– Я хотела сказать – прости, если было больно, – улыбалась над ней Ариадна. 
– Да, ну тебя! Всё хмель ещё не вышел! Давай париться, – ребятам уже пора идти…
– Я только попросила прощения, всё! Поехали!
Веник не сёк, а растаскивал жаркий пар по всем впадинкам и лишь изредка легонько шлёпал.
– А мне в Сочах, вообще, не понравилось, – легко работала с веником Адна, – а тебе?
Уста кивнула, не открывая глаз.   
– Погода была говно, я согласна: ни моря, ни загара.
Веник укрыл лицо Августе и тихо пополз по всему её телу к ногам, изредка исполняя в ветвях вибрацию.
– А мне как-то, ни загар, ни море, ни… и вот здесь не торчали, – в это мгновение, рука с веником была над тем местом, где не было ничего кроме чубчика, и пальчик нечаянно, но точно сориентировал – где.
У Августы, от щекотливого касания, пробежали лёгкие судороги в животе и ногах.    
– Адна! – не открывая глаз, шикнула она, – перестань прикалываться, у меня такой сон!…
– Уста, а чубчик тебе уже подбрить надо…
– Что за внимание у тебя сегодня ко мне?! Почему ты меня рассматриваешь?!…
Веник сполз на колени.
– Не знаю… всю жизнь вместе паримся, но лишь сегодня у меня такое?!…
– Какое?
– Дурачусь!… Ха-ха… ох!…
И она склонилась и чуть проникла к устам желаний – Августа вздрогнула, – в одно мгновение оттолкнула от себя её губы: и лицо, и веник, и плечи и всё тело! которое расхохоталось, и… отлетело к противоположной стене.
– Ну, напились! Совсем что ли! – Уста села на полок и бросила с обидой, – у тебя, что с головой?! Как наркоманка… а этим ты не балуешься? А девица?! Или ты, ой! Адна, ты не лесбиянка?!… розовая грудь…
Та покачала отрицательно головой и села, как стояла, на лавку. 
– У тебя она такая же – розовая и распаренная….
– Подружка, что случилось? Милая моя, я же знаю тебя всю жизнь! Ну, извини, если я тебя обидела!
Уста шагнула к ней и нежно прижала к своему животу и в него, вдруг, ударились жаркие слюни – «прости» – она затряслась и обняла подругу за талию.   
– Тихо, тихо, тихо, – шептала та в ответ, – Адна, перестань, нам выходить пора. – И ты меня прости, пожалуйста! Всё! Ты так хорошо меня пропарила, до каждой косточки! Ну! Отпусти меня, и вставай. Посмотри мне в глазки! Вот и хорошо! Дай-ка я плесну тебе водички. Сейчас, моя родная. Вот, и ра-асс!
Адна опешила от холодной воды, и в одно мгновение задышала, и улыбнулась сквозь слёзы.   
– Вот и всё, дай я глазки поцелую и подую! Вот! – Уста взяла её за плечи и отстранилась на короткий шаг. – А груди у нас действительно и одинаковые и красивые! Смотри, а-а-ап!
Августа притянула её легонько в свои объятия, и их соски прицельно расплющились в себе.
Подруги рассмеялись, и сели друг против друга на скамейки.
– Всё? Уходим!
– Да, обдаёмся, а то они нас обматерят… и я опять заплачу… ха-ха… ой!
Выскочили в предбанник! и ощутили кайф свежести!
Сквозь частые щели в объёме двери наружу, внутрь потянулся дым костра и смешался с мягким паром на вкусных телах и девочек, и женщин, и подруг.





Дым был вновь плотным – из новой кучи пален.
– Вот для девочек костёр развели, – стряхивая с головы капли воды, отошёл от огня Фил, – Сейчас должны выйти. А давай ещё по одной, после купания!
Друзья подошли к столу-газетке.   
– Там вдалеке рыбаки стоят.
– Е-есть рыба: видно – уже играет
– Уха у них будет, не то, что у нас.
– У нас баня!
Рюмки поднялись и опустились.
И распахнулась дверь баньки!
– О, розовенькие, даже жарить не надо! С лёгким паром, с мокрой жопой!
– Спасибо!
– С лёгким, малыши! А ты на что намекал?
– На то, что они красны-девицы!
– О, это была ещё добанная истина!
– Спасибо!
– С лёгким паром! Вот и костерок для вас новенький.
– Спасибо!
– Спасибо! Баня!... улёт!...
– Полный пассаж! Ох!
– Попить чего-нибудь?
– Уста, ну, вот же перед тобой! Ха!... упарились! Только много сразу не пей, мы пошли. Аккуратно здесь.
– Хорошо!
– Ты прекрасна, – Кум чмокнул в носик Августу, – всё, пока… 
– Пока.
– Адна, вот  пульт сигналки. Это кнопка тревоги, и с расстояния поймает, и заорёт. Отдохните чуть-чуть и обязательно покушайте.
– Спасибо, Фил.
Несколько минут девушки сидели в полном расслаблении и благодати – мыслей ещё не было, после нескольких жадных глотков воды, они просто отсутствовали: сознания касался лишь лёгкий и нежный треск дымного тления костра и шум бани.
– Вот, дурни – пугало сожгли! – Адна обошла тлеющий крест-скелет и на секунду изобразила чучело, встав за ним в своей исподней, – жаль беднягу – жертва игры...
Крест-скелет неожиданно вспыхнул в вершине своей, где однажды родилась голова, огнём пламенным и дымной шапкой, как лицо безликое, – завис на мгновение на этой жердине.
– С лёгким паром, сударыни… – изогнулся вежливо незваный старче.
– Спасибо?! – удивилась Адна.
– И вам добра, дедушка, – отблеском добра и тепла от костра поприветствовала Августа странника.
Ариадна качнула головой в поддержку слов подруги.
– Я хозяин баньки, – старый с блаженством понюхал дым от костра, как пар, – мне ничего не нужно… огонька вот только…
– Да, это ваше сокровище?! – удивилась Ариадна.
– Боже, какое чудо! – продлила любопытство Уста, – вы просто творец и созидатель!
– Люблю гостей! Любых: под парами все равны!...
Огонь в костре притих в пространстве диалога.
– А где вы живёте? Здесь где-то?
– Да, здесь, будто бы, здесь… при баньке… Куда я без неё! Всё у неё для здоровья и справедливости ради! Иной раз так промоет-пропарит, я говорю, что всего себя не совладаешь собрать, я говорю, – нет от части… Быват! А иногда, вообще, найти себя не можешь! Лишь на седьмом небе обнаруживаешь, наружу всего обнажённого… Быват…
– Вы что имели ввиду?! – беспокойно поторопила вопрос Августа.
– Ну, бывайте, сударушки, отдыхайте – пора мне… Хорошо здеся!... Редко, правда, но буря быват! И тогда держися! Не до парада, тогда – да!...
Дед уже шёл к тёмным кустам-силуэтам и продолжал бубнить себе под нос истерии природы…
– Ветер штормовой тогда и дождь, как из ведра!... Да! И брёвна, как спички, плоты, будто щепки!... женщины воют, дети рыдают… тогда – да!... Всяк, тогда, от стихии страдат!... да – тогда… да… всяк… от стихии… То, как зверь она завоет, то заплачет, как дитя!... Кругом – поэзия!... 
Девушки проводили взглядом старого и тут же в нервной игре забился огонь в кострище, сплетая языки своих чувств над углями.
– Странный, однако…
Адна сквозь пламень скользнула взглядом по мёртвой глади воды тамасичной старицы.
– А Ирины почему нет? С ней весело: чучело-мяучело это придумала… Прикольно тогда было, жаль дождь с ураганным ветром помешали! – Ариадна потянулась и вкусно посмотрела на Августу. – Зачем сожгли? Жалко…
– Переживает о чём-то Фил, переживает, – Уста села, и взгляд её побрёл по окружающей их флоре и, оттолкнувшись от её большой красоты, упал на стол – в маленький мир красоты и флоры, и фауны. – А они купались! – Августа оживилась первой.
Ариадна очнулась тот час же.
– Хорошо, что тепло, но там грязно.
Взгляды девушек притянул костёр и торчащая из него жердина несуществующего и безликого пугало.
– Огонь – он, а страсть и пластика в нём женская, – прошептала Ариадна, – ты… прости меня…
– Ну, перестань, хорошая моя, я ведь тоже люблю тебя, как самую родную.
– Я имею ввиду, не любовь к родному, или к любимому… Я о нежности и ласке, внимании и тепле. Мы обе любим и любимы, будем надеяться, но даже в славных отношениях двух людей, очень часто слабая половинка остаётся, в какой-то степени одинокой… понимаешь?
– Не знаю… может быть ты и права, давай шашлык жарить.
– Не знаю, не знаю,… заладила, давай выпьем… ну, а сон свой хотя бы знаешь, хоть что-то помнишь?
– Какой сон?!
Они встали, потянув за собой стаканчики.
– За которым ты в баню пошла, – наигранно-злобно выбросила Адна, – пошла в баню!
Уста рассмеялись у Августы.
Они соприкоснули тела питейной тары, окунулись взглядами – выпили, присели, взяв по шампуру, и затеялись испеканием.
Костёр вкусно шипел.
Вино растекалось в сознании до абсолютной искренности.
– Да, ты мне весь кайф обломала… такой сон!
– Ты тоже…
– Я?!... да ну тебя, с твоим веником-обломщиком!
– Отнюдь, он, наверняка, наполнял и дополнял твой сон.
– Он отвлекал и мешал! Мэа! – настояла на своём обладатель сновидения, и показала язык.
– Ну, ты у меня полу-учишь! Я тебе покажу-у язык! тоже!... Ты рассказывать будешь, или мы мясо сюда пришли жрать?!
– Сильно интересно?
– Очень…
– В общем, это короткий фрагмент нашей первой любви и последней, надеюсь…
– Не каркай!
– Мэ-а! – опять Уста бросила язык на уста, – …это все наши первые прикосновения осознанно направленные для возбуждения – наша нежность, и наша ласка к друг другу. А поскольку они первые, то они более яркие, чувственные… Тут же рядом пылкая внутри себя борьба – «а можно, а нельзя», и от этого весь трепет такой искренний, что более высокого чего-то я просто не знаю… и это для меня бесценно! К тому же главное событие этого периода – мой первый поцелуй!... Где-то в это же время… в августе… и это вдвое дорого девушке с именем – Августа. В воспоминаниях мне очень приятны эти моменты, но во сне! Я просто плыву! Кошмар, что рассказываю!... Ой, ужас – вино ударило… ха…
Костёр потрескивал, на его уже никто не обращал внимания.
– …а сегодня этот сон опять посетил меня и… усилился с сегодняшней реальностью: там, в финале, Аввакум, не спящей мне, шепчет что-то, касаясь моих губ своими… ну, учил в то время целовать: Уста, раскрой уста’… Уста, раскрой уста'… а сегодня в это время с действительным прикосновением сказал моё имя и, представляешь – совпало прошлое с сегодняшним днём, но… но он меня разбудил… хотелось плакать.
Осенний день захлопал банными листьями, зашумел голосами в едкой парной, и обронился там же водяной прохладой на тёмные пахучие доски: из ёмкой посуды, как из ведра – лишь брызги!...
– Какая ты счастливая! Ой, мясо! Вот это приход! Мясо сгорело!
– Чёрт с ним! Ты знаешь, я не знаю, на какой уровень выросли бы наши отношения?! Хотя они у нас очень высокие, если бы не было у меня одного чёрного дня в том же дорогом мне августе…
– Что?! Изнасилование?!
Они обе, будто обожглись от костра – вскочили.
Августа поперхнулась.
– Откуда известно?!
– А что для девушки ещё?...
Адну прервала Уста.
– Ну, ну-у… аборт!
– Ах, да! – согласилась Адна. – И что же?...
– Первое.
– И ты молчала?!...
Адна швырнула свой шампур в костёр.
– Бедная, ну ты же моя подруга! Уста… кто эта сволочь?!
В бане заскрипели двери.
– Девочки!
В проёме торчала голова Кума.
– Вот она, – едва слышно произнесла Августа.
–Ш-штто-о-о?! – у Адны глаза полезли на лоб от крика.
Сработала сигнализация авто.
– Не понял? Видно, что ли?
Дверь захлопнулась.
Адна выхватила шампур у Усты и он распорол угли костра.
– Да, нет, милый: у вашего брата всё подобрато! Мы слушаем тебя. –  Ариадна отключила сигнализацию.
Дверь едва приоткрылась, и оттуда показались три глаза и три по полрта: головы предстали на обозрение косо.
– Малышки, рыбу не пугайте рыбакам! Погуляйте по полянке, но только не далеко… мы хотим из парной – и сразу в речку сигать.
– Ладно!
– Не напугайте никого! Тушканчики…
– Не напука-аем! Нет! Через костёр и в воду! Тушкой н-н-ныкь! и чики!... Хи-хи…
Девушки рассмеялись и тихо пошли: банька удалялась за их спинами, а берег, справой стороны, вёл подруг и тенистой водой укрывал откровения.
– Вот и покушали… а давай вино возьмём? – остановилась Уста.
– Вот и попили, – потянула её под руку Адна, – уже прыгают.
Они прислушались.
Каждая белая задница неслась с криком «а-а-а!», и затем звучал громкий всплеск, с блаженным «о-о-о!»!   
– Ну, сейчас-то рыба вся от страху в сети шарахнется, – сыронизировала Уста, – кого боятся? чего боятся?!
Они вновь рассмеялись и двинулись дальше.
– Ой, смотри! Помнишь, – Адна указала пальцем на большое лежащее дерево, – ну?! Очень давно мы здесь его вытаскивали из воды?! И кричали – «бурлаки!», «бурлаки!»!...
– Да, да помню! и мы вытащили его!
– Да, а давай Уста посидим на нём, как тогда, по бурлачим, по судачим… 
– Хорошо. Здесь мы уже никому не мешаем принимать контрастные ванны!
Они вкарабкались на него и сели.
– Какое большое… – Адна легла, широко обхватив тёплый ствол, и приложила ухо к дереву. – Как мы его тогда таскали?... и зачем?... А зачем?! действительно…
– Да, плот прибило тогда к берегу, на нём какой-то человек при смерти… Так вроде бы…
Уста смотрела над водой, куда-то далеко – в даль: вспоминала, казалось, что-то своё…
– Да, да… мы ему помогли, он пришёл в себя и бросился в воду, к этому плавающему дереву…
Адна отстранилась от кожи бревна, но в ушах воем выгнулся звон.
– Я, конечно, всё помню: плыл-кричал и нырял-кричал! – «Там    ребёнок!». Потом ливень, гроза: его искали – не нашли, дерево на берег втащили… и тоже – ничего… Бред какой-то!... В дупле, как в животе, что ли?!... и как он туда?… спрятали?... от кого?...
Уста тихонько сползла с пухлого бревна и спиной налегла на него.
– Какое огромное… и оно не понятно откуда?
– Слушай, а этот шальной старик сейчас не об этом ли говорил?!
Ариадна заглянула с лёгкой тревогой в глаза Августе.
– Старик?!... – Уста с упрёком отстранилась от этого, – Как-то не соединяется у меня… Хотя?... нет: всё же – нет! Да, никого и ничего мы тогда не нашли. Ой, как вино вставило на жаре-е!... или от этих воспоминаний?!...
Адна села на вершине бревна.
– От всего вместе, наверное,… у меня тоже, аж в ушах звенит… в каком ухе?
– На что загадала?
– Не скажу! Пусть сюрпризом будет для меня… или для тебя?...
– А я тут при чём?
Ариадна медленно освободилась от сил собственных, и притяженье земли аккуратно стащило её к подруге.
– Августа, а через сколько произошло у тебя это…
– Я поняла, – прервала мягко она, – через три дня. Он был вне себя, но мне казалось, что всё под контролем… но сделать ничего не удалось… Ведь всё впервые!... для обоих… насилие его было коротким! и он не ожидал, конечно, что всё кончится тут же – сразу!... тогда в нём всё опустеет и его безумство провалится в пропасть… Раскаяние и умаления простить его были ужасным зрелищем, в момент, когда я находилась в шоковом состоянии… Потом он всё сделал, чтобы вернуть мою любовь, вернее, сделать к ней шаг, то есть к нему… Да, и ему, как видишь это удалось, но…  но я не простила его и он это знает.
Августа смахнула слезу со щеки и растёрла на пальцах.   
– А сейчас мне его жаль, знаешь в чём? В том, что он не пропускает взглядом юбки того же возраста, в котором была я в тот миг, когда он стал мужчиной… Он любит меня ту, как яркий образ: слишком ярким было для него потрясение, в положительном смысле, до того, как он удовлетворился, а для меня и до, и после – в отрицательном… Да, я впервые говорю это, но все годы эти думала… А сейчас, когда пройдёт мимо этого кота девочка, я уже не смотрю, как его руки влезают в карманы брюк, чтобы…
– Я знаю, – прервала взволнованная Адна, – чтобы поправить выскочку междукарманную, козлы!
– Да, но очень долго я сразу вскипала! Он не понимал… Ладно, Адна, хватит об этом… Всё рассказала – и камень с плеч. Всё хорошо: у меня есть мой сон и мой сегодняшний день! и впереди целая, целая жизнь!...
– Августа, господи, конечно целая жизнь! Ведь я забываю тебе сказать, что у нас скоро свадьба!
– Ариадна! Да?! Агапит?!  Агапит классный!...
– Да!
– Как вы с ним? Наверное, как швейные машинки «Зингер»?!... Представляю… Меньше всё-таки у нас общих встреч получается… А жаль… Теперь ещё один повод! Молодцы!...
– Хорошо у нас… только вот швейного у нас маловато… Всё больше рядом Швейк. Нет, у нас всё отлично, чтоб ты поняла, но в рамках нормы. Короче, как у всех. И никого мне другого не надо.
– Да всё чудесно просто! Ариадна, дай я тебя обниму!
Она подтянула к себе невестку и заглянула ей в глаза.
– Ну, вот и всё, ты первая! – Августа обняла подругу и поцеловала в щёку, и обхватила крепко голову руками. – Пойдём, уже сумрачно.
Адна тихонько отстранилась.
– Августа, – горячо дышала она, – у тебя всё в линеечку и по полочкам: «люблю, но не простила»… А мне что делать с моим насильником?!
– Значит, все из принуждённых?! И кто?
– А ты ещё не догадалась?
– Нет.
– Девушка… однажды была…
Августа обомлела.
– Уста, я сама не узнаю себя… Наверное, жара, вино и этот факт из прошлого…
Глаза Ариадны медленно опустились вниз, а руки жадно обнимали всё тело Августы: их дыхания остановились…
Уста смотрела в глаза Адне и была в полном оцепенении, затем, взахлёб, вернулась к дыханию, и уронила веки к земле…
Что-то горячее коснулось её живота, истребляя сознание.    
– Адна, ты с ума сошла…
Августа тихо вскрикнула, и рядом, с нижних веток, взлетела сова…
 


Город Москва