Почему не гибнут петуньи?

                * * *

Это было утро. Такое обычное, ленивое десятичасовое утро, когда хочется вскочить с кровати и надрать кому-нибудь задницу, а потом хорошенько получить сдачи и отправиться в нокаут до следующего дня, который начнется с такого же обычного ленивого утра.
Но тут было что-то не то. Тут был звонок в дверь, который полностью перетасовал колоду тщательно расфасованного времени. Что-то не то, потому что звонка этого по определению быть не могло. Его не могло быть, потому что кроме нее некому было звонить, а она обычно спит до обеда. Но я ни минуты не сомневался в том, что это ее палец терроризирует кнопку дверного звонка.  И, раз так, я должен был открыть дверь и впустить ее мечтательный голос, даже не потому, что я желал услышать его, а ради спокойствия собственных ушей, которые всячески протестовали визгливому эху звонка по всей квартире.
Я пригладил взъерошенные подушкой волосы, открыл ей и поздоровался, не предлагая войти. Она вдумчиво смотрела на меня, не произнося ни слова, склонив голову немного набок, сжав губы в неприветливой улыбке, и стояла она так, пока я не отошел в сторону, жестом приглашая ее внутрь.
- Я просто рано встала, - наконец заговорила она. – Решила, что ты не спишь, собралась и…
- Сильно спешила, – прервал ее я.
- Нет, - дрогнул ее голос, - зачем мне?
- И будильник, наверное, поставила, -  я упрятал зевок в ладонь.
- Что за глупости? Я же сказала, я рано встала, а не поставила будильник, чтобы рано встать, - торопливо возразила она.
- Тогда почему майка наизнанку? – и я указал пальцем на шов, который должен прилегать с обратной стороны к телу.
- Эта такая модель, - гордо выпятила она грудь, а потом, ссутулившись, развела руками, - хорошо, хорошо. Я поставила будильник на восемь и не услышала его. Проснулась в половину десятого, собралась со скоростью света и пришла к тебе.
- Так рано? – спросил я, стоя к ней спиной, пока она переодевала майку.
- Я подумала, что сегодня пятница, - она рассмеялась. – Представляешь, легла спать в среду и подумала, что проснусь в пятницу.
Смех за моей спиной стих, я обернулся и увидел, что Лиза стала серьезной, как обычно. Лиза всегда смеялась, когда нужно было плакать, и говорила глупость с непоколебимо серьезным лицом.
- Подумала, что я уезжаю сегодня, - понял я.
- А ты не передумал? – вкрадчиво спросила она.
- Нет, - как-то слишком грубо ответил я.
- Правильно, - сказала она, не улыбаясь, и стала расхаживать по комнате сжимая и разжимая кулаки, потом уселась на диван и положила руки на колени, чтобы мысли о том, куда их деть, не отвлекали ее от более важного.
- Я полюбил ее, - сказал я ей, присаживаясь рядом, - я не рассказывал тебе, как мы познакомились?
Лиза помотала в ответ головой и отвернулась.
- В Питере сейчас прохладно, - предупредила она стенку, в которую уперлась взглядом. – Ты берешь с собой теплые вещи?
- Да, - кивнул я, отвечая ее затылку.
- Правильно, - сдавленно ответила она. – И на сколько ты?
- Навсегда, - громким шепотом быстро ответил я.
- Это на сколько?
- Не знаю, - пожал я плечами.
- Пока ветер не переменится, - моим любимым мечтательным тоном произнесла Лиза, на этот раз обращаясь к потолку. Потолок ничего ей не ответил, а я и подавно.
Лиза ушла, а я так и не рассказал ей, как познакомился с той, которая стала причиной моего скоропалительного решения переехать в Петербург.
Солнце пробивалось сквозь оконное стекло и щипало глаза, когда я подходил к окну, чтобы посмотреть, как она уходит. Лиза-Лиза, шесть лет Лизы. Шесть лет никого кроме нее ради того, чтобы услышать правду. Всего-то.


                * * *

Метро. Похоже, в поздний час только одному человеку понадобился билет, потому что у кассы можно было заметить только его. Тучная женщина по ту сторону каморки устало протянула ему в окошко проездной и откинулась на спинку стула, обмахивая себя вчерашней газетой. Молодой человек забрал билет и отошел в сторону, поглядывая на часы. Наверное, он не спешил туда, куда его должен был проводить билет.
   Прислонившись к стене, он подавил смешок. Двери с надписью «выход» снова толкнула смешная девушка. Почему смешная и почему снова? Во-первых, она уже пятый раз входила и выходила из метро в течение последних пяти минут, а во-вторых, у нее при этом было очень серьезное лицо и очень неподходящая к нему розовая юбка в горох. И когда девушка проделала то же в шестой раз, молодой человек, к тому времени уже прекративший наблюдать время, а почесывающий нос краешком проездного билета, окликнул ее:
- Девушка!
Та остановилась, посмотрела по сторонам и, убедившись, что обращаются именно к ней, легонько склонив голову набок, внимательно уставилась на молодого человека.
- С вами все хорошо? – сквозь ироничную улыбку спросил он.
- Да-да, - кивнула она и снова зашла внутрь, а потом снова вышла.
- Девушка! – позвал ее молодой человек, - вы уверены, что с вами все хорошо?
- Да-да, - повторила она, не глядя на него, а потом, остановившись на полпути ко входу, быстро развернулась и подошла к парню.
- Вы уже седьмой раз заходите и выходите из метро, - обратился он к ней, встретив улыбкой равнодушие на ее лице, - может, конечно, вы так всегда развлекаетесь, но я первый раз такое вижу, честное слово.
- Девятый, - поправила она его. – Наверное, ты плохо считал или просто не видел.
- А, - с пониманием кивнул парень, - ну раз девятый, то конечно. Все сразу стало понятно.
- Сегодня вечером я нашла проездной на двадцать поездок и, оказалось, что использовала из двадцати только десять. Я решила, что раз завтра уже начинается август, а на июль осталось целых десять поездок, значит, их надо поскорее использовать, чтобы не было жалко выкидывать, - закончив объяснение, девушка протянула молодому человеку руку и представилась.
- Тимур, - назвал он свое имя и пожал протянутую ему руку. Этот жест оказался очень кстати, потому как молодой человек обратил внимание на свои часы, которые показывали без получаса полночь.
– Ой, мне пора, - улыбнувшись странной особе, он поторопился высвободить руку из рукопожатия и, вытащив из кармана свежий проездной, направился к дверям с надписью «вход», – рад был познакомиться.
- Да-да, - быстро ответила девушка и буркнула себе под нос, - на одну поездку.
- Что? – обернулся Тимур, подумав, что последняя фраза касалась его, как собственно оно и было.
- Домой едешь, - коротко улыбнулась девушка и, застенчиво сминая в руках ткань юбки, бросила вдогонку парню беспокойный взгляд, - удачно добраться.
- Не домой, - покачав головой, ответил Тимур и, посчитав, что сделал это слишком грубо, поблагодарил ее ласковым «спасибо».
Он ушел. Девушка посмотрела на свой проездной, на котором оставалась еще одна поездка, хихикнула непонятно чему и, разорвав билет пополам, выбросила его в мусорное ведро.



                * * *


Мне было тоскливо, поэтому я просто не могла не позвонить ему и не поныть. У него иммунитет на мое нытье. Он считает меня чокнутой террористкой, не раз говорил мне это. Хотя странно, мне не приходилось еще никогда ничего подрывать или поджигать, на жизнь президента я пока тоже не покушалась. Наверное, он употребляет это слово в каком-то другом, понятном только ему, значении.
- Алло, - уныло ответила мне трубка.
- Это я, - помешкав, было сообщено мной.
- Я понял.
- Правильно понял.
- Как ты?
- Как обычно. Собрался уже?
- Нет, - буркнул он и замолчал.
- А чего ждешь? – укорительно хмыкнула я.
- Твоего звонка, - ответил он, и я замерла. Кровь прилила к голове и вот – вот могла пойти через нос, у меня так всегда, когда происходит что-то волнительное. Но я ничего не сказала.
- Шутка! – сказал он после молчания и засмеялся. – Я давно уже собрался.
- Ты как приедешь, писать не забывай, - прийдя в себя, напомнила я.
- Я еще пока никуда не уехал.
Вот, сейчас подходящее время для того, чтобы сказать правду. Но разве говорят такое по телефону? Наверное, нужно было это сделать сегодня утром, но я, как всегда струсила. И даже не струсила, я поступила благоразумно. Это сейчас я пытаюсь наступить на горло благоразумию, только во имя чего?
Он - ей: «я люблю тебя», а она- ему: «я тоже тебя люблю», потом камера приближается на их лица с губами, слившимися в поцелуе, щелчок – вспышка фотокамеры, свадебное фото, курсивом «The End», финальные титры. Я бы пошла на этот фильм, знаете ли, я бы даже пустила слезу в конце, а потом громко выругалась бы, когда вышла из кинозала. Потому что на сказки есть строго отведенное время и строгие возрастные ограничения. Время сейчас не сказочное, почти полночь, скоро карета должна превратиться в тыкву, кони - в мышей, а кучер так и останется кучером, как утешительный приз, потому что принца мне не видать.
Или нет, мне нужно будет разодеться завтра – надеть легкое белое платье с кружевом, надушиться этими мерзкими духами, которые он мне подарил, накрутить волосы и прибежать в таком виде на вокзал, причем почти в самый последний момент, когда поезд «Москва – Петербург» вот-вот должен будет тронуться. И буду я бежать по платформе с развивающимися волосами, выкрикивать его имя и слезно звать Бога, который не одарил меня мозгами. И потом окажется, что я перепутала время, что его поезд отправился час назад. Я буду стоять и рыдать на ветру под печальные аккорды песни Пеги Ли «The Man I Love», как вдруг услышу его голос, который прокричит мне: «Я не сел на поезд». И, конечно же, я, не задумываясь о том, зачем, раз он так и не сел на поезд, торчал на вокзале еще целый час, кинусь ему в объятия, и он с придыханием скажет мне: «Я люблю тебя!», а я ему: «Я люблю тебя», и камера приближается на наши лица, с губами, слившимися в поцелуе, щелчок - вспышка фотокамеры, свадебное фото, курсивом «The End», финальные титры. Вас еще не стошнило? Меня бы стошнило, и не единожды.
Любовь совсем не то, что  в фильмах. Фильмы учат нас, что целоваться под дождем без зонтика – это романтично. Что романтичные истории о любви - это правда и это красиво. Красиво -  это белые туфли на шпильке с острым мысом. Красиво – это горящая искусственными огнями Эйфелева башня ночью. Красиво – это когда белые туфли изящно вышагивают по тротуару, а на заднем плане играет огнями Эйфелева башня, упирающаяся верхушкой в ночное парижское небо  под голос Эдит Пиаф…
А вот пить виски с утра – это не красиво. Не красиво проснуться босой в туалете, ну вот не красиво и все тут!


               

                * * *

Мост через железную дорогу. Глубокий вечер. Улицу постепенно погружало в полумрак, а Тимур возвращался домой, на ходу позвякивая ключами в кармане, и ел купленный у вокзала сэндвич, когда ветер, трепавший ему волосы, становился все ожесточеннее.
Тимур раздавил на лице удивленную улыбку. Смешная девушка все в той же кричаще розовой юбке в горох была чем-то самозабвенно увлечена, копошась у края моста.  Он сначала засомневался, что это она, уж слишком подозрительны ему казались такие совпадения, но, поспешно сузив расстояние между ними на пять-шесть метров, Тимур отбросил сомнения, которые в этот вечер были здесь абсолютно ни к месту. Однако ему пришлось удивиться повторно, увидев, чем занята странная особа. Поднимаясь на мыски, она поливала из бутылки цветы в кашпо на одном из фонарных столбов, которые тянулись по всему мосту, также увешанные цветами.
- Какая неожиданная встреча, - поздоровался таким образом Тимур, но девушка даже не обернулась.
- Не понимаю, как они выживают здесь, бедняжки, - с грустью сказала она, искоса смерив Тимура тоскливым взглядом. – Машины, гарь, и вряд ли кто-то их поливает.
- Кто-то все-таки поливает, - усмехнулся Тимур, подойдя поближе, чтобы рассмотреть девушку в сумерках, – иначе они погибли бы.
- Нет, - покачала головой девушка, опустив бутылку и обратив, наконец, на Тимура все свое внимание, - это петуньи, они очень неприхотливые. Поэтому могут цвести даже здесь. Поэтому их необязательно регулярно поливать.
- Тогда зачем ты их поливаешь? – спросил он, следуя за девушкой вдоль моста, пока та не остановилась у следующего столба и не встала на мыски, чтобы дотянуться с бутылкой до кашпо.
- Не только людям нужна забота, - тихо ответила она. – Цветы тоже живые, и им хочется внимания и ласки, – она смущенно опустила голову. – Очень неловко, что мы встретились снова, а на мне все та же юбка. Ты, наверное, думаешь…
- Что она тебе очень идет, - соврал Тимур, а потом помолчал и соврал снова, - тем более я даже не заметил.
- Какие глупости, - защебетала она, показно закинув голову, - на самом деле у меня много юбок! Есть почти такая же, только зеленая с большим бантом, вот таким, - и она изобразила руками его размер, примерив воображаемый бант на пояс талии, - есть синяя в полоску и белая с рюшами. Есть небесно голубая, есть… но это любимая.
Тимур на мгновение перестал улыбаться и воссоздал в голове картину их первой нелепой встречи. Девушка, которая пробивала поездки в метро только лишь затем, чтобы не выбрасывать наполовину использованный проездной - такое пади забудешь. Вот только его знакомая изменилась с их первой встречи, и ему стало досадно за собственную наблюдательность, что он заметил это только сейчас, когда она смущенно смотрит на него, наклонив голову немного вбок. Девушка, которая поливает цветы на мосту из пластиковой бутылки, была почти лысая, а когда он видел ее впервые, волосы у нее были до плеч. Тимур задумался. Неужели, прическа настолько неважна, и насколько тогда важна юбка, что он узнал девушку именно благодаря ей. И еще он подумал, что какое же тогда уникальное лицо, что никакие помехи в виде новой прически не могут повлиять на него, не могут изменить его, как происходит со многими другими лицами.
- Ты что, постриглась? – отбросив внутренние рассуждения, спросил он.
- Нет, -  серьезно ответила она, пристально вглядываясь вдаль, куда-то мимо левого уха Тимура, - это произошло само собой, волосы сами выпали до нужной длины.
Тимур рассмеялся, и во время смеха, пустившись в очередную вереницу внутренних рассуждений, обнаружил, что эта девушка - самое странное, самое чудное и непонятное ему существо из всех, что он когда-либо встречал. Но, учитывая то, что он еще не так много пожил, только недавно окончил институт и успел повидать не так много странных, чудных и непонятных людей, Тимур решил, что впереди его могут ждать куда более интересные экземпляры. И, опять же, эти экземпляры нисколько его не тревожили, а эта девушка тревожила. Тревожило и то странное совпадение, которое столкнуло их снова на этом мосту, этим вечером.


                * * *

Я решил, что предварительно звонить не стоит. Она могла и не захотеть видеть меня после того, что случилось. Хотя, что собственно случилось? Я до последнего ждал, что она отговорит меня ехать, придет или позвонит и скажет наконец-таки правду. Но она так и не пришла, и больше не звонила. Я тоже не звонил ей и не писал. Я знал, что если я лишний раз подумаю о ней и возьмусь за телефон, услышу ее мечтательный отрешенный голос, то брошу все к чертям собачьим и вернусь в Москву.  А я только-только вылечился от этой шестилетней лихорадки, только перестал бредить Лизой и нашел близкого мне по духу человека. Шесть лет и год, проведенный мной в Питере, где метро не такое запутанное, не такое шумное, как в Москве.
Как в кино у героя перед смертью проносятся кадры из жизни, так и у меня пронеслись все встречи и разлуки с Лизой перед глазами, когда я оказался у ее дома. Если бы не эти машины и белый лимузин с огромными свадебными кольцами на бампере, было бы проще протиснуться к ее подъезду и не повредить букет, который для сохранности я нес над головой. Нарядные люди топтали тротуар начищенными богатыми ботинками и острыми каблуками, наверняка купленными по случаю праздника, туфель.
- Подержите, пожалуйста, - крикнул я парню в костюме, выходящему из подъезда и тот охотно придержал дверь, чтобы я проскочил внутрь. Не поблагодарив его, я ворвался. Я мог думать только о том, что же скажет Лиза, когда увидит меня, когда я подарю ей цветы и скажу, что согласен первый сказать правду, и что мне плевать на глупую игру, которую она затеяла, я сдаюсь, я неизлечим, я одержим, и вот я здесь.
- Стой! – услышал я знакомый голос за поворотом к лестнице, и по телу разлилась тревожная радость.
- Лиза, - облегченно выдохнул я, но ее настойчивая просьба «стоять и не двигаться», не дала мне возможности шагнуть за угол и увидеть ее. Сделать то, о чем я мечтал последний год вне дома, таращась, как умалишенный на свою сожительницу, отчаянно пытаясь увидеть в ее глазах то, что я видел все эти шесть лет в Лизиных.
-  Почему ты именно сегодня приехал? – спросил голос за стенкой.
-  Потому что я взял билеты на сегодняшний поезд, - в моем тоне кипело волнение, - послушай, я сдаюсь. Я не продержался и года без тебя. Я здесь, я хочу сказать…
- Ты принадлежишь к тому типу людей, Тимур, - перебила она с интонацией не то грубости, не то горечи, - которым необходимо, чтобы рядом с ними был человек, который потрет в ванной спинку. У тебя ведь был такой человек, и он тер тебе в ванной спинку?
- Подожди, пожалуйста, - в замешательстве и немом оцепенении, я пригвоздил руку к сердцу и опустился на корточки, - я едва ли тебя понимаю. Ты не дала мне договорить. Я здесь, я хочу сказать, что тебя невозможно забыть, и я никуда больше не сбегу.
- Это все равно, что лифчик носить с подкладками, - неожиданно сказала она, - соблазнительно, но не правда. А правда - блюдо горькое, под каким соусом его не подай.
- Это правда! – отчаянно завопил я на весь дом, - сколько можно стоять за стеной? Я хочу видеть тебя, когда с тобой разговариваю.
- Стой! – истошно вскрикнула она, - дай мне договорить.
- По-моему, это я сейчас говорю, - запротестовал я, но все же остался стоять на месте.
- Все, что ты скажешь, может быть использовано против тебя, - сурово пригрозила она, а потом рассмеялась. – Нет, ты все-таки совершенно голову потерял, если она у тебя, конечно, была.
- Я голову потерял? – с жаром я буравил стенку пытливым взглядом, но стенка оставалась все на том же месте, и из-за нее все так же раздавался звонкий, неестественно веселый смех, - террористка!
- Да-да, - донесся ее притихший голос, - я действительно террористка. Я увидела тебя в окно сегодня и чуть не прыгнула. Уже целый год не поливаю цветы на мосту, потому что некому составить мне компанию. Уже целый год не езжу на метро, потому что…
- Лиза, - ласково позвал я, - Лизонька,  прости меня. Глупая игра, во всем виновата твоя игра. Правда - неправда, я совсем запутался, я здесь, я хочу сказать, что я…
- Уже целый год не одеваю мою любимую розовую юбку в горох, которая, как ты сказал, мне не идет, - продолжила Лиза, в очередной раз, не дав мне договорить. - Уже целый год душусь этими отвратительными духами, которые ты  мне подарил. Уже целый год я…
- Лиза! – я прервал ее, потому что не мог слушать все это, не мог терпеть, сжимая в руках предназначенный для нее букет, не мог допустить еще один год лжи, потому что с тех пор, как она затеяла свою беспощадную глупую игру для патологических лжецов, прошло уже семь лет. -  Лиза, ты знаешь, я не могу быть с одной женщиной долго, и вот она – правда. И правда в том, что я не знаю, что взбредет мне в голову завтра, но я знаю точно - я хочу, чтобы ты была рядом со мной. Потому что это ты сделала меня таким сумасшедшим! Вот моя правда. Я сказал, как мы и договаривались давно. Спустя столько лет, я наконец-то сказал правду. Твоя очередь.
Лиза ничего не ответила. Она вышла из-за угла, шурша подолом белого свадебного платья. Такая красивая, слегка наклонив голову набок, она смотрела не на меня, а куда-то мимо. Она смеялась, а потом увидела букет.
- Это мне? – спросила она и, не услышав ответ, вытащила его из моих рук и отошла назад, уткнувшись носом в лепестки кремовых роз. – Вот моя правда, - сказала она, снова приблизившись ко мне, - При всей своей необразованности, может быть, глупости, при всей доверчивости, я не могу быть рядом с тобой, потому что мне нужен не просто человек для того, чтобы потереть в ванной спинку, а для того, чтобы любить меня, беречь и уважать. При всей безрассудности своей я должна хоть раз в жизни поступить правильно. Любовь не то, что в фильмах. Цветы – это красиво, ты в кожаной куртке – это красиво. Красиво -  это мои белые туфли с острым мысом. А вот виски с утра – это не красиво, и все тут! Представляешь? Вот некрасиво!
- Ты, - еле шевеля губами, произнес я, не отрывая глаз от пола, - ты…
- Да-да, - кивнула она, уходя, - я глушила стаканами свою правду. И нашелся человек, который сказал мне: «Лиза, это некрасиво». И сегодня он ведет меня в ЗАГС, если хочешь, можешь тоже поехать, посмотреть…
- Нет, - шепотом ответил я, и машинально поймал букет, который кинула мне Лиза через плечо. Подняв подол платья, чтобы легче было идти, она последний раз посмотрела на меня и рассмеялась. Но я видел, как по ее щекам вместе с тем текли слезы.
А я молил Бога, чтобы нашелся человек, который хорошенько дал бы мне в рожу и отправил в нокаут до следующей жизни.