Наваждение

Посвящается Оскару Уайльду.

Картина потрясающего художника Константина Васильева.


           Валерий легко вбежал по широкой лестнице Академии на второй этаж. Быстро промчался по длинному узкому коридору, обогнул  еще один полукруг лестничного пролета, поднялся по  каменной крутой лестнице на третий этаж и увидел заветную дверь. Без стука вошел и увидел то, чего никак не ожидал увидеть: в центре небольшой аудитории - на подиуме сидела длинноволосая обнаженная русалка, руки были скрещены на груди, ноги закутаны в какую-то прозрачную голубую материю, лицо немного опущено вниз, глаза закрыты. Казалось, она спит. Вокруг сидели студенты-первокурсники и сосредоточенно пытались перенести на бумагу плавные изгибы красивого молодого тела.
          Когда дверь скрипнула и открылась, только одна студентка повернула голову навстречу Валерию и вопросительно на него посмотрела: типа - Вам кого?
          Все остальные настолько были зачарованы увлекательным  процессом, что, скорей всего, ничего не видели и не слышали.
- А разве здесь  сегодня рисунок? – тихо спросил он девушку.
- Да, потому что Игнатий Петрович заболел, - также тихо ответила она, - и этот класс отдали нам. Мы скоро заканчиваем, так что если Вам нужна эта аудитория, мы её освободим минут через пятнадцать.
- Спасибо большое. Но мне нужен был именно Игнатий Петрович.
Девушка, решив, что уже можно не отвлекаться на объяснения, опять склонилась над рисунком и стала быстрыми штрихами набрасывать тень на складках легкой ткани.
- Что же он мне не позвонил, - удивленно пробормотал Валерий, - я бы тогда не приезжал.
Игнатий обещал ему похлопотать насчет выставки в Манеже, и они еще неделю назад договорились встретиться именно сегодня и всё обсудить.
- Да, зря только время потерял, - с досадой решил Валерий.
Но ему почему-то не хотелось уходить. А, наоборот, хотелось стоять вот так столбом и смотреть во все глаза на спящую русалку.
          Валерий  Пималинский  – довольно известный художник. Член Союза. У него уже было пять выставок в Москве. Несколько его картин купили три европейских музея. Его пейзажи и портреты есть даже и в частных коллекциях, так что можно сказать:  жизнь  - удалась! Хватает и на хлеб, и на масло, и на ветчинку, и на коньячок.
          Сам он закончил эту Академию десять лет назад. Правда, не с отличием, но ему повезло, что его мастер и учитель хорошо относился к своим ученикам. Каждое лето он возил их в Италию к своим друзьям-художникам и разрешал болтаться по всей Италии не группой, а самостоятельно. Ходить во все музеи, писать всё, что угодно и в любой манере. «Набивать руку»-  как он это называл.
          Так что Валерий попробовал себя и в классицизме, и в  авангардизме, и в технике импрессионизма, и строгой готике. Мастер хвалил, но считал, что классика удается ему лучше всего. И Валерий дипломную работу написал именно в этом стиле. За что и получил заслуженное «отлично».
          К сожалению, два года назад мастера не стало, но в Академии работали по-прежнему все его знакомые преподаватели, и Валерий довольно часто приходил сюда. Даже иногда сам садился вместе со старшекурсниками и тоже рисовал карандашом «обнаженку», чтобы рука не забыла мастерство.
          Он видел довольно много женщин-моделей, некоторых даже знал довольно близко, с некоторыми дружил. Писал с них портреты или еще каким-то образом использовал в картинах, как фон, например. Но никогда никто не производил на Валерия такого ошеломляющего впечатления. Казалось, эта девушка из другого мира. И, может быть, даже из другого измерения. Она сидела в такой сложной позе, не шевелясь, уже давно, но не говорила капризным голосом, как обычно говорят другие: ой, подождите, я немного потянусь, а то всё задеревенело! Не открывала глаз, но понятно было, что она не спит. Валерию даже показалось, что из-под век пробивается приглушенный  свет, как из-под дверей  спальни, когда стоишь в коридоре.
         …Зазвенел звонок. Народ ожил. Студенты с удивлением вдруг увидели Валерия. Но он молчал и только ждал с нетерпением, когда, наконец-то, все уйдут и он сможет поговорить с русалкой.
          Она тоже очнулась и открыла глаза. Они и в самом деле оказались необычными. Не круглыми, не раскосыми, а какими-то странно похожими на орех пекан – удлиненными, светло-коричневыми, с внутренним глубоким блеском.
          Студенты стали собирать свои папки, но видно было, что и им не хотелось уходить. Каждый смотрел на девушку и ждал, когда она встанет в полный рост, чтобы  еще раз полюбоваться стройной фигурой.
           Она, как будто, и не замечала этого, отвернулась от всех, накрылась своим прозрачным шарфом, зашла за ширму и стала одеваться. Ребята поняли, кого на самом деле ждет этот неожиданно появившийся  взрослый человек,  и тихо потянулись к выходу. Самые вежливые и воспитанные еще и «До свидания» сказали, но большинство проскользнуло мимо с явным неудовольствием.
           Все ушли. Валерий сел, наконец-то, на стул и стал тихо насвистывать мелодию Ива Монтана «Осенние листья». Он знал, что эта волшебная музыка нравилась девушкам и много раз помогала ему находить с ними контакт.
          За ширмой слышались звуки и шорохи, но русалка не спросила его кокетливо: «Вы меня ждете?» Или еще что-нибудь в этом роде.
           Она вышла в плаще, брюках, с большой сумкой через плечо и молча посмотрела на Валерия.
           У него так забилось сердце, что ему показалось, что он сейчас упадет в обморок. Так было с ним однажды в детстве, когда его напугала собака, выскочившая неожиданно из-за угла с громким лаем.
            И  сейчас тоже был  страх и предчувствие чего-то необычного, неожиданного и непреодолимого.
- Меня зовут Адриана. А Вас? – сказала она, глядя прямо на него.
- Валерий.
- Хотите пойти со мной?
- Да! А куда?
- А разве Вам не всё равно?
- Да. Всё равно.
- Тогда пошли!
Она улыбнулась, блеск в глазах  как будто стал сильней. И Валерий вдруг подумал: «Может, и не враньё это про инопланетян?» Но не стал развивать опасную тему, а просто взял за руку девушку и опять - по узким коридорам, лестницам, мимо аудиторий с прилежными студентами, через круглый зал с портретами великих русских  художников, вниз по красивой широкой лестнице на набережную, к Неве.
         О чем можно говорить с девушкой, когда дыханья почти нет? Когда сердце стучит в горле, руки и ноги такие тяжелые, что хочется стоять без движения и просто прижимать её голову к груди и молчать.
          Она сама начала рассказывать о себе. Она – сирота, родители погибли в прошлом году в авикатастрофе. Месяц назад, в июне, она  закончила школу, хотела пойти в театральный, но не прошла по конкурсу. Работу пока не нашла, кто-то посоветовал ей стать моделью для студентов в Академии художеств. Она пришла – её взяли. Платят немного, но пока хватает. Живет недалеко отсюда. У неё большая квартира. Думает, может, продать её и купить поменьше, а то квартплата большая и, наверное, не потянуть.
         Он слушал, но слова доходили, как сквозь вату. Каким-то коротким приглушенным звоном. И всё было, как в дымке.
         Он сам не мог понять, что с ним. Ни разу в жизни он не испытывал ничего подобного. Ну разве только во сне, когда, раскинув руки, он летал над городом в белую ночь. Кажется, такая странная ночь еще не закончилась, но уже где-то загоралось солнце и ленивые облака потихонечку отодвигались друг от друга, чтобы первые лучи могли проскользнуть сквозь них и чуть-чуть подсветить белесую дымку над водой.
           Это состояние было первым вестником вдохновения. Оно буквально поднимало его над землей, и тогда он мог стоять у мольберта сутками и писать, писать без остановки чудесные картины. Именно такие вещи вызывали восторг и восхищенье и продавались сразу же или отправлялись в галереи и музеи.
          Что сделала с ним эта обычная юная красавица? Он что красавиц не видел? И здесь в России, и в Италии, и во Франции, когда ездил со своей выставкой…
Но это был, как солнечный удар. С трудом  он находил слова, чтобы поддержать разговор и не выглядеть идиотом. Что-то говорил, о чем-то спрашивал. Но тут же забывал и свой вопрос, и её ответ.
          Вдруг потемнело. Ниоткуда набежали тучи. Вначале закапало. Потом мелко посыпались дождинки. Потом они превратились в струйки. А через несколько минут хлынул ливень.
          Они спрятались под крыльцом какого-то ресторанчика. Он предложил пообедать. Вошли, сели. Им дали меню. Она выбрала легкий салат, рыбу, сок. Он хотел заказать, как всегда, мяска и коньячку, но решил, что девушке надо предложить вина и заказал бутылку Шардоне. Сырную тарелку. И всё.
          После первого холодного глотка неожиданно в голове просветлело. Вата из ушей исчезла. Глаза стали видеть не только то, что перед ним, но и то, что вокруг. Вот полутемный зал, вот старое пианино, вот неслышный официант, вот окно. Через окно видно, что  дождь закончился. на лужах появляются и исчезают пузыри. Значит будет тепло. И это хорошо.  Свадьбу можно будет не откладывать.
           Эта мысль, выскочившая вдруг так же, как и дождь, ниоткуда, его даже не напугала. Наоборот, он так обрадовался, как будто увидел спасительный канат, брошенный ему с корабля, когда он, казалось, уже  захлебывался и погибал.
          Да вот же решение! Конечно же он женится на ней, и тогда уже она никуда от него не уйдет. Он так боялся потерять её, что, наверное, согласился, чтобы его приковали к ней. Чем угодно, даже цепями, как Прометея.
           Адриана без удивления смотрела на него. Она тоже выпила вина, но блеск в глазах не стал ни ярче, ни темнее. Он был постоянным и таким притягательным, что можно было смотреть в эти глаза, не уставая. Как на огонь в камине.
- Я знаю, о чем Вы думаете. И я согласна, - сказала она спокойно.
Валерий, который подбирал слова, чтобы совсем не ошарашить девчонку, споткнулся  на извинении и смог только моргнуть.
- Вы что мысли читаете? – сухими губами прошептал он.
- Не удивляйтесь ничему. Моя бабушка была на Украине известной колдуньей, я хоть и мало была с ней, но что-то передалось. Я по выражению лица могу угадать, о чем человек думает. И характер сразу угадываю.  Я вижу, что Вы добрый человек и что мне с Вами будет хорошо, поэтому я не буду играть и кокетничать. Я пока в Вас не влюблена, но Вы мне нравитесь,  и я согласна быть Вашей женой.

         Ну что еще рассказывать? Да, они поженились. Буквально через две недели. Его друг Игнатий Петрович, когда стал ему рассказывать о выставке в Манеже, был немало удивлен, что Валерий сказал жуткую фразу, смертельную для любого художника: «Не надо никаких выставок! Я женюсь!»
          Все были в шоке. На свадьбе народ рассматривал невесту и жениха, и все хором решили, что он просто сошел с ума. Девчонка, конечно, мила и даже где-то и необычна. Но чтобы до такой степени потерять голову?!
          Да, если Господь, хочет кого-то наказать, он лишает человека разума. Видно, были какие-то грехи у этого красавчика, раз он получил такое наказание.
Его прежние девушки наперебой предсказывали быстрый развод, измену или еще что-нибудь в этом роде. Мало кто радовался их внезапному союзу.
          Невеста, однако, держалась с достоинством и этим покорила большую часть художников. Творческие люди уважают прямую спину и открытый взгляд. Когда смотришь прямо в глаза, то сразу видно, что в душе нет подлости. А это – главное в творческой среде. Ведь зависть, как говорил один мудрец, самое искреннее чувство человека. А от неё – так много гадости (простите), что иногда и до смерти она может довести.
          Семейная жизнь была такой непривычной и чудесной для художника. Теперь с утра он пил прекрасный кофе и ел настоящий семейный, а не холостяцкий (на скорую руку) завтрак. И обед. И ужин. Про ночи уже и не говорю. Это было такое волшебство, которое ему и не снилось…
           Но даже и это было неважно. На него напало вдохновение,  и он стал писать её во всех  мыслимых и немыслимых позах. И на фоне городских пейзажей, и на пленере, и как портрет, и в полный рост, и обнаженной, и в драпировке.  Почти, как Гойя свою маху.
           Одна картина была особенно хороша. Довольно большая по размеру, она вся светилась нежными солнечными красками. На берегу моря, под выступом скалы, на блестящем белом песке сидела в пол-оборота к нам настоящая русалка, с ореховыми глазами, шелковыми волосами и красиво улыбалась. Картина была настолько живая, что, казалось, если дотронешься  до нарисованной девушки, то почувствуешь её тепло и нежность кожи.
             На выставке картина произвела фурор. Её купил музей современного искусства и через несколько дней был открыт зал, где среди других его картин была и эта, неправдоподобно реальная. Народ валом повалил смотреть, и вправду потрясение было настоящим. Критики захлебывались от восторга. Показали даже специальную телепередачу. Его имя стало популярным. Посыпались заказы. Валерий неожиданно разбогател, и теперь каждое лето и конец зимы они проводили на теплом море и радовались жизни.
            
             Так прошло три года. Замечательных, неповторимых, волшебных.
Наконец, он заговорил о детях. Адриана сослалась на молодость, на то, что они еще не насладились как следует друг другом и что надо подождать.  Он согласился и решил пока не говорить об этом, чтобы сохранить её спокойствие.
             Однажды, Валерию надо было зайти в музей по делам. Когда все вопросы уже были решены, он не смог себе отказать в удовольствии и пошел в зал, где висела картина с его красавицей-русалкой. Всё было также роскошно, но…. Что-то изменилось. Неуловимо, но глаз художника может увидеть и лишний мазок, и отвалившийся  кусочек краски, который специально был оставлен для оригинальности.
            Валерий ближе подошел к картине. На прекрасном молодом лице возле глаз появились мелкие морщинки. Губы уже не так влажно и молодо блестели. Брови слегка нахмурились, но это не портило лица. Оно по-прежнему было привлекательно и манило своей необычной красотой.
           Валерий был озадачен и решил, что он просто устал. И что ему всё это показалось.
           Когда он вернулся домой, она позвала его ужинать, а потом сослалась на легкое недомогание и легла на диван подремать.
Он стал пристально  рассматривать её лицо. Оно было таким же нежным и молодым, как и три года назад. Валерий покачал головой и усмехнулся. Конечно же, ему всё показалось. Что за глупые мысли! Он так счастлив со своей Адрианой.
           Через год ему предложили поехать на месяц в Америку, открывать очередную выставку. Жена не поехала, сказала, что хочет побыть одна, отдохнуть от обедов и ужинов, понежиться с кошками.
           Он уехал со спокойной душой. Всё прошло просто феерично. Он и не ожидал даже, что его будут принимать с таким восторгом. Постарались журналисты и галерейщики, которые тоже были заинтересованы в том, чтобы его картины раскупали. Он получил гонорары и купил для своей несравненной красавицы старинные серебряные браслеты. С какой радостью представлял он встречу с любимой. Буквально летел и таял от предчувствия жарких объятий.
          Адриана встретила его радостной улыбкой, но в глазах… в глазах не было блеска! Огонек почему-то погас. Что-то сжалось в его сердце, но он успокоил себя тем, что это было вечером, ему могло показаться.
           Да, объятия были жаркими, но как будто немного механическими.
Когда наутро он стал её расспрашивать, как она жила, она почему-то смотрела в окно или на тарелку. Отвечала спокойно, но отрешенно.
- Ты не больна? – спросил он взолнованно. Ему вдруг стало страшно, что она может заболеть и умереть.
- Да нет, просто хандра какая-то, - ответила она и ушла в спальню.
Он еще что-то говорил ей, предлагал пойти к доктору, но она отвернулась к стенке, и сделала вид, что спит.
           Весь охваченный какой-то тревогой, он позвонил Игнатию и напросился в гости.
Игнатий не смотрел ему в глаза, рука дрожала, когда он чокался с ним рюмкой. И Валерий понял, что здесь есть тайна, которую Игнатий и его жена не хотят ему рассказывать.
- Ты что-нибудь знаешь о ней? – глухо спросил Валерий.
- А что? – тупо переспросил Игнатий.
- Ну, давай, не тяни, рассказывай. Чего уж теперь. Я готов ко всему.
          Помолчали, выпили по второй, по третьей. После пятой Игнатий рассказал ему, что Адриана однажды позвала его, чтобы он поправил карниз, потом покормила обедом, они выпили и она  затащила его в спальню.
            Игнатий ненавидел и себя, и её. Но это было такое безумие, от которого он не мог избавиться.
Через три дня ему позвонил его друг Коля и с восторгом стал рассказывать, как хороша в постели  Адриана и что она согласилась ему позировать обнаженной.
          Еще через несколько дней он узнал, что и Александр тоже «вешал карниз», и Артур,  и Игорь…
           Валерий сидел абсолютно разбитый. Алкоголь притупил чувства, но  сердце буквально рвалось на куски.
           Он остался у Игнатия. Проспал на диване, а утром встал и побрел в музей современного искусства. Ему не хотелось идти домой. Он не знал, что говорить, как смотреть в глаза, как жить дальше.
           Охранник узнал его и пропустил, хотя в музее был выходной и никого из служителей не было. Валерий поднялся  на второй этаж в  «свой зал», подошел к картине и отпрянул. Русалка сидела в такой же соблазнительной позе, всё так же блестел песок под солнцем, искрилось море, и даже ветки сосен как будто бы качались от дуновения морского ветерка, но лицо красавицы было похоже на страшную маску: под глазами легли глубокие тени, морщины обезобразили щеки и шею,  огонек в глазах потух, брови сошлись и образовали глубокий и страшный «нахмур». Это лицо было таким отвратительным, что Валерий не удержался и стал вначале царапать его ногтями, а потом вытащил из кармана перочинный нож и со всей сил принялся резать и кромсать холст.
          Охранник услышал шум, прибежал и буквально остолбенел от этого ужасного зрелища. С трудом оттащил он обезумевшего художника от картины. Вызвал «скорую» и отправил его в больницу. Потом вызвал директора. Зал закрыли.
          Валерий лежал в бреду. У него начался сильный жар, потом он впал в кому и так провел в больнице почти два месяца. Он не знал, что его супругу в тот же день нашли мертвую в квартире с обезображенным лицом. Однако из квартиры ничего не пропало. Следов  преступников не нашли и дело превратилось в «висяк».
           Адриану приехала хоронить какая-то её дальняя родственница из Украины. Молчаливая и неприметная. Она увезла гроб с телом. Поэтому, когда Валерий вышел из больницы, он даже не смог прийти попрощаться с женой.
             Еще года два он был очень подавлен. Но рядом был друг Игнатий. И, в конце-концов, дело пошло на поправку. А картину он выкупил у музея  и сжег…..