ночной странник 15

– Итак, как ты уже знаешь, Аделина, меня зовут Ольга. Но я предпочитаю Х
Хельга. И все же, Уильям не просто так привел тебя сюда. Он не стал бы тревожить покой моего уединения без веской причины. Говори же.
Ее голос слегка раздражал меня своей высотой, но в нем было много власти. Голодными глазами она вперилась в меня, а я послала взгляд Уильяму. Он шепнул моему разуму: «Не бойся. Говори, о чем хочешь. Когда она сытая, она совсем вредная»
– Неправда! Ты нагло лжешь! Я совсем не вредная, просто меня никто не любит, и я совсем одна!
– Если ты будешь так говорить, маленькая вредина, то так и будет! – Уильям нервно оскалился.
– Хорошо, сегодня я помолчу. Но когда мы еще раз встретимся, я все расскажу о том, как ты меня игнорировал!
– Позволь спросить тебя о том, почему ты помогала мне на суде, – это было первое, что пришло мне в голову.
– Хм. Трудный вопрос, конечно. Я не говорю, что я помогала. Я выполняла свой долг перед закрытым кланом. Если были нарушены законы, следовало восстановить справедливость. Dura lex
– Sed Lex. Но ты могла свидетельствовать, что я вышла на улицу в неположенное время.
– Все имеют право на свободное перемещение. Ты не так глупа, как кажется. Но ты безумна. Тебе приснился сон, но ты не стала слушать голос своего подсознания…
Екнуло сердце. Эта девочка определенно была в курсе моих «видений».
– Впрочем, я не о том. И тебя интересует другой вопрос. Задавай, не стесняйся.
– Книга. Манускрипт. Почему вся адская нечисть считает, что он у меня?
– Вот это уже ближе к истине. Аделина, ты должна поразмыслить: раньше тебя не волновали темные силы. Ты уже не верила в Бога. Ты покинула родной дом и поехала сюда, чтобы избавиться от кошмаров, терзавших твою и без того больную душу.
Хельга была права. Я бежала, но тоска по Родине вынуждает меня и сейчас возвращаться к истокам, чтобы снова бояться остаться одной.
– Зато теперь у тебя есть Уилл. Я даже чуть завидую тебе, ведь ты можешь быть с ним, прикасаться к нему, возлечь с ним на ложе… каждую секунду опасаясь, что он убьет тебя. Я же этого вовсе лишена.
Она опустила свои красные глаза и стала болтать ножкой. Вампирша раскрыла книжку и стала бормотать. Мне стало ее чуть жалко.
– Ты смеешь жалеть меня? Не отвечай, я вижу это по твоим глазам. Вы, люди, такие предсказуемые. А мы черствые. Так и должно быть, ничего странного. Но ты не бойся моих суждений, что он могут значить для тебя, не прожившей еще и четверти века?
– Хельга. Не пугай ее. Я понимаю, что тебе хочется превосходства, но повремени хоть чуть!
– Ладно, Уилл, так и быть. Что ни сделаешь ради драгоценного нелюдя? Аделина, ты не должна бояться. Ты не должна прятаться. Ты должна жить и помнить, что жизнь достаточно коротка, чтобы успеть все задуманное. Можешь не корить себя за то, что связалась с нами. Не каждый смертный способен найти в себе мужество и перебороть инстинкт самосохранения.
– Я могу спросить тебя о том, что ждет меня?
– Можешь. Но я не гарантирую тебе, что мой ответ тебе понравится и будет правдив.
– Почему я?
– Хороший вопрос. В нем столько всего сокрыто, что даже я, лучший ум клана, могу запутаться. Не суть. Множество разных факторов сложилось. Ты в переселение душ веришь, Аделина?
Я задумалась. Иногда меня посещали мысли, что все повторяется и мы проживаем не одну жизнь, но почему-то не всегда явственно помним предыдущие.
– Предположим, что да.
– Мне не нужно твоих жалких предположений, мне нужно точно!!! – разъяренно вскрикнула она, и глаза сверкнули огнем.
– Да, я верю! – в ответ заорала я.
– Что ж, ладно. Представь, что ты когда-то знала какого-то человека, была с ним в хороших отношениях, но смерть вас разлучила. Ты или он, не важно кто из вас, вы не успели обменяться чем-то важным, и каждый раз проживая новую жизнь ты пытаешься найти этого человека и окончить начатое.
– Это я и без тебя знаю, Хельга.
– Грр, тогда проще. Кто-то думает, что ты знаешь то, что было ведомо твоей личности много лет назад, что сохранила память. Быть может, это и ошибочно с его стороны, но он тверд в своих убеждениях.
– Мерзкая девчонка! Как ты смеешь утверждать, что это ОНА – носитель знания! – зашипел Уильям.
– Я не говорю об этом, Владыке лучше знать, я лишь пытаюсь навести ее ум на верную мысль!
– Заткнитесь вы оба, или я сойду с ума!!!
Вампиры уставились на меня своими мерцающими каменными глазами и не смели и пикнуть. Только Хельга постукивала пальцами по подлокотнику, и губы ее слабо дергались в полуулыбке.
– Тебе не страшно оставаться маленькой?
– Дети боятся темноты. А я в ней живу и все прекрасно вижу. Чего мне бояться, кроме вас, людей?
Она встала и легкой поступью подошла ко мне, поднялась на цыпочки и шепнула прямо на ухо: «Иногда лучше оставаться маленькой. Тогда ты не думаешь о том, как к тебе будут относиться. Я уже говорила, что люди очень сентиментальны и пытаются заботиться о детях. С другой стороны я почти не в состоянии прокормить себя, и мне приходится прибегать к сторонней помощи. Но, моя леди, я не виню тех, кто так подло поступил со мной. Теперь я могу учиться всему. А быть женщиной дано не всем. Я и не стремлюсь.»
Мне стало как-то не по себе от мудрости, сосредоточенной в этом маленьком кукольном теле. Она положила книжку на полку и, подпрыгивая на одной ножке, исчезла во тьме. Оттуда же долетел ее голос: «Если хочешь, приходи ко мне. Но приноси с собой термос. С вкусняшкой, ладно?»
Я клятвенно пообещала не забыть. Меня трясло от холода, который ощущался в этом доме.
Уильям подошел и положил руку мне на плечо, чтобы подбодрить. И у него почти получилось. Позже, ан улице, я спросила его:

– А кто сделал ее вампиром?
– Член нашего клана. Его уже нет в живых. Пропал на какой-то глупой битве. Девочка осталась одна, ее нашел этот вампир и долго опекал. Но когда он понял, что хочет быть с ней вечно, то решил обратить ее. Конечно же, он собирался подождать, пока она вырастет и сможет стать для него точно любовницей, но ему как всегда не повезло.
– Война? – наивно спросила я.
– Именно. Осколок стекла. И нет ребенка. Он не мог простить такой позорной смерти, и нарушил правило. Самое странное в этой истории, что его не казнили, а новообращенную не изгнали восвояси. Чуешь подвох, Ада?
– По правде говоря, нет.
– Я тоже. Мы сломали себе головы, но так и не поняли мотива Владыки. Зато к Хельге почти всегда можно обратиться с советом. Несмотря на то, что в ее хрупком теле сидит детская душа, вредная и нетерпеливая, это очень мудрая личность.
Уильям грустил, если может грустить вампир. Он проводил меня до дома и, не прощаясь, ушел в предрассветную ночь.
Хельга мне кого-то напоминала. Теперь это дежа-вю посещало меня слишком часто. Но я слишком сильно устала и совсем замерзла и не раздумывая легла в постель.


25 сентября

В квартире было тепло. Недомогание и кашель ушли прочь. Правда, меня обуяла лень и я просто валялась в постели и смотрела в потолок. В обед мне позвонил продюсер и предложил сходить на концерт симфонической музыки.
– Девочка моя, мне перепал лишний билетик. Кто-то отказался, и я выкупил его за треть цены. Это будет небольшой, но весьма хороший концерт. Не хочешь ли послушать симфоническую музыку?
– А когда?
– Сегодня вечером. Полагаю, ты не занята и прекрасно понимаешь, куда идти.
– Все верно, приезжайте ко мне, я не хочу идти поздним вечером одна.
– Я приеду в пять и завезу партитуры, которые откопал в этом городе.
Вот и наклюнулось дело на вечер. Я давно не слушала хорошие оркестры. Особенно скучала я по русской музыке и итальянской опере. Во всяком случае, меня ожидало приятное времяпрепровождение.
Флейта расстроилась, и мне пришлось лезть за камертоном, чтобы вернуть былую чистоту звука. Больное ранее горло давало знать о себе: мне не хватало дыхания, чтобы вытянуть длинный мотив. Я так окунулась в музыку, что не расслышала с первого раза дверной звонок. Вольф Генрихович принес в квартиру запах мокрой от дождя улицы и горсть гнилых листьев на сапогах.
– Ты совсем заработалась, девочка моя! Ну разве можно так издеваться над собой, а?
– Такой отдых мне только в радость, я и не заметила, как пролетело время.
– Ну что ж, раз ты не устала, я предлагаю тебе почитать с листа.
Он дал мне стопку партитур, разделся и по-хозяйски ушел на кухню, чтобы вскипятить чайник. Ноты были совсем новые, заботливо написанные кем-то от руки: почерк ровный, плавный, с небольшим наклоном. Очевидно, этот человек много раз переписывал что-то, и у него выработался почти каллиграфический почерк.
– Кто писал эти ноты, Вольф Генрихович? Ужели вы?
– Что ты, Ада. Ты же помнишь, как я пишу: курица лапой лучше нарисует!
Мы оба засмеялись.
– Это один студент, очень аккуратный молодой человек, он долгое время просиживал в библиотеках, когда ксерокопирование документов в СССР не было распространено. Вот так всю жизнь и пишешь себе те ноты, которые нужны. Сейчас все проще: пришел в магазин, купил, если нет – дорога тебе в библиотеку, где их же можно и скопировать. Никакой романтики!
– Угу. А что здесь?
– Что-то из переложений популярных мелодий, я еще сам не смотрел. Вот сейчас ты мне и покажешь хе-хе-хе.
Я выбрала наугад что-то, выяснилось, что я не знаю автора. Но читать с листа я еще не разучилась. В целом мелодия оказалась довольно простой, но также неизвестной. Она была даже несколько надоедливой, моментально приедалась и не отпускала.
– Я вижу, что угадал! А можешь ли ты мне спеть что-нибудь?
Я отрицательно покачала головой. Продюсер сразу же все понял и не стал пытать меня дальше.
– Что ж, переодевайся, собирайся, и мы пойдем.
Пришлось погладить любимое платье, чтобы не казаться деревенщиной. Как оказалось, мои опасения не подтвердились. Внизу нас ждал таксист, и мне показалось, что еще чуть-чуть – и я совсем разучусь ходить пешком с этими роскошами жизни.
Слушателей на удивление оказалось много. Они разгорячено обсуждали какого-то вновь прибывшего гениального скрипача из Америки, который играл тут вчера охранник очень удивился, когда узнал, что я иду как зритель. Видимо, он уже успел привыкнуть к тому, что я прихожу сюда, как на работу.
– Отдыхай, Ада. В кои-то веки ты сможешь посидеть в зрительном зале и посмотреть на сцену со стороны.
Это и вправду было непривычно. Нас уже пустили в полутемный партер, а на сцене оркестр заранее расставил стулья. У меня екнуло сердце, когда я вдруг подумала: «почему я не там, а в зале?» Вскоре вышли и сами исполнители и седой чуть сгорбившийся дирижер. Оркестранты расселись и стали настраивать инструменты. Больше всего мне понравился единственный ударник на литаврах и группа медных духовых.
Как мы и ожидали, в программе были концерт Чайковского для фортепиано с оркестром, «Метель» Свиридова и другая «популярная», но от того не менее эффектная, европейская музыка. Моцарт «Волшебная флейта». Солистка играла очень хорошо, существенно лучше меня, и я вперила взгляд, чтобы перенять кое-какие навыки. Мне очень понравилось, как она держала руки, и как дышала на длинных фразах. Почти незаметно она вбирала воздуха на полный объем своих легких, хотя комплекции она была моей, и ростом лишь чуть выше. Вольф Генрихович пристально наблюдал за мной и, наверное, втайне радовался, что привел меня на этот «мастер-класс».
Когда дело дошло до Чайковского, наступил отдых для внимания, но работа для души не закончилась. Зрители сидели, как завороженные. Немного фальшивили скрипки, но пианист был превосходен. В любом случае, я не могла сколько-нибудь объективно судить о его таланте. Вечер удался на славу.
– Я буду просить лишний билетик почаще, тебе ведь понравилось?
– Да, Вольф Генрихович. Большое вам спасибо за такой вечер.
– Ой, да ну что ты. Я должен заботиться о твоем культурном отдыхе, ты же понимаешь, о чем я?
Он оставался в приподнятом настроении еще с моего последнего концерта.
– Кстати, дорогуша. Готовься эффективнее. Через неделю нам с тобой выступать. А потом посмотрим, куда податься.
Это-то меня и напугало. Я ничего еще не сочинила, а уже надо было отрабатывать все в идеал. И еще петь, а у меня горло… но продюсер оказался сообразительным, и наказал мне приходить к нему на репетиции каждый день.
Дома я была готова тут же приняться за работу, но мое внимание привлек фолиант Perpetuum Silentium. Он пылал алым огнем. Я инстинктивно дернулась за тряпкой, но бросила эту затею и просто подошла к нему поближе. Книга оставалась холодной. Я открыла первую страницу и увидела там совершенно новые символы, не те алхимические значки и сатанистские пентаграммы, а что-то очень похожее на иероглифы. Когда я попыталась перерисовать их, они стали исчезать, и я успела скопировать только треть листа. Фолиант сразу же стал таким же, каким я его обнаружила впервые, и «замолчал».
Мне было страшно, и я долго не могла уснуть. Я собиралась зайти к Владыке, чтобы он пролил свет на эти мистические события. Утро вечера мудренее…