ночной странник 17

29 сентября

Книга дала ответ лишь на немногие вопросы. Большинство символов оказались знаками планет, веществ и явлений. В Манускрипте не было картин, которые можно было бы расшифровывать по-разному, исходя из того, что означают такие элементы, как «чаша», «круг» или «клинок» к примеру. Поэтому, я все еще не была удовлетворена результатами поисков.
Мне показалось, что на первой дюжине страниц проявились новые элементы, которые я не заметила раньше. Когда я просмотрела тетрадку с записями, то удостоверилась, что находок там нет, и занесла новинки туда. Это были, очевидно, комментарии к тексту.
Около полудня я нехотя пошла на репетицию. Тим топтался под дверью, а значит Вольф еще не пришел. Блондинистый юнец пребывал в полудреме и не заметил меня.
– Тим, проснись, это я, Аделина, – осторожно шепнула я ему на ухо.
Он встрепенулся, как внезапно разбуженная птица, и уставился на меня сонными глазами.
– Здравствуй. Такая погода превращает меня в зомби. У меня ужасно болит голова, и я вообще не представляю, как мы будем работать.
Погода действительно была ужасной: мокрой и пасмурной.
– Я думаю, у нас все получится. Самое страшное в том, что мне подписали репертуар, который, в общем-то, не готов. За два дня нам придется собрать его. Возьми ноты, ознакомься.
Он взял партию аккомпанемента для флейты. Я же занялась изучением того романса Глинки, который сдуру отдала Мэйнсу. В холле эхом прозвучал голос продюсера.
– Что вы стоите, словно чужие. Вам следовало взять ключ и начать работу без меня. Мы только время теряем.
Сегодня он выглядел лучше, только глаза его были красными, как будто он плакал. С собой он взял папку, из который выпал листок с канонами. Опять его просили проверять домашние задания по сольфеджио.
– Программа на сегодня такова: вы добиваетесь слаженного звучания. На завтра оба учите наизусть свои партии. Завтра собираем все и вкладываем душу.
Он не собирался нас пинать, заставлять, пилить: он просто дал нам четкие указания. В конце концов, мы оба не были первоклашками, которым надо ставить руки и дыхание и следить, чтобы мы технически правильно извлекали звук. Этому нас, слава богу, обучили.
Я попросила Тима взять медленный темп, потому что не разыгравшись я не успела бы за ним. С листа читал он хорошо, аккомпанемент в основном оказался несложным. С другой стороны, моя тема была просто музыкальным извращением. Но я ее уже учила когда-то и теперь играла чисто по памяти. Вольф Генрихович иногда позволял себе вмешаться и отругать меня за пренебрежение текстом произведения, но потом он умолкал и возвращался к своему делу, которому не было конца.
Через пару часов мы все-таки устали. Мой учитель знал меня чуть ли не лучше, чем я сама, и поэтому захватил чай с печеньем. Это особенно понравилось Тиму, который не успел пообедать. После этого я стала распеваться, и голос слушался меня на удивление хорошо. Легкая хрипота, оставшаяся после недавней простуды, уже совсем исчезла и не мешала брать высокие ноты. Тут-то и было юнцу раздолье: его пальцы бегали почти по всей клавиатуре рояля, и Тим еле успевал следить за ними.
Уже поздно вечером мы завершили репетицию. Все еще оставалось достаточно сырым и требовало детальной проработки. Я пожелала всем хорошей ночи и ушла рассылать письма.

1 октября

Прошлый день мы посвятили репетиции и прогону произведений. Вольф то и дело останавливал нас, брал карандаш и делал пометки, отчего все ноты превращались в чащу штрихов и заметок. Он порой сам садился за рояль и показывал, что надо делать. За это я его безумно уважала.
Наконец-то пришел ответ с предложением встречи на нейтральной территории. Я согласилась побеседовать в холле одной лавки антиквариата. Аудиенцию на это утро просила американка, всерьез изучающая символику средневековой Европы. По крайней мере, она так о себе заявила.
Я постаралась выглядеть как можно презентабельней: надела пиджак, взяла неприметную сумку, в которую положила манускрипт. Я искренне надеялась, что у меня будет время до вечера, чтобы отдохнуть.
На улице было сыро и мерзко. Холодная морось сыпалась с неба и делала дорогу опасно-скользкой. Машины, проезжавшие через лужи около тротуара, обдавали прохожих грязной водой. Серое небо отражалось от таких же серых окон верхних этажей, а металл и бетон стен сливались, и мир становился однотонным. Все это навевало жесточайшее уныние и убивало всякое вдохновение. К счастью, холл мастерской был исполнен в стилистике каюты корабля без окон, обшит медовыми панелями дерева. Сразу становилось тепло и уютно, печальные мысли улетучивались сами собой. Желавшая встретиться особа сказала, что узнает меня, так что я сидела и болтала ножкой в ожидании встречи.
Каково же было мое удивление, когда ко мне подошла женщина лет под 30 со внешностью отчаянного хиппи. Ее длинные волосы были перевязаны бисерными лентами, обрамляющими веснушчатое милое лицо с живыми зелеными глазами, а костюм напоминал о давно ушедших семидесятых. Она пожала мне руку и представилась.
– Розалия. Или просто Роза. Я вас немного шокировала?
– Нет, просто я составила другой портрет исходя из нашей беседы.
– Многие ошибаются, но это не помешает нам, надеюсь?
– Нет. А как вы меня узнали?
– Ну… я была на паре ваших концертов и сразу поняла, что не ошиблась. Доставайте материал, мы посмотрим.
Когда я положила Манускрипт на стол, женщина в восхищении всплеснула руками, и я увидела широкие браслеты из стеклянных и металлических бусин. Роза бережно провела тонкими пальцами по корешку, открыла его на первой странице и через очки стала читать.
– Это очень, очень ценная вещь. Мы, возможно, даже не представляете себе, насколько…
Я сдавленно посмеялась. После всех событий, связанных с книгой, меня трудно было переубедить в ее ценности.
– Что вы можете сказать об этом?
– Во-первых, это ритуальная книга очередного культа Сатаны. Я уверена, что вы сами это поняли. Расшифровку планетарных символов алхимии вы легко можете найти в Интернете. А вот эти знаки заслуживают более пристального внимания.
– Слегка видоизмененная свастика, похоже, может символизировать огонь, из которого можно получить вещество. Мы изменяем меркурий, то есть ртуть, в поисках нового элемента.
– Вы можете сказать что-либо про язык?
– Насколько я могу судить, здесь довольно легко поддающиеся расшифровке латынь и староанглийский. С другой стороны, я видела египетские иероглифы и вязь санскрита, причем последний представляет особую сложность. Несмотря на то, что мы знаем суть многих Вед и Рамаяны, этот древний язык непонятен современному европейцу. Придется изрядно помучиться, прежде чем мы сможем выудить что-то.
– Но ведь его немало изучали!
– Да, но это, очевидно, совсем архаичное наречие. Позвольте мне еще посмотреть.
Роза сидела долго, уткнувшись носом в книгу, и что-то чертила для себя. Я даже и не думала ее отвлекать. Вдруг она всполошилась и резко закрыла книгу.
– А вам известно, что эту книгу нельзя читать вслух? – шепнула она.
– Откуда, позвольте спросить, ВЫ это узнали?
– Там ясно описано, что тот, кто посмеет потревожить очередное «древне зло», будет жестоко наказан.
– Стандартное предостережение…
– Вполне возможно. Но массы все равно верят в проклятие гробницы Тутанхамона.
Меня передернуло. После того как на меня совершили три нападения, я начинала верить во всякую чушь.
– Еще я прочла что-то про охранные заклятья на староанглийском языке, в разделе, где превалируют очерки о египетских чарах. Очень действенные рецепты приворотных зелий, составленные из болотных кореньев, праха мертвеца и локона волос любимого.
Она громко рассмеялась, и я подумала, что передо мной сидит самая настоящая ведьма.
– Если вы позволите сделать мне несколько снимков, я вышлю вам вердикт моих исследований в течение недели.
Я наивно позволила ей сделать это в надежде, что меня не обманут. На том мы распрощались. Когда я убирала манускрипт в сумку, он снова стал горячим…

К вечеру я стала собираться на концерт. Уильям обещал пробраться за кулисы и деморализовать скрипача. Это меня слегка приободрило, и я морально подготовилась к возможному провалу. Платье нуждалось в глажке и чистке, но на первое не было ни времени, ни сил. Кое-как приведя себя в порядок, я пришла в гримерку.
На часах было еще только три дня, и ни о каких гостях речи не шло. Фортепиано оказалось расстроенным, что меня очень огорчило. Вскоре явился Тим, и по его лицу я видела, что он тоже в подавленном состоянии. Что ж, всякое бывает. Я строго запретила ему до поры до времени прикасаться к клавишам лже-инструмента, и он просто контролировал меня. Когда пришел Вольф, то сразу просек, в чем дело и, изрыгая проклятия, ушел искать другой кабинетик. Он, конечно же, нашел его (тот самый, с роялем) и дал нам шанс нормально подготовиться.
Время шло, а гений скрипки не появлялся. Я уже стала сомневаться в том, что он участвовал в сегодняшнем концерте. Я думала, что он не упустит шанс высмеять потенциальную конкурентку, и не ошиблась. Незадолго до начала он явился, весь сияющий и довольный. Это был прилизанный мужчина, противный мне более, чем Крис, с гладко уложенными темными волосами, в дорогом фраке и с очень дорогой скрипкой. Уж не от самого Страдивари ли?
– Вижу, что вы еще не готовы. Ах да, вы выступаете последними. Это очень печально…
– Не ваше дело, мистер… Браун я полагаю? – Я попыталась ответить как можно более мягко.
– О, вы меня знаете? Автограф?
– Нет уж увольте! – вмешался Вольф. – Моя ученица должна усердно трудиться, чтобы быть в надлежащей форме, и вам, как высококлассному музыканту, должно быть известно, что отвлекаться нельзя. Можно потерять настрой.
– Вы правы, я удаляюсь.
Напоследок скрипач оглядел нас своими светлыми рыбьими глазами и ушел за кулисы.
– Высокомерный… А, не наше дело, Ада. Ты же понимаешь, что тебе еще есть чему поучиться?
Я кивнула и начала распеваться. Приятно было слышать нормальный рояль.
Пока мы ждали своей очереди и провожали взглядом двух девочек-певиц, я услышала едва различимую среди звуков музыки, поступь. Не было сомнений в том, кто пришел. Уилл, как всегда, блистал. Он уже принес цветы и молча встал в стороне. Мимо как раз прошел Джек и очень удивился.
– Кто вы? Я вас не знаю!
– Зато я знаю вас, Джек. Кажется, слышал вас в Сиэтле. Мда, вы действительно можете играть лучше, существенно лучше. Чистота звук на высоте, но техника…
– Техника… какая? Что вы хотите сказать?
– Вы уверены, что зритель сможет слушать вас целый час? Они сбегут прочищать уши шумом улицы после вашего унылого исполнения классики.
Гордый скрипач просто обмяк. Он вытер пот со лба кружевным платком, промямлил что-то невнятное, и, подавленный, убежал подстраивать инструмент.
– За что я люблю тебя, Уилл, так это за твои появления вовремя. Теперь он не будет мешать нам своими насмешками! – сказал Вольф.
– Ну что ты, я пекусь только о ней, – он указал на меня, и мои щеки покрылись румянцем.
Вампир не стал пробираться в зал. Он хотел мне что-то сказать после всей этой суматохи.
Выступили мы вполне себе сносно, но как-то без особого экстаза. Сказалась деморализация союзника противником. Зал был рад видеть меня, но зрители не могли меня обрадовать. Мальчик очень старался не заглушить меня, но мой голос звучал слабо и вяло, и я ничего не могла поделать. После хвалебных од конферансье в наш адрес мы откланялись, пожиная лавры. Все исполнители вышли на сцену, чтобы получить цветы. Мне очень понравился дуэт девочек. Их голоса были точно хрустальными и звонкими, слушались очень приятно. Оказалось, что они местные и так готовятся к конкурсам.
Продюсер напомнил, что завтра я должна пойти получить гонорар, и оставил нас. Провожая меня домой, вампир рассказывал что-то про то, как они искали нападавшего, осмелившегося бросить вызов клану, но я не слушала. С его лица уже давно клочьями сползала маска интеллигентного художника, и проступала морда охотника. Он сам не мог не заметить того, что я тоже меняюсь. Восторженная наивность и восхищение местными красотами и людьми уступили место унынию и апатии.
– Я принял решение. Завтра вечером мы едем к Клариссе.
Меня как будто окунули в холодную воду и выбросили на мороз: по телу пробежала ледяная дрожь, а потом стало растекаться тепло.
– Это будет испытанием для тебя, но она сможет помочь в том, о чем никогда не скажет Хельга. Тебе будет очень нелегко под ее «чарами», но я уверен, что ты справишься.
– Мне нужно что-то взять с собой?
– Хм… только флейту. С давних пор моя хозяйка любит музыку. Я заберу тебя на такси, она живет за городом. Приеду, как только достаточно стемнеет.
Он вручил мне цветы и ушел. Вероятно, на охоту.

2 октября

Как я и думала, почтовый ящик пустовал. Кошмары меня пока не мучили, и я могла отдыхать. Небо разветрилось, и проступила его естественная голубизна. Воздух очистился после ночного дождя, и идти было легко и приятно. По дороге в редакцию я зашла в магазин купить торт за успешное выступление. Надо было поощрить Тима за то, что не растерялся и справился с такой авральной работой. Опять царило оживление среди художников: все бегали, шумели, трясли бумагами. Я с трудом нашла своего аккомпаниатора, в ужасе забившегося в угол. Мы пробрались в 302-й и стали ждать своей очереди. Мистер Мэйнс сегодня был добрым. Он почесал затылок и ласково предложил нам присесть.
– Добрый день, мои драгоценные. Как я понимаю, пора платить вам по счетам.
Он открыл сейф, отсчитал нам некоторую сумму и предъявил бланк для росписи. Я пересчитала банкноты – все та же сумма мелкими купюрами.
– Надеюсь, вы помните, что в середине месяца я дам вам в распоряжение на один вечер зал.
– Конечно, это было бы неплохо, – ответили мы.
Теперь я могла немножко пошиковать. Но мне ничего не хотелось покупать. С этими частыми переездами я забыла, что такое безделушки, пылящиеся по углам, что такое новая мебель. Зато я знала цену деньгам, как никогда раньше. Я пригласила Тима в квартиру, которую снимала на чай. Он пристально изучал вещи, которые я перевозила с собой.
– У вас безупречный вкус, Аделина.
– Ну я же просила на «ты».
– Мне непривычно, ты ведь старше.
– Но я же тебе не в бабушки гожусь, верно? – Я рассмеялась, наливая ему чаю.
Вся его стеснительность исчезла, когда он стал смачно жевать торт. Он все еще оставался ребенком, которому свойственны шалости.
– Позволь спросить тебя про Уилла. Кто это такой?
– Неужели ты не понял? Это типа мой парень!
– Да я не о том. Он какой-то странный. Его почему-то люди боятся, только Вольф Генрихович, – он с трудом выговаривал такое сочетание звуков, – не боится.
– Ты это верно заметил, дружище…
Может быть, мальчик все же догадался, что Уильям не простой человек. Но Тим не мог сказать наверняка, что его смущало или пугало. Мы уничтожили половину торта, и я предложила юноше посмотреть коллекцию моих книг, но он отказался. Вдруг мне позвонил Крис набиться в гости. Я не смогла ему отказать, и через каких-то полчаса он уж топтался у меня под дверью.
– О, Ада, благодарю тебя за то, что пустила меня в свою обитель.
– Довольно фамильярностей, не порть мне настроение!
– Я нашел для тебя важную информацию… м-м-м, кто-то ел торт, а мне не оставил?
Он жадно набросился на остатки и быстро съел еще четверть.
– Так что ты мне принес-то?
– А, вот смотри, адреса тех, кто занимается переводами с древних языков или разбирается в символах. Информация проверена и одобрена.
Это заслуживало благодарности, пусть даже и тортом. Я попросила Криса передать привет Стелле и отдала ему торт для подруги. Журналист ушел, и я смогла готовиться к предстоящей ночи, уже ни на что не отвлекаясь.
По мере приближения заката я ощущала все большее волнение. К горлу подступал комок, когда я вспоминала, что не все вампиры такие милые и «пушистые». Когда за окном стемнело, я приоделась и стала смотреть на улицу. Когда подъехал черный старый форд, точно с картинки, я поняла, что это за мной. Я погасила свет и открыла дверь. Вампир зашел неслышно и застал меня за работой над прической. Он положил руки мне на талию и заунывно пробормотал: «В течение недолгих передышек Наталия всегда делала так же…»
– Ты умеешь появляться неожиданно, даже когда я тебя жду.
– Вы, девушки, такие забавные… Не пренебрегай силой амулета.
Холодные руки нелюдя скользнули ниже, но я ускользнула из его хватки. Я не стала мучиться и надела джинсы, чистенькие и выстиранные. Мне показалось, что я похудела, потому что плащ сидел свободно. Не забыв про футляр, я спустилась к машине
<...>