Последний звонок

"ПОСЛЕДНИЙ ЗВОНОК"
повесть

АННОТАЦИЯ

Действия романа происходят в двух странах – в Азербайджане и США. В романе описана жизнь человека, начиная с его детства, проведенного в г. Баку, до студенческих лет и нескольких лет взрослой жизни, проведенных в другой стране.
После окончания школы главный герой решается на отчаянный поступок – оставить позади «старую» жизнь и броситься в погоню за успехом. И лишь проведя семь лет вдалеке от родительского дома, он осознает, что воспоминания о временах его детства продолжают занимать важное место в его жизни, и наконец находит ответы на многие существенные вопросы. И именно это «путешествие» определяет его взгляды на жизнь в будущем – после того, как он вновь встречается с той, которую покинул много лет назад, совершив самую серьезную ошибку в своей жизни.

Все действующие лица и события, описанные в данном произведении, вымышленные. Любое сходство с настоящими людьми или событиями случайно.

*****
Эльтон сидел за столом в спальне, перелистывая учебник по истории. В комнате было тихо. Лишь монотонное тиканье больших настенных часов и отдаленный шум, доносящийся с проезжей части, нарушали тишину его уединения.
Стрелки часов показывали половину первого. До начала занятий в школе оставалось около часа.
Эльтон протер глаза, пытаясь побороть легкую сонливость. Воздух стоял в комнате спертый. Он отложил учебник, встал и подошел к большому окну, которое было закрыто наглухо. Повернул ручку, и в комнату ворвался легкий ветерок с улицы. Гул с проезжей части слегка усилился.
Эльтон  вернулся на место и закончил повторение урока. Взяв со стула приготовленный портфель с книгами и тетрадями, он вышел в коридор, ведущий в прихожую комнату, и спустился с третьего этажа во двор.
Дом, где жил Эльтон с родителями и старшим братом, был обычной девятиэтажкой, построенной в восьмом микрорайоне города Баку еще в советское время. Он соседствовал с другими, такими же домами, выстроенными во дворе в виде прямоугольника. Здесь также находились две небольшие овощные лавки и сломанные качели, скрип которых можно было отчетливо слышать, когда во дворе становилось тихо. Позади дома находилась проезжая часть. Это был относительно тихий двор по сравнению с соседним, отделенным от проезжей части бетонной аркой, через которую доносились шум проезжающих машин и рев трактора, задействованного в строительных работах неподалеку.
Школа, где учился Эльтон, находилась в десяти минутах ходьбы от дома. Чтобы до нее добраться, нужно было пройти в соседний двор, пересечь «стройку» и проезжую часть, а потом пройти несколько сот метров до поворота во двор этого трехэтажного каменного здания.
Выйдя во двор, Эльтон сразу заметил своего товарища, который шел в направлении арки, размахивая толстым кожаным портфелем. Он ускорил шаг и поравнялся с ним.
- Как дела, дружище?– спросил он, хлопнув его по плечу. – Мы не опаздываем?
- Вряд ли, – ответил тот. – Сейчас все равно никого пускать не будут.
Эльдар жил в соседнем доме и ходил в ту же школу. Это был пухлый человечек с живыми глазами и круглым лицом. Он всегда носил кожаный портфель, в который клал всего одну или две книжки, а все остальное состояло из тетрадок и блокнотов с нескончаемыми записями. Эльтон знал его с четвертого класса.
Их объединяло многое. Оба держались в стороне от большинства ребят и вели свои собственные беседы. Их разговоры могли затрагивать самые разнообразные темы. Они говорили о других учениках, событиях, которые происходили дома. Или просто о мыслях, которые приходили им в голову. Одним словом, обо всем.
Они хорошо успевали. Эльдар был отличником, а у Эльтона это не получалось только потому, что ему не очень хорошо давались точные науки. Нередко они вполголоса разговаривали на уроках, обмениваясь своими наблюдениями, замечаниями или остротами на переменах. Некоторые свои наблюдения Эльдар записывал в блокноты, которые на следующий день заменял новыми.
Они завернули за угол и оказались во дворе школы. До начала уроков оставалось минут пять, и два старшеклассника, «охранявшие» вход, уже пропускали всех внутрь. Они прошли по длинному коридору, по обе стороны которого на стенах были развешены доски с объявлениями и всевозможными бумажками, а также расписанием, которое всем уже давно пора было знать наизусть, и очутились в фойе.
Именно здесь собирались ученики во время перемен, и это небольшое пространство наполнялось сотнями голосов постоянно куда-то бегущих, балующихся подростков. Эльтона раздражала эта суета, и он редко спускался сюда с верхних этажей во время перемен. Достаточно было того, что фойе приходилось пересекать каждый день, чтобы подняться на верхние этажи, где проходила большая часть уроков.
В целом это была вполне обычная бакинская школа с обычными порядками и правилами. Занятия проводились в две смены, как и в других учебных заведениях. Школа особенно оживлялась с началом второй смены, когда приходили ученики средних классов.
Сначала была математика. Ее преподавал Рахман Аскерович – невысокий мужчина лет пятидесяти с продолговатым лицом и тонкими черными усиками. Говорил он твердо, отчетливо, делая ударение на словах, в которых заключался главный смысл.
Рахман Аскерович был человеком «рациональным», как любил говорить Эльтон. Он редко повышал голос и делал замечания, но если это случалось, лишь редкие нахалы отваживались вновь мешать его работе. Спокойно переведя взгляд на возмутителей его спокойствия, он предупреждал, что они мешают ему и всему классу и что это может отразиться на их успеваемости. А потом иронически говорил «сейчас проверю, знаете ли вы материал, а потом беситесь, сколько хотите». Далее он начинал задавать нарушителям вопросы, на которые нельзя было ответить. И всегда хладнокровно, без лишних эмоций…
Далеко не всем хорошо давалась математика, а тем более, задачи, которые ставил перед классом этот строгий, но справедливый во всех отношениях преподаватель. Рахман Аскерович подходил к каждому занятию предельно серьезно, и если кому-то что-то не удавалось, не унимался, пока все не было полностью разъяснено, или, как он любил говорить, «разложено по полочкам». Тем, у кого все еще оставались вопросы, он предлагал остаться на полчаса после занятий, и если набиралось хотя бы человек пять-шесть, снова методично объяснял задачи, делал чертежи на доске и разбирал примеры.
Как-то раз его почти разозлили. Воспользовавшись тем, что он вышел из класса за журналом, который забыл в «учительской», несколько учеников, которым не сиделось на месте и не терпелось уйти домой, чтобы заняться своим обычным делом, – то есть, ничем, - устроили в классе настоящий беспорядок. Сначала поднялся ужасный шум, а потом по комнате стали летать ручки и бумажные самолетики.
Рахман Аскерович зашел в класс с журналом минут через десять. Все вокруг внезапно стихло, и в классе воцарилась гнетущая тишина.
Многие ждали, что учитель сейчас взорвется, а потом последует длинная лекция о том, как надо себя вести. Будет стыдно, и придется, опустив голову, выслушивать назидательные слова, краснеть, беспокоиться, что узнают родители …
Но математик был по-прежнему невозмутим. Он сделал паузу, осмотрел помещение. В воздухе кружила пыль, а по всему полу валялись бумажки, ручки и карандаши. Ученики сидели неподвижно, будто им уже задали хорошую взбучку.
Виновников этого бедлама Рахман Аскерович искать и наказывать не стал. Просто немного промедлил, стоя у своего стола, просматривая журнал, потом стал проверять домашнее задание. Далее ученикам представилась возможность разобрать примеры, с которыми они не справились дома, а потом математик, как всегда, объяснял новую тему.
В тот день даже самые активные ученики не проявляли особого энтузиазма, а самые активные болтуны хранили молчание. Все ожидали, что учитель обрушит на класс весь свой гнев. Но ничего подобного не произошло. Урок близился к концу, и зачинщики беспорядка уже начали думать, что им все сойдет с рук.
Рахман Аскерович не стал никому жаловаться или на кого-то кричать. Он вообще этого никогда не делал. Его замечания оказались, как всегда, лаконичными. «Не делайте то, о чем будете потом жалеть, - сказал он в конце урока, остановившись у выхода из класса. - Вы можете не стать великими учеными, выдающимися личностями, но знания вам все равно понадобятся, хотя бы для того, чтобы научиться мыслить. А с таким поведением вам будет сложно чего-то добиться. Предупреждаю вас, пока еще не поздно. Учтите, что вы учитесь для себя. Ваше будущее только в ваших руках».
После математики была история. Ее вела грузная женщина невысокого роста со строгим, испытывающим взглядом поверх больших квадратных очков. Войдя в класс, Светлана Андреевна сразу садилась за учительский стол в углу класса и начинала перекличку. Этот стол был гораздо выше парт, выстроенных в классе в три ряда, и это придавало учительнице еще более грозный вид. Какой-то шутник даже выцарапал на нем крошечными буквами слово «повелительница».
Светлана Андреевна внушала страх многим. Даже тем, кто успевал по другим предметам. Но дисциплина на ее уроке была строжайшая, и еще никто не осмеливался отлынивать от изучения ее предмета; ученики, которые плохо успевали, впоследствии будут с улыбкой вспоминать ее уроки, признавая, что именно благодаря ее настойчивости приобрели хоть какие-то знания, хотя тогда отнюдь не горели желанием «грызть гранит науки» и должным образом не ценили стараний строгой преподавательницы.
По мнению Эльтона, преподаватели в его школе были в целом справедливы, знали свое дело и могли должным образом определить уровень и потенциал ученика. По мнению многих его товарищей, а также некоторых членов преподавательского состава, Светлана Андреевна хоть и не была исключением, но подходила к оценке успеваемости чересчур строго и скрупулезно, если не сказать, придирчиво; в оценке успеваемости для нее далеко не последнюю роль играли ее собственные представления об ученике; эту репутацию заработать было нелегко, учитывая высокие требования, которые предъявлялись в этой передовой школе. Тем не менее, ее преданность своему делу могла служить ярким примером для ее коллег. Даже самые отпетые неучи были обязаны ей своими знаниями – еще никому не удавалось перейти в следующий класс, не сдав материал по ее предмету.
Эльтон чувствовал некоторую скованность на уроках Светланы Андреевны. Конечно, это был не страх, поскольку боялись лишь те, кто мямлил или не знал урока, особенно во время устных ответов. Он быстро привык к требованиям строгой учительницы, и получал «хорошо» по истории; как и Эльдар, он отвечал у доски уверенным, спокойным голосом. Однако впоследствии он станет сторонником широко применяемой в западной системе образования тестовой системы оценок, которая нивелирует влияние человеческого фактора на процесс обучения.
Когда учительница вошла, в помещении воцарилась тишина, не считая постепенно стихающего шума в коридоре. За перекличкой последовала «летучка». Светлана Андреевна устраивала их примерно раз в месяц, и, пожалуй, только в этом случае ученикам позволялось проявлять хоть какую-то изобретательность. Им предлагалось выбрать три любые темы из материала последних параграфов в учебнике и кратко описать их содержание на листке бумаги. Дети, у которых была хорошая память и способность точно излагать мысли, получали хорошие оценки по этим мини-сочинениям.
- Представь, сколько бы ты смог всего написать, если бы она разрешила тебе воспользоваться твоими блокнотными записями, - сказал Эльтон другу. – Ты сразу получил бы пять за всю четверть.
- А за остроумие тебе балл не прибавят? – парировал тот.
Потом Светлана Андреевна объясняла новую тему. Она говорила строгим монотонным голосом, стоя у доски. В одной руке она держала длинную пластмассовую линейку, а в другой - кусок мела, которым отмечала на доске даты исторических событий.
Речь шла о Великой французской революции. Это была достаточно интересная тема, и большая часть класса внимательно слушала рассказ о смене политического строя во Франции в конце XVIII века, приведшего к упразднению абсолютной монархии. Девочки, которые, как всегда, сидели в стороне от ребят, не перешептывались, как это часто случалось во время разбора нового материала, а сосредоточили внимание на преподавательнице.
Окно в классе было приоткрыто, и через него в помещение врывался легкий весенний ветер и доносился легкий шелест листьев и запах весенней травы. Эльтон вдохнул полной грудью свежего воздуха и откинулся на спинку стула. Его друг что-то писал в своем блокноте, время от времени поворачиваясь к нему и делая краткие комментарии. Последние полчаса прошли быстро, и он даже не заметил, как урок подошел к концу.
Потом был азербайджанский язык, а в конце - русский язык и литература. На эти уроки Эльтон обычно шел с удовольствием - гуманитарные предметы давались ему гораздо легче, чем точные науки, ему не надо было проводить долгие часы за учебниками в своей комнате.
Так он готовился к завтрашнему разбору домашнего задания по математике. Долгие часы за письменным столом по вечерам. Нескончаемые задачи, теоремы, формулы. Он повторял материал по нескольку раз и не уходил спать, пока не заканчивались задачи.
Эльтону больше нравилось писать сочинения и изложения по русскому языку и литературе, которые требовали проявления творческой мысли. Его правописание и грамматика были безупречными, а трудности он испытывал только с запоминанием правил, которые приходилось излагать во время устных ответов.
Эльтон понимал важность хорошего образования и ценил своих учителей. Особенно тех, чьи усилия, по его мнению, сыграли особую роль в его академическом росте и становлении как личности. Некоторые из его учителей до сих пор работают в этой школе, и он по сей день их навещает. Будто они были его родственниками, к которым приходишь, чтобы проведать, узнать, как у них идут дела, а потом долго стоишь у выхода и не можешь никак уйти. Когда-то он придет сюда с двумя букетами красных гвоздик, будет ходить по длинному коридору, здороваться, смотреть по сторонам, заглядывать в каждую классную комнату, каждый угол. И вспоминать время, когда все было просто, и он не был обременен этими мыслями и проблемами. Тогда Рахман Аскерович скажет с порога той самой старой аудитории: «Ты молодец, сынок, я горжусь тобой. Я считаю тебя своей победой. Этот Рамин, который сейчас учится у меня в классе, мне чем-то напоминает тебя. Жаль только, что такие ученики, как ты, мне попадаются лишь раз в десять лет…»
Старый добрый Рахман Аскерович…Он совсем не изменился. Только он теперь весь седой, и голос у него стал немного хриплый. Он все еще носит свой старый серый костюм и те же самые большие механические часы, на которые по привычке смотрит за несколько минут до конца каждого урока, перед тем, как задает на дом задачи. Он все также стоит на пороге комнаты и говорит своим отчетливым голосом, чеканя слова, объясняя каждую мелочь, каждый пункт своей непростой темы, по привычке постукивая костяшками пальцев по дверному косяку. И каждый раз выкладывается, как если бы это был последний урок, и потом будет уже поздно наверстывать упущенное.
Он не умел по-другому. Он старался одинаково как ради тех, кто это ценил, так и ради тех, кто его потом забыл.


*****
Эльтон сидел в гостиной и крутил в руках «кубик рубика», когда в комнату вошел его брат.
Эльшад был на два года старше Эльтона. Он был лишь на несколько сантиметров выше, но сложен плотнее. Хотя внешнее сходство было очевидным - почти один и тот же рост, проницательные черные глаза и густые черные волосы, - характеры этих двух разительно отличались, и родители часто удивлялись тому, какие они разные, а некоторые учителя с трудом верили в их родство.
Эльшад был достаточно жизнерадостным подростком и, казалось, всегда находился в движении. Он был общительным, энергичным, остроумным, даже смешным, если ему этого хотелось. Он много общался в школе как с хорошо успевающими учениками, так и с шалопаями, которые могли «срывать» урок или баловаться на переменах.
Он часто упрекал брата в том, что тот общается со своим школьным другом Эльдаром намного больше, раскрывает ему тайны своей души, а с ним ведет себя предельно сдержанно и «просиживает у себя в комнате наедине с собой и своими мыслями».
Это была правда. Его всегда поглощали мысли и соображения. Он жил в мире, который создал для себя сам. Но, несмотря на его замкнутость, братья поддерживали хорошие отношения и могли проводить долгие часы в своей комнате, весело болтая и разыгрывая шутки друг с другом. Эльтону это было необходимо - ведь если полностью изолировать себя от окружающего мира, замкнуться в своей скорлупе, можно сойти с ума.
Эльшад считал, что реальность всегда такая, какой ее себе представляешь. Он был уверен, что состояние человека зависит исключительно от его настроя и восприятия действительности, и для него «стакан всегда был наполовину полным».
- Привет, - бросил Эльшад, зайдя в комнату. - Что здесь делаешь?
Он часто задавал этот вопрос, который означал не более, чем приветствие.
Эльтон посмотрел на часы, и, заметив, что была только половина пятого, спросил:
- Уроки рано закончились?
- Последнего не было. А вообще, мне эта вторая смена не очень нравится. – Он немного промедлил, потом сказал: - Видел сегодня в школе, как ты с Костей спускаешься на первый этаж.
- Ну и что?
- Да ничего, просто говорят, что он странноватый, -  сказал Эльшад и плюхнулся в кресло с разбега. Он любил это делать.
- А мне все равно, что о нем говорят. Он приличный малый. Просто со многими не водится, вот они и решили, что он не такой, как все. Ты кому веришь – мне или своему окружению?
- Большинству, - сказал Эльшад, подбегая к стоящему в середине комнаты столу и хватая из хрустальной вазы большое желтое яблоко.
- Значит, ты такой же, как большинство, - буркнул Эльтон, но слишком тихо и неразборчиво.
– А говорят, тебе какая-то девчонка в твоем классе нравится – это правда? - Эльшад растянулся в кресле и принялся обмахиваться какой-то тетрадкой (не исключено, что это была одна из школьных тетрадей Эльтона).
- Кто говорит? – Эльтон поднял голову с интересом. Он и не подозревал, что слухи уже расползлись по школе.
Эльшад бросил огрызком обратно в вазу и промахнулся, но даже не подумал подойти и подобрать его.
- У меня свои источники, -  шутливо сказал он. – Ладно, если не хочешь рассказывать, и не надо.
К вечеру вся семья была в сборе. Эльнара Мамедовна уже поставила на стол жареный картофель с котлетами, когда в дверь постучал отец, вернувшийся с работы.
Нариман Алиевич работал инженером в строительном управлении и приходил домой обычно между восемью и девятью часами вечера. Эльтон был похож на него. Такие же выразительные черные глаза, такой же проницательный взгляд. Прямая осанка, твердая и уверенная походка. Его нельзя было назвать строгим, но, как и его супруга, он был рационален и тверд. Никогда не вспылит, не накричит, не скажет лишнего. Его, казалось, нельзя было разозлить, вывести из себя. Точно как его супруга.
- Я сегодня сказал Аскеру, что ему следует подправить чертеж, - сказал Нариман Алиевич за ужином.
- Странно, - заметила Эльнара Мамедовна. – Я думала, что он их безупречно делает.
– Я тоже так думал, но он меня неправильно понял, когда я все объяснял, - Нариман Алиевич доложил себе картофеля в тарелку. - Похоже, придется многое переделать. Из-за этого я сегодня и задержался.
- Ничего, перерисует, - улыбнулась Эльнара Мамедовна. – Хорошо, что мои чертежи полегче. Мои шалопаи рисуют только корявых зверюшек и природу (речь шла о ее питомцах в детском саду).
- А твои рисунки даже в детском саду не покажешь, - сказал Эльтон, шутливо подтолкнув брата в плечо. Он часто так делал за столом, если что-то из сказанного казалось ему забавным. - А ты их на уроке по рисованию показываешь.
- Сегодня видела Ольгу Александровну, - сказала Эльнара-ханум, имея в виду соседку, которая водила сына в детсад. – Говорит, ее мальчик больше не будет к нам ходить.
- Правда? - Нариман Алиевич приподнял свои густые брови. – В чем же дело?
- Они переезжают. Им выделили новую квартиру в другой части города. Я не спросила, где именно.
За столом образовалась одна из таких пауз, во время которых Эльшад любил сострить или подшутить над братом – иногда к месту, иногда – не очень. Но на этот раз ему ничего в голову не пришло.
- А вы, лоботрясы, сегодня в школу ходили? – спросил отец, обращаясь к ним.
Это был шуточный вопрос. Нариман Алиевич любил задавать его, и он означал скорее «что нового?» или «расскажите, как прошел день».
- Ничего особенного, - сказал Эльшад. - Говорят, в этом году экзаменов не будет. А кому они вообще нужны?
- Как же это - не нужны? – возразила мать. – Как, по-твоему, можно определить, усвоили ли вы материал за весь год?
- Я думаю, что в нашем случае они на самом деле не особенно нужны, Эльнара, - сказал Нариман Алиевич. - Мы же знаем, что они занимаются. Но хорошо было бы повторить все пройденное летом. Почему бы не заняться этим на каникулах?
- Постараемся, - сказал Эльтон, доедая кусок котлеты и отодвигая от себя тарелку. – Летом все равно времени много.
- Тебе хорошо говорить, - сказал полушутя брат. - Ты весь день дома сидишь, а мне нравится во дворе с ребятами больше времени проводить. Когда же я... – он не стал продолжать, заметив на себе строгий взгляд Эльнары Мамедовны.
Эльнара Мамедовна убрала со стола тарелки и разлила чай. Эльтон и Эльшад побыли за столом еще минут десять, а потом, как всегда, удалились к себе комнату.

*****
В свободное от учебы время он занимался самообразованием, и ему это нравилось. Преимуществом этого процесса было то, что можно было «развивать мозги» самостоятельно, без обязательных заданий и контрольных работ. Не надо было сидеть за школьной партой и делать конспекты. Можно было просто читать книги - любые на свой вкус - или обсуждать с Эльдаром учебный материал, играть в шахматы со своим товарищем  Костей, изучать английский язык.
Эльтон отрицал свою замкнутость, некоммуникабельность и часто говорил, что «нет смысла общаться с теми, от кого нельзя получить хоть какую-то пищу для размышления или положительные эмоции». Иногда Эльшад, заметив, что брат неразговорчив и задумчив, предлагал ему выйти во двор, чтобы погонять в футбол или сыграть в настольную игру. Иногда Эльтон соглашался, особенно если Эльдар тоже собирался выйти, и можно было провести несколько часов в обществе своего друга, «которому всегда можно рассказать все».
Они часто подолгу увлеченно разговаривали. Убежищем и «дискуссионным клубом» служил подвал соседнего дома, в котором жил Эльдар. Это была сырая коморка со спертым воздухом, в которой был бетонный пол, заваленный заржавелой арматурой. Светло-голубая, заросшая паутиной дверь всегда была слегка приоткрыта.
Они обсуждали все, что приходило на ум, - одноклассников, школьные предметы, телепередачи. Часто такие дискуссии происходили летом, когда у них было много времени и не приходилось прерываться на обед или сворачивать разговор из-за того, что пора идти в школу или браться за учебники.
У Эльдара была почти фотографическая память. Он мог запоминать все что угодно – тексты, формулы, исторические даты; Эльтону же было непросто сосредоточить внимание на чем-то определенном, и он все время пребывал в состоянии задумчивости, даже отрешенности, часто был поглощен своими мыслями. Когда-то он не боялся окунуться в них полностью, не боялся предаваться мечтаниям, не подозревая, что вскоре это станет тягостным испытанием.
Каждый из них обладал интеллектуальным потенциалом, и они реализовывали его вместе. Они вместе готовили уроки. У Эльдара были трудности лишь с английским языком, и Эльтон, который никогда не получал ничего, кроме «пятерок» по этому предмету, помогал ему запоминать правила, времена, речевые обороты. Это был единственный предмет, который Эльдар учил на память, и у него получалось даже это. В свою очередь, он помогал Эльтону заниматься физикой и химией. «Теперь мне не придется списывать у тебя на контрольных работах по иностранному языку», - сказал как-то Эльдар, закрывая учебник после повторения десятка грамматических времен и двух сотен глаголов в комнате Эльтона.
Конечно, эта была очередная шутка. Списывать – значит не уважать себя. Это то же самое, что получить кол, как говорил отец Эльдара.
Эльдар делал успехи. Он вообще делал успехи во всем, за что брался. И вовсе не был «маменькиным сынком». Просто жажды знаний, здоровой любознательности, которой так не хватало многим его сверстникам, у него было в избытке. И это желание познавать окружающий мир вовсе не было результатом какого-то давления извне, скорее, он сам развивал в себе это стремление. Однажды, когда они выходили после уроков из класса, он сказал: «Кому-то бог дал мозги, кому-то физические данные, а третьим – незаурядный талант. Надо развивать то, что тебе дано свыше».
Как-то раз Эльдар заговорил о Кямале. Он редко упоминал о ней – не хотел вызывать смущение Эльтона; да и вообще, девочки были для него чем-то неизведанным, неким таинством. Он с ними никогда не разговаривал, а уж тем более, не мог надеяться на их расположение. Но рассуждать он мог о чем угодно.
Тот разговор состоялся за месяц до конца учебного года. На этот раз предметом обсуждения стал сам Эльтон. «Я видел, как ты спускаешься на первый этаж в школе, что бы посмотреть, как они с Кенуль идут в буфет. Обычно тебя туда силой не затащишь, а в последнее время ты зачастил в наше фойе», - заметил Эльдар, потирая от легкого смущения свою румяную щеку.
Кямаля обычно сидела на второй парте в среднем ряду. Общалась она в основном со своей соседкой по парте Кенуль. Круглая отличница. Небольшого роста, всегда одета в аккуратные темные платья, маленький темно-красный портфель. Всегда тихая, неразговорчивая. В ее больших черных глазах всегда была какая-то непонятная задумчивость, даже грусть. Казалось, она тоже живет в своем собственном мире и о чем-то постоянно думает. И наблюдала за происходящим с полным безразличием. Будто все, что она видела вокруг, было банальным, неважным, не представляющим для нее никакого интереса. Одним словом, она была тем человеком, который смог бы понять его и то, как он воспринимает окружающий мир.

*****
Весной 1993 года Эльтон закончил восьмой класс. Экзаменов действительно не было, были только оценки за «четверть». У Эльтона было чуть больше половины отметок «хорошо», а остальные - «отлично». Ему удалось получить «хорошо» и по истории, хотя это стоило немалых усилий. Пришлось особенно попотеть над учебниками в последние недели учебного года. У Эльшада дела обстояли несколько хуже: почти все отметки «хорошо», одна «отлично» и две «посредственно» - по русскому языку и литературе. Он ненавидел эти предметы.
Родители в целом были довольны их успеваемостью, хотя и долго журили Эльшада за полученные «тройки». Он пытался оправдаться: «Ну не могу я читать эти огромные произведения, которые нам задают, да и с орфографией у меня не очень».
Эльшад действительно не отличался усидчивостью, да и с креативностью у него дела были несколько хуже, чем у младшего брата. Но, несмотря на это, он не отставал в интеллектуальном смысле от Эльтона. И вовсе не потому, что был на два года старше. Он понимал важность хорошего образования, да и в этой семье было просто невозможно и неприемлемо быть необразованным.
Эльтон продолжал общаться с Эльдаром, и вскоре их начали называть «неразлучной парочкой». Это было в основном добродушное подшучивание, если не считать издевательств некоторых товарищей, которые считали их заумными, чудаковатыми.
Особенно у Эльдара была «дурная» слава. Он был по-настоящему заумным. Он мог решить все задачи по алгебре, заданные на дом, еще на уроке, а потом, придя домой, читать следующую тему в учебнике, чтобы на следующем уроке «отдыхать», делая заметки в своем толстом блокноте. Или задавать вопросы на уроке по истории «о государственном устройстве» стран, о которых заходила речь, задерживая объяснение новой темы. Или читать большую советскую энциклопедию на досуге, выписывая даты и интересные факты.
Казалось, все уже привыкли к тому, что он всегда молчит, сидя за последней партой в ряду двоечников и шалопаев, все время что-то пишет в своих толстых блокнотах, не поднимая головы.
Еще эти ответы у доски, полные дополнительной информации. Он любил уклоняться от темы, рассказывая о том, что вычитал из альтернативных источников, и преподаватели редко прерывали эти рассказы. Учителя неохотно вызывали его отвечать - он всегда уходил в дебри, хотя его рассказы были полными и основательными, и товарищи слушали его с интересом. Более того, казалось, проверять его знания не имело никакого смысла. Математик Рахман Аскерович всегда задавал ему более сложные задачи, некоторые из которых он составлял сам, а учительница по географии вообще перестала вызывать его к доске после того как он однажды во время устного ответа вдруг начал подробно рассказывать «об укладе жизни пигмеев экваториальной Африки».
Однажды Эльтон обиделся на брата за то, что тот назвал Эльдара «странным типом, с которым никто не хочет общаться». «Тебе надо больше общаться с нормальными людьми, - изрек Эльшад. – Этот Эльдар какой-то странный. Недавно я видел, как он в нашем дворе разговаривает сам с собой. Шел к своему дому и что-то бубнил себе под нос. Еще ничего, когда рядом никого нет, а тут…» - «По-твоему, все, кто умнее других, странноватые? – буркнул Эльтон в ответ. – Это все глупости».
После того разговора он три дня не разговаривал с братом. Он еще помнит, как когда-то он так же назвал другого его товарища, Костю, странным. А раз кто-то считает твоих друзей странными, то напрашивается вывод, что ты тоже странноват.
Эльтон восхищался своим другом. В его представлении он был своеобразным, не таким, как все, но в хорошем смысле этого слова. Он не был «продуктом среды», как многие другие, кого он знал, выделялся своим своеобразием, и это притягивало его к нему как магнит.

*****
Вскоре он был уже не в силах перестать следить за ней. Он становился невнимательным во время уроков. Отвлекался, переставал реагировать на все окружающее. И все чаще стал смотреть на вторую парту. Каждый день он спускался на первый этаж, чтобы посмотреть, как она возвращается из буфета с подругой. Почти машинально.
По пятницам Кямаля сидела одна. Кенуль почему-то редко посещала школу в этот день. В эти дни она ни с кем не разговаривала. На уроках она сидела, слегка наклонив голову вправо, подперев ее ладонью, и слушала учителя. Почему-то она всегда клала на угол парты большое зеленое яблоко перед занятиями, а когда уроки заканчивались, бросала его обратно в сумку вместе со школьными принадлежностями. Она никогда не поднимала руку, хотя всегда была подготовлена.
Ему нравилось слушать ее, когда она выходила к доске. Четко, внятно, с выражением, но не скучно, как две другие отличницы. Внятный, но негромкий, мягкий голос. Длинные черные волосы. Почти всегда распущенные. Аккуратные, строгие платья или брюки темных цветов. И выразительный взгляд больших черных глаз, который он помнит до сих пор.
Она была не такой как все, выделялась из толпы. В ней было что-то неразведанное, таинственное. Какая-то загадка, которую он хотел разгадать. Он хотел окунуться в ее мир, вникнуть в суть ее мыслей.
Он считал, что в каждом человеке должно быть что-то особенное. И вовсе не обязательно выставлять это напоказ. Потому что преувеличивают свои достоинства, бахвалятся лишь те, у кого на самом деле этих качеств нет или они слабо выражены. Быть таким, как все, – это скучно. В этом нет ничего интересного, привлекающего внимания. Так считал Эльтон. Его друг был с этим согласен. «Если не встречаешь на своем пути особенных людей, жизнь становится серой и скучной, сплошной  рутиной», - сказал как-то ему Эльдар, набивая рот булкой в буфете. Вид у него был смешной. «Хорошо, что я все же встретил тебя», - ответил Эльтон, улыбнувшись.
Родители одобряли его дружбу с Эльдаром. Эльнара Мамедовна была знакома с матерью Эльдара, и та иногда заходила к ним в гости на чай. Мать Эльтона помнит до сих пор, как горели ее глаза, когда она рассказывала об успехах сына. Как тогда, она и сегодня радуется его каждой маленькой победе, хотя сам Эльдар не любит выставлять напоказ свои достижения. Она с раннего детства учила его скромности, но сама забывала об этом, когда речь заходила о нем при других. Сегодня Эльдару уже двадцать пять лет, но она по-прежнему любит рассказывать о его успехах, а он по-прежнему заливается краской, если присутствует при этих разговорах, и просит ее перестать.
Ее муж был научным сотрудником. Судя по рассказам самого Эльдара, это была обычная семья: отец работал, сын учился, мать занималась воспитанием ребенка.
У его матери было медицинское образование. После трех лет работы в республиканской больнице ей пришлось уволиться, чтобы воспитывать своего единственного сына, и она отдала ему свои лучшие годы. И лишь когда Эльдар перешел в седьмой класс, у его матери наконец появилась возможность работать на полставки в детской поликлинике. Но она ни о чем не жалела, а наоборот, радовалась достигнутому результату. Результатом был сам Эльдар, как она любила говорить, т.е. его качества – серьезность, ответственность и, вне всяких сомнений, незаурядный интеллект.


*****
Эльтон сидел в своей комнате и перелистывал учебник, нервно покачивая ногой. Задача по геометрии не получалась. Ужасно болела голова, и он не мог сосредоточиться. Он уже собрался закрыть учебник и сделать перерыв, когда в дверь постучали.
В комнату зашла Эльнара Мамедовна.
- Эльдар пришел, -  сказала она. – Ты уже четыре часа сидишь над одним и тем же учебником. Выйди во двор, подыши свежим воздухом.
- Здорово, -  Эльдар встретился с ним на пороге детской комнаты. – Давай угадаю: сидишь и занимаешься геометрией.
- Ага, - ответил тот, пожимая его пухлую руку. – Что-то не получается. Там задача одна есть…
- Знаю, - улыбнулся Эльдар. – Когда дойдешь до того злосчастного куба, примени теорему из 19-й главы. Иначе ничего не получится.
-  Но мы же сейчас на 21-й главе!
- В том-то и дело, парень. Мне вчера Костя звонил, тоже спрашивал. Говорит, не решается, тварь. Вот я и решил: пора спасать тебя от провала на уроке по геометрии. И еще от недостатка свежего воздуха. Знаю, тебя только я могу вытащить на улицу.
Эльтон шутливо бросил в него теннисным мячиком, который почему-то лежал за его книжками на письменном столе.
– Что, зовешь меня в дискуссионный клуб? – спросил он. - Что-то меня сейчас не тянет полемизировать. Вялый я какой-то сегодня.
- Тогда можно устроить дискуссию прямо здесь.
- Нет, - возразил Эльтон. - Не хочу, чтобы нас услышали. Пойдем лучше во двор.
Они прошли в коридор. Эльтон отодвинул задвижку и открыл тяжелую дверь.
- Кстати, пошли разговоры о том, что ты влюбился в Кямалю, - сказал Эльдар, спускаясь по лестнице. - Вот я и подумал: зайду проведаю страдающего друга, застрявшего на задаче по геометрии.
Эльдар мог любую вещь превратить в шутку. Но, несмотря на это, никто не был так серьезен, как он.
- Кто это говорит? – спросил Эльтон, когда они вышли во двор.
- Да перестань!  От меня можешь это не скрывать. И потом, все равно не сможешь скрыть. Я же хороший психолог.
- Ладно, Зигмунд. Пойдем поговорим вон там, - сказал Эльтон, указывая на небольшую беседку рядом со сломанными качелями.
- Я вот подумал, - сказал Эльдар, трогая скамейку, которая недавно была перекрашена в бледно-зеленый цвет, - почему бы тебе все ей не рассказать?
- Не знаю, стоит ли, - Эльтон пожал плечами. – Может, это пройдет? В конце концов, я же не влюблен в нее или что-то в этом роде…
Эльдар остановил на ходу раскачивающиеся от ветра качели.
- Ну, если ты можешь это контролировать – другое дело. Просто в последнее время пошли слухи, что ты в нее по-настоящему втюрился.
- Слухи? – удивился Эльтон. – Раньше моей персоной мало кто интересовался, и меня это устраивало. Интересно, кто это распространяет такие слухи?
Эльдар принялся сдувать со скамейки сухие листья.
- Ну, скажем, девчонки заметили, как ты на нее поглядываешь. Ну, это я так, только догадываюсь. Или же ребята заметили, как ты зачастил в последнее время на первый этаж. Вчера Костя меня спросил об этом.
- Мог бы у меня самого спросить, жук.
- Да ладно тебе. Вряд ли именно он распространил эту информацию. Ему просто стало любопытно.
- Не люблю я, когда лезут куда не следует, - раздраженно сказал Эльтон.
- Так что же ты намерен делать? – спросил Эльдар. – Не беспокойся, я тайны хранить умею. Можешь мне все рассказать.
- Не знаю, - задумчиво произнес Эльтон, – со мной такое впервые. Я просто за ней наблюдаю. В ней есть что-то особенное. Не могу остановиться.
- Понятно. Похоже, это не простое любопытство. Ты уже давно проявляешь к ней интерес. Ты с ней еще не разговаривал?
Эльтон напрягал память, но кроме нескольких слов, которыми обмениваются, когда просят одолжить ручку или что-то еще, не мог ничего припомнить.
-  Хочешь - верь, не хочешь - не верь, но со мной такое тоже было, - вдруг сказал Эльдар и, подобрав ветку, лежащую на асфальте, принялся вырисовывать ею узоры на горстке песка.
Услышав эту фразу, Эльтон чуть не подпрыгнул на скамейке. Он всегда считал, что уделом его друга было решение сложных математических задач и изречение заумных суждений. Он просто не мог себе представить, что у Эльдара могла быть девушка. По крайней мере, тогда, в школьные годы. С трудом сдержав улыбку, он спросил:
-  Кто это был? Она из нашего класса?
- Давно это было, - сказал Эльдар, нервно подрыгивая свешенными со скамейки ногами. – Это все в прошлом. Я вскоре понял, что у нас все равно ничего не выйдет.
- А почему не получилось? - Эльтона все еще распирало любопытство.
- Понимаешь…таким, как я, лучше заниматься алгеброй, читать книги, объяснять другим уроки или что-то в этом роде. Нам не очень-то светит кого-то встретить. По крайней мере, не в школе и не в институте. Хотя…когда-нибудь, все-таки, найдется та, которая меня оценит…
Эльтон, который все это время переминался с ноги на ногу, наконец присел рядом с ним на скамейку.
Во дворе стояла тишина. Даже в лавке напротив дома, откуда обычно доносятся голоса продавца и частых покупателей, было тихо. Глядя, как легкий ветер подгоняет летающие в воздухе пушинки, а слабо греющие лучи солнца пробиваются сквозь кроны дерева, стоящего неподалеку от скамейки, он вдруг впал в раздумье, унесся куда-то далеко. Как будто окружающий мир был на несколько минут отключен.
В последнее время с ним такое часто случается. Вдруг находит, и все. Как тибетский монах, впавший в нирвану, он перестает замечать происходящее вокруг и остается наедине с самим собой. Конечно, он мог позволить себе «впасть в нирвану» дома, где ему не будет так неловко, если кто-то это заметит. Но ведь уже два раза это случалось в школе, и он попадал в неловкое положение.
Он представлял себе сцены, связанные с ней. Впервые ему захотелось немедленно увидеть ее, услышать ее голос. Он ощутил то тревожное, но приятное волнение, которого еще не испытывал никогда.
Почувствовав, как Эльдар подталкивает его в плечо, Эльтон вдруг очнулся, и, повернувшись к нему, сказал:
- Я опять задумался.  Иногда со мной такое бывает.
Ему нравились эмоциональные подъемы, которые он испытывал, когда думал о ней. Эти ощущения давали ему прилив сил, который нельзя было черпать из ежедневной рутины, отдаляли от всего окружающего, окрыляли.
Еще у него была своеобразная игра. Он постоянно чего-то ждал. Какого-то интересного события, которое должно было скоро произойти, чего-то, что доставит ему удовольствие. Это не были какие-то важные события. Это могла быть передача по телевизору, выходные в конце недели, перерыв в школе во время праздников, - все что угодно из повседневной жизни. Так жизнь становилась интереснее, в ней появилась изюминка. Ожидание всегда делает события более интересными, когда они наступают.
Эльдар был другим. Чтобы радоваться жизни, ему достаточно было его книг, хобби, разговоров с другом, – одним словом, всего, чем он занимался каждый день.
Он увлекался чтением. Он считал, что книгами можно «жить», т.е. испытывать вместе с их героями те же эмоции, переживания. Достаточно представить себя на месте героя твоего романа, и эта история становится реальной, будто все события происходят наяву. Можно даже проводить параллели между описываемыми событиями и тем, что происходит в реальной жизни. Разумеется, речь идет лишь о беллетристике. Что же касается книг, которые имеют главной целью передать информацию, – другое дело. Если, конечно, это не книга об искусстве, жизни замечательных людей или что-то в этом роде. Но Эльдару нравилось читать все. И художественную литературу, и научную. Даже газеты и журналы. Он буквально зачитывался произведениями русских классиков. Вернее, он их «проглатывал» еще до того, как до них добиралась школьная программа. Ему нравились и «Мертвые души», и «Война и мир», и «Дубровский», и даже «Преступление и наказание». Вряд ли кто-нибудь станет спорить, что читать Ф. М. Достоевского совсем не просто, учитывая сложность повествования, да и вообще стиля написания его работ. Но Эльдар не только прочитал «Преступление и наказание» за год до того, как его проходили в школе, но и вскоре увлекся другим произведением Достоевского - «Идиотом».
Поэзией он увлекался меньше. Эльдар вообще был «скорее ученым, нежели романтиком», как он сам признавался. Кроме того, он говорил, что стихи наводят на него ужасную тоску. Стихи С. Есенина, по его мнению, были настолько депрессивными, что портили ему настроение. «Я ценю труды этих гениев, но не хочу закончить как они», - сказал как-то он Эльтону в коридоре после урока литературы.
У большинства гениев действительно была трагическая судьба. Однажды Эльтон поделился с Эльдаром впечатлениями от произведения американского писателя Ирвинга Стоуна «Жажда жизни», в которой описывается жизнь и творчество Винсента Ван Гога.
- Представляешь, картины Ван Гога долгие годы не признавали. Он был непризнанным гением. Жизнь его не баловала. А на закате лет, как ниоткуда, вдруг появилась женщина, которая была в него влюблена и смогла по достоинству оценить его работы.
- Да, нелегко быть гением, - усмехнулся Эльдар, и, сделав небольшую паузу, добавил: - Конечно, я здесь не при чем.
Иногда Эльдар читал и произведения западных авторов. Это были и А. Хейли, и С. Фитцджеральд, и С. Моэм. Рассказы он не любил. «Не понимаю, как можно выразить всю полноту мыслей на нескольких страницах текста», - недоумевал он.
Эльтону же нравились рассказы О.Генри, Д. Лондона. «Я думаю, просто нужно делать правильные выводы из того, что хочет сказать автор на этих нескольких страницах», - не соглашался он.
Яркое бакинское солнце спряталось, и стало прохладнее.  Пушинки куда исчезли, будто их кто-то сдул огромным пылесосом. Подкрадывался вечер.
- Давай расходиться, дружище, - сказал Эльтон, взглянув на часы. - Мне надо покончить с геометрией, а потом еще сходить в магазин. Увидимся завтра на «Человеке и обществе», если я тебя не перехвачу по дороге в школу.
Он открыл дверь и зашел в комнату, сел за свой письменный стол. Рядом с учебниками и тетрадями стояла полупустая банка «Спрайта». Видимо, Эльшад оставил ее там перед уходом в школу.
Его одолевала усталость. Даже не усталость, а какое-то странное бессилие. Будто он весь день занимался тяжелым физическим трудом. Ему хотелось просто сидеть неподвижно или лечь на кровать. Или же посидеть в кресле в другой комнате, бездумно уставившись в телевизор. Он решил, что так и сделает, когда родители вернутся с работы, и по телевизору будут показывать мини-сериал «Улицы правосудия».
Он знал, что это состояние не было вызвано утомлением из-за его разговора с Эльдаром. Он привык подолгу разговаривать с ним на разные темы. Он силился, но не мог понять, почему вдруг на него напала невероятная усталость и хандра.
Он вдруг представил себе, что завтра опять придется просидеть за партой целых четыре с половиной часа…Обычно ему это не было в тягость. Подумаешь, четыре часа. Он иногда с Эльдаром дольше сидит над учебниками в своей комнате, когда тот приходит к нему домой.
Он отпил немного напитка из банки и открыл учебник на той странице, где была задача. Снова попытался сосредоточиться. Ничего не получалось.
Он опять подумал о Кямале. На этот раз непроизвольно. Представил себе, как она сидит над учебником и тоже пытается решить эту невероятно сложную задачу. Ведь у нее тоже с геометрией трудности. Наверное, у всех с ней трудности. Ну, кроме Эльдара.
Ему вдруг захотелось знать, что она сейчас делает, о чем думает, как она живет, что делает в свободное время. Какая она в повседневной жизни? Он начал представлять, как она собирается утром в школу, как сидит за учебниками в комнате, как читает перед сном книгу, сидит за столом и обедает, пьет чай. Интересно, в каком доме она живет? Какие у нее родители - строгие или нет? Какую музыку она предпочитает? Она так же слегка приподнимает левую бровь, когда разговаривает с мамой? Так же ходит мелкими, но уверенными шагами по дому? Тоже ест большие зеленые яблоки?
Это было как замкнутый круг. Пересилив себя, он снова открыл учебник и начал читать теорему, которую нужно было применить. И опять просто пробежал глазами строчки. 
Эльтон взглянул на часы. Было десять вечера. Он закрыл учебник, допил «Спрайт», оставив банку на столе, на стопке учебников. Завтра при разборе домашнего задания у него будут проблемы.

*****
Очередной учебный год подходил к концу. Эльтон с Эльдаром ходили в школу вместе, а после занятий возвращались вдвоем. По вечерам они часто встречались, чтобы вместе подготовиться к урокам на следующий день.
Эльтон делал успехи в изучении наук. Ему помогал Эльдар, особенно если у него были затруднения со сложными формулами по химии или задачами по физике. Эльтон же продолжал увлекаться литературой и читал критику по произведениям, заданным в школе, а когда они встречались у него дома, чтобы вместе позаниматься, делился почитанным с Эльдаром, который не любил читать отзывы по литературным произведениям и биографии писателей.
Эльтон увлекался и поэзией, хотя ей отводилось мало места в учебной программе. Ему нравились и С. Есенин, и А. Блок, и М. Ю. Лермонтов, а письмо Татьяны к Онегину он знал наизусть.
Родители Эльтона были рады дружбе этих двух неразлучных. Они одобряли их решение вместе заниматься, но не считали необходимым вмешиваться в этот процесс, и инициатива эта исходила исключительно от Эльтона и Эльдара.

*****
Хотя его увлечение продолжалось уже несколько лет, он только сейчас начал осознавать, что оно превращается в нечто трудно контролируемое. Раньше он не чувствовал необходимости постоянно наблюдать за ней, слышать ее голос. Не спускался на первый этаж, не задерживался около выхода из здания школы, чтобы посмотреть, как она выходит с подругой и направляется в сторону киоска рядом с проезжей частью. Там она прощалась с Кенуль, а сама заворачивала налево, в сторону девятиэтажек. Наверное, в одной из них она жила. Раньше ему не приходила в голову мысль пойти за ней, а сейчас она посещала его все чаще.
До тех пор он никогда не общался с женщинами. Он просто не знал, как с ними разговаривать и о чем. У них свои разговоры, свои интересы, о которых он не имеет никакого представления. А с Кямалей – вообще особый случай. Она ведь не такая, как все. Это усложняло задачу.
Он чувствовал стеснение, робость, когда она была рядом. «Если она и не знает о моих чувствах к ней, то уж точно догадывается, ведь об этом уже знают почти все, - сказал он как-то Эльдару. – Особенно после того неприятного случая. Я даже удивился, что директор об этом ничего не знал».
Она все знала. Не знала только, как отреагировать на его слова. Боялась нарушить свое спокойствие, окунуться в омут безудержных чувств. Боялась, что вечера в ее комнате станут одинокими. Боялась того, о чем подсознательно мечтала, жаждала всем сердцем, но уже боялась потерять.
Сейчас ей все еще спокойно. Никто и ничто еще не нарушили ее покой, не вторглись в ее тихий, безоблачный мир, где она все может контролировать. Главное – чтобы никто не забрался к ней в этой мир и не стал его частью, иначе все станет неуправляемым, и ее спокойной, размеренной жизни придет конец.
Так же, как и у него, у нее были свои способы сглаживать серость будней. Она всегда справлялась с наплывами меланхолии, находила способ улучшить себе настроение. Она любила читать на ночь, а потом засыпать с включенным светом, накрывшись поверх головы шерстяным одеялом, а потом просыпаться посреди ночи, прочитывать еще одну страницу той же книги и снова засыпать. Или вставать посреди ночи, и, сев на подоконник в комнате, смотреть в окно, разглядывая огни вдалеке. Или дожидаться полночи, когда выключался свет в спальне у родителей, и, тихо пробираться на кухню, чтобы попить чаю в темноте, а потом возвращаться в постель с плеером в ушах, и, накрывшись одеялом, слушать тихую музыку. Любила слушать, как сестра рассказывает о своих друзьях. Любила смотреть сериалы.
Так продолжалось очень долго. Ровно до тех пор, пока не появился он и не перевернул ее мир вверх дном.
До конца учебы оставалось несколько недель. Эльтон с Эльдаром продолжали вместе заниматься дома, и это уже вошло в привычку. Занятия шли хорошо. Даже геометрия начала доставлять удовольствие. Эльтон чувствовал прилив сил, вдохновенность, которую он раньше никогда не испытывал. Он «щелкал» задачи по математике, читал критику литературных произведений, делал конспекты по географии, читал стихи, которых не задавали на дом.
Перемен никаких не ожидалось. Но вдруг, совершенно случайно, представился тот самый случай, которого он ждал. Это произошло за несколько дней до вечера в школе в конце учебного года.
Похоже, все хорошее в жизни происходит случайно. А когда стараешься изо всех сил, получается неважно.


*****
Когда вошел Эльдар, Эльтона в комнате не было. Дверь открыла Эльнара Мамедовна.
- Проходи, присаживайся, - сказала она. - Сейчас он выйдет.
Эльдар прошел в комнату. На нем была синяя клетчатая сорочка и наглаженные темно-серые брюки. Его светло-каштановые волосы были аккуратно зачесаны назад. Было видно, что он приоделся по случаю «последнего звонка». Он даже сменил оправу очков.
Эльтон стоял в ванной комнате и поправлял на себе новую сорочку. Сегодня последний день в школе. Там будут все. Сегодня он встретит ее, и встреча эта произойдет вне класса, где всегда что-то мешает с ней заговорить. Может, сегодня он наконец признается ей?
Эльтон причесался маленькой складной расческой и спрятал ее в задний карман брюк. Потом поправил густые черные волосы, снял маленький флакон с подвесной полки и немного попрыскал за воротник. Взглянув в последний раз на себя в зеркало, он вышел в коридор.
- Что это ты так вырядился? – поинтересовался Эльтон, заходя в комнату. – Надеешься встретить на этом вечере свою судьбинушку?
- Может быть, - усмехнулся Эльдар. - А вот твоя  судьбинушка, наверное, уже там. Она ведь никогда не опаздывает. Нам лучше поторопиться.
Они вышли во двор. День стоял ясный, солнечный, в воздухе пахло свежестью. Настоящий весенний день. Окончание девяти классов. В воздухе была какая-то символическая торжественность. Закончилась очередная глава в книге и теперь начинается новая. Эльтон предчувствовал изменения в его жизни, предвкушал что-то необычное, захватывающее. Так и произошло.
В школе было тихо. В коридоре, ведущем в фойе, стояла непривычная, мертвая тишина. Не было ни мальчишек, которые шумели и бегали друг за другом, ни учителей. Досок с объявлениями тоже уже не было. Только «надзирательница» сменила «учеников-охранников» у входа.
Они поднялись на второй этаж. Из классной комнаты неподалеку доносились голоса товарищей. Выйдя в коридор, они увидели направляющегося им навстречу Керима Асадовича. Он шел к себе в кабинет.
- Празднуйте, только не шумите. Только потом, пожалуйста, верните мне ключ от комнаты. – И он направился к лестнице.
Руководство школы разрешило провести небольшую вечеринку по случаю окончания учебного года по предложению самого класса. Вечер должен был начаться после выдачи табелей, но ученики уже начали подтягиваться.
Эльтон окинул взглядом помещение. В классе было уже человек десять; по периметру комнаты стояли высокие стулья; в середине стояли две сдвинутые вплотную парты, которые служили столом; на партах стояли вазы с фруктами, а также несколько пластиковых бутылок содовой воды, большой арахисовый торт и салфетки; в углу на низеньком стуле стоял большой магнитофон «Sony», включенный в одну-единственную розетку, и горстка аудиокассет. В комнате звучал вездесущий «Ace of Base».
Кямаля сидела на противоположной стороне, потягивая «Фанту» из большого бокала. Рядом сидели две другие девочки, и они о чем-то тихо беседовали.
- А вот и гвоздь программы! – услышал он голос сзади.
Эльтон обернулся и увидел высокого парня в черном костюме. Это был Костя.
- А где все остальные? - спросил Эльтон, пожимая ему руку. 
- Некоторые уже получили табели и пошли домой. Но они будут на вечеринке у Джавида, -  ответил тот, хватая со стола красное яблоко.
- А, ну да-а, - протянул Эльтон. Он и забыл, что намечается вечеринка через несколько дней дома у одного из товарищей.
Эльдар, который на таких мероприятиях обычно скучал, сел неподалеку прямо на стол и принялся жевать кусок торта, разглядывая присутствующих.
Эльтон взглянул на нее еще раз. Она сидела в нескольких метрах от стола, рядом с которым он находился. Как всегда, одета просто, но аккуратно. Темно-синяя блузка, длинная юбка почти до щиколоток. Волосы распущены.
Кенуль рядом не было. Похоже, она уже ушла домой.
- Как ты думаешь, - спросил Эльтон у Кости, - из нашего класса все попадут в «десятый Б»? Я хочу сказать, продолжат обучение?
- Конечно, все, кроме тебя и Эльдара, - сострил  тот. – А ты, что, решил нас покинуть?
- Не дождешься, - был ответ.
Эльтону вдруг стало грустно. Наверно, за последние годы он привязался к этому коллективу, хотя почти ни с кем не общался, кроме Эльдара. Он не носился с товарищами по коридорам, не разговаривал с другими на переменах, редко ходил на дни рождения. Но всегда интересно узнать, что произойдет с людьми, с которыми проводишь восемь лет подряд.
Он стал смотреть вокруг. Костя ходил по комнате, поедая фрукты и заводя разговоры с товарищами; несколько других ребят стояли у двери и о чем-то весело болтали, заливаясь смехом; девушки сидели у окна и пили содовую, молчаливо наблюдая за происходящим.
Вскоре началось нечто напоминающее танцы. Эльтон недолго участвовал в этом действе и вскоре присоединился к Эльдару, который продолжал сидеть у окна, посматривая по сторонам.
- Ты придешь на этот вечер к Джавиду? –  вдруг спросил Эльтон.
- Да, собираюсь. В ближайшие дни все равно делать будет нечего. Ты ведь там будешь?
- Конечно, буду.
Эльдар отложил стакан и, чуть наклонившись к Эльтону, чтобы его не слышали другие, сказал:
- Пора действовать, - он кивнул в сторону Кямали. – Чего же ты ждешь? Ты ведь так ждал сегодняшнего дня…
- Тсс, - Эльтон прикоснулся указательным пальцем к губам, – она может нас услышать.
Эльтон решил взять паузу, чтобы собраться с мыслями.
- Пойдем за табелями, - сказал он, поднимаясь со стула.
Они спустились вниз в приемную директора. Табели были готовы. Выдача заняла несколько минут. Достаточно было подписаться в графе со своим именем справа от Ф.И.О. От всего этого вдруг повеяло легкой грустью. Стоя в очереди с товарищами, он погрузился в мысли о прошедших школьных годах. И вдруг подумал, что бумага, которую он сейчас получит, стоит не более и не менее восьми лет его жизни. Лучших восьми лет. Лучших потому, что школьные годы – беззаботная пора, когда человек еще не обременен трудностями жизни, когда все просто и есть ответы на все вопросы. Это время, когда за тебя решают проблемы другие, и не приходится делать выбор, от которого зависит будущее.
Получив табели, они поднялись наверх и медленно пошли по коридору обратно в класс.
Музыку отключили, но в комнате было оживление. Одни выходили и направлялись на первый этаж в приемную директора, другие возвращались с табелями и продолжали общаться с товарищами, но уже более эмоционально, отпуская шуточки, двигаясь по комнате.
Кямаля по-прежнему сидела на своем месте, безучастно наблюдая за происходящим. Рядом никого не было.
Он облокотился о дверной косяк и стал наблюдать за ней. Ему показалась, что он прочитал в ее больших глазах какую-то странную грусть. Словно она наблюдала за каким-то бессмысленным действом, в котором участвовала неохотно, через силу, ожидая, когда оно, наконец, закончится, и она сможет уйти домой.
Эльтон подошел медленно к столу, налил себе «Пепси» и направился к ряду стульев, где сидела она. Он приблизился и сел на стул рядом с ней.
Он впервые оказался так близко к ней. У нее действительно были большие, несоразмерные с ее маленьким овалом лица, выразительные глаза. Ему казалось, что за этим их выражением таится какая-то странная печаль. Может быть, какая-то печальная история. У всех есть свои истории. Сколько людей – как минимум столько же историй. Иногда печальных.
- Привет, - сказал он. – Можно к тебе присоединиться?
Он повернулась к нему.
- Да, - она слегка улыбнулась. – Я пришла с Кенуль. Она уже ушла домой.
- А знаешь, мне даже жаль, что этот год заканчивается…
- Мне  тоже, - сказала она, и на этот раз он был уверен, что в ее голосе прозвучали печальные нотки.
Он выпрямился на стуле и попытался сосредоточиться на разговоре.
- Знаешь, иногда мне думается, что три месяца – слишком длительный срок для каникул, и не хватает школы, - сказал Эльтон. - У тебя так не бывает? Чем ты занимаешься во время каникул?
Эльтон знал, что это не самый удачный вопрос, но ничего лучше придумать не мог. Он заерзал на стуле.
- Мм, не знаю. Друзей у меня немного, но мне нравится здесь, - ответила Кямаля, поправляя свои длинные черные волосы.
Дальше произошло неожиданное. Он никогда не забудет этого момента.
- Ты мне что-то хочешь сказать? – спросила она вдруг, повернувшись к нему.
Эльтон застыл на месте. Не поверив в услышанное, он некоторое время сидел без движения, будто его прибили к стулу гвоздями. И только когда заметил, что она, повернувшись на стуле, смотрит на него в упор в ожидании ответа, очнулся и перевел на нее взгляд.
Она едва заметно улыбалась. На ее лице было вопросительное выражение, но было такое впечатление, что она уже знает ответ и просто хочет услышать его снова.
Эльтон не знал что ответить; он отвернулся и стал смотреть на Костю, который выделывал совершенно невероятные вещи под «лезгинку».
Она продолжила, прервав паузу:
- Если есть что-то на душе, надо говорить. Никогда не знаешь – завтра может быть уже поздно.
Он посмотрел на нее. Их глаза опять встретились.
«Что это значит? Она все знает?»
- Нельзя все держать в себе, Эльтон, - повторила она, отводя взгляд. – Кто знает, может, тот, кому ты хочешь это сказать, ждет этого?
Эльтон нервно подергал лацкан своей сорочки, потом спросил:
- А что, если ты хочешь сказать что-то, но не решаешься? Ведь тебе могут ответить не то, что ты хочешь услышать.
- Да, это правда. Но кто не рискует, тот не…
Она не стала договаривать фразу. Только пожала плечами и, выпрямившись в кресле, стала наблюдать за танцами.
Разговор продолжался еще несколько минут. Эльтон не помнит, о чем шла речь. Помнит только, как ребята начали расходиться, и он услышал, как Костя прощается с кем-то в коридоре. Джавид собирал со стола остатки еды в большой кулек. Магнитофон уже унесли.
Эльдара тоже не было. Наверно, заметив, что в комнате осталось мало народа, он решил им не мешать и тоже удалился.
Кямаля встала со стула, вешая на плечо кожаную сумку.
- Мне пора, а то дома будут волноваться, - сказала она, направляясь к выходу. – Пока, Эльтон.
У него было чувство, будто произошло что-то важное, хотя из этого разговора было рано делать какие-либо выводы. Он все еще сидел неподвижно.
- Ты придешь на вечер? – спросил он, промедлив несколько секунд.
- Да, - она была уже в дверях. – А ты будешь?
Эльтон почти машинально кивнул головой. Она вышла из комнаты.

*****
В комнате Джавида было шумно. Атмосфера была непринужденная. За большим круглым столом сидело человек пятнадцать. Одни были заняты разговором, другие беспрерывно вставали и куда-то выходили, а потом возвращались на свои места и продолжали угощаться чаем с печеньями, пахлавой и домашним тортом, стоявшим на большом медном подносе.
Хозяин сидел у окна, сбоку от стола. Джавид любил вечеринки и был «душой компании». Это был парень среднего роста, широкоплечий, с коротко остриженными волосами и смуглым лицом. Ребята любили этого паренька. Он был общительным, но достаточно сдержанным - не балагуром, как многие его товарищи, которые не могли веселиться без шума и позволяли себе непростительные выходки. Девушки отмечали его обходительность и тактичность.
Эльтон с Эльдаром сидели прямо напротив «женской» части стола, а слева от них пристроился Костя.
- Я тосты произносить не умею, поэтому не беспокойтесь, он будет коротким, - начал Джавид, поднимая бокал шампанского умышленно выше, чем обычно. - За девятый Б. – И после того, как прекратилось хихиканье товарищей, сказал: -  Пью за всех, кто мне дорог…
- Это был последний тост великого тамады перед тем, как он подавился куском шашлыка и скоропостижно скончался, - вставил Эльтон под одобрительный хохот Эльдара и Кости.
- Не перебивайте великого оратора! – продолжал Джавид. – За наш коллектив. Желаю, чтобы мы собрались в этом же составе в следующем году.
- Соберемся, если никого не оставили на второй год, -  пошутил Эльдар и хлопнул ладонью по столу, причем так сильно, что хрустальные стаканы недовольно подскочили.
- И чтобы никто из нас никогда не проваливался по истории или геометрии! – пошутила Кенуль. 
- Тихо! – воскликнул Костя. – Учителя на кухне. Если они это услышат, нам всем в следующем учебном году не сдобровать.
- Нет, нет, - вставила Севиндж, маленькая веселая девушка, сидящая рядом с Кенуль, - никто из нас не провалится, пока в наших рядах есть такой гений как Эльдар. Ты ведь нам всем поможешь? – И она кивнула в сторону Эльдара.
Эльдар ничего не ответил. Он давился куском торта.
Она сидела напротив, рядом с Кенуль, откинувшись на спинку дивана. Та же темно-синяя блузка, длинная юбка, строгая, без разреза. Волосы распущены. Иногда было слышно, как она вполголоса разговаривает с подругой. Эльтон не мог уловить суть разговора, заглушавшегося голосами и смехом товарищей. Были моменты, когда он хотел, чтобы прекратились разговоры, все стихло, чтобы шум в комнате не отвлекал его внимания от нее. Чтобы хоть на миг никого рядом не было, и она оказалась с ним наедине.
Вечеринка продолжалась. Джавид по-прежнему радовал гостей своими остротами, а Эльтон изредка комментировал его высказывания; Эльдар, доев очередной кусок торта, допивал чай, периодически обмениваясь с Эльтоном фразами, суть которых было трудно понять остальным; Костя беспрерывно менял кассеты в большом магнитофоне. Музыка менялась через каждую минуту-две, и никого это, похоже, не раздражало. Но один раз все-таки кто-то воскликнул: «Да выключите, наконец, этот “Two Unlimited”!»
Механический  голос в последний раз отчеканил «let the beat control your body» и замолчал. Костя сменил кассету.
Эльтон вновь посмотрел на нее. Она все еще наблюдала за происходящим отрешенно, будто со стороны, как праздный наблюдатель. На занятиях она всегда была более разговорчива, хотя общалась в основном с Кенуль, но сегодня она казалась замкнутой, печальной. Эльтон задумался.
«Она вот уже более часа молчит. Видимо, что-то скрывает. Может, продолжить с ней разговор, который я начал в прошлый раз? Я смогу узнать, что она хотела сказать той фразой». 
Раздумья Эльтона прервал Костя:
- Пойдем на минуту в другую комнату, поможешь.
В просторной светлой гостиной готовилась «танцплощадка» -  пространство, отделяющее мебельную «стенку» от дивана на противоположной стороне. Темно-серые драпированные занавески были раздвинуты, и слабые лучи садящегося солнца пробивались в комнату. На полу был темно-красный ковер с узорами.
Джавид стоял привалившись к косяку двери и ждал подмоги. Небольшой лакированный стол и стулья, стоящие посреди комнаты, были сдвинуты в угол, ближе к тумбочке с телевизором, а рядом поставили табурет с магнитофоном. Проект был окончен.
Эльтон вернулся в комнату. Она сидела на прежнем месте. Рядом с ней на диване сидела только Кенуль. Она о чем-то весело болтала с маленькой девушкой в красном, которую никто из присутствующих раньше не видел. Кости и Джавида уже не было в комнате. Они уже присоединились к «неофициальной» части мероприятия. Эльтон сел за стол и налил себе последний стакан чая из самовара.
Через несколько минут он впервые встретился с ней взглядом. Это произошло когда он повернулся, чтобы достать стоящую позади в шкафу хрустальную вазу с шоколадными конфетами. Она сидела, скрестив ноги, и, подыгрывая в такт музыке лежащей на коленке рукой, разглядывала его.
Минут через десять это повторилось, когда он разговаривал с Костей, который стоял сзади, держась за спинку его стула. Она следила за его движениями, жестами, слушала его внимательно, будто он говорил о чем-то важном.
Ситуация была подходящая. В комнате тихо, лишь доносится музыка из другой комнаты. Она сидит такая же печальная, будто ее одолевают мысли. Иногда посматривает на него поверх стола своими задумчивыми глазами.
Эльтон представил себе, как подходит к ней и садится рядом. Потом берет ее за руку, смотрит ей в глаза и произносит те самые слова. Это так просто. Трудно лгать, выдумывать какие-то предлоги, оправдания. А говорить о том, что думаешь и чувствуешь, очень просто. Правду говорить всегда просто.
Гости стали расходиться. За столом осталось пять человек. Рядом по-прежнему сидел Эльдар, который скучал, играясь краном пустого самовара. Эльтон медленно поднялся и сделал знак другу, чтобы тот последовал за ним.
Они вошли в комнату, где их товарищи уже двигались под ритмичную музыку. Пятеро самых активных участников этого действа продолжали развлекать публику. Костя сидел среди «наблюдателей» и вытирал большим платком со лба выступивший пот. Он уже подустал.
Эльдар сел на диван, отложив в сторону большого плюшевого медведя. Кенуль сидела в углу, наблюдая, как несколько бравых парней гарцевали по комнате под «Доктора Албана», щелкая пальцами в такт. Потом опять были «Гая», «лезгинка». Колонки неумолимо кричали, заглушая разговоры, большая хрустальная люстра вздрагивала. Костя, который традиционно был «диск жокеем», пристроился на стуле в углу и мучил большой магнитофон, беспрерывно нажимая на кнопки и меняя кассеты.
Джавид вытворял что-то невообразимое на ковре, Костя куда-то вышел, а Эльдар продолжал сидеть, безучастно наблюдая за происходящим вокруг, когда Эльтон вновь поймал на себе ее взгляд. Он стоял напротив нее, прислонившись спиной к стенке. Она скользнула по нему взглядом, потом взяла свою кожаную сумку и куда-то вышла минут на десять.
В комнате стало темнее, и кто-то включил свет. Музыка немного стихла, и гости стали выходить из комнаты и заходить снова. Девушки сидели, тихо переговариваясь, Джавид присоединился к «наблюдателям», а Костя опять куда-то вышел, забрав с собой того странного молодого человека, которого Эльтон видел в другой комнате.
Эльтон вышел из комнаты, и, пройдя по длинному коридору, вошел в ванную комнату. Он посмотрел в подвесное зеркало. Выглядел он хорошо. Белая выглаженная сорочка, аккуратно заправленная в светло-серые обтягивающие брюки, густые черные волосы, зачесанные назад. Ворот, пристегнутый маленькими пуговицами к сорочке, ароматно пах одеколоном.
За это время он немного изменился. Он стал чуть выше ростом, на лице пробивалась щетина. Прямой, твердый взгляд из-под негустых, аккуратных бровей.
Он никогда так долго не смотрелся в зеркало. Быстрый взгляд, брошенный в зеркало по утрам перед уходом в школу, не более. Но сегодня день особенный, и надо выглядеть безупречно.
Он открыл кран и плеснул воды в лицо, потер щеки. Вытерев лицо полотенцем, он выпрямился на месте и потянулся, будто делал легкую утреннюю зарядку. Потом наконец вернулся в комнату.
В гостиной все еще было тихо. «Диск жокей» вернулся на место, но уже отдыхал, разговаривая о чем-то с тем же странноватым пареньком. Похоже, ему удалось его разговорить. Тот что-то увлеченно рассказывал, а Костя заливался смехом, делая жесты рукой в одобрение сказанного собеседником и хлопая по спинке дивана ладонью. Девушки смолкли. Тишину слегка нарушала мелодично играющая «Woman in Love». Вечер подходил к концу.
«Скорее бы начались медленные танцы, – подумал Эльтон. - У меня наконец будет возможность ей все сказать. Но только бы все не начали расходиться раньше времени!»
Долго ждать не пришлось. Наконец, заиграла медленная музыка. Из колонок звучит чувственный голос Сэм Браун. Он обошел сидевшего рядом Эльдара и оказался прямо напротив нее.
- Можно? – спросил он, протягивая руку.
Кямаля, отложив в сторону тетрадку, которой обмахивалась, посмотрела на него. Что-то в этом взгляде было по-детски наивное, но безупречно чистое. Будто в нем выражалось бесконечное доверие, и он говорил о том, что она ждала этого момента весь вечер. Она взяла его за руку и поднялась.
Он был почти на голову выше нее. От ее волос пахло чем-то ароматным. Легкий запах духов. Если поднять руку чуть выше узкой талии, можно коснуться ее длинных волос. Первый раз она так близко.
Эльтон стал посматривать вокруг. Потом слегка наклонил голову к ней и прислушался к музыке. Прошло еще несколько минут.
Он не заметил, как закончилась первая песня. Когда он наконец поднял голову, заметил, что рядом танцуют еще две пары. Костя танцевал с высокой блондинкой Верой, которая была из «приглашенных»; Джавид пригласил Саиду, знакомую Кенуль, которая весь вечер скучала, сидя на стуле в углу, и время от времени вполголоса делала замечания, которые все равно никто не слышал.
Они продолжали кружить по комнате. Эльтон посмотрел на зевающего Эльдара, который по-прежнему сидел на диване с отсутствующим видом, и знаком попросил его подойти. Чуть наклонившись, он тихо сказал:
- Слушай, дружище, можно тебя попросить? Спроси у Кости, есть ли у него песня «Unchained Melody». Скажи, пусть поставит.
- Сейчас, - сказал тот. – Только не знаю, где Костяй. Пойду найду его. Подожди немного.
«Когда поставят эту песню, я ей все скажу. Она ведь ждет этого! Теперь мне будет нетрудно это сделать. Снят первый барьер».
Он ждал этой песни, будто от нее зависело что-то сверхважное. Но подсознательно он даже хотел, чтобы все поскорее закончилось. Эти танцы, этот вечер. Но как она отреагирует на его признание?
Прошло минут пять перед тем, как вновь заиграла музыка. Тот же печальный взгляд, медленные движения в такт музыке. Что же ее беспокоит?
«Lonely river flows…to the sea, to the sea…to the open arms of the sea…»
Эльтон чуть прижал ее к себе. Он перестал замечать окружающих его людей. Ему казалось, что сейчас происходит нечто очень важное, и именно это станет началом их отношений. Все остальное не имеет никакого значения. Достаточно того, что она рядом, что он слышит ее голос, прикасается к ней.
«Скорей же, говори. Сейчас закончится эта песня. Три простых слова. Что может быть проще?»
- Кямаля, - начал он, сделав глубокий вздох, - мне нужно тебе кое-что сказать…
Реакция была неожиданная. Она отодвинула его от себя и посмотрела ему в лицо. Опять тот же печальный взгляд, в котором, казалось, даже было какое-то осуждение.
- Не надо, Эльтон, - сказала она почти умоляюще, - не надо…Я знаю, все знаю…
Эльтон бросил на нее недоумевающий взгляд. Он застыл на месте и несколько секунд стоял не шелохнувшись. Она выдержала его взгляд, потом опустила голову, и он почувствовал, как она сжала его плечи.
Он взял паузу, оглянулся вокруг. Кроме Кости, Кенуль и Джавида в комнате никого не было. Не считая двух парней, которых было видно через застекленную дверь на балкон, все разошлись. Видимо, они сообразили, что лучше им не мешать, и ушли не попрощавшись. Один из его товарищей хлопнул его по плечу перед тем как вышел из комнаты, и он услышал, как закрывается тяжелая дверь.
Никто его не беспокоил. Товарищи сновали из другой комнаты на кухню, носили подносы с едой и стаканами; Костя собирал в коробку кассеты. Эльдара в комнате не было. Наверно, он тоже помогал убирать со стола.
Они опять начали медленно двигаться в такт музыке. Несколько минут гнетущего молчания. Она двигается неохотно, вяло, будто танцы уже закончились, и ей не терпится уйти домой. Ее глаза поблекли, сделались еще печальнее. Нет прежнего выражения, искры.
В комнате больше никого нет. Все вокруг опять стихло. Еще одна мелодия, еще один танец. И лишь когда он вновь услышал шум закрывающейся входной двери и голоса товарищей, прощавшихся друг с другом, он опять чуть наклонился к ней, чтобы сказать самое важное.
- Кямаля…Ты выслушай меня, почему ты не…
Она опять сжала его плечи, и он остановился. Магнитофон взвизгнул и замолчал. Он не выпускал ее. Они продолжали едва заметно двигаться на ковре.
- Ты знаешь? Что ты знаешь? Я ведь еще ничего не сказал…Почему ты не слушаешь меня?
- Эльтон, я же сказала, не надо…Лучше от этого никому не будет.
Он опять остановился, а за ним остановилась и она. Он чуть отодвинул ее от себя и посмотрел ей прямо в глаза.
- Почему? – спросил он.
Опять тот молящий взгляд ее грустных глаз. Несколько секунд она не отводила глаз, потом сняла его руки с талии.
- Мне пора. Уже очень поздно. – И она направилась к дивану, чтобы взять сумку.
У него возникло желание подойти, повернуть ее к себе и повторить вопрос. Но он не стал. Боялся все испортить.
Вечер закончился. Джавид был доволен. Он любил вечеринки и именно такие увеселительные мероприятия считал удачным завершением учебного года. Прощание было недолгим. Пожатия рук, обещания встретиться в следующем учебном году.
По предложению Кости они вместе вышли, чтобы проводить девушек домой. Эльдар всю дорогу был в прекрасном расположении духа. Эльтон еще не сказал ему о том, что произошло под занавес, когда все были в другой комнате. Когда они дошли до дома, где жил Эльдар, Эльтон сказал ему:
- Ты был прав - она все знает.
- Ты признался ей? Что было потом?
-  Она не хотела слушать, - грустно сказал Эльтон. – Сказала, что от этого будет еще хуже. Что это, по-твоему, значит?
- Мм…не знаю…
- Как же болит голова, - пожаловался Эльтон, подергивая ворот сорочки.
Эльдар зашел в подъезд и, протянув ему руку, сказал:
- Не переживай, найдем для тебя решение. Может, она просто боится отношений, ведь она наверняка еще никогда не встречалась с парнем. А может, у нее строгие родители, и она боится, что не сможет с тобой видеться вне школы. Поговорим еще об этом. Будь здоров.
Эльтон побрел к дому. Зашел в подъезд, вызвал лифт. Настроение было ужасное.

*****
Эльтон встал и прошел на кухню, налил себе воды из графина. Маленькие часы, стоящие на кухонной полке, показывали два часа. Дверь в комнату родителей была закрыта. Все спали.
Он выпил воды и вернулся в комнату. Заснуть не получалось; чувствовал он себя бодро, как утром. Он встал, включил свет и, взяв со стола «Графа Монте-Кристо», начал неторопливо читать. Пробежав глазами несколько страниц, он отложил книгу. Потом выключил свет и опять попытался заснуть. Ничего не получалось.
Он стал вспоминать события прошедшего дня. Он раньше часто так делал, и это помогало ему погрузиться в сон. Но теперь в голову лезли только события выпускного вечера.
Ему вдруг захотелось ее увидеть. Срочно, без промедления. Чтобы узнать, что означали те слова и во всем признаться, глядя ей прямо в глаза. Не хотелось ждать ни минуты. Он не хотел больше ничего держать в себе. Он найдет ее завтра. А сейчас ему надо каким-то образом уснуть.
Он снова закрыл глаза и начал представлять сцены. Пусть это по-детски, несерьезно. Он уже не в том возрасте. Но сейчас ему все равно. Он хочет, чтобы этот день закончился как можно скорее.

Они кружат под музыку в просторной комнате. Рядом никого нет. Тусклый свет хрустальной люстры едва освещает помещение, шторы задвинуты. В комнате тихо, все вокруг замерло, как в замедленных съемках. Ничего не нарушает эту идиллию, эту духовную близость.
Но она не такая, как на том вечере. На ней все яркое. Может быть, красное. Ее глаза ясные, выразительные. Она улыбается, смеется, двигается легко, в такт музыке.
Танцы длятся весь вечер. Одна песня сменяется другой. Играет сначала Шаде, М. Кэри, потом что-то еще.
Через минуту они уже идут по пляжу, держась за руки. Какое это море? Неважно. Оно перламутровое, бесконечное. У него развязался язык, он говорит свободно. Он смешит ее, и когда ей становится совсем весело, она пускается в бег вдоль песчаного берега, зачерпывает в руки воды и игриво брызгает в него.
Потом все снова исчезает, становится темно. Восходит солнце где-то далеко, за бирюзовым горизонтом.
Они все еще на берегу моря. Она сидит, близко придвинувшись к нему, и засыпает, оперев голову об его плечо.
Еще один день подходит к концу, и солнце начинает садиться. Но золотистая широкая полоса, тянущаяся от горизонта к берегу, все еще блестит, играя бликами на поверхности уже прохладного, спокойного моря.
Она сгибает пальцы руки, которую он держит, и засыпает. Он все еще сидит неподвижно, наблюдая, как красное зарево заката рдеет вдали, и море постепенно погружается в ночь.
Он бесконечно счастлив. Он достает из большого рюкзака маленькие электронные часы, на ощупь находит маленькую кнопку сбоку и нажимает на нее. Время останавливается. Они никогда не покинут этот пляж, так и останутся сидеть здесь, на берегу. Им не нужен этот жестокий, суетный мир.
Сцена та же, не меняется. Так будет всегда. Только все опять темнеет вокруг, медленно погружается во тьму.
Как же это все глупо, нереально! Теперь уже совсем темно. Все. Завтра будет новый день.

*****
Эльтон направился в спальню, открыл ящик письменного стола. Сверху лежала стопка бумаг и тетрадей, а также несколько наточенных карандашей и толстый зеленый блокнот. Там оказались еще и пластмассовые тюбики с непроявленной фотопленкой и множество других предметов. Он давно не убирал стол.
Эльтон вытащил все содержимое ящика и положил на застеленную постель. Он сел на кровать и принялся что-то торопливо искать. Потом открыл блокнот, лежавший поверх стопки бумаг и школьных тетрадей. Там было много записей мелким почерком. Было и что-то наподобие ежедневника. Он уже давно не делает таких записей.
Он листал страницы дневника в поисках номеров телефонов. А когда не нашел, с раздражением закрыл блокнот и, открыв один из ящиков, бросил его туда. Потом начал перебирать содержимое стола. Он отбросил в сторону все, кроме нескольких тетрадей, и положил все остальное обратно в стол.
Наконец, он нашел то, что искал. Из одной из его многочисленных тетрадей выпала темно-синяя книжечка. Он отбросил тетради на стол и начал быстро просматривать страницы. Все было написано очень мелким почерком, почти неразборчиво. Когда-то у него был такой почерк. И, как назло, пришлось перелистать почти все страницы. Наконец, его взгляд остановился на записи внизу правой страницы. Слева был номер, а справа от него было написано мелкими буквами «Кямаля, 7-й Б».
Он помнит, как два года назад заболел гриппом и пролежал пять дней дома с высокой температурой. Тогда еще отец принес домой первый видеомагнитофон, и это было большим событием. Ему было скучно сидеть одному дома целыми днями, и он смотрел фильмы. Один или два раза он звонил ей, чтобы узнать домашнее задание. Она отличница, а отличницы всегда знают, что задали на дом.
Он пытался вспомнить, как тогда говорил с ней по телефону, но не мог. Наверное, в этом не было ничего особенного, раз он не помнит. А сейчас тот разговор и эта запись имеют совсем другое значение.
Он взял записную книжку и быстро направился в прихожую, где стоял телефон, взял аппарат и понес его в комнату. Шнур зацепился за ножку стула и не поддавался, но он с раздражением дернул его. Он начал нетерпеливо нажимать на кнопки еще перед тем, как сел в кресло.
Ничего не произошло. На другом конце провода никто не ответил. Он подождал немного. Ему показалось, что пять минут, но прошло гораздо меньше времени. Потом опять набрал номер. И опять в ответ те же ровные гудки. Похоже, никого не было дома. Оставалось только ждать.
Он взял со стола пульт от телевизора, сел в кресло, стал переключать каналы. Ему надо было как-то скоротать время до следующего звонка.

*****
На следующий день он вновь позвонил по тому номеру. И снова это молчание, эти зловещие гудки.
Он никак не мог забыть то, что она сказала ему на «последнем звонке». Эта фраза будто нависла над ним, не давала ему покоя. «Никогда не знаешь – завтра может быть уже поздно». Его мучило чувство странной тревоги. А что, если она исчезнет, и он ее больше никогда не найдет?
Он стал звонить через каждый час. И постоянно смотрел на часы. Это было полное сумасбродство. Но он уже не мог и не хотел ничего контролировать. Прошел еще один день, длинная ночь, потом опять день, опять ночь, и все началось сначала…

*****
Вскоре Эльтон заметил, что все делает почти машинально. Будто все, чем он занимался, было рутиной, чем-то до невозможности скучным, унылым, лишенным всякого смысла. Чем-то, что предваряет нечто очень важное, судьбоносное, какое-то событие, которое повернет его жизнь на 180 градусов. Будто он наметил какую-то цель, которую невероятно сложно осуществить, и сейчас лишь покорно выполняет все, что необходимо для ее претворения в жизнь.
Спасение пришло скоро. Это был один из тех дней, которые он прекрасно помнит до сих пор.
Эльтон сидел перед телевизором в гостиной. На столе дымилась чашка чая. Дома никого не было. Эльшад играл футбол во дворе, а родители, как всегда, были на работе. По телевизору шли те же самые сериалы.
Минут через двадцать в комнате зазвонил телефон. Эльтон соскочил с кресла и подбежал к телефонному аппарату. Звонил Эльдар. Голос у него был серьезный.
- Выходи во двор. Прямо сейчас. Мне надо с тобой поговорить. – И он положил трубку.
Он переоделся и вышел во двор. Эльдар уже ждал его в беседке. Ему это даже показалось странным - обычно Эльдара приходилось ждать как минимум минут десять.
Он поздоровался и сел на скамейку. Последовала пауза. Эльдар как будто чего-то выжидал, готовился к какому-то серьезному испытанию. Наконец, он сказал:
- Кямаля переехала. Она больше не будет ходить в нашу школу. Они переехали на метро «Эльмляр Академиясы». Ее действительно все это время не было дома. 
Эльтон сидел неподвижно, молча, пытаясь «переварить» то, что он услышал. Он смотрел куда-то в сторону. Опять вспомнил тот вечер, тот последний танец, ее большие грустные глаза….
- Так вот почему ей было грустно на том вечере! – воскликнул он. - Она не хотела покидать эту школу, своих друзей…Она знала, что ей придется уехать, но ничего не сказала. А теперь я даже не знаю, когда мы увидимся в следующий раз…- Он замолчал, опустил голову.
Эльдар подошел и сел рядом с ним, положил руку ему на плечо. Эльтон по-прежнему смотрел прямо, не поворачиваясь.
- Эльтон! Все в порядке, - Эльдар говорил громче обычного. - Теперь слушай…Я достал тебе номер ее телефона. Они с Кенуль дружат «семьями». Встречаются по выходным. Ты сможешь ее увидеть.
Эльдар достал из кармана брюк маленькую бумажку, на которой черными чернилами были написаны крупные цифры, и протянул ее Эльтону.
- Вот, возьми. Позвони ей.
Эльтон взял бумажку.
- Слушай, можно тебя кое о чем попросить? Подожди здесь меня минут десять. Я пойду позвоню…
- Конечно, Эльтон, нет проблем. Иди скорей, я тебя жду. Потом расскажешь, как прошел разговор.
Эльтон побежал к дому. С трудом избежав столкновения с подростком, который ехал по тротуару на велосипеде, он кинулся к лифту, нажал на кнопку. Он заскочил внутрь, машинально нажал на кнопку внутри лифта. Вскочил на парадную площадку, стал быстро поворачивать ключ в замочной скважине. Ворвавшись в квартиру, он схватил телефон и понесся в комнату.
Он начал набирать номер. Пошли гудки.
Нет, стоп! Он вдруг остановился и положил трубку.
«Нет, я не смогу сказать ей этого по телефону, - подумал он. - Я хочу смотреть ей в глаза, когда произнесу эти слова. Только тогда она поймет, все поймет…»
Эльтон закрыл дверь и спустился во двор. Подойдя к беседке, он сказал:
- Я не стал звонить. Эльдар, слушай…откуда у тебя номер Кямали, у Кенуль узнал?
- Да, - ответил Эльдар. -  Кямаля и Кенуль часто видятся. Они, видимо, дружат уже давно. Я обзвонил почти всех, кого знаю, чтобы узнать номер Кенуль. Потом позвонил ей и узнал номер Кямали. Сказал, что для тебя. Ты, ведь, не против? А то начались бы расспросы.
- Да, конечно. К тому же, все, наверно, уже итак знают.…А уж Кенуль то, я уверен, знает давно. Спасибо тебе, Эльдар. - Он наконец улыбнулся. - Что бы я без тебя делал? – И он одобрительно хлопнул его по плечу.
- И что же ты собираешься предпринять? – спросил Эльдар.
- Видишь ли…Я хочу написать ей послание. Пожалуйста, дай мне номер Кенуль.
- Он записан у меня дома. Позвони мне в любое время, я скажу.
Эльтон вдруг почувствовал, что больше не хочет говорить о ней. Бесконечно длинные дни, проведенные в ожидании, его совсем вымотали. Он еще раз поблагодарил Эльдара за помощь, пожал ему руку и пошел домой.
Он прошел в комнату и сел в кресло. За окном было темно; из гостиной доносились голоса – все уже были дома. Он поднялся, открыл окно и полной грудью вдохнул воздуха. Потом взял книгу, лежащую на столе. В первый раз за целую неделю он смог сосредоточиться на чтении.
Ужин уже состоялся, и все, как всегда, разошлись по разным углам. Эльшад, который любил смотреть телевизор после вечерней трапезы, был в гостиной с родителями, а Эльтон удалился к себе.
В последнее время он часто уединяется. Если постоянно думаешь о чем-то, не можешь сосредоточиться на том, что происходит вокруг, а рассказать находящимся рядом не можешь, часто появляется желание побыть наедине.
Прошло часа два перед тем, как он прошел в коридор, взял телефон, набрал номер Эльдара. Он записал в записной книжке номер Кенуль.
- Удачи тебе, - сказал Эльдар напоследок.
Трубку взяла какая-то женщина, но Кенуль была дома. Поздоровавшись, он, пытаясь сдержать волнение, сказал:
- Мне надо с тобой встретиться. Это для меня важно. – Он прервался на несколько секунд, потом добавил: - Это на счет Кямали.
На том конце провода последовала непродолжительная пауза. Ему показалось, что прошло несколько минут.
- Понятно. А ты знаешь, она переехала. Она уже…
- Знаю, - перебил Эльтон. -  Можно тебя попросить кое о чем?
- Да, - неуверенно ответила Кенуль. - Я слушаю.
- Ты ведь ее скоро увидишь? Хочу, чтобы ты ей кое-что передала от меня.
- Хорошо, передам, - в голосе Кенуль звучало удивление. – А что это такое?
- Увидишь, когда встретимся. Можешь завтра в три часа спуститься во двор? Я занесу то, что хочу передать.
- Хорошо. Я увижу ее в субботу, тогда и передам.
«В субботу. Еще три дня ожидания, три длиннющих дня! А потом еще неизвестно, сколько времени ждать, пока придет ответ!»
Эльтон поблагодарил Кенуль и положил трубку. Потом сел за письменный стол, достал большой лист бумаги и начал писать.

После того вечера я все думаю о тебе. Кое-что осталось недосказанным. Ты ведь так и не дала мне договорить. Я не могу никак понять, почему ты не хочешь меня выслушать. Что будет плохого, если я скажу тебе то, что думаю? Ты будто боишься, что произойдет что-то плохое, непоправимое. Я не понимаю этого.
Я решил, что лучше тебе написать. Так ты не сможешь остановить меня, когда я буду выражать свои мысли, прервать на полуслове. 
Может, я чего-то о тебе не знаю, а ты не хочешь или не можешь мне этого сказать? Прошу тебя, объясни, в чем дело.
Прошло уже более двух недель после того вечера, и все это время я думал о тебе. Мне надо тебя увидеть. Даже если это будет нашей последней встречей. Я буду ждать ответа.

Эльтон

Он сложил записку и положил ее в ящик стола. У него было предчувствие, что он наконец сможет свободно вздохнуть, вернуться к прежней жизни, лишенной тягостного ожидания. Всего несколько дней, и все встанет на свои места. Интуиция подсказывала ему, что скоро он ее увидит, и она будет не такая, как на том вечере, – грустная, неразговорчивая. Она будет радоваться жизни, а он разделит с ней все эти радостные моменты. Это было прекрасное ощущение, лишенное тревоги, безнадежности, которые он испытывал в последние дни.


*****
Кенуль вышла минут через десять. Поздоровавшись, Эльтон достал из заднего кармана брюк аккуратно сложенный лист бумаги и протянул его ей:
- Вот, отдашь Кямале. Ты сказала, в субботу? 
- Да. Мы будем у них в гостях.
Она спрятала записку, потом вдруг внимательно посмотрела на него, будто пытаясь прочитать в его глазах содержание этого послания.
- Спасибо тебе за помощь, - сказал Эльтон.
- Не за что, - ответила она, и, повернувшись, пошла обратно к подъезду.
Эльтон улыбнулся, представив, как она раскроет эту записку, как от удивления расширятся ее большие глаза. Представил, как она пишет ему ответ своим идеально аккуратным почерком, сидя в уединении под светом настольной лампы за своим письменным столом. На мгновение он опять забылся, унесся в мир своих мечтаний. И только в последний момент опомнился и окликнул Кенуль.
- Извини, я кое-что забыл …Можно тебя попросить…
Она повернулась. По ее лицу вновь скользнула улыбка.
- Да, Эльтон, слушаю.
- Ты понимаешь…я хочу, чтобы она поскорее мне ответила…Ты можешь ее попросить, чтобы она передала ответ в тот же день?
- Конечно, Эльтон, я ей скажу, - ответила Кенуль, и ему показалось, что она знала заранее, что он хотел сказать.
После того, как она скрылась из виду, он немного промедлил, потом встал и пошел домой.

*****
Следующие три дня тянулись не очень долго. Эльтон старался не оставаться наедине, не впадать в раздумье. Когда они встречались с Эльдаром, он избегал всего, что могло напомнить ему о Кямале. Это был единственный способ вновь не уйти в себя, не погрузиться в эту пучину мыслей.
Она не заставила его долго ждать. Ответ пришел в воскресенье. Ему позвонила Кенуль и сообщила, что вчера виделась с Кямалей, и теперь может передать ему ее послание.
Он не хотел приходить раньше, но все же был во дворе дома Кенуль за десять минут до назначенного времени. Кенуль не стала долго с ним разговаривать – она понимала, что он хочет поскорее прочитать эту записку. В то же время ее лицо выражало полное спокойствие, даже какое-то удовлетворение. Как будто она знала, что было написано на этом листке, и вовсе не беспокоилась. А беспокойство это было бы вполне объяснимо – ведь ей не безразлично то, что происходит с ее самой близкой подругой.
- Вот, держи, Кямаля ответила. – И, улыбнувшись, она повернула обратно к дому.
Как только Кенуль зашла в дом, он стал раскрывать записку. Сделав глубокий вдох, он наконец опустил глаза и начал читать.

Извини, я не хотела исчезать, но думала, что так или иначе мне придется это сделать. И, если честно, я не ожидала, что ты станешь меня искать.
На том вечере я не дала тебе договорить потому, что думала, что так будет лучше. Лучше для нас обоих. Если ты не понимаешь меня сейчас, то поймешь потом.
Ты не прав, я кое-что о тебе знаю. Таких людей, как ты, нельзя не замечать. Они выделяются из общей толпы. Их можно любить или не любить, но игнорировать никак нельзя. Да, ты особенный. Я знаю: ты хочешь от меня это услышать.
Мы можем встретиться, я не против. Позвони мне.

P.S. Больше не буду прерывать тебя, когда ты говоришь, и ты сможешь сказать мне все, что пожелаешь. Только прошу тебя, не забегай вперед.

Кямаля

На обратной стороне был номер ее телефона. Тот самый, который дал ему Эльдар.
Эльтон поднес записку к лицу. Она пахла чем-то ароматным. Потом свернул ее и положил в карман. Он до сих пор хранит ее. Выбросить тот листок бумаги – значило бы вычеркнуть из жизни часть его прошлого, предать забвению те неповторимые минуты.
Он многое бы сейчас отдал, чтобы вновь испытать то, что он чувствовал в тот жаркий летний день.
Он вскочил и побежал домой. Ему хотелось поскорее поделиться с другом тем, что произошло. Он не станет держать это в себе.

*****
Эльтон снял трубку и набрал номер. На звонок ответил какой-то женский голос, и он спросил ее. Еще несколько секунд. Вот и ее голос. Он промедлил немного, потом представился. Она ждала его звонка.
Он  прижимал трубку к уху, будто это сокращало расстояние, отделявшее их. Ее голос звучал приглушенно – было видно, что она не хочет, чтобы ее слышали другие.
- Эльтон, ты извини, но я не могу долго говорить, - сказала она мягко. - Когда встретимся? Как насчет…сегодня? Я могу выйти. Ты свободен? – ее голос звучал еще отдаленнее.
У него словно отнялся язык. Он не знал, сколько времени продлилась эта пауза, но ему показалось, что долго. Наконец, он сказал:
- Да, конечно. Давай сегодня.
Они договорились встретиться около метро «Эльмляр Академиясы». Она жила неподалеку.
Встреча была назначена на пять. Когда, наконец, пришло время, он убрал книгу на полку, отнес на кухню полупустую чашку с чаем и пошел переодеваться. Прошел в ванную комнату, поправил на себе новую сорочку, нанес за шею немного одеколона. Потом посмотрел в последний раз в зеркало и вышел на улицу.
Ехал Эльтон на метро. Он сел в последний вагон. Здесь обычно бывает меньше народу, и можно присесть. Он сел напротив той стороны, где была открыта форточка, из которой в вагон врывался спертый воздух из тоннеля.
Он смотрел на мелькающие полосы толстых кабелей в тоннеле, которые время от времени исчезали, сменяясь светом ярких ламп на очередной станции. Наконец, монотонный голос объявил: «Следующая станция - Эльмляр Академиясы».
Он быстро прошел по перрону и завернул в сторону эскалатора. Он посмотрел на часы. Оставалось еще целых пятнадцать минут, но он протискивался между людьми на эскалаторе, спешил наверх, к выходу в город. Наконец, он вышел на улицу и огляделся по сторонам. Она уже на месте!
Она стояла рядом с двумя рядами стендов, где продавали газеты. Одета она была совсем не строго, как он привык ее видеть: простые джинсы, темно-синяя блузка. Волосы распущены.
Увидев его, она слегка улыбнулась.
- Я ведь не опоздал? – спросил Эльтон, подходя к ней.
- Нет. Я пришла раньше.
Они пошли по дороге.
- Наконец кто-то вытащил меня из дома, - сказала Кямаля. – Сестра говорит, что я превращаюсь в комнатное растение.
Эльтон улыбнулся: ему это было знакомо.
- Надо хоть иногда выходить. А то можно совсем уйти в себя и не замечать, как проходят дни. Я по себе знаю.
Он ждал, что она удивленно уставится на него, но ничего подобного не произошло.
- Это точно, - она посмотрела на него задумчиво. - Но я не выхожу еще и по другой причине. – И, заметив, что он вопросительно посмотрел на нее, добавила: - Мне приходится просить разрешение, когда я выхожу.
Эльтон вдруг подумал, что у нее, наверно, очень строгие родители, и это может помешать им встречаться в будущем. Но в те минуты он не хотел думать о плохом, ему хотелось просто наслаждаться моментом. Помолчав немного, он сказал:
- Это неудивительно - ты ведь девушка.
- Тебя не удивило мое послание? – спросил он.
Она посмотрела на него и едва заметно улыбнулась. И опять он уловил в ее взгляде какую-то гнетущую грусть.
- Я не знала, что ты захочешь меня снова увидеть. Еще никто меня никогда не разыскивал. Но мне было приятно.
- Сколько у тебя есть времени? – спросил он. – Может, сходим на бульвар? Здесь слишком много народу и машин.
- Я сказала, что иду к Кенуль, а она сегодня у тети. Но она в курсе, так что у меня неприятностей не будет. Я обещала вернуться домой к восьми.
Они прошли дальше по улице и вышли на остановку, стали ждать  автобуса, чтобы проехать на «Азнефть». Рядом стояла пожилая пара, а также щеголеватый молодой человек в сером костюме и туфлях с острыми носами. Мимо проезжали и останавливались микроавтобусы, кондукторы высовывались из них и выкрикивали маршруты автобусов.
Их автобус приехал через пятнадцать минут. Они сели на заднее сиденье. Эльтон дотянулся и открыл большое окно, и в салоне стало прохладнее.
- А ты дома сказал, куда идешь? – спросила Кямаля.
- Никого все равно нет дома. И потом, они не следят за мной. Подумают, что я у Эльдара, и даже не спросят.
Она тяжело вздохнула.
- Ты переходишь в новую школу? – спросил Эльтон.
- Я не хотела, Эльтон. Упрашиваю родителей, чтобы остаться в старой школе. Я бы ездила туда каждый день на автобусе, мне все равно. Но они и слышать не хотят…
Это звучало как какое-то оправдание. Будто она совершила что-то несправедливое, и теперь пытается искупить свою вину.
Автобус тронулся, и в салон ворвался слабый ветерок.
- А ты часто видишься с Кенуль? – спросил Эльтон.
- Сейчас уже нет. Раньше мы встречались каждый день. А сейчас нам везет, если видимся раз в неделю.
Эльтон откинулся на спинку сиденья. Слабый ветер дул прямо ему в лицо. Несколько минут он смотрел на высотные здания, проносящиеся мимо машины. Вдруг пропало желание что-либо говорить. Лишь изредка он оборачивался, чтобы взглянуть на нее. Она смотрела куда-то в сторону, через стекло на противоположной стороне.
Прошло еще минут пятнадцать перед тем, как молодой кондуктор громко объявил: «Сходящие на Азнефти, прошу».
Они вышли и направились к переходу. Перейдя широкую улицу, они оказались на бульваре.
Бакинский бульвар особенно красив весной и летом. Недаром он всегда был излюбленным местом парочек. Длинная широкая набережная, ряды старых, но работающих аттракционов; участки с пестрой зеленой травой, поблескивающей в лучах жаркого солнца, аккуратные скамейки, расположенные в несколько рядов. Каменное ограждение отделяет набережную от отвеса, за которым видны мутновато-зеленые воды Каспия. Здесь всегда тихо, даже если много народа, и слышны лишь отдаленные звуки запруженного города.
Они шли по набережной.
- А почему тебе не разрешают остаться в нашей школе? – спросил он.
- Ну, как же…Они хотят контролировать меня, ты ведь понимаешь…
- Ясно, - невесело сказал он. – Да, трудно оставить место, где ты провела восемь лет. Это как второй дом, и покидать его не просто…
- Я тебя хорошо понимаю. Но все же не стоит так расстраиваться. Все рано или поздно заканчивается, а сразу потом начинается что-то новое. Надо смотреть в будущее с надеждой, а не жить памятью о прошлом.
- Да, ты прав, конечно. Но это легче сказать, чем сделать…
Когда они проходили мимо питомника с экзотическими зверями, на котором изображена согнутая змея, Эльтон спросил:
- А почему никто в классе не знал, что ты собираешься переезжать?
- Ты же сам знаешь, - она посмотрела на него с легким удивлением. – Я почти ни с кем, кроме Кенуль, не общаюсь.
- А как же я…мне надо было знать.
Она внимательно посмотрела на него и грустно улыбнулась. Потом замедлила шаг.
- Ты ведь понимаешь, что я хочу сказать. – Он повернулся и заглянул в ее большие глаза. Они остановились и уже стояли посреди набережной.
- Эльтон…- ее голос дрогнул. – Я же тебя просила, не надо…
Он все понял. Она не хочет, чтобы он торопил события.
Она подошла к каменному ограждению, потом повернулась к нему.
- Иди сюда, здесь так классно! – сказала она и оперлась об ограждение спиной.
Он подошел ближе. Повернувшись к морю, она сказала:
- Смотри, Эльтон, - она показала на стаю чаек в небе, уносящуюся в даль, за горизонт, – иногда кажется, что они свободны, а ты – нет.
- Мрачные у тебя мысли.
Она посмотрела еще немного вдаль, потом повернулась к нему. Ее глаза блестели.
- Эльтон, слушай, - сказала она подавленным голосом, - ты ведь понимаешь, почему я не хочу сейчас, чтобы ты…ну, ты сам понимаешь…
Он глубоко вздохнул, посмотрел вниз, на плескающуюся воду. Наконец, он повернулся к ней и сказал:
- Извини, я не хотел тебя пугать.  – И он взял ее за руку и стал ее поглаживать.
- Я все понимаю, - сказала она медленно, - ты не хотел. Ничего страшного.
Образовалась пауза. Она перегнулась через ограждение и что-то разглядывала в перламутровой воде.
Эльтон повернулся и стал разглядывать проходящие мимо пары молодых людей. И только через несколько минут он опять внимательно посмотрел на нее. Она все еще смотрела вниз, на морскую воду. Прошло минут пять перед тем, как она наконец повернулась к нему и тихо сказала:
- Пойдем чуть вперед, к аттракционам, потом повернем назад. Мне скоро уже надо будет идти.
Когда они вновь шли по набережной, он молчал, лишь изредка поглядывая на нее. Так продолжалось минут пять. Наконец, она сказала:
- Все в порядке, Эльтон?
Он повернулся и взглянул на нее. Только едва заметная улыбка и выразительный блеск ее больших глаз.
- Да, конечно. Еще раз прости. Я не хотел тебя смущать и забегать вперед. Она чуть ускорила шаг. Было видно, что она начинает спешить.
- Может быть, сядем ненадолго? – предложил он, указывая на ряд скамеек, находившихся ближе к проезжей части.
- Только совсем ненадолго.
Они прошли мимо небольшого ларька, где продавалось мороженое, и сели на одну из скамеек. Прошло еще несколько минут. Потом она вдруг сказала:
- Расскажи что-нибудь о себе.
- Что, например?
- Ну, чем, например, ты занимаешься в свободное время? Мм…давай угадаю: сидишь дома, занимаешься, смотришь телевизор, читаешь книги…
- Ага, точно, - Эльтон улыбнулся. – Но я вовсе не такой заумный, как мой друг. Хотя, брат говорит, что я становлюсь все более на него похож.
- Это хорошо, Эльтон. У каждого человека должен быть свой внутренний мир. Я тоже такая - не люблю шума, пустых разговоров, суеты, люблю побыть одна.
- Ты тоже так проводишь время? – удивился он.
- Ну да…еще я люблю смотреть…«Санта-Барбару».
- Я помню, как историчка поставила тебе «тройку», - вспомнил Эльтон. – Ты потом весь урок проплакала. Мне было за тебя очень обидно.
- Конечно, она оценила мою работу строго, но в целом была права. Я допустила три грамматические ошибки просто потому, что торопилась, хотя учительница, конечно, могла бы закрыть на это глаза, ведь это не урок правописания. Кроме того, мой рассказ был слишком обобщающим и не содержал всех основных фактов и дат.
- Некоторые считают, что единственный способ подготовиться к ее уроку – зубрить все подряд, - сказал Эльтон.
- Да, она не любит, когда пересказывают «своими словами», - Кямаля улыбнулась. – Но запоминать историю наизусть – не выход. Я никогда ничего не зубрила и не собираюсь. Это бессмысленно.
- Даже стихи? Или они - не в счет?
- Конечно, стихи не в счет. Кстати, я их легко запоминаю.
Он сел прямо. Говорить было легко – никакого стеснения, косноязычия, как прежде. Чувствовал он себя прекрасно. Ему хотелось, чтобы этот вечер не кончался. Он крепче сжал ее руку.
- Помню, как пару месяцев назад ты с таким выражением продекламировала «Смерть поэта», что тебе сразу пообещали «пять» за всю четверть.
- Как ты хорошо все помнишь, Эльтон, - удивилась она. - Ты давно запоминаешь все, что связано со мной?
- Давно. Очень давно.
- Извини, но мне уже пора, а то дома начнутся расспросы.
Он встал, и они пошли по набережной. Ветер дул навстречу, развевая навесы лавок, в которых торговали мороженым, жвачками, закусками и прочим. В воздухе ощущался солоноватый запах моря. Начинало уже темнеть, и народу становилось меньше.
- У тебя дома проблем не будет? – спросил Эльтон, заметив, что она ускорила шаг.
- Не думаю, - ответила она. – Я часто в это время одна возвращаюсь от Кенуль. Но они меня иногда встречают на остановке.
Наконец, они дошли до автобусной остановки, рядом с которой был переход на другую сторону. Они перешли дорогу и сели на стоящий там пустой микроавтобус.
- Выйдем около метро, - сказала она.
Она жила в «хрущевке» неподалеку от метро. Напротив подъезда был небольшой сад, из которого высовывались толстые ветки ленивого лиственного дерева, а напротив здания – маленькое подвальное помещение. Дорожку перед домом освещал один-единственный фонарь.
- Извини, Эльтон, но я дальше сама пойду, - сказала она, когда они подошли ближе к дому.
Он не стал возражать, сообразив, что она просто не хочет, чтобы родители видели, как она возвращается домой с ним, и не обиделся.
- Я отсюда посмотрю, а потом пойду, - сказал он. И перед тем как повернуть обратно, вынул из кармана маленькую бумажку и протянул ей.
- Вот, возьми. Звони в любое время. – И он отпустил ее руку.
Он проводил ее взглядом, а когда она исчезла из виду, с минуту стоял, глядя наверх, на широкое окно на втором этаже, освещенное тусклым светом, перед тем как повернулся и пошел обратно, к метро.

*****
Летние каникулы продолжались. Они продолжали встречаться. Она выходила гулять с Кенуль, когда та навещала ее, проводила с ней немного времени, - хотя раньше они гуляли по нескольку часов, - а потом шла к метро, где ее ждал Эльтон.
Следующая встреча произошла через неделю. Она позвонила вскоре после первого свидания и объяснила, что несколько дней не сможет выходить в город. Причин она не назвала. Потом позвонил он, и они договорились о следующей встрече.
Приморский бульвар был их излюбленным местом для свиданий. Иногда они встречались на Площади Фонтанов и прогуливаясь шли на бульвар.
Их родители ничего не знали. Особенно трудно было ей. Она сговорилась с Кенуль, и та всячески «покрывала» ее. Перед каждой их встречей она говорила родителям, что выходит погулять с подругой в центре города – другое было придумать трудно. Это было почти правдой. Она проводила с Кенуль час-два, потом извинялась и шла на встречу с ним.
Вскоре им стало недостаточно встреч по выходным, и они стали вновь писать записки. Кенуль продолжала выполнять роль посыльного. Письма Эльтона накапливались в течении недели, а потом, незадолго до встречи Кенуль с ней, он передавал их и ждал ответа. Ответ приходил на следующий день. Он писал ей записки через день. Она писала не реже – по крайней мере, об этом свидетельствовало количество ее писем.
Она писала ароматическими чернилами на простой клетчатой бумаге. Вечерами, когда все уходили спать, он запирался у себя в комнате и с жадностью читал ее записки. Потом прятал их в стол, между страницами школьных тетрадей. Иногда он перечитывал ее письма.
Ее письма становились все более открытыми, чувственными. В то же время они были наполнены грустью, какой-то меланхолической обреченностью. Эльтона это беспокоило: меньше всего ему хотелось, чтобы она страдала. Он всячески пытался успокоить ее, писал и говорил слова, наполненные оптимизмом, верой в будущее. Их будущее. А ведь он не был оптимистом, и она знала это. Он был реалистом.
Однажды одно из ее писем заставило его по-настоящему беспокоиться. Оно пришло в стопке посланий, скопившихся за десять дней. Было очевидно, что оно было последним, что она написала, хотя дат она не проставляла.

Эльтон, ты был прав – хорошо, когда можно все контролировать. Теперь я в этом убедилась. Но иногда это просто невозможно. Как же тяжело зависеть от обстоятельств, быть не в состоянии управлять ситуацией! Но в то же время я так благодарна судьбе, что встретила тебя. Но я все еще немного боюсь, и ты должен отнестись к этому с пониманием. Если бы все было лишь в наших руках, то я бы ничего не боялась, все было бы так просто. Но ты сам знаешь, что это не так. Ты ведь понимаешь меня?
Я искренне надеюсь, что у нас все будет в порядке. Не переставай напоминать мне об этом. Мне это нужно как воздух.

Он читал это письмо, заперевшись в своей комнате. До их очередной встречи оставалось два дня. Он не стал отвечать. Только посидел несколько минут в раздумье за своим письменным столом, потом встал и прошел в прихожую, взял телефон.
Она взяла трубку сама.
- Кямаля, это я. Ты можешь говорить? – Голос у него был взволнованный.
- Да, рядом никого нет, - ответила она тихо, по привычке. – Ты волнуешься из-за моего письма?
Эльтон сел в кресло и положил телефон рядом. После небольшой паузы он сказал:
- Все в порядке. Я просто хотел узнать, как ты.
- Нормально, Эльтон, не волнуйся. Просто иногда мне бывает очень грустно. Ты ведь это уже знаешь.
Он поерзал в кресле, думая, что сказать, потом стал что-то нервно чертить в своем блокноте.
- Это ведь из-за меня? Я никогда не хотел, чтобы…ну, ты понимаешь…
- Эльтон, зачем ты это все говоришь? Ах, да…нет, не чувствуй себя виноватым, не надо…Ты же не виноват, что я…
Она не договорила фразу. Он вертел блокнот в руках. Он хотел, чтобы она закончила мысль, но боялся на нее давить.
- Эльтон, послушай…если ты позвонил, чтобы что-то мне сказать, то говори же, наконец! Я тебя всегда просила ничего не скрывать от меня. Только не молчи.
- Просто хотел услышать твой голос. Ты ни о чем не беспокойся, хорошо? - Не волнуйся за меня.
- Увидимся послезавтра? – спросил он.
- Конечно. Я так хочу тебя видеть, Эльтон. В пять на метро «Баксовет»?
- Да, моя радость. – И он положил трубку.

*****
Они продолжали встречаться по выходным. Она стала более разговорчива, рассказывала ему многое о себе, о родных. Они говорили обо всем – о друзьях в школе, мелких историях из повседневной жизни. Даже о мыльных операх. Эльтон никогда не смотрел телесериалы, но было забавно слушать, как она увлеченно рассказывает о том, как «Круз ходил искать Иден в горах», или как «Мейсон в очередной раз напился и расстроил Джулию», или как «окружной прокурор Кейт вставлял палки в колеса Крузу на работе», или как «наивную провинциалку Марию обманул подлый Хуан-Карлос».
Отец Кямали работал архитектором. В советское время он занимался проектированием высотных домов в черте города, а в начале девяностых часто ездил в восточную Европу для выполнения проектов строительства офисов и государственных учреждений. Но, несмотря на частые командировки, в которые его отправляли как руководителя группы проектировщиков, и проведение долгих часов на работе, в этой традиционной семье уделялось пристальное внимание воспитанию детей. Большая нагрузка в этом отношении ложилась на мать, и она успешно справлялась с этой задачей. Для нее воспитание детей было главным занятием жизни, да и времени у нее было достаточно для поддержания домашнего очага – после замужества она никогда не работала. Родители не сводили глаз с дочек, хотя в этом не было необходимости, - обе отлично успевали в школе, помогали по дому, а о пререканиях или непослушании не могло быть и речи.
Кямаля обладала обширными знаниями и старалась во всем быть первой. Эти стремления и чувство ответственности ей прививались с ранних лет. Когда же она стала взрослее, второе место для нее вообще перестало существовать, и ей уже не надо было напоминать об этом.
В конце учебного года с ней случилась еще одна истерика после того, как ей присудили третье место на олимпиаде по русскому языку и литературе. Только на этот раз ее успокаивали родители, а не товарищи по классу, и она быстро забыла об этом случае. Как-то раз она расскажет об этом Эльтону, и он тоже успокоит ее, сказав «не забывай, что каждое призовое место первое».
Она чем-то напоминала Эльтону его заумного друга. Но все же между ними была разница. Первенство было для нее не столько чем-то естественным, как для Эльдара, у которого, согласно заключению советских врачей, было «ускоренное развитие», сколько результатом усердных трудов.
Эльдар был другим. Для него быть первым было нормой жизни, чем-то само собой разумеющимся, и он, казалось, даже не прилагал для этого особых усилий.
Сестра Кямали была на три года старше и училась на востоковеда. Но так же, как Эльтон с Эльшадом, они были разные. Они не так много общались, несмотря на то, что большую часть времени Кямаля проводила дома, за книгами.
Одних подпитывает окружающая среда, а других – их собственный внутренний мир. В отличие от сестры, Кямаля была «мечтательницей», как говорил Эльтон, и в этом они были с ней очень похожи. Она черпала энергию из тех же источников.
Они продолжали встречаться на бульваре. Как-то раз он сказал ей:
- Знаешь…я вот подумал: нам нечего беспокоиться. Никто не сможет помешать нашим отношениям. Все в наших руках. Мы уже не маленькие…
- В каком смысле, Эльтон? - она подняла на него глаза.
- Почему мы должны все скрывать? Расскажем все родителям. А если они не дадут нам благословения, то…
- Эльтон… ты опять об этом…
- Я получил неполное среднее образование. По закону я уже имею право работать. В будущем я смогу обеспечить и себя, и тебя. Мы будем встречаться, каков бы ни был их ответ.
Она повернула голову к нему и мягко сказала:
- Эльтончик, не надо сейчас об этом. Нельзя знать, что будет завтра. Мы ведь еще дети.
- Подожди, милая, дай договорить…
- Ты ведь не бросишь школу, чтобы пойти грузить мешки. Ты не создан для такой жизни. Это все испортит. Нет, это невозможно, Эльтон! Посмотри на все реально. Ты же не хочешь загубить свое будущее…
Он замолчал. Ему стало грустно. Она погладила его руку, потом сказала тихо:
- Это все ради меня…спасибо тебе, милый. Но мы должны быть терпеливыми. Давай сейчас просто радоваться тому, что мы вместе.

*****
Лето подходило к концу, а это значило, что теперь они не смогут встречаться как прежде, проводить долгие часы за разговорами. Он знал, что это будет испытанием для их отношений. Он понимал, что вскоре они станут видеться реже, и мысли эти его беспокоили, постоянно сидели у него в голове.
У него, конечно, всегда есть под рукой телефон, всегда можно написать ей письмо. Она теперь рядом и никуда не собирается исчезать. Но что будет с ними дальше? Она все еще далеки друг от друга, их отделяет расстояние…
Вскоре начался учебный год. Он сидел, как всегда, с Эльдаром на задней парте. Сосредоточиться было трудно. По старой привычке он смотрел на передние ряды, высматривал ее. Иногда ему даже казалось, что она просто болеет и поэтому отсутствует в этот день. Ее, конечно, там не было, и быть не могло. Там сидела только Кенуль.
Эльдар заметил, что с ним происходит. «Слушай, Эльтон, - сказал он однажды тихо на перемене, - тебе надо хоть иногда слушать учителя повнимательнее. Я все понимаю: начало учебного года, ты всегда успеешь позаниматься, но ведь иногда надо и отвечать у доски, интересоваться тем, что происходит на уроке. Потом тебе будет труднее наверстать пройденный материал».
На следующий день он рассказал Эльдару почти все, что происходило в последнее время между ним и Кямалей. Только на этот раз более подробно. Эльдар ничего не советовал, не комментировал. Это было на него совсем не похоже. Эльтон уже начал беспокоиться, не обиделся ли друг на него за то, что он в последнее время был предельно скрытным и ничего ему не рассказывал. Но Эльдар успокоил его одной-единственной фразой: «Я не стану ничего советовать, дружище. Можно много разглагольствовать на тему любви, но в любом случае человек поступает лишь так, как велит ему сердце, а не разум. А советовать можно только разумные вещи».
Мысли о ней переполняли его. Когда он ждал от нее писем, он перечитывал старые послания и сразу же отвечал на них. Он складывал свои письма в ящик стола, и они там накапливались до тех пор, пока он не встречался с Кенуль, чтобы передать их. Все несвязанное с ней потеряло всяческий смысл. Он ничего не мог с собой поделать.
В октябре он впервые прогулял урок по географии, чтобы встретиться с ней. Несмотря на уговоры Эльдара, а также собственные сомнения и угрызения совести, – он раньше никогда не уходил с занятий, -  он на перемене взял свою папку и вышел из класса. Потом вышел на остановку и сел в автобус.
Они провели вместе чуть больше часа. Она была печальная, неразговорчивая, но старалась не подавать виду и не обсуждать это с ним. Эльтон задавал вопросы, пытался разузнать, в чем дело, хотя и догадывался, почему она грустит.
Вскоре они стали видеться чаще. Сначала они решили, что будут встречаться после занятий, но впоследствии оказалось, что это невозможно. Им пришлось бы объяснять родителям, почему они так поздно возвращаются домой. Скрывать их отношения становилось все сложнее.
Тогда он пообещал себе, что больше никогда не станет прогуливать занятия. Но каждый раз на предпоследнем уроке с нетерпением ждал звонка, ерзая на месте и нервно посматривая на часы. Потом быстро вставал, хватал папку и выбегал из класса, несмотря на тщетные уговоры Эльдара и гнетущее ощущение того, что он поступает неправильно, нарушает какие-то нормы.
Он понимал, что так дальше продолжаться не может. Как долго ему придется видеться с ней тайком, скрывать ее существование от всех, переживать, что учителя или кто-нибудь еще заметит его отсутствие? А объяснить это будет невозможно, если, конечно, он не признается во всем.
Вскоре его отвлеченность, прогулы стали сказываться на успеваемости. И, хотя ему удавалось исправлять положение тем, что он продолжал заниматься дома, с Эльдаром, и почти всегда был готов к уроку, преподаватели не могли не заметить, что он стал невнимательным, рассеянным, перестал проявлять интерес к учебе.
Эльдар часто помогал ему. Когда Эльтона не было на последнем уроке, он часто приходил к нему домой с учебниками и рассказывал новую тему, потом они занимались другими предметами, беседовали. Он перестал настаивать, чтобы Эльтон больше не пропускал занятия - было очевидно, что это бесполезно.
Ей было еще сложнее – приходилось находить подходящее время для встреч с ним так, чтобы никто не узнал. Сестра подозревала, что с ней что-то происходит, хотя не расспрашивала ее об этом, – они редко откровенничали друг с другом, – и ни разу не заметила ее отсутствие дома. Но ее неразговорчивость и скрытность в последнее время бросались в глаза. Она редко выходила в гостиную после ужина, когда все собирались у телевизора, не ходила в парк с сестрой, как раньше. Только сидела у себя в комнате, занималась, что-то писала в своих тетрадях.
В конце месяца он получил от нее письмо, которое его расстроило.

Мне так тяжело, Эльтон. Меня не покидает чувство, что мы делаем что-то неправильное, дурное, скрывая наши отношения.
Я постоянно думаю о тебе. Везде – в школе, на улице, когда выхожу в магазин, дома, когда общаюсь с родными, даже когда делаю уроки. Ты стал частью меня, моим вдохновением, несбыточной мечтой. Несбыточной, потому, что я скрываю твое существование от других, и тебя нет рядом, когда мне грустно. Мне так тебя не хватает, что даже нет сил это описать.
Учителя уже знают, что я отсутствовала семь раз в этой четверти. Они требуют справку, Эльтон. Это происходит вот уже во второй раз. В прошлый раз я сама написала ее, якобы от имени моей мамы. Мне было так стыдно – я ведь никогда ничего подобного не делала. Из-за моих чувств к тебе я делаю совершенно неправильные вещи. Такого раньше не было, и это меня немного пугает. Но твоей вины нет, радость моя. Мы же не виноваты, что любим друг друга.
Я стала писать дневник. Каждый день я записываю что-нибудь о тебе. На каждой страничке. Еще я хочу, чтобы там была твоя фотография. У тебя ведь есть фотоаппарат?
Как ты думаешь, что будет дальше? У наших отношений есть будущее? Меня это очень беспокоит. Я знаю: ты парень, тебе легче. Тебя ведь дома не расспрашивают, где ты бываешь, когда мы встречаемся? Я все время что-то придумываю, когда задерживаюсь, но мое воображение же небезгранично. Скоро все уловки, предлоги исчерпаются. Тогда мне придется все им рассказать. Я готова сделать это и сейчас, хотя и боюсь. Родителям это будет трудно объяснить потому, что они все еще считают меня ребенком. Несмотря на мой «не по годам высокий IQ», как ты говоришь. Для них я всегда буду ребенком. Они всегда меня опекали и, наверное, никогда не перестанут этого делать.
Ты только ничего не скрывай от меня. Я ведь тебе рассказываю все, что думаю. Я хочу знать все о тебе и твоих мыслях.
В субботу увидимся? Я свободна.

Кямаля

Он нервно уставился в одну точку. Это было то самое ощущение, которое он испытал, когда она исчезла, и он боялся, что потерял ее навсегда. Это была опять та Кямаля, тихая и грустная, как на том вечере, а не та, которую он видит в городе в каждую субботу или воскресенье. Это была Кямаля, которую он видел в тот день, когда впервые увидел ее слезы.
Он решил действовать решительно. Было бы несправедливо по отношению к ней оставлять все, как есть, еще на неопределенный срок. Он должен все рассказать родным. Но что произойдет потом?


*****
«Семейный совет» собрался через несколько дней. Родители Эльтона уже были в курсе, что отметки у него стали хуже, что он стал рассеянным, не мог сосредоточиться на учебе. Ему ничего не оставалось, как признаться во всем, - не было смысла оставлять все, как есть, да и другого объяснения ухудшающейся успеваемости он бы найти не смог.
Разговор состоялся после обеда. Эльтон сидел в гостиной, нервно покачивая ногами под столом, стараясь не выдавать беспокойства. Он собирался с силами, пытался преодолеть чувство волнения, охватившего его. Сейчас будет ответственный, бесповоротный момент. Как же долго он ждал этого разговора! Пришло время все рассказать и покончить с этим чувством неопределенности.
- Ты уже знаешь, о чем пойдет речь, Эльтон, - начал Нариман Алиевич. – В последнее время ты стал хуже учиться. Ты ведь всегда целыми днями сидел дома, за книгами, весь в учебе… Как же это так получается?
- Я должен вам кое-что сказать, - ответил Эльтон тихо, но твердо.
- Я говорила с учительницами по истории и географии, и они обе тобой недовольны, - сказала Эльнара Мамедовна с досадой в голосе. - Они мне сами позвонили – ты знаешь, я не стала бы тебя проверять. Историчка сказала, что тебя вообще не было на двух последних уроках. В чем дело, Эльтон? Ты раньше никогда не прогуливал занятия, и у нас даже не закрадывалось мысли…
- Может, он устал, мама, - вмешался Эльшад. – Они с Эльдаром целыми днями сидят за своими книгами. Может, переутомился?
Он сел прямо, сделал глубокий вдох. Когда образовалась пауза, он попросил, чтобы его не перебивали. Потом воцарилась гнетущая тишина, которая, как ему показалось, продлилась несколько минут. Наконец, он начал свое признание. Он говорил тихим, но уверенным голосом.
- Я раньше не решался вам все рассказать. Теперь пришло время. – Он сделал небольшую паузу, потом начал свой рассказ:  - В последнее время я стал более замкнутым, задумчивым – это заметно, если присмотреться. Это все не из-за какой-то болезни. Я встретил девушку, и мы вот уже несколько месяцев встречаемся.
Она раньше училась в нашем классе, ее зовут Кямаля. Та самая Кямаля, о которой меня как-то раз спрашивал Эльшад. Я люблю ее.
Мы начали встречаться летом, после выпускного вечера. Начиналось все неплохо. Мы гуляли по бульвару, в городе, когда у нас было свободное время. Постепенно она привязалась ко мне, и теперь я не представляю себе, что бы делал без нее. Но когда закончились каникулы, у нас возникли трудности. Встречаться регулярно мы уже не могли, а тем более так, чтобы никто дома этого не замечал. Особенно трудно сейчас ей. Ей приходится объяснять каждый раз, когда она выходит, куда она идет и с кем. Сейчас мы не можем жить друг без друга и нам невероятно тяжело не видеться неделями. Мы слишком много значим друг для друга, чтобы проводить столько времени в разлуке. Поэтому мы стали встречаться во время уроков. После первого прогула я особенно чувствовал стыд и угрызения совести – я ведь еще никогда не отлынивал от занятий, - но вскоре понял, что еще хуже было бы не видеться с ней, не иметь возможности держать ее за руку, слышать ее голос…
Он говорил уставившись на толстую книгу, стоящую на полке. Так было проще. Когда он остановился, заметил, что все внимательно смотрят на него в ожидании продолжения рассказа.
- Я понимаю, что вы сейчас скажете, и, если честно, я к этому готов, - продолжал Эльтон. Надеюсь, что вы меня поймете, хотя бы немного…
- Так, - сказал Нариман Алиевич, - вот в чем, оказывается, дело. Мы догадывались, что с тобой происходит что-то странное, но каждый раз, когда спрашивали тебя об этом, ты находил какие-то отговорки, чтобы нам ничего не рассказывать. Это, конечно, дело личное, но хорошо, что, наконец, ты с нами всем поделился…
- Ты понимаешь, Эльтон, - перебила Эльнара Мамедовна, - мы всегда тебе доверяли, полагаясь на твою ответственность. Поэтому такие отзывы учителей для нас были шоком. Для тебя вообще никогда не существовало такой оценки, как «тройка». Я все понимаю: тебе кто-то понравился в школе, это бывает. Все через это проходят. Но это же не повод, чтобы отлынивать от учебы.
- Я все понимаю, - сказал Эльтон, - буду стараться. До конца учебного года еще есть время, и я все исправлю. Но мне просто необходимо быть рядом с ней…
- Эльтон, послушай, - строго сказал отец, - последние классы – очень ответственное время перед поступлением в институт. Тебе надо собраться и исправить оценки. Хотя бы для аттестата. Я уверен, что знаний у тебя предостаточно, и эти временные трудности пройдут. Но ты должен серьезно взяться за учебники.
- В наше время вообще и речи быть не могло о том, чтобы дети в таком возрасте встречались, - строго сказала мать. – Судя же по твоим рассказам, у вас все серьезно, и вы жить друг без друга не можете. Но в таком возрасте очень сложно понять, что такое любовь, осознанно сделать выбор. Вообще, обычно эти увлечения быстро проходят. Да и ни к чему хорошему это не приведет, Эльтон, уверяю тебя! Тебе надо сосредоточиться на учебе.
«Сложно понять, что такое любовь! Только не мне и не ей. У нас все по-другому, нас не надо приравнивать ко всем. Мы испытали то, что многим и не снится, за такой короткий срок! Но они не поймут меня. Они ведь не видели ее взгляда, полного неподдельной нежности, не читали ее записок, которые можно перечитывать по сто раз, не смотрели ей в глаза, которые говорят о том же самом, снова и снова…»
- Я решу проблемы с успеваемостью, можете быть уверены, - заверил Эльтон. - Но все же думаю, что вам трудно судить о том, что я чувствую. Это трудно описать, и я даже не стану пытаться. Я на самом деле без нее не могу, и она чувствует то же самое. Это не какой-то каприз, детское увлечение, все гораздо серьезнее. Поверьте мне, иначе не было бы сегодняшнего разговора.
- И что же ты предлагаешь? – спросил Нариман Алиевич, и Эльтон опять почувствовал на себе его строгий взгляд.
- Я хочу вас попросить об одной вещи.
- Да, мы слушаем, - сказал отец. - Скажи, чем мы можем помочь.
- Я думаю, единственный выход из положения – если вы позволите мне перейти в другую школу, в ту, где учится она. Тогда мы с ней не будем мучиться в ожидании новых встреч, она будет всегда рядом. Я не буду все время скучать по ней, больше не буду отвлекаться от учебы…
- Об этом не может быть и речи, - отрезал Нариман Алиевич.  - Ты понимаешь, Эльтон…если ты сейчас не в состоянии сосредоточиться на учебе, то что же будет, когда вы вновь будете учиться в одной школе? Ты будешь постоянно с ней. Гуляния, разговоры во время занятий - я знаю, что это будет. Если ты действительно обещаешь нам исправить оценки, то тебе надо собраться и направить мысли в другое русло, взяться серьезно за учебники.
- Эльтон, ты ведь понимаешь, что это не выход, - согласилась Эльнара Мамедовна. – А кроме того, еще неизвестно, что думают на счет всего этого ее родители.
- Они еще ничего не знают, но она все им скоро расскажет, - ответил Эльтон.
- Вы все равно сможете видеться, она же не уехала куда-нибудь, - сказал Эльшад, повернувшись к нему.
Эльтон молчал, потупив взор. Его вдруг охватила злоба. Как же они не понимают, он ведь все им рассказал. Даже больше, чем надо…
- Вы просто хотите держать меня рядом, чтобы можно было меня все время контролировать!  - выпалил он.
- Не надо так, Эльтон, - мягко сказал отец, - мы тебе хотим только добра. Конечно, вы с ней можете встречаться, если только ее родители вам не запретят. Вы уже без пяти минут взрослые. Но только не за счет уроков. Подумай о своем будущем. Сейчас не время думать о серьезных отношениях. Тебе ведь только шестнадцать! Как говорится, первым делом самолеты …ну, ты сам понимаешь… А может, это все скоро у тебя вообще пройдет.
Он больше не мог этого слышать. Ему казалось, будто у него звенит в ушах, каждое слово впивается в мозг. Он больше не хотел ощущать чувство вины, оправдываться. Он же не виноват, что после того, как встретил ее, ему стало сложно концентрироваться на всем, чем он занимается…
Разговор продолжался еще минут пятнадцать. Все те же попытки убедить, наставления. Эльшад старался его подбодрить, насколько это было возможно.
Он по большому счету ожидал подобной реакции от родителей и, наверно, на их месте поступил бы точно так же. Именно поэтому он так боялся того разговора, все время откладывал его.
Опять будут тайные встречи, письма, обещания. Обещания, которые невозможно сдержать и от которых становится еще хуже, потому что сам не веришь в сказанное.
Он помнит, как ушел к себе в комнату, не добавив ни слова. Помнит, как в порыве злости толкнул стул, и он грохнулся на пол, ударившись о край письменного стола. Потом встал, отодвинул шкатулку, достал стопку ее писем. Начал перечитывать ее записки. Он перечитывал эти строки снова и снова. В горле стоял комок. На следующем свидании он ей все расскажет.


*****
Они встретились в субботу, как договорились. Опять гуляли в центре города, потом прошли на бульвар. Когда они присели на скамейку, он сказал:
- Я все рассказал дома. Не мог больше это скрывать.
Она придвинулась к нему и внимательно посмотрела него. Ее большие глаза помутнели.
- Судя по твоему виду, у тебя плохие новости. Расскажи мне, как прошел разговор. Только поскорее…
Он выпрямился на скамейке и начал медленно излагать суть недавнего разговора с родителями. Когда он закончил, она сказала:
- Я тоже им все расскажу. Будь что будет.
Он повернулся к ней в недоумении. Он ожидал, что она расстроится, у нее будет шок. Казалось, она все еще держит себя в руках. Но это была лишь попытка сдержать эмоции, а реакция последовала через несколько минут.
До тех пор он видел лишь один раз, как она плачет. Как тогда, несколько недель назад, когда он наконец ей признался в любви. Но в тот день все было по-другому. То вовсе не были слезы счастья. Он помнит, как она положила голову ему на плечо, и он чувствовал, как она слегка вздрагивала. Может, не надо было ей вообще ничего рассказывать?
Оставалось только ждать. Ждать, пока кто-то другой решит за них судьбу их отношений. Что будет потом, когда она поговорит с родными?
Эльтон сел за стол и начал писать.

Мне жаль, что я тебя расстроил. Я лишь хотел рассказать тебе про тот разговор дома. Я просто объяснил им, почему пропустил несколько уроков. Но ты не волнуйся, милая. Ничего ведь не изменилось. Мои родители не запретят нам встречаться, если, конечно, я исправлю свои отметки. А я смогу это сделать. Ради себя и ради тебя.
Ты права. Расскажи все дома – рано или поздно это все равно придется сделать.

Эльтон


*****
Дни шли медленно, будто ползли. Дни без встреч с ней. Раньше он с нетерпением ждал этих встреч, и это ожидание подпитывало его. Но с недавних пор все изменилось. Время тянулось. Он стал все делать через силу: заставлял себя ходить в школу, читать учебники, отвечать на уроках у доски. Даже с Эльдаром стал встречаться реже.
Он ждал этого послания. Оно пришло почти через две недели после того, как он рассказал дома об их отношениях. На такой же ароматно пахнущей бумаге она написала следующее:

Я им все рассказала. Родители не понимают меня, Эльтон. Они даже и слышать не хотят о тебе. Я не могу до них довести, как ты мне дорог. Наверное, для них я еще совсем ребенок, и они не представляют себе, что я в состоянии принимать хоть какие-то решения.
Они сказали, что нам больше не стоит вообще встречаться. Скажи, что делать? Нам опять придется ото всех прятаться, скрывать наши отношения?  Поскорее напиши мне.

Кямаля

Он читал эту записку сидя за письменным столом. Его охватило отчаяние. Он скомкал записку и бросил ее под стол. Потом заперся у себя в комнате и стал читать ее записки. Все до одной. Когда зашел брат и позвал его пить чай, он что-то небрежно бросил и продолжил читать.
Сначала было невероятное умиление, потом горечь, отчаяние. Неужели придется ждать много лет, пока они не станут взрослыми и будут вправе сами принимать решения, вершить свою судьбу? Нет, нет! Они не выдержат такого длительного ожидания.
Дальше произошло то, чего он сам не ожидал. Ему вдруг стало все безразлично. Так бывает, когда устаешь бороться. Хочется все бросить, куда-то умчаться, сломя голову. Устаешь надеяться на то, что так долго не происходит, и теряешь веру.
Продолжался учебный год, каждый день был похож на другой. Он опять стал скрытным, погрузился в свои мысли, перестал общаться с окружающими. Он часами просиживал в своей комнате после занятий. Все как прежде.
Не было ни звонков, ни писем, ни встреч. Он пытался окунуться в учебу, не думать о ней. И, хотя он хорошо понимал, что ему все же придется ей написать, объясниться, продолжал откладывать свое решение. Так продолжалось три недели.
Наконец, он получил от нее письмо. Он не ждал хороших вестей.

Что происходит, Эльтон? Ты совсем замолчал. Когда же ты мне напишешь, позвонишь…Прошел почти месяц с тех пор, как мы виделись в последний раз, но не проходит и дня, чтобы я не думала о тебе. Твое молчание меня пугает. Неужели я была права - нам не суждено быть вместе?
Ты раньше никогда не исчезал на такой долгий срок. Мне надо знать, о чем ты думаешь. Скажи, что нам делать?
У меня плохое предчувствие. Ты решил, что мы больше не увидимся? Нет, я не верю. Если это так, то я хочу, чтобы ты сказал это мне в лицо. У тебя хватит духу на это?

P.S. Скажи, почему ты не отпустил меня, когда я уходила из твоей жизни? Ты ведь знал, что ничего не получится.

Кямаля

Он прочитал эту записку несколько раз подряд. Но он продолжал чувствовать какую-то пустоту, апатию. Наверное, у него кончилось терпение, и он перешел грань, за которой начинается безразличие, и начинаешь принимать все как данность.
Это произошло почти внезапно. Так же внезапно, как искра, которая зажгла это чувство к ней.
«Она не заслуживает страданий, - подумал он. - Так ведь будет лучше. Если мы расстанемся постепенно, будет еще хуже. Лучше потрясение сейчас, чем медленное расставание… Как же она была права! И Эльдар был прав».
Он думал о ней по вечерам. Днем эти мысли приходили к нему все реже. Он вспоминал их прогулки, ее большие, выразительные глаза. И тот вечер. Он был символическим для него, хоть и плохим сигналом, предвестником провала.
Она никогда не уйдет из его жизни. Эти моменты останутся частью его отдаленного прошлого.
Тогда он не представлял себе цену, которую заплатит за это решение. Он узнает об этом потом, через много лет.
Однажды днем она позвонила ему.
- Эльтон, куда же ты пропал? Ты решил, что…
- Прости меня. Я тебе сегодня напишу. – И он положил трубку.
Вечером, когда все пошли спать, он опять сел за свой письменный стол и в последний раз перечитал все ее записки. Он до сих пор хранит их. Но уже как память.
Он в очередной раз положил перед собой большой лист бумаги и взял ручку. Его рука дрожала. Он делал ошибки, зачеркивал слова. Потом брал новый лист бумаги.
Его не покидало странное ощущение, что это письмо пишет не он, а кто-то другой. Его душил комок в горле. Он боролся с собой, пытаясь подавить наплыв эмоций, охвативших его с новой, невероятной силой.
«Все, хватит! Надо взять себя в руки…Прости меня, прости…»
Она получила это письмо через три дня.
Она не сохранила ту записку, как и все другие. Тогда он даже не мог себе представить, что такое возможно. То письмо помнит лишь он. Помнит наизусть, как если бы он написал его вчера.

Радость моя,

Я долго думал и решил, что нам придется расстаться. Я уверен, ты поймешь меня, и ты ведь сама знаешь, почему. К сожалению, ты была права – мы не сможем быть вместе, и в этом вовсе не наша вина.
Было бы несправедливо сейчас притворяться, обманывать тебя, что у нас все получится, жить надеждами.
Ведь мало одних мечтаний для счастья. Счастье – это когда ты можешь не только грезить своими чувствами, но и жить ими, ощущать их сполна. Мало редких моментов, кратких встреч, обрывистых фраз. Счастье материально, как и все другие чувства. В противном случае это не счастье, а мучение. Если ты сейчас не поймешь меня, то это произойдет потом.
Я не жалею о том, что между нами произошло, и не хочу, чтобы жалела ты. Пусть наша любовь будет хорошим воспоминанием для нас обоих. Прости меня и постарайся забыть.
Желаю тебе, чтобы то же самое повторилось в твоей жизни позднее, когда ты будешь сама принимать решения, и ничто не сможет встать на пути твоего счастья. Но это будет не со мной, а с кем-то другим, тоже достойным твоей любви. Я искренне верю в это.

Береги себя.
Твой Эльтон

P.S. Если хочешь, позвони мне. Лучше позже, через несколько недель. Мы можем остаться друзьями. Если, конечно, ты захочешь.

Она не позвонила, а он не стал искать с ней встреч. Но примерно через месяц позвонила Кенуль. Разговор был коротким. Он чувствовал, как у него по спине ползут мурашки.
- Эльтон, как ты мог? Что на тебя вдруг нашло? – в ее голосе звучало осуждение. 
Он выдержал паузу, глубоко вздохнул. Несколько секунд он думал, что сказать. Образовалась гнетущая тишина, сквозь которую еле слышно пробивалось шипение на проводе.
- Так будет лучше, - наконец проговорил он. - Как она?
- А ты как думаешь? – язвительно спросила она. – Ты мог хотя бы встретиться с ней, чтобы сказать ей все. А ты…
- Так будет лучше, - повторил он. – Нам вправду лучше больше не встречаться. Хотя бы на время.
Это решение не было продиктовано эгоизмом. Как раз наоборот, он старался оградить ее от переживаний. Он не может стать причиной ее страданий. Лучше пусть сейчас будет горькое разочарование, а потом облегчение, чем долгое ожидание несбыточного счастья. Нельзя ждать бесконечно. А им нужно было прождать целую вечность, чтобы быть вместе.
Он не помнит точно, когда и как началось его увлечение. Помнит только, что когда это произошло, он потерял контроль над собой и почувствовал себя во власти чего-то необычного и невероятно прекрасного и в то же время пугающе неуправляемого.
До тех пор он был почти скептиком в своем восприятии человеческих чувств и эмоций, и если кто-нибудь тогда сказал бы ему, что такое возможно, он лишь махнул бы рукой и пренебрежительно пожал бы плечами, выражая недоверие.
В первый раз он понял, что с ним происходит, около года назад. Это был обычный школьный день, и ничто, казалось, не предвещало кардинальных перемен в его жизни. Но сегодня в его воспоминаниях это один из тех самых дней, события которых он помнит, как если бы они произошли вчера.
Все произошло всего за пять минут. Обычная проверка контрольной работы. И простой листок бумаги, исписанный красными чернилами.
Первая за все время оценка «посредственно». Она ненавидела посредственность. Ей хотелось выскочить из класса, побежать домой, закрыться в своей комнате. Только там она сможет дать волю эмоциям. Там никто не нависнет над партой, заглядывая ей в лицо и задавая глупые вопросы.
Но она не успела. Успела только опустить голову на парту, подвинув в сторону толстый учебник.
В те несколько минут она не видела никого. Ей хотелось, чтобы все вокруг исчезли, чтобы тот момент больше не повторялся никогда.
Он посмотрел на нее со своего привычного места на последней парте, когда в классе начался шум, а две подруги обступили ее, словно телохранители, и, наклонившись, что-то тихо говорили ей. Тогда он впервые застыл на месте и не мог отвести от нее взгляд.
Это было одновременно и сочувствие, желание разделить ее горе, и невероятное умиление, восхищение ею. Он хотел разделить тот момент с ней, прожить его за нее, чтобы ей не пришлось испытывать те ощущения, расстраиваться из-за той маленькой неудачи. Хотел быть рядом – и мысленно, и физически, - чтобы подставить плечо, успокоить. Чтобы не видеть, как она плачет. Тогда он даже и не подозревал, что сам впоследствии станет причиной ее слез.
Они не давали друг другу обещаний, потому что знали, что их будущее не определено. Она ведь сама настаивала, чтобы он не забегал вперед, знала, что, возможно, им придется расстаться. Из любой печальной истории можно извлечь выводы, которые потом помогают жить дальше. Они еще так молоды. Надо перевернуть эту страницу в их жизни и двигаться дальше. Каждый свом путем.


*****
После того, как Эльтон расстался с Кямалей, он старался жить прежней жизнью. Он стал чаще встречаться с Эльдаром дома и во дворе, читать книги, больше общался с братом. Вечера в кругу семьи стали приносить ему прежнюю радость; он вновь почувствовал тягу к знаниям и стал более активным во время занятий в школе. Казалось, его жизнь возвращалась в прежнее русло.
Некоторое время все вокруг было каким-то серым, унылым, бессмысленным. Время тянулось, будто в часах стало больше минут. Будто движение жизни бессильно замерло и остановилось на мертвой точке. Но постепенно хорошее настроение, казалось, вернулось к нему, и ему хотелось думать, что оно вовсе не было напускным. Но он все еще переживал из-за причиненной ей боли, и тяжелое чувство вины не покидало его.
Сейчас он, как правило, вспоминает о ней седьмого июля. Это день ее рождения. Он даже помнит скамейку на бульваре, на которой они часто сидели. Когда он там бывает, по-прежнему умышленно проходит мимо нее, вспоминая их свидания, ее слова. Еще свежи были в памяти те жаркие летние дни, когда они, с чувством вины, но преисполненные безграничной радости, покидали здания своих школ и бежали на место их очередного тайного рандеву.
Он все еще приходит на бульвар, но теперь - чтобы побыть наедине с самим собой. Однажды, много лет спустя, он даже положит на ту самую скамейку букет красных роз. Она их очень любила, но никогда ни от кого не получала до него.
Лишь один раз он спросил о ней у Кенуль, но та ничего подробного не сообщила, а только сказала, что Кямаля «как всегда, грустная». После этого он очень долго о ней ничего не слышал.
Этот опыт станет для него неким тестом, подготовкой к взрослой жизни. Он станет решающим, откроет глаза на многие существенные вопросы, послужит ему своеобразным путеводителем по жизни, убережет от ошибок и промахов в будущем. Но это произойдет нескоро. Пройдет еще много времени перед тем, как он сделает надлежащие выводы.
Учебный год подошел к концу. Он закончил десятый класс. Под конец учебного года у него возникли трудности с некоторыми предметами, но Эльдар был тут как тут. Он приходил к нему каждый день с учебниками и записями. Они просидели три недели за учебниками. Эльдар выручил его с историей, которую нужно было сдавать на экзамене. Он даже «прорепетировал» с ним этот экзамен. Еще они вместе основательно повторили конспекты по географии, по которой Эльтону грозила «тройка».
После разрыва с Кямалей ему захотелось резких, существенных перемен. Он хотел убежать, спрятаться. Туда, где ничего не напоминает ему о ней. Ему было просто необходимо полностью сменить обстановку, чтобы хоть как-то совладать с этими мыслями.
Тогда он стал искать возможности выезда за границу. Его всегда воодушевляла перспектива побывать в другой стране, и теперь было подходящее время. Он давно слышал о возможностях получения высшего образования в США. Слышал о нескольких своих сверстниках, которые там прошли годичный курс обучения. Он тоже решил попытать счастья.
Его пленила сама идея испытания неизведанного. Он хотел начать новую жизнь. Жизнь, в которой не будет Ее. Но жизнь полная новых, захватывающих событий и ощущений.
Идея эта пришла к нему в новогоднюю ночь, за полгода до окончания школы. После традиционного праздничного ужина с родными и просмотра музыкальной передачи по российскому телеканалу он, будто следуя какой-то символике, решил начать новый год «с чистого листа». И тогда твердо решил добиваться приема в одно из высших учебных заведений США.
Обращения были направлены в университеты в Техасе и Миссури, университет Northeastern на восточном побережье, университеты в Оклахоме OU и OSU, два университета в городе Питтсбург, штат Пенсильвания, государственный университет Канзаса KSU и даже Стэнфорд.
Эльдар не одобрял этой затеи. Он считал, что его новые планы - не что иное, как попытка убежать от проблем. «Тебе не обязательно менять обстановку, - сказал он. - Пройдет время, и ты перестанешь думать о ней. Ты же сам знаешь». – «Я просто хочу все начать заново, - объяснил Эльтон. – Иногда мне кажется, будто время остановилось и стоит на месте».
Он понимал, что бежит от реальности, и это было лишь временное решение. И география здесь абсолютно не при чем. Можно сменить телефон, адрес, даже фамилию. Но нельзя изменить суть театрального представления, сменив декорации. Можно только полностью переписать сценарий, а это под силу лишь одному Творцу.
Он писал письма по вечерам, когда все собирались в гостиной или ложились спать. Он был рад тому, что у него появилась цель, и теперь был всецело поглощен ее осуществлением. Когда накатывает депрессия, очень важно чем-то заняться. Ему было просто необходимо занять свой ум новой идеей, отвлечься.
Отослав с два десятка обращений в американские университеты, он уже начал представлять себе, какие изменения могут произойти в его жизни. Используя свое богатое воображение, он представлял разные сцены из еще не начавшейся «новой жизни». Представлял себе города, в которых он мог бы побывать, людей, которых может встретить на своем пути.
Теперь она - часть его «прошлой» жизни, и он готов начать все сначала, броситься навстречу новым испытаниям, преодолевать препятствия. Он верил, что его ждет успех, хотя решение, которое он принял относительно недавно, опасно напоминало ему о том, что он проявил слабость, сдался, а это – плохой знак для тех, кто становится на путь покорения вершин. Ведь неудача может постигнуть его вновь, а в условиях жесткой, конкурентной борьбы нельзя будет расслабиться, опустить руки. Он понимал это, но вера в светлое будущее не покидала его. Надежда на то, что наступят лучшие времена, была его единственным вдохновением, а без вдохновения он не смог бы прожить и дня.
Он ждал своего часа. Ждал перемен с волнением, в предвкушении чего-то особенного, захватывающего. Когда придет время, он испытает себя на стойкость, целеустремленность, способность бороться за лучшее, что может предложить жизнь. Также выявит свои слабости и определит свои силы. А когда его «путешествие в Неизвестность» подойдет к концу, он поймет многое, что сейчас ему представляется совсем в ином свете.
В его столе была одна-единственная фотография, на которой она слегка улыбалась. Он сам ее сфотографировал, когда они были в приморском парке. Сейчас эта фотография хранится в его альбоме, который он просматривает всего раз в год. В той самой шкатулке, по которой он с силой ударил с внешней стороны в тот день, когда получил от нее последнее письмо. Его стол стоит на прежнем месте, а потрескавшаяся желтая краска и вмятина на месте, куда пришелся удар, все еще напоминают ему о том печальном дне.
Он понимал, что нельзя жить воспоминаниями, и теперь знает, какую цену можно за них заплатить. Знает, что только если воспринимать действительность как данность и не оглядываться назад, можно быть в мире с самим собой. Знает, что опасно пытаться «догнать ушедшую действительность». Теперь он никогда не станет этого делать. Но просматривать фотоальбом и приходить на бульвар он будет всегда.


*****
Успех приходит ко всем по-разному. Некоторые стараются ради этого всю жизнь, а потом пожинают плоды своих усилий, другим просто везет, а третьи достигают желаемого внезапно, в результате каких-то перемен или событий, которые они потом помнят всю жизнь.
Это произошло в марте 1996 года, незадолго до окончания школы. Он тогда сидел в гостиной и листал томик А. Дюма. Из широко распахнутого окна в комнату врывался слабый ветер, и ничто не нарушало тишину, не считая шума редких машин, доносившегося с проезжей части, и шуршания телевизора, поставленного на «mute».
Сначала был звонок с почты. Твердый мужской голос сообщил, что есть почта, пришедшая по его адресу.
Он попал на почту за двадцать минут до закрытия. Простояв в очереди около десяти минут, он получил посылку. Это был картонный прямоугольник, в который было аккуратно вложено несколько печатных листов формата А4.
Это были два листа бумаги от администрации университета в городе Атланта, штат Джорджия. Письмо было кратким.

Уважаемый заявитель,

Мы рады сообщить вам, что после рассмотрения вашего обращения Отдел финансовой помощи студентам и Отдел по принятию иностранных студентов университета приняли решение предоставить Вам возможность получить стипендию на учебный год 1996-97 в размере и в срок, указанных на второй странице данного письма, а также все связанные с этим привилегии, включая частичную оплату жилья, пользование помещениями и услугами, которые предоставляет университет.
Ваше обращение было рассмотрено на основании конкурса, целью которого была объективная оценка данных и заслуг потенциальных стипендиатов, проживающих за переделами США и направленного на расширение нашего международного опыта.
Наш университет остается приверженным своим традициям предоставления помощи перспективным и мотивированным иностранным студентам в достижении их образовательных целей, а также обеспечения многообразия студенческого состава и обмена опытом между странами. Мы будем рады приветствовать Вас по прибытии в страну на «ориентации», которая пройдет 30 августа в зале 111 главного корпуса.

Дальше был адрес, подписи президента университета, а на обороте – таблицы с цифрами и некоторая другая информация, а также еще несколько документов, касающихся медицинской страховки. Еще в конверте была брошюра с разноцветными фотографиями обоих корпусов университета, а также библиотеки, компьютерного зала и других помещений студенческого городка.
Это слова, которые означают начало нового этапа в его жизни. Того этапа, в котором ее не будет. Это начало той жизни, в которой не будет улиц, по которым она ходит, нет здания, в котором он видел ее девять лет, нет людей, которые тоже носят ее имя. Там нет приморского бульвара, нет метро Сахил, где они часто встречались, нет «Санта-Барбары», которая напоминает о ней каждый раз, когда он включает канал РТР. Есть только длинная дорога, сопряженная с новыми испытаниями, но освященная надеждой на перемены к лучшему.
Он хотел попрощаться с ней. Нет, он не станет больше звонить или писать письма, спрашивать о ней у друзей. Это будет условное прощание. Он оставит ее здесь, в этой жизни. Он перенесется через океан, чтобы окунуться в гущу неведомых доселе событий, займет себя «новой» жизнью, чтобы оставить здесь все, что напоминает ему о ней и попытать счастья там, где есть неограниченные возможности, но также много тех, кто пытается ими воспользоваться.
Он положил бумаги обратно в конверт. Потом встал с кровати, подошел к письменному столу и положил его поверх толстого зеленого блокнота. Прошел в прихожую комнату и удостоверился, что все спят. Вернулся в комнату и выключил свет, подошел к окну и слегка раздвинул шторы.
Минуты две он смотрел на яркие огни большого города, окутанные серой дымкой туманной бакинской ночи, нависшей над беззвездным, необъятным небом. Он посмотрел далеко, на мерцающий блеск редких звезд, на большой факел вдали, сжигающий попутный газ, на телевышку, четко вырисовывавшуюся посреди темного горизонта.
Полнолуние. Ходят слухи, что в эти дни люди подвержены странному поведению и психическим отклонениям, хотя результаты исследований этого явления крайне противоречивы. Но он в тот вечер вовсе не сходил с ума. Он просто мысленно прощался с ней.
Он так и не позвонил ей, чтобы проститься. Он тогда даже не мог себе представить, что своим поступком меняет ее, заставляет ее переосмыслить все. Она научится справляться со своими чувствами, думать «разумом», а не «сердцем», научится смотреть на все с холодной рассудительностью. После падения всегда трудно подняться, но потом легче падать во второй раз. Она сумеет вооружиться против чувств, способных ранить ее неопытное сердце, научится управлять эмоциями, извлекать из всего пользу. Это произойдет нескоро. Но когда это все-таки произойдет, она будет уже не той, которую он знал, и от ее наивного восприятия действительности не останется и следа. Та Кямаля, которую он знал, перестанет существовать для него сегодня.

*****
Он приехал в аэропорт вовремя. Подвесные мониторы показывали, что вылет через два часа. Багаж состоял из одного единственного чемодана, который он собрал за два дня до отъезда. И лишь за полчаса до того, как приехало такси, чтобы отвезти его и родных в аэропорт, он вспомнил, что хочет забрать с собой и ее фотографию. Ту самую, которую он сделал на бульваре.
Совсем недавно он дал себе слово, что оставит все связанное с ней «в старой жизни», но в последний момент не сдержался. Ему понадобилось часа два, чтобы найти фото среди груды предметов, накопившихся за время обучения в школе в ящиках его письменного стола. Он аккуратно положил фотографию в маленький кошелек, в котором хранились документы и немного наличных денег, и спрятал его в нагрудный карман пиджака.
Наконец, объявили посадку. Он обошел черную ленту, за которую уже не пускали провожающих. Еще пятнадцать минут, и он уже в зале ожидания.
Ждать оставалось недолго. Он вынул из кармана пиджака платок и отер лоб. У него было странное ощущение того, что он поступает неправильно, переступает какую-то запретную черту, за которой – неизвестность и бездна опасностей. Здесь он прощается с привычной жизнью, в корне меняет свой уклад жизни.
Он привык ко многим вещам за эти годы, и ему будет этого всего не хватать. Привык к тому, что по вечерам ждет родителей на ужин, а потом удаляется в комнату, чтобы пообщаться с братом перед тем, как пролистает учебники перед завтрашним днем в школе. Привык гулять по стадиону после занятий в пятницу и размышлять о событиях прошедшей недели. Привык к тому, что по праздникам Эльнара Мамедовна жарит оладьи, и они собираются за завтраком, а потом, как правило, едут проведать родственников. Привык к тому, что каждую субботу в дверях его комнаты появляется Эльдар и, отпустив какую-нибудь шутку, тащит его в «дискуссионный клуб». Привык сидеть за своим письменным столом и писать дневник по вечерам. Привык читать журнал «Мы» перед сном.
Он прошел по длинному коридору вместе с другими пассажирами и завернул налево. Там стояла бортпроводница, высокая блондинка в униформе компании British Airways, и проверяла билеты. 
- Добро пожаловать на борт, - сказала она, возвращая ему билет. – Ваше место в восьмом ряду, 8А.
Он наблюдал, как самолет выруливает на взлетную полосу через стекло бледно-голубого иллюминатора. Вот та самая прямая полоса, освященная рядами ярких ламп по обе стороны.
Аэропорт остался позади. Наконец, самолет остановился в начале полосы, и моторы на несколько секунд заглохли.
Эльтон почувствовал легкую тяжесть в груди. Дышать было трудно, будто он только что преодолел большую дистанцию на кроссе. В висках слегка застучало, и его подташнивало.
Он глубоко вздохнул и привел кресло в вертикальное положение. Моторы «Боинга» взревели сильнее. Самолет тронулся с места и начал набирать скорость. Еще секунд десять.
Огни города постепенно превращались в блестящие точки, а вместе с ними оставалась позади и его прежняя жизнь. Как будто он смотрел на свою «старую» жизнь с высоты птичьего полета.
Он вдруг подумал, насколько ничтожна жизнь одного-единственного человека в масштабе хотя бы одного города средней величины, одной территориальной единицы. Если, конечно, он не сделал ничего, что перевернуло мир.
Там остался тот самый дом, та самая школа. Где-то по улицам, которые сейчас выглядят как микросхемы разобранного телевизора, ходит она. Она продолжает жить своей жизнью: встает по утрам, ходит в магазин, общается с подругой по выходным, прибирает в комнате, смотрит «Санта-Барбару». Все как прежде, только без него. И если раньше они могли еще вернуть все разрушенное им за минуту, то теперь их будет отделять расстояние, и это будет физически невозможно.
Хотя, может, так будет даже лучше для нее. Когда знаешь, что что-то физически невозможно, перестаешь надеяться и переживать. С абстрактными вещами легче справиться, потому что осознаешь, что получить их все равно нельзя.
Проспал Эльтон недолго. Проснулся он когда начали разносить еду, и бортпроводница обратилась к нему с вопросом, что он предпочитает на ужин. Немного подкрепившись, он стал наблюдать за стрелкой на огромном плоском мониторе, которая показывала маршрут самолета.
Стрелка была на полпути к Чикаго. Там он должен пересесть на самолет компании American Airlines, который доставит его в Атланту, штат Джорджия, где находится его университет. Там он переночует в гостинице Ramada Inn перед тем, как доберется на автобусе до «южного корпуса» университета, в котором ему предстоит учиться.
Он уже определился, что будет изучать. Журналистика и массовые коммуникации. Он попробует раскрыть свои возможности в той области, где можно свободно излагать мысли, проявлять творческие способности. Этого нельзя делать, изучая точные науки, полагал он. Конечно, это было спорное суждение. Но науки - не его призвание. Пусть этим занимаются те, у кого есть способности к таким дисциплинам, а он сосредоточится на своих сильных сторонах.

*****
Он добрался до гостиницы в Атланте примерно в одиннадцать вечера по местному времени. Он остановил такси у входа в стеклянные двери просторного вестибюля и, вытащив чемодан из багажника машины, медленно покатил его дверям.
Невысокий портье-мексиканец, сидящий перед стойкой за компьютером, приветствовал его, выпрямляясь в высоком кресле.
- Добрый вечер, - сказал Эльтон. – Мне нужен одноместный номер.
- Удостоверение личности, пожалуйста, - сказал портье и начал что-то искать на мониторе своего компьютера.
Эльтон достал из бокового кармана паспорт и протянул ему, пока тот щелкал по клавиатуре «Макинтоша».
- Как долго вы собираетесь здесь пробыть? – спросил портье.
- Одну ночь, - сказал Эльтон, доставая бумажник.
- С вас пятьдесят один доллар и двадцать центов, - резюмировал портье. – Будете платить наличными или кредитной картой?
- Наличными, - ответил Эльтон, протягивая ему деньги и перебрасывая через плечо сумку.  – Я сам отнесу чемодан в номер.
- Добро пожаловать в Ramada Inn, - сказал портье, протягивая ему ключ.
Эльтон прошел к себе в номер. Потом разложил привезенные вещи на места, спрятал пустой чемодан и сумку в клозет и, не раздеваясь, прилег на аккуратно застеленную одноместную кровать. Дотянувшись до тумбочки, которая стояла справа, он взял пульт от маленького «Sony» и начал переключать каналы. Потом достал из сумки свои блокноты и цветную пластмассовую ручку, стал делать записи в дневнике.
Он уже давно ведет дневник. Чтобы перечитывать через много лет и вспоминать прошлое. И, хотя он постоянно пытался препятствовать своим порывам делать экскурсы в прошлое, он до сих пор любит перечитывать то, что написал очень давно, воссоздавать старые сцены. Он не раз пытался оставить это занятие. И каждый раз обещал себе, что читает эти строки в последний раз.
Два года назад он тоже отправился в путешествие. Но то была погоня за счастьем, за чем-то вечным, незыблемым, а сейчас он стремится к успеху. Счастье и успех – понятия разные для тех, кто связывает счастье с самыми глубокими порывами своей души, с чувствами, которые значат все, и важнее которых нет ничего на свете. Может, он пустился не в ту гонку? Уже в который раз он терзается в сомнениях, пытаясь переосмыслить и оправдать решение, которое он принял так давно.
Он листал блокнот до поздней ночи. И только когда вспомнил, что оставил включенным свет на кухне, встал с кровати. Потом вернулся в комнату и быстро заснул.



Семь лет спустя…


*****
В аэропорт Эльтона привез Рик, его старый друг, с которым он учился в университете в штате Джорджия. Прощания, пожелания удачи. Еще десять минут, и еще один человек превратился в запись в записной книжке. Или строчку на мониторе компьютера…
Эльтон покончил с регистрацией за час до вылета. Прошел в отсек, откуда должна была производиться посадка рейса на Чикаго и сел в кресло на задних рядах. Вынул из сумки ноутбук и положил его на колени. Надо предупредить родных, что он приезжает на день позже, чем было обговорено. Прошел идентификацию на почтовом сервере и открыл «входящие» сообщения.
Несколько секунд он удивленно смотрел на бледно-синий экран компьютера, всматриваясь в верхние строчки списка сообщений. Письмо от Кямали, датированное вчерашним днем. Он спокойно поднялся в самый верх списка и открыл сообщение.


Была рада узнать, что ты, довольный и радостный, наконец возвращаешься домой, к семье. Представляю, как обрадуются дома твоему приезду.
У меня все в порядке. Теперь у меня есть все – две семьи, работа, карьера, стабильный доход. И даже свобода перемещения.
Это все мне далось нелегко. После того, как мы расстались, я и не надеялась, что когда-то оправлюсь. Но прошло время, и все встало на свои места. Ты одновременно и ранил меня и помог мне понять, что нужно всегда держать себя в руках и никогда не сдаваться. Даже когда кажется, что впереди ни просвета и сплошная тьма. Я справилась, и теперь все наладилось. Как говорится, что не убивает нас, делает нас сильнее…
Ты изменил меня окончательно и бесповоротно. За эти годы я многого достигла. Наполовину благодаря тебе. Это не совсем то счастье, которое я себе представляла, но после того, как ты ушел, это лучшее, что я могла получить. И теперь мне не о чем жалеть. А есть ли тебе – это ты спроси у себя самого.
Поздравляю тебя со всем, чего ты достиг, и желаю удачи во всех начинаниях в будущем.

Кямаля


Летел он в общей сложности пятнадцать часов. И, когда самолет медленно спускался на посадочную полосу Бакинского международного аэропорта, опять ощутил то, что происходило с ним, когда он, преисполненный надежд, пустился в погоню за радостями «новой жизни». У него было странное ощущение, что его история повторяется. Будто просмотренный фильм поставили на «перекрутку» назад, и все начинается заново. У него и раньше бывали дежавю, но это ощущение было особенно странным, необъяснимым. И в то же время приятным и захватывающим дух.
За лентой, отделявшей немногочисленных встречающих от территории таможенного контроля, его ждали родители и брат. Всего пять минут, и его воссоединение с семьей состоялось. Объятия и поцелуи в общественном месте без стеснений и сдерживания. И, конечно, слезы счастья, которые по-настоящему могут лить только женщины. А когда они направились к огромному паркингу, где стояла вереница такси, он уже чувствовал себя дома. Семь лет, проведенные за границей, вдалеке от семьи и родного города, вдруг стали простым ярким пятном в его памяти.
Через сорок пять минут белый «Тофаш» уже подвез их к старому девятиэтажному зданию. Двор ничуть не изменился. Та же беседка, где происходили дискуссии и настольные игры с друзьями, та же овощная лавка позади, тот же продавец, выкрикивающий ассортимент своих товаров и предлагаемую за них цену. Только площадка перед домом теперь была заставлена иномарками, время от времени нарушающими тишину двора громкими звуками сигнализации, а недостроенный дом в соседнем дворе превратился в высотное здание, заливающее неоновым светом проезжую часть.
Поднявшись на третий этаж на старом лифте, они наконец оказались перед дверью квартиры. Та же узкая прихожая с высоким, поблескивающим зеркалом. И тот же привычный запах родного дома, который знаком каждому, кто возвращается в свою квартиру после длительного отсутствия.
В гостиной почти ничего не изменилось. Старый лакированный шкаф с потрескавшейся краской, стоявший напротив обеденного стола, чуть накренился. Отполированный сервант с приоткрытой дверцей, заставленный хрустальными вазами с искусственными цветами, стоял рядом. Маленький телевизор «Sony» стоял на той же тумбочке неподалеку.
Сидели они допоздна. Не спеша он рассказывал родным о радостях и тяготах университетской жизни и о своей работе в компании по сбыту и ремонту компьютеров, которую он получил после окончания университета, дополняя картину подробностями, которые нельзя описать в мейлах.
После того как с тремя чайниками чая и вишневым тортом было покончено, а родители и брат начали засыпать за столом, продолжая утомленным голосом задавать вопросы и силясь вникнуть в его подробные ответы, он, наконец, предложил всем отдохнуть перед завтрашним рабочим днем, а сам удалился в свою комнату, таща за собой тяжелый чемодан.
Он совсем не устал в пути. Странно, но он даже чувствовал прилив сил, будто встал с постели несколько часов назад, и весь день был впереди. Но разбирать вещи не хотелось. Он спрятал чемодан в шифоньер, который стоял на прежнем месте, недалеко от письменного стола. Он разложит все на места завтра.
Эльтон взял сумку и положил ее на пол рядом с кроватью Эльшада, застеленной белоснежно-чистым пуховым одеялом. Потом сел за письменный стол, медленно провел рукой по его шершавой поверхности. В углу неизменно стоял маленький «Panasonic» с какой-то новой кассетой. Похоже, Эльшад все еще им пользуется.
На стене над столом по-прежнему были наклеены статьи из старых журналов на пожелтевшей от времени бумаге, а рядом с ними – маленький календарь с тонкими листками бумаги, напоминающей газетную; справа все еще был наклеен большой старый плакат «Си Си Кэтч». Странно, что брат еще не избавился от всего этого. И странно, и как-то ностальгически приятно.
Эльтон стал поочередно открывать ящики стола и перебирать вещи. Стол был по-прежнему завален старыми блокнотами, исписанными школьными тетрадями, журналами «Мы» и прочими предметами. 
Старый дневник был исписан лишь наполовину. Он перевернул страницу и, сделав какую-то запись, положил его на место. Потом достал сборник своих стихов и стал неторопливо пробегать глазами строки. Он вспомнил, как, сидя при ярком свете настольной лампы, писал эти стихотворения. И вдруг по-настоящему почувствовал, что с тех пор прошло очень много времени.
За все время пребывания в США он написал одно-единственное стихотворение. Той, которая так и не поняла глубину его содержания.
Наконец, он дошел до последней страницы толстой тетради, на которой был его предпоследний стих. Тот самый, адресованный Кямале. Он был уверен, что она все еще хранит его, и улыбнулся при этой мысли. Потом открыл еще одну шкатулку и, подняв толстый ежедневник, достал стопку писем, аккуратно вложенных в целлофановый пакет. Несколько секунд он колебался, пытаясь определиться, хочет ли перечитывать эти записки. Наконец, он взял со стола пакет и, поднявшись со стула, достал толстый том Жюля Верна с книжной полки, висящей на стене, и вложил его туда. Он прочтет эти записки завтра. А сейчас ему надо отдохнуть с дороги, чтобы завтра вечером, общаясь с родными, не быть разбитым. Еще он завтра обязательно зайдет к Эльдару.

*****
Встал он около одиннадцати. Выйдя из ванной комнаты, он быстро направился в гостиную, где его ждал завтрак. Подкрепившись, он вернулся в спальню и оделся. Забрав с полки толстый целлофановый пакет, он вышел из дома и медленно направился к автобусной остановке.
Сегодня он пройдется по своим излюбленным местам в городе. По всем местам, с которыми у него связаны воспоминания детства. «Баксовет», Площадь Фонтанов, «молоканка», метро Сахил. И каждое из них напоминает ему о тех славных днях по-своему. Но эти воспоминания были бы неполными, если бы они не были связаны с памятью о ней. Именно поэтому он сегодня обязательно пройдется по улицам, где происходили встречи с ней. И в последний раз вспомнит о том времени, когда они встречались. Чтобы простить себе то, что произошло, все забыть и спокойно жить дальше.
Ходил он долго. Побродив в центре города среди толпы людей, по обыкновению прогуливавшихся в этот жаркий июльский день, и зайдя в кафе на Площади Фонтанов, чтобы остыть и выпить холодного «Спрайта», он наконец направился к центральному универмагу, чтобы сесть на автобус и проехать к метро «Эльмляр Академиясы». Это предпоследний пункт его длиннющего маршрута.
Выйдя из микроавтобуса, он перешел дорогу и завернул за угол. Еще несколько кварталов до ее дома. Несколько минут он стоял посреди дороги, уставившись в окно на третьем этаже старой «хрущевки», в котором горел тусклый свет.
Он просто не мог не пройти мимо этого двора, и сегодня попрощается с ним так же, как попрощался с ней девять лет назад. Хотя это, конечно, чистая символика. Ведь она здесь давно не живет.
В последнюю очередь он пришел в приморский парк. Прошел к той самой скамейке, где он тогда в первый раз сказал ей те три волшебных слова. Откинулся назад и несколько минут сидел неподвижно, закрыв глаза и подставив лицо под лучи летнего солнца. Потом, наконец, выпрямился на месте и достал из целлофанового пакета, который он носил с собой, гуляя в городе, стопку писем. Они все еще пахнут теми ароматными чернилами, которыми она писала своим безупречно красивым почерком на простых листах школьных тетрадей.
Как тогда, много лет назад, он перечитал каждое послание. Потом достал из нагрудного кармана две фотографии. Одна – маленькая, поблеклая, старая, сделанная на обычном «Полароиде». Кямаля стояла прислонившись к каменному ограждению, улыбаясь в объектив. Он сам сделал это фото девять лет назад после того, как они, посидев вот на этой скамейке с час, который пробежал быстрее пяти минут, прошли вперед, к морю, чтобы насладиться видом. Другая - новая, цифровая, сделанная в Москве. Ее ему передал Эльдар, когда они сидели у него дома вчера вечером. Она стояла у дверей застекленного трехэтажного здания, отливающего перламутровым блеском, оперевшись о дверцу маленького серебристого «Мерса». За это время она немного прибавила в весе, а ее лицо приобрело более взрослое, осмысленное выражение. Ее клубный темно-серый пиджак хорошо сочетался с обтягивающими брюками темного цвета. Волосы, как всегда, были распущены.
Рядом стоял муж. Плотно сложенный, широкоплечий мужчина лет сорока пяти с коротким «ежиком» и светло-карими глазами. Одет он был в простые джинсы и майку с яркой надписью. Он стоял, положив правую руку ей на плечо, устремив твердый, волевой взгляд в кадр.
Он приложил фотографии одну к другой у себя на коленях и несколько минут всматривался в них. И вдруг подумал, насколько все меняется с течением времени. Время не может стереть из памяти все незабываемые дни и моменты. Даже не может устранить запах ароматных чернил с бумаги. И не может затмить блеск ее выразительных глаз и ее незабываемую улыбку. Но оно может повернуть ход событий совсем в другую сторону. Может преобразовать человека, изменить его до неузнаваемости. Ведь той Кямали, которую он знал, уже не существует. От нее остался лишь жалкий отзвук, легкий след. Нет, та Кямаля никогда не уехала бы из родительского дома в другую страну ради работы и карьеры, оставив позади все, чем она когда-то дорожила. Не вышла бы замуж за «нового русского». И не написала бы то письмо, которое он прочитал, дожидаясь посадки на рейс из Лос-Анджелеса. Та Кямаля не оставила бы в его жизни печальный след. Она была воплощением всего самого невинного, светлого, чистого. Она была совершенная и безупречная. А эту он не смог бы полюбить никогда.
Он в последний раз задумался над событиями своей «прошлой» жизни, пытаясь осознать суть произошедшего, вникнуть в его смысл. Перед глазами вновь промелькнули те старые сцены, и он опять вспомнил, как семь лет назад, пытаясь оставить позади свою прежнюю жизнь, бросился вперед навстречу переменам и пугающей неизвестности. Он тогда даже и не подозревал, что в конечном счете вернется в исходную точку. Он бросился в погоню за успехом, вопреки здравому смыслу и советам окружающих отправившись туда, где его ждала страна, манящая своей многоликостью и соблазняющая неограниченными возможностями. Страна свобод и возможностей, незабываемых ощущений и несбывшихся надежд.
Может, все и могло сложиться иначе. А может, нет, и все это произошло по какой-то логической последовательности, по плану, на исход которого никто не в силах повлиять? В этой нелогичной, беспорядочной веренице событий жизни никогда не знаешь, какой будет исход, и предугадать ничего нельзя. Это напоминает ходы в шахматах. Почти от каждого хода зависит исход игры. Там огромное количество вариаций, и просчитать их все практически невозможно. Как в жизни. Нет, шахматы – неудачный пример. Там слишком много контролируется. Скорее, карты. Там меньше вариаций, но и контроля гораздо меньше. И никто не знает, как определенный ход повлияет на исход всей игры. Можно только принимать рациональные решения, и осторожно надеяться на лучшее. Но надеяться не слишком сильно. Когда чего-то слишком сильно ждешь, потом тебя постигает разочарование. Потому что в этом странном алгоритме, нелогичной и порой несправедливой последовательности часто не действуют законы логики. И чем меньше задаешь себе вопросов «почему», тем легче живется. Да, он слишком часто задает себе эти вопросы. Пытливый ум всегда генерирует вопросы. Даже если ответа нет.
Но теперь в его голове родилась совсем иная философия. Он понял, что для того, чтобы радоваться жизни, нужно понимать, что все меняется, и что ничего нельзя контролировать. Контроль – это иллюзия. И нельзя надеяться на что-то очень сильно. В то же время нужно стараться изо всех сил, и, как бы это не было тяжело, не оглядываться все время назад, не унывать, а, напротив, продолжать движение вперед. И в то же время нельзя ожидать конкретного результата, потому что остальное не подвластно нам. Нам дана лишь маленькая частичка этого контроля, а все остальное происходит по воле случая и неисчисляемых, необъяснимых стечений обстоятельств и хитросплетений судьбы.
Он станет воспринимать все в реальных цветах. И ценить то, что у него есть, вместо того, чтобы жить напрасными надеждами, преследовать какие-то далекие цели, пытаться покорить неприступные вершины. Он больше не будет жить прошлым. Его жизнь начнется здесь и сейчас. Жизнь, полная красочных событий и радостных моментов. Он будет вставать каждый день, и, поцеловав жену, идти на работу, которая ему по душе. Будет общаться с коллегами, ходить в гости, встречаться с друзьями по выходным дням. Будет радоваться мелким вещам, на которые раньше не обращал внимания, наслаждаться радостями повседневной жизни. Подальше от этих немыслимых бегов! Он больше не будет в них участвовать. Это удел тех, кто преступает через этические нормы, забывает о том, что есть вещи более прочные, более существенные, которые нужно беречь, приумножать. Это удел «игроков», оппортунистов. Он не будет играть в эту игру, он уже пробовал. Нет, это не слабость. Скорее, это несовместимость его восприятия окружающего мира с правилами этой жестокой игры. Игры, где человек несется вперед с невероятной скоростью, не поднимая головы и не оглядываясь назад, переступая любой ценой через преграды, которые чинит ему жизнь, не задумываясь о том, что было упущено в этой немыслимой, сумасшедшей гонке. Игры, где нет определенности, уверенности в завтрашнем дне. Где нет уверенности в том, что кому-то не безразлична твоя судьба.
Он за прошедшие годы ничего не построил. И, как все вокруг, он жил, мчась вперед на огромной скорости, устремляясь вперед к вершинам успеха. Он ни разу не остановился, чтобы задуматься, не упустил ли чего-то бесценного. Годы уходят, а остается только то, что человек построил, и если мчаться вперед сломя голову, обязательно упустишь самое главное.
Но теперь он многое понял. Он больше не одинок. Он вернулся туда, где нет событий, которые подведут его к той пропасти, в которую бросается любой, кто ввязывается в эту нелепую, бессмысленную гонку. Здесь все по-другому, все ждали его возвращения, все на его стороне.
Счастье можно найти случайно, а если за ним гнаться, оно обязательно ускользнет. Ведь почти все хорошее, что происходит с нами, происходит случайно. Надо просто уметь дорожить этим. И радоваться маленьким, незначительным вещам. Моментам, которые приносят радость. Каждый день и каждый час.
Он аккуратно свернул и спрятал письма обратно в пакет. Потом встал и направился к автобусной остановке. Завтра он еще раз придет сюда, чтобы проститься с ней. На этот раз – навсегда.


*****
Он знал, что она в этот день придет сюда. Так происходит неизменно каждый год, седьмого июля. Еще со времен ее детства. Это началось задолго до того, как бульвар стал местом их постоянных встреч. Он еще помнит, как однажды она сказала ему, что «ее дни рождения никогда не были бы полными, не доставляли бы ей столько радости, если она не пройдется напоследок по набережной».
Место встречи не изменилось. Та самая скамейка, первая в ряду, тянущемся перпендикулярно проезжей части.
Он ждал ее чуть больше часа. Она села рядом. Их глаза встретились. И, как тогда, слова потеряли всякий смысл.
Несколько минут она смотрела на него широко открытыми глазами, полными удивления и неподдельной нежности. И точь-в-точь, как тогда, слегка склонив голову в бок, рассматривала его лицо. Когда же он повернулся к ней, она обхватила руками его лицо и стала слегка поглаживать.
- Ты изменился, Эльтончик, - сказала она.
Он осторожно взял ее запястья и опустил ее руки. Потом отвернулся и стал смотреть перед собой.
- Ты тоже.
В это время у нее на поясе запищал пейджер. Сообщение от мужа. Ей пора уходить.
Она постояла немного подле него, положив руку ему на плечо. Несколько секунд он сидел неподвижно. Потом взял ее руку и жадно приложил к губам, прикрыл глаза. Когда он отпустил ее, она погладила его по щеке, а потом в последний раз взглянула на него и, не сказав ни слова, повернулась и пошла обратно, к проезжей части.
Она перешла дорогу, села в темно-синюю «Тойоту Короллу», припаркованную у обочины на противоположной стороне улицы, и  исчезла в потоке несущихся машин. Он проводил ее взглядом. Потом повернулся и пошел к каменному ограждению.
Несколько минут он смотрел вдаль, прикрыв рукой глаза от лучей палящего солнца. И представлял себе, что ждет его впереди. И вдруг на душе сделалось легко и спокойно. В первый раз в жизни он подумал о своем будущем в ярких цветах, не омрачавшихся печальными воспоминаниями о событиях прошлого. Он наконец оставил все позади. Его жизнь началась заново.