Моя любимая медленная вечность

Я до сих пор не могу вспомнить тот день, когда родилась. Мать все время твердила мне, что это странно, что нормальный ребенок за два года, проведенные в утробе, успевает познакомиться с семьей, научиться основным приемам анализа, пройти начальный курс юнитианина - в общем, живет полноценной осознанной жизнью.
У меня почему-то так не получилось. Я действительно не могу вспомнить даже момент своего появления на свет. Иногда мне кажется, что я просто все позабыла.
Сначала от меня скрывали, что я урод, что я – не такая, как другие дети. На то, чтобы научиться говорить, у меня ушло несколько лет и это при том, что все мои однодневники, - дети, родившиеся в один день со мной, - уже сдавали экзамены средней ступени юнитианина. В те годы в эти экзамены входили ксенориторика, астроматематика и виртуальная геометрия. Не самый легкий курс.
Сейчас мне 72 года, а я так и не освоила ни один из этих предметов и боюсь, что уже не успею. Хотя какая разница! Всю свою жизнь я провела в мучительном поиске того, что называют истиной. Для меня это философское понятие свелось к одному банальному вопросу -  кто я такая…
Моя мать умерла через пять лет после моего рождения, так и не успев полюбить меня. Я вспоминаю свои младенческие годы и эту женщину, шокированную замедленным развитием своего ребенка. Теперь мне не кажутся странными ее испуганные непонимающие глаза.
Милая моя мама! Ты не догадывалась, что твоя дочка-урод кое-что все-таки замечает и пытается понять. Пытается понять, почему мама так странно на нее смотрит, когда никого нет рядом.
Из твоих дневников я узнала срок своей внутриутробной жизни. Девять месяцев. Это намного короче, чем у других, хотя при рождении мое физическое развитие вполне соответствовало развитию обычных детей. Торможение началось позже. Меня как будто заморозили или ввели сыворотку, которая подавляет гормоны роста и интеллектуализации.
Слава вечным богам, в 18 лет специальная комиссия наконец-то признала меня совершеннолетней. Я была рада ощутить себя взрослой юнитианкой и самое главное, наконец-то смогла выйти замуж. Стам, мой первый мужчина, великолепный экземпляр юнитианской цивилизации, так всю жизнь и не мог понять, почему он, ставший профессором зоопсихологии в 11 лет, полюбил меня – некондиционную особь, которая только в 18 лет сдала облегченный вариант средней ступени и была признана условно совершеннолетней. А ведь мы были почти однодневники.
Два года, прожитые со Стамом, были, как бы это банально ни звучало, лучшими годами в моей жизни. Стам называл меня «моя любимая медленная вечность». В самой известной своей работе о социальном устройстве пчелиной семьи он пришел к выводу, что «и в человеческом обществе возможно и необходимо появление «королевы-матки», оказывающей консолидирующее воздействие на социум. Увеличенный по сравнению с рабочими особями срок  жизни должен придать ей ауру символизма, своеобразного воплощения связи времен».  Какой-то период мне казалось, что он женился на мне из научного интереса. А потом он умер, и я поняла, что мне просто не хватает этого человека и, в общем-то, все равно, что его удерживало рядом со мной…

- Благословенная Мать, прошу прощения, что вынуждена прервать Ваc, но уже время дневной службы. Нам нужно начинать приготовления…
- Да-да, конечно. Я сейчас поднимусь.
Мои прислужницы бесшумно прикрыли двери. Еще несколько минут покоя. Я уже не могу жить в их темпе.
Мои 72 года, – возраст для них совершенно невообразимый, - кажутся невидимым грузом, который давит мне на плечи, заставляет пригибать голову и зачем-то шаркать ногами. Ничего не имею против этой цифры, но в таком возрасте сам возраст становится просто навязчивым. Он напоминает тяжелую церемониальную одежду, которую начнут напяливать на меня через несколько минут.
Все, действительно пора вставать. Мне-то уже давным-давно не нужны эти службы, это поклонение, но, кажется, они нужны людям. Тем тысячам людей, которые придут сегодня посмотреть символ времени.
Вечные боги! я действительно шаркаю ногами…
- Мать, все готово! Только немного поправим здесь и вот здесь, - говорят мои юные прислужницы и снова начинают вертеть на мне весь этот блестящий хлам.
Им нужно было бы один раз выпустить меня без этих пышных одеяний, чтобы люди увидели, как на самом деле ужасна вечность. Но нет, они не видят во мне старуху, для них моя внешняя оболочка никогда не имела значения. Может быть, они и правы, ведь никто не знает, как на самом деле выглядит время.
Кажется, сегодня людей больше, чем обычно. Просто море голов и рук. Даже наша храмовая площадь не может вместить всех паломников, а она размерами не уступает хорошему космодрому.
Несколько несложных движений и толпа начинает приходить в экстаз. Море волнуется. Я чувствую, как мое слабое тело наливается их энергией, как она аккумулируется у меня в руках. Приятно покалывает кожу головы. Когда-то давным-давно, когда у меня была глупая привычка смотреть записи своих служений, я поняла, что это покалывание предвещает появление светящегося круга вокруг моей головы.
Кажется, начинается!

В своих руках держу я нити
две нити – теплых и дрожащих
я заплетаю эти нити
узлами жизненных преград
и рву, когда приходит время

В своих руках держу я нити
они так тянутся  друг к другу
и я сплавляю эти нити
дыханьем и золой сердец
и рву, когда остынут чувства

В своих руках держу я нити
я разрываю их и плачу

Мне все еще интересно узнавать, что я наговорила во время церемонии. Читать самой уже тяжело. Приходится просить прислужниц. Когда-то мне сказали, что они борются за “честь прочитать Матери ее откровения”. Что ж рада, что им это не в тягость. Раньше я пыталась посмотреть этот момент на видеозаписи, но оказалось, что технику зашкаливает и до сих пор никому не удалось заснять мои безсознательные пророчества. Хорошо хоть, что они остаются в людской памяти.

Нити. Почему именно нити? Жизни юнитиан больше напоминают отрезки стальной трубы. 23 коротких года, за которые они успевают все, не тратя попусту ни единой секунды. Все время учатся, все время работают, все время что-то создают. У них нет привычки задумываться об абстрактных вещах, о том, что не может принести конкретную пользу обществу или человеку...

На чем я остановилась? Ах, да. Мне было двадцать лет, когда умер мой муж, первый человек, который попытался оправдать мое существование в этом мире. Тогда никто не обратил внимание на его слова. Я сама считала их чем-то вроде шутки и не воспринимала всерьез.
Через несколько дней после смерти Стама инспектор из Городской социальной службы прислал мне уведомление о том, что меня могут признать «асоциальным элементом», если я в ближайшее время не найду себе занятие, которое «давало бы мне средства к существованию и приносило пользу юнитианскому обществу».
Я не знала, что делать. Все рабочие места, устроиться на которые мне позволял уровень образования, были давно автоматизированы. Оставалась одна надежда на мое хорошее знание юнитианской литературы. Этот курс был одним из самых небольших по объему и не требовал глубоких аналитических способностей, поэтому мне удалось вполне сносно им овладеть.   
По большому счету вся наша литература состоит из произведений других цивилизаций, пересказанных на юнитианском. Наше собственное творчество представлено несколькими историческими хрониками и жизнеописаниями. У нормального юнитианина нет времени не только на то, чтобы описывать какие-либо абстракции, но и тем более на то, чтобы о них читать. Это сейчас многие причисляют мои откровения к литературе и сравнивают с поэзией других миров. Молодые исследователи превозносят мои слова и отмечают, как они выражаются, «явное влияние на мировоззрение юнитианского общества в последние пятьдесят лет»…
Глупости какие… Хотя именно тогда, пятьдесят лет назад, когда по меркам нашего мира мне пора было умереть, я и начала вместо наблюдений историка-прогнозиста писать какие странные нелогичные фразы о жизни, о ее скоротечности и о чувствах. С работы меня выгнали. Но остановиться я уже не могла, я просто кричала людям о том, как на самом деле коротка их жизнь, и том, как они рождаются и умирают, не понимая в чем ее смысл.
Люди смотрели на меня, на двадцатидвухлетнюю старуху, которая выглядит как шестилетняя молодая женщина, и не понимали, о чем она говорит?
- Мы настоятельно рекомендуем вам найти себе серьезное занятие и не отрывать порядочных людей от работы. Нам известно о проблемах развития, которые вы испытали во внутриутробном периоде, но ваши спекуляции на гуманизме нашего общества переходят всякие границы. В качестве исключения мы можем поместить вас в заведение для лиц преклонного возраста. Вам ведь двадцать два, не так ли? Хотя, конечно, могут быть трудности с медицинской комиссией. Но это все решаемо. Требуется только ваше согласие.
Я никогда не говорила «нет» так часто, как в те дни.
- Как вы можете говорить о вечности? У меня создается впечатление, что вы гордитесь своим заторможенным развитием. Для чего нам жизнь? Конечно, для того, чтобы трудится приносить пользу обществу, получать заслуженное удовлетворение от своей работы. Вы ведь сами утверждаете, что наша жизнь так коротка по сравнению с этой вашей вечностью.
Я снова и снова писала, доказывала, в конце концов, я даже начала ссылаться на работы своего мужа.
- Значит, вы считаете себя королевой-маткой, а мы, соответственно, бездумные работяги. Что ж, учитывая количество работы, проделанной вами за долгую жизнь, вас действительно нельзя считать рабочей особью. Вы недостойны быть юнитианкой, вы – недочеловек, трутень!
Не знаю, зачем я это делала, чего пыталась добиться.   
Через некоторое время меня поместили в колонию, в которой содержали асоциальных элементов. Наверное, я действительно мешала им жить. Если б они знали, как я мешаю жить самой себе.
В колонии я познакомилась с Гильдом, своим вторым мужем. Он отбывал наказание за террористическую деятельность. Чем-то его не устраивала колониальная политика правительства, и после неудачной попытки покушения на Президента он отправился на два с половиной года «думать о своем поведении», как он говорил. Мы прожили вместе целых шесть месяцев, пока я решилась рассказать ему о своем возрасте и причинах заключения.
Теперь я понимаю, что моих мужей объединяла характерная вера в меня и попытки придать мне статус какого-то полубожества.
Гильд организовал наш побег из колонии, и несколько лет нам пришлось скрываться у его друзей-террористов в Халазарских горах.
В столице в это время какой-то сумасшедший издал мою книгу, выдав ее за перевод творчества замаянского поэта. Книга произвела фурор в обществе. Газеты писали о долгожданном появлении «духовного путеводителя для погрязшего в прагматичности юнитианского социума». Гильд начал убеждать меня в том, что люди должны узнать, что о вечности писала женщина, имеющая  к ней непосредственное отношение. Мне было уже 28 лет. Выглядела я как девятилетняя девушка.
Казалось, пора возвращаться. Я торопилась. Тогда мне трудно было представить, что я проживу еще десятки лет. Я начинала каждое утро с мысли, что оно может быть последним. Впрочем, это и помогало мне работать по-юнитиански - я начала жить в том темпе, против которого до этого боролась.
Гильд хотел иметь детей, а у меня, во-первых, уже не было на это времени, а во-вторых, я боялась неизвестности, не знала, каким уродом может родиться мой ребенок. Я слишком хорошо помнила взгляд своей матери.
Гильд меня оставил. Наверно, он был прав. Теперь я пониманию, как тяжело ему было любить символ, жить рядом с женщиной, которая старше чем кто-либо на Юните, женщиной, которую коснулась вечность.
А потом начались службы. Первое время это были небольшие собрания для друзей, где я рассказывала свои новые впечатления, читала стихи, и мы вместе обсуждали,  как юнитианину прожить свои среднестатистические двадцать три года. Постепенно к нам приходило все больше и больше народу. Что-то менялось в психологии людей, если вечерами вместо того, чтобы отдыхать дома после напряженного рабочего дня или заниматься традиционным самообразованием, или другой не менее оправданной деятельностью, они слушают стихи и говорят ни о чем.
Вышла моя вторая книга. После нее еще несколько. Теперь уже официально подписанные моим собственным именем. Как меня зовут? Мое имя пропало сорок лет назад. Я отдала его за право называться Благословенной Матерью, Матерью Вечности…
Что? Снова стучат? Как же быстро летит теперь мое время.
- Да. Я уже поднимаюсь.
Вечерние службы всегда нравились мне больше всего. Наверно, из-за заходящего солнца.
Как тяжелы мои одежды. Может, стоит попросить их придумать для меня что-нибудь попроще.
Вот оно. Начинается. Какое это, все-таки, прекрасное ощущение силы. Если бы не моя хламида, я бы оторвалась от земли и полетела.
Нет, что-то не так. Какое-то движение в толпе слева. О! по-моему, на меня покушаются. Где же охрана? Будет слишком смешно, если меня убьют последователи моего же мужа.
…аа... Как больно!!! Не думала, что кто-то осмелится, хотя… они так похожи на меня… в молодости…
- Нет, ничего не надо! Я буду продолжать службу.
Вечные боги, как же волнуется это море. Давай же, говори!
- Люди, вечность -  не во мне, вечность -  в каждом из вас! И срок ваших жизней не имеет на самом деле никакого значения…
…ну же, старушка, поднатужься, немного тебе осталось… Вот. Кажется, я их чувствую, энергия пошла…. кажется, получается…

кто ты? что ты?
я человек
кто ты? что ты?
я темное дитя света
я сумасшедший разум
я мимолетная вечность
я черный и белый я зло и добро
я в смерти и жизни себя нахожу
кто ты? что ты?
я человек


8.05.2000