Мосты и минные поля

За несколько дней до начала Великой Отечественной войны Ефим Занвельевич Бершадский закончил Черниговское иженерно-саперное училище.  1 июня 1941 года  ему, как и другим выпускникам, присвоили звание лейтенанта  и дали 10-дневный отпуск.
«Прощаясь, мы, молодые и веселые, - вспоминает он, - похлопывали друг друга по плечу и говорили: «До встречи в Берлине!»
И это не было шуткой. Дело в том, что начальник училища с начала 1941 года убеждал нас, что война с Германией неизбежна,  нам даже дали задание: составить планы взрывов немецких мостов. То есть мы разрабатывали наступательную стратегию, которой руководствовалось советское командование».
Действительно, как подтверждают исследователи, в военной доктрине тех лет особого внимания обороне не уделялось - все держалось на военно-патриотическом подъеме - «Броня крепка и танки наши быстры». Однако реальность оказалась более суровой: взрывать в первую очередь пришлось свои мосты.
После отпуска выпускники Черниговского иженерно-саперного училища были собраны в украинском городке,  Каменец-Подольский. Утром 22 июня их построили на плацу и объявили о начале войны. Одну роту, в состав которой попал Ефим, отправили с эшелоном в Белоруссию.
Поезд к месту назначения продирался сквозь обстрелы и бомбежки. В Гомеле прибывшую роту саперов построили, отобрали винтовки - оружия не хватало на передовой - и дали задание: взорвать мосты, заминировать дороги и поля на подступах к городу с западной стороны. В распоряжение 59-й инженерной саперной бригады в составе 60-й армии поступил трактор с прицепом, загруженным противотанковыми минами. Задание было успешно выполнено. Сколько поганых фашистских жизней и сколько техники, меченной чёрными крестами, унесли эти мины остается только догадываться.
Но не только взрывал мосты Ефим Бершадский, - он вместе с другими бойцами Красной Армии, рискуя своей жизнью, нередко наводил переправы. Особенно ему запомнилось форсирование Днепра. Два месяца под обстрелом  инженерно-саперные войска наводили переправу: вбивали сваи, связывали понтоны. Внезапно налетая, фашистские истребители косили пулеметными очередями сотни наших бойцов. А когда переправа все же была налажена, советские войска мощной лавиной двинулись на западный берег. За форсирование Днепра Ефим Бершадский получил первую свою боевую  награду - орден Красной Звезды.
В составе 60-й армии наш герой прошел большой боевой путь, был ранен под Львовом, с боями продвигался через Польшу, Германию…
Вот как рассказывает Ефим Занвельевич об одной из боевых операций, в которой ему пришлось участвовать:
«В конце января  1945 года соединения 60-й армии в составе  1-го Украинского фронта в результате   Сандомирско-Силезской наступательной операции форсировали Одер севернее Ратибора.
Готовясь   к следующему броску на запад, командование заботилось об укрепление флангов захваченного   плацдарма.
3 февраля, примерно в 16   часов, начальник штаба 59-й орденов Богдана Хмельницкого   и    Красной Звезды Изяславской инженерно-са-перной бригады  подполковник Егоров вызвал  меня, замначальника оперразвед- отделения,   и приказал   возглавить транспорт с противотанковыми минами, доставить   мины  в саперный батальон   майора Жудинова    и лично проследить   за созданием двух минных полей.
Не прошло  и получаса, как колона машин двинулась   в путь. Это была фронтовая рокадная дорога. Шла она примерно в 3-5 километрах от наших    передовых   подразделений.  Чем ближе мы подъезжали к Одеру,  тем отчетливей ощущалось дыхание фронта: временами справа   и    слева от дороги рвались снаряды и мины - это был методичный огонь противника.
Вот   уже приблизилась   переправа.  Совсем стемнело, пошел густой снег -  видимость  ухудшилась.  Но что это? Перед нами    сквозь дымку, то  появляясь, то исчезая,  оживала картина, похожая на городской каток, точно мираж.  На самом деле это был Одер, который временами освещался осветительными ракетами, в ночном небе оставляли огненные следы трассирующие снаряды фашистов. Долетал до нашего слуха гул   передовой - выстрелы,  треск пулеметных очередей.
Переправились мы не сразу. Машины   с опасным грузом пропускали с интервалом в 50-60 метров, двигались медленно, почти на ощупь, так как  включать даже закрашенные синей краской фары автомобилей было запрещено. Только приглушенные голоса проводников из комендантской команды указывали направление движения.
На том берегу,  метрах в 300 от реки, и был расположен в небольшой лощине саперный батальон.
Было около 20 часов.  Командир саперного батальона Жудинов нас не ждал,  но, ознакомившись   с   приказом командира бригады, быстро сориентировался. Меньше чем через 15 минут в штабном блиндаже собрался офицерский состав.
Задача заключалась в том, чтобы в течение ночи усилить оборону плацдарма   установкой двух минных полей,  это было ответственно и очень сложно, поскольку работу   на передовой предстояло начать немедленно,  без   соответствующей подготовки в дневное время. Кроме того, были проблемы с маскировкой   устанавливаемых мин. Вот    почему мы с майором Жудиновым  подробно   разработали все   детали, установили порядок, очередность работ  персональную ответвенность командиров. Присутствовавший при этом полковой инженер доложил   о мероприятиях стрелкового полка, в полосе которого нам   предстояло   действовать,  по огневому прикрытию саперов…
Майор Жудинов пошел   с ротой на левый фланг полка,  а мне с   другой ротой предстояло работать на правом.
Сборы наши были недолги. Роты, разбитые на группы, начали выход на боевые позиции. Саперы, пригнувшись, а затем ползком, подтягивал мины к местам их установки. Командиры взводов и отделений, как это было заранее предусмотрено, расположились на границах своих участков, образуя сетку, похожую на шахматную доску. Задача бойцов-саперов: расставить мины в этих   клетках.
Саперы были  опытные. Работа шла привычно четко - отсутствовали признаки суеты. Но спокойствие было внешним. На самом деле каждый участник операции, солдат или командир,  чувствовали придельную напряженность мозга и мускулов. «Сапер ошибется только один раз»,- гласит известная поговорка.  Здесь же на передовой под носом  у противника  ошибка   одного могла превecти к срыву всей операции. Работа шла не так скоро, как этого   хотелось бы нам. Немец все время вносил свои коррективы:  то он освещал   участок ракетами, то обстреливал минами,  то прошивал пулеметными очередями.  За ночь минирования батальон  от неприцельного огня потерял около десятка ранеными.
...  Часов около  6 утра, еще затемно, были установлены последние мины. Командир батальона майор Жудинов дал команду саперам отходить на место расположения.  Солдаты, усталые и   промерзшие,  мечтали только об одном - быстрее добраться до землянок, чтобы отогреться    и отоспаться. Но вскоре начался артиллерийский огонь противника по плацдарму. Было похоже, что враг решил всерьез потревожить наши части и, если удастся, сбросить их в реку.  Через полчаса канонады наступило короткое затишье. Как всегда, в таких ситуациях,  заработал механизм управления войсками:  ожили наблюдательные и командные пункты   полка и стрелковых батальонов.
Тем временем со стороны противника усилился гул моторов -  шли немецкие танки. Завязалась артиллерийская дуэль: по танкам били наши сорокапятки, батальонные патээровцы стреляли из ружей.  Через несколько минут заговорили основные артиллерийские силы наших частей.
Саперы получили приказ - уничтожить пехоту противника, если она прорвется вглубь обороны в районе  КП командира полка.
За немецкими танками шли автоматчики. Нам   хорошо было видно, как они «прижимались» к танкам. Два танка прорвались вперед, но тут же головной, застыл - нарвался на нашу мину. В это время пехотинцы из первой траншеи плотным огнем из пулеметов и автоматов отсекли немецких автоматчиков. Когда еще один немецкий танк был подбит артиллерией, пехота пошла в контратаку, а артиллерия перенесла    свой огонь в глубину расположения противника. Немцы, не выдержав   мощной контратаки, спешно начали покидать поле боя.  Очередная их попытка реванша кончилась плачевно.
А через несколько дней началась наша новая крупная наступательная операция в Нижней Силезии. 60-я армия вышла к границе Чехословакии».