Детский лепет

А что собственно тут думать? Нечего думать. Были друзья, были подруги. Помню, с Д пробовали курить: я так смешно ломала сигаретки дрожащими пальцами и так смешно-темно  подводила глаза. Родители Д часто оставляли ее одну, так что мы приходили к ней и сидели на  полу балкона. Тогда я носила короткую куртку с  искусственным мехом и собирала волосы в неаккуратный хвост. Д рассказывала мне, как папа назвал ее «сволочь», а мама говорила, что «лучше бы она не родилась». Их ссоры всегда были из мелочи, из ничего незначащего, из пустяков.
Иногда мы  говорили о парнях: я и Д придумывали друг другу сказки. Не верили друг другу и были тем довольны. Немного-недолго длился сигаретно-балконный период моей жизни: в тот сезон   раздражительно много говорили об эмо,  и все комические стороны феномена моей грусти виделись ясно. Так что макияж, сигареты, печаль исчезли, появилась наигранная лучезарность: борьба без правил. Ведь я куда хотела тяжелой головой? Я хотела подальше от неприятия одноклассниц, от их холодных насмешек, от своей ненужной влюбленности в глупого хулигана А. Но вот у меня как бы все хорошо: я вся в себе, в самооттачивании улыбок, ответов, обороны и нападения.
-Зайдешь?
-нет времени, может, на следующей неделе?
Долго не звонила я- звонила она. Потом перестала. Услышала от нашей общей знакомой: Д дружит с  Аней, той, хромоватой блондинкой и ее другом, Алешей. Алеша был  неприятно-отталкивающим. Через две недели я узнала, что с Аней Д поссорилась, зато Алеша- теперь ее парень. Он работал в автомастерской. Хотел стать мастером и зарабатывать 60 тыс. Пока что копил на диван. Звал 17-летнюю Д жить с ним. Д опять начала мне звонить, звать гулять: всегда с ним за ручку, «зайчик», «котик». Я старалась не иметь времени.
Бросила его. Он  угрожал, что будет резать вены или выбросится из окна. По факту занимался телефонным терроризмом, да караулил ее около дома. Д нашла себе другие проблемы- сестру и ее мужа. Сестра  забеременела и вышла замуж. Человек оказался не готов в 29 лет  возвращаться домой раньше 3ех часов ночи и забывал покупать детское питание. Они ссорились. А за ребенком смотреть было не кому. Д уезжала туда в пятницу и приезжала  на машине брата  сестиннского мужа к 9 часам понедельника в школу. Брата звали Саша. Ему 27, но он похож на нездорового ребенка. Они встречаются и расстаются вот уже 2 года. Последний раз я видела Д  в первых числах: я ей наврала про то, как встретила  праздники, потому что не хотела выкладывать душу на изнанку. Д, кстати, учится на психолога. Она рассказывала, что  у одной ее подруги в институте сердце с правой стороны, а   другая однокурсница закончила жизнь самоубийством без объяснения причин.
Это все к чему? К тому, что прошло мучительно много времени с тех пор, как мы болезненно решали, какая из подруг мне дороже Д или М, и с тех пор, как я оставалась у Д с ночевкой, чтобы попить японского вина и посмотреть нон-стоп 20 серий какого-то аниме,  и даже с тех пор, как мы выходили играть на залитый солнцем асфальт, чтобы  раздразнить его ударами теннисного меча.
Сейчас есть красивая девушка-студентка психфака с длинными волосами,  «взрослыми» отношениями. Есть я, уж очень запутавшаяся в определениях себя: жалко что нет нас, которые рисовали и мастерили какую-то ерунду, нет секретов и мало общего.
Мне кажется, я во много виновата перед ней, хотя бы в том, что  разграничила, дала себе право делать ей больно из уважения: она-то выдержит. Повернуться ли можно? Думаю, дело не в этом, дело в том, как повернется жизнь.