1725

Рисунок 97г: Букет в дождь

__

Пулеметная очередь внутри живота – нет, не пердеж, пузырики остались внутри самого живота… У нас, кстати, за заливом и озером постоянно стреляют…

Он попал и мне мгновенно стало не важно, что надо же и мне нажать на  курок…

Вопрос с подъемный кран, который не строит, а всё крушит, молотит сверху…

Теперь, прежде чем обратиться с вопросом, Бог всякий раз сдирает с меня кожу. Он перепутал, это уже не одеяло, а моя кожа…

Вопросы – крюки и крючочки, раздирающие моё тело, а восклицательные знаки – шприцы и уколы, вылечивающие, оглушающие, утоляющие боль. Причем, крючочки – почти руки, кто-то не может превратиться в человека из-за того, что ты что-то не знаешь…

Зарылись так, что  слой песка сверху был нам тонким одеялом. Или тонкий слой воды – но это уже как телевизор, который кто-то может придти и посмотреть…

Мысли как существа, у которых есть право на свой нрав и оригинальные вкусы… - звук Женькиных шагов втаптывает мои мысли в пол. Наши полы не исписаны только потому, что по ним всё ходят и ходят. Оставили бы меня в покое, дали бы лечь на пол, послушать его подсознание…

Холодный воздух в комнатах более свеж, потому что  в нем не протухает то, что мы выдыхаем…

Я закрыл глаза и перед ними забегали красные пятна, наверное, кровяные тельца. Целый народ кровяных телец скрывается во мне – я их муравейник…

Прерывисто пиша, я столько раз поднимал и опускал голову, что избил ею свои подушки и они, невзирая на свою природную мягкость, всё-таки превратились в безнадежных уродов…

Дело было в безнадежном фойе. В час предсмертный в фойе – после обеда там уже пустота и грязные сумерки. Сырой холод из открытых дверей, грязь на полу, бедлам из объявлений на стенах. Над разными дверями здесь могло стоять и «выход» и «вход», но я был явно ближе к двери на выход, а она  ближе к грязи и к двери на вход…