Дидим Великодушный

                К.Велигина afalina311071@mail.ru

               
                ДИДИМ  ВЕЛИКОДУШНЫЙ
                фантастический роман

                1.

     В камине горели сосновые поленья, распространяя в воздухе слабый запах смолистой хвои и дыма. За решетчатым окном с мелкими стеклами серело небо – холодное, зимнее, хотя на дворе было всего лишь пятнадцатое ноября. Сердитый ветер время от времени бросал в стекло поднятый им с земли сухой снег.
     Несмотря на камин, затопленный стражниками два часа назад, в тюремной комнате было холодно, и король Теофраст, сидя с двумя сыновьями у камина, возле столика, на котором стоял поднос с завтраком, время от времени отпивал два-три глотка горячего грога из рыжей глиняной кружки. Его сыновья делали то же самое, но к завтраку никто из них не притрагивался. И никто не говорил ни слова. В комнате повисло ощущение неизбежной беды и обреченности. Ведь все трое: и король Теофраст, и его первенец, наследник престола герцог Лоранд, и младший сын, десятилетний Дид`им, должны были в это утро сложить головы на плахе.
     Отец заботливо посмотрел на принца Дидима: маленького, стройного, крепкого, с огненно-рыжими, как пламя, прямыми, коротко постриженными волосами, с большими, иссиня-черными глазами и большим, но правильно очерченным ртом. Принц больше не плакал. После бессонной ночи и слез им к утру овладел странный покой, и его всегда живые, блестящие, точно темный огонь, глаза сейчас словно погасли. Под ними залегли тени. Лицо было бледным, осунувшимся от тоски и  холода, и мягкий румянец, который обычно даже во время болезни не покидал его щек, теперь исчез.
     Король перевел взгляд на Лоранда. У старшего сына было такое же выражение лица, как и у младшего, но он в свои шестнадцать лет был гораздо красивей брата. Его длинные светлые волосы немного вились, черты лица были тонкими и правильными, но серые глаза, как всегда, смотрели спокойно. В них никогда не загорался тот яркий, выразительный, мятежный огонь, который почти не покидал глаз Дидима. Сейчас взгляд Лоранда был усталым и безжизненным, но всё-таки время от времени он находил в себе силы, чтобы ободряюще улыбнуться отцу и брату. Отец отвечал ему такой же улыбкой, а Дидим смотрел на них обоих строго и серьезно.
     Ему не верилось, что его брат может умереть, что умрет отец, и что сам он, Дидим, принц и герцог Мальдианский, тоже погибнет. Весь вчерашний вечер и всю ночь он верил в это, а сейчас вдруг перестал. Всё происходящее неожиданно показалось ему обыкновенным дурным сном. Разве это могло быть на самом деле: тюрьма под названием Совиное Дупло, в которой они находились вот уже две недели, серая суконная стеганая одежда вместо шелка, бархата, батиста, кружев, атласа или мягкой, тонкой шерсти, к которой он привык? И особенно приговор. Узнав о том, что все они завтра умрут, Дидим долго плакал вместе с братом в объятиях отца. Потом они молились. К ним приходил священник. Когда священник ушел, им принесли ужин, но они не смогли поглотить ни крошки. А отец сказал: все мы не сможем спастись, но Дидиму, возможно, это удастся. И он долго внушал Дидиму еле слышным шепотом, чтобы тот бежал, затерялся в толпе и залез под помост, на котором будет совершаться казнь. Быть может, его не найдут.
     Дидим плакал, но слушал отца очень внимательно. Правда, он не представлял себе, что`  будет делать в этом мире без отца и брата, и зачем, для чего ему жить без них? Но отец сказал ему:
- Если вы спасетесь, милорд, вы станете королем, продолжателем династии Элл`ари.
     И с нежностью добавил, понизив голос:
- Попытайся, Димми, сыночек! Если ты выживешь, мы с братом порадуемся за тебя и восславим Бога, ибо все живы у Господа.
     Дидим обещал.
- Если ты спасешься, - голос короля дрогнул, - беги к `Эгарду Филдингу, моему бывшему оруженосцу. Помнишь его дом? Он спрячет тебя!
     Дидим обещал и это. Всю ночь они с братом лежали на кровати рядом с отцом. Они то засыпали, то просыпались и снова принимались плакать, но отец прижимал их к себе, и они вновь успокаивались и задремывали.
     Теперь Димми был спокойней, чем ночью. Ему хотелось спать, но в то же время он понимал, что всё равно не уснул бы. Он смотрел то на Лоранда, то на его величество: грузного крепкого человека с темно-каштановыми волосами и шелковистой бородой, но ему по-прежнему казалось, что он просто видит сон. Его внимание привлекло серебряное кольцо на среднем пальце отца. Он часто видел это кольцо, но сегодня ему показалось, что он до сих пор не замечал, какое оно широкое и блестящее. Потом под потолком вдруг зажужжала муха, и он подумал: что она здесь делает? Ведь уже холодно, снег, мороз. Муха начала биться об оконное стекло. Его сердце почему-то сжалось от этого зрелища. Ему вдруг почудилось, что эта муха – его собственная душа… Но тут же он забыл про муху, потому что капнул горячим грогом на свои серые стеганые штаны и обжег колено. Это было не очень больно, но отвлекло его.
- Нам не будет больно умирать? – спросил он вдруг короля.
- Мы умрем быстро, - спокойно ответил его величество.
- И сразу же взойдем на Небо?
- Да, - король слегка нахмурился и внимательно, заботливо посмотрел на Димми.
- Ты сможешь сделать то, о чем я попросил тебя? – спросил он.
     Дидим так же серьезно и внимательно посмотрел ему в глаза.
- Да, государь, - твердо ответил он. Потом поставил на стол кружку с грогом и крепко обнял отца (они сидели рядом). Тот так же крепко обнял его в ответ и жадно поцеловал в губы, в лоб, в щеки, в волосы. Потом встал и протянул руки к Лоранду. Лоранд тоже встал и прижался к отцу, и король так же нежно и порывисто поцеловал и его.
     Затем они снова сели. Димми понял: только так и можно ждать смерти: сидеть, молчать, быть вместе и слушать, как медленно, тихо, невесомо уходит их последнее время, просачивается сквозь их жизнь, как вода сквозь кисею. Но плакать больше не следовало, он очень ясно понимал это. Следовало сидеть и молча ждать; больше ничего. Он вспомнил, как ночью целовал руки отца, его лицо, целовал брата… но теперь этого было больше нельзя. Если они хотят умереть достойно, как это пристало монарху и его наследникам, им нужно стать камнями. И если он, Димми, хочет исполнить волю отца и убежать, ему тоже нужно стать камнем.
     Через несколько минут за ними пришли стражники в черном. На отца и Лоранда надели веревки, ограничивавшие движения их рук и ног, но Димми отец попросил не связывать.
- Принц еще мал, - сказал король Теофраст. – Он послушно пойдет со мной.
     И взял Дидима за руку.
     Их вывели из комнаты, в которой они провели две долгих недели перед приговором суда.
     В сопровождении стражи они прошли по длинным извилистым коридорам Совиного Дупла и вышли в тюремный двор, где их ожидала черная карета, запряженная четверкой вороных лошадей. Всех троих сразу охватило острым холодным ветром, он залетел в рот Димми вместе со снегом, он закашлялся, и увидел, как ветер треплет каштановые волосы отца и светло-русые кудри Лоранда. Небо было серым, морозный ненастный холод царил над миром.
     Они забрались в карету. С ними сели два стражника с короткими алебардами, чьи остро отточенные полукруглые лезвия поблескивали, как серпы. Димми видел серпы этим летом. Они с отцом ехали через поле; там трудили жнецы и жницы, их серпы так же сверкали на солнце. Но тогда было весело, жарко, пахло медом, травой, цветами, а по голубому небу плыли белые, светящиеся от солнца облака…
     Карета тронулась в путь – в столицу Анг`ордии Касс`альду, на дворцовую площадь, где должна была состояться казнь.
     Димми смотрел в зарешеченное окно на проплывающий мимо морозный лес. Там снежный ветер метался среди обнаженных деревьев, тускло поблескивали льдом замерзшие лужи, и чернели давно опавшие листья. Его охватило оцепенение. Он сидел, прижавшись к отцу, и ему хотелось, чтобы эта дорога к месту казни никогда не кончалась. Пусть бы она длилась всегда, во веки веков, и они были бы рядом, вместе, все трое…
     Но дорога кончилась. Они въехали в город, гремящий колоколами. Тяжелый похоронный звон камнем лег на сердце Димми. К нему вернулись тоска и ожидание ужаса. Он вспомнил муху, бившуюся о стекло тюремного окна, и его начало знобить: в карете было холодно. Еще ему хотелось в отхожее место, но он понимал, что этого никак нельзя, невозможно – как вообще невозможно ничего изменить.
     Карета остановилась на площади, которую густо залила толпа, гудящая, огромная, точно многоглавое чудовище.
     Приговоренные вышли из кареты и направились к эшафоту, обтянутому красным крепом. Там уже ожидали осужденных палач и его подручный в красных колпаках, с топорами в руках.
     Дидим шел по узкой дороге, вцепившись в руку отца, мимо рыдающих или злобно радующихся людей, сдерживаемых стражниками, и его сердце билось учащенно и испуганно. Проклятые колокола гудели, как одержимые, красный эшафот приближался.
- Государь, прости нас! Не покидай сирот! – с громким плачем кричали чьи-то голоса.
- Детей пожалейте!
- Смерть Д`ормеру Шв`абе! Да здравствует Теофраст!
- Смерть Теофрасту! Да здравствует король Дормер!
- Ура королю Дормеру!
     Внезапно, у самого эшафота, завязалась свалка между приверженцами короля и сторонниками самозванца. Стражников, сопровождавших приговоренных к месту казни оттеснили от королевской семьи. Глаза Теофраста сухо и взволнованно блеснули. Он крепко сжал руку Дидима и шепнул ему:
- Беги!
     И выпустил его руку. Димми тотчас нырнул в толпу и исчез в ней, а короля взял за руку незнакомый малыш с заплаканной рожицей. Ему велели так сделать – и пригрозили убить, если он не послушается.
- Не бойся, - шепнул ему его величество. – Ты не умрешь.
     Мальчик слегка приободрился.
     Вскоре стража восстановила порядок, и приговоренные к смерти взошли на эшафот. Лица короля и Лоранда светились радостью. Их Дидим сбежал! Теперь они охотно готовы были умереть: лишь бы Дидима не поймали!
     А Дидим в это время сидел под эшафотом, в углу, завернувшись в складки красного крепа, и дрожал мелкой дрожью. Он уже успел облегчиться и даже закидал желтый снег белым, чтобы никто не догадался, что он сидит здесь. Его трясло от холода, страха и потрясения, от того, что он всё-таки сбежал, от одиночества и величайшей тревоги. Что будет теперь? Что вообще будет дальше?..
      И тут подставной сын короля не выдержал. Он громко заревел, на него обратили внимание и раздались крики:
- Это же подмёныш, это не принц! Где принц Дидим?
- Принц сбежал! Принц сбежал! – прокатился в толпе взволнованный рокот.
- А ну, пошел вон, - стражник, громко бранясь, схватил ребенка за шиворот и сбросил с помоста в толпу зрителей. К счастью, чьи-то руки подхватили его на лету и немедленно скрыли в густой массе затопившей площадь.
- Искать! Искать принца! – гремели грозные голоса начальников стражи. – У него красные волосы, красные, как кирпич!
     До Димми донеслись эти крики, и он еще плотнее завернулся в складки крепа. Зажмурившись, едва дыша, он сидел в своем убежище. Под помостом тут же оказалось несколько воинов. Он слышал, как они ходят совсем рядом с ним, ворча и проклиная «рыжего чертенка», то есть, его, Димми. Им помогал искать беглеца Гальсор Манг`ано, помощник палача, хромой горбун по прозвищу Гэлси-Тролль. Димми узнал его голос.
- Сбежал в толпу, как пить дать, - твердил Гэлси дребезжащим тенором. – Нечего его и искать здесь. И тут его нет. И тут.
     Его голос приближался. Дидим зашептал молитву. Чья-то рука приотдернула креп, в который он завернулся, и он, широко раскрыв глаза, увидел безобразное лицо Гальсора – узкогубое, кривое, с крючковатым носом и пятнистой кожей.
- И здесь его нет, - громко и равнодушно молвил Гэлси-Тролль, глядя прямо в глаза Димми, после чего, воровато оглядевшись, бросил ему какой-то узелок из-под своего плаща и ушел, твердя:
- Нет его тут, в толпу убежал. Трус мальчишка, не захотел умереть вместе с отцом и братом! – и он презрительно сплюнул.
     Вскоре все вылезли из-под помоста. Осторожно выглянув из-за складок крепа, Димми увидел, что остался один.
     Дрожащими руками он развязал узел. Там лежали какие-то лохмотья, башмаки и берет. «Гальсор за отца, за меня, за Лори, - неясно мелькнуло в голове Димми. – Он меня не выдал. Он хочет, чтобы я переоделся…»
     Он немедленно облачился в стеганый полинялый кафтан, заплатанные штаны, башмаки и берет. Всё это оказалось ему великовато, но он не обратил  внимания на такие пустяки, только машинально подвернул рукава кафтана и штанины. Свою тюремную одежду он завязал в узел, сел на него и снова застыл, дрожа от холода, страха, скорби и томительного, тягостного ожидания неминуемой беды.
     И беда настигла его. Внезапно забило множество барабанов: тревожно, дробно, густо – и тут же площадь, полная народа, погрузилась в тишину. Тогда Димми всё понял. Его сердце кануло куда-то в бездну, он закрыл руками уши и снова зажмурился. Так он просидел довольно долго, не чувствуя холода, а только скорбь и одиночество. У него больше не было слез, его губы шептали молитвы, и он сам не знал, о чем думал в эти минуты.
     Потом он осторожно отнял ладони от ушей и услышал: площадь снова гудела тысячами голосов. Тогда он открыл глаза и увидел: внутри помоста, на снегу, в десяти шагах от него, была кровь, много крови. Отупев от горя и потрясения, он смотрел, как эта кровь просачивается сквозь креп и доски помоста и тяжелыми каплями падает на стропила и на снег…
     Страх совершенно оставил его. Ему стало всё равно, что с ним теперь будет. Он знал одно: его отца и брата больше нет на свете. Он уже никогда не увидит их. Всё остальное не имело значения.
     Он не знал, сколько просидел так, в оцепенении и отупении. Его привели в себя чьи-то шаги, и он снова механически завернулся в креп. Но его без церемоний развернули. Перед ним стоял Гэлси-Тролль.
- Вставай, милорд! – велел он торопливо. – Стража, которой велено разобрать эшафот, отошла обедать, площадь пуста. Беги к Эгарду Филдингу. Вылезай вот здесь, - он приподнял креп. - И беги, что есть мочи.
     Дидим кивнул ему, не говоря ни слова вылез наружу и бросился бежать со всей быстротой, на какую только был способен. Он миновал площадь, уже совершенно пустую, и несколько улиц, но потом выдохся и подумал: «Если я буду бежать, все сразу поймут, кто я. Надо идти и делать вид, что я нищий. Я теперь должен жить. Отец и Лори хотели, чтобы я жил».
     Слез у него по-прежнему не было. Он пошел шагом, вспотевший после бега. Какая-то смертельная усталость навалилась на него, а в голове не было ни единой мысли, кроме адреса Эгарда Филдинга, бывшего королевского оруженосца. Филдинг жил на западной окраине города, в Козьем переулке. Дидим шел туда, где, как он смутно помнил, находился этот переулок. Но потом он понял, что сам переулка не найдет: ведь он ни разу в жизни не ходил по Кассальде пешком. Следовало спросить кого-нибудь, как пройти в Козий переулок. Но прохожих было мало, да он и боялся обращаться к ним. Он радовался уже тому, что они не замечают его, а, втянув голову в плечи, проходят мимо, проскальзывают, словно тени. Между тем ему снова стало холодно. Морозный ветер дул беспощадно. Димми закутался в собственные руки и, бредя наугад, постепенно задремал на ходу…
     И вдруг наткнулся на кого-то. Мгновенно открыл глаза, он поднял голову и воззрился на незнакомца – высокого господина с суровым и угрюмым лицом. Человек был в шляпе со страусовыми перьями и в длинном плаще, его темные волосы были пострижены, как у вельможного воина, в «длинную скобку». Он внимательно смотрел на Димми. Дидим оробел и хотел убежать, но вельможа загораживал ему дорогу, а другая часть переулка заканчивалась тупиком.
     Внезапно налетевший ветер сорвал с головы Димми его слишком большой берет. Незнакомец увидел его пламенно рыжие волосы, и в его глазах тотчас появилось хищное выражение, напугавшее Дидима. Но вдруг царственный гнев овладел им. Он опалил незнакомца своим огненным взглядом, точно они находились во дворце, и, сжав кулаки, топнул ногой.
- Не смотрите на меня так! – с вызовом сказал он слегка осипшим голосом. – Я иду в Козий переулок. У меня поручение к господину Филдингу. Я нищий, слышите?
     Он снова топнул ногой и грозно нахмурился.
     Не успел он оглянуться, как незнакомец решительно подхватил его на руки и закрыл своим плащом.
- Пусти меня! – Димми принялся вырываться, но человек крепко сжал его в руках и сказал спокойным сумрачным голосом:
- Филдинг предал нас. Государь этого не знал. Я сам спрячу вас, милорд.
     Димми перестал вырываться.
- Кто вы? – спросил он. – Мой отец знал вас?
- Да, - ответил незнакомец. – Я генерал пограничных войск Краугуттского округа Р`утгер Фр`онде. Не бойтесь, я помогу вам.
     Дидим закрыл глаза и подумал: даже если этот человек лжет, он, Димми, всё равно уже ничего не может сделать; им сделано всё возможное. Он глубоко вздохнул – и медленно, точно в сон, погрузился в беспамятство.

                2.

     Господин Рутгер Фронде жил на окраине города, в небольшом двухэтажном доме с садом.
     Месяц назад, узнав о дворцовом перевороте и приходе к власти Дормера Швабе, бывшего королевского советника, генерал Фронде был как громом поражен – и немедленно подал в отставку. Он вернулся в столицу и стал ждать развязки, а заодно принялся выяснять обстановку. Оказалось, что лишь небольшая часть вельмож предалась изменнику, и народ, в общем, не доволен сменой власти. Но открыто проявлять возмущение было опасно. Швабе наводнил страну шпионами, и у него была мощная армия наемников, которую он привел из-за границы: семьдесят тысяч человек.
      Фронде ничем не мог помочь королю. Он обязательно спас бы его и выступил вместе с верными государю людьми против самозванца, но в подчинении у Фронде было всего лишь две тысячи человек, в которых он мог быть вполне уверен, да и те находились у границы.
     Сегодня и он, и всё дворянство, еще не уничтоженное Швабе и втайне сохранившее верность его величеству Теофрасту Второму, были на площади и видели казнь короля и наследника. Это зрелище окончательно подорвало бы их силы и надолго сломило бы их дух, если бы не сбежал принц Дидим. Его исчезновение вызвало трепет восторга во всех верноподданнических сердцах и оживило в людях надежду. Династия Эллари не была истреблена. Могучее, мощное дерево срубили, но остался невредимым маленький побег, обещающий стать в будущем таким же мощным деревом. Правда, некоторые подозревали, что побег Дидима устроил сам Дормер Швабе, дабы после использовать мальчика в целях усмирения бунтовщиков. Но теперь, когда Фронде нес домой бесчувственного сына Теофраста Сильного (так прозвали короля в народе), он знал, что это не так – и испытывал подлинное счастье. У него было такое чувство, словно из жалкого бедняка он вдруг превратился в человека неслыханно богатого. Его даже не беспокоило то обстоятельство, что он до сих пор редко общался с детьми и не любил говорить с ними. Серьезный, неулыбчивый, замкнутый, он не находил никакого удовольствия в детском обществе, хотя в глубине души очень любил детей за их внутреннюю чистоту и миловидность, которую умел замечать даже в самых некрасивых из них.
     Однако Фронде нисколько не сомневался, что найдет общий язык со своим будущим государем. Дидим, сын Теофраста, конечно, особенный ребенок. Мало того, он надежда и опора всей гибнущей Анг`ордии, страны с ее восьмимиллионным населением. И Фронде нес принца, как некое хрупкое сокровище, которому нет цены. Он не замечал острого ледяного ветра; поземка, летящая прямо ему в лицо, не вызывала ни досады, ни раздражения. Его беспокоило только, как мальчик переживет смерть отца и брата… но даже эта мысль тонула в радости – оттого, что ребенок жив и не потерялся где-нибудь в полях, не умер, не замерз. Эта мысль согревала Фронде, и душа его всей своей силой славила Бога.
     Он не шел, а прямо-таки летел по городу. Не прошло и получаса, как он оказался в своем доме на окраине Кассальды.
      Ему открыла госпожа Филиппа Трэверс, его престарелая экономка, верная и преданная женщина, супруга такого же надежного слуги Фронде Джонаса. Эта почтенная чета служила в доме еще с тех пор, как генерал Рутгер был десятилетним мальчиком. С того времени минуло уже тридцать лет, и Фронде за эти годы не раз убедился, что его слуги не менее надежны, чем его ближайшие друзья и солдаты, которым он особо доверял.
      Фронде зашел в дом и кратко уведомил Филиппу о том, кого он принес. Госпожа Трэверс тихонько ахнула, прошептала молитву и спросила хозяина, что же теперь делать?
     Фронде ответил ей, что кроме нее, Джонаса и их дочери, горничной Анны, никто не должен знать, кого он привез на самом деле. Все остальные должны думать, что ребенок, поселившийся под его кровом, - маленькая племянница Фронде.
- Необходимо достать милорду одежду для девочки, - сказал Фронде решительно. – И парик. Потому что мальчика будут искать. И еще: постелите милорду на моей кровати. Я буду ночевать на диване.
     Филиппа с готовностью отвечала, что всё будет исполнено. В одно мгновение для ребенка были готовы кровать и ванна. Тут Фронде заметил, что Дидим не спит, а находится в беспамятстве, и слегка встревожился. Но он добросовестно вымыл мальчика и, одев его в одну из своих сорочек голландского полотна, уложил в свою кровать, после чего, поручив принца попечению Филиппы, сам отправился мыться.
     Когда он вернулся, госпожа Трэверс сообщила ему, что у Дидима начались жар и бред, и твердо заявила: это нервная горячка. Пусть господин Фронде не беспокоится, это пройдет.
- Я знаю, как лечатся такие болезни, - добавила она. – Мы с Анной вылечим дитя. Оно и понятно: столько вытерпеть! И ведь его высочество еще такие маленькие.
     С этим Фронде согласился: мальчик был мал для своих десяти лет, и в самом деле пережил чудовищные вещи. Но Фронде твердо заявил, что по ночам сам будет сидеть с ребенком, так как от усталых сонных женщин толку будет не много.
- Вы, главное, приготовьте лекарства, госпожа Трэверс, - сумрачно молвил он. – И расскажите мне, как их давать. И еще: пусть Джонас принесет мне сюда обед. Я посижу с милордом весь оставшийся день и всю ночь.


     Ты чувствуешь себя очень странно. Реальность преображается для тебя в бесконечный рой каких-то ярких видений: то прекрасных, то безобразных, то просто бессмысленных. Ты видишь отца, брата, портрет матери-королевы, который ты горячо любишь. Ты никогда не знал ее живого образа, ибо она умерла, едва произведя тебя на свет; ты можешь любить только ее портрет.
     Вы с Лорандом играете в мяч или сражаетесь на рапирах. Иногда герцогиня Эннорская, подруга его величества, читает вам вслух. Ты играешь и учишься, твой гувернер, синьор Пазолини, хвалит тебя.
     Потом вдруг картина меняется. Ты видишь площадь, полную народу, и красный эшафот под серым ноябрьским небом. Он нарастает, надвигается на тебя, точно хочет раздавить, и вот ты уже под ним – и видишь, как кровь капает сверху на снег, точно дождь, и понимаешь: твоих отца и брата больше нет на свете.
     Ты мечешься и твердишь:
- Гэлси-Тролль, я забыл, где Козий переулок… Эгард Филдинг, мне надо к Эгарду Фидингу… Гэлси, помоги мне… я помню, его зовут Гальсор Мангано… отец, я убежал… вы видели, я убежал… Лори…
     Кто-то гладит тебя по голове: иногда ты это чувствуешь. Кто-то поддерживает твою голову, и ты пьешь из узенькой трубочки что-то горько-сладкое, а иногда кисло-сладкое, и тебе становится легче. Эшафот с палачами уплывает куда-то вместе с кровью на снегу, вместе со смертью тех, кого ты беззаветно любил в этом мире. Ты начинаешь понимать, что все живы, что ни отец, ни Лоранд никогда не умирали, и даже королева жива, и можно говорит ей «матушка». Порой тебе кажется, что это она гладит тебя по голове, нежным голосом повторяя какие-то слова, и ты улыбаешься. А порой кто-то сильный зачем-то ворочает тебя в постели, то ли что-то снимая с тебя, то ли что-то надевая. Он делает это очень бережно, но ты ясно чувствуешь: это уже не матушка, а, вероятно, отец или брат. Иногда, на минуту придя в сознание, ты даже видишь чье-то лицо: мужественное, суровое, спокойное, чужое. Но от больших серых глаз веет заботой и покоем, и тебя не тревожит, что ты не знаешь этого человека. А затем ты снова впадаешь в забытье, проваливаешься в мир видений: то добрых и радостных, то страшных и зловещих.
      Однажды ты вдруг просыпаешься, точно после долгого сна, и с удивлением видишь, что лежишь в незнакомой комнате, на незнакомой кровати. Вокруг ночь, потому что темно, только горит свеча в изножии твоей постели, за полупрозрачным пологом, и свет не бьет тебе в глаза. В комнате тепло, даже жарко. По потолку и стенам бродят, сходясь и расходясь, серовато-розовые тени.
     Ты долго лежишь неподвижно. Теперь ты отчетливо понимаешь: отца и брата казнили, их больше нет. Ты вспоминаешь тюрьму, день казни, и то, как ты убежал, но все эти воспоминания подернуты дымкой, точно ты услышал о них от кого-то, а не сам участвовал во всех событиях. Ни скорби, ни горя в тебе больше нет, зато есть смирение – и тихая радость оттого, что ты, кажется, выздоравливаешь. Правда, ты не помнишь, как попал сюда, в эту комнату, но ты чувствуешь, что был очень болен, а теперь тебе лучше. Да, гораздо лучше, хотя ты всё еще очень слаб. Так слаб, что с трудом поворачиваешь голову. И видишь: в кресле у твоего изголовья кто-то сидит. Кажется, это мужчина. Вероятно, он дремлет, потому что неподвижен. Рядом столик с какими-то кувшинчиками и кружкой. Должно быть, в кружке вода. Тебе очень хочется пить, но у тебя нет сил пошевелиться. И ты окликаешь:
- Сударь!
     Какой у тебя слабый, тоненький голосок, ты едва узнаёшь его. И он очень тих. Конечно, человек в кресле его не расслышит. Но он слышит. Встрепенувшись, он склоняет к тебе темное лицо, которое ты не можешь разглядеть. Потом встает с кресла и приносит свечу, накрытую колпаком из частой проволоки, без верха, - чтобы свет не бил в глаза. Он ставит свечу на столик и снова склоняется над тобой.
- Воды…- просишь ты еле слышно. Ты узнал его: это тот человек, который время от времени зачем-то тревожил тебя, пока ты болел.
     Он приподнимает твою голову и помогает тебе напиться.
- Благодарю вас, - говоришь ты уже не таким слабым голосом. – Вы врач?
- Нет, - он ставит кружку на стол и присаживается возле твоей постели. – Я начальник пограничных отрядов, генерал Рутгер Фронде, милорд. Не бойтесь, вы у меня в доме и в безопасности. Вы болели несколько дней. Теперь вам, слава Богу, лучше.
- Да, - соглашаешься ты. – Но мне нужно к Эгарду Филдингу…
- Милорд, он предал нас, - говорит Фронде. – Его величество не знал об этом. Филдинг перешел на сторону Швабе и… словом, он теперь наш враг.
     Ты вздыхаешь. То, что ты впервые услышал сознательно, не удивляет и не огорчает тебя. Ты веришь Рутгеру Фронде.
- Господин Фронде, - всё-таки твой голос очень слаб. – Мне жарко. Я прошу вас убрать это одеяло…
       Он убирает одеяло и переодевает тебя в свежую сорочку, а потом надевает на тебя какие-то смешные, толстые и коротенькие нижние штаны.
- Зачем они? – ты слегка улыбаешься.
- Чтобы вы не мочили простыней, - коротко поясняет он. Ты киваешь ему в знак того, что всё понял.
- Милорд, - он снова садится на край твоей кровати. – Вы что-нибудь помните о Гальсоре Мангано?
- Да, и не только о нем, - отвечаешь ты. – А Гальсор помог мне бежать. Отец, государь Теофраст попросил меня убежать… сказал: нам с Лорандом так легче будет умереть, а всем троим всё равно не спастись… и я убежал… спрятался под эшафотом… меня искали… Гальсор нашел. Но он сказал другим: здесь никого нет… а сам бросил мне узел… потихоньку… там была другая одежда… я переоделся… потом, после казни, Гэлси снова пришел и велел бежать к Филдингу… он, наверно, еще не знал, что Филдинг изменник… я побежал… но я забыл, где Козий переулок… и потом… ничего больше не помню…
     Ты устало прикрываешь глаза и чувствуешь, как Рутгер Фронде накрывает тебя легким шелковым покрывалом до пояса.
- Спасибо, - шепчешь ты и добавляешь:
- Там была кровь… много крови… под эшафотом…
     Он гладит тебя по голове. Тебе хочется увидеть его лицо, но у тебя нет сил открыть глаза. Через минуту ты уже крепко спишь.

                3.

     В следующий раз Дидим просыпается днем.
     Он сразу и вполне ясно вспоминает, что` было этой ночью. Теперь ему гораздо лучше, и он чувствует себя бодрее. В комнате никого нет, вся она озарена мягким светом, пробивающимся из-за темных портьер. Димми без труда приподнимается на локтях и видит диван, два кресла, столик, маленькое бюро, канапе.
     Возле кровати, на дощатом полу, лежит небольшой коврик, на стенах, оклеенных светлыми обоями, висят картины с видами лесов и гор.
     Димми снова хочется пить, но теперь он сам дотягивается до кружки и подносит ее к губам. Его рука слегка дрожит от слабости, и он немного сердится на себя за то, что еще не до конца поправился.
     Поставив кружку на место, он садится на постели, спускает ноги с кровати, встает и, босой, медленно подходит к окну. Заглянув за портьеру, он видит веселый солнечный сад. В ветвях обнаженных деревьев громко щебечут птицы, снег лежит белыми редкими пятнами, и блестят на дорожках лужи: мороза нет.
     Дидиму очень жаль, что он не может выйти в сад. Он вздыхает и возвращается в постель, шепча: «Царство Небесное, Господи, моему отцу и Лори». Грусти он не испытывает. В эту минуту он твердо знает: им сейчас хорошо, значительно лучше, чем ему, Димми, и они когда-нибудь встретятся там, где нет ни горя, ни страданий.
     Он хочет, чтобы пришел Рутгер Фронде, но вместо Фронде появляется чистенькая старушка в чепце и ласково говорит:
- Добрый день, ваше высочество! Меня зовут Филиппа Трэверс, я экономка его милости господина Фронде. Не угодно ли вам немного покушать?
- Благодарю вас, - вежливо, с достоинством, как его приучили с младенчества, отвечает Димми. – Я бы с удовольствием съел что-нибудь.
     Она улыбается.
- Тогда я принесу вам крепкого бульона, немного хлеба и теплого вина с водой; вам пока что больше ничего нельзя.
     И, слегка поклонившись ему, она удаляется.
     Когда она возвращается с подносом, Дидим спрашивает:
- Где господин Фронде?
- Он спал с семи утра до полудня, - охотно отвечает Филиппа. – Он ведь всю ночь сидел с вами, милорд; все семь ночей сидел. А сейчас он уехал в город, но к пяти часам обещал вернуться. Кушайте!
     Дидим снова благодарит ее и отдает ей заранее снятые им толстые нижние штаны.
- Пожалуйста, унесите их. Я теперь буду пользоваться ночной вазой.
- А не рано ли вам? – она заботливо смотрит на него.
- Нет, совершенно как раз, - отвечает он с достоинством, как взрослый.
- Я сейчас принесу вам, - кивает она, втайне восхищенная манерами и учтивостью маленького принца. «А ведь совсем еще маленький, - думает она с состраданием. – Ему больше восьми лет и не дашь. Несчастный сиротка! Как же он теперь будет жить? Разве что хозяин как-нибудь спасет его от этого страшного Швабе. Волк, ну, просто волк! Погубил наших короля и наследника, и этого бедняжку чуть не убил…»
     И она утирает невольные слезы уголком передника.
     А Димми в это время с аппетитом ест бульон с кусочком свежего хлеба. Он быстро справляется со своей порцией, выпивает теплое вино с водой и вновь ложится, чувствуя, что сыт. Еще бы ему стать немного покрепче… но он не успевает додумать этой мысли, потому что засыпает.
     Спит он недолго и некрепко, но этот сон восстанавливает его силы больше прежнего. Когда он пробуждается, то видит рядом госпожу Трэверс: она сидит в кресле и что-то вяжет. Ночная ваза на месте. Димми доволен, но ему не терпится поговорить с Рутгером Фронде. Он так скучает по нему, что не может беседовать с госпожой Трэверс и притворяется дремлющим. И только, заслышав в коридоре голос Рутгера, немедленно «просыпается».
     Госпожа Трэверс поспешно уходит, а потом появляется Рутгер. Он входит в комнату в лиловом бархатном кафтане с серебряными пуговицами, с кружевным воротником и манжетами. Димми садится в постели и улыбается ему. Его улыбка так открыта и выражает такую радость, что суровый Фронде невольно улыбается ему в ответ, отчего черты его лица теплеют и смягчаются.
- Вам лучше, милорд? – спрашивает он.
- Да, гораздо лучше, - отвечает Дидим. – Я пробовал ходить, но еще не могу. А мне бы очень хотелось погулять. И еще, господин Фронде: со мной не надо больше сидеть ни днем, ни ночью.
- Хорошо, милорд, - Фронде присаживается на край его кровати. – Тогда я велю поставить сюда еще одну кровать. А когда вы совершенно поправитесь и окрепнете, я вам отведу отдельную комнату. Гулять я вас вынесу завтра, а сегодня вас помою. Да, кстати, когда вы встанете, вам придется одеться девочкой и ходить так до тех пор, пока мы не покинем столицу. Это необходимо, иначе шпионы Швабе вас обнаружат: они следят почти за всеми домами в городе. Одежда для вас уже сшита. И еще мне придется обрить вам голову, чтобы вы могли носить парик. Я всем скажу, что вы моя племянница Милетта Фронде.
- Я должен обрить голову и одеться девчонкой? – Дидим сильно хмурит свои огненно-рыжие брови.
- Должны, - Рутгер смотрит ему в глаза; голос у него самый властный. – Если вы хотите, чтобы мы, верные вам люди, спасли вас и возвели на престол Ангордии как законного государя. Хотите вы этого?
- Да, потому что его величество этого хотел, - Димми перестает хмуриться. – И еще потому что Швабе должен быть казнен так же, как были казнены мой отец и брат.
     Его голос звучит твердо и хладнокровно.
- Я всё сделаю, - он подает руку Фронде, и тот пожимает ее. – Как, вы сказали, меня будут звать?
- Милетта Фронде.
- Я запомнил, - Дидим кивает. Потом несколько смущенно говорит:
- Простите, господин Фронде… но мне хотелось бы, чтобы вы говорили мне «ты»…
- Согласен, - Фронде улыбается ему. – Вы – мой будущий государь, милорд; я рад выполнять все ваши разумные просьбы. В таком случае прошу вас также говорить мне «ты» и называть по имени.
     И спрашивает:
- Будешь обедать со мной?
- Нет, благодарю, я не голоден, - отвечает Димми. – Но… ты обедай, пожалуйста, скорей. А потом снова приходи ко мне!
- Приду, - обещает Фронде. – Ты любишь читать?
- Да, - Димми оживляется. – Я люблю сказки. У тебя есть сказки?
- Кажется, была «Шехерезада», - неуверенно говорит Фронде. – Попрошу госпожу Трэверс принести тебе эти книги. Если она их найдет.
     Госпожа Трэверс находит в книжной комнате «Шехерезаду», и Дидим в упоении читает несколько сказок, пока Фронде обедает. Вообще он любит читать рыцарские романы, летописи, Плутарха, книги с разными описаниями путешествий и стран. Но сейчас он пока что в состоянии читать и воспринимать только сказки. Они легкие, интересные и не загружают ни душу, ни память сильными эмоциями или печальными воспоминаниями. В то же время они защищают Димми от грустных, бесполезных и тревожных мыслей.
     После обеда Фронде моет Дидима в специально предназначенной для этого комнате. Дидим узнаёт от него, как он попал в этот дом. Он спрашивает:
- Рутгер, ты уже говорил с Гальсором?
- Да, - Фронде слегка сдвигает брови. – Гальсор служит человеку, которого мы до сих пор считали предателем и перебежчиком. А на самом деле он помог тебе бежать. Это его люди устроили свалку перед эшафотом…
- Кто это? – спрашивает Димми.
- Граф Мир`аб Фол`енго, один из генералов Дормера Швабе. Я еще не знаю, можно ли доверять ему.
- Но он же помог мне…
- Да, помог. Но с какой целью он это сделал?
- С хорошей, - Дидим удивлен.
- Может, ты и прав, милорд, - говорит Фронде. – Подожди, скоро я всё выясню. Если Фоленго наш, мы сможем горы свернуть. Но если не наш… словом, еще рано говорить о чем бы то ни было.
- Я совсем не разбираюсь в политике, - вздыхает Димми.
     Фронде смеется.
- Ты еще мал, - говорит он. – Но я постараюсь объяснить тебе всё, что более менее твердо знаю и понимаю сам: когда придет время. Боюсь, что сейчас я понимаю очень мало. Впрочем, одно ясно и непреложно: Дормер Швабе – самозванец и изменник, а ты – мой будущий государь, и мое дело – помочь тебе взойти на престол, потому что ты – сын Теофраста Сильного, моего бывшего короля, которому я присягал.
     Он вытирает Димми полотенцем, надевает на него рубашку, заворачивает в свой камзол, чтобы он не простудился, и относит обратно в свою спальню. Потом снимает свою мокрую одежду, в которой мыл Дидима, и переодевается в сухую.
     А Дидим в это время лежит на кровати и вспоминает Дормера Швабе, бывшего советника отца, которого король предал опале за оговоры и наветы. Димми вспоминает тяжелое лицо герцога с недобрыми темными глазами и всю его фигуру – плотную, крепкую. Даже когда Швабе улыбался или смеялся, его глаза оставались мрачными, а взгляд их тяжелым. Димми не испытывает к нему ненависти, он не умеет ненавидеть. Но он твердо знает: Дормер Швабе должен быть казнен. Смерть отца и брата уже не вызывает в Димми никаких чувств, кроме грустного сожаления о том, что их нет с ним, и они никогда больше не встретятся на земле. Ему кажется, будто его родные просто уехали: далеко-далеко, в прекрасную страну, где нет ни слез, ни печали. А он, Димми, остался, чтобы стать королем, поэтому его дело слушаться Фронде и помогать ему. Рутгер – взрослый человек, генерал, присягавший его отцу; значит, он найдет выход, соберет армию и победит Швабе.
     Когда Рутгер, переодевшись, приходит к нему, Димми спрашивает, какие еще дворяне на их стороне? Фронде уклончиво отвечает, что милорд сам это увидит, когда (скорее всего, весной) они отправятся к Асмальдийским горам.
     Дидим доверчиво рассказывает ему всё, что помнит о дне казни, а Рутгер внимательно слушает его, и его сердце сжимается от боли за этого беззащитного мальчика. Как хорошо, что Дидим переболел горячкой! Болезнь смягчила тяжкие впечатления тюрьмы и последнего, страшного дня, и теперь мальчик не будет сильно переживать. Фронде тоже болел нервной горячкой, когда десять лет назад потерял любимую жену. Он пробудился к жизни спокойным и радостным, и скорбь об утрате не мучила его, что непременно случилось бы, если бы он не заболел.
     В порыве сострадания он обнимает Димми и крепко целует его в щеку. Потом спохватывается:
- Прости, милорд, я не хотел нарушать этикета.
- Ты ничего не нарушил, Рутгер, - Дидим берет его за руку и серьезно смотрит ему в глаза. – Просто ты со мной добр. Если быть добрым – то нарушение этикета, то я такой этикет отменяю. Я не хочу, чтобы мы с тобой были, как чужие. Скажи, когда мы победим Швабе, ты ведь станешь моим регентом?
- Думаю, многие захотят этого, милорд, - замечает Фронде.
- Почему?
- Потому что регентство – это власть, приближенность к королю и влияние на него.
- Нет, только ты будешь моим регентом! – иссиня-черные глаза Димми вспыхивают, точно жидкое пламя. – Ты – и никто другой! Ты спас мне жизнь, ты добрый, ты скрываешь меня от людей Швабе. А чтобы остальные тебе не завидовали и на тебя не дулись… что ж, я найду для них хорошие места, они останутся довольны.
- Ты очень умен, милорд, - признаёт Фронде. – И справедлив. Не будем ничего загадывать наперед. Так вернее всего. Будем пока что жить сегодняшним днем. А там… там будет видно.
     Этим же вечером в комнату приносят кровать и ставят ее на место заранее убранного канапе. Анна, дочь Трэверсов, приносит пуховик, полог, белье и приводит кровать в должный вид. Потом Рутгер наголо обривает голову Дидима. Ему поневоле становится жаль его мягких, пламенных, рыжих волос: такой яркий цвет не часто встретишь. Димми еще более жаль их: ему вовсе не хочется быть лысым, подобно рабу, но он подчиняется Фронде, потому что принял решение во всём слушаться его.
     Фронде предлагает Димми посмотреться в зеркало, но тот отказывается и просит чем-нибудь прикрыть голову. Рутгер дает ему шапочку из черного бархата. Она похожа на берет и плотно сидит на голове.
     Потом они ужинают вместе: здесь же, в спальне, при свечах. Рука Дидима уже не дрожит, когда он подносит ко рту вилку с жарким или кружку с вином, разбавленным водой. Он чувствует, что и ноги его уже не так слабы, как были утром.
     Он внимательно смотрит на задумчивое лицо Рутгера, озаренное свечами, на его темные волосы, постриженные в «длинную скобку», на большие светло-серые глаза, на прямой нос, решительные губы, и думает, что Рутгер умный и властный человек. И еще он добрый, мужественный, отважный. Как хорошо, что он рядом!
     А Рутгер Фронде думает о том, враг им или друг Мираб Фоленго? Дормер Швабе очень ценит его. Сегодня он, Фронде, сообщил своим особо надежным и самым близким друзьям о том, что принц Дидим у него. Друзья возликовали – и тотчас взялись осторожно сообщить великую новость всем остальным, кому следовало знать об этом. А Гэлси-Тролль горячо поклялся Фронде памятью свои родителей, что Мираб Фоленго – самый что ни на есть «свой» человек, что покойный государь в дни своего заключения доверял только ему, и что у графа Фоленго «великие планы». Правда, он не смог помочь королю и принцу Лоранду избежать смерти, зато помог бежать принцу Дидиму и теперь всерьез обеспокоен судьбой этого последнего, так как Эгард Филдинг оказался предателем. Фронде попросил Гальсора устроить ему встречу с графом, предводителем двадцати тысяч наемников Швабе. Гэлси согласился и сегодня передал для Фронде письмо: пусть ожидает после завтра вечером тайного гостя. О том, что Дидим у него, Фронде не сказал Гэлси, но Гэлси при всей своей безобразной внешности и физических изъянах обладал острым умом и проницательностью. Фронде не сомневается: Гальсор подозревает, что ему, Фронде, известно, где сейчас находится младший сын казненного государя Теофраста.
     После ужина Димми спокойно засыпает в своей постели, на которой Анна также сменила белье. Рутгер попросил принца не стесняться и будить его, Фронде, когда ему это понадобится. Димми было очень приятно слышать такие слова: от них веяло уютом и заботой. Про себя он решил ни за что не будить своего друга без крайней на то нужды, - и уснул сладким спокойным сном, чувствуя себя под надежной защитой.

                4.

     На следующее утро Димми ждет испытание. Проснувшись, он видит разложенную рядом на стуле девчоночью одежду и черный парик – и немедленно проникается великой нелюбовью к этим вещам. Но он берет себя в руки и надевает пояс, чулки из тонкой шерсти, кружевное белье, бархатное пышное платье – синее, с золотистыми узорами и золотистым кушаком, сафьяновые башмачки на лентах и парик.
     В этом наряде он не без чувства какой-то тоскливой тревоги приближается к зеркалу и осторожно заглядывает в него.
     Перед ним стоит незнакомая девчонка, большеротая и большеглазая, с черными, аккуратно уложенными волосами и яркими рыжими бровями. Вид у нее угрюмый, решительный и недовольный.
     Димми опаляет злость и горечь, такие сильные, что он краснеет до ушей, а глаза его наполняются слезами. Он резко отворачивается от зеркала, сжимает кулаки и топает ногой, а на языке у него вертятся самые нехорошие слова, которые только ему известны. Ему хочется сорвать с себя парик и платье и растоптать их, но он собирает в кулак всю свою волю и не делает этого.
     Надувшись, стиснув зубы, он садится в кресло, и вытирает невольные слезы беспомощного гнева ладонью.
     Входит Фронде.
- Доброе утро, милорд, - сердечно говорит он. – Я вижу, ты уже оделся.
     Димми исподлобья смотрит на него и говорит:
- Я не буду это носить!
     Рутгер подходит к нему и просит:
- Встань, я взгляну на тебя.
     Дидим неохотно встает и повторяет:
- Я не буду это носить! Слышишь? Не буду!
     И всхлипывает от внезапно охватившего его чувства глубокого унижения.
     Фронде вздыхает, подхватывает его на руки и говорит:
- Не сердись, Димми. Ты должен это носить, иначе тебя убьют. И даже если мне удастся тебя спасти, сам я спастись не смогу. Пожалуйста, потерпи, поноси эту одежду!
- Не хочу! – Димми обнимает его за шею и плачет.
 Фронде покачивает его на руках.
- Будь мужчиной, милорд, - мягко говорит он. – Пожалуйста, я прошу тебя. Ты же умный, ты понимаешь, как тебе опасно одеваться иначе.
- У меня брови рыжие, - жалуется Димми.
- Зато ресницы черные, - говорит Фронде. – А брови я тебе подкрашу.
     И он, снова усадив Димми в кресло, подкрашивает ему брови черным гримерным карандашом, которому не страшен дождь.
- Вот теперь у тебя и брови черные, - голос у него довольный. – И мы можем позавтракать и пойти гулять. А потом я покажу тебе кое-что интересное. Но я сделаю это только в том случае, если ты перестанешь лить слезы и начнешь вести себя, как взрослый.
- Не хочу быть взрослым, - ворчит Дидим. – И не хочу ничего интересного. И не хочу завтракать.
     Но в его голосе Фронде улавливает нотки примирения и согласия. Потому что Димми всё-таки хочется быть «как взрослый» и хочется увидеть «интересное».
- Пойдем, - Фронде берет его за руку. – Сначала позавтракаем в столовой, а потом я покажу тебе две вещи. Они тебе понравятся.
     Он произносит эти слова так уверенно, что Димми овладевает любопытство. Он без всяких возражений встает и следует за своим другом. Фронде замечает, что Димми еще слаб, поэтому снова подхватывает его на руки и несет в столовую – небольшую красивую комнату. Анна приносит им завтрак, и они отдают ему должное. Дидим всё еще переживает и слегка хмурится, но исправно ест овсяную кашу и пирожок с молоком.
     Потом Фронде уносит его обратно в спальню, и Дидим видит качели. Они подвешены к крюкам в потолке и представляют собой стульчик с подлокотниками, без ножек, на крепких веревках, привязанных к железным кольцам. Димми очень любит качели, и не может удержаться от радостного восклицания. Фронде сажает его на сиденье, и Димми тут же начинает качаться. Он в восторге.
- Спасибо! – говорит он с чувством, притормаживая ногой. – А вторая вещь?
- А вторая: вот, - и Фронде вывозит из-за кровати деревянную дощечку, увенчанную с обеих сторон двумя круглыми деревянными колесами со спицами, словно от небольшой тележки. К горизонтальной дощечке с колесами прилажена еще одна, вертикальная, с аккуратными ручками.
- Это самокат, - поясняет Фронде. - Одной ногой ты стоишь на дощечке, а другой отталкиваешься – и едешь, куда хочешь. Это сделал Джонас Трэверс, и качели тоже его работа. Он мастер на такие штуки. Когда ты окрепнешь, ты сможешь кататься по саду. Только тебе придется научиться подкалывать платье, чтобы подол не попадал в спицы колес. 
- О, я научусь, - Димми, позабыв обо всём на свете, подходит к чудесной игрушке и с благоговением рассматривает ее. Даже во дворце у него не было ничего подобного. Широкая улыбка озаряет его лицо – впервые за последний месяц. Он нежно гладит рукой полированные доски и колеса самоката, вертит их, поворачивает руль.
- Ну, как, согласен теперь ходить в платье? – с улыбкой спрашивает его Фронде.
- Конечно, я буду ходить, сколько нужно, - Димми смотрит на него. – Какая красота, этот самокат! Рутгер, я хочу сказать огромное спасибо Джонасу. Прямо сейчас хочу!
     Фронде вызывает Джонаса. Дидим с жаром благодарит его за подарки и пожимает ему руку. Трэверс очень польщен.
- Рад стараться, государь, - отвечает он и с почтением целует маленькую руку.
     Радость и гордость наполняют сердце принца. Ему уже целый месяц никто не целовал руки`. Он вновь чувствует себя милордом, герцогом Мальдианским, королевским сыном. Что по сравнению с этим ощущением какое-то платье!
- Я люблю вас, Джонас, - говорит он ласково. – И я никогда не забуду вашей услуги!
     Джонас благодарит, кланяется и уходит. Димми смотрит на Фронде просветлевшими признательными глазами и признаётся:
- Рутгер, я люблю и тебя! Я очень тебя люблю. Ты мой друг – и ужасно меня порадовал! Спасибо тебе. У меня даже во дворце не было самоката.
     Фронде тронут.
- Я рад, что тебе понравилось, милорд, - говорит он. – А теперь пойдем гулять.
     Димми так доволен, что безропотно и даже охотно позволяет надеть на себя капор, длинную теплую накидку и невысокие изящные сапожки с мехом внутри. Фронде надевает теплый плащ и шляпу с перьями и выносит Дидима на руках из дома.
    Холодный солнечный воздух, насыщенный запахом влажной древесной коры и прелой листвы, охватывает их со всех сторон. Птицы перелетают с ветки на ветку и звенят, словно колокольчики. Димми снова не может сдержать улыбки: так он рад солнечному дню и свежему воздуху. На некоторых деревьях еще сохранились рыжеватые сморщенные листья, легкий ветерок покачивает их.
     Рутгер носит Димми по дорожкам сада.
- Тебе не тяжело? – спрашивает Дидим.
- Нет, милорд, ты легкий, - отвечает Фронде.
- Рутгер, - голос Дидима звучит нерешительно. – А можно мне иногда называть тебя просто «Рут»?
- Можно, - Фронде улыбается. – Мне будет приятно. Хочешь, пойдем в конюшню? Я покажу тебе лошадей, на которых мы будем ездить, когда ты поправишься.
- Хочу, - откликается Дидим.
     Они идут в конюшню, где стоят шесть лошадей (четыре для выездов с экипажем и две для верховой езды).
- Это мой Дафнис, - Фронде похлопывает рукой по холке статного гнедого жеребца. – А вот твоя Хлоя. Я купил их в один день, поэтому и назвал так.
     Димми внимательно смотрит на дымчато-лиловатую лошадку с белой полосой вдоль морды и светлой гривой.
- Очень красивая, - говорит он искренне и гладит лошадь по морде.
     Во дворце у него был белый жеребец по кличке Дан, и он очень любил его. Но теперь всё, что он любил прежде, отошло в прошлое, стало нереальным, почти сказочным, словно бывшим не с ним, Дидимом, а с кем-то другим… или же приснившимся во сне. Поэтому Хлоя нравится ему ничуть не меньше Дана.
- Только мне будут нужны стремена покороче, - замечает он.
- Это я знаю, - говорит Фронде.
     Они гуляют еще некоторое время, потом возвращаются домой.
     Госпожа Трэверс учит Димми подкалывать платье до икр английскими булавками. Пусть ходит так и дома, говорит она, иначе, чего доброго, с непривычки запутается в подоле платья – и упадет. А подшить платье нельзя. Это было бы лучше всего, но сейчас мода на длинные подолы. Подолы до щиколоток допускаются только на бальных платьях. Девочка в коротком платье непременно привлечет к себе внимание, если в дом случайно или намеренно придут враги…
     Рутгер Фронде так не считает, но он привык доверять интуиции и жизненному опыту своей престарелой экономки.
     За день Димми привыкает к своему наряду и смиряется с ним. Теперь он понимает: так нужно. К тому же, самокат и качели беспрестанно отвлекают его от мыслей об одежде. Он пробует проехаться на самокате по комнате – и приходит в величайшее восхищение. Деревянные дубовые колеса катятся быстро и ровно. У Дидима невольно замирает сердце, когда он представляет себе, как будет кататься по дорожкам сада. О, хоть бы их не замело снегом, прежде, чем он покатается хотя бы неделю! Он негодует на слабость в своих ногах, но постепенно успокаивается. Всё равно самокат теперь – его, и рано или поздно он накатается на нем вдоволь.
     Пока же он качается на качелях в свое удовольствие. И еще Рутгер показывает ему дом: все семь комнат, чуланы, чердак, на котором пыльно и много старых ненужных вещей, и подвал, где висят колбасы и окорока, лежит сыр и стоят бочонки с винами. Всего этого не много, потому что Рутгер Фронде – весьма небогатый дворянин.
     Димми очень нравится дом Рута. Он такой необычный и так мало похож на дворец или какой-нибудь замок, к которым Дидим привык. Для Димми всё здесь ново – и всё кажется ему красивым, милым, привлекательным и надежным. Конечно, это, в основном потому, что здесь живет Рутгер.
     А Рутгера осаждают невеселые мысли. Кто придет к нему завтра в качестве «тайного гостя» – сам Мираб Фоленго или человек от него? Сумеет ли он, Фронде, почувствовать, следует доверять Фоленго или нет?.. Он хмурится. Дормер Швабе арестовывает дворян, бывших в милости у короля Теофраста. Завтра им будет повешено несколько десятков придворных, в том числе, и подруга короля, герцогиня Эннорская. Тюрьма Совиная Дупло полна людьми, пылающими ненавистью к Дормеру Швабе, их казнят и пытают там…
     Швабе опирается на купечество, недовольное налогами, которыми обложил их покойный король, на часть духовенства, которое удалось задарить и запугать, на беднейших горожан, бродяг и наемников. Но главный козырь в его игре – это то, что он приходится дальним родственником королю, правда, по женской линии. Его мать носила фамилию Эллари.
     Одной рукой вешая, сжигая и рубя головы, Швабе другой рукой щедро раздает милостыню народу, устраивает угощения и празднества, сулит каждому бедняку богатство. Он понизил налоги, ибо у него в руках – королевская казна и добро казненных им людей, горожан и дворян. Но он не сможет долго опираться на наемников, если не будет без конца осыпать их милостями. Купечество же и банкиры никого не склонны просто так снабжать деньгами. Соседние державы решительно отказали Швабе в поддержке, а это значит – впереди разорение страны и гибель огромной части ее населения, если только… если только Фронде и его сподвижники не соберут каким-нибудь чудом крепкую армию, способную противостоять силам Швабе. Как жаль, что придется ждать весны! Несколько месяцев могут превратить Ангордию в самую нищую державу Европы.
- Рут, - Дидим подходит к нему. – Почему ты не кланяешься мне и не целуешь мою руку, как Джонас? Ведь я твой будущий король!
    Фронде отрывается от своих раздумий, и тепло проходит внутри его сердца, когда он видит перед собой Димми, его большие, иссиня-черные глаза, пытливые и внимательные.
- Тебе это надо, милорд? – он сажает Димми на колени. – Тогда изволь: с завтрашнего дня начну преклонять перед тобой колено и целовать твою руку.
- Я пошутил, - Димми обнимает его. – Даже когда все будут это делать, ты – не делай, я разрешаю тебе.
- Я начну подчиняться этикету, когда в этом будет смысл, - Фронде покачивает его на коленях. – Сейчас, мне кажется, обстановка не та.
- Да, - соглашается Дидим. – Это будет глупо. Но когда Джонас сегодня назвал меня государем, мне было очень приятно. Я вспомнил, что я королевский сын, что у меня есть подданные, которые любят меня и ждут моего воцарения…
- Есть, милорд, - соглашается Фронде. – Есть подданные, которые любят тебя, и их очень много. Но ты должен помнить: далеко не все ангордийцы держат твою сторону.
- Я это помню, - Дидим берет его за руку. – Рут, ты назвал меня сегодня «Димми». Называй меня так почаще. Ладно?
- Ладно, - Фронде целует его в голову и прижимает к себе. – А теперь хочешь, во что-нибудь поиграем?
- Лучше почитай мне, пожалуйста, Плутарха, – просит Дидим. – Я очень люблю, когда мне читают вслух.
- Ты любишь Плутарха? – в свою очередь удивляется Рутгер. Но ведь он – для взрослых.
     Димми пожимает плечами.
- Хорошо, - соглашается Рутгер. – Я почитаю тебе Плутарха. Я и сам люблю его. Пойду, принесу из книжной комнаты.
     Через несколько минут он уже читает Дидиму о великих людях прошлого, старательно пропуская те места, где говорится о казнях или каких-либо других видах правосудия или жестокости; а Димми внимательно слушает, полулежа на своей кровати.

                5.

     На следующий день ты чувствуешь себя крепче вчерашнего, и Рутгеру Фронде уже не нужно носить тебя на руках во время прогулки. Но вы идете по дорожкам сада медленно, словно боясь разбить тот хрупкий лед, что затянул лужи. Ты часто останавливаешься передохнуть, а заодно осмотреться по сторонам. Тебе интересно, что там, «за садом», за оградой. Рутгер доводит тебя за руку до решетчатой чугунной ограды, и ты видишь, что за садом – большой луг, уже пожелтевший, поблекший, потрепанный осенними дождями и морозами, а за ним – полностью облетевший лес. Эта картина вызывает в тебе живое и грустное чувство. Прижавшись к решетке ограды, ты думаешь о том, что летом здесь, наверно, очень красиво, и зелень радует глаз своей пышностью, а от трав и цветов исходит аромат счастья. Ты любишь лето и весну больше других времен года. Но и осень как-то тонко и мягко волнует тебя ощущением приближающейся зимы, грядущих снегов и морозов. Вся природа замрет тогда в оцепенении, словно отдалится от людей, и вы все вместе, в сонном покое коротких зимних дней будете ожидать часа своего пробуждения.
     Ты смотришь на небо. Оно серое, холодное, пасмурное. Неясный сиротливый неуют овладевает твоей душой. Тебе не хочется больше гулять, о чем ты и сообщаешь Руту. Он снова берет тебя за руку и ведет домой.
     Сад не большой, но всё же ты устаешь. Ты не хочешь признаваться в этом Фронде, однако он сам догадывается, и на середине пути назад, берет тебя на руки. У тебя не хватает духу заявить ему, что ты пойдешь сам: ты действительно устал очень сильно.
     За обедом Фронде говорит тебе, что через час должен ненадолго уехать в город, а вечером к нему придет гость, и твое присутствие может понадобиться. Ты с важностью киваешь ему и ни о чем не спрашиваешь, хотя тебе очень хочется знать, кто именно придет к твоему другу и верному слуге. Правда, ты не чувствуешь, что Рут твой слуга. Конечно, он твой подданный, но в первую очередь он просто самый близкий тебе человек на этой земле.
     После обеда он действительно уезжает, а ты качаешься на качелях или читаешь сказки Шехерезады. И еще молишься о том, чтобы Бог даровал твоим отцу и брату Царство Небесное. Скорее всего, они давно уже там, но тебе это пока что неизвестно. И ты молишься. Ты каждый день молишься за них.
     Потом тебе становится одиноко. Ты идешь к госпоже Трэверс и расспрашиваешь ее о Рутгере. Она охотно рассказывает тебе, что «его милость» был женат на госпоже Элизе Лайонс, что они счастливо прожили вместе два года, но после госпожа Фронде простудилась, захворала и умерла, а господин Фронде уехал к горам, на границу. Он прибыл туда в чине капитана и за восемь лет дослужился до генерала. Еще ты узнаёшь, что родители Рута были небогатыми дворянами, и у них было шестеро детей, из которых выжил один только Рутгер.
     Тебе становится жаль Рута: значит, он такой же одинокий, как и ты.
     Тебе его очень не хватает. Скорей бы он вернулся!
     И он возвращается. Его лицо сумрачней обычного, но когда он видит тебя, ты подмечаешь выражение мягкого удовольствия и радости в его глазах и голосе. Ты тоже очень рад и доволен. Значит, Руту приятно твое общество.
- Ты не скучаешь со мной, Рут? – спрашиваешь ты на всякий случай. Тебя с малых лет приучили не быть навязчивым. «Это не по-королевски, - объяснял тебе твой гувернер, синьор Пазолини. – Сын монарха не должен искать чьего-либо общества; это унижает его царственное достоинство. Но он должен уметь добиваться, чтобы его общества искали те, кто ему приятен».
     Фронде улыбается в ответ:
- Нет, Димми, я не скучаю с тобой. Правда, сейчас я должен написать несколько писем. Если хочешь, посиди, порисуй в моем кабинете. Ты любишь рисовать? У меня есть настоящая бумага и краски. И карандаш.
- Я порисую в спальне, - отвечаешь ты. – Я бы не смог писать письма, если бы кто-нибудь маленький сидел рядом и рисовал.
     Ты от всей души готов принести эту жертву (а с твоей стороны это жертва, потому что тебе очень хочется посидеть в кабинете вместе с Рутегером). Но он решительно берет тебя за руку и говорит:
- Пойдем, милорд. Мне будет приятно, если ты посидишь в моем кабинете.
     Ты молчишь, но послушно идешь с ним, глубоко благодарный ему за то, что он не принял твоей жертвы.
      И вот вы сидите в кабинете. Рут пишет письма, уютно поскрипывая пером, а ты устроился на краешке кресла за низким столиком и с увлечением рисуешь на грубой бумаге битву при Фермопилах. Ты любишь рисовать и, как говорил тебе отец, рисуешь очень неплохо для своего возраста. Впрочем, твой учитель рисования и музыки, мсье Перрэ` вложил всю душу в твое обучение. Ты, в свою очередь, всегда был прилежным учеником и никогда не ленился. Учиться было интересно: почти так же интересно, как читать сказки. Одно тебе было лень: вести дневник природы и зубрить катехизис. Ты очень любишь природу, но терпеть не можешь ее описывать. По твоему мнению, это очень скучно. Ты выполнял эту работу без всякого воодушевления. И несмотря на то, что ты знаешь катехизис, ты не любишь его. Ну, что в нем интересного? Вот священная история – совсем другое дело.
     Ты вспоминаешь, как однажды подрался с мальчишкой, племянником повара. Он не знал, что ты принц, и хотел выгнать тебя из кухни. Вы сцепились и поразбивали друг другу носы. Но ты никому его не выдал, потому что твердо знал: ябедничать – не царское дело. Он сам явился к тебе, очень виноватый, попросил прощения и подарил тебе светлячков в коробочке. А ты подарил ему фарфорового герольда с каминной полки и обещал взять к себе в оруженосцы… но так и не взял, потому что через три месяца этот мальчик утонул, купаясь в речке. Его звали Том.
- Ты очень красиво рисуешь, милорд! – возвращает тебя к реальности голос Рутгера Фронде, который незаметно подошел к тебе, пока ты сидел, погруженный в воспоминания. – Да, просто здорово. Это спартанцы и персы?
- Да, - киваешь ты. – Битва при Фермопилах.
- Можно я повешу на стену твой рисунок? – спрашивает Рут, и ты видишь по его взгляду и голосу: твоя работа ему действительно нравится.
- Конечно, повесь, отвечаешь ты, втайне очень польщенный. Я буду рад.
     Он делает для твоего рисунка красивую бумажную рамку и вешает на стену, возле карты Ангордии.
     Когда наступает вечер, Рут начинает волноваться. Он просит тебя посидеть в спальне. Ты понимаешь: он ждет гостя. И повинуешься беспрекословно.
     Ты чувствуешь: наверняка Рутгер скоро придет за тобой.

                Х Х Х Х

     А Фронде в это время неспокоен. Он само ожидание. В строгом черном кафтане с серебряным поясом, в черных штанах, плотно обтягивающих его ноги, и в кожаных башмаках он ходит взад-вперед по кабинету со шпагой, прицепленной к поясу. В кабинете уже темно, он озарен свечами. Слышно, как где-то в углу скребется мышь.
     Звенит колокольчик у входной двери, и нервы Фронде болезненно отзываются на этот звон. Пришел! Сейчас Джонас откроет ему и впустит его… кого? Рутгер еще не знает этого.
     Наконец в кабинет заходит Джонас и тихим голосом объявляет:
- Господин Фоленго.
     И уходит. А в кабинете появляется сам граф Мираб Фоленго, генерал Дормера Швабе.
     Он снимает шляпу и учтиво здоровается с хозяином. Фоленго – высокий, стройный, крепкий. Он не худощав, как Фронде, но и полноты в нем нет; есть плотность, за которой угадываются мускулы. Они одного роста. Светло-каштановые волосы Фоленго пострижены так же, как у Рутгера, в «длинную скобку». Его лицо – ровный правильный овал. Черты тоже правильны и красивы, к тому же, излучают живое спокойное обаяние. Глаза не слишком большие, темно-синие, смотрят внимательно и приветливо.
     На нем камзол из золотистой стеганой парчи, к воротнику и манжетам пристегнуты кружева. На его загорелых холеных пальцах сверкают драгоценные кольца и перстни.
- Добрый вечер, генерал, - обращается к нему Фронде.
- Добрый вечер, генерал, - отвечает Фоленго.
- Садитесь, - Фронде указывает на кресло.
- Премного благодарен, - Фоленго опускается в кресло. Фронде ставит перед ним на столик графин с вином и два кубка и садится рядом. Налив вина себе и гостю, он говорит:
- Ваше здоровье! – и первым отпивает вино. Это знак Фоленго, что вино не отравлено.
- Ваше здоровье, - граф Фоленго также делает глоток.
     Помолчав, он говорит:
- Верный мне человек Гальсор Мангано сообщил мне, господин Фронде, что вы хотели видеть меня и говорить со мной. Я заранее предвижу, о чем пойдет речь. Вас, вероятно, удивляет, что, находясь на службе у Дормера Швабе, я помог сбежать его высочеству Дидиму. Не удивляйтесь и не подозревайте меня в двойной игре. Я действительно пользуюсь особым доверием Швабе, чтобы помогать тем, кто этим доверием не пользуется: например, вам, генерал, и людям, с которыми вы связаны. Я знаю, что вы, как и я, - приверженец короля Теофраста и всей династии Эллари, поэтому и говорю сейчас с вами столь свободно. Мне также известно, кто ваши доверенные лица и сподвижники в столице. Вы, конечно, не обладаете информацией обо мне в такой же степени, в какой я обладаю ею относительно вас, но это не удивительно: не только у Дормера Швабе есть шпионы. А потом, я возглавлял большой отряд разведчиков на последней войне. Я до самого конца пользовался доверием его величества – и оправдал это доверие, насколько это было в моих силах. Но я не учел того, что Эгард Филдинг предаст нас, и в результате потерял след его высочества Дидима. Слава Богу, Филдинг не знал ничего, кроме того, что после казни принц придет к нему. Волей судьбы его высочество не попал к нему в руки. Швабе не на шутку прогневался и, как вы знаете, объявил награду за его высочество: тысячу золотых. Хорошие деньги! – он улыбнулся и вдруг как-то значительно посмотрел на Фронде.
- Гальсор Мангано дал мне понять, - продолжал он, - что, возможно, вам – именно вам! – известно, где скрывается Дидим, герцог Мальдианский и законный наследник престола Ангордии. Я был бы бесконечно вам признателен, если бы вы поверили мне и поделились со мной своими знаниями. Я понимаю: одни мои слова и свидетельство Гальсора не убедят вас, но мы с вами оба хорошо знаем епископа Вальполского, который является и вашим, и моим духовником. Вы глубоко уважаете его преосвященство и безоговорочно доверяете ему, не так ли?
- Допустим, - Фронде пристально смотрит на Мираба Фоленго.
- В таком случае вот вам письмо от него.
     Фоленго подает Рутгеру конверт. Тот вскрывает его, внимательно читает письмо, и его душа постепенно успокаивается, а подозрительность сменяется облегчением и радостной уверенностью. Он складывает письмо и поднимает глаза на графа.
- Это почерк и печать его преосвященства, - говорит он. – И его пароль. Господин Фоленго, я верю вам.
     Он подает графу руку, тот пожимает ее.
- Но, к сожалению, - лицо Рутгера ясно и спокойно, - у меня в доме только один ребенок: моя племянница Милетта Фронде. Только ее я и могу вам представить.
- Буду сердечно рад познакомиться с вашей племянницей, - отвечает Фоленго. Он сильно волнуется, но лишь Фронде с его проницательностью может заметить это; другой бы не догадался. Рутгер выходит из кабинета и через несколько минут возвращается, держа за руку маленькую черноволосую девочку в бархатном платье, подколотом до колен. Яркие, выразительные, темно-синие глаза девочки и ее большой, решительно очерченный рот очень многое говорят Мирабу Фоленго, опытному разведчику, обладателю не только острого внимания, но и чрезвычайно цепкой памяти.
     Дидим тоже мгновенно узнаёт его: он несколько раз видел, как этот человек беседовал с его отцом, королем Теофрастом.
- Познакомься, милорд, - тихо говорит Рутгер Фронде. – Это наш друг Мираб Фоленго; мы можем всецело доверять ему.
     Димми подходит к Фоленго и протягивает ему руку. Тот встает и с поклоном целует ее. Потом произносит с большим чувством:
- Слава Всевышнему, вы живы, милорд! И, признаться, узнать вас очень трудно. Это прекрасно, потому что вас ищут весьма тщательно, и за вашу поимку назначена большая награда. Господин Фронде, - он смотрит на Рутгера. – Позвольте мне прислать в ваш дом двух верных моих людей, дабы и вы, и его высочество находились под постоянной защитой. Уверяю вас, это будет далеко не лишним мероприятием.
- Позволяю, - Фронде улыбается ему.
     Димми серьезно смотрит на Фоленго и спрашивает:
- А вы не уведете меня от Рута? Потому что он мой друг. Вы тоже мой друг, господин Фоленго, но Рутгер – мой самый близкий друг.
- Это прекрасно, государь, - голос Фоленго мягок и понимающ. – Не извольте беспокоиться, никто не посмеет разлучить вас с господином Фронде.
- Спасибо, что вы помогли мне бежать, - Димми доверчиво смотрит на него. – Но мне очень жаль, что вы не смогли спасти его величество и моего брата.
     В его голосе звучит невольный укор.
- Я не имел такой возможности, - спокойно отвечает Фоленго, глядя ему в глаза. – Поверьте, всё, что мог, я сделал. Знаете, сколько людей было на дворцовой площади, государь? Не менее трех тысяч. Все они могли спасти короля и принца Лоранда, будь у них побольше смелости. Но они не сделали этого.
- Да, они не сделали этого, - в голосе Димми горечь. – Неужели они такие трусы?
- Они обыкновенные люди, - отвечает Фоленго. – К тому же, у них пока что нет вожака. А без командира даже солдаты – всего лишь пушечное мясо.
- Они могут быть пушечным мясом и с командирами, - просто возражает Димми.
- Вот как, вы это понимаете? – Фоленго смотрит на него с уважением. – В таком случае вы очень умны. Позвольте отдать вам кое-что. Эти вещи мен подарил когда-то его величество, но сейчас они гораздо нужнее вам, чем мне.
     Из вынув из-за пазухи три серебряных медальона, он с поклоном протягивает их Димми. Тот берет, раскрывает их по очереди и видит миниатюрные портреты своего отца, Лоранда и матери-королевы. Прошлое мгновенно оживает в нем. Он вдруг чувствует, что страстно тоскует и скучает по этим людям, что ему очень не хватает их.
- Я вам очень признателен, - его голос звучит глухо. Он надевает на себя все три медальона, а в его глазах в это время стоят слезы. Их так много, что он почти ничего не видит. Поэтому он садится на стул и спокойно говорит:
- Продолжайте ваши переговоры, господа. Я хочу на них присутствовать.
     И опускает голову. Фоленго и Фронде переглядываются.
- Сколько у вас сил, граф? – спрашивает Фронде, как ни в чем не бывало.
- Я отвечу вам, - говорит Фоленго. - Но сначала мне хотелось бы точно знать, чем располагаете вы`.
- Двумя тысячами на Краугуттской границе, - отвечает Рутгер. – Эти люди пойдут за мной куда угодно; я знаю их без малого восемь лет.
- У меня сил побольше, - говорит Фоленго. – Десять тысяч человек – и не наемников, а ангордийцев. Сейчас часть их в Асмальдийских горах, строит для нас временные жилища в Еловой Лощине, у Звездного Потока. Я полагаю, сразу же после Нового года нам следует отправиться туда: всем вместе. У меня большая надежда на помощь асмальдов. Их в горах не менее ста тысяч человек. Если мы наберем хотя бы половину этого количества, можно будет считать, что у нас – крепкая здоровая армия. Его величество регулярно помогал асмальдам; полагаю, они не откажутся помочь теперь его сыну.
- Да, - соглашается Фронде. – Государь Теофраст помогал им, а Швабе не будет помогать; напротив, он возьмет у них последнее.
- Это я и собираюсь им сообщить, - кивает Фоленго. – И еще, господин Фронде: я хотел бы побеседовать с теми дворянами, с которыми вы связаны на сегодняшний день теснее, нежели я…
- Вы побеседуете с ними, - Фронде записывает на клочке бумаги какие-то цифры. – Вот дата, место и время нашей следующей встречи. Но лучше бы вам поехать со мной; я представил бы вас…
- Согласен, - откликается Фоленго. – Так действительно будет лучше.
     Они беседуют еще некоторое время. Дидим слушает их, сглатывая слезы. Наконец он полностью справляется с собой. Какой смысл плакать, если дорогих ему людей всё равно не вернуть? Но он сердит на своих подданных. Граф Фоленго прав: их было на площади очень много! Почему же они не спасли отца и Лоранда? Ведь они могли это сделать! Но не сделали. Они могли только плакать или ругаться. Конечно, там были и сторонники Дормера Швабе, их тоже было много, но всё-таки меньше, чем верноподданных Теофраста.
      «Жалкие трусы!» – с бессильным, презрительным гневом думает Дидим.
     Рутгер Фронде предлагает Фоленго остаться поужинать, но тот объясняет, что спешит. Он встает и прощается с принцем Дидимом. Димми пожимает ему руку и говорит:
- Господин Фоленго! Я назначаю вас главнокомандующим мое будущей армии.
- Премного благодарен вашему высочеству, - отвечает Фоленго. – Но принц Дидим не может никого назначать кем-либо, пока не будет возведен в сан короля и помазан миррой. Так что придется мне пока что самому завоевывать место вождя под нашим солнцем.
- Я бы желал, чтобы мое мнение было учтено господами дворянами, - Димми сдвигает брови. – Если я будущий король, люди должны прислушиваться к моим пожеланиям.
     Фоленго с трудом скрывает улыбку. Поведение Димми, который достает Фоленго лишь до пояса, одновременно забавляет, восхищает и трогает графа. «Отчаянный малыш, - думает он. – Настоящий будущий монарх!»
     Вслух он учтиво говорит:
- Мнение вашего высочества будет принято во внимание верными вам людьми с подобающей почтительностью.
     Он уходит, Фронде провожает его.
     Потом Рутгер и Дидим ужинают. Медальоны Фронде прячет в свой тайник в кабинете. Он показывает Димми этот тайник. Если принцу захочется посмотреть на родные для него лица, он всегда может это сделать, но всё время носить при себе медальоны пока что опасно.
     После ужина Димми овладевает безотчетная грусть, которую он пытается скрыть. Но от Рутгера трудно скрыть что-либо, и он сажает Дидима к себе на колени. Димми снимает свой завитой парик, обнимает Рута и прижимается лицом к его груди. Они долго сидят на кровати Фронде и молчат. Дидим первый нарушает тишину:
- Рут, кто такие асмальды? Я о них никогда не слышал.
- Это часть наших горцев, милорд, - отвечает Фронде. – Асмальды произошли от семерых братьев, дворян и разбойников по фамилии Асмальд. Триста лет назад семеро братьев бежали из Ангордии в горы, спасаясь от гнева короля Николаса Четвертого. В то время горы назывались Тарвадскими. Все семеро беглецов были очень рослыми, сильными людьми. От них произошло горное племя асмальдов. Говорят, люди этого племени отличаются весьма высоким ростом и силой. Они владеют большой частью гор, поэтому горы со временем стали называться Асмальдийскими. 
- А что такое Звездный Поток, про который говорил господин Фоленго? – спрашивает Дидим.
- Так называется очень красивый водопад в Еловой Лощине, - отвечает Рутгер.
- Мы уедем туда после Нового года?
- Да. Мы будем там жить и собирать армию.
- А где мы будем жить?
- Господин Фоленго сказал, что в деревянных домах. Сейчас его люди строят эти дома.
- А где мы возьмем деньги для армии? – Димми серьезно смотрит на Рутгера.
- Пока что у нас есть деньги, - отвечает Фронде. – А дальше… молись, милорд, и Господь поможет нам.
     Они снова некоторое время молчат, потом Дидим печально говорит:
- Плохо, что я пока что не могу никого назначать. Получается, я такой же бесправный, как все дети.
- Нет, милорд, - возражает Фронде. – Ты – будущий государь, и никто не захочет рассердить или расстроить тебя. Ты вовсе не бесправен. С твоим мнением будут считаться больше, чем ты думаешь.
- Да, ты, наверно, прав, - соглашается Димми. – Но хотел бы я знать, кто будет по-настоящему любить меня, а кто – просто льстить мне.
- О, ты разберешься в этом, - улыбается Фронде. – Тебя трудно обмануть, милорд. И меня тоже.
- А ты меня любишь, Рут? – с надеждой спрашивает Димми.
- Да, - Фронде прижимает его к себе.
- Я тебя очень люблю, - признается Димми. – Ведь ты меня не оставишь, правда?
- Правда, - твердо говорит Фронде.
     Дидим веселеет и, успокоенный, ложится спать. Фронде ложится тоже, но засыпает не сразу. Мысли теснятся в его голове. Итак, зимой они поедут в Еловую Лощину. Путь будет нелегким, потому что до Лощины трудно добраться. Но зато там можно будет в безопасности растить армию, способную противостоять наемникам Дормера Швабе.
     Впрочем, всё это не беда. Самое главное, что у Димми – справедливый разумный характер и отважное сердце. Он рожден повелевать, управлять, быть защитой и опорой своего народа. В нем нет ничего капризного, слабовольного, вялого: он весь, точно живое пламя. Только бы никто не испортил его. К тому же, мальчику нужно учиться. Из Фронде плохой учитель. Но его друг, В`идар Холдинг – отличный преподаватель. Он сам обучал своих пятерых детей, которые теперь уже выросли, и, конечно, не откажется от занятий с принцем Дидимом. Димми любознателен и восприимчив от природы, он сам говорил, что его учителя были им довольны.
     Затем мысли Рутгера снова обращаются к Мирабу Фоленго, к армии, к положению, создавшемуся в Ангордии с приходом к власти Швабе…
     Незаметно им овладевает сон.
                6.

     Деревянный самокат весело катится по солнечным, твердым, как камень, замерзшим садовым дорожкам. Быстро вертятся гладкие круглые колеса с деревянными спицами, руль с легкостью поворачивается туда, куда желает Димми. Несколько толчков ногой, и вот самокат уже летит стрелой мимо деревьев и облетевших кустарников, мимо клумб с давно увядшими цветами. Холодное солнце озаряет сад и дом. Дидиму необыкновенно весело. Он уже второй день катается на самокате – и в восторге от него. Даже верховая езда никогда не доставляла ему такого удовольствия, хотя он и любит ее.
     Небо голубое, без единого облака. От него веет зимой. Завтра – четвертое декабря.
     Димми останавливает самокат. Ему вспоминаются двое воинов Фоленго, которые теперь живут в их доме под видом работников – садовника и конюха. Это сильные сумрачные люди, их зовут Йенс и Петер. С ними так же трудно разговаривать, как трудно было беседовать с телохранителями его величества, хотя они и очень почтительны с Димми и Фронде. Один из них всегда в саду, другой – возле конюшни. Наверно, и сейчас Петер-«садовник» где-нибудь поблизости. По обыкновению, его не видно, но Димми знает: Петер не теряет его из виду, так ему приказано. Интересно, как ему это удается? Ведь у Петера нет самоката. У него только большие садовые ножницы Джонаса. Он носит их с собой так, для вида, потому что его настоящее дело – не постригать кусты и деревья, а охранять принца и Фронде.
     Дидим поворачивает самокат и едет к конюшне, поздороваться с Джонасом Трэверсом.
     Джонас сидит в конюшенной пристройке, возле ярко пылающего очага, и что-то мастерит. Димми оставляет самокат у кустов смородины и, постучавшись, входит к нему.
- Доброе утро, Джонас, - говорит он.
- Доброе утро, государь, - Джонас приветливо улыбается ему.
- Что вы делаете? – в голосе Димми любопытство.
- А вот, игрушку вам, - отвечает Трэверс.
- Можно взглянуть? – Димми сгорает от нетерпения.
- Взгляните.
     Дидим подходит к Джонасу и видит деревянную карету и лошадок. И то, и другое вырезано очень искусно, а у кареты даже открываются дверцы и есть настоящие шторки на окнах: из лоскутков синего шелка.
- Как красиво! – искренне говорит Димми.
- Это будет заводная карета, - улыбается Джонас. – Заведете ее ключиком, она и покатится.
- Здорово, - Димми не может сдержать ответной, радостной улыбки. – Огромное вам спасибо, Джонас!
     Заводные кареты – и гораздо затейливей – были у него и во дворце. Но игрушка Джонаса почему-то кажется ему ценнее и дороже их всех, вместе взятых. Быть может, потому, что он видит, как любовно и старательно Джонас вырезает ножичком каждую деталь.
- Через два дня спасибо скажете, сударь, - говорит Джонас. – Когда будет готово. Я ее раскрашу, лаком покрою. Какого цвета хотите лошадок?
- Пусть будут, как Дафнис господина Фронде и как моя Хлоя, - тотчас отвечает Дидим.
- Сделаю, - кивает Джонас.
     Дидим очень доволен. Он выходит из пристройки и снова берется за самокат. И долго катается по дорожкам, пока не начинают мерзнуть руки.
     Тогда он возвращается домой. Рутгер уехал в Кассальду и вернется только вечером. Дидим, как всегда, скучает без него. Чтобы чем-нибудь занять себя, он поднимается на чердак и начинает разглядывать старые вещи. Но на чердаке холодно, он спускается вниз. Отыскав госпожу Трэверс в одной из кладовых, он помогает ей считать банки с вареньем. Когда все банки сосчитаны, госпожа Трэверс ведет его обедать, а на десерт подает чудесные булочки с заварным кремом. Димми с младенчества не равнодушен к таким булочкам. Он с наслаждением съедает их и уходит в комнату, которую отвел ему Фронде. Она напротив спальни Рута. Правда, ночуют они всё равно в этой спальне, вместе, как и прежде. Этот вопрос – где будет ночевать Димми – даже как-то не обсуждался. Оба понимали, что Дидиму будет грустно и одиноко ночевать одному.
     Но сейчас Димми кажется, что Рутгеру это не очень удобно. Вдруг он полюбит какую-нибудь женщину и захочет привести ее к себе – и не сможет из-за Димми? Димми вспоминает, как однажды, играя в королевском саду, он нечаянно наткнулся на любовную пару: кавалера и фрейлину. Они не видели его, а он не мог отвести от них глаз, хотя и понимал, что ему нельзя видеть то, что он видит. И так получилось, что в девять с половиной лет он во всех подробностях узнал, как мужчины и женщины любят друг друга. Несколько дней то, чему он стал свидетелем, мучило его своей животной грубостью, красотой, безобразием, нежностью и множеством других противоречивых волнующих чувств, которые не выскажешь словами. Но, оправившись от новых для него впечатлений и ощущений, он решил, что земная любовь – это, скорее, красиво, чем противно, и что он хотел бы такой любви, когда станет взрослым, - но желал бы, чтобы она была нежнее и лучше. Да, у него всё будет лучше, чем у этих кавалера и дамы. И у той, которую он полюбит, тоже всё будет лучше. 
     Но теперь он думает про Фронде. Вдруг Рут кого-нибудь полюбит? А может, уже любит? Эти мысли вызывают в нем беспокойное, зябкое, ревнивое чувство. Он не хочет, чтобы Рут любил кого-нибудь, кроме него, Дидима. Но в то же время он понимает: мужчине тяжело без женщины. Даже у его отца была подруга, и Димми с Лорандом любили ее, потому что она любила их. Димми слегка хмурит брови. Если Рутгер кого-нибудь полюбит, его, Димми, королевский долг – благословить эту любовь. И он так и поступит, несмотря а то, что ему это будет тяжело. Ведь если Рут полюбит кого-нибудь, он перестанет любить Димми так же сильно, как любил до сих пор, он будет думать только об этой женщине. Святость дружбы померкнет для него, как для всех влюбленных. Димми в этом не сомневается. Только его отец мог любить герцогиню Эннорскую и при этом ни на минуту не забывать о государственных делах и о своих сыновьях, которые были ему дороже, чем его возлюбленная. И Дидим глубоко уважал его за это. Но он понимал, чувствовал: не все мужчины способны быть такими. Его отец был особенным человеком, может, одним-единственным на земле. Вряд ли Рутгер Фронде такой же сильный. Димми вздыхает. Сильный или не очень, влюбленный или одинокий, но скорей бы он вернулся. Потому что без него Димми на этой земле неуютно и холодно. «Я еще маленький, - с сожалением говорит сам себе Дидим. – Просто я умный и всё понимаю, но я маленький. Мне нужно, чтобы взрослый человек меня любил, я не могу без этого: все дети такие. И, может даже, не только дети. Никто не хочет быть одиноким…»
     Он обводим взглядом свою комнату. Какая она чистенькая, уютная! И даже его качели перевесили сюда, чтобы он мог чувствовать себя свободней. Здесь можно рисовать и читать книги, можно играть в солдатиков, которых ему вырезал Джонас, можно даже вздремнуть на красивом диване с подушками. Но как бы здесь ни было хорошо, Димми очень грустно без Фронде.
     Чтобы отвлечься, он берет с полки книгу и принимается ее читать. Но он всё время отвлекается, прислушиваясь: не вернулся ли Рутгер? Однако он слышит только щебет птиц за окном, да тихое потрескивание угольков за заслонкой изразцовой печи.
     Постепенно наступает вечер, солнце скрывается, его свет сменяется серыми сумеречными тенями. Анна приносит свечи в комнату Дидима. Он качается на качелях. Ему хочется спросить ее, скоро ли вернется господин Фронде, но он молчит. Откуда Анна знает, когда вернется Рут? Ей известно не больше, чем ему, Димми.
     Наконец, когда за окнами совсем темнеет, Фронде возвращается. Дидим слышит его голос, вскакивает с качелей и радостно улыбается. Но он не бежит встречать Рута, а просто выходит ему навстречу: степенно, с достоинством.
     Фронде менее сдержан. Он подхватывает его под мышки и весело говорит:
- Здравствуй, милорд!
     Димми молча обнимает его за шею. У Рута холодные щеки и руки. Он подхватывает Димми на одну руку и несет в свой кабинет.
     Дидим счастлив. Теперь всё замечательно: Рут вернулся!
     Они вместе идут ужинать.
- Хочешь, завтра поедем с тобой кататься, милорд? – спрашивает Фронде.
- Верхом? – уточняет Димми.
- Верхом, - подтверждает Фронде.
- Хочу, - Дидим улыбается и спрашивает:
- А ты завтра никуда не уедешь?
- Нет, завтра я весь день буду дома.
     Димми кивает, а про себя вздыхает с облегчением.
     Перед сном, сидя в ночной рубашке, без парика, рядом с Рутом, на его кровати, он вдруг спрашивает:
- Рут, ты ездишь к д`аме?
- К какой даме? – Рут удивлен.
- К женщине, - уточняет Димми, слегка краснея.
- Нет, - Фронде поневоле начинает смеяться. – Я езжу не к даме, а к нашим друзьям и сподвижникам. Мне сейчас не до женщин, Димми.
     Дидим кивает и говорит, глядя в сторону:
- Но если ты всё-таки с кем-нибудь познакомишься, не стесняйся, привози ее сюда. Я могу спать у себя. Правда, могу.
     Фронде тронут и заинтересован. Он сажает Дидима к себе на колени, и Дидим, как всегда, обнимает его.
- Почему ты заговорил об этом? – мягко спрашивает Фронде.
- Ну, просто ты ведь один, - Димми немного смущен. – Может, тебе это нелегко.
- Ты хочешь меня женить? – Фронде посмеивается.
- Нет, - Димми серьезно и пытливо смотрит ему в глаза. – Просто не хочу, чтобы ты от меня скрывал, если кого-нибудь полюбишь.
- Не буду скрывать, - Фронде касается губами его головы, уже начавшей обрастать пламенно-рыжими шелковистыми волосками. – Но пока что я люблю только тебя – и память о той, которую я потерял.
- Да, я знаю, - отзывается Димми. – Мне рассказала госпожа Трэверс.
     Помолчав, он спрашивает, глядя в сторону:
- Рут, если ты кого-нибудь полюбишь, ты не забудешь обо мне?
- Нет, - твердо отвечает Рутгер. – Кто же забывает о своем государе и друге? Это не по-дворянски. И не по-человечески. И вообще, у меня это просто не получится.
     Димми молчит с минуту, потом говорит:
- Рут, я ведь всё знаю. Знаю, как взрослые любят друг друга. Они в эти минуты обо всём забывают…
     И он кратко рассказывает Фронде о сцене в королевском саду. Он не хочет рассказывать подробно: ему неловко говорить о таких вещах.
     Фронде выслушивает его и замечает:
- Ты видел только внешнюю сторону, Димми, - и не любви, а определенных отношений. Лучше бы тебе не вспоминать об этом. В любви самое важное быть верным и не изменять. Но ты не знаешь, что было в сердцах  у этих двоих; может, они вовсе не были счастливы в те минуты, и их соединила вовсе не любовь, а просто страсть или одиночество…
     Он нарочно не произносит слова «похоть». Ему не хочется говорить Димми таких слов и объяснять их значение.
- Всё может быть, - соглашается Димми. – Я в этом еще не разбираюсь.
- Не беспокойся, милорд, - Фронде покачивает его на коленях. – Если я кого-нибудь полюблю, ты станешь мне еще дороже, обещаю тебе.
- Спасибо, - говорит Дидим. – Можно, я тебя поцелую, Рут?
     И, не дожидаясь позволения, он обнимает Рутгера за шею и целует в щеку. Фронде очень тронут. Он снова целует Димми в голову и ласково говорит:
- Пора спать, милорд.
     И относит Дидима на его кровать.
     Дидим забирается под одеяло.
- Рут, - снова обращается он к Фронде, - я тоже хочу спать в нижнем белье, как ты, а не в рубашке, как девчонка. А то днем я в платье, вечером в рубашке. Не хочу.
- Хорошо, спи в нижнем белье, - соглашается Фронде. – А через месяц мы уедем, и ты снова будешь одеваться, как подобает принцу.
- Сегодня уж посплю в рубашке, - вздыхает Димми. – А завтра: как ты.
- Договорились, - улыбается Фронде.
     Они желают друг другу спокойной ночи, и Димми вскоре засыпает. А Рутгер тихонько молится за него. Ему очень жаль, что Димми так рано и так много узнал о физической стороне любви, и он дает себе слово отныне ограждать мальчика от впечатлений, которые могли бы смутить его душу, нанести ей вред, а то и ранить ее. «С ним надо быть очень бережным, - думает Фронде. – У него сильная душа, он вынес эту сцену в саду, пережил казнь отца и брата – и не сломался, не испортился, не упал духом. Но он – хрупкий ребенок, и его силы ограничены. Я постараюсь уберечь его от печалей этого мира – насколько смогу…»

      
                7.

     Декабрь идет: день за днем.
     Ты следишь за медленной поступью зимнего времени в новой, необычной для тебя жизни.
     Девятого октября начинается снегопад. Огромные, сказочные хлопья падают из низких серых туч в тусклом свете сумеречного дня, а ты, сидя за портьерой на широком подоконнике, прижавшись плечом к холодным мелким стеклам окна, соединенным между собой вертикальными и горизонтальными рейками рамы, завороженно смотришь, как снег засыпает сад. «Снег засыпает сад, и сад засыпает в снегу…» - вспоминаются тебе стихи, которые ты когда-то (кажется, много жизней назад) учил во дворце. Тогда ты не вполне оценил красоту этих стихов, но сейчас понимаешь, что они тебе очень нравятся.
     Ты рад, что всё-таки успел покататься на самокате. Теперь, чисто вымытый, он стоит в твоей комнате, а ты утешаешься каретой с лошадками, сделанной для тебя Джонасом. В задке кареты железный ключик. Если повернуть его несколько раз, карета катится через всю комнату и даже врезается в стену, поэтому ты предпочитаешь запускать ее в коридоре. Еще у тебя есть солдатики, оловянные и деревянные, по которым можно стрелять из деревянных пушек лесными орешками. Орехи старые, есть их уже нельзя, но как пушечные ядра они вполне себя оправдывают. У тебя восемьдесят пять солдатиков: целый военный отряд. Впрочем, ты представляешь себе, что их во много раз больше – две настоящих армии, выступающих друг против друга.
     Иногда вы с Рутгером катаетесь верхом. Вы ездите по лугам и по лесу, обычно крупной рысью. Вы гуляете то озаряемые солнцем, то осыпаемые снегом, и вам весело. Правда, сначала тебе немного непривычно, что вы вдвоем, вернее, вчетвером (Йенс и Петер неизменно сопровождают вас, но едут немного позади). Ты привык к большой свите за своей спиной и рядом. И ты привык к мужскому седлу, а не к женскому. Но ты быстро осваиваешься. С женским седлом ты смиряешься, а в отсутствии свиты есть даже своеобразная прелесть.
     Ты возвращаешься с этих прогулок румяный, с раскрасневшимся от мороза лицом. Госпожа Трэверс связала тебе теплые перчатки из мягкой шерсти, и теперь твои руки не мерзнут. И вообще ты не мерзнешь, ибо надеваешь на прогулку теплое шерстяное белье на мягкой полотняной подкладке. Ты уже не обращаешь внимание на то, что оно девчоночье.
     Пятнадцатого декабря вы с Рутом едете в церковь. Там вы ставите свечи и молитесь, и запах ладана погружает тебя в дрему и воспоминания. Тебе очень хочется отстоять Рождественскую Всенощную, и Рутгер обещает, что на Рождество вы вновь посетите церковь. Еще тебе хочется что-нибудь подарить всем, кто живет в доме. Об этом своем желании ты сообщаешь Фронде, немного смущаясь: ведь собственных денег у тебя нет.
- Я хотел бы немного занять у тебя, Рут, - в твоем голосе кроткое достоинство. – Я обещаю, что отдам тебе больше, чем занял.
- Не надо мне больше, милорд, - он улыбается. – Я не ростовщик.
- Всё равно я вознагражу тебя, - возражаешь ты. – Не спорь. Твои заслуги передо мной очень велики.
     Фронде вручает тебе кошелек с пятью золотыми и серебром и говорит, что это подарок. Ты доволен. Теперь ты сможешь одарить всех, кто живет в доме Фронде. Ты прячешь кошелек в тайник Рутгера, где лежат какие-то письма, большой кремневый пистолет и три медальона, подаренные тебе графом Мирабом Фоленого. Иногда ты открываешь эти медальоны и рассматриваешь дорогие твоему сердцу лица. Когда никто не видит, ты целуешь их, вернее стеклышки, под которыми лежат миниатюрные портреты.
     Еще ты любишь мыться в комнате нижнего этажа, где есть всё, что нужно для мытья, даже ванна – большое, глубокое дубовое корыто, в котором так приятно лежать, погрузившись по самую шею в теплую, почти горячую воду. С тех пор, как ты выздоровел, ты моешься сам, и даже Рут признаёт, что ты умеешь мыться как следует.
     В комнате, где моются, нет обоев. Здесь и стены, и потолок облицованы серыми кирпичами. Пол – дощатый. На нем, у стены, стоит большой глиняный очаг для горячей и холодной воды. Белье здесь не стирают, его отдают прачке, живущей в домишке по соседству.
     Когда ты сидишь в корыте, полном воды, ты вспоминаешь мраморную ванную во дворце, но не скучаешь по ней: без отца и брата тебе не нужно никакой роскоши. Тебе хорошо там, где есть Рутгер Фронде.
     Ты пускаешь по воде лодочки, вырезанные из дерева всё тем же Джонасом Трэверсом, и они плывут, подгоняемые рябью, образующейся от твоих движений. Ты всего два раза в жизни катался в лодке. Фронде сказал: в Еловой Лощине, возле Звездного Потока, есть заводь, и летом там можно кататься на лодке. Еще он сказал: заводь никогда не замерзает полностью, потому что водопад не позволяет льду сковать ее.
     Ты часто размышляешь о Рутгере. Когда он задумчив, его лицо становится суровым и немолодым; в нем даже появляется что-то грозное. Это лицо нельзя назвать особенно красивым, но оно родное для тебя. Когда Рут отвлекается от своих невеселых размышлений и смотрит на тебя, его глаза теплеют, всё лицо оживает и смягчается. Ты никогда ему не мешаешь. А ты любишь сидеть рядом с ним и слушать, как он что-нибудь рассказывает или читает тебе книгу. К Руту всегда можно забраться на колени и прижаться щекой к его груди. Тогда тебе слышно, как бьется его сердце: ровно и спокойно, словно идут часы. Рутгер никогда не сердится на тебя: может, потому, что ты во всём его слушаешься. Вообще ты не очень послушный, но тебе хочется повиноваться Руту. Он никогда ничего тебе не приказывает, но ты чувствуешь: он умеет командовать и заставлять других себе подчиняться. Твой отец, король Теофраст, обычно тоже ничего не приказывал тебе, но ты всегда его слушался. Ты спорил только с учителями, и то не часто. А вообще ты привык многое делать без спросу. Ты залезал в дворцовом саду на деревья, часто ходил на кухню, куда тебе не дозволялось ходить, ловил золотых рыбок в бассейне, прыгал зимой в сугробы с крыши конюшни, приносил во дворец ужей, веретениц и ящериц, играл с детьми прислуги – всё это без спросу. Ты даже несколько раз катался вместе с детьми слуг с ледяной горки, сделанной между службами, и это было очень весело, но кончилось печально: ты неудачно упал со своих красивых санок, сломал руку, и твоя бедная нянька с позором лишилась места, а ты вынужден был целых полтора месяца сидеть взаперти. Ты очень просил государя за няньку, но тот строго велел тебе молчать и добавил: «У хороших нянек дети не бегают неизвестно где и не ломают рук; а вы, к тому же, королевский сын, милорд!» С тех пор ты стал осторожней, потому что знал: за твою вину накажут тех, кто приставлен смотреть за тобой. Тебе этого очень не хотелось.
     Теперь ты знаешь: никто не накажет Рута, если ты что-нибудь себе сломаешь, и Рут тоже не накажет никого. Но он расстроится, будет недоволен – тебе этого достаточно, чтобы соблюдать осторожность. К тому же, тебе приятно, что ты сам за собой следишь: значит, ты уже взрослый, и тебе доверяют.
     Ваш сад завалило снегом, и гулять по нему почти невозможно. Ты, правда, любишь валяться в сугробах, и никто тебе этого не запрещает, но тебе неприятно, когда снег набивается в сапоги и тает там. Приходится переодевать сухие чулки, а ты терпеть не можешь переодеваться. Джонас строит для тебя небольшую горку из снега и обливает ее водой, чтобы она заледенела. Ты катаешься с нее на старом оловянном блюде с деревянными ручками, и уезжаешь довольно далеко, но всё же горка слишком маленькая, и одному кататься не интересно. А потом, на блюде не уедешь так же далеко, как на санках, которых у тебя пока что нет. Рут обещает, что в горах у тебя будут и санки, и лыжи, но вы с ним больше думаете о твоей будущей армии, чем о забавах.
     Ты чувствуешь, что стал взрослее с того дня, как осиротел. Фронде тоже это видит, и ему это не очень нравится. Он часто играет с тобой так, чтобы ты смеялся: вы боретесь, играете в прятки или в пятнашки, и ты замечаешь: Руту очень приятно, когда ты смеешься. Он рассказывает тебе об испанском короле Филиппе, который, по свидетельству современников и летописцев, никогда не смеялся, и тебе становится жаль этого мрачного, жестокого человека. Тебе невольно вспоминается Дормер Швабе, который тоже не умеет искренне смеяться, и который так же злобен и жесток. Рут не любит говорить о нем, и ты чувствуешь: твой друг, в отличие от тебя, знает, что такое ненависть. И народ, который на твоей стороне, тоже это знает, уж не говоря о тех изменниках, которые взяли сторону Швабе. Ты же по-прежнему не умеешь ненавидеть кого бы то ни было. Ты просто твердо знаешь: Дормер Швабе должен умереть, потому что он казнил твоего отца и брата. Его смерть будет исполнением закона. В том, что закон справедлив, ты не сомневаешься.
     Двадцатого декабря Фронде везет тебя в Кассальду в экипаже. Джонас правит лошадьми. С вами в карете Петер и Йенс.
     Вы едете на рынок. Там ты выбираешь подарки для тех, кто живет в вашем доме. Ты уже знаешь: дарит лучше всего то, что человеку хочется получить. И ты покупаешь трубку, табак и кисет для Джонаса, разноцветную шерсть и спицы для госпожи Трэверс, красивую шелковую шаль  для Анны и «Новейший атлас мира и Ангордии» для Фронде. Ты не знаешь, что` можно подарить Йенсу и Петеру. Вероятно, их заинтересовало бы хорошее оружие, но ты пока что не можешь позволить себе делать столь дорогие подарки. И ты покупаешь им по паре теплых рукавиц из толстой шерсти. Такие вещи не бывают лишними.
     У тебя остаётся еще немного денег. Ты решаешь разложить серебро и медь поровну по всем подаркам (кроме подарка Фронде), а два золотых оставить себе. Ведь вам вскоре предстоит дальний путь: деньги могут пригодиться в дороге.

                8.

     В большом зале дворца сверкали хрустальные люстры, и огромный длинный стол ломился от яств: герцог Дормер Швабе угощал своих подданный в Сочельник. Сегодня к нему съехались купцы, дворяне, признавшие его своим государем, духовенство, горожане, взявшие его сторону, и чернь, которую он возвысил. Бродяги, нищие, преступники, разодетые в нарядные платья казненных Швабе людей, пили и ели, сидя бок о бок с отпрысками старинных знатных родов. Лакеи и пажи подносили им блюда, с поклоном подавали вина, подходили с водой для омовения рук. Натертый до блеска пол сверкал. На дворцовой площади у палаток угощался народ. С улицы доносились пушечные выстрелы, веселые песни и пьяные вопли, ласкавшие слух Швабе. Эти звуки говорили ему о том, что народ доволен, а значит, смирен и покорен. Но за столом не было очень многих, кого Швабе желал бы видеть. Это ему не нравилось Ему уже подали списки тех, что не явились, хотя были приглашены персонально. Швабе бегло просмотрел их. Двести пятнадцать человек отсутствовало.
     Крупное, тяжелое лицо Швабе потемнело в темно-зеленых угрюмых глазах молниями засверкали короткие желтые искры. Он молча протянул часть списков сидящему по правую руку от него Нинору Бальдомеро, своему наперснику и особо доверенному лицу, бывшему монаху и воину. Другую часть списков он подал Мирабу Фоленго, который сидел слева от него, и которого он также весьма ценил.
- Вот так, - угрюмым, тяжелым голосом молвил самозванный правитель Ангордии. – Они не пришли.
- Государь! Позволь, я велю привезти их, - сказал Бальдомеро. Его голос был тих, но Швабе расслышал его очень хорошо, несмотря на гул пьяных, довольных голосов, наполнявших зал.
- Зачем? – спросил Швабе.
     На этот вопрос Нинор не нашел ответа. Он был значительно умнее и хитрее Швабе, и обычно не лез за словом в карман, но сейчас растерялся. Швабе порой умел поставить в тупик даже самых умных своих приверженцев.
- Они не явились, значит, они не призна`ют меня королем, - продолжал Дормер Швабе. – Я разослал им приглашения. Я был милостив к ним. И вот их ответ. Что ж, придется мне занести этих людей в черный список. Нет, я не казню их, просто сошлю на север Ангордии, в Кэйпер, к каторжанам. Там им самое место. А дома`  их и имущество отдам достойным людям.
- Хорошее решение, государь, - с одобрительным почтением заметил Мираб Фоленго. – Но позволь мне сначала выяснить через моих людей, действительно ли все эти господа не явились сегодня на пир из неуважения к тебе? Быть может, кто-нибудь из них в отъезде, а кто-нибудь болен. Ты знаешь мое усердие: я предоставлю тебе самые достоверные сведения.
- Выясни, граф, - тяжелые темно-зеленые глаза устремились на него с угрюмым признательным одобрением. – Я доверяю тебе и на тебя полагаюсь.
     Помолчав, он обратился к Бальдомеро:
- Нинор! Распорядись, чтобы в честь праздника с городских ворот убрали головы казненных и похоронили вместе с телами.
- Будет сделано, государь, - отозвался Бальдомеро.
- Теофраст и Лоранд достойно держались во время казни, - Швабе недовольно поморщился. – Это плохо. И плохо, что мальчишка сбежал. Он до сих пор не найден.
- Вероятно, он не найден, потому что погиб, - заметил Фоленго. – А если не погиб, то найдется. У него редкий цвет волос, государь; такие волосы невозможно скрывать долго. И потом, кто же захочет, чтобы страной управлял ребенок? А других претендентов на престол нет и быть не может: вы казнили всех, приближенных к королю людей.
- Это так, - Швабе успокоился. – Да, это, в самом деле, так. Что ж, будем надеяться на лучшее, - он сумрачно улыбнулся. – В феврале состоится моя коронация. Это укрепит мое положение.
- Так точно, ваше величество, - Бальдомеро взглянул на него с почтением. – Думаю, к февралю мы сможем отпустить часть наших наемных отрядов, ибо сама армия моего государя – национальная армия! – быстро растет.
     Швабе хотел ему что-то ответить, но тут гости закричали:
- Да здравствует король Дормер! – подняли кубки. Швабе также поднял свой кубок и улыбнулся гостям своей широкой бездушной улыбкой. Все встали, в том числе, Фоленго и Нинор. Вместе со всеми они выпили за здоровье самозванца.
     Спустя три дня, Мираб Фоленго явился к Дормеру Швабе со срочным донесением: в городе Трауберге бунт. Необходимо выехать туда как можно скорее для подавления мятежа. Он пылал праведным гневом и просил Швабе отпустить его.
- Мы с моими людьми быстро научим вежливости жителей провинции, - заявил он.
     Швабе дал свое согласие. О тех, кто не явился к нему в Сочельник, он не спросил, потому что знал: сведения о них он получит через два дня. В этом заверил его граф Фоленго.


     Комната для мытья полна пара.
     Дидим лежит в корыте, вспоминая Рождество.
     Они с Рутгером отстояли Всенощную в храме, а когда вышли оттуда, Дидим увидел, что всё небо полно сверкающих звезд. Таинство великой ночи охватило его душу. Он увидел луну, склонившуюся к кресту на куполе собора. Волнение и тихое умиление теснили его грудь.
     Наутро он пошел в гостиную, где пахло хвоей и шоколадом, и стояла елка, увешанная стеклянными игрушками, пряниками и конфетами. Под елкой лежали подарки для него, Димми. Он развернул их и увидел большую книгу про путешествия, маленький серебряный кубок, украшенный драгоценными камешками, перчатки с шарфом (всё из синей шерсти) и настоящий, только маленький, лук с деревянными стрелами.
     Тогда он бросился благодарить и одаривать всех живущих в доме Рутгера, начиная Фронде и заканчивая Йенсом и Петером. Все очень радовались его подаркам и благодарили в ответ. Днем был праздничный обед, а вечером они с Рутом, угощаясь жареным гусем и шоколадным тортом, смотрели, как мерцает свечами елка, и вдыхали смолистый аромат хвои.
     Да, Рождество прошло хорошо, очень хорошо. А спустя два дня Рутгер заявил, что они уезжают, не дожидаясь первого января. Так надо, добавил он.
     Сегодня ночью они сядут в небольшой зимний экипаж на санных полозьях и уедут к Асмальдийским горам. Они будут ехать всю ночь, а утром остановятся в лесу, чтобы выкормить лошадей и позавтракать. В городах они останавливаться не будут. Йенс и Петер поедут с ними, но не в экипаже, а рядом. Вернее, Петер поедет рядом, а Йенс будет править лошадьми. Их задача – охранять принца Дидима и Фронде.
     Димми садится к корыте и принимается намыливать себя мочалкой. Жаль, что до самых гор он не сможет одеваться, как мальчик. Но ничего, им ехать всего полторы недели, он потерпит. Он обещал Руту терпеть – и сдержит свое обещание.
     В это время Джонас Трэверс помогает хозяину собрать его вещи. Рутгер дает ему указания, а сам размышляет. Итак, сегодня они отправятся в Еловую Лощину. Мираб Фоленго соединится с ними близ Морринга вместе с краугуттскими отрядами Рутгера, дворянами и горожанами из Кассальды с их семьями – людьми, сбежавшими от Дормера Швабе и его шпионов. Многие из них – военные и приведут с собой своих людей. Все вместе они двинутся к Асмальдийским горам – и затеряются в них, как несколько иголок теряются в сенном стогу.
    «Швабе, конечно, отдаст кому-нибудь мой дом, - говорит себе Фронде. – Ну да ничего. Трэверсы будут жить в Кассальде под опекой моих друзей, которые тут остаются, всё драгоценное для меня я возьму с собой. А дом пусть берут, не страшно…»
     Он думает о том, что с ним будет Димми, - и тихо радуется этому. Пожалуй, он привязался к Дидиму больше, чем это положено будущему регенту. Да что там, «пожалуй»; конечно, больше. И Димми любит его, как родного. Пока он еще маленький и не умеет предавать. Возможно, когда он вырастет, Фронде не будет значить для него столь же много, как теперь. Но Рутгеру не хочется об этом думать. Одному Богу известно, что` ждет их обоих впереди, поэтому, пока они вместе, следует радоваться – и не гадать на кофейной гуще, как сложится их дальнейшая судьба.
     Улыбка слегка трогает его губы. Димми пожелал взять с собой все свои игрушки. Всё-таки он совсем еще ребенок – и это хорошо. Он очень умен и развит, но всё же он еще маленький. Удивительно тактичный, ласковый, милый мальчик. И в то же время отважный, сдержанный, исполненный царственного достоинства. Настоящий маленький принц.
      … К ночи они готовы в дорогу. Джонас, Филиппа и Анна плачут. Димми тоже не может сдержать слез. Он обнимает их. Госпожа Трэверс целует его с материнской нежностью, Джонас пожимает ему руку. Фронде уже попрощался со всеми, и ждет Дидима, стоя немного поодаль.    
     Они забираются в маленькую карету, на козлах которой сидит Йенс. Карета на санных полозьях, в нее впряжена четверка лошадей. Петер гарцует на своем рыжем коне. Дафнис и Хлоя привязаны к карете сзади, они побегут за ней.
     В карете темно, хотя ночь светлая, лунная. Фронде зажигает маленькую дорожную лампу и вешает ее на сильно загнутый крюк в стене.
     Экипаж трогается в путь. Дидим молча утирает слезы, которые всё еще катятся по его щекам. Санные полозья нестерпимо скрипят по снегу, царапая нервы; маленькое стеклянное окно запушено инеем.
     Когда в карете становится тепло, Рутгер раскладывает подушки таким образом, что теперь можно лежать на них, и достает из саквояжа ватное одеяло.
- Пора спать, милорд, - говорит он. – Снимай капор, полушубок и сапоги.
     Они снимают с себя верхнюю одежду. Отхожим местом служит маленький люк в полу. Это очень удобно: не нужно выходить из теплой кареты.
     Фронде гасит лампу, и они забираются на подушки под одно одеяло, широкое, как хороший обеденный стол. Димми прижимается к Рутгеру, не сильно, а слегка, сдержанно, с присущим ему достоинством.
- Рут, - окликает он Фронде. – А Трэверсов не убьют?
- Нет, - Фронде прижимает его к себе. – Они будут жить у одних очень надежных людей и под другой фамилией. Не переживай за них
- Полозья ужасно скрипят, - Дидим закрывает глаза.
- Ты скоро привыкнешь, милорд, - замечает Рутгер. – Спокойной ночи.
- Спокойной ночи, Рут, - Димми находит его руку и слегка пожимает ее. Через несколько минут оба уже крепко спят.

                9.

      Дидим просыпается утром.
     В карете довольно светло – и жарко. Они никуда не едут, стоят на месте. Дидим очень радуется тому, что полозья не скрипят. Но Рутгера нет. Это немного тревожит его. Он скидывает с себя одеяло и выглядывает в окно, однако оно еще больше вчерашнего запушено инеем: совершенно ничего не видно. Димми начинает беспокоиться. Но тут дверь кареты приоткрывается, и Фронде заглядывает внутрь.
- Доброе утро, милорд! Одевайся и выходи.
     Димми быстро одевается и вылезает из кареты. Вокруг очень светло, солнечно. Он щурится, но всё равно сверкание снега ослепляет его. Лошади стоят возле деревьев какого-то леса и едят овес из торб, Йенс и Петер крепко спят на овчине, прямо на снегу, укрывшись одеялом – спят рядом, спина к спине.
- Они не замерзнут? – беспокоится Димми.
- Нет, они привыкли, - отвечает Рут. – И в любом случае, им надо отдохнуть. Умоемся?
     И он умывается снегом. Димми тоже умывается снегом. Потом Рут разводит костер, жарит нанизанные на прутик кусочки грудинки и готовит горячее пиво. Они с Димми завтракают, сидя на кожаных подушках, после чего снова забираются в карету. Фронде кладет подушки так, чтобы можно было сидеть.
- Где мы, Рут? – спрашивает Дидим.
- Возле Вышнего Стина, - отвечает Фронде.
     Дидим вспоминает карту страны и кивает головой.
- Далеко мы уехали, - замечает он. – Мы весь день ту простоим?
- Нет, часа четыре, - отвечает Фронде. – Потом поедем дальше: будем ехать весь остаток дня и всю ночь. Нечего нам сидеть здесь; еще насидимся. Пойдем, подышим лесным воздухом.
     Они снова вылезают и принимаются гулять возле кареты, там, где поменьше снега. Фронде рассказывает Дидиму о том, где они встретятся с Фоленго с беглецами из столицы, с их семьями и воинами, с краугуттскими отрядами, и что будут делать дальше. Димми внимательно слушает Рутгера, потом говорит:
- Рут! Я хочу предстать перед моими подданными в мужской одежде. Хочу воодушевить их своим видом, чтобы они ничего не боялись и храбро сражались против Швабе. И еще я хотел бы шпагу. Мою шпагу забрали стражники в Совином Дупле. Прошу тебя, достань мне другую, которая была бы мне по росту. Принц должен быть при шпаге.
- Хорошо, - обещает Рутгер. Ты предстанешь перед твоими подданными в мужской одежде и при шпаге, милорд… если Мираб Фоленго позволит нам это.
- Я поговорю с ним, - Димми слегка хмурится. У него мелькает мысль, не слишком ли много берет на себя его главнокомандующий? Повелевать армией -–это одно, но повелевать им, наследником престола, Дидим ему не позволит. Он доводит это до сведения Фронде.
- Понимаешь, Димми, - отвечает на это Рутгер, - граф Фоленго опытен в разведке; если он и попросит нас не делать чего-либо, то исключительно в целях твоей безопасности.
- Я поговорю с ним, - повторяет Дидим. «У меня тоже есть цель, - думает он про себя, - сохранять свою независимость. И эта цель не менее важна, чем моя безопасность. Фоленго должен считаться со мной, как со взрослым, а главное, как со своим будущим государем. Только при таких условиях мы сможем победить Швабе».
     Он высказывает эту мысль вслух. Фронде в очередной раз поражается про себя уму его высочества, а вслух говорит, что Мираб Фоленго – верный слуга принца и, конечно, сумеет доказать своему будущему королю, почему он поступает так или иначе.
     Вскоре просыпаются Йенс и Петер. Все вместе они обедают, потом едут дальше.


     Тебе навсегда запомнится зимняя дорога к Асмальдийским горам.
     На первых порах она кажется тебе бесконечной и ужасно скучной, потому что нельзя смотреть в окно. Маленькое стекло расписано тончайшими морозными узорами, похожими на перья сказочной птицы. Едва тебе удается отогреть ладонью часть стекла, как его снова забеливает иней. Тебе остается одно: читать книгу или слушать рассказы Фронде. И то, и другое очень увлекательно, поэтому скука не сильно мучит тебя. Но бывает, что Рут засыпает, и ты не знаешь, чем заняться. Будить его тебе не хочется, к тому же, может, Рут устал от тебя. А этого никак нельзя: ты не должен быть в тягость своему другу. Пусть уж лучше спит, чем втихоря сердится на тебя.
     На третий день пути ты не выдерживаешь и после обеда просишься посидеть на козлах рядом с Йенсом. Рут позволяет тебе, и ты едешь на козлах, любуясь видами зимней природы, пока не замерзаешь. В следующий раз ты просишься в седло к Петеру, и дольше остаешься на свежем воздухе, потому что Петер сидит сзади тебя и греет твою спину.
     С этого дня твоя жизнь становится разнообразней – и веселее. К тому же, вы с Рутгером иногда играете в дорожные шахматы.
     Скрип санных полозьев уже не раздражает тебя, ты привык к ним.
     Вы едете через леса, через реки, покрытые льдом, через озера, такие же ледяные и неподвижные. Ты впервые осознаёшь, как велика страна, которая досталась тебе в наследство, и какая огромная ответственность ляжет на тебя, когда ты придешь к власти.
     По ночам тебе часто снятся отец и брат. Вы беседуете между собой, но когда ты просыпаешься, то не можешь вспомнить, о чем вы говорили.
     В эти дни вы с Рутгером сближаетесь еще теснее. Ты много расспрашиваешь его: каким образом вышло так, что Дормер Швабе пришел к власти, чем были недовольны люди, взявшие его сторону? Фронде подробно рассказывает тебе всё, что знает. Ты приходишь к выводу, что всем довольных людей не бывает, и что если одни довольны, то другие не рады.
- Самое главное для государя – хорошо знать нужды своего народа и уметь избавлять людей от этих нужд, - говорит Рутгер. – Король Теофраст умел выбирать надежных людей, которые сообщали ему правду о настроениях всех сословий и о том, кому чего не хватает. Твой отец, милорд, раз в год сам объезжал страну и беседовал с простыми людьми. Он хорошо знал, кому живется трудно, и помогал нуждающимся. Но бродяг, воров и мошенников он наказывал, поэтому они теперь взяли сторону Швабе. Их мечта – пьянствовать и ничего не делать; и вот она осуществилась. Швабе уменьшил налоги, смягчил законы для преступников, выпустил из тюрем опасных людей, дал льготы купцам и всем знатным горожанам. Таким образом он ведет страну к разорению, потому что уменьшение королевской казны – это путь к обнищанию. Он, конечно, это понимает. Не знаю, что` он придумает, чтобы народ стоял за него, когда казна оскудеет. Думаю, он резко ожесточит законы и станет тираном – жестоким, никем не любимым правителем. Милостями он будет осыпать только свое окружение, наместников и офицеров, на которых опирается как на военную силу. Все остальные будут страдать от его правления. Иначе и быть не может: ведь капитал короля не резиновый. Да еще и наемники. Вероятно, Швабе отпустит их, когда насильно наберет армию из простых горожан, крестьян и бедных дворян. Мало кто пойдет к нему добровольно.
     Ты внимательно слушаешь. Значит, Швабе провел своих наемников тайно, сговорившись с приграничными отрядами на севере. Стало быть, нужно будет укрепить границы. И не брать в советники человека, который тебе не нравится. Королю Теофрасту никогда не нравился Швабе, но он доверился ему. Ты подавляешь вздох: если бы отец не сделал этого, он, возможно, был бы теперь жив.
     Но ты устаешь думать и говорить об этом, потому что ты еще мал. Иногда посреди рассказа Рутгера ты вдруг спрашиваешь:
- Рут, почему на стекле узоры?
     Или:
- Рут, а у меня, правда, будут санки, когда мы приедем в Еловую Лощину?
     Рутгер серьезно отвечает тебе на твои вопросы, как умеет, и перестает рассуждать о политике. Тебе стыдно, что ты отвлекаешься на мелочи, когда речь идет о благе нации, но иначе ты еще не умеешь, не можешь. Фронде понимает тебя правильно, и ты очень благодарен ему за это.
     Ты рассказываешь ему о том, что видел, сидя на козлах рядом с Йенсом, или на коне, впереди Петера. Рут внимательно слушает тебя. Вы говорите об охоте, о рыбной ловле. Ты почти не знаком с этими забавами, поэтому тебе очень интересно слушать воспоминания Рута, который столько раз охотился и ловил рыбу! Твой отец и брат Лоранд тоже очень любили охоту, но ты лишь дважды сопровождал их.
     Ты просишь Фронде научить тебя стрелять, владеть саблей и фехтовать. Последнее ты умеешь, но еще не очень хорошо, потому что начал учиться только два года назад. Учитель фехтования и гимнастики говорил тебе: чтобы стать мастером, нужно учиться не менее пяти-шести лет и постоянно тренироваться.
     Рут не слишком силен в фехтовании, но обещает найти тебе учителя и самому обучить тебя стрельбе и владению саблей.
     Тебя беспокоит, что тебе всего десять лет. Разве кто-нибудь пойдет за десятилетним мальчиком? Рут успокаивает тебя, но из его утешительных речей ты делаешь вывод, что люди пойдут всё-таки не за тобой, а за теми, кто возглавит ради тебя армию, способную победить наемников Швабе. Это тебе не очень льстит, но ты понимаешь: иначе быть не может и не будет, пока народ Ангордии не узнает тебя и не полюбит как своего законного правителя.
     Иногда по вечерам Рутгер берет тебя на колени, и вы сидите, обнявшись, как сидели в доме на окраине Кассальды. Ты очень любишь эти минуты и признателен за них Фронде: ведь самому забираться к нему на колени тебе неловко. Ты принц, и тебе уже не пять лет. Ты должен заботиться о своем достоинстве. Но если Рут сам хочет подержать тебя на коленях, это совсем другое дело. В этом случае твое достоинство не страдает. И когда он целует тебя в волосы, ты радуешься, что вы вместе.
     Еще тебе нравится, что ночью вы спите под одним одеялом, точно братья, а вас везут куда-то, и вам хорошо, потому что тепло, и вы вдвоем.
     Тебе кажется, что вы будете ехать вечно, но однажды вечером Рутгер объявляет:
- Завтра мы прибудем в окрестности Морринга, милорд.
     Ты исполняешься радости и волнения. Шпага и костюм для мальчика, купленные Йенсом три дня назад в городе, мимо которого вы проезжали. Теперь, если Мираб Фоленго позволит, ты снова оденешься, как принц. Про себя ты принимаешь решение убедить Фоленго, что тебе необходимо обрести свой настоящий вид. Пусть Фоленго взрослый, пусть он знает и понимает больше тебя, но ты принц, у тебя есть свои права. И ты готов отстаивать их до последнего.
 
                10.

     Утром они подъезжают на место встречи с Фоленго, к большой заснеженной роще в нескольких милях от Морринга.
     День сегодня пасмурный. Мороз невелик; с неба падает крупный мокрый снег. Из-под мощных корней одного из деревьев бежит ручей. Его журчание напоминает Димми лето. А вдали он видит прекрасные, серо-белые, с лиловатыми тенями горы.
- Красиво! – вырывается у него. – Правда, Рут?
- Правда, милорд, - механически отвечает Рутгер; он волнуется, и ему не до видов природы.
     Петер уезжает куда-то. Димми догадывается: вероятно, он поехал навстречу графу Фоленго. Дидиму хочется уточнить у Рута, так ли это, но Фронде весь в напряжении и ожидании, и Димми молчит. Он подходит к ручью и смотрит на быстрый бег воды, бурлящей между сугробами.
     Проходит немало времени, прежде, чем Йенс говорит:
- Едут!
     Фронде быстро вскидывает голову и жадно всматривается вдаль, в ту сторону, куда указывает Йенс. Димми подбегает к нему и тоже смотрит. Он видит, как из-за деревьев появляются всадники, а за их спинами всё черно от людей и лошадей. Дидиму очень хочется остаться, но он стыдится своего женского наряда и поскорей забирается в карету.
     Фронде не замечает этого. Он видит Мираба Фоленго, своих друзей-дворян, своих краугуттских командиров. Его сердце не выдерживает. Он отвязывает Дафниса от кареты, вскакивает на него, взнузданного, но без седла и стремян, и устремляется навстречу своим людям и главнокомандующему королевской армии.
     Его встречают радостными восклицаниями. Он здоровается за руку с Фоленго и спешит приветствовать своих воинов и друзей-офицеров. Роща наполняется гулом и веселыми криками:
- Да здравствует государь!
- Ура Мирабу Фоленго!
- Ура Рутгеру Фронде!
     Эти крики долетают до ушей Дидима, и он мгновенно принимает решение. Воины должны видеть его – именно его, принца, а не какую-то Милетту Фронде! Он быстро переодевается в свое мужское платье, прицепляет к поясу шпагу и, не дожидаясь чьего бы то ни было позволения, с достоинством выходит из кареты.
     Его мгновенно окружают. Звучат громкие приветствия. Он видит сияющие лица, слышит ликующие голоса. Мираб Фоленго, такой же, как всегда, спешивается, обнажает голову, преклоняет перед принцем колено и целует его руку. Димми говорит ему с улыбкой:
- Я рад видеть вас, граф, и счастлив приветствовать мое воинство!
     И поднимает Фоленго за плечи, как некогда поступал его отец с коленопреклоненными вельможами.
     Фоленго встает и, подняв Димми под мышки, сажает к себе на плечо, чтобы все видели принца. Дидим посылает своим воинам воздушный поцелуй, а они восторженно приветствуют его. Никто не учил его, как следует поступать в подобных случаях, он сам знает и чувствует, каким должно быть его поведение. Он улыбается людям и, сорвав с головы берет с петушьими перьями, грациозно взмахивает им. Все видят его огненно-рыжие волосы, и ликующие голоса становятся веселей и громче.
     Фоленго снимает Дидима со своего плеча.
- Граф, - тихо окликает его Димми. – Ведь я могу отныне одеваться, как подобает принцу?
- Да, милорд, - так же тихо отвечает Фоленго. – Только пусть генерал Фронде вернет вашим бровям первоначальный цвет. Они у вас черные.
     Он едва заметно улыбается. Димми вспыхивает от стыда: он совсем забыл про свои брови. Фронде тут же подает ему какой-то пузырек:
- Вот, милорд, сотри черный цвет. И садись в карету. Я не смогу пока что ехать с тобой, я поеду со своими людьми.
- Да, конечно, - соглашается Димми. Он берет пузырек и с достоинством забирается обратно в карету. Там он тщательно стирает гримерную чернь со своих бровей кончиком платка, смоченным в жидкости из пузырька Фронде. Потом глядится в ручное зеркальце. Теперь его брови снова огненно-рыжие.
     Через некоторое время дверца кареты отворяется, и, к удивлению Дидима, туда забирается он сам, только лицо у него другое, заметно миловидней.
- Кто ты? – нахмурившись, спрашивает он своего двойника.
- Я Винетта Фоленго, милорд, - отвечает ему его двойник, - дочь главнокомандующего. Наши враги не должны знать, кто из нас с вами настоящий принц: так мне сказал отец.
- А почему он не выбрал мальчика? – не совсем вежливо спрашивает Дидим.
- Двух мальчиков легко перепутать, милорд, - объясняет девочка, поблескивая такими же темно-синими глазами, как у отца. – Но девочку никто не возведет на трон в случае неожиданного бунта в королевской армии.
     Дидим кивает, смягчаясь: теперь он понимает замысел Фоленго и вполне одобряет его.
- Сколько вам лет, Винетта? – на этот раз его голос очень вежлив.
- Одиннадцать, - отвечает она.
- Мне тоже скоро исполнится одиннадцать, - он внимательно смотрит на нее. У Винетты хорошенькое личико и такой же, как у него, немного большой рот, но у нее он аккуратней в очертаниях. И нос немного другой.
- Ваша мама едет с нами? – спрашивает он.
- Да, матушка и брат здесь, - отзывается она. – Но я не смогу часто с ними видеться, я должна быть при вас.
- Неужели у вас точно такие же волосы, как у меня? – он очень заинтересован.
- Меня перекрасили и остригли, - объясняет она. – У меня русые волосы.
- Они были очень длинные, - она вздыхает с невольным сожалением.
- Ничего, отрастут, - несколько смущенно утешает ее Димми. – Знаете, если вы теперь подставной принц, вам нужно называться по-мужски.
- Ко мне будут обращаться «милорд», как и к вам, - говорит она.
- А как мне вас называть? – спрашивает он.
- Нетта, - она пожимает плечами. – Но лучше, как и другие, - «милорд».
     Димми становится смешно.
- Вы не голодны, милорд? – спрашивает он с улыбкой.
- Нам сейчас подадут обед, милорд, - она улыбается ему в ответ. – А потом мы поедем дальше.
- Ты можешь обращаться ко мне на «ты», милорд, - он смеется.
- А ты уже обратился ко мне на «ты», - она тоже смеется.
     Вскоре им действительно приносят обед. Но Дидим решительно заявляет Йенсу:
- Нет, Йенс, я желаю обедать с господином главнокомандующим и с генералом Фронде.
     Возражений нет. В скором времени они с Винеттой сидят на кожаных подушках рядом с графом Фоленго и Рутгером и едят из походных деревянных мисок оленье жаркое.
     Рутгер ласково смотрит на Дидима.
- Я приду ночевать в карету, - говорит он ему.
- А как же милорд? – Димми смотрит на Нетту.
- Милорд будет ночевать с вами, - Мираб Фоленго с нежностью смотрит на свою дочь.
- А он не будет плакать? – беспокоится Дидим.
     Фоленго и Нетта смеются.
- Наш милорд самостоятельный, - отвечает Димми граф. – Но я прошу ваше высочество быть добрым с Неттой.
- Я никогда не был недобрым с девочками, - строго замечает Дидим. И добавляет великодушно:
- Не бойтесь, господин Фоленго: ваша дочь под защитой сына Теофраста Сильного и генерала Фронде.
- Благодарю, государь, - серьезно отвечает Фоленго, а Нетта с трудом сдерживает смех. Царственная речь маленького мальчика ее очень забавляет, и она не смеется только потому, что он действительно ее будущий государь. А потом, он так учтив и мил с ней! Она старше его всего на полгода, но ей кажется, будто между ними разница лет в десять Она чувствует себя значительно взрослее Димми, но не может не признать, что еще не встречала в своей жизни таких умных и вежливых мальчиков. Ей хочется, чтобы у нее когда-нибудь был такой же сын или младший брат. Ее старшему брату восемнадцать лет, он один из адъютантов при ее отце, генерале Фоленго. Он очень любит ее, свою сестру, но в нем, красивом статном юноше, уже нет ничего детского, и она относится к нему, как к взрослому.
- Сколько нам еще ехать, господин Фоленго? – спрашивает Дидим.
- Еще три дня, государь, - отвечает граф.
- Какова на сегодняшний день численность моей армии?
- Без малого четырнадцать тысяч, - следует ответ. – Но сейчас нас сопровождают двенадцать с половиной. Остальные «заметают след» и прибудут в Еловую Лощину немного позже.
     Димми с важностью кивает.
     После обеда принц с Винеттой снова садятся в карету. Сегодня окно не покрыто инеем, и дети с любопытством смотрят на солдат, которыми полна роща. А те седлают лошадей, пристраивают на себя оружие – и вот вся армия трогается в путь.
- Вон мой брат, - показывает в окно Нетта. – он адъютант моего отца.
- Как его зовут? – спрашивает Дидим.
- Ромен, - отвечает она.
     Весь день они смотрят в окно и разговаривают. Правда, в середине дня Дидим испытывает потребность открыть заветный люк в полу кареты. Он не знает, как сообщить об этом Нетте. Наконец, с достоинством просит ее:
- Отвернись, пожалуйста.
     Она тут же всё понимает и отворачивается. Димми спокойно пользуется люком, после чего Нетта, в свою очередь, просит его отвернуться.
     Сначала им немного неловко, но они очень быстро забывают о таких пустяках и вновь увлекаются самым оживленным разговором. Они сидят друг напротив друга в одинаковых, бархатных темно-зеленых кафтанах, в светло-зеленых штанах из тонкой шерсти, плотно облегающих ноги, и в черных полусапожках из блестящей кожи. Их теплые береты, камзолы, плащи и шпаги пристроены на крюках для одежды и вещей. Димми вспоминается любовная сцена к королевском саду, и он думает о том, что через несколько лет он станет мужчиной, а Винетта женщиной. Он женится на какой-нибудь иноземной принцессе, а она выйдет замуж на какого-нибудь вельможу, и для каждого из них начнется совсем другая, взрослая жизнь. На мгновение ему становится грустно и как-то холодно от этих мыслей, он прогоняет их от себя. И они легко оставляют его, потому что он видит в окно горы.
     Его душа всецело поддается их суровому, сказочному, величественному очарованию. До сегодняшнего дня он никогда не видел гор – и теперь не может отвести от них взгляда: пытливого, жадного, радостного. В этих горах будет расти его армия, его сила и мощь, которой суждено сокрушить Дормера Швабе. Ему хочется поговорить о горах с Рутгером, но того сейчас нет рядом, а Нетта вряд ли поймет его по-настоящему: всё-таки она девочка и не принцесса. Она умная и веселая, но у нее не отбирали престол, не сажали ее в тюрьму, не казнили ее отца и брата. Ей трудно будет вполне понять его. И он молчит.
      Вечером они ужинают – снова вместе с Фронде и Фоленго. Винетта убегает навестить мать, а возле костра будущего короля вдруг появляется безобразный, хромой и горбатый человек. Дидим мгновенно узнаёт его, вскакивает и пожимает ему руку.
- Здравствуй, Гальсор! – очень тепло говорит он. – Я рад, что ты с нами.
     Гэлси-Тролль целует его руку.
- Гальсор Мангано заведует нашим фуражом, - сообщает Фоленго.
- Когда я взойду на престол, я награжу тебя, Гэлси, - обещает Димми.
- Ты будешь великим правителем, государь, - уверенно произносит Гэлси, глядя на Димми почтительно и проницательно. – Твои глаза видели ужас, твое сердце испытало скорбь и одиночество, но ты ушел от опасности. Господь сохранил тебя и привел к тем, кто тебя любит. Да хранит Он тебя вовеки, принц Дидим!
     Он крестит Димми, кланяется и уходит, прихрамывая.
- Гальсор у нас немного прорицатель, - мягко улыбается Фоленго. – Он хочет после войны уйти в монастырь.
- Он уйдет туда с богатыми дарами, - замечает Димми.
     Он смотрит на фиолетовое небо пасмурного зимнего вечера, вдыхает запах влажного снега и слушает, как постукивают капли падающие с древесных ветвей: оттепель. Он смотрит на озаренные костром лица рута, Фоленго, епископа Вальполского, их духовника, и ему кажется, что даже в самое мирное время он не встречал таких спокойных, красивых лиц.
- Завтра с утра мы отслужим молебен, - говорит епископ.
     Вечером Димми ложится между Рутом и Неттой. Она быстро засыпает, а Дидим, прижав к себе руку Фронде, вполголоса рассказывает ему о впечатлениях сегодняшнего дня.
- С нами едут Викторин Эллинг и граф Антал Тьон, я их узнал, - говорит он. – И еще герцог Видар Холдинг, и виконт Элио Раннерт. А остальных я не знаю, Рут, хотя и помню некоторые лица. Ты познакомишь меня с моими вельможами? И еще я хочу получше узнать командиров сотен. Я, конечно, всех не запомню, но... всё-таки мне хотелось бы.
- Хорошо, Димми, завтра мы с тобой и с Винеттой объездим лагерь после обеда, - соглашается Рутгер. – Но не спеши всех запоминать, у тебя еще будет время сделать это.
- Да, - соглашается Дидим и вдруг беспокойно спрашивает:
- А наши люди все надежны, Рут?
- Все, - отвечает Фронде. – Во всяком случае, таково мое мнение. Но степень риска всегда существует.
- А если вдруг найдется предатель, он не убьет вместо меня Нетту? – спрашивает Дидим шепотом.
- Мы постараемся, чтобы этого не случилось, - откликается Рут и добавляет:
- Но Нетта потому и приставлена к тебе, милорд, чтобы в случае чего принять на себя первый удар. Она знает об этом; знай и ты.
- Я не позволю ей погибнуть, - шепчет Дидим. Он исполняется великого уважения к Винетте Фоленго. Оказывается, у нее сердце воина. Что ж, он будет молиться, чтобы с ней ничего не случилось, и оберегать ее, как это подобает мужчине и наследнику престола, чьи предки были знаменитыми воинами и рыцарями. Он будет стоять за нее, как она стоит за него.
- Нас должно быть не двое, - вдруг осеняет его вдохновенная мысль. – Нас должно быть несколько. Пусть все дети моего роста и возраста одеваются так же, как я: тогда никто из нас не пострадает.
- Умно придумано, Димми, - Фронде очень доволен. – Да, ты поразительно умен. Завтра я передам твои слова Мирабу Фоленго. В самом деле, десяток одинаково одетых детей, которые будут держаться вместе, введет в заблуждение любого нашего врага. Глупо убивать всех десятерых: может среди них вовсе нет принца? И пойди найди его среди такой свиты! Молодец, милорд, ты широко мыслишь.
     Димми улыбается, пожимает руку Фронде и засыпает, услажденный похвалой своего друга, в ореоле славы, «на пурпурных простынях». В эту ночь ему снятся самые хорошие сны.

                11.

     После утреннего молебна они отправились дальше.
     Мираб Фоленго согласился с тем, что если детей, похожих на принца, будет больше, то и риск покушения на жизнь его высочества уменьшится. Правда, следовало выбирать в «двойники» только девочек, ибо иначе появлялась другая опасность: на престол могли попытаться возвести обманом чьего-нибудь сына в случае бунта своих же людей. Эта опасность была очень невелика, и всё же Фоленго решил перестраховаться. Он обещал Дидиму: по прибытии на место он выберет девочек, походящих ростом и сложением на принца, и придаст им окончательное сходство с Дидимом.
     Он сам, Фронде и еще несколько человек, столь же внимательных и памятливых на лица, никогда не спутали бы Дидима ни с кем другим. Но остальные не могли бы с уверенностью сказать, кто из двух мальчиков, едущих в карете под охраной, - Дидим, а кто – Винетта, дочь Мираба Фоленго. Офицеры и солдаты хвалили выдумку своего главнокомандующего. Выяснить, кто перед тобой, мальчик или девочка, нелегко, пока не поймаешь ребенка и собственными глазами не убедишься, к какому полу он принадлежит, а это нелегко. Ведь обоих детей тщательно охраняют, да и сами они ловки, резвы и вряд ли дадутся в руки тому, кто пожелает их поймать.
     Димми был не очень доволен тем, что его двойниками будут одни девочки, но Винетта успокоила его, заметив, что девочки не будут его тревожить, если он не захочет играть с ними, а мальчики, сыновья вельмож и знатных горожан, будут только рады и польщены, если Димми пожелает составить им компанию.
     Димми согласился с Неттой и повеселел.
- Ты будешь моим главным двойником, - сказал он ей. – И всегда будешь со мной играть, даже среди мальчиков… если, конечно, захочешь.
     Они ехали через горы, и Димми не уставал любоваться ими. Их карета проезжала иногда над такими пропастями, что Нетта бледнела и закрывала лицо руками, сама не своя от страха. Дидим же в упоении, широко раскрыв глаза, созерцал поросшие лесом, заснеженные бездны, расщелины, долины, и его сердце при этом наполняли  не страхи, а восторг и возбуждение. Дни стояли солнечны, не слишком морозные, иней не забеливал окон, и Дидим мог любоваться красотой гор в свое удовольствие. Горы оказались особенным миром – диким, очаровательным, волнующим, и Димми понял, что полюбил этот мир всей душой – и никогда не разлюбит.
      Днем, на отдыхе, он вместе с Фронде и Винеттой ездил по лагерю в сопровождении оруженосцев-телохранителей. Фронде знакомил детей с дворянами-офицерами, с командирами с заслуженными солдатами, а те кланялись Дидиму и его двойнику, с любопытством поглядывая на обоих. Впрочем, Дидим невольно выдавал себя интересом к оружию, к военным палаткам и доспехам, в то время как Нетта отчаянно скучала, глядя на всё это, и не всегда умела скрыть свою скуку.
     Наконец десятого января, пасмурным вечером, армия принца благополучно прибыла в Еловую Лощину.
     Их встретили двести двадцать шесть воинов-плотников, которые за полтора месяца выстроили множество казарм, конюшен, деревянный большой дом для его высочества, главнокомандующего, тысяченачальников и их семей и даже небольшую церковь с комнатами для священников. Помимо казарм были также вырыты землянки; часть их должна была служить банями.
     Воины тут же принялись размещаться по казармам и землянкам, а Фронде повел Димми и Винетту в четырехэтажный бревенчатый дом с множеством комнат, убранных и меблированных просто, но тщательно, с любовью и большим вкусом.
     Для Фронде и Дидима было отведено четыре не слишком больших, но красивых комнатки на втором этаже. Правда, вместо стекол в окна была вставлена слюда, но слюда самая лучшая, сама прозрачная.
- Нетта будет жить с нами? – спросил Димми.
- Нет, - улыбнулся Фронде. – Она будет жить со своей семьей. Видишь ли, милорд, дом будет тщательно охраняться; здесь ты в полной безопасности. Я, правда, часто буду занят, но при тебе останутся Йенс и Петер, и я добавлю к ним еще одного телохранителя, моего старого проверенного оруженосца Филид`ора С`эду. Он очень внимательный, сильный и ловкий человек. Граф Фоленго уже познакомился с ним и остался весьма доволен моим выбором.
- Если твой оруженосец такой же молчаливый, как Йенс и Петер, то мне его не надо, Рут, - вздохнул Димми. – Я не люблю, чтобы люди были, как статуи.
     Рутгер засмеялся.
- Филидор не очень разговорчив, - заметил он. – Но мне будет спокойней, если он станет твоим главным охранником. У него светлая душа, он любит детей – и при этом отличный воин.
     Димми не стал спорить, ему было не до этого. Он с увлечением осматривал их комнаты, в которых чудесно пахло сосной, а стены были завешены домоткаными коврами – простенькими, но очень приятными для глаз. На светлых деревянных полах также лежали лоскутные дорожки, кровати в спальне были застелены тонкими простынями и атласными одеялами в кружевных пододеяльниках. Здесь были сделаны большие глиняные печи, и всё блистало чистотой и уютом.
     Винетта отпросилась к своей семье: ей не терпелось взглянуть на комнаты, в которых она будет жить, и Димми охотно отпустил ее.
     Йенс и Петер взялись раскладывать их вещи по шкафам и комодам, а Фронде повел Дидима в баню – флигель во внутреннем дворе огромного дома.
     Баня уже много лет была жадным предметом мечтаний Димми и Рутгера. Дидим плохо представлял ее себе. До сих пор он знал только ванные – и слегка оробел, очутившись в царстве густого пара, где аромат можжевеловых веток соединялся с запахом хвои. Рутгер быстро и тщательно вымыл его, так что всё тело Димми точно задышало каждой своей клеткой. Фронде завернул его в чистую простыню, усадил на лавку и принялся мыться сам. Дидим сидел неподвижно, разглядывая озаренные огнем очага бревна огромной избы с лавками и множеством ушатов и ковшей. Он решил, что баня гораздо лучше ванной, хотя здесь темновато и непривычно. Но в крепком сосново-можжевеловом аромате, смешанном с ароматом розового мыла, в бревнах вокруг, в котлах и ковшах присутствовало что-то здоровое, бодрое, веселое, чего не было в ванных комнатах. В ванных также не было таинственности, жившей в этом бревенчатом, влажном, жарком доме, затерянном в горах. Здесь царили загадка и красота, как в поэзии, Димми очень ясно почувствовал это. Он точно стал ближе к деревьям, к лесу, к земле – и невыразимо приятное, отрадное чувство наполнило его душу.
     Он смотрел, как моется Рут – высокий, крепкий, стройный, совсем взрослый. Димми подумал, что хочет вырасти таким же – и в то же время сохранить в своей душе чистую детскую радость, которую он испытывал в эти минуты. Он понимал: взрослые лишены этой радости. Им никогда не постичь волшебства и красоты бани, им недоступен восторг, который он Димми испытывал, катаясь на самокате или качаясь на качелях. Но зато они сильные, умные, красивые – и могут делать всё, что захотят, а дети – нет, хотя душой своей они богаче взрослых. Но тут его мысли смешались, и он тихо задремал, склонив голову.
    Потом они с Рутом насухо вытерлись и оделись в чистое. Фронде завернул Димми в медвежью шубу и унес из бани в дом, в их комнаты. Йенс и Петер с нетерпением ожидали их появления, чтобы тоже идти мыться, но не в «королевскую баню», а в одну из землянок. Их сменили уже помывшиеся оруженосцы из отряда Фронде: четверо стройный, вооруженных молодых людей. Рутгер познакомил с ними принца, после чего оруженосцы принесли им обед, и они поели вдвоем в одной из комнат.
     Димми спросил: господин Фоленго и его семья тоже будут мыться? Рут ответил утвердительно.
- А много ли будет в доме мальчиков, Рут? – спросил Димми. Фронде мысленно подсчитал и ответил:
- Человек десять, милорд. Но среди них только трое – твои ровесники.
- А где же будут жить остальные семьи? – взгляд Дидима был серьезен. – Неужели в землянках? Ведь в казармах им будет неудобно.
- Вероятно, в землянках, - подтвердил Фронде. – Хорошо сделанные землянки – отличное жилище. Мне не раз приходилось ночевать в землянках: там очень тепло и хорошо. Мастера`  графа Фоленго, разумеется, постарались, чтобы землянки для его офицеров были удобны, и чтобы никто ни в чем не нуждался.
- А продукты, хлеб? Откуда мы возьмем их? – продолжал спрашивать Димми.
- Мы привезем их на подводах из местных селений, - ответил Фронде. – В двух-трех милях отсюда лежит несколько деревень. Они обеспечат нам всем необходимым за сходную плату.
- Там живут асмальды? – встрепенулся Димми.
- Нет, - ответил Рут. – Асмальды живут дальше к юго-западу; на днях мы с графом Фоленго будем говорить с ними.
- Я поеду с вами, - тотчас заявил Дидим.
    Рутгер ничего ему не ответил. «Всё равно последнее слово останется за Фоленго», - подумал он.
- А водопад Звездный Поток и заводь? – продолжал спрашивать Дидим. – Я хочу их увидеть, Рут!
- Ты их увидишь завтра, Димми, - молвил Фронде. – Сейчас уже темно, да и ты недавно из бани; ты можешь простудиться. А завтра ты обязательно всё увидишь.
- Хорошо, - подумав, согласился Дидим. – Тогда сегодня я осмотрю дом.


     После обеда (а может, это был ужин, Дидим точно не знает) к ним в комнаты приходит Филидор Сэда, новый телохранитель принца. В этом большом кряжистом человеке нет ничего красивого. Он очень силен, но как-то не строен, у него квадратная голова, лысая и загорелая, прямой, точно вырубленный из камня, нос, квадратный подбородок и узкие бледные губы. Его небольшие глаза с белесыми ресницами похожи на серо-голубые стеклянные пуговицы. В этих глаза не отражается ни внимания, ни ума, ни доброты. В них вообще ничего не отражается, но Димми не может сказать, что Филидор Сэда ему совсем не нравится. Во-первых, он верит Рутгеру на слово, а во-вторых, у Сэды мужественный, спокойный вид, вполне располагающий к себе.
     Фронде необходимо узнать, как разместились его отряды, и он оставляет Димми на попечении Сэды и двух оруженосцев.
- Филидор, - обращается Дидим к Сэде. – Я хочу осмотреть дом.
- Как вам будет угодно, государь, - с готовностью отвечает великан. И добавляет:
- Меня просто Филом можно называть.
     Димми кивает ему со спокойным достоинством и отправляется осматривать дом. Филидор и оруженосец Джордан следуют за ним; другой оруженосец, Ирвин, остается охранять двери в покои его величества.
- Интересно, сколько комнат в этом доме? – спрашивает Дидим Филидора.
- Сорок, милорд, - отвечает Сэда.
- Много, - замечает Димми с уважением.
     Они обходят коридор за коридором и заглядывают в пустые комнаты, где еще никто не живет.
     Самая большая комната – кухня на первом этаже. Здесь несколько очагов – и множество посуды. Димми узнаёт, что в кухне будут жить четыре повара, а горничных для уборки дома уже наняли в деревне; они приедут завтра вместе с прачками (десять человек) и поселятся в двух нижних комнатах для прислуги.
     Филидор говорит обо всём короткими словами, но серьезно и обстоятельно. Димми слушает его и в то же время думает, что Фил очень похож на римского легионера, и ему очень пошли бы доспехи римского воина. Он с благоговением трогает длинную саблю в ножнах, висящую на поясе Сэды. Сэда вытаскивает саблю из ножен и дает Димми подержать. Это уже верх великодушия, по мнению Дидима, и он с чувством благодарит Сэду. Он с трудом удерживает тяжелую саблю за серебряный эфес. И нечаянно до крови расцарапывает себе клинком палец. Взгляд Сэды тотчас становится виноватым и встревоженным. Димми смотрит на него и прижимает указательный палец к губам, что означает:
молчи об этом и я тоже буду молчать. Сэда с пониманием кивает и поскорее прячет саблю обратно в ножны, а Дидим быстро и аккуратно обматывает свой пострадавший палец платком и идет дальше, как нив чем не бывало. Джордан следует за ними, он ничего не заметил.
     Когда они возвращаются обратно, Сэда молча прижигает Димми царапину крепким вином из своей фляжки, а потом снова перевязывает ранку платком – и гораздо аккуратнее, чем это сделал сам Дидим.
- Спасибо, Фил, - Димми пожимает ему руку. – Я никому не скажу, что поцарапался твоей саблей. Скажу: нечаянно порезался ножом во время обеда. И ты говори то же.
- Благодарю, государь, - отвечает Филидор. – Но господину Фронде я всё равно скажу правду.
- Я тоже, - вздыхает Димми. – Потому что он поймет и не рассердится. Да?
- Бывает, что сердится, - задумчиво говорит Сэда – Но всегда по делу.
- Я попрошу его, чтобы он на этот раз не сердился, - говорит Дидим.
     Когда Фронде возвращается, они действительно всё рассказывают ему. Рутгер не сердится. Он доволен тем, что Филидор Сэда пришелся по душе Дидиму
- Вперед будь внимательней, - говорит он Сэде. – А ты, милорд, будь осторожней. Йенс, Петер, подавайте нам ужин!

                12.

     Твоя жизнь похожа на зимнюю сказку.
     Разве не сказка водопад Звездный Поток, низвергающий свои воды по многочисленным уступам в заводь, в четверти мили от лагеря?
     Вместе с Филидором и Винеттой вы едете посмотреть на него. Ты долго не можешь отвести глаз от огромных серо-коричневых скал, по выпуклым ступеням которых бежит водопад. Он обрушивается вниз с шумом и грохотом, вскипая белой пеной, весь в мерцающем на солнце радужном ореоле водяной пыли. Он питает реку, несущуюся вдаль, на север, у подножия скал. И питает тихую заводь, отделенную от реки цепью мелких и крупных валунов. Возле самых валунов заводь всегда неспокойна, но близ берегов она совсем тиха, и даже покрыта толстым слоем льда.
      Ты долго любуешься водопадом в восторге, в самозабвении, не замечая ледяных брызг, долетающих до вас. Тебя пленяет мощь этих неустанно движущихся, стремительных вод, их бег зажигает огонь в твоей крови, и ты неохотно слушаешься Сэду, когда он говорит:
- Поедем домой, милорд, иначе твой плащ заледенеет. Он уже весь влажный от воды. И у барышни Нетты тоже.
     Ты поворачиваешь домой, но еще долго оглядываешься на Звездный Поток, и горячая любовь к нему наполняет твое сердце.
     С этого дня ты часто посещаешь водопад.
     Огромный дом, где ты живешь, стоит в роще, рядом с церковью, золотистой от свежих сосновых бревен, из которых выстроены и она, и дом. По левую руку от вас, на месте вырубленного леса – ряды казарм, землянок, конюшен. Это тоже необыкновенно для тебя. Там целый деревянный город. Иногда ты ездишь туда вместе с Фронде, Винеттой и еще шестью девочками, одетыми так же, как ты. Остальные дочери вельмож решительно отказались приносить в жертву свои длинные волосы и одеваться в мальчишескую одежду.
     Ты почти не общаешься со своими двойниками, ни с кем из них, кроме Винетты. И не очень-то дружишь с мальчиками, сыновьями вельмож, живущими в доме, потому что чувствуешь себя взрослее их – и совсем другим, чем они. Ты не прочь покататься вместе с ними на санках с настоящей большой горы (твои двойники катаются вместе с вами). Это очень весело, ты любишь эту забаву. Но общество взрослых привлекает тебя гораздо больше: отчасти потому, что в будущем тебе придется повелевать прежде всего ими, а не их детьми.
     Пока что ты не чувствуешь себя способным повелевать взрослыми. Они всё равно поступают по-своему, но главное, они всегда могут убедить тебя в правоте своих поступков. Даже Филидор Сэда, «дядька его высочества», как его почтительно величают, пока что повелевает тобой, – и ты не находишь причин его не слушаться, потому что он всякий раз объясняет тебе, почему следует поступать так или иначе. Его слова разумны, и ты делаешь, как он говорит. И Рутгер Фронде умеет управлять тобой, и Мираб Фоленго, и даже Видар Холдинг, твой учитель, пока что берет над тобой верх. Правда, ты добился права присутствовать на военных совещаниях, но ты мало в них смыслишь.
     Ты потихоньку жалуешься Руту, что ты принц только по званию, а по сути ты просто ребенок, и взрослым нет дела до твоего мнения, потому что они лучше знают жизнь.
- Не грусти, Димми, - говорит Рут. – Чем старше ты будешь становиться, тем больше тебя будут слушать. То, что ты сейчас повинуешься взрослым, - правильно, и говорит о твоем зрелом уме и внутренней силе.
     Ты поневоле соглашаешься с Рутом и решаешь пока что не разгадывать этой сложной тайны: как управлять взрослыми. Но ты строго соблюдаешь свое достоинство принца-наследника и не играешь с детьми – ни с нем, кроме Нетты, которая очень умна, почти всё понимает, и с которой бывает так весело! И всегда легко.
     Правда, прачки и горничные несколько тревожат тебя. У них романы с солдатами, и ты бы очень часто становился свидетелем сцен, похожих на ту, произошедшую в королевском саду, если бы не бдительность Филидора Сэды. Едва вы сталкиваетесь с чем-либо подобным, как Сэда подхватывает тебя на руки и уносит прочь. Ты не сопротивляешься: тебе вовсе не хочется подсматривать за взрослыми. Но если бы не Сэда, ты вряд ли проявлял бы скромность, потому что любовь взрослых весьма тебя интересует. Но ты боишься собственных впечатлений, боишься за свою неокрепшую душу, поэтому рад, что Сэда уносит тебя. Да и вообще, подсматривать – грех. Ты спрашиваешь Филидора, есть ли у него подруга? Филидор уклончиво отвечает, что иногда есть, из чего ты делаешь вывод, что у него разные женщины. Зачем человеку много разных женщин, ты не спрашиваешь. Ты делаешь вид, что и так всё понимаешь, но про себя думаешь: у меня будет только одна, та, что станет королевой. Если я, конечно, полюблю ее, а она меня.
      Крестьяне-горцы из ближних деревень приезжают к тебе на поклон с подарками. Ты приветствуешь их, как подобает принцу, и благодаришь – всё это в обществе Фронде, Фоленго и оруженосцев. Винетта в это время прячется за их спинами, чтобы не смущать простых людей непонятным для них сходством с тобой. В ответ ты одариваешь крестьян серебром. Они не смеют от него отказаться и уезжают домой очень довольные.
     Жены офицеров, живущие в одном с тобой доме, очень к тебе добры, но ты соблюдаешь свое достоинство и не даешь им возможности по-матерински приласкать тебя. Ты позволял это только почтенной госпоже Трэверс. Но тебе очень не хватает женщины, которая была бы добра к тебе, как мать. Ты никому не говоришь об этом. Рут отечески нежен с тобой, а ты нежен с ним, насколько это возможно, но ты часто думаешь: если бы Рут женился на хорошей, доброй женщине, ты позволил бы ей обращаться с тобой, как с сыном. Ведь жене твоего регента можно позволить больше, чем прочим дамам. И в то же время ты не веришь, что Рут найдет себе хорошую добрую женщину. Так не бывает. Он сам слишком хорош, чтобы ему досталась еще и хорошая жена. Ты уже понимаешь: в этом мире мечты редко сбываются.
     И всё-таки ты живешь, как в сказке. Ведь Рут обучает тебя стрелять и обращаться с саблей, ты подолгу смотришь, как солдаты обучают молодых, ты ездишь с Рутгером на охоту, господин Холдинг учит тебя фехтовать… правда, Фоленго фехтует гораздо лучше, и ты любезно просишь его позаниматься с тобой.
      Фоленго соглашается. И вот он обучает тебя в коридоре второго этажа. У него насмешливые темно-синие глаза и светло-каштановые волосы, постриженную в длинную скобку; его губы тоже насмешливы. В нем чувствуется сила и обаяние, раздражающие и пленяющие тебя. Ты видишь в нем соперника с самой первой минуты вашего знакомства, но его ум, обаяние и такт не дают тебе возможности вступить с ним в настоящий спор. Он уверен в себе, даже самоуверен. Его рубашка крахмально бела, на воротнике и манжетах кружева, панталоны – из черного бархата, а у голенищ изящных сапог широкие по моде отвороты. Он никогда не говорит тебе «ты», всегда «вы».
- Держитесь прямее, милорд, - командует он. – Голову выше. Отлично; хорошо защищаетесь. А теперь попробуйте напасть на меня.
     Ты с упоением атакуешь его, как тебя учили, но он неуязвим, а кончик его рапиры упирается тебе в сердце через две минуты после твоей атаки.
     Тебя так огорчает это, что ты хмуришься, топаешь ногой и сурово говоришь:
- Давайте еще раз!
- Давайте, - соглашается он. – Но вы слишком горячитесь. Нападайте хладнокровней.
     Ты стараешься нападать хладнокровней, и всё-таки он «убивает» тебя еще два раза.
     Твои глаза полны слез, но ты не позволяешь им пролиться. Тогда он оставляет свою рапиру, подходит к тебе и поднимает тебя на руки.
- Не огорчайтесь, государь, - говорит он. – Мы будем тренироваться каждый день и добьемся успехов.
- Поставьте меня, пожалуйста, на пол, - следует твой ответ. – И потом, я попросил бы вас говорить мне «ты».
     Он ставит тебя на пол:
- Прости, милорд, я не хотел обидеть тебя.
     Его глаза смеются, в них тепло и глубокое расположение к тебе. Ты проглатываешь слезы и говоришь:
- Вы меня не обидели. Просто… трудно проигрывать.
     И опускаешь голову. Он подает тебе руку:
- Я понимаю, милорд. Я сам не люблю, когда меня побеждают. И никто не любит, смею тебя уверить. Ты тоже можешь обращаться ко мне на «ты».
     Ты пожимаешь ему руку и отвечаешь:
     - Благодарю. Не думайте, господин Фоленго… то есть, граф… что я на тебя сержусь. Я обязан тебе жизнью так же, как и Рутгеру Фронде. Но мне не очень приятно, что я еще маленький, а вы все взрослые. А между тем, я ваш государь. Как мне вами управлять, если вы только и делаете, что указываете мне, как я должен поступать?






















































      
    
   
                К.Велигина

               
                ДИДИМ  ВЕЛИКОДУШНЫЙ
                фантастический роман

                1.

     В камине горели сосновые поленья, распространяя в воздухе слабый запах смолистой хвои и дыма. За решетчатым окном с мелкими стеклами серело небо – холодное, зимнее, хотя на дворе было всего лишь пятнадцатое ноября. Сердитый ветер время от времени бросал в стекло поднятый им с земли сухой снег.
     Несмотря на камин, затопленный стражниками два часа назад, в тюремной комнате было холодно, и король Теофраст, сидя с двумя сыновьями у камина, возле столика, на котором стоял поднос с завтраком, время от времени отпивал два-три глотка горячего грога из рыжей глиняной кружки. Его сыновья делали то же самое, но к завтраку никто из них не притрагивался. И никто не говорил ни слова. В комнате повисло ощущение неизбежной беды и обреченности. Ведь все трое: и король Теофраст, и его первенец, наследник престола герцог Лоранд, и младший сын, десятилетний Дид`им, должны были в это утро сложить головы на плахе.
     Отец заботливо посмотрел на принца Дидима: маленького, стройного, крепкого, с огненно-рыжими, как пламя, прямыми, коротко постриженными волосами, с большими, иссиня-черными глазами и большим, но правильно очерченным ртом. Принц больше не плакал. После бессонной ночи и слез им к утру овладел странный покой, и его всегда живые, блестящие, точно темный огонь, глаза сейчас словно погасли. Под ними залегли тени. Лицо было бледным, осунувшимся от тоски и  холода, и мягкий румянец, который обычно даже во время болезни не покидал его щек, теперь исчез.
     Король перевел взгляд на Лоранда. У старшего сына было такое же выражение лица, как и у младшего, но он в свои шестнадцать лет был гораздо красивей брата. Его длинные светлые волосы немного вились, черты лица были тонкими и правильными, но серые глаза, как всегда, смотрели спокойно. В них никогда не загорался тот яркий, выразительный, мятежный огонь, который почти не покидал глаз Дидима. Сейчас взгляд Лоранда был усталым и безжизненным, но всё-таки время от времени он находил в себе силы, чтобы ободряюще улыбнуться отцу и брату. Отец отвечал ему такой же улыбкой, а Дидим смотрел на них обоих строго и серьезно.
     Ему не верилось, что его брат может умереть, что умрет отец, и что сам он, Дидим, принц и герцог Мальдианский, тоже погибнет. Весь вчерашний вечер и всю ночь он верил в это, а сейчас вдруг перестал. Всё происходящее неожиданно показалось ему обыкновенным дурным сном. Разве это могло быть на самом деле: тюрьма под названием Совиное Дупло, в которой они находились вот уже две недели, серая суконная стеганая одежда вместо шелка, бархата, батиста, кружев, атласа или мягкой, тонкой шерсти, к которой он привык? И особенно приговор. Узнав о том, что все они завтра умрут, Дидим долго плакал вместе с братом в объятиях отца. Потом они молились. К ним приходил священник. Когда священник ушел, им принесли ужин, но они не смогли поглотить ни крошки. А отец сказал: все мы не сможем спастись, но Дидиму, возможно, это удастся. И он долго внушал Дидиму еле слышным шепотом, чтобы тот бежал, затерялся в толпе и залез под помост, на котором будет совершаться казнь. Быть может, его не найдут.
     Дидим плакал, но слушал отца очень внимательно. Правда, он не представлял себе, что`  будет делать в этом мире без отца и брата, и зачем, для чего ему жить без них? Но отец сказал ему:
- Если вы спасетесь, милорд, вы станете королем, продолжателем династии Элл`ари.
     И с нежностью добавил, понизив голос:
- Попытайся, Димми, сыночек! Если ты выживешь, мы с братом порадуемся за тебя и восславим Бога, ибо все живы у Господа.
     Дидим обещал.
- Если ты спасешься, - голос короля дрогнул, - беги к `Эгарду Филдингу, моему бывшему оруженосцу. Помнишь его дом? Он спрячет тебя!
     Дидим обещал и это. Всю ночь они с братом лежали на кровати рядом с отцом. Они то засыпали, то просыпались и снова принимались плакать, но отец прижимал их к себе, и они вновь успокаивались и задремывали.
     Теперь Димми был спокойней, чем ночью. Ему хотелось спать, но в то же время он понимал, что всё равно не уснул бы. Он смотрел то на Лоранда, то на его величество: грузного крепкого человека с темно-каштановыми волосами и шелковистой бородой, но ему по-прежнему казалось, что он просто видит сон. Его внимание привлекло серебряное кольцо на среднем пальце отца. Он часто видел это кольцо, но сегодня ему показалось, что он до сих пор не замечал, какое оно широкое и блестящее. Потом под потолком вдруг зажужжала муха, и он подумал: что она здесь делает? Ведь уже холодно, снег, мороз. Муха начала биться об оконное стекло. Его сердце почему-то сжалось от этого зрелища. Ему вдруг почудилось, что эта муха – его собственная душа… Но тут же он забыл про муху, потому что капнул горячим грогом на свои серые стеганые штаны и обжег колено. Это было не очень больно, но отвлекло его.
- Нам не будет больно умирать? – спросил он вдруг короля.
- Мы умрем быстро, - спокойно ответил его величество.
- И сразу же взойдем на Небо?
- Да, - король слегка нахмурился и внимательно, заботливо посмотрел на Димми.
- Ты сможешь сделать то, о чем я попросил тебя? – спросил он.
     Дидим так же серьезно и внимательно посмотрел ему в глаза.
- Да, государь, - твердо ответил он. Потом поставил на стол кружку с грогом и крепко обнял отца (они сидели рядом). Тот так же крепко обнял его в ответ и жадно поцеловал в губы, в лоб, в щеки, в волосы. Потом встал и протянул руки к Лоранду. Лоранд тоже встал и прижался к отцу, и король так же нежно и порывисто поцеловал и его.
     Затем они снова сели. Димми понял: только так и можно ждать смерти: сидеть, молчать, быть вместе и слушать, как медленно, тихо, невесомо уходит их последнее время, просачивается сквозь их жизнь, как вода сквозь кисею. Но плакать больше не следовало, он очень ясно понимал это. Следовало сидеть и молча ждать; больше ничего. Он вспомнил, как ночью целовал руки отца, его лицо, целовал брата… но теперь этого было больше нельзя. Если они хотят умереть достойно, как это пристало монарху и его наследникам, им нужно стать камнями. И если он, Димми, хочет исполнить волю отца и убежать, ему тоже нужно стать камнем.
     Через несколько минут за ними пришли стражники в черном. На отца и Лоранда надели веревки, ограничивавшие движения их рук и ног, но Димми отец попросил не связывать.
- Принц еще мал, - сказал король Теофраст. – Он послушно пойдет со мной.
     И взял Дидима за руку.
     Их вывели из комнаты, в которой они провели две долгих недели перед приговором суда.
     В сопровождении стражи они прошли по длинным извилистым коридорам Совиного Дупла и вышли в тюремный двор, где их ожидала черная карета, запряженная четверкой вороных лошадей. Всех троих сразу охватило острым холодным ветром, он залетел в рот Димми вместе со снегом, он закашлялся, и увидел, как ветер треплет каштановые волосы отца и светло-русые кудри Лоранда. Небо было серым, морозный ненастный холод царил над миром.
     Они забрались в карету. С ними сели два стражника с короткими алебардами, чьи остро отточенные полукруглые лезвия поблескивали, как серпы. Димми видел серпы этим летом. Они с отцом ехали через поле; там трудили жнецы и жницы, их серпы так же сверкали на солнце. Но тогда было весело, жарко, пахло медом, травой, цветами, а по голубому небу плыли белые, светящиеся от солнца облака…
     Карета тронулась в путь – в столицу Анг`ордии Касс`альду, на дворцовую площадь, где должна была состояться казнь.
     Димми смотрел в зарешеченное окно на проплывающий мимо морозный лес. Там снежный ветер метался среди обнаженных деревьев, тускло поблескивали льдом замерзшие лужи, и чернели давно опавшие листья. Его охватило оцепенение. Он сидел, прижавшись к отцу, и ему хотелось, чтобы эта дорога к месту казни никогда не кончалась. Пусть бы она длилась всегда, во веки веков, и они были бы рядом, вместе, все трое…
     Но дорога кончилась. Они въехали в город, гремящий колоколами. Тяжелый похоронный звон камнем лег на сердце Димми. К нему вернулись тоска и ожидание ужаса. Он вспомнил муху, бившуюся о стекло тюремного окна, и его начало знобить: в карете было холодно. Еще ему хотелось в отхожее место, но он понимал, что этого никак нельзя, невозможно – как вообще невозможно ничего изменить.
     Карета остановилась на площади, которую густо залила толпа, гудящая, огромная, точно многоглавое чудовище.
     Приговоренные вышли из кареты и направились к эшафоту, обтянутому красным крепом. Там уже ожидали осужденных палач и его подручный в красных колпаках, с топорами в руках.
     Дидим шел по узкой дороге, вцепившись в руку отца, мимо рыдающих или злобно радующихся людей, сдерживаемых стражниками, и его сердце билось учащенно и испуганно. Проклятые колокола гудели, как одержимые, красный эшафот приближался.
- Государь, прости нас! Не покидай сирот! – с громким плачем кричали чьи-то голоса.
- Детей пожалейте!
- Смерть Д`ормеру Шв`абе! Да здравствует Теофраст!
- Смерть Теофрасту! Да здравствует король Дормер!
- Ура королю Дормеру!
     Внезапно, у самого эшафота, завязалась свалка между приверженцами короля и сторонниками самозванца. Стражников, сопровождавших приговоренных к месту казни оттеснили от королевской семьи. Глаза Теофраста сухо и взволнованно блеснули. Он крепко сжал руку Дидима и шепнул ему:
- Беги!
     И выпустил его руку. Димми тотчас нырнул в толпу и исчез в ней, а короля взял за руку незнакомый малыш с заплаканной рожицей. Ему велели так сделать – и пригрозили убить, если он не послушается.
- Не бойся, - шепнул ему его величество. – Ты не умрешь.
     Мальчик слегка приободрился.
     Вскоре стража восстановила порядок, и приговоренные к смерти взошли на эшафот. Лица короля и Лоранда светились радостью. Их Дидим сбежал! Теперь они охотно готовы были умереть: лишь бы Дидима не поймали!
     А Дидим в это время сидел под эшафотом, в углу, завернувшись в складки красного крепа, и дрожал мелкой дрожью. Он уже успел облегчиться и даже закидал желтый снег белым, чтобы никто не догадался, что он сидит здесь. Его трясло от холода, страха и потрясения, от того, что он всё-таки сбежал, от одиночества и величайшей тревоги. Что будет теперь? Что вообще будет дальше?..
      И тут подставной сын короля не выдержал. Он громко заревел, на него обратили внимание и раздались крики:
- Это же подмёныш, это не принц! Где принц Дидим?
- Принц сбежал! Принц сбежал! – прокатился в толпе взволнованный рокот.
- А ну, пошел вон, - стражник, громко бранясь, схватил ребенка за шиворот и сбросил с помоста в толпу зрителей. К счастью, чьи-то руки подхватили его на лету и немедленно скрыли в густой массе затопившей площадь.
- Искать! Искать принца! – гремели грозные голоса начальников стражи. – У него красные волосы, красные, как кирпич!
     До Димми донеслись эти крики, и он еще плотнее завернулся в складки крепа. Зажмурившись, едва дыша, он сидел в своем убежище. Под помостом тут же оказалось несколько воинов. Он слышал, как они ходят совсем рядом с ним, ворча и проклиная «рыжего чертенка», то есть, его, Димми. Им помогал искать беглеца Гальсор Манг`ано, помощник палача, хромой горбун по прозвищу Гэлси-Тролль. Димми узнал его голос.
- Сбежал в толпу, как пить дать, - твердил Гэлси дребезжащим тенором. – Нечего его и искать здесь. И тут его нет. И тут.
     Его голос приближался. Дидим зашептал молитву. Чья-то рука приотдернула креп, в который он завернулся, и он, широко раскрыв глаза, увидел безобразное лицо Гальсора – узкогубое, кривое, с крючковатым носом и пятнистой кожей.
- И здесь его нет, - громко и равнодушно молвил Гэлси-Тролль, глядя прямо в глаза Димми, после чего, воровато оглядевшись, бросил ему какой-то узелок из-под своего плаща и ушел, твердя:
- Нет его тут, в толпу убежал. Трус мальчишка, не захотел умереть вместе с отцом и братом! – и он презрительно сплюнул.
     Вскоре все вылезли из-под помоста. Осторожно выглянув из-за складок крепа, Димми увидел, что остался один.
     Дрожащими руками он развязал узел. Там лежали какие-то лохмотья, башмаки и берет. «Гальсор за отца, за меня, за Лори, - неясно мелькнуло в голове Димми. – Он меня не выдал. Он хочет, чтобы я переоделся…»
     Он немедленно облачился в стеганый полинялый кафтан, заплатанные штаны, башмаки и берет. Всё это оказалось ему великовато, но он не обратил  внимания на такие пустяки, только машинально подвернул рукава кафтана и штанины. Свою тюремную одежду он завязал в узел, сел на него и снова застыл, дрожа от холода, страха, скорби и томительного, тягостного ожидания неминуемой беды.
     И беда настигла его. Внезапно забило множество барабанов: тревожно, дробно, густо – и тут же площадь, полная народа, погрузилась в тишину. Тогда Димми всё понял. Его сердце кануло куда-то в бездну, он закрыл руками уши и снова зажмурился. Так он просидел довольно долго, не чувствуя холода, а только скорбь и одиночество. У него больше не было слез, его губы шептали молитвы, и он сам не знал, о чем думал в эти минуты.
     Потом он осторожно отнял ладони от ушей и услышал: площадь снова гудела тысячами голосов. Тогда он открыл глаза и увидел: внутри помоста, на снегу, в десяти шагах от него, была кровь, много крови. Отупев от горя и потрясения, он смотрел, как эта кровь просачивается сквозь креп и доски помоста и тяжелыми каплями падает на стропила и на снег…
     Страх совершенно оставил его. Ему стало всё равно, что с ним теперь будет. Он знал одно: его отца и брата больше нет на свете. Он уже никогда не увидит их. Всё остальное не имело значения.
     Он не знал, сколько просидел так, в оцепенении и отупении. Его привели в себя чьи-то шаги, и он снова механически завернулся в креп. Но его без церемоний развернули. Перед ним стоял Гэлси-Тролль.
- Вставай, милорд! – велел он торопливо. – Стража, которой велено разобрать эшафот, отошла обедать, площадь пуста. Беги к Эгарду Филдингу. Вылезай вот здесь, - он приподнял креп. - И беги, что есть мочи.
     Дидим кивнул ему, не говоря ни слова вылез наружу и бросился бежать со всей быстротой, на какую только был способен. Он миновал площадь, уже совершенно пустую, и несколько улиц, но потом выдохся и подумал: «Если я буду бежать, все сразу поймут, кто я. Надо идти и делать вид, что я нищий. Я теперь должен жить. Отец и Лори хотели, чтобы я жил».
     Слез у него по-прежнему не было. Он пошел шагом, вспотевший после бега. Какая-то смертельная усталость навалилась на него, а в голове не было ни единой мысли, кроме адреса Эгарда Филдинга, бывшего королевского оруженосца. Филдинг жил на западной окраине города, в Козьем переулке. Дидим шел туда, где, как он смутно помнил, находился этот переулок. Но потом он понял, что сам переулка не найдет: ведь он ни разу в жизни не ходил по Кассальде пешком. Следовало спросить кого-нибудь, как пройти в Козий переулок. Но прохожих было мало, да он и боялся обращаться к ним. Он радовался уже тому, что они не замечают его, а, втянув голову в плечи, проходят мимо, проскальзывают, словно тени. Между тем ему снова стало холодно. Морозный ветер дул беспощадно. Димми закутался в собственные руки и, бредя наугад, постепенно задремал на ходу…
     И вдруг наткнулся на кого-то. Мгновенно открыл глаза, он поднял голову и воззрился на незнакомца – высокого господина с суровым и угрюмым лицом. Человек был в шляпе со страусовыми перьями и в длинном плаще, его темные волосы были пострижены, как у вельможного воина, в «длинную скобку». Он внимательно смотрел на Димми. Дидим оробел и хотел убежать, но вельможа загораживал ему дорогу, а другая часть переулка заканчивалась тупиком.
     Внезапно налетевший ветер сорвал с головы Димми его слишком большой берет. Незнакомец увидел его пламенно рыжие волосы, и в его глазах тотчас появилось хищное выражение, напугавшее Дидима. Но вдруг царственный гнев овладел им. Он опалил незнакомца своим огненным взглядом, точно они находились во дворце, и, сжав кулаки, топнул ногой.
- Не смотрите на меня так! – с вызовом сказал он слегка осипшим голосом. – Я иду в Козий переулок. У меня поручение к господину Филдингу. Я нищий, слышите?
     Он снова топнул ногой и грозно нахмурился.
     Не успел он оглянуться, как незнакомец решительно подхватил его на руки и закрыл своим плащом.
- Пусти меня! – Димми принялся вырываться, но человек крепко сжал его в руках и сказал спокойным сумрачным голосом:
- Филдинг предал нас. Государь этого не знал. Я сам спрячу вас, милорд.
     Димми перестал вырываться.
- Кто вы? – спросил он. – Мой отец знал вас?
- Да, - ответил незнакомец. – Я генерал пограничных войск Краугуттского округа Р`утгер Фр`онде. Не бойтесь, я помогу вам.
     Дидим закрыл глаза и подумал: даже если этот человек лжет, он, Димми, всё равно уже ничего не может сделать; им сделано всё возможное. Он глубоко вздохнул – и медленно, точно в сон, погрузился в беспамятство.

                2.

     Господин Рутгер Фронде жил на окраине города, в небольшом двухэтажном доме с садом.
     Месяц назад, узнав о дворцовом перевороте и приходе к власти Дормера Швабе, бывшего королевского советника, генерал Фронде был как громом поражен – и немедленно подал в отставку. Он вернулся в столицу и стал ждать развязки, а заодно принялся выяснять обстановку. Оказалось, что лишь небольшая часть вельмож предалась изменнику, и народ, в общем, не доволен сменой власти. Но открыто проявлять возмущение было опасно. Швабе наводнил страну шпионами, и у него была мощная армия наемников, которую он привел из-за границы: семьдесят тысяч человек.
      Фронде ничем не мог помочь королю. Он обязательно спас бы его и выступил вместе с верными государю людьми против самозванца, но в подчинении у Фронде было всего лишь две тысячи человек, в которых он мог быть вполне уверен, да и те находились у границы.
     Сегодня и он, и всё дворянство, еще не уничтоженное Швабе и втайне сохранившее верность его величеству Теофрасту Второму, были на площади и видели казнь короля и наследника. Это зрелище окончательно подорвало бы их силы и надолго сломило бы их дух, если бы не сбежал принц Дидим. Его исчезновение вызвало трепет восторга во всех верноподданнических сердцах и оживило в людях надежду. Династия Эллари не была истреблена. Могучее, мощное дерево срубили, но остался невредимым маленький побег, обещающий стать в будущем таким же мощным деревом. Правда, некоторые подозревали, что побег Дидима устроил сам Дормер Швабе, дабы после использовать мальчика в целях усмирения бунтовщиков. Но теперь, когда Фронде нес домой бесчувственного сына Теофраста Сильного (так прозвали короля в народе), он знал, что это не так – и испытывал подлинное счастье. У него было такое чувство, словно из жалкого бедняка он вдруг превратился в человека неслыханно богатого. Его даже не беспокоило то обстоятельство, что он до сих пор редко общался с детьми и не любил говорить с ними. Серьезный, неулыбчивый, замкнутый, он не находил никакого удовольствия в детском обществе, хотя в глубине души очень любил детей за их внутреннюю чистоту и миловидность, которую умел замечать даже в самых некрасивых из них.
     Однако Фронде нисколько не сомневался, что найдет общий язык со своим будущим государем. Дидим, сын Теофраста, конечно, особенный ребенок. Мало того, он надежда и опора всей гибнущей Анг`ордии, страны с ее восьмимиллионным населением. И Фронде нес принца, как некое хрупкое сокровище, которому нет цены. Он не замечал острого ледяного ветра; поземка, летящая прямо ему в лицо, не вызывала ни досады, ни раздражения. Его беспокоило только, как мальчик переживет смерть отца и брата… но даже эта мысль тонула в радости – оттого, что ребенок жив и не потерялся где-нибудь в полях, не умер, не замерз. Эта мысль согревала Фронде, и душа его всей своей силой славила Бога.
     Он не шел, а прямо-таки летел по городу. Не прошло и получаса, как он оказался в своем доме на окраине Кассальды.
      Ему открыла госпожа Филиппа Трэверс, его престарелая экономка, верная и преданная женщина, супруга такого же надежного слуги Фронде Джонаса. Эта почтенная чета служила в доме еще с тех пор, как генерал Рутгер был десятилетним мальчиком. С того времени минуло уже тридцать лет, и Фронде за эти годы не раз убедился, что его слуги не менее надежны, чем его ближайшие друзья и солдаты, которым он особо доверял.
      Фронде зашел в дом и кратко уведомил Филиппу о том, кого он принес. Госпожа Трэверс тихонько ахнула, прошептала молитву и спросила хозяина, что же теперь делать?
     Фронде ответил ей, что кроме нее, Джонаса и их дочери, горничной Анны, никто не должен знать, кого он привез на самом деле. Все остальные должны думать, что ребенок, поселившийся под его кровом, - маленькая племянница Фронде.
- Необходимо достать милорду одежду для девочки, - сказал Фронде решительно. – И парик. Потому что мальчика будут искать. И еще: постелите милорду на моей кровати. Я буду ночевать на диване.
     Филиппа с готовностью отвечала, что всё будет исполнено. В одно мгновение для ребенка были готовы кровать и ванна. Тут Фронде заметил, что Дидим не спит, а находится в беспамятстве, и слегка встревожился. Но он добросовестно вымыл мальчика и, одев его в одну из своих сорочек голландского полотна, уложил в свою кровать, после чего, поручив принца попечению Филиппы, сам отправился мыться.
     Когда он вернулся, госпожа Трэверс сообщила ему, что у Дидима начались жар и бред, и твердо заявила: это нервная горячка. Пусть господин Фронде не беспокоится, это пройдет.
- Я знаю, как лечатся такие болезни, - добавила она. – Мы с Анной вылечим дитя. Оно и понятно: столько вытерпеть! И ведь его высочество еще такие маленькие.
     С этим Фронде согласился: мальчик был мал для своих десяти лет, и в самом деле пережил чудовищные вещи. Но Фронде твердо заявил, что по ночам сам будет сидеть с ребенком, так как от усталых сонных женщин толку будет не много.
- Вы, главное, приготовьте лекарства, госпожа Трэверс, - сумрачно молвил он. – И расскажите мне, как их давать. И еще: пусть Джонас принесет мне сюда обед. Я посижу с милордом весь оставшийся день и всю ночь.


     Ты чувствуешь себя очень странно. Реальность преображается для тебя в бесконечный рой каких-то ярких видений: то прекрасных, то безобразных, то просто бессмысленных. Ты видишь отца, брата, портрет матери-королевы, который ты горячо любишь. Ты никогда не знал ее живого образа, ибо она умерла, едва произведя тебя на свет; ты можешь любить только ее портрет.
     Вы с Лорандом играете в мяч или сражаетесь на рапирах. Иногда герцогиня Эннорская, подруга его величества, читает вам вслух. Ты играешь и учишься, твой гувернер, синьор Пазолини, хвалит тебя.
     Потом вдруг картина меняется. Ты видишь площадь, полную народу, и красный эшафот под серым ноябрьским небом. Он нарастает, надвигается на тебя, точно хочет раздавить, и вот ты уже под ним – и видишь, как кровь капает сверху на снег, точно дождь, и понимаешь: твоих отца и брата больше нет на свете.
     Ты мечешься и твердишь:
- Гэлси-Тролль, я забыл, где Козий переулок… Эгард Филдинг, мне надо к Эгарду Фидингу… Гэлси, помоги мне… я помню, его зовут Гальсор Мангано… отец, я убежал… вы видели, я убежал… Лори…
     Кто-то гладит тебя по голове: иногда ты это чувствуешь. Кто-то поддерживает твою голову, и ты пьешь из узенькой трубочки что-то горько-сладкое, а иногда кисло-сладкое, и тебе становится легче. Эшафот с палачами уплывает куда-то вместе с кровью на снегу, вместе со смертью тех, кого ты беззаветно любил в этом мире. Ты начинаешь понимать, что все живы, что ни отец, ни Лоранд никогда не умирали, и даже королева жива, и можно говорит ей «матушка». Порой тебе кажется, что это она гладит тебя по голове, нежным голосом повторяя какие-то слова, и ты улыбаешься. А порой кто-то сильный зачем-то ворочает тебя в постели, то ли что-то снимая с тебя, то ли что-то надевая. Он делает это очень бережно, но ты ясно чувствуешь: это уже не матушка, а, вероятно, отец или брат. Иногда, на минуту придя в сознание, ты даже видишь чье-то лицо: мужественное, суровое, спокойное, чужое. Но от больших серых глаз веет заботой и покоем, и тебя не тревожит, что ты не знаешь этого человека. А затем ты снова впадаешь в забытье, проваливаешься в мир видений: то добрых и радостных, то страшных и зловещих.
      Однажды ты вдруг просыпаешься, точно после долгого сна, и с удивлением видишь, что лежишь в незнакомой комнате, на незнакомой кровати. Вокруг ночь, потому что темно, только горит свеча в изножии твоей постели, за полупрозрачным пологом, и свет не бьет тебе в глаза. В комнате тепло, даже жарко. По потолку и стенам бродят, сходясь и расходясь, серовато-розовые тени.
     Ты долго лежишь неподвижно. Теперь ты отчетливо понимаешь: отца и брата казнили, их больше нет. Ты вспоминаешь тюрьму, день казни, и то, как ты убежал, но все эти воспоминания подернуты дымкой, точно ты услышал о них от кого-то, а не сам участвовал во всех событиях. Ни скорби, ни горя в тебе больше нет, зато есть смирение – и тихая радость оттого, что ты, кажется, выздоравливаешь. Правда, ты не помнишь, как попал сюда, в эту комнату, но ты чувствуешь, что был очень болен, а теперь тебе лучше. Да, гораздо лучше, хотя ты всё еще очень слаб. Так слаб, что с трудом поворачиваешь голову. И видишь: в кресле у твоего изголовья кто-то сидит. Кажется, это мужчина. Вероятно, он дремлет, потому что неподвижен. Рядом столик с какими-то кувшинчиками и кружкой. Должно быть, в кружке вода. Тебе очень хочется пить, но у тебя нет сил пошевелиться. И ты окликаешь:
- Сударь!
     Какой у тебя слабый, тоненький голосок, ты едва узнаёшь его. И он очень тих. Конечно, человек в кресле его не расслышит. Но он слышит. Встрепенувшись, он склоняет к тебе темное лицо, которое ты не можешь разглядеть. Потом встает с кресла и приносит свечу, накрытую колпаком из частой проволоки, без верха, - чтобы свет не бил в глаза. Он ставит свечу на столик и снова склоняется над тобой.
- Воды…- просишь ты еле слышно. Ты узнал его: это тот человек, который время от времени зачем-то тревожил тебя, пока ты болел.
     Он приподнимает твою голову и помогает тебе напиться.
- Благодарю вас, - говоришь ты уже не таким слабым голосом. – Вы врач?
- Нет, - он ставит кружку на стол и присаживается возле твоей постели. – Я начальник пограничных отрядов, генерал Рутгер Фронде, милорд. Не бойтесь, вы у меня в доме и в безопасности. Вы болели несколько дней. Теперь вам, слава Богу, лучше.
- Да, - соглашаешься ты. – Но мне нужно к Эгарду Филдингу…
- Милорд, он предал нас, - говорит Фронде. – Его величество не знал об этом. Филдинг перешел на сторону Швабе и… словом, он теперь наш враг.
     Ты вздыхаешь. То, что ты впервые услышал сознательно, не удивляет и не огорчает тебя. Ты веришь Рутгеру Фронде.
- Господин Фронде, - всё-таки твой голос очень слаб. – Мне жарко. Я прошу вас убрать это одеяло…
       Он убирает одеяло и переодевает тебя в свежую сорочку, а потом надевает на тебя какие-то смешные, толстые и коротенькие нижние штаны.
- Зачем они? – ты слегка улыбаешься.
- Чтобы вы не мочили простыней, - коротко поясняет он. Ты киваешь ему в знак того, что всё понял.
- Милорд, - он снова садится на край твоей кровати. – Вы что-нибудь помните о Гальсоре Мангано?
- Да, и не только о нем, - отвечаешь ты. – А Гальсор помог мне бежать. Отец, государь Теофраст попросил меня убежать… сказал: нам с Лорандом так легче будет умереть, а всем троим всё равно не спастись… и я убежал… спрятался под эшафотом… меня искали… Гальсор нашел. Но он сказал другим: здесь никого нет… а сам бросил мне узел… потихоньку… там была другая одежда… я переоделся… потом, после казни, Гэлси снова пришел и велел бежать к Филдингу… он, наверно, еще не знал, что Филдинг изменник… я побежал… но я забыл, где Козий переулок… и потом… ничего больше не помню…
     Ты устало прикрываешь глаза и чувствуешь, как Рутгер Фронде накрывает тебя легким шелковым покрывалом до пояса.
- Спасибо, - шепчешь ты и добавляешь:
- Там была кровь… много крови… под эшафотом…
     Он гладит тебя по голове. Тебе хочется увидеть его лицо, но у тебя нет сил открыть глаза. Через минуту ты уже крепко спишь.

                3.

     В следующий раз Дидим просыпается днем.
     Он сразу и вполне ясно вспоминает, что` было этой ночью. Теперь ему гораздо лучше, и он чувствует себя бодрее. В комнате никого нет, вся она озарена мягким светом, пробивающимся из-за темных портьер. Димми без труда приподнимается на локтях и видит диван, два кресла, столик, маленькое бюро, канапе.
     Возле кровати, на дощатом полу, лежит небольшой коврик, на стенах, оклеенных светлыми обоями, висят картины с видами лесов и гор.
     Димми снова хочется пить, но теперь он сам дотягивается до кружки и подносит ее к губам. Его рука слегка дрожит от слабости, и он немного сердится на себя за то, что еще не до конца поправился.
     Поставив кружку на место, он садится на постели, спускает ноги с кровати, встает и, босой, медленно подходит к окну. Заглянув за портьеру, он видит веселый солнечный сад. В ветвях обнаженных деревьев громко щебечут птицы, снег лежит белыми редкими пятнами, и блестят на дорожках лужи: мороза нет.
     Дидиму очень жаль, что он не может выйти в сад. Он вздыхает и возвращается в постель, шепча: «Царство Небесное, Господи, моему отцу и Лори». Грусти он не испытывает. В эту минуту он твердо знает: им сейчас хорошо, значительно лучше, чем ему, Димми, и они когда-нибудь встретятся там, где нет ни горя, ни страданий.
     Он хочет, чтобы пришел Рутгер Фронде, но вместо Фронде появляется чистенькая старушка в чепце и ласково говорит:
- Добрый день, ваше высочество! Меня зовут Филиппа Трэверс, я экономка его милости господина Фронде. Не угодно ли вам немного покушать?
- Благодарю вас, - вежливо, с достоинством, как его приучили с младенчества, отвечает Димми. – Я бы с удовольствием съел что-нибудь.
     Она улыбается.
- Тогда я принесу вам крепкого бульона, немного хлеба и теплого вина с водой; вам пока что больше ничего нельзя.
     И, слегка поклонившись ему, она удаляется.
     Когда она возвращается с подносом, Дидим спрашивает:
- Где господин Фронде?
- Он спал с семи утра до полудня, - охотно отвечает Филиппа. – Он ведь всю ночь сидел с вами, милорд; все семь ночей сидел. А сейчас он уехал в город, но к пяти часам обещал вернуться. Кушайте!
     Дидим снова благодарит ее и отдает ей заранее снятые им толстые нижние штаны.
- Пожалуйста, унесите их. Я теперь буду пользоваться ночной вазой.
- А не рано ли вам? – она заботливо смотрит на него.
- Нет, совершенно как раз, - отвечает он с достоинством, как взрослый.
- Я сейчас принесу вам, - кивает она, втайне восхищенная манерами и учтивостью маленького принца. «А ведь совсем еще маленький, - думает она с состраданием. – Ему больше восьми лет и не дашь. Несчастный сиротка! Как же он теперь будет жить? Разве что хозяин как-нибудь спасет его от этого страшного Швабе. Волк, ну, просто волк! Погубил наших короля и наследника, и этого бедняжку чуть не убил…»
     И она утирает невольные слезы уголком передника.
     А Димми в это время с аппетитом ест бульон с кусочком свежего хлеба. Он быстро справляется со своей порцией, выпивает теплое вино с водой и вновь ложится, чувствуя, что сыт. Еще бы ему стать немного покрепче… но он не успевает додумать этой мысли, потому что засыпает.
     Спит он недолго и некрепко, но этот сон восстанавливает его силы больше прежнего. Когда он пробуждается, то видит рядом госпожу Трэверс: она сидит в кресле и что-то вяжет. Ночная ваза на месте. Димми доволен, но ему не терпится поговорить с Рутгером Фронде. Он так скучает по нему, что не может беседовать с госпожой Трэверс и притворяется дремлющим. И только, заслышав в коридоре голос Рутгера, немедленно «просыпается».
     Госпожа Трэверс поспешно уходит, а потом появляется Рутгер. Он входит в комнату в лиловом бархатном кафтане с серебряными пуговицами, с кружевным воротником и манжетами. Димми садится в постели и улыбается ему. Его улыбка так открыта и выражает такую радость, что суровый Фронде невольно улыбается ему в ответ, отчего черты его лица теплеют и смягчаются.
- Вам лучше, милорд? – спрашивает он.
- Да, гораздо лучше, - отвечает Дидим. – Я пробовал ходить, но еще не могу. А мне бы очень хотелось погулять. И еще, господин Фронде: со мной не надо больше сидеть ни днем, ни ночью.
- Хорошо, милорд, - Фронде присаживается на край его кровати. – Тогда я велю поставить сюда еще одну кровать. А когда вы совершенно поправитесь и окрепнете, я вам отведу отдельную комнату. Гулять я вас вынесу завтра, а сегодня вас помою. Да, кстати, когда вы встанете, вам придется одеться девочкой и ходить так до тех пор, пока мы не покинем столицу. Это необходимо, иначе шпионы Швабе вас обнаружат: они следят почти за всеми домами в городе. Одежда для вас уже сшита. И еще мне придется обрить вам голову, чтобы вы могли носить парик. Я всем скажу, что вы моя племянница Милетта Фронде.
- Я должен обрить голову и одеться девчонкой? – Дидим сильно хмурит свои огненно-рыжие брови.
- Должны, - Рутгер смотрит ему в глаза; голос у него самый властный. – Если вы хотите, чтобы мы, верные вам люди, спасли вас и возвели на престол Ангордии как законного государя. Хотите вы этого?
- Да, потому что его величество этого хотел, - Димми перестает хмуриться. – И еще потому что Швабе должен быть казнен так же, как были казнены мой отец и брат.
     Его голос звучит твердо и хладнокровно.
- Я всё сделаю, - он подает руку Фронде, и тот пожимает ее. – Как, вы сказали, меня будут звать?
- Милетта Фронде.
- Я запомнил, - Дидим кивает. Потом несколько смущенно говорит:
- Простите, господин Фронде… но мне хотелось бы, чтобы вы говорили мне «ты»…
- Согласен, - Фронде улыбается ему. – Вы – мой будущий государь, милорд; я рад выполнять все ваши разумные просьбы. В таком случае прошу вас также говорить мне «ты» и называть по имени.
     И спрашивает:
- Будешь обедать со мной?
- Нет, благодарю, я не голоден, - отвечает Димми. – Но… ты обедай, пожалуйста, скорей. А потом снова приходи ко мне!
- Приду, - обещает Фронде. – Ты любишь читать?
- Да, - Димми оживляется. – Я люблю сказки. У тебя есть сказки?
- Кажется, была «Шехерезада», - неуверенно говорит Фронде. – Попрошу госпожу Трэверс принести тебе эти книги. Если она их найдет.
     Госпожа Трэверс находит в книжной комнате «Шехерезаду», и Дидим в упоении читает несколько сказок, пока Фронде обедает. Вообще он любит читать рыцарские романы, летописи, Плутарха, книги с разными описаниями путешествий и стран. Но сейчас он пока что в состоянии читать и воспринимать только сказки. Они легкие, интересные и не загружают ни душу, ни память сильными эмоциями или печальными воспоминаниями. В то же время они защищают Димми от грустных, бесполезных и тревожных мыслей.
     После обеда Фронде моет Дидима в специально предназначенной для этого комнате. Дидим узнаёт от него, как он попал в этот дом. Он спрашивает:
- Рутгер, ты уже говорил с Гальсором?
- Да, - Фронде слегка сдвигает брови. – Гальсор служит человеку, которого мы до сих пор считали предателем и перебежчиком. А на самом деле он помог тебе бежать. Это его люди устроили свалку перед эшафотом…
- Кто это? – спрашивает Димми.
- Граф Мир`аб Фол`енго, один из генералов Дормера Швабе. Я еще не знаю, можно ли доверять ему.
- Но он же помог мне…
- Да, помог. Но с какой целью он это сделал?
- С хорошей, - Дидим удивлен.
- Может, ты и прав, милорд, - говорит Фронде. – Подожди, скоро я всё выясню. Если Фоленго наш, мы сможем горы свернуть. Но если не наш… словом, еще рано говорить о чем бы то ни было.
- Я совсем не разбираюсь в политике, - вздыхает Димми.
     Фронде смеется.
- Ты еще мал, - говорит он. – Но я постараюсь объяснить тебе всё, что более менее твердо знаю и понимаю сам: когда придет время. Боюсь, что сейчас я понимаю очень мало. Впрочем, одно ясно и непреложно: Дормер Швабе – самозванец и изменник, а ты – мой будущий государь, и мое дело – помочь тебе взойти на престол, потому что ты – сын Теофраста Сильного, моего бывшего короля, которому я присягал.
     Он вытирает Димми полотенцем, надевает на него рубашку, заворачивает в свой камзол, чтобы он не простудился, и относит обратно в свою спальню. Потом снимает свою мокрую одежду, в которой мыл Дидима, и переодевается в сухую.
     А Дидим в это время лежит на кровати и вспоминает Дормера Швабе, бывшего советника отца, которого король предал опале за оговоры и наветы. Димми вспоминает тяжелое лицо герцога с недобрыми темными глазами и всю его фигуру – плотную, крепкую. Даже когда Швабе улыбался или смеялся, его глаза оставались мрачными, а взгляд их тяжелым. Димми не испытывает к нему ненависти, он не умеет ненавидеть. Но он твердо знает: Дормер Швабе должен быть казнен. Смерть отца и брата уже не вызывает в Димми никаких чувств, кроме грустного сожаления о том, что их нет с ним, и они никогда больше не встретятся на земле. Ему кажется, будто его родные просто уехали: далеко-далеко, в прекрасную страну, где нет ни слез, ни печали. А он, Димми, остался, чтобы стать королем, поэтому его дело слушаться Фронде и помогать ему. Рутгер – взрослый человек, генерал, присягавший его отцу; значит, он найдет выход, соберет армию и победит Швабе.
     Когда Рутгер, переодевшись, приходит к нему, Димми спрашивает, какие еще дворяне на их стороне? Фронде уклончиво отвечает, что милорд сам это увидит, когда (скорее всего, весной) они отправятся к Асмальдийским горам.
     Дидим доверчиво рассказывает ему всё, что помнит о дне казни, а Рутгер внимательно слушает его, и его сердце сжимается от боли за этого беззащитного мальчика. Как хорошо, что Дидим переболел горячкой! Болезнь смягчила тяжкие впечатления тюрьмы и последнего, страшного дня, и теперь мальчик не будет сильно переживать. Фронде тоже болел нервной горячкой, когда десять лет назад потерял любимую жену. Он пробудился к жизни спокойным и радостным, и скорбь об утрате не мучила его, что непременно случилось бы, если бы он не заболел.
     В порыве сострадания он обнимает Димми и крепко целует его в щеку. Потом спохватывается:
- Прости, милорд, я не хотел нарушать этикета.
- Ты ничего не нарушил, Рутгер, - Дидим берет его за руку и серьезно смотрит ему в глаза. – Просто ты со мной добр. Если быть добрым – то нарушение этикета, то я такой этикет отменяю. Я не хочу, чтобы мы с тобой были, как чужие. Скажи, когда мы победим Швабе, ты ведь станешь моим регентом?
- Думаю, многие захотят этого, милорд, - замечает Фронде.
- Почему?
- Потому что регентство – это власть, приближенность к королю и влияние на него.
- Нет, только ты будешь моим регентом! – иссиня-черные глаза Димми вспыхивают, точно жидкое пламя. – Ты – и никто другой! Ты спас мне жизнь, ты добрый, ты скрываешь меня от людей Швабе. А чтобы остальные тебе не завидовали и на тебя не дулись… что ж, я найду для них хорошие места, они останутся довольны.
- Ты очень умен, милорд, - признаёт Фронде. – И справедлив. Не будем ничего загадывать наперед. Так вернее всего. Будем пока что жить сегодняшним днем. А там… там будет видно.
     Этим же вечером в комнату приносят кровать и ставят ее на место заранее убранного канапе. Анна, дочь Трэверсов, приносит пуховик, полог, белье и приводит кровать в должный вид. Потом Рутгер наголо обривает голову Дидима. Ему поневоле становится жаль его мягких, пламенных, рыжих волос: такой яркий цвет не часто встретишь. Димми еще более жаль их: ему вовсе не хочется быть лысым, подобно рабу, но он подчиняется Фронде, потому что принял решение во всём слушаться его.
     Фронде предлагает Димми посмотреться в зеркало, но тот отказывается и просит чем-нибудь прикрыть голову. Рутгер дает ему шапочку из черного бархата. Она похожа на берет и плотно сидит на голове.
     Потом они ужинают вместе: здесь же, в спальне, при свечах. Рука Дидима уже не дрожит, когда он подносит ко рту вилку с жарким или кружку с вином, разбавленным водой. Он чувствует, что и ноги его уже не так слабы, как были утром.
     Он внимательно смотрит на задумчивое лицо Рутгера, озаренное свечами, на его темные волосы, постриженные в «длинную скобку», на большие светло-серые глаза, на прямой нос, решительные губы, и думает, что Рутгер умный и властный человек. И еще он добрый, мужественный, отважный. Как хорошо, что он рядом!
     А Рутгер Фронде думает о том, враг им или друг Мираб Фоленго? Дормер Швабе очень ценит его. Сегодня он, Фронде, сообщил своим особо надежным и самым близким друзьям о том, что принц Дидим у него. Друзья возликовали – и тотчас взялись осторожно сообщить великую новость всем остальным, кому следовало знать об этом. А Гэлси-Тролль горячо поклялся Фронде памятью свои родителей, что Мираб Фоленго – самый что ни на есть «свой» человек, что покойный государь в дни своего заключения доверял только ему, и что у графа Фоленго «великие планы». Правда, он не смог помочь королю и принцу Лоранду избежать смерти, зато помог бежать принцу Дидиму и теперь всерьез обеспокоен судьбой этого последнего, так как Эгард Филдинг оказался предателем. Фронде попросил Гальсора устроить ему встречу с графом, предводителем двадцати тысяч наемников Швабе. Гэлси согласился и сегодня передал для Фронде письмо: пусть ожидает после завтра вечером тайного гостя. О том, что Дидим у него, Фронде не сказал Гэлси, но Гэлси при всей своей безобразной внешности и физических изъянах обладал острым умом и проницательностью. Фронде не сомневается: Гальсор подозревает, что ему, Фронде, известно, где сейчас находится младший сын казненного государя Теофраста.
     После ужина Димми спокойно засыпает в своей постели, на которой Анна также сменила белье. Рутгер попросил принца не стесняться и будить его, Фронде, когда ему это понадобится. Димми было очень приятно слышать такие слова: от них веяло уютом и заботой. Про себя он решил ни за что не будить своего друга без крайней на то нужды, - и уснул сладким спокойным сном, чувствуя себя под надежной защитой.

                4.

     На следующее утро Димми ждет испытание. Проснувшись, он видит разложенную рядом на стуле девчоночью одежду и черный парик – и немедленно проникается великой нелюбовью к этим вещам. Но он берет себя в руки и надевает пояс, чулки из тонкой шерсти, кружевное белье, бархатное пышное платье – синее, с золотистыми узорами и золотистым кушаком, сафьяновые башмачки на лентах и парик.
     В этом наряде он не без чувства какой-то тоскливой тревоги приближается к зеркалу и осторожно заглядывает в него.
     Перед ним стоит незнакомая девчонка, большеротая и большеглазая, с черными, аккуратно уложенными волосами и яркими рыжими бровями. Вид у нее угрюмый, решительный и недовольный.
     Димми опаляет злость и горечь, такие сильные, что он краснеет до ушей, а глаза его наполняются слезами. Он резко отворачивается от зеркала, сжимает кулаки и топает ногой, а на языке у него вертятся самые нехорошие слова, которые только ему известны. Ему хочется сорвать с себя парик и платье и растоптать их, но он собирает в кулак всю свою волю и не делает этого.
     Надувшись, стиснув зубы, он садится в кресло, и вытирает невольные слезы беспомощного гнева ладонью.
     Входит Фронде.
- Доброе утро, милорд, - сердечно говорит он. – Я вижу, ты уже оделся.
     Димми исподлобья смотрит на него и говорит:
- Я не буду это носить!
     Рутгер подходит к нему и просит:
- Встань, я взгляну на тебя.
     Дидим неохотно встает и повторяет:
- Я не буду это носить! Слышишь? Не буду!
     И всхлипывает от внезапно охватившего его чувства глубокого унижения.
     Фронде вздыхает, подхватывает его на руки и говорит:
- Не сердись, Димми. Ты должен это носить, иначе тебя убьют. И даже если мне удастся тебя спасти, сам я спастись не смогу. Пожалуйста, потерпи, поноси эту одежду!
- Не хочу! – Димми обнимает его за шею и плачет.
 Фронде покачивает его на руках.
- Будь мужчиной, милорд, - мягко говорит он. – Пожалуйста, я прошу тебя. Ты же умный, ты понимаешь, как тебе опасно одеваться иначе.
- У меня брови рыжие, - жалуется Димми.
- Зато ресницы черные, - говорит Фронде. – А брови я тебе подкрашу.
     И он, снова усадив Димми в кресло, подкрашивает ему брови черным гримерным карандашом, которому не страшен дождь.
- Вот теперь у тебя и брови черные, - голос у него довольный. – И мы можем позавтракать и пойти гулять. А потом я покажу тебе кое-что интересное. Но я сделаю это только в том случае, если ты перестанешь лить слезы и начнешь вести себя, как взрослый.
- Не хочу быть взрослым, - ворчит Дидим. – И не хочу ничего интересного. И не хочу завтракать.
     Но в его голосе Фронде улавливает нотки примирения и согласия. Потому что Димми всё-таки хочется быть «как взрослый» и хочется увидеть «интересное».
- Пойдем, - Фронде берет его за руку. – Сначала позавтракаем в столовой, а потом я покажу тебе две вещи. Они тебе понравятся.
     Он произносит эти слова так уверенно, что Димми овладевает любопытство. Он без всяких возражений встает и следует за своим другом. Фронде замечает, что Димми еще слаб, поэтому снова подхватывает его на руки и несет в столовую – небольшую красивую комнату. Анна приносит им завтрак, и они отдают ему должное. Дидим всё еще переживает и слегка хмурится, но исправно ест овсяную кашу и пирожок с молоком.
     Потом Фронде уносит его обратно в спальню, и Дидим видит качели. Они подвешены к крюкам в потолке и представляют собой стульчик с подлокотниками, без ножек, на крепких веревках, привязанных к железным кольцам. Димми очень любит качели, и не может удержаться от радостного восклицания. Фронде сажает его на сиденье, и Димми тут же начинает качаться. Он в восторге.
- Спасибо! – говорит он с чувством, притормаживая ногой. – А вторая вещь?
- А вторая: вот, - и Фронде вывозит из-за кровати деревянную дощечку, увенчанную с обеих сторон двумя круглыми деревянными колесами со спицами, словно от небольшой тележки. К горизонтальной дощечке с колесами прилажена еще одна, вертикальная, с аккуратными ручками.
- Это самокат, - поясняет Фронде. - Одной ногой ты стоишь на дощечке, а другой отталкиваешься – и едешь, куда хочешь. Это сделал Джонас Трэверс, и качели тоже его работа. Он мастер на такие штуки. Когда ты окрепнешь, ты сможешь кататься по саду. Только тебе придется научиться подкалывать платье, чтобы подол не попадал в спицы колес. 
- О, я научусь, - Димми, позабыв обо всём на свете, подходит к чудесной игрушке и с благоговением рассматривает ее. Даже во дворце у него не было ничего подобного. Широкая улыбка озаряет его лицо – впервые за последний месяц. Он нежно гладит рукой полированные доски и колеса самоката, вертит их, поворачивает руль.
- Ну, как, согласен теперь ходить в платье? – с улыбкой спрашивает его Фронде.
- Конечно, я буду ходить, сколько нужно, - Димми смотрит на него. – Какая красота, этот самокат! Рутгер, я хочу сказать огромное спасибо Джонасу. Прямо сейчас хочу!
     Фронде вызывает Джонаса. Дидим с жаром благодарит его за подарки и пожимает ему руку. Трэверс очень польщен.
- Рад стараться, государь, - отвечает он и с почтением целует маленькую руку.
     Радость и гордость наполняют сердце принца. Ему уже целый месяц никто не целовал руки`. Он вновь чувствует себя милордом, герцогом Мальдианским, королевским сыном. Что по сравнению с этим ощущением какое-то платье!
- Я люблю вас, Джонас, - говорит он ласково. – И я никогда не забуду вашей услуги!
     Джонас благодарит, кланяется и уходит. Димми смотрит на Фронде просветлевшими признательными глазами и признаётся:
- Рутгер, я люблю и тебя! Я очень тебя люблю. Ты мой друг – и ужасно меня порадовал! Спасибо тебе. У меня даже во дворце не было самоката.
     Фронде тронут.
- Я рад, что тебе понравилось, милорд, - говорит он. – А теперь пойдем гулять.
     Димми так доволен, что безропотно и даже охотно позволяет надеть на себя капор, длинную теплую накидку и невысокие изящные сапожки с мехом внутри. Фронде надевает теплый плащ и шляпу с перьями и выносит Дидима на руках из дома.
    Холодный солнечный воздух, насыщенный запахом влажной древесной коры и прелой листвы, охватывает их со всех сторон. Птицы перелетают с ветки на ветку и звенят, словно колокольчики. Димми снова не может сдержать улыбки: так он рад солнечному дню и свежему воздуху. На некоторых деревьях еще сохранились рыжеватые сморщенные листья, легкий ветерок покачивает их.
     Рутгер носит Димми по дорожкам сада.
- Тебе не тяжело? – спрашивает Дидим.
- Нет, милорд, ты легкий, - отвечает Фронде.
- Рутгер, - голос Дидима звучит нерешительно. – А можно мне иногда называть тебя просто «Рут»?
- Можно, - Фронде улыбается. – Мне будет приятно. Хочешь, пойдем в конюшню? Я покажу тебе лошадей, на которых мы будем ездить, когда ты поправишься.
- Хочу, - откликается Дидим.
     Они идут в конюшню, где стоят шесть лошадей (четыре для выездов с экипажем и две для верховой езды).
- Это мой Дафнис, - Фронде похлопывает рукой по холке статного гнедого жеребца. – А вот твоя Хлоя. Я купил их в один день, поэтому и назвал так.
     Димми внимательно смотрит на дымчато-лиловатую лошадку с белой полосой вдоль морды и светлой гривой.
- Очень красивая, - говорит он искренне и гладит лошадь по морде.
     Во дворце у него был белый жеребец по кличке Дан, и он очень любил его. Но теперь всё, что он любил прежде, отошло в прошлое, стало нереальным, почти сказочным, словно бывшим не с ним, Дидимом, а с кем-то другим… или же приснившимся во сне. Поэтому Хлоя нравится ему ничуть не меньше Дана.
- Только мне будут нужны стремена покороче, - замечает он.
- Это я знаю, - говорит Фронде.
     Они гуляют еще некоторое время, потом возвращаются домой.
     Госпожа Трэверс учит Димми подкалывать платье до икр английскими булавками. Пусть ходит так и дома, говорит она, иначе, чего доброго, с непривычки запутается в подоле платья – и упадет. А подшить платье нельзя. Это было бы лучше всего, но сейчас мода на длинные подолы. Подолы до щиколоток допускаются только на бальных платьях. Девочка в коротком платье непременно привлечет к себе внимание, если в дом случайно или намеренно придут враги…
     Рутгер Фронде так не считает, но он привык доверять интуиции и жизненному опыту своей престарелой экономки.
     За день Димми привыкает к своему наряду и смиряется с ним. Теперь он понимает: так нужно. К тому же, самокат и качели беспрестанно отвлекают его от мыслей об одежде. Он пробует проехаться на самокате по комнате – и приходит в величайшее восхищение. Деревянные дубовые колеса катятся быстро и ровно. У Дидима невольно замирает сердце, когда он представляет себе, как будет кататься по дорожкам сада. О, хоть бы их не замело снегом, прежде, чем он покатается хотя бы неделю! Он негодует на слабость в своих ногах, но постепенно успокаивается. Всё равно самокат теперь – его, и рано или поздно он накатается на нем вдоволь.
     Пока же он качается на качелях в свое удовольствие. И еще Рутгер показывает ему дом: все семь комнат, чуланы, чердак, на котором пыльно и много старых ненужных вещей, и подвал, где висят колбасы и окорока, лежит сыр и стоят бочонки с винами. Всего этого не много, потому что Рутгер Фронде – весьма небогатый дворянин.
     Димми очень нравится дом Рута. Он такой необычный и так мало похож на дворец или какой-нибудь замок, к которым Дидим привык. Для Димми всё здесь ново – и всё кажется ему красивым, милым, привлекательным и надежным. Конечно, это, в основном потому, что здесь живет Рутгер.
     А Рутгера осаждают невеселые мысли. Кто придет к нему завтра в качестве «тайного гостя» – сам Мираб Фоленго или человек от него? Сумеет ли он, Фронде, почувствовать, следует доверять Фоленго или нет?.. Он хмурится. Дормер Швабе арестовывает дворян, бывших в милости у короля Теофраста. Завтра им будет повешено несколько десятков придворных, в том числе, и подруга короля, герцогиня Эннорская. Тюрьма Совиная Дупло полна людьми, пылающими ненавистью к Дормеру Швабе, их казнят и пытают там…
     Швабе опирается на купечество, недовольное налогами, которыми обложил их покойный король, на часть духовенства, которое удалось задарить и запугать, на беднейших горожан, бродяг и наемников. Но главный козырь в его игре – это то, что он приходится дальним родственником королю, правда, по женской линии. Его мать носила фамилию Эллари.
     Одной рукой вешая, сжигая и рубя головы, Швабе другой рукой щедро раздает милостыню народу, устраивает угощения и празднества, сулит каждому бедняку богатство. Он понизил налоги, ибо у него в руках – королевская казна и добро казненных им людей, горожан и дворян. Но он не сможет долго опираться на наемников, если не будет без конца осыпать их милостями. Купечество же и банкиры никого не склонны просто так снабжать деньгами. Соседние державы решительно отказали Швабе в поддержке, а это значит – впереди разорение страны и гибель огромной части ее населения, если только… если только Фронде и его сподвижники не соберут каким-нибудь чудом крепкую армию, способную противостоять силам Швабе. Как жаль, что придется ждать весны! Несколько месяцев могут превратить Ангордию в самую нищую державу Европы.
- Рут, - Дидим подходит к нему. – Почему ты не кланяешься мне и не целуешь мою руку, как Джонас? Ведь я твой будущий король!
    Фронде отрывается от своих раздумий, и тепло проходит внутри его сердца, когда он видит перед собой Димми, его большие, иссиня-черные глаза, пытливые и внимательные.
- Тебе это надо, милорд? – он сажает Димми на колени. – Тогда изволь: с завтрашнего дня начну преклонять перед тобой колено и целовать твою руку.
- Я пошутил, - Димми обнимает его. – Даже когда все будут это делать, ты – не делай, я разрешаю тебе.
- Я начну подчиняться этикету, когда в этом будет смысл, - Фронде покачивает его на коленях. – Сейчас, мне кажется, обстановка не та.
- Да, - соглашается Дидим. – Это будет глупо. Но когда Джонас сегодня назвал меня государем, мне было очень приятно. Я вспомнил, что я королевский сын, что у меня есть подданные, которые любят меня и ждут моего воцарения…
- Есть, милорд, - соглашается Фронде. – Есть подданные, которые любят тебя, и их очень много. Но ты должен помнить: далеко не все ангордийцы держат твою сторону.
- Я это помню, - Дидим берет его за руку. – Рут, ты назвал меня сегодня «Димми». Называй меня так почаще. Ладно?
- Ладно, - Фронде целует его в голову и прижимает к себе. – А теперь хочешь, во что-нибудь поиграем?
- Лучше почитай мне, пожалуйста, Плутарха, – просит Дидим. – Я очень люблю, когда мне читают вслух.
- Ты любишь Плутарха? – в свою очередь удивляется Рутгер. Но ведь он – для взрослых.
     Димми пожимает плечами.
- Хорошо, - соглашается Рутгер. – Я почитаю тебе Плутарха. Я и сам люблю его. Пойду, принесу из книжной комнаты.
     Через несколько минут он уже читает Дидиму о великих людях прошлого, старательно пропуская те места, где говорится о казнях или каких-либо других видах правосудия или жестокости; а Димми внимательно слушает, полулежа на своей кровати.

                5.

     На следующий день ты чувствуешь себя крепче вчерашнего, и Рутгеру Фронде уже не нужно носить тебя на руках во время прогулки. Но вы идете по дорожкам сада медленно, словно боясь разбить тот хрупкий лед, что затянул лужи. Ты часто останавливаешься передохнуть, а заодно осмотреться по сторонам. Тебе интересно, что там, «за садом», за оградой. Рутгер доводит тебя за руку до решетчатой чугунной ограды, и ты видишь, что за садом – большой луг, уже пожелтевший, поблекший, потрепанный осенними дождями и морозами, а за ним – полностью облетевший лес. Эта картина вызывает в тебе живое и грустное чувство. Прижавшись к решетке ограды, ты думаешь о том, что летом здесь, наверно, очень красиво, и зелень радует глаз своей пышностью, а от трав и цветов исходит аромат счастья. Ты любишь лето и весну больше других времен года. Но и осень как-то тонко и мягко волнует тебя ощущением приближающейся зимы, грядущих снегов и морозов. Вся природа замрет тогда в оцепенении, словно отдалится от людей, и вы все вместе, в сонном покое коротких зимних дней будете ожидать часа своего пробуждения.
     Ты смотришь на небо. Оно серое, холодное, пасмурное. Неясный сиротливый неуют овладевает твоей душой. Тебе не хочется больше гулять, о чем ты и сообщаешь Руту. Он снова берет тебя за руку и ведет домой.
     Сад не большой, но всё же ты устаешь. Ты не хочешь признаваться в этом Фронде, однако он сам догадывается, и на середине пути назад, берет тебя на руки. У тебя не хватает духу заявить ему, что ты пойдешь сам: ты действительно устал очень сильно.
     За обедом Фронде говорит тебе, что через час должен ненадолго уехать в город, а вечером к нему придет гость, и твое присутствие может понадобиться. Ты с важностью киваешь ему и ни о чем не спрашиваешь, хотя тебе очень хочется знать, кто именно придет к твоему другу и верному слуге. Правда, ты не чувствуешь, что Рут твой слуга. Конечно, он твой подданный, но в первую очередь он просто самый близкий тебе человек на этой земле.
     После обеда он действительно уезжает, а ты качаешься на качелях или читаешь сказки Шехерезады. И еще молишься о том, чтобы Бог даровал твоим отцу и брату Царство Небесное. Скорее всего, они давно уже там, но тебе это пока что неизвестно. И ты молишься. Ты каждый день молишься за них.
     Потом тебе становится одиноко. Ты идешь к госпоже Трэверс и расспрашиваешь ее о Рутгере. Она охотно рассказывает тебе, что «его милость» был женат на госпоже Элизе Лайонс, что они счастливо прожили вместе два года, но после госпожа Фронде простудилась, захворала и умерла, а господин Фронде уехал к горам, на границу. Он прибыл туда в чине капитана и за восемь лет дослужился до генерала. Еще ты узнаёшь, что родители Рута были небогатыми дворянами, и у них было шестеро детей, из которых выжил один только Рутгер.
     Тебе становится жаль Рута: значит, он такой же одинокий, как и ты.
     Тебе его очень не хватает. Скорей бы он вернулся!
     И он возвращается. Его лицо сумрачней обычного, но когда он видит тебя, ты подмечаешь выражение мягкого удовольствия и радости в его глазах и голосе. Ты тоже очень рад и доволен. Значит, Руту приятно твое общество.
- Ты не скучаешь со мной, Рут? – спрашиваешь ты на всякий случай. Тебя с малых лет приучили не быть навязчивым. «Это не по-королевски, - объяснял тебе твой гувернер, синьор Пазолини. – Сын монарха не должен искать чьего-либо общества; это унижает его царственное достоинство. Но он должен уметь добиваться, чтобы его общества искали те, кто ему приятен».
     Фронде улыбается в ответ:
- Нет, Димми, я не скучаю с тобой. Правда, сейчас я должен написать несколько писем. Если хочешь, посиди, порисуй в моем кабинете. Ты любишь рисовать? У меня есть настоящая бумага и краски. И карандаш.
- Я порисую в спальне, - отвечаешь ты. – Я бы не смог писать письма, если бы кто-нибудь маленький сидел рядом и рисовал.
     Ты от всей души готов принести эту жертву (а с твоей стороны это жертва, потому что тебе очень хочется посидеть в кабинете вместе с Рутегером). Но он решительно берет тебя за руку и говорит:
- Пойдем, милорд. Мне будет приятно, если ты посидишь в моем кабинете.
     Ты молчишь, но послушно идешь с ним, глубоко благодарный ему за то, что он не принял твоей жертвы.
      И вот вы сидите в кабинете. Рут пишет письма, уютно поскрипывая пером, а ты устроился на краешке кресла за низким столиком и с увлечением рисуешь на грубой бумаге битву при Фермопилах. Ты любишь рисовать и, как говорил тебе отец, рисуешь очень неплохо для своего возраста. Впрочем, твой учитель рисования и музыки, мсье Перрэ` вложил всю душу в твое обучение. Ты, в свою очередь, всегда был прилежным учеником и никогда не ленился. Учиться было интересно: почти так же интересно, как читать сказки. Одно тебе было лень: вести дневник природы и зубрить катехизис. Ты очень любишь природу, но терпеть не можешь ее описывать. По твоему мнению, это очень скучно. Ты выполнял эту работу без всякого воодушевления. И несмотря на то, что ты знаешь катехизис, ты не любишь его. Ну, что в нем интересного? Вот священная история – совсем другое дело.
     Ты вспоминаешь, как однажды подрался с мальчишкой, племянником повара. Он не знал, что ты принц, и хотел выгнать тебя из кухни. Вы сцепились и поразбивали друг другу носы. Но ты никому его не выдал, потому что твердо знал: ябедничать – не царское дело. Он сам явился к тебе, очень виноватый, попросил прощения и подарил тебе светлячков в коробочке. А ты подарил ему фарфорового герольда с каминной полки и обещал взять к себе в оруженосцы… но так и не взял, потому что через три месяца этот мальчик утонул, купаясь в речке. Его звали Том.
- Ты очень красиво рисуешь, милорд! – возвращает тебя к реальности голос Рутгера Фронде, который незаметно подошел к тебе, пока ты сидел, погруженный в воспоминания. – Да, просто здорово. Это спартанцы и персы?
- Да, - киваешь ты. – Битва при Фермопилах.
- Можно я повешу на стену твой рисунок? – спрашивает Рут, и ты видишь по его взгляду и голосу: твоя работа ему действительно нравится.
- Конечно, повесь, отвечаешь ты, втайне очень польщенный. Я буду рад.
     Он делает для твоего рисунка красивую бумажную рамку и вешает на стену, возле карты Ангордии.
     Когда наступает вечер, Рут начинает волноваться. Он просит тебя посидеть в спальне. Ты понимаешь: он ждет гостя. И повинуешься беспрекословно.
     Ты чувствуешь: наверняка Рутгер скоро придет за тобой.

                Х Х Х Х

     А Фронде в это время неспокоен. Он само ожидание. В строгом черном кафтане с серебряным поясом, в черных штанах, плотно обтягивающих его ноги, и в кожаных башмаках он ходит взад-вперед по кабинету со шпагой, прицепленной к поясу. В кабинете уже темно, он озарен свечами. Слышно, как где-то в углу скребется мышь.
     Звенит колокольчик у входной двери, и нервы Фронде болезненно отзываются на этот звон. Пришел! Сейчас Джонас откроет ему и впустит его… кого? Рутгер еще не знает этого.
     Наконец в кабинет заходит Джонас и тихим голосом объявляет:
- Господин Фоленго.
     И уходит. А в кабинете появляется сам граф Мираб Фоленго, генерал Дормера Швабе.
     Он снимает шляпу и учтиво здоровается с хозяином. Фоленго – высокий, стройный, крепкий. Он не худощав, как Фронде, но и полноты в нем нет; есть плотность, за которой угадываются мускулы. Они одного роста. Светло-каштановые волосы Фоленго пострижены так же, как у Рутгера, в «длинную скобку». Его лицо – ровный правильный овал. Черты тоже правильны и красивы, к тому же, излучают живое спокойное обаяние. Глаза не слишком большие, темно-синие, смотрят внимательно и приветливо.
     На нем камзол из золотистой стеганой парчи, к воротнику и манжетам пристегнуты кружева. На его загорелых холеных пальцах сверкают драгоценные кольца и перстни.
- Добрый вечер, генерал, - обращается к нему Фронде.
- Добрый вечер, генерал, - отвечает Фоленго.
- Садитесь, - Фронде указывает на кресло.
- Премного благодарен, - Фоленго опускается в кресло. Фронде ставит перед ним на столик графин с вином и два кубка и садится рядом. Налив вина себе и гостю, он говорит:
- Ваше здоровье! – и первым отпивает вино. Это знак Фоленго, что вино не отравлено.
- Ваше здоровье, - граф Фоленго также делает глоток.
     Помолчав, он говорит:
- Верный мне человек Гальсор Мангано сообщил мне, господин Фронде, что вы хотели видеть меня и говорить со мной. Я заранее предвижу, о чем пойдет речь. Вас, вероятно, удивляет, что, находясь на службе у Дормера Швабе, я помог сбежать его высочеству Дидиму. Не удивляйтесь и не подозревайте меня в двойной игре. Я действительно пользуюсь особым доверием Швабе, чтобы помогать тем, кто этим доверием не пользуется: например, вам, генерал, и людям, с которыми вы связаны. Я знаю, что вы, как и я, - приверженец короля Теофраста и всей династии Эллари, поэтому и говорю сейчас с вами столь свободно. Мне также известно, кто ваши доверенные лица и сподвижники в столице. Вы, конечно, не обладаете информацией обо мне в такой же степени, в какой я обладаю ею относительно вас, но это не удивительно: не только у Дормера Швабе есть шпионы. А потом, я возглавлял большой отряд разведчиков на последней войне. Я до самого конца пользовался доверием его величества – и оправдал это доверие, насколько это было в моих силах. Но я не учел того, что Эгард Филдинг предаст нас, и в результате потерял след его высочества Дидима. Слава Богу, Филдинг не знал ничего, кроме того, что после казни принц придет к нему. Волей судьбы его высочество не попал к нему в руки. Швабе не на шутку прогневался и, как вы знаете, объявил награду за его высочество: тысячу золотых. Хорошие деньги! – он улыбнулся и вдруг как-то значительно посмотрел на Фронде.
- Гальсор Мангано дал мне понять, - продолжал он, - что, возможно, вам – именно вам! – известно, где скрывается Дидим, герцог Мальдианский и законный наследник престола Ангордии. Я был бы бесконечно вам признателен, если бы вы поверили мне и поделились со мной своими знаниями. Я понимаю: одни мои слова и свидетельство Гальсора не убедят вас, но мы с вами оба хорошо знаем епископа Вальполского, который является и вашим, и моим духовником. Вы глубоко уважаете его преосвященство и безоговорочно доверяете ему, не так ли?
- Допустим, - Фронде пристально смотрит на Мираба Фоленго.
- В таком случае вот вам письмо от него.
     Фоленго подает Рутгеру конверт. Тот вскрывает его, внимательно читает письмо, и его душа постепенно успокаивается, а подозрительность сменяется облегчением и радостной уверенностью. Он складывает письмо и поднимает глаза на графа.
- Это почерк и печать его преосвященства, - говорит он. – И его пароль. Господин Фоленго, я верю вам.
     Он подает графу руку, тот пожимает ее.
- Но, к сожалению, - лицо Рутгера ясно и спокойно, - у меня в доме только один ребенок: моя племянница Милетта Фронде. Только ее я и могу вам представить.
- Буду сердечно рад познакомиться с вашей племянницей, - отвечает Фоленго. Он сильно волнуется, но лишь Фронде с его проницательностью может заметить это; другой бы не догадался. Рутгер выходит из кабинета и через несколько минут возвращается, держа за руку маленькую черноволосую девочку в бархатном платье, подколотом до колен. Яркие, выразительные, темно-синие глаза девочки и ее большой, решительно очерченный рот очень многое говорят Мирабу Фоленго, опытному разведчику, обладателю не только острого внимания, но и чрезвычайно цепкой памяти.
     Дидим тоже мгновенно узнаёт его: он несколько раз видел, как этот человек беседовал с его отцом, королем Теофрастом.
- Познакомься, милорд, - тихо говорит Рутгер Фронде. – Это наш друг Мираб Фоленго; мы можем всецело доверять ему.
     Димми подходит к Фоленго и протягивает ему руку. Тот встает и с поклоном целует ее. Потом произносит с большим чувством:
- Слава Всевышнему, вы живы, милорд! И, признаться, узнать вас очень трудно. Это прекрасно, потому что вас ищут весьма тщательно, и за вашу поимку назначена большая награда. Господин Фронде, - он смотрит на Рутгера. – Позвольте мне прислать в ваш дом двух верных моих людей, дабы и вы, и его высочество находились под постоянной защитой. Уверяю вас, это будет далеко не лишним мероприятием.
- Позволяю, - Фронде улыбается ему.
     Димми серьезно смотрит на Фоленго и спрашивает:
- А вы не уведете меня от Рута? Потому что он мой друг. Вы тоже мой друг, господин Фоленго, но Рутгер – мой самый близкий друг.
- Это прекрасно, государь, - голос Фоленго мягок и понимающ. – Не извольте беспокоиться, никто не посмеет разлучить вас с господином Фронде.
- Спасибо, что вы помогли мне бежать, - Димми доверчиво смотрит на него. – Но мне очень жаль, что вы не смогли спасти его величество и моего брата.
     В его голосе звучит невольный укор.
- Я не имел такой возможности, - спокойно отвечает Фоленго, глядя ему в глаза. – Поверьте, всё, что мог, я сделал. Знаете, сколько людей было на дворцовой площади, государь? Не менее трех тысяч. Все они могли спасти короля и принца Лоранда, будь у них побольше смелости. Но они не сделали этого.
- Да, они не сделали этого, - в голосе Димми горечь. – Неужели они такие трусы?
- Они обыкновенные люди, - отвечает Фоленго. – К тому же, у них пока что нет вожака. А без командира даже солдаты – всего лишь пушечное мясо.
- Они могут быть пушечным мясом и с командирами, - просто возражает Димми.
- Вот как, вы это понимаете? – Фоленго смотрит на него с уважением. – В таком случае вы очень умны. Позвольте отдать вам кое-что. Эти вещи мен подарил когда-то его величество, но сейчас они гораздо нужнее вам, чем мне.
     Из вынув из-за пазухи три серебряных медальона, он с поклоном протягивает их Димми. Тот берет, раскрывает их по очереди и видит миниатюрные портреты своего отца, Лоранда и матери-королевы. Прошлое мгновенно оживает в нем. Он вдруг чувствует, что страстно тоскует и скучает по этим людям, что ему очень не хватает их.
- Я вам очень признателен, - его голос звучит глухо. Он надевает на себя все три медальона, а в его глазах в это время стоят слезы. Их так много, что он почти ничего не видит. Поэтому он садится на стул и спокойно говорит:
- Продолжайте ваши переговоры, господа. Я хочу на них присутствовать.
     И опускает голову. Фоленго и Фронде переглядываются.
- Сколько у вас сил, граф? – спрашивает Фронде, как ни в чем не бывало.
- Я отвечу вам, - говорит Фоленго. - Но сначала мне хотелось бы точно знать, чем располагаете вы`.
- Двумя тысячами на Краугуттской границе, - отвечает Рутгер. – Эти люди пойдут за мной куда угодно; я знаю их без малого восемь лет.
- У меня сил побольше, - говорит Фоленго. – Десять тысяч человек – и не наемников, а ангордийцев. Сейчас часть их в Асмальдийских горах, строит для нас временные жилища в Еловой Лощине, у Звездного Потока. Я полагаю, сразу же после Нового года нам следует отправиться туда: всем вместе. У меня большая надежда на помощь асмальдов. Их в горах не менее ста тысяч человек. Если мы наберем хотя бы половину этого количества, можно будет считать, что у нас – крепкая здоровая армия. Его величество регулярно помогал асмальдам; полагаю, они не откажутся помочь теперь его сыну.
- Да, - соглашается Фронде. – Государь Теофраст помогал им, а Швабе не будет помогать; напротив, он возьмет у них последнее.
- Это я и собираюсь им сообщить, - кивает Фоленго. – И еще, господин Фронде: я хотел бы побеседовать с теми дворянами, с которыми вы связаны на сегодняшний день теснее, нежели я…
- Вы побеседуете с ними, - Фронде записывает на клочке бумаги какие-то цифры. – Вот дата, место и время нашей следующей встречи. Но лучше бы вам поехать со мной; я представил бы вас…
- Согласен, - откликается Фоленго. – Так действительно будет лучше.
     Они беседуют еще некоторое время. Дидим слушает их, сглатывая слезы. Наконец он полностью справляется с собой. Какой смысл плакать, если дорогих ему людей всё равно не вернуть? Но он сердит на своих подданных. Граф Фоленго прав: их было на площади очень много! Почему же они не спасли отца и Лоранда? Ведь они могли это сделать! Но не сделали. Они могли только плакать или ругаться. Конечно, там были и сторонники Дормера Швабе, их тоже было много, но всё-таки меньше, чем верноподданных Теофраста.
      «Жалкие трусы!» – с бессильным, презрительным гневом думает Дидим.
     Рутгер Фронде предлагает Фоленго остаться поужинать, но тот объясняет, что спешит. Он встает и прощается с принцем Дидимом. Димми пожимает ему руку и говорит:
- Господин Фоленго! Я назначаю вас главнокомандующим мое будущей армии.
- Премного благодарен вашему высочеству, - отвечает Фоленго. – Но принц Дидим не может никого назначать кем-либо, пока не будет возведен в сан короля и помазан миррой. Так что придется мне пока что самому завоевывать место вождя под нашим солнцем.
- Я бы желал, чтобы мое мнение было учтено господами дворянами, - Димми сдвигает брови. – Если я будущий король, люди должны прислушиваться к моим пожеланиям.
     Фоленго с трудом скрывает улыбку. Поведение Димми, который достает Фоленго лишь до пояса, одновременно забавляет, восхищает и трогает графа. «Отчаянный малыш, - думает он. – Настоящий будущий монарх!»
     Вслух он учтиво говорит:
- Мнение вашего высочества будет принято во внимание верными вам людьми с подобающей почтительностью.
     Он уходит, Фронде провожает его.
     Потом Рутгер и Дидим ужинают. Медальоны Фронде прячет в свой тайник в кабинете. Он показывает Димми этот тайник. Если принцу захочется посмотреть на родные для него лица, он всегда может это сделать, но всё время носить при себе медальоны пока что опасно.
     После ужина Димми овладевает безотчетная грусть, которую он пытается скрыть. Но от Рутгера трудно скрыть что-либо, и он сажает Дидима к себе на колени. Димми снимает свой завитой парик, обнимает Рута и прижимается лицом к его груди. Они долго сидят на кровати Фронде и молчат. Дидим первый нарушает тишину:
- Рут, кто такие асмальды? Я о них никогда не слышал.
- Это часть наших горцев, милорд, - отвечает Фронде. – Асмальды произошли от семерых братьев, дворян и разбойников по фамилии Асмальд. Триста лет назад семеро братьев бежали из Ангордии в горы, спасаясь от гнева короля Николаса Четвертого. В то время горы назывались Тарвадскими. Все семеро беглецов были очень рослыми, сильными людьми. От них произошло горное племя асмальдов. Говорят, люди этого племени отличаются весьма высоким ростом и силой. Они владеют большой частью гор, поэтому горы со временем стали называться Асмальдийскими. 
- А что такое Звездный Поток, про который говорил господин Фоленго? – спрашивает Дидим.
- Так называется очень красивый водопад в Еловой Лощине, - отвечает Рутгер.
- Мы уедем туда после Нового года?
- Да. Мы будем там жить и собирать армию.
- А где мы будем жить?
- Господин Фоленго сказал, что в деревянных домах. Сейчас его люди строят эти дома.
- А где мы возьмем деньги для армии? – Димми серьезно смотрит на Рутгера.
- Пока что у нас есть деньги, - отвечает Фронде. – А дальше… молись, милорд, и Господь поможет нам.
     Они снова некоторое время молчат, потом Дидим печально говорит:
- Плохо, что я пока что не могу никого назначать. Получается, я такой же бесправный, как все дети.
- Нет, милорд, - возражает Фронде. – Ты – будущий государь, и никто не захочет рассердить или расстроить тебя. Ты вовсе не бесправен. С твоим мнением будут считаться больше, чем ты думаешь.
- Да, ты, наверно, прав, - соглашается Димми. – Но хотел бы я знать, кто будет по-настоящему любить меня, а кто – просто льстить мне.
- О, ты разберешься в этом, - улыбается Фронде. – Тебя трудно обмануть, милорд. И меня тоже.
- А ты меня любишь, Рут? – с надеждой спрашивает Димми.
- Да, - Фронде прижимает его к себе.
- Я тебя очень люблю, - признается Димми. – Ведь ты меня не оставишь, правда?
- Правда, - твердо говорит Фронде.
     Дидим веселеет и, успокоенный, ложится спать. Фронде ложится тоже, но засыпает не сразу. Мысли теснятся в его голове. Итак, зимой они поедут в Еловую Лощину. Путь будет нелегким, потому что до Лощины трудно добраться. Но зато там можно будет в безопасности растить армию, способную противостоять наемникам Дормера Швабе.
     Впрочем, всё это не беда. Самое главное, что у Димми – справедливый разумный характер и отважное сердце. Он рожден повелевать, управлять, быть защитой и опорой своего народа. В нем нет ничего капризного, слабовольного, вялого: он весь, точно живое пламя. Только бы никто не испортил его. К тому же, мальчику нужно учиться. Из Фронде плохой учитель. Но его друг, В`идар Холдинг – отличный преподаватель. Он сам обучал своих пятерых детей, которые теперь уже выросли, и, конечно, не откажется от занятий с принцем Дидимом. Димми любознателен и восприимчив от природы, он сам говорил, что его учителя были им довольны.
     Затем мысли Рутгера снова обращаются к Мирабу Фоленго, к армии, к положению, создавшемуся в Ангордии с приходом к власти Швабе…
     Незаметно им овладевает сон.
                6.

     Деревянный самокат весело катится по солнечным, твердым, как камень, замерзшим садовым дорожкам. Быстро вертятся гладкие круглые колеса с деревянными спицами, руль с легкостью поворачивается туда, куда желает Димми. Несколько толчков ногой, и вот самокат уже летит стрелой мимо деревьев и облетевших кустарников, мимо клумб с давно увядшими цветами. Холодное солнце озаряет сад и дом. Дидиму необыкновенно весело. Он уже второй день катается на самокате – и в восторге от него. Даже верховая езда никогда не доставляла ему такого удовольствия, хотя он и любит ее.
     Небо голубое, без единого облака. От него веет зимой. Завтра – четвертое декабря.
     Димми останавливает самокат. Ему вспоминаются двое воинов Фоленго, которые теперь живут в их доме под видом работников – садовника и конюха. Это сильные сумрачные люди, их зовут Йенс и Петер. С ними так же трудно разговаривать, как трудно было беседовать с телохранителями его величества, хотя они и очень почтительны с Димми и Фронде. Один из них всегда в саду, другой – возле конюшни. Наверно, и сейчас Петер-«садовник» где-нибудь поблизости. По обыкновению, его не видно, но Димми знает: Петер не теряет его из виду, так ему приказано. Интересно, как ему это удается? Ведь у Петера нет самоката. У него только большие садовые ножницы Джонаса. Он носит их с собой так, для вида, потому что его настоящее дело – не постригать кусты и деревья, а охранять принца и Фронде.
     Дидим поворачивает самокат и едет к конюшне, поздороваться с Джонасом Трэверсом.
     Джонас сидит в конюшенной пристройке, возле ярко пылающего очага, и что-то мастерит. Димми оставляет самокат у кустов смородины и, постучавшись, входит к нему.
- Доброе утро, Джонас, - говорит он.
- Доброе утро, государь, - Джонас приветливо улыбается ему.
- Что вы делаете? – в голосе Димми любопытство.
- А вот, игрушку вам, - отвечает Трэверс.
- Можно взглянуть? – Димми сгорает от нетерпения.
- Взгляните.
     Дидим подходит к Джонасу и видит деревянную карету и лошадок. И то, и другое вырезано очень искусно, а у кареты даже открываются дверцы и есть настоящие шторки на окнах: из лоскутков синего шелка.
- Как красиво! – искренне говорит Димми.
- Это будет заводная карета, - улыбается Джонас. – Заведете ее ключиком, она и покатится.
- Здорово, - Димми не может сдержать ответной, радостной улыбки. – Огромное вам спасибо, Джонас!
     Заводные кареты – и гораздо затейливей – были у него и во дворце. Но игрушка Джонаса почему-то кажется ему ценнее и дороже их всех, вместе взятых. Быть может, потому, что он видит, как любовно и старательно Джонас вырезает ножичком каждую деталь.
- Через два дня спасибо скажете, сударь, - говорит Джонас. – Когда будет готово. Я ее раскрашу, лаком покрою. Какого цвета хотите лошадок?
- Пусть будут, как Дафнис господина Фронде и как моя Хлоя, - тотчас отвечает Дидим.
- Сделаю, - кивает Джонас.
     Дидим очень доволен. Он выходит из пристройки и снова берется за самокат. И долго катается по дорожкам, пока не начинают мерзнуть руки.
     Тогда он возвращается домой. Рутгер уехал в Кассальду и вернется только вечером. Дидим, как всегда, скучает без него. Чтобы чем-нибудь занять себя, он поднимается на чердак и начинает разглядывать старые вещи. Но на чердаке холодно, он спускается вниз. Отыскав госпожу Трэверс в одной из кладовых, он помогает ей считать банки с вареньем. Когда все банки сосчитаны, госпожа Трэверс ведет его обедать, а на десерт подает чудесные булочки с заварным кремом. Димми с младенчества не равнодушен к таким булочкам. Он с наслаждением съедает их и уходит в комнату, которую отвел ему Фронде. Она напротив спальни Рута. Правда, ночуют они всё равно в этой спальне, вместе, как и прежде. Этот вопрос – где будет ночевать Димми – даже как-то не обсуждался. Оба понимали, что Дидиму будет грустно и одиноко ночевать одному.
     Но сейчас Димми кажется, что Рутгеру это не очень удобно. Вдруг он полюбит какую-нибудь женщину и захочет привести ее к себе – и не сможет из-за Димми? Димми вспоминает, как однажды, играя в королевском саду, он нечаянно наткнулся на любовную пару: кавалера и фрейлину. Они не видели его, а он не мог отвести от них глаз, хотя и понимал, что ему нельзя видеть то, что он видит. И так получилось, что в девять с половиной лет он во всех подробностях узнал, как мужчины и женщины любят друг друга. Несколько дней то, чему он стал свидетелем, мучило его своей животной грубостью, красотой, безобразием, нежностью и множеством других противоречивых волнующих чувств, которые не выскажешь словами. Но, оправившись от новых для него впечатлений и ощущений, он решил, что земная любовь – это, скорее, красиво, чем противно, и что он хотел бы такой любви, когда станет взрослым, - но желал бы, чтобы она была нежнее и лучше. Да, у него всё будет лучше, чем у этих кавалера и дамы. И у той, которую он полюбит, тоже всё будет лучше. 
     Но теперь он думает про Фронде. Вдруг Рут кого-нибудь полюбит? А может, уже любит? Эти мысли вызывают в нем беспокойное, зябкое, ревнивое чувство. Он не хочет, чтобы Рут любил кого-нибудь, кроме него, Дидима. Но в то же время он понимает: мужчине тяжело без женщины. Даже у его отца была подруга, и Димми с Лорандом любили ее, потому что она любила их. Димми слегка хмурит брови. Если Рутгер кого-нибудь полюбит, его, Димми, королевский долг – благословить эту любовь. И он так и поступит, несмотря а то, что ему это будет тяжело. Ведь если Рут полюбит кого-нибудь, он перестанет любить Димми так же сильно, как любил до сих пор, он будет думать только об этой женщине. Святость дружбы померкнет для него, как для всех влюбленных. Димми в этом не сомневается. Только его отец мог любить герцогиню Эннорскую и при этом ни на минуту не забывать о государственных делах и о своих сыновьях, которые были ему дороже, чем его возлюбленная. И Дидим глубоко уважал его за это. Но он понимал, чувствовал: не все мужчины способны быть такими. Его отец был особенным человеком, может, одним-единственным на земле. Вряд ли Рутгер Фронде такой же сильный. Димми вздыхает. Сильный или не очень, влюбленный или одинокий, но скорей бы он вернулся. Потому что без него Димми на этой земле неуютно и холодно. «Я еще маленький, - с сожалением говорит сам себе Дидим. – Просто я умный и всё понимаю, но я маленький. Мне нужно, чтобы взрослый человек меня любил, я не могу без этого: все дети такие. И, может даже, не только дети. Никто не хочет быть одиноким…»
     Он обводим взглядом свою комнату. Какая она чистенькая, уютная! И даже его качели перевесили сюда, чтобы он мог чувствовать себя свободней. Здесь можно рисовать и читать книги, можно играть в солдатиков, которых ему вырезал Джонас, можно даже вздремнуть на красивом диване с подушками. Но как бы здесь ни было хорошо, Димми очень грустно без Фронде.
     Чтобы отвлечься, он берет с полки книгу и принимается ее читать. Но он всё время отвлекается, прислушиваясь: не вернулся ли Рутгер? Однако он слышит только щебет птиц за окном, да тихое потрескивание угольков за заслонкой изразцовой печи.
     Постепенно наступает вечер, солнце скрывается, его свет сменяется серыми сумеречными тенями. Анна приносит свечи в комнату Дидима. Он качается на качелях. Ему хочется спросить ее, скоро ли вернется господин Фронде, но он молчит. Откуда Анна знает, когда вернется Рут? Ей известно не больше, чем ему, Димми.
     Наконец, когда за окнами совсем темнеет, Фронде возвращается. Дидим слышит его голос, вскакивает с качелей и радостно улыбается. Но он не бежит встречать Рута, а просто выходит ему навстречу: степенно, с достоинством.
     Фронде менее сдержан. Он подхватывает его под мышки и весело говорит:
- Здравствуй, милорд!
     Димми молча обнимает его за шею. У Рута холодные щеки и руки. Он подхватывает Димми на одну руку и несет в свой кабинет.
     Дидим счастлив. Теперь всё замечательно: Рут вернулся!
     Они вместе идут ужинать.
- Хочешь, завтра поедем с тобой кататься, милорд? – спрашивает Фронде.
- Верхом? – уточняет Димми.
- Верхом, - подтверждает Фронде.
- Хочу, - Дидим улыбается и спрашивает:
- А ты завтра никуда не уедешь?
- Нет, завтра я весь день буду дома.
     Димми кивает, а про себя вздыхает с облегчением.
     Перед сном, сидя в ночной рубашке, без парика, рядом с Рутом, на его кровати, он вдруг спрашивает:
- Рут, ты ездишь к д`аме?
- К какой даме? – Рут удивлен.
- К женщине, - уточняет Димми, слегка краснея.
- Нет, - Фронде поневоле начинает смеяться. – Я езжу не к даме, а к нашим друзьям и сподвижникам. Мне сейчас не до женщин, Димми.
     Дидим кивает и говорит, глядя в сторону:
- Но если ты всё-таки с кем-нибудь познакомишься, не стесняйся, привози ее сюда. Я могу спать у себя. Правда, могу.
     Фронде тронут и заинтересован. Он сажает Дидима к себе на колени, и Дидим, как всегда, обнимает его.
- Почему ты заговорил об этом? – мягко спрашивает Фронде.
- Ну, просто ты ведь один, - Димми немного смущен. – Может, тебе это нелегко.
- Ты хочешь меня женить? – Фронде посмеивается.
- Нет, - Димми серьезно и пытливо смотрит ему в глаза. – Просто не хочу, чтобы ты от меня скрывал, если кого-нибудь полюбишь.
- Не буду скрывать, - Фронде касается губами его головы, уже начавшей обрастать пламенно-рыжими шелковистыми волосками. – Но пока что я люблю только тебя – и память о той, которую я потерял.
- Да, я знаю, - отзывается Димми. – Мне рассказала госпожа Трэверс.
     Помолчав, он спрашивает, глядя в сторону:
- Рут, если ты кого-нибудь полюбишь, ты не забудешь обо мне?
- Нет, - твердо отвечает Рутгер. – Кто же забывает о своем государе и друге? Это не по-дворянски. И не по-человечески. И вообще, у меня это просто не получится.
     Димми молчит с минуту, потом говорит:
- Рут, я ведь всё знаю. Знаю, как взрослые любят друг друга. Они в эти минуты обо всём забывают…
     И он кратко рассказывает Фронде о сцене в королевском саду. Он не хочет рассказывать подробно: ему неловко говорить о таких вещах.
     Фронде выслушивает его и замечает:
- Ты видел только внешнюю сторону, Димми, - и не любви, а определенных отношений. Лучше бы тебе не вспоминать об этом. В любви самое важное быть верным и не изменять. Но ты не знаешь, что было в сердцах  у этих двоих; может, они вовсе не были счастливы в те минуты, и их соединила вовсе не любовь, а просто страсть или одиночество…
     Он нарочно не произносит слова «похоть». Ему не хочется говорить Димми таких слов и объяснять их значение.
- Всё может быть, - соглашается Димми. – Я в этом еще не разбираюсь.
- Не беспокойся, милорд, - Фронде покачивает его на коленях. – Если я кого-нибудь полюблю, ты станешь мне еще дороже, обещаю тебе.
- Спасибо, - говорит Дидим. – Можно, я тебя поцелую, Рут?
     И, не дожидаясь позволения, он обнимает Рутгера за шею и целует в щеку. Фронде очень тронут. Он снова целует Димми в голову и ласково говорит:
- Пора спать, милорд.
     И относит Дидима на его кровать.
     Дидим забирается под одеяло.
- Рут, - снова обращается он к Фронде, - я тоже хочу спать в нижнем белье, как ты, а не в рубашке, как девчонка. А то днем я в платье, вечером в рубашке. Не хочу.
- Хорошо, спи в нижнем белье, - соглашается Фронде. – А через месяц мы уедем, и ты снова будешь одеваться, как подобает принцу.
- Сегодня уж посплю в рубашке, - вздыхает Димми. – А завтра: как ты.
- Договорились, - улыбается Фронде.
     Они желают друг другу спокойной ночи, и Димми вскоре засыпает. А Рутгер тихонько молится за него. Ему очень жаль, что Димми так рано и так много узнал о физической стороне любви, и он дает себе слово отныне ограждать мальчика от впечатлений, которые могли бы смутить его душу, нанести ей вред, а то и ранить ее. «С ним надо быть очень бережным, - думает Фронде. – У него сильная душа, он вынес эту сцену в саду, пережил казнь отца и брата – и не сломался, не испортился, не упал духом. Но он – хрупкий ребенок, и его силы ограничены. Я постараюсь уберечь его от печалей этого мира – насколько смогу…»

      
                7.

     Декабрь идет: день за днем.
     Ты следишь за медленной поступью зимнего времени в новой, необычной для тебя жизни.
     Девятого октября начинается снегопад. Огромные, сказочные хлопья падают из низких серых туч в тусклом свете сумеречного дня, а ты, сидя за портьерой на широком подоконнике, прижавшись плечом к холодным мелким стеклам окна, соединенным между собой вертикальными и горизонтальными рейками рамы, завороженно смотришь, как снег засыпает сад. «Снег засыпает сад, и сад засыпает в снегу…» - вспоминаются тебе стихи, которые ты когда-то (кажется, много жизней назад) учил во дворце. Тогда ты не вполне оценил красоту этих стихов, но сейчас понимаешь, что они тебе очень нравятся.
     Ты рад, что всё-таки успел покататься на самокате. Теперь, чисто вымытый, он стоит в твоей комнате, а ты утешаешься каретой с лошадками, сделанной для тебя Джонасом. В задке кареты железный ключик. Если повернуть его несколько раз, карета катится через всю комнату и даже врезается в стену, поэтому ты предпочитаешь запускать ее в коридоре. Еще у тебя есть солдатики, оловянные и деревянные, по которым можно стрелять из деревянных пушек лесными орешками. Орехи старые, есть их уже нельзя, но как пушечные ядра они вполне себя оправдывают. У тебя восемьдесят пять солдатиков: целый военный отряд. Впрочем, ты представляешь себе, что их во много раз больше – две настоящих армии, выступающих друг против друга.
     Иногда вы с Рутгером катаетесь верхом. Вы ездите по лугам и по лесу, обычно крупной рысью. Вы гуляете то озаряемые солнцем, то осыпаемые снегом, и вам весело. Правда, сначала тебе немного непривычно, что вы вдвоем, вернее, вчетвером (Йенс и Петер неизменно сопровождают вас, но едут немного позади). Ты привык к большой свите за своей спиной и рядом. И ты привык к мужскому седлу, а не к женскому. Но ты быстро осваиваешься. С женским седлом ты смиряешься, а в отсутствии свиты есть даже своеобразная прелесть.
     Ты возвращаешься с этих прогулок румяный, с раскрасневшимся от мороза лицом. Госпожа Трэверс связала тебе теплые перчатки из мягкой шерсти, и теперь твои руки не мерзнут. И вообще ты не мерзнешь, ибо надеваешь на прогулку теплое шерстяное белье на мягкой полотняной подкладке. Ты уже не обращаешь внимание на то, что оно девчоночье.
     Пятнадцатого декабря вы с Рутом едете в церковь. Там вы ставите свечи и молитесь, и запах ладана погружает тебя в дрему и воспоминания. Тебе очень хочется отстоять Рождественскую Всенощную, и Рутгер обещает, что на Рождество вы вновь посетите церковь. Еще тебе хочется что-нибудь подарить всем, кто живет в доме. Об этом своем желании ты сообщаешь Фронде, немного смущаясь: ведь собственных денег у тебя нет.
- Я хотел бы немного занять у тебя, Рут, - в твоем голосе кроткое достоинство. – Я обещаю, что отдам тебе больше, чем занял.
- Не надо мне больше, милорд, - он улыбается. – Я не ростовщик.
- Всё равно я вознагражу тебя, - возражаешь ты. – Не спорь. Твои заслуги передо мной очень велики.
     Фронде вручает тебе кошелек с пятью золотыми и серебром и говорит, что это подарок. Ты доволен. Теперь ты сможешь одарить всех, кто живет в доме Фронде. Ты прячешь кошелек в тайник Рутгера, где лежат какие-то письма, большой кремневый пистолет и три медальона, подаренные тебе графом Мирабом Фоленого. Иногда ты открываешь эти медальоны и рассматриваешь дорогие твоему сердцу лица. Когда никто не видит, ты целуешь их, вернее стеклышки, под которыми лежат миниатюрные портреты.
     Еще ты любишь мыться в комнате нижнего этажа, где есть всё, что нужно для мытья, даже ванна – большое, глубокое дубовое корыто, в котором так приятно лежать, погрузившись по самую шею в теплую, почти горячую воду. С тех пор, как ты выздоровел, ты моешься сам, и даже Рут признаёт, что ты умеешь мыться как следует.
     В комнате, где моются, нет обоев. Здесь и стены, и потолок облицованы серыми кирпичами. Пол – дощатый. На нем, у стены, стоит большой глиняный очаг для горячей и холодной воды. Белье здесь не стирают, его отдают прачке, живущей в домишке по соседству.
     Когда ты сидишь в корыте, полном воды, ты вспоминаешь мраморную ванную во дворце, но не скучаешь по ней: без отца и брата тебе не нужно никакой роскоши. Тебе хорошо там, где есть Рутгер Фронде.
     Ты пускаешь по воде лодочки, вырезанные из дерева всё тем же Джонасом Трэверсом, и они плывут, подгоняемые рябью, образующейся от твоих движений. Ты всего два раза в жизни катался в лодке. Фронде сказал: в Еловой Лощине, возле Звездного Потока, есть заводь, и летом там можно кататься на лодке. Еще он сказал: заводь никогда не замерзает полностью, потому что водопад не позволяет льду сковать ее.
     Ты часто размышляешь о Рутгере. Когда он задумчив, его лицо становится суровым и немолодым; в нем даже появляется что-то грозное. Это лицо нельзя назвать особенно красивым, но оно родное для тебя. Когда Рут отвлекается от своих невеселых размышлений и смотрит на тебя, его глаза теплеют, всё лицо оживает и смягчается. Ты никогда ему не мешаешь. А ты любишь сидеть рядом с ним и слушать, как он что-нибудь рассказывает или читает тебе книгу. К Руту всегда можно забраться на колени и прижаться щекой к его груди. Тогда тебе слышно, как бьется его сердце: ровно и спокойно, словно идут часы. Рутгер никогда не сердится на тебя: может, потому, что ты во всём его слушаешься. Вообще ты не очень послушный, но тебе хочется повиноваться Руту. Он никогда ничего тебе не приказывает, но ты чувствуешь: он умеет командовать и заставлять других себе подчиняться. Твой отец, король Теофраст, обычно тоже ничего не приказывал тебе, но ты всегда его слушался. Ты спорил только с учителями, и то не часто. А вообще ты привык многое делать без спросу. Ты залезал в дворцовом саду на деревья, часто ходил на кухню, куда тебе не дозволялось ходить, ловил золотых рыбок в бассейне, прыгал зимой в сугробы с крыши конюшни, приносил во дворец ужей, веретениц и ящериц, играл с детьми прислуги – всё это без спросу. Ты даже несколько раз катался вместе с детьми слуг с ледяной горки, сделанной между службами, и это было очень весело, но кончилось печально: ты неудачно упал со своих красивых санок, сломал руку, и твоя бедная нянька с позором лишилась места, а ты вынужден был целых полтора месяца сидеть взаперти. Ты очень просил государя за няньку, но тот строго велел тебе молчать и добавил: «У хороших нянек дети не бегают неизвестно где и не ломают рук; а вы, к тому же, королевский сын, милорд!» С тех пор ты стал осторожней, потому что знал: за твою вину накажут тех, кто приставлен смотреть за тобой. Тебе этого очень не хотелось.
     Теперь ты знаешь: никто не накажет Рута, если ты что-нибудь себе сломаешь, и Рут тоже не накажет никого. Но он расстроится, будет недоволен – тебе этого достаточно, чтобы соблюдать осторожность. К тому же, тебе приятно, что ты сам за собой следишь: значит, ты уже взрослый, и тебе доверяют.
     Ваш сад завалило снегом, и гулять по нему почти невозможно. Ты, правда, любишь валяться в сугробах, и никто тебе этого не запрещает, но тебе неприятно, когда снег набивается в сапоги и тает там. Приходится переодевать сухие чулки, а ты терпеть не можешь переодеваться. Джонас строит для тебя небольшую горку из снега и обливает ее водой, чтобы она заледенела. Ты катаешься с нее на старом оловянном блюде с деревянными ручками, и уезжаешь довольно далеко, но всё же горка слишком маленькая, и одному кататься не интересно. А потом, на блюде не уедешь так же далеко, как на санках, которых у тебя пока что нет. Рут обещает, что в горах у тебя будут и санки, и лыжи, но вы с ним больше думаете о твоей будущей армии, чем о забавах.
     Ты чувствуешь, что стал взрослее с того дня, как осиротел. Фронде тоже это видит, и ему это не очень нравится. Он часто играет с тобой так, чтобы ты смеялся: вы боретесь, играете в прятки или в пятнашки, и ты замечаешь: Руту очень приятно, когда ты смеешься. Он рассказывает тебе об испанском короле Филиппе, который, по свидетельству современников и летописцев, никогда не смеялся, и тебе становится жаль этого мрачного, жестокого человека. Тебе невольно вспоминается Дормер Швабе, который тоже не умеет искренне смеяться, и который так же злобен и жесток. Рут не любит говорить о нем, и ты чувствуешь: твой друг, в отличие от тебя, знает, что такое ненависть. И народ, который на твоей стороне, тоже это знает, уж не говоря о тех изменниках, которые взяли сторону Швабе. Ты же по-прежнему не умеешь ненавидеть кого бы то ни было. Ты просто твердо знаешь: Дормер Швабе должен умереть, потому что он казнил твоего отца и брата. Его смерть будет исполнением закона. В том, что закон справедлив, ты не сомневаешься.
     Двадцатого декабря Фронде везет тебя в Кассальду в экипаже. Джонас правит лошадьми. С вами в карете Петер и Йенс.
     Вы едете на рынок. Там ты выбираешь подарки для тех, кто живет в вашем доме. Ты уже знаешь: дарит лучше всего то, что человеку хочется получить. И ты покупаешь трубку, табак и кисет для Джонаса, разноцветную шерсть и спицы для госпожи Трэверс, красивую шелковую шаль  для Анны и «Новейший атлас мира и Ангордии» для Фронде. Ты не знаешь, что` можно подарить Йенсу и Петеру. Вероятно, их заинтересовало бы хорошее оружие, но ты пока что не можешь позволить себе делать столь дорогие подарки. И ты покупаешь им по паре теплых рукавиц из толстой шерсти. Такие вещи не бывают лишними.
     У тебя остаётся еще немного денег. Ты решаешь разложить серебро и медь поровну по всем подаркам (кроме подарка Фронде), а два золотых оставить себе. Ведь вам вскоре предстоит дальний путь: деньги могут пригодиться в дороге.

                8.

     В большом зале дворца сверкали хрустальные люстры, и огромный длинный стол ломился от яств: герцог Дормер Швабе угощал своих подданный в Сочельник. Сегодня к нему съехались купцы, дворяне, признавшие его своим государем, духовенство, горожане, взявшие его сторону, и чернь, которую он возвысил. Бродяги, нищие, преступники, разодетые в нарядные платья казненных Швабе людей, пили и ели, сидя бок о бок с отпрысками старинных знатных родов. Лакеи и пажи подносили им блюда, с поклоном подавали вина, подходили с водой для омовения рук. Натертый до блеска пол сверкал. На дворцовой площади у палаток угощался народ. С улицы доносились пушечные выстрелы, веселые песни и пьяные вопли, ласкавшие слух Швабе. Эти звуки говорили ему о том, что народ доволен, а значит, смирен и покорен. Но за столом не было очень многих, кого Швабе желал бы видеть. Это ему не нравилось Ему уже подали списки тех, что не явились, хотя были приглашены персонально. Швабе бегло просмотрел их. Двести пятнадцать человек отсутствовало.
     Крупное, тяжелое лицо Швабе потемнело в темно-зеленых угрюмых глазах молниями засверкали короткие желтые искры. Он молча протянул часть списков сидящему по правую руку от него Нинору Бальдомеро, своему наперснику и особо доверенному лицу, бывшему монаху и воину. Другую часть списков он подал Мирабу Фоленго, который сидел слева от него, и которого он также весьма ценил.
- Вот так, - угрюмым, тяжелым голосом молвил самозванный правитель Ангордии. – Они не пришли.
- Государь! Позволь, я велю привезти их, - сказал Бальдомеро. Его голос был тих, но Швабе расслышал его очень хорошо, несмотря на гул пьяных, довольных голосов, наполнявших зал.
- Зачем? – спросил Швабе.
     На этот вопрос Нинор не нашел ответа. Он был значительно умнее и хитрее Швабе, и обычно не лез за словом в карман, но сейчас растерялся. Швабе порой умел поставить в тупик даже самых умных своих приверженцев.
- Они не явились, значит, они не призна`ют меня королем, - продолжал Дормер Швабе. – Я разослал им приглашения. Я был милостив к ним. И вот их ответ. Что ж, придется мне занести этих людей в черный список. Нет, я не казню их, просто сошлю на север Ангордии, в Кэйпер, к каторжанам. Там им самое место. А дома`  их и имущество отдам достойным людям.
- Хорошее решение, государь, - с одобрительным почтением заметил Мираб Фоленго. – Но позволь мне сначала выяснить через моих людей, действительно ли все эти господа не явились сегодня на пир из неуважения к тебе? Быть может, кто-нибудь из них в отъезде, а кто-нибудь болен. Ты знаешь мое усердие: я предоставлю тебе самые достоверные сведения.
- Выясни, граф, - тяжелые темно-зеленые глаза устремились на него с угрюмым признательным одобрением. – Я доверяю тебе и на тебя полагаюсь.
     Помолчав, он обратился к Бальдомеро:
- Нинор! Распорядись, чтобы в честь праздника с городских ворот убрали головы казненных и похоронили вместе с телами.
- Будет сделано, государь, - отозвался Бальдомеро.
- Теофраст и Лоранд достойно держались во время казни, - Швабе недовольно поморщился. – Это плохо. И плохо, что мальчишка сбежал. Он до сих пор не найден.
- Вероятно, он не найден, потому что погиб, - заметил Фоленго. – А если не погиб, то найдется. У него редкий цвет волос, государь; такие волосы невозможно скрывать долго. И потом, кто же захочет, чтобы страной управлял ребенок? А других претендентов на престол нет и быть не может: вы казнили всех, приближенных к королю людей.
- Это так, - Швабе успокоился. – Да, это, в самом деле, так. Что ж, будем надеяться на лучшее, - он сумрачно улыбнулся. – В феврале состоится моя коронация. Это укрепит мое положение.
- Так точно, ваше величество, - Бальдомеро взглянул на него с почтением. – Думаю, к февралю мы сможем отпустить часть наших наемных отрядов, ибо сама армия моего государя – национальная армия! – быстро растет.
     Швабе хотел ему что-то ответить, но тут гости закричали:
- Да здравствует король Дормер! – подняли кубки. Швабе также поднял свой кубок и улыбнулся гостям своей широкой бездушной улыбкой. Все встали, в том числе, Фоленго и Нинор. Вместе со всеми они выпили за здоровье самозванца.
     Спустя три дня, Мираб Фоленго явился к Дормеру Швабе со срочным донесением: в городе Трауберге бунт. Необходимо выехать туда как можно скорее для подавления мятежа. Он пылал праведным гневом и просил Швабе отпустить его.
- Мы с моими людьми быстро научим вежливости жителей провинции, - заявил он.
     Швабе дал свое согласие. О тех, кто не явился к нему в Сочельник, он не спросил, потому что знал: сведения о них он получит через два дня. В этом заверил его граф Фоленго.


     Комната для мытья полна пара.
     Дидим лежит в корыте, вспоминая Рождество.
     Они с Рутгером отстояли Всенощную в храме, а когда вышли оттуда, Дидим увидел, что всё небо полно сверкающих звезд. Таинство великой ночи охватило его душу. Он увидел луну, склонившуюся к кресту на куполе собора. Волнение и тихое умиление теснили его грудь.
     Наутро он пошел в гостиную, где пахло хвоей и шоколадом, и стояла елка, увешанная стеклянными игрушками, пряниками и конфетами. Под елкой лежали подарки для него, Димми. Он развернул их и увидел большую книгу про путешествия, маленький серебряный кубок, украшенный драгоценными камешками, перчатки с шарфом (всё из синей шерсти) и настоящий, только маленький, лук с деревянными стрелами.
     Тогда он бросился благодарить и одаривать всех живущих в доме Рутгера, начиная Фронде и заканчивая Йенсом и Петером. Все очень радовались его подаркам и благодарили в ответ. Днем был праздничный обед, а вечером они с Рутом, угощаясь жареным гусем и шоколадным тортом, смотрели, как мерцает свечами елка, и вдыхали смолистый аромат хвои.
     Да, Рождество прошло хорошо, очень хорошо. А спустя два дня Рутгер заявил, что они уезжают, не дожидаясь первого января. Так надо, добавил он.
     Сегодня ночью они сядут в небольшой зимний экипаж на санных полозьях и уедут к Асмальдийским горам. Они будут ехать всю ночь, а утром остановятся в лесу, чтобы выкормить лошадей и позавтракать. В городах они останавливаться не будут. Йенс и Петер поедут с ними, но не в экипаже, а рядом. Вернее, Петер поедет рядом, а Йенс будет править лошадьми. Их задача – охранять принца Дидима и Фронде.
     Димми садится к корыте и принимается намыливать себя мочалкой. Жаль, что до самых гор он не сможет одеваться, как мальчик. Но ничего, им ехать всего полторы недели, он потерпит. Он обещал Руту терпеть – и сдержит свое обещание.
     В это время Джонас Трэверс помогает хозяину собрать его вещи. Рутгер дает ему указания, а сам размышляет. Итак, сегодня они отправятся в Еловую Лощину. Мираб Фоленго соединится с ними близ Морринга вместе с краугуттскими отрядами Рутгера, дворянами и горожанами из Кассальды с их семьями – людьми, сбежавшими от Дормера Швабе и его шпионов. Многие из них – военные и приведут с собой своих людей. Все вместе они двинутся к Асмальдийским горам – и затеряются в них, как несколько иголок теряются в сенном стогу.
    «Швабе, конечно, отдаст кому-нибудь мой дом, - говорит себе Фронде. – Ну да ничего. Трэверсы будут жить в Кассальде под опекой моих друзей, которые тут остаются, всё драгоценное для меня я возьму с собой. А дом пусть берут, не страшно…»
     Он думает о том, что с ним будет Димми, - и тихо радуется этому. Пожалуй, он привязался к Дидиму больше, чем это положено будущему регенту. Да что там, «пожалуй»; конечно, больше. И Димми любит его, как родного. Пока он еще маленький и не умеет предавать. Возможно, когда он вырастет, Фронде не будет значить для него столь же много, как теперь. Но Рутгеру не хочется об этом думать. Одному Богу известно, что` ждет их обоих впереди, поэтому, пока они вместе, следует радоваться – и не гадать на кофейной гуще, как сложится их дальнейшая судьба.
     Улыбка слегка трогает его губы. Димми пожелал взять с собой все свои игрушки. Всё-таки он совсем еще ребенок – и это хорошо. Он очень умен и развит, но всё же он еще маленький. Удивительно тактичный, ласковый, милый мальчик. И в то же время отважный, сдержанный, исполненный царственного достоинства. Настоящий маленький принц.
      … К ночи они готовы в дорогу. Джонас, Филиппа и Анна плачут. Димми тоже не может сдержать слез. Он обнимает их. Госпожа Трэверс целует его с материнской нежностью, Джонас пожимает ему руку. Фронде уже попрощался со всеми, и ждет Дидима, стоя немного поодаль.    
     Они забираются в маленькую карету, на козлах которой сидит Йенс. Карета на санных полозьях, в нее впряжена четверка лошадей. Петер гарцует на своем рыжем коне. Дафнис и Хлоя привязаны к карете сзади, они побегут за ней.
     В карете темно, хотя ночь светлая, лунная. Фронде зажигает маленькую дорожную лампу и вешает ее на сильно загнутый крюк в стене.
     Экипаж трогается в путь. Дидим молча утирает слезы, которые всё еще катятся по его щекам. Санные полозья нестерпимо скрипят по снегу, царапая нервы; маленькое стеклянное окно запушено инеем.
     Когда в карете становится тепло, Рутгер раскладывает подушки таким образом, что теперь можно лежать на них, и достает из саквояжа ватное одеяло.
- Пора спать, милорд, - говорит он. – Снимай капор, полушубок и сапоги.
     Они снимают с себя верхнюю одежду. Отхожим местом служит маленький люк в полу. Это очень удобно: не нужно выходить из теплой кареты.
     Фронде гасит лампу, и они забираются на подушки под одно одеяло, широкое, как хороший обеденный стол. Димми прижимается к Рутгеру, не сильно, а слегка, сдержанно, с присущим ему достоинством.
- Рут, - окликает он Фронде. – А Трэверсов не убьют?
- Нет, - Фронде прижимает его к себе. – Они будут жить у одних очень надежных людей и под другой фамилией. Не переживай за них
- Полозья ужасно скрипят, - Дидим закрывает глаза.
- Ты скоро привыкнешь, милорд, - замечает Рутгер. – Спокойной ночи.
- Спокойной ночи, Рут, - Димми находит его руку и слегка пожимает ее. Через несколько минут оба уже крепко спят.

                9.

      Дидим просыпается утром.
     В карете довольно светло – и жарко. Они никуда не едут, стоят на месте. Дидим очень радуется тому, что полозья не скрипят. Но Рутгера нет. Это немного тревожит его. Он скидывает с себя одеяло и выглядывает в окно, однако оно еще больше вчерашнего запушено инеем: совершенно ничего не видно. Димми начинает беспокоиться. Но тут дверь кареты приоткрывается, и Фронде заглядывает внутрь.
- Доброе утро, милорд! Одевайся и выходи.
     Димми быстро одевается и вылезает из кареты. Вокруг очень светло, солнечно. Он щурится, но всё равно сверкание снега ослепляет его. Лошади стоят возле деревьев какого-то леса и едят овес из торб, Йенс и Петер крепко спят на овчине, прямо на снегу, укрывшись одеялом – спят рядом, спина к спине.
- Они не замерзнут? – беспокоится Димми.
- Нет, они привыкли, - отвечает Рут. – И в любом случае, им надо отдохнуть. Умоемся?
     И он умывается снегом. Димми тоже умывается снегом. Потом Рут разводит костер, жарит нанизанные на прутик кусочки грудинки и готовит горячее пиво. Они с Димми завтракают, сидя на кожаных подушках, после чего снова забираются в карету. Фронде кладет подушки так, чтобы можно было сидеть.
- Где мы, Рут? – спрашивает Дидим.
- Возле Вышнего Стина, - отвечает Фронде.
     Дидим вспоминает карту страны и кивает головой.
- Далеко мы уехали, - замечает он. – Мы весь день ту простоим?
- Нет, часа четыре, - отвечает Фронде. – Потом поедем дальше: будем ехать весь остаток дня и всю ночь. Нечего нам сидеть здесь; еще насидимся. Пойдем, подышим лесным воздухом.
     Они снова вылезают и принимаются гулять возле кареты, там, где поменьше снега. Фронде рассказывает Дидиму о том, где они встретятся с Фоленго с беглецами из столицы, с их семьями и воинами, с краугуттскими отрядами, и что будут делать дальше. Димми внимательно слушает Рутгера, потом говорит:
- Рут! Я хочу предстать перед моими подданными в мужской одежде. Хочу воодушевить их своим видом, чтобы они ничего не боялись и храбро сражались против Швабе. И еще я хотел бы шпагу. Мою шпагу забрали стражники в Совином Дупле. Прошу тебя, достань мне другую, которая была бы мне по росту. Принц должен быть при шпаге.
- Хорошо, - обещает Рутгер. Ты предстанешь перед твоими подданными в мужской одежде и при шпаге, милорд… если Мираб Фоленго позволит нам это.
- Я поговорю с ним, - Димми слегка хмурится. У него мелькает мысль, не слишком ли много берет на себя его главнокомандующий? Повелевать армией -–это одно, но повелевать им, наследником престола, Дидим ему не позволит. Он доводит это до сведения Фронде.
- Понимаешь, Димми, - отвечает на это Рутгер, - граф Фоленго опытен в разведке; если он и попросит нас не делать чего-либо, то исключительно в целях твоей безопасности.
- Я поговорю с ним, - повторяет Дидим. «У меня тоже есть цель, - думает он про себя, - сохранять свою независимость. И эта цель не менее важна, чем моя безопасность. Фоленго должен считаться со мной, как со взрослым, а главное, как со своим будущим государем. Только при таких условиях мы сможем победить Швабе».
     Он высказывает эту мысль вслух. Фронде в очередной раз поражается про себя уму его высочества, а вслух говорит, что Мираб Фоленго – верный слуга принца и, конечно, сумеет доказать своему будущему королю, почему он поступает так или иначе.
     Вскоре просыпаются Йенс и Петер. Все вместе они обедают, потом едут дальше.


     Тебе навсегда запомнится зимняя дорога к Асмальдийским горам.
     На первых порах она кажется тебе бесконечной и ужасно скучной, потому что нельзя смотреть в окно. Маленькое стекло расписано тончайшими морозными узорами, похожими на перья сказочной птицы. Едва тебе удается отогреть ладонью часть стекла, как его снова забеливает иней. Тебе остается одно: читать книгу или слушать рассказы Фронде. И то, и другое очень увлекательно, поэтому скука не сильно мучит тебя. Но бывает, что Рут засыпает, и ты не знаешь, чем заняться. Будить его тебе не хочется, к тому же, может, Рут устал от тебя. А этого никак нельзя: ты не должен быть в тягость своему другу. Пусть уж лучше спит, чем втихоря сердится на тебя.
     На третий день пути ты не выдерживаешь и после обеда просишься посидеть на козлах рядом с Йенсом. Рут позволяет тебе, и ты едешь на козлах, любуясь видами зимней природы, пока не замерзаешь. В следующий раз ты просишься в седло к Петеру, и дольше остаешься на свежем воздухе, потому что Петер сидит сзади тебя и греет твою спину.
     С этого дня твоя жизнь становится разнообразней – и веселее. К тому же, вы с Рутгером иногда играете в дорожные шахматы.
     Скрип санных полозьев уже не раздражает тебя, ты привык к ним.
     Вы едете через леса, через реки, покрытые льдом, через озера, такие же ледяные и неподвижные. Ты впервые осознаёшь, как велика страна, которая досталась тебе в наследство, и какая огромная ответственность ляжет на тебя, когда ты придешь к власти.
     По ночам тебе часто снятся отец и брат. Вы беседуете между собой, но когда ты просыпаешься, то не можешь вспомнить, о чем вы говорили.
     В эти дни вы с Рутгером сближаетесь еще теснее. Ты много расспрашиваешь его: каким образом вышло так, что Дормер Швабе пришел к власти, чем были недовольны люди, взявшие его сторону? Фронде подробно рассказывает тебе всё, что знает. Ты приходишь к выводу, что всем довольных людей не бывает, и что если одни довольны, то другие не рады.
- Самое главное для государя – хорошо знать нужды своего народа и уметь избавлять людей от этих нужд, - говорит Рутгер. – Король Теофраст умел выбирать надежных людей, которые сообщали ему правду о настроениях всех сословий и о том, кому чего не хватает. Твой отец, милорд, раз в год сам объезжал страну и беседовал с простыми людьми. Он хорошо знал, кому живется трудно, и помогал нуждающимся. Но бродяг, воров и мошенников он наказывал, поэтому они теперь взяли сторону Швабе. Их мечта – пьянствовать и ничего не делать; и вот она осуществилась. Швабе уменьшил налоги, смягчил законы для преступников, выпустил из тюрем опасных людей, дал льготы купцам и всем знатным горожанам. Таким образом он ведет страну к разорению, потому что уменьшение королевской казны – это путь к обнищанию. Он, конечно, это понимает. Не знаю, что` он придумает, чтобы народ стоял за него, когда казна оскудеет. Думаю, он резко ожесточит законы и станет тираном – жестоким, никем не любимым правителем. Милостями он будет осыпать только свое окружение, наместников и офицеров, на которых опирается как на военную силу. Все остальные будут страдать от его правления. Иначе и быть не может: ведь капитал короля не резиновый. Да еще и наемники. Вероятно, Швабе отпустит их, когда насильно наберет армию из простых горожан, крестьян и бедных дворян. Мало кто пойдет к нему добровольно.
     Ты внимательно слушаешь. Значит, Швабе провел своих наемников тайно, сговорившись с приграничными отрядами на севере. Стало быть, нужно будет укрепить границы. И не брать в советники человека, который тебе не нравится. Королю Теофрасту никогда не нравился Швабе, но он доверился ему. Ты подавляешь вздох: если бы отец не сделал этого, он, возможно, был бы теперь жив.
     Но ты устаешь думать и говорить об этом, потому что ты еще мал. Иногда посреди рассказа Рутгера ты вдруг спрашиваешь:
- Рут, почему на стекле узоры?
     Или:
- Рут, а у меня, правда, будут санки, когда мы приедем в Еловую Лощину?
     Рутгер серьезно отвечает тебе на твои вопросы, как умеет, и перестает рассуждать о политике. Тебе стыдно, что ты отвлекаешься на мелочи, когда речь идет о благе нации, но иначе ты еще не умеешь, не можешь. Фронде понимает тебя правильно, и ты очень благодарен ему за это.
     Ты рассказываешь ему о том, что видел, сидя на козлах рядом с Йенсом, или на коне, впереди Петера. Рут внимательно слушает тебя. Вы говорите об охоте, о рыбной ловле. Ты почти не знаком с этими забавами, поэтому тебе очень интересно слушать воспоминания Рута, который столько раз охотился и ловил рыбу! Твой отец и брат Лоранд тоже очень любили охоту, но ты лишь дважды сопровождал их.
     Ты просишь Фронде научить тебя стрелять, владеть саблей и фехтовать. Последнее ты умеешь, но еще не очень хорошо, потому что начал учиться только два года назад. Учитель фехтования и гимнастики говорил тебе: чтобы стать мастером, нужно учиться не менее пяти-шести лет и постоянно тренироваться.
     Рут не слишком силен в фехтовании, но обещает найти тебе учителя и самому обучить тебя стрельбе и владению саблей.
     Тебя беспокоит, что тебе всего десять лет. Разве кто-нибудь пойдет за десятилетним мальчиком? Рут успокаивает тебя, но из его утешительных речей ты делаешь вывод, что люди пойдут всё-таки не за тобой, а за теми, кто возглавит ради тебя армию, способную победить наемников Швабе. Это тебе не очень льстит, но ты понимаешь: иначе быть не может и не будет, пока народ Ангордии не узнает тебя и не полюбит как своего законного правителя.
     Иногда по вечерам Рутгер берет тебя на колени, и вы сидите, обнявшись, как сидели в доме на окраине Кассальды. Ты очень любишь эти минуты и признателен за них Фронде: ведь самому забираться к нему на колени тебе неловко. Ты принц, и тебе уже не пять лет. Ты должен заботиться о своем достоинстве. Но если Рут сам хочет подержать тебя на коленях, это совсем другое дело. В этом случае твое достоинство не страдает. И когда он целует тебя в волосы, ты радуешься, что вы вместе.
     Еще тебе нравится, что ночью вы спите под одним одеялом, точно братья, а вас везут куда-то, и вам хорошо, потому что тепло, и вы вдвоем.
     Тебе кажется, что вы будете ехать вечно, но однажды вечером Рутгер объявляет:
- Завтра мы прибудем в окрестности Морринга, милорд.
     Ты исполняешься радости и волнения. Шпага и костюм для мальчика, купленные Йенсом три дня назад в городе, мимо которого вы проезжали. Теперь, если Мираб Фоленго позволит, ты снова оденешься, как принц. Про себя ты принимаешь решение убедить Фоленго, что тебе необходимо обрести свой настоящий вид. Пусть Фоленго взрослый, пусть он знает и понимает больше тебя, но ты принц, у тебя есть свои права. И ты готов отстаивать их до последнего.
 
                10.

     Утром они подъезжают на место встречи с Фоленго, к большой заснеженной роще в нескольких милях от Морринга.
     День сегодня пасмурный. Мороз невелик; с неба падает крупный мокрый снег. Из-под мощных корней одного из деревьев бежит ручей. Его журчание напоминает Димми лето. А вдали он видит прекрасные, серо-белые, с лиловатыми тенями горы.
- Красиво! – вырывается у него. – Правда, Рут?
- Правда, милорд, - механически отвечает Рутгер; он волнуется, и ему не до видов природы.
     Петер уезжает куда-то. Димми догадывается: вероятно, он поехал навстречу графу Фоленго. Дидиму хочется уточнить у Рута, так ли это, но Фронде весь в напряжении и ожидании, и Димми молчит. Он подходит к ручью и смотрит на быстрый бег воды, бурлящей между сугробами.
     Проходит немало времени, прежде, чем Йенс говорит:
- Едут!
     Фронде быстро вскидывает голову и жадно всматривается вдаль, в ту сторону, куда указывает Йенс. Димми подбегает к нему и тоже смотрит. Он видит, как из-за деревьев появляются всадники, а за их спинами всё черно от людей и лошадей. Дидиму очень хочется остаться, но он стыдится своего женского наряда и поскорей забирается в карету.
     Фронде не замечает этого. Он видит Мираба Фоленго, своих друзей-дворян, своих краугуттских командиров. Его сердце не выдерживает. Он отвязывает Дафниса от кареты, вскакивает на него, взнузданного, но без седла и стремян, и устремляется навстречу своим людям и главнокомандующему королевской армии.
     Его встречают радостными восклицаниями. Он здоровается за руку с Фоленго и спешит приветствовать своих воинов и друзей-офицеров. Роща наполняется гулом и веселыми криками:
- Да здравствует государь!
- Ура Мирабу Фоленго!
- Ура Рутгеру Фронде!
     Эти крики долетают до ушей Дидима, и он мгновенно принимает решение. Воины должны видеть его – именно его, принца, а не какую-то Милетту Фронде! Он быстро переодевается в свое мужское платье, прицепляет к поясу шпагу и, не дожидаясь чьего бы то ни было позволения, с достоинством выходит из кареты.
     Его мгновенно окружают. Звучат громкие приветствия. Он видит сияющие лица, слышит ликующие голоса. Мираб Фоленго, такой же, как всегда, спешивается, обнажает голову, преклоняет перед принцем колено и целует его руку. Димми говорит ему с улыбкой:
- Я рад видеть вас, граф, и счастлив приветствовать мое воинство!
     И поднимает Фоленго за плечи, как некогда поступал его отец с коленопреклоненными вельможами.
     Фоленго встает и, подняв Димми под мышки, сажает к себе на плечо, чтобы все видели принца. Дидим посылает своим воинам воздушный поцелуй, а они восторженно приветствуют его. Никто не учил его, как следует поступать в подобных случаях, он сам знает и чувствует, каким должно быть его поведение. Он улыбается людям и, сорвав с головы берет с петушьими перьями, грациозно взмахивает им. Все видят его огненно-рыжие волосы, и ликующие голоса становятся веселей и громче.
     Фоленго снимает Дидима со своего плеча.
- Граф, - тихо окликает его Димми. – Ведь я могу отныне одеваться, как подобает принцу?
- Да, милорд, - так же тихо отвечает Фоленго. – Только пусть генерал Фронде вернет вашим бровям первоначальный цвет. Они у вас черные.
     Он едва заметно улыбается. Димми вспыхивает от стыда: он совсем забыл про свои брови. Фронде тут же подает ему какой-то пузырек:
- Вот, милорд, сотри черный цвет. И садись в карету. Я не смогу пока что ехать с тобой, я поеду со своими людьми.
- Да, конечно, - соглашается Димми. Он берет пузырек и с достоинством забирается обратно в карету. Там он тщательно стирает гримерную чернь со своих бровей кончиком платка, смоченным в жидкости из пузырька Фронде. Потом глядится в ручное зеркальце. Теперь его брови снова огненно-рыжие.
     Через некоторое время дверца кареты отворяется, и, к удивлению Дидима, туда забирается он сам, только лицо у него другое, заметно миловидней.
- Кто ты? – нахмурившись, спрашивает он своего двойника.
- Я Винетта Фоленго, милорд, - отвечает ему его двойник, - дочь главнокомандующего. Наши враги не должны знать, кто из нас с вами настоящий принц: так мне сказал отец.
- А почему он не выбрал мальчика? – не совсем вежливо спрашивает Дидим.
- Двух мальчиков легко перепутать, милорд, - объясняет девочка, поблескивая такими же темно-синими глазами, как у отца. – Но девочку никто не возведет на трон в случае неожиданного бунта в королевской армии.
     Дидим кивает, смягчаясь: теперь он понимает замысел Фоленго и вполне одобряет его.
- Сколько вам лет, Винетта? – на этот раз его голос очень вежлив.
- Одиннадцать, - отвечает она.
- Мне тоже скоро исполнится одиннадцать, - он внимательно смотрит на нее. У Винетты хорошенькое личико и такой же, как у него, немного большой рот, но у нее он аккуратней в очертаниях. И нос немного другой.
- Ваша мама едет с нами? – спрашивает он.
- Да, матушка и брат здесь, - отзывается она. – Но я не смогу часто с ними видеться, я должна быть при вас.
- Неужели у вас точно такие же волосы, как у меня? – он очень заинтересован.
- Меня перекрасили и остригли, - объясняет она. – У меня русые волосы.
- Они были очень длинные, - она вздыхает с невольным сожалением.
- Ничего, отрастут, - несколько смущенно утешает ее Димми. – Знаете, если вы теперь подставной принц, вам нужно называться по-мужски.
- Ко мне будут обращаться «милорд», как и к вам, - говорит она.
- А как мне вас называть? – спрашивает он.
- Нетта, - она пожимает плечами. – Но лучше, как и другие, - «милорд».
     Димми становится смешно.
- Вы не голодны, милорд? – спрашивает он с улыбкой.
- Нам сейчас подадут обед, милорд, - она улыбается ему в ответ. – А потом мы поедем дальше.
- Ты можешь обращаться ко мне на «ты», милорд, - он смеется.
- А ты уже обратился ко мне на «ты», - она тоже смеется.
     Вскоре им действительно приносят обед. Но Дидим решительно заявляет Йенсу:
- Нет, Йенс, я желаю обедать с господином главнокомандующим и с генералом Фронде.
     Возражений нет. В скором времени они с Винеттой сидят на кожаных подушках рядом с графом Фоленго и Рутгером и едят из походных деревянных мисок оленье жаркое.
     Рутгер ласково смотрит на Дидима.
- Я приду ночевать в карету, - говорит он ему.
- А как же милорд? – Димми смотрит на Нетту.
- Милорд будет ночевать с вами, - Мираб Фоленго с нежностью смотрит на свою дочь.
- А он не будет плакать? – беспокоится Дидим.
     Фоленго и Нетта смеются.
- Наш милорд самостоятельный, - отвечает Димми граф. – Но я прошу ваше высочество быть добрым с Неттой.
- Я никогда не был недобрым с девочками, - строго замечает Дидим. И добавляет великодушно:
- Не бойтесь, господин Фоленго: ваша дочь под защитой сына Теофраста Сильного и генерала Фронде.
- Благодарю, государь, - серьезно отвечает Фоленго, а Нетта с трудом сдерживает смех. Царственная речь маленького мальчика ее очень забавляет, и она не смеется только потому, что он действительно ее будущий государь. А потом, он так учтив и мил с ней! Она старше его всего на полгода, но ей кажется, будто между ними разница лет в десять Она чувствует себя значительно взрослее Димми, но не может не признать, что еще не встречала в своей жизни таких умных и вежливых мальчиков. Ей хочется, чтобы у нее когда-нибудь был такой же сын или младший брат. Ее старшему брату восемнадцать лет, он один из адъютантов при ее отце, генерале Фоленго. Он очень любит ее, свою сестру, но в нем, красивом статном юноше, уже нет ничего детского, и она относится к нему, как к взрослому.
- Сколько нам еще ехать, господин Фоленго? – спрашивает Дидим.
- Еще три дня, государь, - отвечает граф.
- Какова на сегодняшний день численность моей армии?
- Без малого четырнадцать тысяч, - следует ответ. – Но сейчас нас сопровождают двенадцать с половиной. Остальные «заметают след» и прибудут в Еловую Лощину немного позже.
     Димми с важностью кивает.
     После обеда принц с Винеттой снова садятся в карету. Сегодня окно не покрыто инеем, и дети с любопытством смотрят на солдат, которыми полна роща. А те седлают лошадей, пристраивают на себя оружие – и вот вся армия трогается в путь.
- Вон мой брат, - показывает в окно Нетта. – он адъютант моего отца.
- Как его зовут? – спрашивает Дидим.
- Ромен, - отвечает она.
     Весь день они смотрят в окно и разговаривают. Правда, в середине дня Дидим испытывает потребность открыть заветный люк в полу кареты. Он не знает, как сообщить об этом Нетте. Наконец, с достоинством просит ее:
- Отвернись, пожалуйста.
     Она тут же всё понимает и отворачивается. Димми спокойно пользуется люком, после чего Нетта, в свою очередь, просит его отвернуться.
     Сначала им немного неловко, но они очень быстро забывают о таких пустяках и вновь увлекаются самым оживленным разговором. Они сидят друг напротив друга в одинаковых, бархатных темно-зеленых кафтанах, в светло-зеленых штанах из тонкой шерсти, плотно облегающих ноги, и в черных полусапожках из блестящей кожи. Их теплые береты, камзолы, плащи и шпаги пристроены на крюках для одежды и вещей. Димми вспоминается любовная сцена к королевском саду, и он думает о том, что через несколько лет он станет мужчиной, а Винетта женщиной. Он женится на какой-нибудь иноземной принцессе, а она выйдет замуж на какого-нибудь вельможу, и для каждого из них начнется совсем другая, взрослая жизнь. На мгновение ему становится грустно и как-то холодно от этих мыслей, он прогоняет их от себя. И они легко оставляют его, потому что он видит в окно горы.
     Его душа всецело поддается их суровому, сказочному, величественному очарованию. До сегодняшнего дня он никогда не видел гор – и теперь не может отвести от них взгляда: пытливого, жадного, радостного. В этих горах будет расти его армия, его сила и мощь, которой суждено сокрушить Дормера Швабе. Ему хочется поговорить о горах с Рутгером, но того сейчас нет рядом, а Нетта вряд ли поймет его по-настоящему: всё-таки она девочка и не принцесса. Она умная и веселая, но у нее не отбирали престол, не сажали ее в тюрьму, не казнили ее отца и брата. Ей трудно будет вполне понять его. И он молчит.
      Вечером они ужинают – снова вместе с Фронде и Фоленго. Винетта убегает навестить мать, а возле костра будущего короля вдруг появляется безобразный, хромой и горбатый человек. Дидим мгновенно узнаёт его, вскакивает и пожимает ему руку.
- Здравствуй, Гальсор! – очень тепло говорит он. – Я рад, что ты с нами.
     Гэлси-Тролль целует его руку.
- Гальсор Мангано заведует нашим фуражом, - сообщает Фоленго.
- Когда я взойду на престол, я награжу тебя, Гэлси, - обещает Димми.
- Ты будешь великим правителем, государь, - уверенно произносит Гэлси, глядя на Димми почтительно и проницательно. – Твои глаза видели ужас, твое сердце испытало скорбь и одиночество, но ты ушел от опасности. Господь сохранил тебя и привел к тем, кто тебя любит. Да хранит Он тебя вовеки, принц Дидим!
     Он крестит Димми, кланяется и уходит, прихрамывая.
- Гальсор у нас немного прорицатель, - мягко улыбается Фоленго. – Он хочет после войны уйти в монастырь.
- Он уйдет туда с богатыми дарами, - замечает Димми.
     Он смотрит на фиолетовое небо пасмурного зимнего вечера, вдыхает запах влажного снега и слушает, как постукивают капли падающие с древесных ветвей: оттепель. Он смотрит на озаренные костром лица рута, Фоленго, епископа Вальполского, их духовника, и ему кажется, что даже в самое мирное время он не встречал таких спокойных, красивых лиц.
- Завтра с утра мы отслужим молебен, - говорит епископ.
     Вечером Димми ложится между Рутом и Неттой. Она быстро засыпает, а Дидим, прижав к себе руку Фронде, вполголоса рассказывает ему о впечатлениях сегодняшнего дня.
- С нами едут Викторин Эллинг и граф Антал Тьон, я их узнал, - говорит он. – И еще герцог Видар Холдинг, и виконт Элио Раннерт. А остальных я не знаю, Рут, хотя и помню некоторые лица. Ты познакомишь меня с моими вельможами? И еще я хочу получше узнать командиров сотен. Я, конечно, всех не запомню, но... всё-таки мне хотелось бы.
- Хорошо, Димми, завтра мы с тобой и с Винеттой объездим лагерь после обеда, - соглашается Рутгер. – Но не спеши всех запоминать, у тебя еще будет время сделать это.
- Да, - соглашается Дидим и вдруг беспокойно спрашивает:
- А наши люди все надежны, Рут?
- Все, - отвечает Фронде. – Во всяком случае, таково мое мнение. Но степень риска всегда существует.
- А если вдруг найдется предатель, он не убьет вместо меня Нетту? – спрашивает Дидим шепотом.
- Мы постараемся, чтобы этого не случилось, - откликается Рут и добавляет:
- Но Нетта потому и приставлена к тебе, милорд, чтобы в случае чего принять на себя первый удар. Она знает об этом; знай и ты.
- Я не позволю ей погибнуть, - шепчет Дидим. Он исполняется великого уважения к Винетте Фоленго. Оказывается, у нее сердце воина. Что ж, он будет молиться, чтобы с ней ничего не случилось, и оберегать ее, как это подобает мужчине и наследнику престола, чьи предки были знаменитыми воинами и рыцарями. Он будет стоять за нее, как она стоит за него.
- Нас должно быть не двое, - вдруг осеняет его вдохновенная мысль. – Нас должно быть несколько. Пусть все дети моего роста и возраста одеваются так же, как я: тогда никто из нас не пострадает.
- Умно придумано, Димми, - Фронде очень доволен. – Да, ты поразительно умен. Завтра я передам твои слова Мирабу Фоленго. В самом деле, десяток одинаково одетых детей, которые будут держаться вместе, введет в заблуждение любого нашего врага. Глупо убивать всех десятерых: может среди них вовсе нет принца? И пойди найди его среди такой свиты! Молодец, милорд, ты широко мыслишь.
     Димми улыбается, пожимает руку Фронде и засыпает, услажденный похвалой своего друга, в ореоле славы, «на пурпурных простынях». В эту ночь ему снятся самые хорошие сны.

                11.

     После утреннего молебна они отправились дальше.
     Мираб Фоленго согласился с тем, что если детей, похожих на принца, будет больше, то и риск покушения на жизнь его высочества уменьшится. Правда, следовало выбирать в «двойники» только девочек, ибо иначе появлялась другая опасность: на престол могли попытаться возвести обманом чьего-нибудь сына в случае бунта своих же людей. Эта опасность была очень невелика, и всё же Фоленго решил перестраховаться. Он обещал Дидиму: по прибытии на место он выберет девочек, походящих ростом и сложением на принца, и придаст им окончательное сходство с Дидимом.
     Он сам, Фронде и еще несколько человек, столь же внимательных и памятливых на лица, никогда не спутали бы Дидима ни с кем другим. Но остальные не могли бы с уверенностью сказать, кто из двух мальчиков, едущих в карете под охраной, - Дидим, а кто – Винетта, дочь Мираба Фоленго. Офицеры и солдаты хвалили выдумку своего главнокомандующего. Выяснить, кто перед тобой, мальчик или девочка, нелегко, пока не поймаешь ребенка и собственными глазами не убедишься, к какому полу он принадлежит, а это нелегко. Ведь обоих детей тщательно охраняют, да и сами они ловки, резвы и вряд ли дадутся в руки тому, кто пожелает их поймать.
     Димми был не очень доволен тем, что его двойниками будут одни девочки, но Винетта успокоила его, заметив, что девочки не будут его тревожить, если он не захочет играть с ними, а мальчики, сыновья вельмож и знатных горожан, будут только рады и польщены, если Димми пожелает составить им компанию.
     Димми согласился с Неттой и повеселел.
- Ты будешь моим главным двойником, - сказал он ей. – И всегда будешь со мной играть, даже среди мальчиков… если, конечно, захочешь.
     Они ехали через горы, и Димми не уставал любоваться ими. Их карета проезжала иногда над такими пропастями, что Нетта бледнела и закрывала лицо руками, сама не своя от страха. Дидим же в упоении, широко раскрыв глаза, созерцал поросшие лесом, заснеженные бездны, расщелины, долины, и его сердце при этом наполняли  не страхи, а восторг и возбуждение. Дни стояли солнечны, не слишком морозные, иней не забеливал окон, и Дидим мог любоваться красотой гор в свое удовольствие. Горы оказались особенным миром – диким, очаровательным, волнующим, и Димми понял, что полюбил этот мир всей душой – и никогда не разлюбит.
      Днем, на отдыхе, он вместе с Фронде и Винеттой ездил по лагерю в сопровождении оруженосцев-телохранителей. Фронде знакомил детей с дворянами-офицерами, с командирами с заслуженными солдатами, а те кланялись Дидиму и его двойнику, с любопытством поглядывая на обоих. Впрочем, Дидим невольно выдавал себя интересом к оружию, к военным палаткам и доспехам, в то время как Нетта отчаянно скучала, глядя на всё это, и не всегда умела скрыть свою скуку.
     Наконец десятого января, пасмурным вечером, армия принца благополучно прибыла в Еловую Лощину.
     Их встретили двести двадцать шесть воинов-плотников, которые за полтора месяца выстроили множество казарм, конюшен, деревянный большой дом для его высочества, главнокомандующего, тысяченачальников и их семей и даже небольшую церковь с комнатами для священников. Помимо казарм были также вырыты землянки; часть их должна была служить банями.
     Воины тут же принялись размещаться по казармам и землянкам, а Фронде повел Димми и Винетту в четырехэтажный бревенчатый дом с множеством комнат, убранных и меблированных просто, но тщательно, с любовью и большим вкусом.
     Для Фронде и Дидима было отведено четыре не слишком больших, но красивых комнатки на втором этаже. Правда, вместо стекол в окна была вставлена слюда, но слюда самая лучшая, сама прозрачная.
- Нетта будет жить с нами? – спросил Димми.
- Нет, - улыбнулся Фронде. – Она будет жить со своей семьей. Видишь ли, милорд, дом будет тщательно охраняться; здесь ты в полной безопасности. Я, правда, часто буду занят, но при тебе останутся Йенс и Петер, и я добавлю к ним еще одного телохранителя, моего старого проверенного оруженосца Филид`ора С`эду. Он очень внимательный, сильный и ловкий человек. Граф Фоленго уже познакомился с ним и остался весьма доволен моим выбором.
- Если твой оруженосец такой же молчаливый, как Йенс и Петер, то мне его не надо, Рут, - вздохнул Димми. – Я не люблю, чтобы люди были, как статуи.
     Рутгер засмеялся.
- Филидор не очень разговорчив, - заметил он. – Но мне будет спокойней, если он станет твоим главным охранником. У него светлая душа, он любит детей – и при этом отличный воин.
     Димми не стал спорить, ему было не до этого. Он с увлечением осматривал их комнаты, в которых чудесно пахло сосной, а стены были завешены домоткаными коврами – простенькими, но очень приятными для глаз. На светлых деревянных полах также лежали лоскутные дорожки, кровати в спальне были застелены тонкими простынями и атласными одеялами в кружевных пододеяльниках. Здесь были сделаны большие глиняные печи, и всё блистало чистотой и уютом.
     Винетта отпросилась к своей семье: ей не терпелось взглянуть на комнаты, в которых она будет жить, и Димми охотно отпустил ее.
     Йенс и Петер взялись раскладывать их вещи по шкафам и комодам, а Фронде повел Дидима в баню – флигель во внутреннем дворе огромного дома.
     Баня уже много лет была жадным предметом мечтаний Димми и Рутгера. Дидим плохо представлял ее себе. До сих пор он знал только ванные – и слегка оробел, очутившись в царстве густого пара, где аромат можжевеловых веток соединялся с запахом хвои. Рутгер быстро и тщательно вымыл его, так что всё тело Димми точно задышало каждой своей клеткой. Фронде завернул его в чистую простыню, усадил на лавку и принялся мыться сам. Дидим сидел неподвижно, разглядывая озаренные огнем очага бревна огромной избы с лавками и множеством ушатов и ковшей. Он решил, что баня гораздо лучше ванной, хотя здесь темновато и непривычно. Но в крепком сосново-можжевеловом аромате, смешанном с ароматом розового мыла, в бревнах вокруг, в котлах и ковшах присутствовало что-то здоровое, бодрое, веселое, чего не было в ванных комнатах. В ванных также не было таинственности, жившей в этом бревенчатом, влажном, жарком доме, затерянном в горах. Здесь царили загадка и красота, как в поэзии, Димми очень ясно почувствовал это. Он точно стал ближе к деревьям, к лесу, к земле – и невыразимо приятное, отрадное чувство наполнило его душу.
     Он смотрел, как моется Рут – высокий, крепкий, стройный, совсем взрослый. Димми подумал, что хочет вырасти таким же – и в то же время сохранить в своей душе чистую детскую радость, которую он испытывал в эти минуты. Он понимал: взрослые лишены этой радости. Им никогда не постичь волшебства и красоты бани, им недоступен восторг, который он Димми испытывал, катаясь на самокате или качаясь на качелях. Но зато они сильные, умные, красивые – и могут делать всё, что захотят, а дети – нет, хотя душой своей они богаче взрослых. Но тут его мысли смешались, и он тихо задремал, склонив голову.
    Потом они с Рутом насухо вытерлись и оделись в чистое. Фронде завернул Димми в медвежью шубу и унес из бани в дом, в их комнаты. Йенс и Петер с нетерпением ожидали их появления, чтобы тоже идти мыться, но не в «королевскую баню», а в одну из землянок. Их сменили уже помывшиеся оруженосцы из отряда Фронде: четверо стройный, вооруженных молодых людей. Рутгер познакомил с ними принца, после чего оруженосцы принесли им обед, и они поели вдвоем в одной из комнат.
     Димми спросил: господин Фоленго и его семья тоже будут мыться? Рут ответил утвердительно.
- А много ли будет в доме мальчиков, Рут? – спросил Димми. Фронде мысленно подсчитал и ответил:
- Человек десять, милорд. Но среди них только трое – твои ровесники.
- А где же будут жить остальные семьи? – взгляд Дидима был серьезен. – Неужели в землянках? Ведь в казармах им будет неудобно.
- Вероятно, в землянках, - подтвердил Фронде. – Хорошо сделанные землянки – отличное жилище. Мне не раз приходилось ночевать в землянках: там очень тепло и хорошо. Мастера`  графа Фоленго, разумеется, постарались, чтобы землянки для его офицеров были удобны, и чтобы никто ни в чем не нуждался.
- А продукты, хлеб? Откуда мы возьмем их? – продолжал спрашивать Димми.
- Мы привезем их на подводах из местных селений, - ответил Фронде. – В двух-трех милях отсюда лежит несколько деревень. Они обеспечат нам всем необходимым за сходную плату.
- Там живут асмальды? – встрепенулся Димми.
- Нет, - ответил Рут. – Асмальды живут дальше к юго-западу; на днях мы с графом Фоленго будем говорить с ними.
- Я поеду с вами, - тотчас заявил Дидим.
    Рутгер ничего ему не ответил. «Всё равно последнее слово останется за Фоленго», - подумал он.
- А водопад Звездный Поток и заводь? – продолжал спрашивать Дидим. – Я хочу их увидеть, Рут!
- Ты их увидишь завтра, Димми, - молвил Фронде. – Сейчас уже темно, да и ты недавно из бани; ты можешь простудиться. А завтра ты обязательно всё увидишь.
- Хорошо, - подумав, согласился Дидим. – Тогда сегодня я осмотрю дом.


     После обеда (а может, это был ужин, Дидим точно не знает) к ним в комнаты приходит Филидор Сэда, новый телохранитель принца. В этом большом кряжистом человеке нет ничего красивого. Он очень силен, но как-то не строен, у него квадратная голова, лысая и загорелая, прямой, точно вырубленный из камня, нос, квадратный подбородок и узкие бледные губы. Его небольшие глаза с белесыми ресницами похожи на серо-голубые стеклянные пуговицы. В этих глаза не отражается ни внимания, ни ума, ни доброты. В них вообще ничего не отражается, но Димми не может сказать, что Филидор Сэда ему совсем не нравится. Во-первых, он верит Рутгеру на слово, а во-вторых, у Сэды мужественный, спокойный вид, вполне располагающий к себе.
     Фронде необходимо узнать, как разместились его отряды, и он оставляет Димми на попечении Сэды и двух оруженосцев.
- Филидор, - обращается Дидим к Сэде. – Я хочу осмотреть дом.
- Как вам будет угодно, государь, - с готовностью отвечает великан. И добавляет:
- Меня просто Филом можно называть.
     Димми кивает ему со спокойным достоинством и отправляется осматривать дом. Филидор и оруженосец Джордан следуют за ним; другой оруженосец, Ирвин, остается охранять двери в покои его величества.
- Интересно, сколько комнат в этом доме? – спрашивает Дидим Филидора.
- Сорок, милорд, - отвечает Сэда.
- Много, - замечает Димми с уважением.
     Они обходят коридор за коридором и заглядывают в пустые комнаты, где еще никто не живет.
     Самая большая комната – кухня на первом этаже. Здесь несколько очагов – и множество посуды. Димми узнаёт, что в кухне будут жить четыре повара, а горничных для уборки дома уже наняли в деревне; они приедут завтра вместе с прачками (десять человек) и поселятся в двух нижних комнатах для прислуги.
     Филидор говорит обо всём короткими словами, но серьезно и обстоятельно. Димми слушает его и в то же время думает, что Фил очень похож на римского легионера, и ему очень пошли бы доспехи римского воина. Он с благоговением трогает длинную саблю в ножнах, висящую на поясе Сэды. Сэда вытаскивает саблю из ножен и дает Димми подержать. Это уже верх великодушия, по мнению Дидима, и он с чувством благодарит Сэду. Он с трудом удерживает тяжелую саблю за серебряный эфес. И нечаянно до крови расцарапывает себе клинком палец. Взгляд Сэды тотчас становится виноватым и встревоженным. Димми смотрит на него и прижимает указательный палец к губам, что означает:
молчи об этом и я тоже буду молчать. Сэда с пониманием кивает и поскорее прячет саблю обратно в ножны, а Дидим быстро и аккуратно обматывает свой пострадавший палец платком и идет дальше, как нив чем не бывало. Джордан следует за ними, он ничего не заметил.
     Когда они возвращаются обратно, Сэда молча прижигает Димми царапину крепким вином из своей фляжки, а потом снова перевязывает ранку платком – и гораздо аккуратнее, чем это сделал сам Дидим.
- Спасибо, Фил, - Димми пожимает ему руку. – Я никому не скажу, что поцарапался твоей саблей. Скажу: нечаянно порезался ножом во время обеда. И ты говори то же.
- Благодарю, государь, - отвечает Филидор. – Но господину Фронде я всё равно скажу правду.
- Я тоже, - вздыхает Димми. – Потому что он поймет и не рассердится. Да?
- Бывает, что сердится, - задумчиво говорит Сэда – Но всегда по делу.
- Я попрошу его, чтобы он на этот раз не сердился, - говорит Дидим.
     Когда Фронде возвращается, они действительно всё рассказывают ему. Рутгер не сердится. Он доволен тем, что Филидор Сэда пришелся по душе Дидиму
- Вперед будь внимательней, - говорит он Сэде. – А ты, милорд, будь осторожней. Йенс, Петер, подавайте нам ужин!

                12.

     Твоя жизнь похожа на зимнюю сказку.
     Разве не сказка водопад Звездный Поток, низвергающий свои воды по многочисленным уступам в заводь, в четверти мили от лагеря?
     Вместе с Филидором и Винеттой вы едете посмотреть на него. Ты долго не можешь отвести глаз от огромных серо-коричневых скал, по выпуклым ступеням которых бежит водопад. Он обрушивается вниз с шумом и грохотом, вскипая белой пеной, весь в мерцающем на солнце радужном ореоле водяной пыли. Он питает реку, несущуюся вдаль, на север, у подножия скал. И питает тихую заводь, отделенную от реки цепью мелких и крупных валунов. Возле самых валунов заводь всегда неспокойна, но близ берегов она совсем тиха, и даже покрыта толстым слоем льда.
      Ты долго любуешься водопадом в восторге, в самозабвении, не замечая ледяных брызг, долетающих до вас. Тебя пленяет мощь этих неустанно движущихся, стремительных вод, их бег зажигает огонь в твоей крови, и ты неохотно слушаешься Сэду, когда он говорит:
- Поедем домой, милорд, иначе твой плащ заледенеет. Он уже весь влажный от воды. И у барышни Нетты тоже.
     Ты поворачиваешь домой, но еще долго оглядываешься на Звездный Поток, и горячая любовь к нему наполняет твое сердце.
     С этого дня ты часто посещаешь водопад.
     Огромный дом, где ты живешь, стоит в роще, рядом с церковью, золотистой от свежих сосновых бревен, из которых выстроены и она, и дом. По левую руку от вас, на месте вырубленного леса – ряды казарм, землянок, конюшен. Это тоже необыкновенно для тебя. Там целый деревянный город. Иногда ты ездишь туда вместе с Фронде, Винеттой и еще шестью девочками, одетыми так же, как ты. Остальные дочери вельмож решительно отказались приносить в жертву свои длинные волосы и одеваться в мальчишескую одежду.
     Ты почти не общаешься со своими двойниками, ни с кем из них, кроме Винетты. И не очень-то дружишь с мальчиками, сыновьями вельмож, живущими в доме, потому что чувствуешь себя взрослее их – и совсем другим, чем они. Ты не прочь покататься вместе с ними на санках с настоящей большой горы (твои двойники катаются вместе с вами). Это очень весело, ты любишь эту забаву. Но общество взрослых привлекает тебя гораздо больше: отчасти потому, что в будущем тебе придется повелевать прежде всего ими, а не их детьми.
     Пока что ты не чувствуешь себя способным повелевать взрослыми. Они всё равно поступают по-своему, но главное, они всегда могут убедить тебя в правоте своих поступков. Даже Филидор Сэда, «дядька его высочества», как его почтительно величают, пока что повелевает тобой, – и ты не находишь причин его не слушаться, потому что он всякий раз объясняет тебе, почему следует поступать так или иначе. Его слова разумны, и ты делаешь, как он говорит. И Рутгер Фронде умеет управлять тобой, и Мираб Фоленго, и даже Видар Холдинг, твой учитель, пока что берет над тобой верх. Правда, ты добился права присутствовать на военных совещаниях, но ты мало в них смыслишь.
     Ты потихоньку жалуешься Руту, что ты принц только по званию, а по сути ты просто ребенок, и взрослым нет дела до твоего мнения, потому что они лучше знают жизнь.
- Не грусти, Димми, - говорит Рут. – Чем старше ты будешь становиться, тем больше тебя будут слушать. То, что ты сейчас повинуешься взрослым, - правильно, и говорит о твоем зрелом уме и внутренней силе.
     Ты поневоле соглашаешься с Рутом и решаешь пока что не разгадывать этой сложной тайны: как управлять взрослыми. Но ты строго соблюдаешь свое достоинство принца-наследника и не играешь с детьми – ни с нем, кроме Нетты, которая очень умна, почти всё понимает, и с которой бывает так весело! И всегда легко.
     Правда, прачки и горничные несколько тревожат тебя. У них романы с солдатами, и ты бы очень часто становился свидетелем сцен, похожих на ту, произошедшую в королевском саду, если бы не бдительность Филидора Сэды. Едва вы сталкиваетесь с чем-либо подобным, как Сэда подхватывает тебя на руки и уносит прочь. Ты не сопротивляешься: тебе вовсе не хочется подсматривать за взрослыми. Но если бы не Сэда, ты вряд ли проявлял бы скромность, потому что любовь взрослых весьма тебя интересует. Но ты боишься собственных впечатлений, боишься за свою неокрепшую душу, поэтому рад, что Сэда уносит тебя. Да и вообще, подсматривать – грех. Ты спрашиваешь Филидора, есть ли у него подруга? Филидор уклончиво отвечает, что иногда есть, из чего ты делаешь вывод, что у него разные женщины. Зачем человеку много разных женщин, ты не спрашиваешь. Ты делаешь вид, что и так всё понимаешь, но про себя думаешь: у меня будет только одна, та, что станет королевой. Если я, конечно, полюблю ее, а она меня.
      Крестьяне-горцы из ближних деревень приезжают к тебе на поклон с подарками. Ты приветствуешь их, как подобает принцу, и благодаришь – всё это в обществе Фронде, Фоленго и оруженосцев. Винетта в это время прячется за их спинами, чтобы не смущать простых людей непонятным для них сходством с тобой. В ответ ты одариваешь крестьян серебром. Они не смеют от него отказаться и уезжают домой очень довольные.
     Жены офицеров, живущие в одном с тобой доме, очень к тебе добры, но ты соблюдаешь свое достоинство и не даешь им возможности по-матерински приласкать тебя. Ты позволял это только почтенной госпоже Трэверс. Но тебе очень не хватает женщины, которая была бы добра к тебе, как мать. Ты никому не говоришь об этом. Рут отечески нежен с тобой, а ты нежен с ним, насколько это возможно, но ты часто думаешь: если бы Рут женился на хорошей, доброй женщине, ты позволил бы ей обращаться с тобой, как с сыном. Ведь жене твоего регента можно позволить больше, чем прочим дамам. И в то же время ты не веришь, что Рут найдет себе хорошую добрую женщину. Так не бывает. Он сам слишком хорош, чтобы ему досталась еще и хорошая жена. Ты уже понимаешь: в этом мире мечты редко сбываются.
     И всё-таки ты живешь, как в сказке. Ведь Рут обучает тебя стрелять и обращаться с саблей, ты подолгу смотришь, как солдаты обучают молодых, ты ездишь с Рутгером на охоту, господин Холдинг учит тебя фехтовать… правда, Фоленго фехтует гораздо лучше, и ты любезно просишь его позаниматься с тобой.
      Фоленго соглашается. И вот он обучает тебя в коридоре второго этажа. У него насмешливые темно-синие глаза и светло-каштановые волосы, постриженную в длинную скобку; его губы тоже насмешливы. В нем чувствуется сила и обаяние, раздражающие и пленяющие тебя. Ты видишь в нем соперника с самой первой минуты вашего знакомства, но его ум, обаяние и такт не дают тебе возможности вступить с ним в настоящий спор. Он уверен в себе, даже самоуверен. Его рубашка крахмально бела, на воротнике и манжетах кружева, панталоны – из черного бархата, а у голенищ изящных сапог широкие по моде отвороты. Он никогда не говорит тебе «ты», всегда «вы».
- Держитесь прямее, милорд, - командует он. – Голову выше. Отлично; хорошо защищаетесь. А теперь попробуйте напасть на меня.
     Ты с упоением атакуешь его, как тебя учили, но он неуязвим, а кончик его рапиры упирается тебе в сердце через две минуты после твоей атаки.
     Тебя так огорчает это, что ты хмуришься, топаешь ногой и сурово говоришь:
- Давайте еще раз!
- Давайте, - соглашается он. – Но вы слишком горячитесь. Нападайте хладнокровней.
     Ты стараешься нападать хладнокровней, и всё-таки он «убивает» тебя еще два раза.
     Твои глаза полны слез, но ты не позволяешь им пролиться. Тогда он оставляет свою рапиру, подходит к тебе и поднимает тебя на руки.
- Не огорчайтесь, государь, - говорит он. – Мы будем тренироваться каждый день и добьемся успехов.
- Поставьте меня, пожалуйста, на пол, - следует твой ответ. – И потом, я попросил бы вас говорить мне «ты».
     Он ставит тебя на пол:
- Прости, милорд, я не хотел обидеть тебя.
     Его глаза смеются, в них тепло и глубокое расположение к тебе. Ты проглатываешь слезы и говоришь:
- Вы меня не обидели. Просто… трудно проигрывать.
     И опускаешь голову. Он подает тебе руку:
- Я понимаю, милорд. Я сам не люблю, когда меня побеждают. И никто не любит, смею тебя уверить. Ты тоже можешь обращаться ко мне на «ты».
     Ты пожимаешь ему руку и отвечаешь:
     - Благодарю. Не думайте, господин Фоленго… то есть, граф… что я на тебя сержусь. Я обязан тебе жизнью так же, как и Рутгеру Фронде. Но мне не очень приятно, что я еще маленький, а вы все взрослые. А между тем, я ваш государь. Как мне вами управлять, если вы только и делаете, что указываете мне, как я должен поступать?
     Фоленго снова берет тебя на руки без твоего разрешения, и ты видишь совсем близко его смеющиеся ласковые глаза.
- О, ты еще дашь нам жизни, милорд, - говорит он. – Подожди, через два-три года ты почувствуешь себя настоящим королем. А сейчас я хотел бы порадовать тебя: ты будешь сопровождать нас в селение асмальдов. Через неделю мы поедем туда на переговоры.
     Ты сдаешься и обнимаешь Фоленго. Сейчас ты любишь его очень сильно: почти так же, как Рута.
- Мираб, - говоришь ты. – Рутгер будет моим регентом. А ты – моим советником.
- Благодарю, государь, - он ставит тебя на пол и целует в волосы, как и Рут. – Это прекрасно, и мы с Рутгером счастливы служить тебе. Но никому не говори пока что об этом. Ревность – очень опасная вещь.
- Я знаю, - ты смотришь на него снизу вверх. – И я буду молчать. Но всё равно ты мой друг, Мираб.
     И спрашиваешь:
- А как называется селение асмальдов?
- Горные Розы, - отвечает он.
- Красиво, - говоришь ты.
     С этого дня Мираб Фоленго перестает раздражать тебя, потому что ты наше для него место в своей свите. Он – твой советник. Ты сообщаешь об этом только Рутгеру. Он полностью одобряет твое решение.
    
                13.

     За окнами бушует непогода, снежный буран залепил слюду, вставленную в рамы, ветер ревет так, что пришлось закрыть ставни и зажечь восковые факелы. Тяжеловатый запах топленого воска смешивается с запахом сосновых поленьев, горящих в камине.
     В комнате для военных совещаний, вокруг большого стола, собрались тысяченачальники, генерал Фронде и главнокомандующий Мираб Фоленго. Дидим сидит во главе стола на почетном месте; его высокий стул обит атласом. Он сосредоточенно вслушивается в речь Фоленго. А тот говорит:
- За те полторы недели, что мы живем здесь, господа, к нам на службу явились триста горцев. Пришли наши войска, и на сегодняшний день мы располагаем армией в четырнадцать тысяч человек. Через пять дней, в субботу, мы с господами генералами Фронде, Виллисом и Маудом отправимся на переговоры с асмальдами. Его высочество поедет с нами, так как эти переговоры чрезвычайно важны. От них, как всем нам известно, зависит судьба не только принца Дидима, но и его армии, и всей Ангордии.
     Он обводит присутствующих значительным взглядом. Все смотрят на него, и он видит: добавлять нечего. Все с ним согласны, всем всё понятно не хуже, чем ему самому.
     Тогда он продолжает:
- Мы не станем сейчас говорить о перспективах, которые откроются перед нами, если асмальды пойдут нам навстречу; не следует делить шкуру неубитого медведя. Лучше я зачитаю письмо, которое получил от наших разведчиков в столице.
    Он вытаскивает из кармана письмо, разворачивает его и читает вслух:
- «Господин маршал!
     Наш нижайших поклон его высочеству Дидиму, сыну Теофраста Второго. Да продлит Господь дни принца и будущего государя нашего на бессчетные годы! Наш привет и почтение всем доблестным командирам и солдатам!
     Дормеру Швабе донесли о Вашем исчезновении, господин маршал, а также об исчезновении всех дворян с семьями, не явившихся к Швабе в Сочельник. Он прогневался очень страшно, но в Вашу измену, господин Фоленго, окончательно поверил только на днях. Он поклялся, что все изменники, от генерала до солдата будут казнены, и решил пока что не расставаться с наемниками. Часть их он послал к границе, а часть под командованием Эгарда Филдинга – к горам. Он подозревает, что вы в горах, но горы велики. При Филдинге находятся наши люди, которые намерены навести его на мысль, что вы в Буром Ущелье. При Филдинге также тридцать тысяч наемников; они намерены прибыть к горам в начале февраля.
     Швабе всерьез расстроен и обеспокоен. Нинор Бальдомеро, Джоккино Моретти и другие ближайшие приспешники герцога неотлучно находятся при нем и утешают его речами о грядущей коронации. Она должна состояться в большом соборе Кассальды пятнадцатого февраля.
     Опасаясь бунта и прочих каверз, Швабе велел отрубить голову какому-то рыжеволосому мальчугану и объявить всем, что это, якобы, принц Дидим. Мальчик был казнен. Он оказался нем и не мог сообщить кому бы то ни было, что он не принц, но народ и так не поверил в то, что погиб Дидим. Всем было отчаянно жаль ребенка, который, к тому же, по убеждению большинства, не являлся принцем. Многие плакали. У нас есть все основания думать, что известная часть сторонников Дормера Швабе после этой расправы замыслила бегство, так как подумала о собственных сыновьях, братьях и прочих родичах, которые могли оказаться на месте казненного мальчика. Одним словом, Швабе очень повредила эта казнь, и у него хватило ума это понять. Он тотчас даровал прощение сотне человек, приговоренных им к вечному заключению, и выпустил их из тюрем. Этот политический шаг несколько уменьшил тяжесть совершенного им злодеяния в глазах народа. Но дело в том, что многие, выпущенные им на волю, искалечены пытками – и чувствуют весьма относительную благодарность к своему палачу, хотя вслух униженно восхваляют его милосердие, не желая вторично попасть в застенок. В Кассальде неспокойно. Настроение жителей столицы, а с ними и всей страны колеблется, как весы, и Бог знает, какой соломинки не хватает, что бы чаша осуждения перевесила чашу терпения, смирения и (в редких случаях) одобрения. На днях были убиты несколько шпионов самозванца, что усилило его гнев, меланхолию и подозрительность.
      Вот пока что и всё, что мы имеем сообщить Вам. Да хранит Вас Господь! Ваши Альфа, Бета и Гамма». 
     Фоленго замолкает. Дидим смотрит на него огромными глазами. Он потрясен тем, что Швабе казнил из-за него другого мальчика. Его гневы по отношению к Швабе и отвращение к нему растут с каждой минутой. Те же самые чувства испытывают все, кто сидит за столом.
- Вот так сегодня живет столица, господа, - хладнокровно подводит итог Фоленго. – Но мое мнение: люди Эгарда Филдинга, посланные в горы, не должны вернуться назад. Бурое Ущелье в шестидесяти милях отсюда. Боя мы принять не можем, но мои люди из разведки постараются заманить врага подальше в горы, туда, где не пройдешь без умелого, знающего проводника. Потеря тридцати тысяч человек существенно скажется на силах Швабе.
     Все весьма одобрительно относятся к этому предложению.
     Собрание длится еще какое-то время, затем все покидают комнату. Но мальчик, казненный Швабе, не выходит у Димми из головы. Он спешит в церковь – помолиться за него и поставить свечу.
     Вечером он говорит Рутгеру:
- Жаль, Рут, что мы не знаем имени мальчика, которого убил Швабе.
     Рутгер невесело усмехается.
- Боюсь, мы не знаем имен очень многих героев и мучеников, Димми. Но каждое их мучение приближает конец Швабе. А мальчик этот, конечно, сейчас в Раю, и душа его радуется так, как вряд ли в свой час будут радоваться наши души.
     Эти слова успокаивают Дидима. Конечно, Рут прав: мальчику сейчас хорошо и весело. А вот Дормера Швабе ожидает тяжкая участь, и едва ли после смерти он взойдет туда, где сейчас пребывают все, кого он казнил…


     Дормер Швабе не думает об этом. Для него Царство Небесное и ад всегда были несколько мифологическими понятиями, имевшими мало отношения к суровой трезвой реальности. Он убежден, что истинную ценность имеет только жизнь на земле. При всём это он строго соблюдает церковные обряды: народ должен видеть его набожность и усердие к молитве.
     Ненастным январским вечером он сидит в зале королевского дворца и играет в кости с Нинором Бальдомеро и Джоккино Моретти, своими ближайшими преданными слугами и советниками. Заодно он исподтишка изучает их. Нинор хорош собой: аккуратный, невысокий, стройный, с окладистой бородкой, ровно обрамляющей его низковатые скулы, большеглазый, с каштановыми волосами. У Джоккино кривые ноги, черные волосы, толстые губы и перебитый, неровно сросшийся нос. Его не назовешь красавцем, но он преданный человек – и при этом далеко не глуп. И Бальдомеро, и Моретти уже за сорок. У них есть семьи.
     Дормер Швабе делает большой глоток пива из кубка и вдруг тяжело роняет:
- Мне пятьдесят восемь лет.
     Нинор и Моретти быстро и незаметно для Швабе переглядываются между собой. Бальдомеро, как это часто бывает, становится в тупик от слов, произнесенных герцогом, - и злится. Хорошо, думает он, что герцог столь зрел годами, но с какой целью он решил довести до сведения своих приближенных данные о количестве лет, прожитых им на земле? Тем более, что всем людям, более менее близким к герцогу, известно, что его светлости не двадцать и не тридцать. Все знают, что ему пятьдесят восемь, что он родился одиннадцатого января, и его рождение сопровождалось зимней грозой.
     Джоккино Моретти тоже не понимает, к чему Швабе сказал то, что сказал, но находчиво откликается:
- Дай тебе Господь прожить еще столько же, государь!
- Благодарю, - Швабе бросает на стол кости. – Я крепок и здоров; быть может, твое пожелание сбудется, Джокки. Но если я хочу стать королем, я должен стать и родоначальником новой династии. Мне нужна королева.
     И он слегка морщится. Женщины никогда его не привлекали, а все остальные и того меньше. Любовь для него пустой звук; другое дело похоть, ее можно удовлетворить с любой служанкой. Но даже этому грубому чувству он предается редко. Его интересуют власть, деньги, карьера. Однако теперь он всерьез задумывается, что ему необходима семья: жена и дети. От этого никуда не денешься. Король обязан иметь семью.
     Бальдомеро понимает его и согласен с ним.
- Государь, - говорит он. - Когда тебя коронуют, к твоим услугам будет несколько иноземных принцесс, ты сможешь выбрать себе жену. Я предложил бы тебе взять одну из английских или немецких принцесс. Это был бы политически выгодный брак.
- Мне всё равно, - угрюмые темно-зеленые глаза Швабе обращаются на Нинора, и тот, как всегда, испытывает невольный трепет от этого взгляда. – Ты знаешь, я никогда сильно не интересовался женщинами. Моя жена – это политика. Но теперь эта жена требует, чтобы у меня была семья.
- Она у тебя будет, государь, - почтительно отвечает Нинор.
     Швабе переводит свой тяжелый взгляд на Моретти.
- Никогда не думал, - говорит он, - что Мираб Фоленго изменит мне. До сих пор с трудом в это верю. На что он рассчитывает? Ведь король казнен. Неужели Фоленго сам хочет взойти на трон? Или мальчишка у него? – он снова смотрит на Бальдомеро. – Как вы думаете?
- Полагаю, Эгард Филдинг или же люди, посланные к границе, выяснят это, ваше величество, - говорит Моретти.
- Да, я тоже так думаю, - подхватывает Нинор.
- У Фоленго нет армии, - продолжает размышлять вслух Швабе. Его тяжелый голос падает, точно капли смолы в тишине, наполненной приглушенным свистом и воем ветра за запертыми ставнями. - Или за Фоленго стоит кто-нибудь еще, тот, у кого есть силы? Не знаю. Знаю одно: я родня покойному королю, стало быть, у меня больше прав на престол, чем у кого-либо другого…. если мальчишка, принц Дидим, мертв. Но если он жив…
     Желтые искры страха, ненависти и раздражения короткими молниями вспыхивают в его глазах.
     Тут в двери стучат, и вошедший оруженосец докладывает:
- Государь! Во дворец явился человек, который хочет видеть герцога Дормера Швабе. Он говорит: у него сведения для вашего величества. Стражники посадили его в подвал.
     Тяжелое, жёсткое лицо Швабе становится внимательным.
- Он дворянин или простолюдин? – осведомляется он.
- Похож на простолюдина, государь, но изъясняется, как образованный.
- Его обыскали?
- Да, очень тщательно.
- И ничего не нашли?
- Кусок хлеба и несколько медных монет.
- Приведите его ко мне, - велит Швабе. – Нинор, Джоккино, ступайте в приемную и ждите там, пока не позову.
     Бальдомеро и Моретти немедленно уходят. Швабе остается один, он ждет с нетерпением. Но он умеет сдерживать свое любопытство, да и вообще все чувства, которые его обуревают; и не может показывать чувств, которых в нем нет. Он никогда не умел скрывать отсутствия любви в своем сердце. Он никогда никого не любил, за исключением своей матери, но та давно умерла, а вместе с ней умерла и любовь Швабе к кому бы то ни было. Впрочем, он даже не заметил этого.
     … Через некоторое время стража вводит в покои оборванного человека: сильного, здорового, крепкого, довольно молодого, лет тридцати. Судя по виду, это самый обычный бродяга. У него жесткие темные волосы вихрами и недобрый пристальный взгляд. Его руки связаны веревками.
    Он кланяется герцогу Швабе. Тот отвечает ему коротким кивком головы и жестом отпускает стражу. Когда она уходит, Швабе говорит:
- Садись вон на тот стул. Кто ты и что хотел сообщить мне?
- Я лучше постою, государь, - отвечает бродяга. – Меня зовут Данат Орк, я незаконный сын одного вельможи…
- Которого? – Швабе цепко смотрит на него.
- Да того, который целый месяц ходил к собственной прачке по имени Маргарета Тимсон, - лениво отвечает Данат Орк, не сводя со Швабе такого же цепкого взгляда.
     Швабе захвачен врасплох, что с ним редко бывает, однако он не показывает этого.
- К Маргарете Тимсон, служившей у меня, ходили многие, - спокойно отвечает он. – И до меня, и после меня. Эта достойная женщина мало кому отказывала в утешении.
     И улыбается одними зубами; взгляд его пристален и тяжел.
- Но кольцо ей подарил только тот, кого она всю жизнь называла моим отцом, - Данат Орк протягивает Швабе золотое кольцо. Швабе немедленно узнаёт его по инициалам, которые на нем выгравированы: Д.Ш.. Он решительно берет кольцо, надевает себе на палец и говорит:
- А ведь тебя обыскивали.
- Я умею прятать важные вещи, - отвечает Орк. – И умею находить нужных людей. Если мой государь возьмет меня в свою свиту на правах бастарда, я найду ему его врагов. Потому что принц Дидим жив. Я раскинул на карты. Бубновый валет жив, и при нем два туза: червовый и пиковый. Я знаю, государь, что Эгард Филдинг ушел к горам. Я тоже хочу вести поиски в горах…
- Постой. Сядь, - велит Швабе; Орк повинуется. Швабе встает. Его мало волнует то, что человек, сидящий перед ним, - быть может, его сын. Но он взволнован тем, что Дидим жив. А ведь он жив, Швабе и сам это чувствует. Червовый туз при валете – это, конечно, Фоленго. А пиковый… кто же это?
- Слушай меня, Данат Орк, - говорит Швабе. – Я никому не верю, не верю и тебе. Что делать! Меня очень часто обманывали. Но если ты найдешь принца Дидима и привезешь его сюда, ко мне живым (а я знаю его с младенчества и не спутал бы ни с кем другим), я не только возьму тебя в свою свиту на правах бастарда, но и титулую тебя, и дам тебе деньги и поместья. Слышишь меня? Я это сделаю. Что тебе нужно, чтобы ты нашел мне его и привез?
- Мне нужна лошадь и деньги на дорогу, - отвечает Орк. – И еще приличная одежда, так как, возможно, люди принца одеты хорошо, а мне нельзя выделяться среди них. К тому же, одежда должна быть теплой, ибо в горах холодно.
- Сам знаю, что не жарко, - на щеках Швабе загораются красные пятна. Он возбужден и полон надежд. В облике Даната Орка, в его голосе и поведении есть нечто, питающее надежды самозванного короля. Швабе чувствует: перед ним человек ловкий, хитрый, хищный и опасный, мало,  того, выносливый и терпеливый. Герцог берет нож и перерезает веревки на его руках. Потом протягивает ему свой кубок с пивом:
- Пей! Сейчас ты вымоешься и переоденешься. Одежду и лошадь ты получишь. Тебе также выдадут лыжи и оружие. Сколько денег тебе нужно в дорогу?
- Думаю, пятидесяти золотых мне хватит, - замечает Орк.
- Я дам тебе семьдесят, - решает Швабе. – Ну, ступай! Когда ты думаешь выехать?
- Как только кончится непогода, - отвечает Орк. – Но если она не кончится через два дня, я всё равно поеду.
     Швабе кивает.
- Договорились, - его голос звучит отрывисто. Он звонит в колокольчик и говорит вошедшему слуге:
- Графа Бальдомеро сюда.
     Когда появляется Нинор, Швабе велит ему поселить Даната Орка в одном из дворцовых покоев, предоставить ему возможность вымыться, постричься и поесть. Бальдомеро удивлен, но спорить не смеет. Он уходит вместе с Орком.
     Вернувшись к герцогу, он получает список вещей, которые должны быть выданы Орку в самое ближайшее время. Нинор удивляется еще больше, но тут же вызывает слуг и раздает им задания. Они летят выполнять их.
     Швабе доволен. Он призывает к себе Моретти, а после и Бальдомеро. Но он ни словом не упоминает при них о Данате Орке. Он никому не доверяет до конца, кроме себя самого. Его шпионы будут добросовестно следить за Орком до самого его отъезда из дворца. Возможно, Данат и в самом деле сын его, Швабе. А может, он просто бродяга и украл кольцо у его сына, который по глупости ему доверился. Не исключено, что он даже убил этого сына. Скорее же всего, дело гораздо проще: никакого сына нет и не было, а просто прачка, если она еще жива, проболталась случайному человеку, тому же Орку, что сам Дормер Швабе был когда-то ее возлюбленным, а Орк стащил у нее кольцо… Всё это не волнует Швабе. Отцовских чувств к молодому бродяге в нем так же мало, как мало было подлинной любви к Маргарете Тимсон. Он ходил к ней дольше, чем к другим, потому что она была необычайно пылка, умела расшевелить его и не требовала дорогих подарков. Он вполне оценил ее как женщину и вручил ей на прощание кольцо за услуги, после чего благополучно забыл о ней.
     Его не волнует, его ли сын Данат Орк; это ему не интересно. Если даже этот малый убил сына прачки, всё равно Швабе признает его своим незаконным сыном и даст ему титул, поместья и деньги. Только бы Орк привез ему принца Дидима! Это будет великая услуга. И Швабе не постоит за ценой, если Орк привезет ему мальчишку. А Орк может это сделать. Швабе чувствует: может. Он по-прежнему не верит Данату, но верит в него: в его хитрость, силу, отвагу и цинизм.
     «Пусть попытается, - думает Швабе. – У такого должно получиться…»

                14.

     Снег летит из-под лошадиных копыт. Большие четырехместные сани катятся по горным дорогам. Былые сугробы сверкают в солнечных лучах мириадами искр, так, что больно глазам.
     Дидим щурится. Впереди него сидят Мираб Фоленго и генерал Робин Мауд. Рядом с Димми – Рутгер Фронде. Впереди саней скачет проводник из числа разведчиков Фоленго. Рядом с санями, справа, едет верхом генерал Фридрих Виллис. Справа, слева и сзади скачут оруженосцы Фоленго и Фронде. В их числе Филидор Сэда, Йенс и Петер – всего двадцать человек.
     Дидим закутан в медвежью шубу, на нем меховой берет, закрывающий уши; ему тепло, и его клонит в сон. Однообразие белых просторов и ровное движение саней усыпляют его, несмотря на то, что впереди у него встреча с асмальдами. Граф Фоленго уже виделся с ними и беседовал со старейшинами. Это было давно, когда они только приехали в Еловую Лощину. Старейшины заявили ему, что согласны на переговоры: пусть только им покажут принца Дидима, сына Теофраста Второго.
     И вот они едут в селение Горные Розы. Дидиму полагалось бы волноваться, но он не волнуется. И не сердится на Фоленго за то, что тот только вчера признался ему, что уже говорил с асмальдийскими стариками. Это неважно. Всё равно, главная, решающая встреча – сегодня. Но Дидим не думает о ней. Он вспоминает, как откапывали «королевский дом», казармы и землянки после бурана. Это было очень трудно: солдатам пришлось выбираться наружу через окна с лопатами в руках. Димми тоже пожелал откапывать свой дом – и довольно долго работал наравне с другими, пока не устал. Вдохновленные его примером, солдаты трудились быстро и весело – и вскоре все входы были отрыты. На следующий день скидывали снег с крыш и расчищали площадки вокруг «королевского дома», церкви и казарм.
     Буран намел такие массы снега, что передвигаться без лыж сделалось невозможным. Всем пришлось надеть короткие лыжи. Димми быстро привык к ним, и скользить на лыжах стало для него столь же обыкновенным делом, как ходить или бегать. Гору, с которой он катался на санках вместе со своими «двойниками» и сыновьями офицеров, тоже занесло, но дети быстро раскатали ее так, что она вновь заблестела, отполированная десятками полозьев и оловянных блюд, приспособленных под ледянки.
     А потом мальчики затеяли играть в войну. Этого сердце Димми не выдержало. Он заявил, что хочет быть их главнокомандующим. Они весьма охотно на это согласились… но начавшуюся игру прервала поездка к асмальдам. Дидим едва успел перепоручить высшее командование своими отрядами старшему из мальчиков, четырнадцатилетнему Полю, - и его увезли.
     И вот теперь он едет через горы.
     … Часа через три после выезда из Еловой Лощины, они въезжают в большое селение с невысокими каменными домами. Оно похоже на город. Дремота оставляет Димми. Он с величайшим вниманием и любопытством рассматривает дома, церковь, улицы. Всё это не похоже на горное поселение – быть может, потому, что поселок асмальдов лежит в долине.
      На улицах пусто. Видимо, жителям Горных Роз известно, что к ним приедут сегодня высокие гости. Но вот от небольшого здания ратуши навстречу гостям устремляются всадники. Они действительно очень высоки ростом, Дидим это замечает. Многие из них выше Рутгера и Фоленго.
     Всадники спешиваются и почтительно обнажают головы. Сани гостей останавливаются, останавливается свита. Димми, скинув с себя медвежью шубу, встает в санях и громко, с достоинством говорит:
- Мои добрые подданные! Я, принц Дидим, прибыл к вам со своими людьми в надежде на вашу помощь сыну Теофраста Сильного. Я приветствую вас!
- Мы также приветствуем тебя, государь, - один из всадников в нарядном плаще преклоняет колено. Остальные следуют его примеру.
- Государь, - торжественно и учтиво продолжает асмальд. – Добро пожаловать в ратушу! Ты и твои люди будете дорогими гостями в нашем селении.
     Затем вперед выходит священник. Он благословляет Дидима и его людей, и все вместе, хозяева и гости, едут к ратуше.
     Там принца и генералов встречают старейшины: человек десять высоких, крепких стариков, которые кланяются его высочеству и преподносят ему дары. Димми едва успевает разглядеть подношения, так как их тут же почтительно берут оруженосцы. Затем по шелковой дорожке, расстеленной на снегу, принц и его свита приближаются к крыльцу, поднимаются по ступеням и входят в ратушу.
     Димми идет смело и уверенно, отвечая легким приветливым наклоном головы кланяющимся ему людям. Их вводят в богато убранный зал, где на столе расставлены яства и вина. К Димми подходит высокий старец, одетый роскошней других. Он целует руку принца и говорит:
- Ваше высочество! Я Арн`альд В`иклиф, главный старейшина Горных Роз. Кому из своих людей ты доверяешь вести переговоры с нами, асмальдами?
- Переговоры будут вести главнокомандующий моей армии генерал Мираб Фоленго, - отвечает Димми. – А в помощь ему я назначаю господ Фронде, Мауда и Виллиса. Прошу вас познакомиться с ними.
     Арнальд Виклиф вновь кланяется принцу и знакомится с генералами. Затем все, кроме свиты, садятся за стол. Приходят еще четверо старейшин. Они также кланяются принцу, здороваются с гостями и садятся за стол. Виклиф представляет их и гостей друг другу. Затем священник читает молитву, и начинается трапеза.
     О делах пока что не говорят. Старейшины рассуждают о том, что урожай нынче был хорош, что много собрали кукурузы, риса и винограда. Они с искренней благодарностью вспоминают, что король Теофраст дал асмальдам льготы и суверенитет, и всегда щедро посылал им зерно и постное масло в неурожайные годы. Они обещают прислать в подарок принцу овец, свиней, коров и коз. Дидим благодарит их.
     Он спрашивает, сколько всего асмальдийских селений в горах? Старейшины почтительно отвечают, что восемь больших и четыре малых, и что представители всех больших селений будут участвовать в переговорах. 
     Димми не оставляет подозрение, что асмальды хотят отделаться от ангордийцев подарками и обедом, и он с надеждой посматривает на Мираба Фоленго, который беседует со старцами, пуская в ход всю свою приветливость и лучезарное обаяние. Дидиму хотелось бы уметь так же ловко и легко завоевывать симпатию людей, вызывать доверчивые улыбки на их лицах. Фоленго беседует так же, как фехтует: с непринужденным изяществом и мастерством. Он блещет остроумием, его слова точны, как удары рапиры, он шутит и смеется ответным шуткам старейшин. Остальные генералы слушают его приятный, звучный голос с тайным восхищением и завистью. Никто из них не обладает искусством дипломатии настолько, насколько им владеет маршал. Они очень надеются, что его искрометный шарм подействует на старейшин, но Фоленго чувствует: у старейшин уже готов ответ, и как бы он, граф, ни был предупредителен и обаятелен, они не отступят от своего решения. Его несколько тревожит: что у них на уме? Отказ слишком невыгоден для них, предательство тоже, и они это хорошо понимают. Что же они всё-таки решили между собой? Какую цену они назначат за помощь сыну короля Теофраста? Фоленго прекрасно понимает: эта цена будет значительной. «Может, им захочется полного суверенитета? - размышляет он. – Вряд ли это так, они нуждаются в ангордийском короле. В территории же их никто не ограничивает; можно считать, что они хозяева Асмальдийских гор. Торгуют они бойко. У них связи со всеми купцами мира, потому что король отдал им два медных рудника, и они владельцы множества виноградников…»
     Его тревога растет, но он умело скрывает ее и продолжает беседу с прежней непринужденностью.
     После обеда они посещают церковную службу, потом вновь возвращаются в ратушу. Теперь оруженосцы и телохранители могут пообедать, а принц, его генералы и старейшины асмальдов удаляются в комнату для совещаний, где рассаживаются на диваны и кресла.
     Слуги приносят вино, фрукты и сласти.
     Арнальд Виклиф обращается к принцу и генералам, но преимущественно в Фоленго:
- Ваше высочество, и вы, уважаемые господа! Мы, старейшины асмальдов, согласны предоставить армии его высочества безвозмездно десять тысяч воинов. Но мы дадим шестьдесят тысяч и поможем вам деньгами, если его высочество принц Дидим соблаговолит обручиться с моей внучатой племянницей Мариолой Турн. Так или иначе, моя племянница приходится родственницей всем асмальдам; по отцу она ангордийская герцогиня. В настоящее время ей семь лет. Этот брак был бы желателен для всех асмальдов, проживающих в горах.
     И он почтительно кланяется Дидиму и генералам. Те пребывают в молчаливом изумлении: никто из них не ожидал ничего подобного. Фоленго чувствует: необходимо передохнуть. Нужно посоветоваться с Фронде и Дидимом.
     Он улыбается Виклифу и старейшинам и говорит:
- Можно ли нам увидеть юную герцогиню?
- Разумеется, - отвечает Виклиф и звонит в колокольчик. Появляется слуга. Виклиф просит его позвать госпожу Изольму Турн и барышню Мариолу.
- Изольма Турн – матушка Мариолы, - поясняет он.
     Обе входят в комнату с большим достоинством. Герцогине Изольме около двадцати шести лет. Она в черном траурном платье, с черной кружевной накидкой на голове. Ее лицо строго, приветливо и спокойно. Она очень красива, но это не броская красота, а мягкая, словно затаенная, как солнечные лучи, просвечивающие сквозь облака. Эта красота озаряет всё ее существо, но при этом точно прячется, исполненная кроткой печали.
     Мариола держится серьезно и солидно, но за ее безупречными манерами маленькой герцогини скрывается неудержимая жизнерадостность. Она очень мила. Ее длинные темно-каштановые волосы распущены, на головке – золотой обруч, она – само изящество. Взгляд ее больших голубых глаз энергичен, доброжелателен и говорит о живом уме и доброте.
     Мать и дочь почтительно кланяются принцу. Фоленго учтиво целует руку герцогини и говорит что-то шутливо-ласковой Мариоле, отчего личико девочки расцветает веселой улыбкой. Она отвечает в тон Фоленго, и оба смеются.
     Мираб переводит взгляд на Арнальда Виклифа и говорит:
- Господин Виклиф, нам с его высочеством и генералами необходимо посоветоваться между собой. Где мы могли бы уединиться?
     Их отводят в покои напротив. Фоленго ставит снаружи у дверей Йенса и Петера, плотно закрывает двери и говорит:
- Господа генералы, садитесь. Ваше высочество и господин Фронде! Я хотел бы побеседовать с вами в соседней комнате. Господа! – он вновь обращается к генералам. – Прошу вас остаться здесь. Ситуация такова, что только наш государь может разрешить ее, а мы с господином Фронде поможем его высочеству собраться с мыслями и, не торопясь, принять единственно правильное решение.
     Виллис и Мауд с важностью кивают: они согласны с главнокомандующим. Фоленго, Фронде и Дидим уходят в соседнюю комнату.
- Ну, что, государь? – спрашивает Фоленго, глядя на Дидима серьезно и проницательно. – Перед нами выбор: либо ты обручаешься с Мариолой Турн, и мы получаем армию и деньги, либо ты сохраняешь свободу, а мы обогащается горсткой асмальдов – и по-прежнему остаемся без армии.
- Я готов обручиться с Мариолой Турн, - не задумываясь, отвечает Дидим.
     В глазах Фоленго мелькает одобрительное выражение. Он целует руку его высочества, и они с Фронде, усевшись друг напротив друга начинают говорить по-французски.
- Генерал, - обращается к Фронде Фоленго. – Это не такая высокая цена; говоря по чести, я боялся, что асмальды захотят большего.
- Я тоже, - Фронде с пониманием смотрит на него. – Юная герцогиня очень мила. Но вот, что я думаю, господин Фоленго: нам следует взять с собой мать и дочь, чтобы асмальды не впадали в искушения. Самозванец тоже может добраться до них и многое им пообещать.
- Да, это так, - соглашается Фоленго. - Герцогине и ее дочери придется ехать с нами. Впрочем, асмальды всё равно вынуждены будут помочь самозванцу, и их можно понять: если они этого не сделают, он разрушит все их восемь поселков, заберет скот и рудники и казнит всех, кого только сможет поймать. И всё же нам лучше держать при себе племянниц Виклифа. Всё равно наступление назначено на апрель; до этого они смогут время от времени видеться с родственниками.
     Димми с некоторым неудовольствием посматривает на своих регента и советника. Они точно совершенно позабыли о нем и беседуют себе по-французски, будто не знают, что он еще не настолько хорошо владеет этим языком, чтобы понимать их.
- Господа! – обращается он к ним, слегка сдвинув брови. – Я прошу вас говорить по-ангордийски.
- Прости нас, милорд, - спохватываются оба. И тут же по-ангордийски повторяют ему то, о чем говорили.
     Дидим кивает. Он согласен с их мнением. Правда, в душе он считает, что гораздо охотней женился бы на Винетте Фоленго, которая так хорошо его понимает, а не на маленькой девочке. Но сейчас важнее всего вернуть власть законному государю с помощью крепкой армии: это ему понятно больше, чем всё остальное.
     Все вместе они возвращаются к генералам, и Фоленго вводит их в курс дела. Виллис и Мауд не спорят: они и сами считают, что всё должно быть именно так, как решили принц Дидим, маршал и Рутгер Фронде.
     Впятером они идут к старейшинам, и Димми объявляет асмальдам о своем решении. Старейшины довольны. Они, наконец, выражают принцу соболезнование по поводу трагической гибели его отца и брата. Дидим с достоинством благодарит их за сочувствие и участие. Затем назначается день обручения: пятое февраля. Арнальд Виклиф согласен, чтобы его родственницы сопровождали армию принца. В глазах Изольмы Турн появляются беспокойство и тоска: ей вовсе не хочется уезжать вместе с армией. Но она молчит.
     Вслед за этим начинается деловое обсуждение вопросов относительно воинов-асмальдов и денег.
     Дидим и Мариола начинают скучать. Мариола подходит к Димми и спрашивает:
- Милорд, вы любите игрушки?
- Иногда, - с достоинством отвечает Димми. – А вы?
- Я очень люблю, - она улыбается ему. – Но я люблю, чтобы куклы были мягкие. Их легко стирать, они не ломаются и не бьются. Я вам их покажу.
     Она спрашивает позволения у Виклифа: показать Димми свои игрушки. Арнальд говорит ей, что она успеет сделать это в день помолвки. Мариола вздыхает и покоряется.
     В это время Дидим заводит беседу с госпожой Турн-старшей. Изольма отвечает на его вопросы, сама спрашивает его и про себя удивляется разумным, зрелым ответам маленького принца. Он рассуждает, как взрослый, и не стесняется признаться, что некоторые вещи ему пока что еще не ясны и не понятны. В свою очередь он узнаёт, что супруг Изольмы, герцог Эдвин Турн, скончался год назад, что он был верным слугой его величества Теофраста, но не воином, и предпочитал мирно жить в своем поместье.
      Мариола – Мари, как ее называет мать, - сидит, притихнув, и с почтением смотрит на рыжего мальчика, который так умен и серьезен. Она проникается к нему благоговением. Сама она ни за что не могла бы отвечать на вопросы так умно, с таким достоинством, как это делает он.
     После того, как обсуждение главных вопросов заканчивается, старейшины, гости и герцогиня с дочерью идут в столовый зал. Там гости подкрепляются перед дорогой, после чего принц Дидим и его свита уезжают обратно в Еловую Лощину.
     Солнце уже заходит. За острыми конусами гор видны только его прощальные лучи. Сумерки медленно опускаются на снежные просторы, и снег уже не сверкает множеством ослепительных искр.
- Рут, - обращается Димми к своему регенту, - а когда будет моя настоящая свадьба… я хочу сказать, венчание, а не помолвка?
- Когда твоей невесте исполнится пятнадцать, - отвечает Фронде. – То есть, через восемь лет.
- А до этого что мне с ней делать? – вздыхает Димми. – Играть в куклы?
- Мариола не будет жить во дворце, - успокаивает его Рутгер. – Она уедет домой сразу же после нашей победы.
- А Винетта останется? – спрашивает Димми с надеждой.
- Конечно, если ты захочешь, Димми.
- Если она захочет, - поправляет его Дидим. – Потому что я не хочу никого насильно задерживать.
    Фронде отворачивается с мягкой улыбкой. До чего же Димми еще добр!

                15.

     Всё происходит так быстро, что ты не успеваешь, как следует, поразмыслить над своим новым положением.
     Вы с Мари обручены, и она поселяется в «королевском доме» вместе со своей матерью-герцогиней. А асмальды отправляют к вам в армию очень рослых, сильных людей: шестьдесят тысяч человек. Жить им у вас негде, поэтому Мираб Фоленго отпускает их домой «до начала военных действий».
     Ты мало интересуешься своей семилетней невестой. У тебя есть дела поважнее: катанье на санках, охота, поездки к водопаду, игра с мальчиками в войну и прогулки и игры с Неттой. Ей вовсе не жаль, что ты обручен. Тебе уже известно: она влюблена в друга своего брата. Этого друга зовут Вольфганг, и ему двадцать лет. Он, понятно, не обращает на Нетту особенного внимания. Он просто уважает ее как сестру своего друга Ромена.
     Мариола тоже не слишком влюблена в тебя, но хочет с тобой дружить. Ты снисходительно позволяешь ей кататься на своем самокате по длинным коридорам дома и иногда беседуешь с ней, но она не может заменить тебе Нетту. Ты очень рад этому. Дружеские чувства Мари трогают тебя, но в то же время и немного раздражают. Вообще ты предпочитаешь мужское общество. С помощью офицерских сыновей и Филидора Сэды ты воздвигаешь во дворе снежную крепость и снеговиков, которые должны изображать часовых. Вы играете в снежки, которые так легко лепить из рыхлого, мягкого февральского снега – и устраиваете настоящие снежные сражения. Бывает, тебе сильно достается, но ты – главнокомандующий, и мужественно сдерживаешь слезы боли, тем более, что нарочно тебя никто не обижает. Ты это очень ценишь – и создаешь свою свиту. Старшие мальчики назначаются твоими оруженосцами, младшие – пажами. Помимо этого ты учишься у господина Холдинга, фехтуешь с Мирабом Фоленго, ездишь на учения и смотры вместе с Фронде: словом, ты очень занят, и до Мари тебе мало дела.
     Но тебе нравится ее мать, госпожа Изольма Турн. Она всегда беседует с тобой так ласково и в то же время никогда не бывает фамильярной. У нее красивые темно-карие глаза, от нее всегда исходит аромат цветов. Ты любишь, когда она читает вслух сказки тебе, Мариоле и Винетте, и сам рассказываешь ей про приключения и путешествия, о которых читал в книгах. Иногда ты делишься с ней своими впечатлениями и мыслями о жизни, а она слушает тебя очень внимательно, и в ее глазах при этом столько доброты!
     Она кажется тебе очень красивой и очень одинокой. Жены офицеров держатся с ней приветливо, но несколько отчужденно. Одна только Аделина Фоленго, мать Нетты и Ромена, часто дружески беседует с ней. Ты очень признателен за это госпоже Аделине.
     При герцогине и ее дочери двое слуг и четыре служанки. Две из этих служанок – молодые хорошенькие девушки, воспитанные, впрочем, в строжайших правилах нравственности. Ты втайне влюблен в них обеих – и начинаешь понимать Филидора Сэду, у которого много подруг, во всяком случае, не одна. Но в то же время ты ясно сознаешь, что просто увлечен красивыми служанками, а не любишь их по-настоящему, как, например, Мираб Фоленго любит свою жену госпожу Аделину. Его лицо светлеет, когда он видит ее, и она тоже всегда смотрит на него с любовью и радостью. Ты хочешь для себя такой же любви. И с грустью сознаешь, что пока ни к кому ее не испытываешь. Единственный, человек, без которого ты не можешь обойтись, - Рутгер Фронде. Когда его нет, твой ангел-хранитель – Филидор Сэда. Его и Мираба Фоленго ты тоже очень любишь, но всё-таки меньше, чем Рутгера Фронде. Втайне ты убежден: если бы Рут внезапно умер, ты бы немедленно умер тоже.
      А февраль в горах восхитителен. Стоят теплые солнечные дни, то и дело звенит капель, напоминая о приближающейся весне, и воздух точно соткан из солнечных лучей даже в пасмурные дни.
     Пятнадцатого февраля происходит великое событие. Накануне от Бурого Ущелья прибывает гонец и сообщает: Эгард Филдинг и его люди остались без проводников и кружат по горам возле Малого Каньона. Многие уже погибли от этого бесцельного кружения – почти без пищи, в постоянном холоде. Все тридцать тысяч с трудом передвигаются: нет сомнения, что теперь даже дети способны победить их.
     Мираб Фоленго тут же собирает людей, не тревожа воинов-асмальдов, и едет вместе с десятью тысячами к Малому Каньону. Измученные враги, не желая сдаваться, принимают бой – и почти все падают под ударами сильных, сытых воинов Фоленго. В плен сдаются пятьсот человек. Эгард Филдинг сдаваться не желает, но, тем не менее, его тоже берут в плен – и уводят к Звездному Потоку. Пленных размещают в свободных казармах и землянках. Их лечат и кормят, они под охраной солдат главнокомандующего.
     Филдинга сажают отдельно, в подвал «королевского дома».
      На всеобщем построении ты торжественно поздравляешь Фоленго и своих людей с первой крупной победой над врагом. Ты произносишь вдохновенную речь перед воинами, потом пожимаешь руку маршалу, благодаришь его и на словах награждаешь орденом Святого Георгия. Этот орден герцог Фоленго получит по окончании войны. По совету Фоленго и Фронде ты также благодаришь и награждаешь нескольких особенно отличившихся солдат.
     Свою первую победу вы отмечаете жареным мясом, вином и сладкими пирогами, испеченными по такому случаю в огромных количествах. Ты очень доволен. Твои бойцы вывели из строя тридцать тысяч человек: почти половину армии Швабе!
     Пленные просятся в вашу армию. Фоленго и его главные разведчики беседуют с каждым из них. Тремстам с лишним пленным оказывается доверие. Их прощают от твоего имени, выдают им обмундирование и оружие, они приносят тебе присягу. Остальные, без малого двести человек, остаются на положении пленных: их заковывают в цепи. Эгарда Филдинга тоже. Пленные останутся в горах до конца войны, но Филдинг как предатель и изменник пойдет вместе с вами. Когда кончится война, его казнят вместе с Дормером Швабе и его ближайшими приспешниками.
     Из столицы приходит сообщение: Швабе короновался пятнадцатого февраля – в тот самый день, когда вы одержали свою первую победу над ним. Ты не чувствуешь печали по этому поводу, потому что свято веришь в победу своей армии и в скорый конец самозванца.


     Двадцатое февраля.
     День тихий, пасмурный, безветренный. Дидим, Филидор Сэда и Винетта у водопада.
- Жаль, что нас здесь не будет летом, - говорит Димми. – Наверно, летом здесь замечательно.
- Ваше высочество может вернуться сюда после победы, - замечает Сэда. – Если мы быстро одолеем «швабовцев», ты сможешь отдохнуть здесь летом, государь.
- Я очень хотел бы, - говорит Димми. – Да, хотел бы. А ты, Нетта, поедешь со мной?
- Не знаю, милорд, - отвечает она. – Я хотела бы отдохнуть с моими родителями и братом…
     Она не договаривает. Звучит несколько приглушенных выстрелов, больше похожих на хлопки, и Филидор с Винеттой падают со своих лошадей. Димми вскрикивает, озирается по сторонам и дергает поводья – скорее домой! Но тут раздается еще один хлопок, и лошадь принца, Хлоя, подаренная ему Рутегром Фронде, падает мертвой. Димми довольно легко выбирается из-под нее, охваченный ужасом, но не успевает убежать: удар кулака обрушивается ему на голову, и он теряет сознание.
     … Он приходит в себя, и не сразу понимает, где он и что с ним. Он сидит на лошади, связанный – и привязанный веревками к тому, кто позади него. Чьи-то крепкие руки в шерстяных перчатках управляют конем. Эти руки незнакомы Димми, и конь тоже. Кругом горы и снег, а с неба падает мелкий дождь.
     Димми мгновенно вспоминает: Филидора убили! И Нетту… Он догадывается: его, принца похитили. И, конечно, везут к Дормеру Швабе.
     Страх и тоска охватывают его душу. Он смертельно хочет домой, к Рутгеру Фронде, к Мирабу, к госпоже Турн. Ему хочется громко закричать и заплакать, но он помнит: он принц. Ему нельзя терять своего достоинства.
- Куда ты везешь меня? – спрашивает он человека, которого не видит. Ответ ему известен, но ведь надо с чего-то начать разговор, потому что молчать – страшнее всего.
- В столицу, - отвечает ему ленивый, низкий, холодноватый голос.
- Как твое имя? – голос Димми спокоен.
- Дэн, - звучит ответ.
- Отвези меня обратно, Дэн, - всё так же спокойно просит Дидим. – Я обещаю, что ты не пострадаешь. Отвези меня, и я дам тебе много денег, несмотря на то, что ты убил людей, которые были мне очень дороги…
     Он осекается, боясь расплакаться.
- Вот еще, убил, - ухмыляется голос за его спиной. – Нет, милорд, не убил, а ранил, чтобы они мне не помешали. Я, конечно, прибил бы их, но детей грех убивать, а Филидор Сэда когда-то помог моей матери… короче, целы твои «дорогие люди». Я им выстрелил в правые руки выше локтя – пустые раны.
     Димми становится легче.
- Если ты правду говоришь, тем более, отвези меня обратно, - продолжает он настаивать. – Тебе ничего не будет. Я возьму тебя в оруженосцы.
- Прости, но я уже напросился к Швабе в бастарды, - звучит насмешливый ответ. – Это почетнее, чем быть оруженосцем.
- Зато конюший перевесит бастарда, - замечает Димми.
- Я тебе не верю, милорд, - отвечает ему его спутник. – А вот Швабе верю.
- Но Швабе убьет меня. А ты говоришь, грех убивать детей.
- Ты не ребенок, - хладнокровно возражает ему его похититель. – Ты – сын короля Теофраста. Пока ты жив, Дормер Швабе не может быть спокоен.
     Димми умолкает. Он принимает решение сбежать, едва только Дэн ослабит бдительность. Словами этого негодяя не пронять; во всяком случае, у Димми нет таких слов, а унижаться до мольбы – не царское дело. Да этим на Дэна и не подействуешь.
     Они скачут в молчании то рысью, то галопом – и, наконец, делают привал возле каких-то скалистых пещер.
     Похититель принца сходит с коня, и тот, наконец, видит его: высокого, крепкого, с темными вихрастыми волосами, темными глазами и непроницаемым, плохо выбритым лицом то ли бандита, то ли бродяги. Во всяком случае, это лицо не внушает ни доверия, ни симпатии.
     Он развязывает Димми, но спутывает ему ноги, точно жеребенку.
- Гуляй, - он слегка шлепает его по спине. – Только не пытайся бежать; всё равно от меня не уйдешь.
- Не смей меня трогать, - глаза Дидима грозно вспыхивают.
- Что, казнишь? – похититель насмешливо подмигивает ему. Димми резко отворачивается.
     Пока Данат Орк (а это именно он) подпускает коня к овсу и разводит огонь, чтобы приготовить обед, Дидим отходит за скалу по личным делам. Заодно он украдкой пытается освободить свои ноги, но это ему не удается. Он понимает: нужно украсть нож у Дэна. Сейчас этого сделать никак нельзя, но, возможно, ночью у него это получится.
      С тяжелым сердцем он возвращается к костру. Аппетита у него нет, он ничего не ест, только выпивает немного подогретого вина с водой. Вино – это силы, тепло, а главное, мужество, которое ему, принцу, сейчас так необходимо.
     Орк ест и пьет в свое удовольствие. Он одет тепло и красиво, точно королевский воин, на нем плащ, подбитый овцой. Дидим тоже одет тепло, но это мало его утешает. У него в голове одна мысль: нужно вытащить нож, который Данат держит у себя за поясом. А ее лучше ружье. Тогда он, принц, сможет убить своего похитителя, взять его коня и поехать на нем обратно. Ведь его, конечно, уже давно ищут. То обстоятельство, что в горах ничего не стоит заблудиться, Димми как-то не беспокоит. Он убежден: нужно только как следует помолиться Богу, и он вернется в Еловую Лощину. Он и сейчас всей душой молит Бога, чтобы Всевышний избавил его, принца, от плена. Его молитва безмолвна: Дэн не должен слышать ее, он не достоин этого.
     После обеда Орк связывает Димми руки, развязывает ноги, сажает впереди себя на коня, и они продолжат путь, пока не темнеет.
     На этот раз они останавливаются в долине у реки, в скалистой пещере. Димми снова спутывают ноги, потом кормят ужином. На этот раз голод превозмогает душевную боль и тревогу, и Дидим ест с большим аппетитом. Ему понадобятся силы, если он хочет бежать.
     Перед сном Орк опять связывает ему руки и велит забраться в какой-то мохнатый теплый мешок. Димми забирается. Орк забирается в мешок рядом с ним, и они лежат рядом, в тепле, закрыв глаза. Дидим выжидает, когда Дэн уснет. Тогда можно будет потихоньку выбраться из мешка, пережечь веревку на руках тлеющими угольками костра и ускакать на лошади. Правда, она не взнуздана и не оседлана, но Димми умеет скакать на таких лошадях.
     Дэн дышит ровно: нет сомнения, что он спит. Тогда Дидим тихо, очень тихо выбирается из мешка, творя молитвы. Ему это удается. Он подходит к догорающему костру и принимается пережигать веревку на руках. Его сердце бьется неровно и учащенно. Ну! Скорее же, скорее, ско…
     Чей-то тихий злорадный смех раздается над его ухом. Затем Орк хватает его за ворот камзола и ведет обратно.
     От горького разочарования на Димми накатывает бешенство. Позабыв всё свое царственное достоинство, он бросается на Орка, точно тигренок, кусает его и бьет: связанными руками и ногами. При это он рыдает во весь голос от обуревающей его бессильной злобы и исступленно кричит:
- Пусти меня! Ты, висельник, продажный шпион, изменник, подлец! Пусти меня, или ты на Страшном Суде будешь отвечать за мою гибель!
     Орк от души забавляется его слезами и гневом. Удары и укусы Дидима, по всей видимости, не причиняют ему настоящей боли. Он без лишних слов валит его на снег, крепко связывает, невзирая на всё его сопротивление, и вновь укладывает в мешок.
- А теперь спи, приятель, - говорит он. – Не то я спущу с тебя штаны и так отхожу плетью, что ты у меня сразу притихнешь, как ягненок.
     Эта угроза гасит бешенство Дидима. Он не боится боли, но бесчестье, которое ему обещано, заставляет его вновь обрести хладнокровие. Он чувствует себя глубоко несчастным: веревки врезаются в его тело, отчего оно ноет и затекает, а рядом лежит Дэн: невозмутимый, наглый, жестокий. Димми впервые в жизни познаёт, что`  такое ненависть. С каким наслаждением он убил бы Орка! Да, вышиб бы ему мозги из ружья. Он даже вздрагивает от ярости, слезы текут из его глаз, он кое-как вытирает их то одним, то другим плечом. И, в конце концов, засыпает, измученный.
     На следующее утро за завтраком Дэн с издевкой подшучивает над ночной попыткой бегства Дидима. У принца снова связаны только ноги. И у него опять нет аппетита. Он с видимым презрительными пренебрежением слушает насмешки Орка и пьет грог, тщательно скрывая свою подавленность и угрюмое ожесточение.
     Орк седлает коня, и они едут дальше.
     Днем они останавливаются вблизи пропасти, у каких –то небольших скал, поросших невысокими соснами. Данат лезет на скалы: нарезать сосновых веток для топлива. И тут происходит непредвиденное: он вдруг срывается со скользкого уступа и скатывается вниз, по затянутой льдом каменистой площадке, прямо к бездне…
      Он повисает над ней, в последнее мгновение ухватившись руками за бугристый каменный выступ площадки, не покрытый льдом.
      Димми видит это, и жгучая, сладкая радость наполняет его сердце. Сейчас его враг сорвется вниз!
     Но через минуту ему вдруг становится не по себе. Нет, нельзя не попытаться помочь этому негодяю. Он, конечно, свинья, каких мало, но Димми не может так просто бросить его.
     В первую очередь, конечно, следует позаботиться о себе. Дидим перекидывает ружье через плечо, находит в переметной суме нож и перерезает им веревки на своих ногах. Конь взнуздан и оседлан, Дэн еще не успел расседлать его.
     Димми выбрасывает из сумы мешок с сухарями – это для Орка. Потом он берет моток длинной веревки, забирается на скалу с соснами, куда так и не добрался его враг, и крепко привязывает один конец веревки к сосне. Потом оглядывается. Пальцы его похитителя всё еще судорожно стискивают камень скалистого выступа. И ни звука, ни единой мольбы о помощи.
      Димми бросает ему другой конец веревки, и тот падает рядом с руками Даната.
- Хватайся! – кричит Дидим, а сам слезает со скалы и быстро вскакивает на коня. Орк уже выбрался из пропасти.
- Стой! – кричит он Димми, подтягиваясь на канате к скале с соснами. – Конь норовистый, он сбросит тебя. Я сам отвезу тебя домой.
- Я оставил тебе сухари, - громко отвечает Димми. – Прощай!
     И он гонит коня прочь что есть силы. Но конь в самом деле норовистый. Едва они проезжают несколько десятков ярдов, как конь с громким ржанием вскидывается на дыбы, и Дидим, не удержавшись, вылетает из седла прямо в сугроб. Он погружается в него и тут же, отплевываясь, принимается отчаянно барахтаться в нем, силясь выбраться. Снег залепляет ему глаза и рот, но это не страшно. Самое ужасное то, что Дэн может снова поймать его. Димми теряет сапоги, его ноги в шерстяных чулках обжигает влажный снежный холод, но он не обращает внимания на такие пустяки: он силится поскорее выбраться из сугроба.
      И то, чего он так боится, происходит. Данат Орк приближается к нему. Тогда Димми встает по пояс в снегу и целится в Орка. Он не мог не помочь этому человеку, когда тот, беспомощный, висел над пропастью, но сейчас необходимо убить его. Кому-то из них двоих непременно придется умереть.
     Он стреляет, но дуло ружья забито снегом; звучит лишь короткий сухой щелчок. Дидим вновь и вновь нажимает на курок – всё напрасно.
     Тогда он кидается прочь, в снег, точно затравленное животное, волоча за собой тяжелое бесполезное ружье. Он бежит, утопая в снегу, пока Орк, наконец, не ловит его. Димми снова овладевает бешенство. Неужели его так замечательно начавшийся побег столь глупо и позорно закончится?! От отбивается руками и ногами и кричит во всё горло, но Орк зажимает ему рот ладонью и хрипло говорит:
- Не ори, милорд! Хочешь, чтобы нас зас`ыпало? Здесь часто бывают лавины.
     Дидим кусает его ладонь, Орк убирает руку. Принц больше не кричит, потому что знает: снежные лавины и обвалы – это реальная опасность; Рутгер не раз рассказывал ему о них. Но он отбивается с такой силой, что Орку приходится крепко стиснуть его руками и коленями, чтобы лишить возможности двигаться.
- Милорд, - говорит он. – Не вырывайся. Разве ты не понял? Ты спас мне жизнь, и теперь я отвезу тебя домой. Сам ты заблудишься, да и не доедешь; конь снова сбросит тебя.
     Дидим затихает и смотрит в его темные, сумрачные глаза. И, к своему изумлению, видит, что они сейчас другие, чем обычно. В них, наконец, появилось что-то человеческое.
- Пусти меня, - велит он. – Я не стану убегать.
     Данат отпускает его. Димми начинает ему верить.
- Ты что, правда, отвезешь меня домой только потому, что я тебе помог? – спрашивает он.
- Ты мне не помог, ты спас меня от смерти, - поправляет его Орк. – Значит, и я не повезу тебя на смерть. Я благодарный. Где твои сапоги?
- Потерял, - отвечает Димми.
     Орк молча снимает свои сапоги и, приподняв Дидима под мышки, ставит его в них. Высокие взрослые сапоги доходят Димми до ляжек. Но он сейчас не думает об этом.
- А как же ты? – спрашивает он.
     Орк сумрачно усмехается.
- Я привычный, - отвечает он. – Подожди, лошадь поймаю. И надо будет поесть.
     Он забирает у Димми ружье, ловит лошадь, сажает на нее принца и ведет коня обратно, к месту своей чуть было не состоявшейся гибели. Там он ставит Дидима на землю, расседлывает коня, дает ему овса и воды – и в одних чулках взбирается на опасную скалу. На этот раз он действует очень осторожно – и возвращается с целым ворохом смолистого лапника.
      Вскоре они уже едят поджаренную грудинку с сухарями и пьют грог.
- Как тебя зовут по-настоящему? – осведомляется Дидим.
- Данат Орк, - неохотно отвечает Данат. Помолчав, он говорит:
- Вот что, я доставлю тебя назад, а сам уеду.
     Дидим с ним не спорит.
- Мне твои сапоги велики, - говорит он. – Я боюсь их потерять.
- Не потеряешь, - возражает Орк. – Я тебе голенища веревками перетяну.
     Так он и делает. Они едут обратно.
- Ты хочешь вернуться к Швабе и выдать нас? – спрашивает Димми.
- Нет, - отзывается Орк. – Вернусь домой. Я больше не слуга Швабе.
- Тогда служи мне, - предлагает Дидим. – Я тебя прощаю. Ты убил мою Хлою и ранил моих друзей. Но я всё равно прощаю тебя.
- В ловушку меня хочешь заманить? – спрашивает Данат.
- Если бы хотел, то не спас бы тебя, - голос Димми исполнен достоинства. – Я скажу всем, что меня украл человек с черной бородой, а ты меня отбил и спас. И ты должен говорить то же самое. И если ты будешь верно мен служить, я тебя награжу.
     Орк молчит. Проходит около часа, прежде, чем он говорит:
- Вот что, милорд. Я довезу тебя до дому, а сам скроюсь. А через три дня явлюсь в твою армию как горец, который хочет тебе служить.
- Хорошо, - соглашается Димми. – Так будет лучше всего. Но… вдруг у тебя есть сообщники, и ты им скажешь, где` мы?
- Ты спас мне жизнь, - повторяет Орк. – Я уже никому не предам тебя.
- Тогда я должен знать, что ты вступил в мою армию, - размышляет Димми. – Иначе я буду переживать: вдруг ты передумал и всё-таки нас выдал?
- У меня нет сообщников, - говорит Орк. – И я покажусь тебе на глаза: ты увидишь меня и узнаешь. Я назовусь Йоргеном Бадом. Так звали одного моего родича. Запомнил?
- Да, - отвечает Димми. – Тогда я всем скажу, что меня похитил Данат Орк. Да?
- Да, - кивает Данат. – Так будет лучше.
     Они едут весь день, а на ночь останавливаются в пещере.
     После ужина они забираются в меховой мешок.
     Сытый, успокоенный, в тепле, Димми засыпает сразу. А Орк, глядя на звезды, вспоминает, как висел над пропастью, уцепившись за каменный выступ, и вся его жизнь пересыпалась в эти мгновения в его памяти, словно песок в песочных часах. Он был убежден: еще минута – и он сорвется вниз. Но тут рядом с ним повисла веревка, и детский голос крикнул: «Хватайся!» И он ухватился за веревку, сам не помня, как. И выбрался из бездны, и вот он жив. Да, жив и здоров по-прежнему, благодаря маленькому мальчику, которого он вез на смерть. Зачем Дидим спас его? Данат не может ответить на этот вопрос. Сам он не поступил бы так. Но он чувствует, понимает: принц спас его не для того, чтобы погубить. Вероятно, он просто пожалел его. Орк не понимает подобной жалости, но поневоле преклоняется перед ней. В этой жалости есть нечто возвышенное и ему, Орку, не доступное. Вообще же Дидим очень нравится ему. Он отважный малыш, настоящий король, не то, что этот болван Швабе, которому нет дела до собственных сыновей. Слава Богу, он, Орк, сын портного – и родился через полтора года после того, как Швабе расстался с его матерью, которой давно нет в живых. Но мать рассказала ему о Швабе и оставила в наследство кольцо, которое Швабе недавно «заглотал», как щука наживку. Да, Швабе просто неумен. Однако он сумел собрать наемников, тайно провести их в страну, захватить власть и даже казнить короля и наследника. Но с малышом он так и не справился. И никогда не справится. Этот мальчик не знает страха и щадит своих врагов. Может быть, это наивно. Но Орку это нравится больше, чем угрюмая, механическая кровожадность Швабе. Принц Дидим победит, Данат теперь это твердо знает. Он победит, потому что его душа владеет ключами истины, не доступными и не понятными Орку. Однако его сердце поневоле отзывается на звон этих ключей.
      Оказывается, у меня есть сердце, думает Орк. И крепко засыпает.

                16.

     Имя Йоргена Бада оказывается не нужным.
     Утром Дидим просыпается от гудения множества гневных голосов. Он открывает глаза и видит склонившегося над ним Рутгера Фронде.
- Рут! – Димми порывисто обнимает его за шею и целует. Фронде тоже обнимает его и целует несколько раз. Потом озабоченно спрашивает:
- Ты в порядке, милорд?
- Да, - Дидим выбирается из мешка и видит: Даната Орка крепко держат за руки солдаты Мираба Фоленго, и сам маршал стоит рядом. Голова Даната опущена, кровь капает с нее на снег.
- Мираб, - Дидим подходит к Фоленго, с трудом ступая в своих огромных сапогах, пожимает ему руку и обнимает его.
- Здравствуй, государь, - Мираб тоже обнимает его.
- Как Нетта? Как Филидор? – спрашивает его Димми.
- Выздоравливают, - ласково отвечает ему Фоленго. – Не волнуйся за них.
     Он выпрямляется, поворачивает голову к Данату Орку, и тут же лицо его становится таким суровым и грозным, что даже принцем поневоле овладевает робость.
- Ты, назвавшийся Данатом Орком! – сухо обращается Фоленго к пленнику. – Молись и готовься к смерти: ты будешь казнен за похищение его высочества.
     Димми мгновенно соображает и вдруг решительно произносит слова, которые сам от себя не ожидает, точно кто-то подсказывает ему их:
- Господин Фоленго! Данат Орк не умрет, потому что он спас мне жизнь. Да, он украл меня, но он спас мне жизнь. Вчера я едва не скатился в пропасть по льду. А он бросил мне веревку и крикнул: «Держись!» И вытащил меня. После этого он раскаялся и повез меня домой. Даже отдал мне свои сапоги, потому что мои я потерял, пока висел над пропастью. И поэтому, маршал, я говорю вам: Данат Орк не умрет. Он будет помощником Филидора Сэды, потому что ранил его. Данат будет ему прислуживать.
     Голос Димми звучит не по-детски властно и уверенно. Данат поднимает голову, в молчаливом изумлении смотрит на него и молчит. Потом снова поникает головой.
     Фоленго слегка растерян. Но тут же он овладевает собой, целует руку принца и говорит:
- Воля вашего высочества закон!
     Затем он подходит к Орку и смягчившимся голосом спрашивает:
- Что же ты не рассказал вс`ей правды? Благодари его высочество Дидима, он дарует тебе жизнь.
- Спасибо, милорд, - глухо произносит Орк, не глядя на Димми.
- Ты расскажешь мне о планах Швабе? – спрашивает его Фоленго.
- Расскажу, что знаю, - отвечает Данат. - Но мне мало что известно. Это правда.
     В это время Рутгер Фронде снимает с Дидима сапоги и вместо них надевает на ноги принца несколько пар коротких шерстяных чулок. Сапоги возвращают Орку. Тот обувается, смывает снегом кровь с лица и, подойдя к Дидиму, падает перед ним на колени.
- Ты мой государь, милорд, - говорит он. – На веки веков.
     И целует руку Димми. Дидим поднимает его за плечи:
- Ты мой человек, Данат, - говорит он громко и тихо добавляет:
- Запомни: ты меня спас. Я хочу, чтобы все так думали.
     Орк едва заметно кивает. Он не совсем понимает, как мог Димми так горячо заступиться за него. Но Дидим знает твердо: тот, кому он, принц, оказал милость, должен жить. Пусть даже ценой неправды.
     Они завтракают, садятся на лошадей и едут в Еловую Лощину.
     Димми едет рядом с Фронде. Рутгер рассказывает ему, как оруженосцы нашли Сэду и Винетту и перенесли их в госпиталь. Раненые успели потерять довольно много крови, но их кости не задеты, и уже вчера утром им было гораздо лучше, а сегодня, вероятно, еще лучше, он не знает, потому что и то, и Фоленго, и прочие офицеры с оруженосцами отправились на поиски похищенного принца.
     Дидим счастлив, что он снова едет рядом с Рутом, что он опять с друзьями.
     Через несколько часов они прибывают в Лощину. Их встречают ликующими криками и ружейными залпами.
- Да здравствует принц Дидим! – кричат солдаты.
     Димми весело приветствует их. Потом, надев сапоги, он спешит в церковь: воздать хвалу Богу за свое освобождение. Затем бежит в госпиталь, к раненым.
     Они встречают его очень радостно, потому что сильно за него переживали. На глазах Филидора Сэды, этого простого некрасивого солдата с верным сердцем, даже выступают слезы. И он не может удержать их, когда Димми целует его в лоб и говорит:
- Я буду молиться, Фил, чтобы ты поскорее поправился!
     Данат Орк рассказывает Фоленго о своей беседе со Швабе. Фоленго очень внимательно слушает, потом спрашивает:
- Так ты не сын Швабе?
- Нет, я сын портного Орка, - отвечает Данат. – Моя мать обвенчалась с ним гораздо позже, чем рассталась со Швабе. Но даже если бы я был сыном Швабе, - он сумрачно усмехается, - это ничего не изменило бы. Он ценит услуги, а не родство.
- Это я знаю, - задумчиво соглашается Фоленго. – А на картах ты и вправду умеешь гадать?
- Да, - отвечает Орк. – У меня получается.
- Погадай на Швабе, - предлагает Фоленго.
     Данат раскладывает карты и говорит:
- Швабе потерпит поражение, но не от его высочества. Скоро явится пиковый туз и победит трефового короля (Швабе). И этот туз – я не знаю, кто это, - будет сильнее, чем его высочество. Раз он пиковый, значит, у него будут темные волосы и темные глаза. За ним много карт; вероятно, у него будет большая армия. И при нем туз треф – деньги и слава.
- И как скоро этот пиковый туз появится? – в голосе Фоленго несколько недоверчиво любопытство.
- Совсем скоро, - отвечает Данат, глядя на карты.
- Ладно, посмотрим, - говорит Фоленго. – Спасибо, друг. А теперь ступай, раскаявшийся разбойник: мойся, обедай и ухаживай за Филидором Сэдой, как этого пожелал его высочество.
     Данат кланяется и уходит. Фоленго не верит его гаданию. Не может быть, чтобы вдруг неожиданно появился кто-то третий, да еще с большими силами. Если бы какая-то опасность и грозила трону Дидима, кроме как со стороны Швабе, ему, маршалу, давно бы сообщили об этом верные разведчики, которых у Фоленго не меньше, чем у Швабе шпионов.
     А Данат Орк, вымывшись и переодевшись в чистую одежду, которой поделился с ним  Фронде, идет к Филидору Сэде. Сэда не очень доволен тем, что ему будет прислуживать человек, стрелявший в него и Винетту, но Орк смиренно говорит:
- Не сердись, Филидор. Ты когда-то помог моей матери, прачке Маргарете Орк. Помнишь, она болела и голодала, а ты дал ей денег и привел к ней лекаря?
     Сэда вспоминает маленькую пожилую прачку, у которой он, бездомный воин, жил некоторое время лет пять назад.
- Помню, - он смягчается. – Только если ты сын госпожи Орк, почему же тебя не было при ней?
- Я был в тюрьме, - спокойно поясняет Орк. – Видишь ли, хозяин, у которого я работал, не хотел мне платить; мне пришлось самому взять то, что мне причиталось.
     Сэда смеется.
- Ладно, - говорит он. – Так и быть, прощаю тебя. Если уж государь простил, то мне грех не простить. А мать-то у тебя жива?
- Нет, умерла год назад, - отвечает Орк.
- Царство ей Небесное, - вздыхает Сэда. – Хорошая была женщина. И ведь как умела отбеливать рубашки и штопать!
     Орк также просит прощения у Нетты. Она охотно прощает его, потому что ей уже известно: этот человек спас Дидима от гибели и раскаялся в том, что похитил его. Она благодарит его за это, но он темнеет лицом и, глядя в сторону, просит ее об этом не говорить. Нетта чрезвычайно тронута его скромностью.
     Поздно вечером Дидим под страшным секретом рассказывает Рутгеру Фронде всю правду об их с Орком путешествии. Сердце Фронде сжимается, когда он слушает исповедь Димми. И в то же время он исполняется величайшего восхищения. Великодушная ложь Димми глубоко потрясает его. В волнении он берет Димми за руки и говорит:
- До чего же ты велик, государь!
- Как ты думаешь, Рут, я правильно поступил? – Димми серьезно смотрит на него.
- Не знаю, - честно отвечает Фронде. – Но если ты хотел сохранить жизнь Орку, ты выбрал единственно правильное решение.
     Он обнимает мальчика, сидящего рядом с ним, и спрашивает:
- Скажи честно, почему ты спас ему жизнь два раза?
- Я не знаю, Рут, - отвечает Димми. – Я просто не мог поступить иначе. А раз так, значит, этого хочет Бог, и Данат достоин жизни.
     Фронде целует его в волосы и тихонько смеется:
- Вот ты и научился управлять взрослыми, государь. Это оказалось нетрудно, правда? Но всё-таки прошу тебя впредь советоваться со мной.
- Обязательно, - Димми прижимается к нему. – Просто сегодня утром я не успел этого сделать…

                17.

     Февраль заканчивается, весна вступает в свои права.
     Снег сереет, потом чернеет, постепенно пропитываясь водой. Везде звенят ручьи, им неумолчно вторят лесные птицы, а наверху, в вышине, кричат первые стаи перелетных гусей, уток, лебедей. Весь воздух наполнен криками, звоном, солнцем, неумолчной капелью.
     «Март, март, март», - гудят маленькие колокола деревенской церкви в горах.
     Твоя душа тоже полна светом, весельем, звоном. Через месяц вы отправитесь завоевывать Ангордию, а в мае – может быть, уже в мае! – ты станешь королем.
     Ты жадно вдыхаешь воздух, напоенный запахом тающего снега, влажной прошлогодней листвы на проталинах, набухающих почек, и небо кажется тебе таким высоким, как еще никогда.
     Теперь ты всё время окружен своими «двойниками» и десятью оруженосцами. Даже чтобы навестить Звездный Поток, тебе приходится тащить за собой двадцать человек, потому что Сэда и Винетта снова с тобой. Тебе досадно, что вне дома ты не можешь и на минуту остаться один, но теплые шаги весны, ее легкое нежное дыхание заставляют тебя забывать о многочисленности твоей свиты. Ты приветствуешь про себя каждую проталину в лесу, каждый новый косяк перелетных птиц. А от ручейков тебя не оттащить: ты готов часами любоваться их стремительным живым бегом и пускать по ним лодочки, сделанные для тебя когда-то Джонасом Трэверсом. Твои «двойники» тоже обожают ручьи, поэтому вы возвращаетесь домой мокрыми.
     Весна рождает в тебе вдохновение, желание созидать. И ты с утра до вечера чем-нибудь занят. Зимой ты был занят тоже, но тогда время шло размеренно и монотонно, а сейчас оно словно покатилось с горы большим, звонким, смеющимся бубенцом, славя и приветствуя весну.
     Вместе со своими пажами ты ездишь на охоту, и тебя нипочем не отличить от них, ибо каждый из вас одет одинаково, а ваши береты плотно прикрывают волосы, и никто посторонний не смог бы сказать, какого они цвета. Единственное ваше различие – рост, но среди твоих пажей много мальчиков приблизительно такого же роста, как ты. Данат Орк отличил тебя от Винетты по твоему поведению, как он признался. Поэтому теперь ты никогда не выезжаешь вперед; ты стараешься ничем не выделяться среди своей свиты. Даже в игре в войну ты больше не главнокомандующий. Ты простой солдат, и это было бы тебе очень горько, если бы ты не знал, что ты – принц Дидим, государь Ангордии, а детские игры – просто детские игры, и ничего больше.
     Весна развлекает тебя и мешает учиться, но ты всё же учишься, потому что господин Видар Холдинг, твой наставник, обещает тебе летние каникулы. Ради этого стоит потрудиться. Кроме того, в скором времени вы покинете горы, чтобы идти на столицу.
     Гальсор Мангано делает для тебя ольховую свирель и учит играть на ней. Он показывает тебе, как дерутся рогами благородные пятнистые олени; иногда ты слышишь их трубный рев в чаще леса.
- Скоро на свет появятся маленькие оленята, - говорит Гэлси-Тролль.
     Он дарит тебе маленького упитанного золотистого щенка, который со временем должен превратиться в огромную собаку с гладкой шерстью. Гэлси говорит, что щенок будет очень умен. Ты называешь его Тулип, что на каком-то восточном языке означает «тюльпан» (ты прочел это в книжке), так как язычок щенка похож на лепесток тюльпана.
      А еще твоя маленькая невеста Мари дарит тебе новую лошадь бархатистой, светло-каштановой масти. Лошадь зовут Шарлотта или просто Шарли. На ее передних и задних ногах белые короткие «чулочки». Ты сразу же проникаешься к ней любовью, хотя и знаешь, что никогда не забудешь свою Хлою. Тебе известно, где она похоронена, и ты часто носишь на это место цветы.
     Данат Орк – оруженосец Филидора Сэды и входит в состав твоей свиты. Все относятся к нему дружелюбно, ибо помнят: это человек избавил их государя от смерти. Про то, что он начала похитил тебя и ранил Сэду с Винеттой, все как-то забывают. Ты тоже редко вспоминаешь об этом, равно как и о том, что Орк пригрозил высечь тебя, если ты попытаешься сбежать второй раз.
     Данат со всеми дружелюбен, но не разговорчив. Однако с тобой он держится особенно сердечно и особенно немногословно. Он умеет обращаться с собаками и помогает тебе обучать твоего щенка. Он приносит тебе выпавших из гнезда птенцов, которых вы с Винеттой выкармливаете: это ваше любимое развлечение. Данат отличный воин, столяр и плотник. Его отец рано умер и не успел научить сына шить одежду, но работать пилой и топором Орк умеет. Ты чувствуешь: он действительно благодарный человек – и никогда не забудет, что` ты сделал для него.
     Время от времени к вам приезжают асмальды-старейшины, а порой вы` отдаете им визиты. Они дарят тебе драгоценные ткани, купленные у купцов, хрусталь, фарфор, сухие духи, благовонные масла из восточных стран. Ты вполне равнодушен к этим дарам и с удовольствием даришь масла и духи Винетте, госпоже Турн старшей и Мари, своей невесте, а также своим «двойникам». Они очень искренне благодарят тебя. Ты подарил бы им и всё остальное, но более богатыми дарами тебе пока что не позволяют распоряжаться. Ты, конечно, мог бы топнуть ногой и заявить, что подарки – твои, и ты намерен сам решать, что`  с ними делать… Но ты понимаешь: это глупо. Разумеется, взрослые люди лучше знают, как им беречь принесенные тобой дары.
     Теперь закаты над горами хрустально золотисты, прозрачны, точно ранней осенью, но полны не осенней жизни. Соки бродят в земле, как вино, и земля порождает первую траву и подснежники. Всякий вечер ты ложишься спать, хмельной от весны, от любви, которой она переполнена, и просыпаешься счастливым, беспокойным, восторженным. Гэлси-Тролль рассказывает тебе, что в глубине Асмальдийских гор живут гномы, которые хранят несметные богатства и никогда не показываются людям, что далеко, ближе к снежным вершинам, живут дикие великаны, обросшие шерстью. Они похожи на людей, и если дать им обычную женщину, она произведет на свет разумного ребенка. Ты пересказываешь всё это Рутгеру, но он как-то не очень верит этим таинственным историям. Во всяком случае, он считает, что уж гномы-то точно сказка, милая и романтическая.
- Ты помнишь, что скоро твой день рождения, милорд? – с улыбкой спрашивает он.
     Ты киваешь. Ты очень хорошо помнишь, что в самом конце апреля тебе исполнится одиннадцать лет. Может, к этому времени вы уже возьмете Кассальду? Ты спрашиваешь об этом Рута.
- Дай Бог, - отвечает он.
     По вечерам вы по-прежнему подолгу сидите вдвоем, и ты поверяешь Руту свои сокровенные чувства и мысли. У тебя нет от него тайн. И ты по-прежнему любишь, когда госпожа Изольма Турн читает тебе сказки.
     Мариола и Винетта тоже любят. Они слушают сказки вместе с тобой.
     Двенадцатого марта выпадает последний снег. Он похож на призрак: стоя во дворе, ты своими глазами видишь, как из серых туч обильно сыплются мокрые белые снежинки, но, не долетев до земли, превращаются в дождь – и сливаются с влажной землей, с ручьями, с почерневшими сугробами, которые тают день ото дня. Этот снег так и не ложится на землю; он становится водой, чтобы позже испариться в солнечных лучах, превратиться в воздух, свет, облака в небе…
      «Прощай, снег, - мысленно говоришь ты ему. – Прощай до следующей зимы!»

                ЧАСТЬ  П.

                1.

     «Господин маршал!
     Мы никак не ожидали того, что произошло.
     Неожиданно появился новый враг, и мы, ваши люди, с полным на то основанием полагаем, что этот враг значительно сильней и серьезней Дормера Швабе. Он разбил пограничные отряды герцога и движется к столице, сметая на своем пути всё, что так или иначе относится к Швабе.
      Это незаконный брат его покойного величества Теофраста, Эстебан Ц`епел, граф С`эддерский. Как нам удалось узнать, он пират и разбойничал во всех известных географам морях. Его кличка Черный Волк. Он узнал о переменах в стране, собрал армию из пиратов и прочего сброда, наладил среди них железную дисциплину – и теперь вдет к столице сто тысяч человек!
     Наши люди видели его. Ему около тридцати пяти лет, он очень хорош собой, к тому же, обаятелен и красноречив. У него черные вьющиеся волосы и такая же черная окладистая бородка с небольшими усами. Черты лица тонкие, гармоничные, сложение отменное. Глаза у Цепела также черные, большие. Вообще он чрезвычайно красив и, мы подозреваем, настолько же умен и хитер. Он уже успел внушить народу, что идет побеждать герцога Швабе, чтобы покарать его за гибель короля Теофраста и принца Лоранда – и торжественно возвести на престол «своего царственного племянника принца Дидима». Все ликуют, потому что верят этому коварному человеку, но мы, ваши люди, прекрасно знаем, что Черному Волку нужен трон! Принц Дидим ему не нужен. Мы не сомневаемся: если принц оказался бы в руках Эстебана Цепела, тот возвел бы его на трон, короновал и дал бы ему поцарствовать года два, после чего его высочество неожиданно скончался бы (Цепел сумел бы обставить его кончину надлежащим образом), и Эстебан воцарился бы в Ангордии на полных правах родственной преемственности. Его мать, графиня Доротея Цепел, в ужасе. По нашим сведениям, она укрылась в каком-то дальнем имении, не желая принимать участия в делах сына, которого она считает разбойником и извергом рода человеческого. Но, тем не менее, она мать, и боится, что, увидев сына, не выдержит и примется помогать ему. Как Вам известно, господин Фоленго, покойный государь Людвиг Восьмой, отец Теофраста Сильного, встретил графиню (тогда она еще ею не была) в театре, где она, талантливейшая актриса, к тому же, красивая женщина, блестяще играла роль Кассандры в пьесе «Троянская сивилла». Государь Людвиг к тому времени был вдов и охотно приблизил к себе Доротею. Прожив с ней два года, он выдал ее замуж за графа Цепела, так как был уже болен и не обретал утешения в любовном времяпрепровождении. Граф Цепел полюбил свою жену, а она – его. У них родилось несколько детей, но из них не выжил ни один. Таким образом, сын короля Эстебан и его мать остались единственными наследниками графа. Никто не знает, что заставило Эстебана Цепела бросить службу при дворе и уйти в пираты. Но он поступил именно так. Теперь его мать – вдова шестидесяти с лишним лет, и явно боится своего сына. А сын идет на столицу с огромной армией.
     Самое неприятное то, что ангордийцы верят ему и считают едва ли не ангелом-избавителем. Его армия неустанно пополняется. Швабе и его приспешники поражены ужасом. Однако герцог не спешит оставлять столицу, полагаясь на оборону своих пятидесяти тысяч наемников и ангордийцев. Он постоянно осыпает их милостями, но это не слишком действует. Армии Швабе известно, что силы Черного Волка вдвое больше их собственных. У нас предчувствие, что герцогу несдобровать. Да и нам придется невесело, ибо наша армия немногим больше армии Швабе.
     Господин маршал, Эстебан Цепел намерен достичь Кассальды в конце марта. Ждем Ваших распоряжений. 
                Альфа, Бета, Гамма».
     Прочитав письмо, привезенное гонцом, Мираб Фоленго явственно почувствовал, как почва уходит у него из-под ног. Ему вспомнилось предсказание Даната Орка. Он немедленно вызвал его к себе и сказал:
- Друг, а ведь ты оказался прав. Ты действительно умеешь гадать на картах! Не знаю, откуда у тебя этот дар, но тебе дано узнавать будущее. Назначаю тебя своим советником. Вот письмо, прочти его, а потом скажи мне, как по твоему мнению, нам следует поступить.
     Данат внимательно прочел письмо, раскинул карты и решительно объявил:
- Надо уходить, господин Фоленго. Один из ваших людей предаст вас. Мой совет – уходить поглубже в горы. Но я плохо знаю горы и не могу сказать вам, куда мы должны уйти.
- Спасибо, Орк, - молвил Фоленго.
     Он собрал военный совет и зачитал письмо от разведчиков. Все были поражены полученными известиями никто не ожидал ничего подобного. В комнате долго царило молчание, потом старый генерал Робин Мауд подал голос:
- Эстебан Цепел прослыл самым жестоким среди пиратских капитанов. Его хитрость и коварство не знают пределов. Он очень опасен, господа, уже только потому, что в сотню раз умнее Швабе. Я боюсь, что даже наши разведчики могут поддаться его сладкоречию и обаянию, поверить, что он желает добра принцу Дидиму – и выдать новому самозванцу место нашего пребывания. Господин Фоленго, мне кажется, мы должны искать более надежного убежища. Еловая Лощина была не по зубам Дормеру Швабе, но Черный Волк до нас доберется. Мое мнение: нужно уходить отсюда.
     Поднялся недовольный ропот, но Мираб Фоленго поднял руку и сказал:
- Генерал Мауд, ваше мнение совпадает с моим собственным.
     И он рассказал присутствующим о Данате Орке и о картах.
     Фридрих Виллис невесело и недоверчиво рассмеялся.
- Господин главнокомандующий! – молвил он. – Да ведь это же суеверие. Ну, что такое карты? Цыганская забава!
     И он покачал головой. Тогда Дидим встал со своего высокого стула и сказал:
- Господин Виллис, но ведь Данат Орк предсказал появление Эстебана Цепела. Господин Фоленго тогда тоже не поверил ему, но предсказание сбылось. Я считаю, нам нельзя искушать судьбу. Мое мнение: следует провести переговоры с асмальдами и укрыться там, где они нам укажут, пока наши силы не будут равны силам Черного Волка. Ведь наступать сейчас мы всё равно не можем. Значит, наша задача сберечь и преумножить наши силы. Если мы покинем. Еловую Лощину ради безопасного убежища, это никому не повредит, а польза от этого может быть немалая.
     Все одобрительно загудели, и даже недоверчивый генерал Виллис посмотрел на Димми с гордостью и уважением.
     Фоленго улыбнулся генералам, полковникам и прочим членам совета.
- Вы слышали, господа, мнение его высочества, - молвил он. – Я могу лишь добавить, что оно всецело совпадает с моим собственным мнением, как и позиция генерала Мауда. Завтра утром я отправлюсь в Горные Розы на переговоры с Арнальдом Виклифом.
     Когда военный лагерь облетела весть, что объявился новый самозванец, и королевской армии предстоит не наступление, а отступление, солдаты испытали горечь разочарования и упали духом. Командиры всеми силами старались поддержать свое приунывшее воинство. Было объявлено, что отныне порции вина будут увеличены. Фоленго тайно распорядился доставить в лагерь сто женщин, которые добровольно взяли бы на себя «заботы о хозяйстве». Под этими благопристойными словами подразумевались совсем другие услуги. Все это понимали, но никто этого не обсуждал. Оруженосцы главнокомандующего под началом его главного помощника Карла Бауэра отправились в предгорье выполнять щекотливый приказ начальства. Уныние солдат не должно было перейти в бунт или бегство.
     Арнальд Виклиф и старейшины внимательно выслушали Фоленго, вздохнули, переглянулись и попросили позволения удалиться на совет. Посовещавшись около часа, они вернулись к главнокомандующему, и Виклиф сказал:
- Господин генерал! Есть место в горах, где вы и ваше воинство можете жить безбедно, как в Раю. Это Лесная Долина. Она в десяти милях отсюда. Вот, взгляните на карту.
     Фоленго взглянул на карту и нахмурился.
- Господа, - молвил он. – Но ведь в эту долину можно пройти разве что пешком и на лодках, а при нас лошади, телеги, пушки, кареты.
- Да, поверху в долину пройти мудрено, - улыбнулся Виклиф. – Но вы пойдете подземной дорогой, широкой и ровной. О ней знают очень немногие асмальды, а ангордийцы не знают совсем. Эта дорога – тайный путь асмальдов. Мы не знаем, кто трудился над ней, она была построена задолго до того, как наши предки обосновались здесь. Известно одно: дорогу строили великие мастера. А потом, господин Фоленго, в Лесной Долине стоит полуразрушенный замок Мэггонфилд, и при нем такой же полуразрушенный монастырь. Этот замок принадлежал брату родоначальника династии Эллари, Гольдмару, который основал там монастырь – и сам стал в нем настоятелем. Замку четыреста лет. Он огромен, как и монастырь; все этажи, кроме верхних, пригодны для житья.  Пока вы занимаетесь сборами и ждете сообщений от гонцов, воины-асмальды, наши сыновья и внуки, а также наши дочери приведут жилища в порядок, и вы найдете в Лесной Долине самое надежное убежище, которое могут пожелать себе люди в вашем положении. Наши воины останутся при вас. Пусть это служит вам залогом того, что мы не предадим вас ни Швабе, ни Черному Волку.
- Я сердечно благодарю вас, господа, от имени его высочества Дидима и всей моей армии, - молвил Мираб Фоленго, очарованный рассказом почтенного старца. – Но как же принц Гольдмар добрался в такое непроходимое место?
     Старейшины засмеялись:
- О, в ту пору это было еще возможно. В Лесную Долину вели два перевала. Отличные были дороги! Но их давно не существует: они обвалились, превратились в провалы, исчезли. Теперь путь в долину крайне сложен, туда почти невозможно попасть поверху.
- Мы можем на днях проводить вас туда, - добавил Виклиф. – И вы своими глазами убедитесь, что места надежней вам не найти.
     Фоленго изъявил свое согласие и действительно день спустя побывал в долине. Он умолчал о том, какое великолепие увидели его глаза, но с этой минуты он не сомневался: Лесная Долина – надежнейшее убежище для принца Дидима и его армии.
     Спустя неделю гонец передал ему письмо, в котором разведчики сообщали, что войска Эстебана Цепела осадили Кассальду и не сегодня-завтра возьмут ее. Фоленго прочел послание генералам и отдал приказ собираться в дорогу.
     Солдаты принялись за чистку оружия, мытье и прочие сборы. Священники принялись собирать церковную утварь. Из «королевского дома» выносили и клали на телеги под просмоленную парусину пуховики, мебель, ковры. Служанки укладывали в узлы и саквояжи платья офицерских жен и одежду детей.
     Димми и Филидор Сэда также укладывались с помощью Петера и Йенса. Дидиму было очень грустно покидать бревенчатый дом с замечательной баней, водопад Звездный Поток, церковь, леса и рощи. Комнаты, из которых вынесли всё, кроме двух табуретов, стола и двух пуховиков с постелями (для принца и Фронде) казались ему ужасно неуютными и пустыми.
     Оставив своих слуг собирать вещи, Дидим потихоньку удалился в одну из самых дальних их с Фронде комнат и грустно задумался, стоя у слюдяного окна. Конечно, уезжать было необходимо, но до чего ему этого не хотелось! Он испытывал грусть и подавленность. Вместо победоносного шествия по стране, о котором он мечтал днем и грезил во сне, им, затерянным в горах, предстоял побег. Впереди их ожидала неизвестность. Грозный Дормер Швабе, убийца короля и наследника, должен был пасть не от воинов руки Димми, а от руки другого самозванца, более умного, хитрого и сильного. Черный Волк! Димми затосковал, вспомнив это мрачное прозвище. Этот Черный Волк тоже хочет его смерти, но он сумел обмануть народ, прикинулся благородным и справедливым. Но это неправда. Дидим твердо знал: разведчики Фоленго и Данат Орк не могут ошибаться. Конечно, Димми нужен Волку только для того, чтобы погубить его, принца. И, что самое печальное, люди поверят ему! Да, они ему поверят, потому что он умен и хитер. И они будут любить Черного Волка как своего освободителя, и будут помогать ему искать Димми, простодушно веря, что Эстебан Цепел, бастард и дядя принца, желает только добра и мирного царствования своему малолетнему племяннику.
     Шершавый язычок лизнул его руку. Димми очнулся от раздумий и увидел Тулипа, золотистого щенка, усевшегося у его ног. Тулип смотрел на своего хозяина веселыми, желтыми, умными глазами, но не смел прыгать и ласкаться к нему: Данат отучил его. Псу принца полагалось быть сдержанным, но при этом любящим, верным и преданным.
     Димми сел на корточки, приласкал Тулипа и, ласково взяв его за уши, поцеловал в шелковистый лобик. Тулип взвизгнул от счастья и лизнул Димми в губы. Дидим засмеялся, утерся рукавом и взял щенка на руки. Бешено вертя куцым хвостиком, Тулип принялся с жадностью облизывать лицо хозяина, но Димми, расхохотавшись, вдруг нахмурил брови и строго сказал:
- Тулип!
     Щенок тут же присмирел, но любовь переполняла его, и он заскулил, не в силах сдерживать ее. Димми прижал его к себе и сказал:
- Я знаю, что ты меня любишь. Я и сам тебя люблю. Но мы с тобой должны сохранять достоинство. Знаешь, ты ведь собачий принц! А я принц человеческий. Поэтому – сидеть!
     Он опустил щенка на пол, и тот смирно уселся, прижавшись к его ногам. Димми хотел продолжать размышлять о своем положении и о положении своей армии и державы, но присутствие щенка не давало ему сосредоточиться на невеселых и важных мыслях. Тогда он достал из связанного узла с вещами кожаный мячик и бросил Тулипу. Щенок радостно кинулся за мячиком, вернулся с ним и положил у ног хозяина: он уже был приучен так делать, и не пытался отобрать у Димми мячик, если только тот сам не предлагал ему такую игру.
     … Прошло еще несколько дней, наступил апрель, и Фоленго получил новое донесение от своих разведчиков. Они писали ему, что Кассальда взята Эстебаном Цепелом, а Дормер Швабе и несколько его приспешников казнены на дворцовой площади. Но хуже всего то, писали верные люди, что один из разведчиков Фоленго по прозвищу Игрек поверил Цепелу и рассказал ему, что принц Дидим и его новая армия – в Асмальдийских горах, в Еловой Лощине. Цепел тут же снарядил туда отряд своих воинов.
     «Спасайте нашего государя Дидима, господин Фоленго, - такими словами заканчивалось письмо, - и спасайтесь сами. Мы свяжемся с вами через асмальдов!»
     Фоленго написал своим разведчикам письмо, в котором поблагодарил их и назвал новый пароль. Он отправил послание с гонцом. Письмо разведчиков было зачитано на военном совете. Теперь решительно все, даже генерал Виллис, поверили Данату Орку.
     Было решено покинуть Еловую Лощину на следующее утро. Этим вечером легли рано, но Фоленго долго не спалось. Он вспоминал строки из письма своих людей: «Дормер Швабе умер, как трус. Страх смерти сломил его. Он просил пощады у Волка. Разумеется, это не помогло. Ему, Моретти и Бальдомеро отсекли головы и четвертовали. Вся площадь гудела от восторга. Люди выпросили у Цепела тела казненных и разорвали на части; их головы теперь «украшают» ворота Кассальды. Чтобы окончательно добиться доверия народа, Цепел казнил еще десяток палачей и слуг Швабе и также отдал тела остервенившейся черни, после чего пообещал народу через герольдов перезахоронить останки короля Теофраста и принца Лоранда со всей торжественностью и пышностью, какая прилежит в подобных случаях. Его обещание упрочило доверие и любовь к нему народа. Оставшиеся в живых наемники поспешили взять сторону Волка.
     К вам в Лощину направляется отряд под предводительством офицеров-дворян, поверивших Цепелу. Главный среди них граф Алонсо Г`ардинг. Он ведет восемнадцать тысяч человек. Игрек – их проводник».
     «Очень хорошо, - подумал Мираб Фоленго. – Восемнадцать тысяч не вернутся обратно в Кассальду. Но наших неразумных офицеров-дворян мы постараемся сохранить в живых. Не их вина, что они столь легковерны. И всё же… до чего я не переношу глупых людей! По мне глупость хуже трусости. Труса можно сделать смелым, если постараться, но как добавить ума дураку?..»
     Он тяжело вздохнул – и крепко заснул рядом с уже давно спящей герцогиней Фоленго: ведь завтра предстояло рано вставать.

                2.

     И вот ваша армия движется к горе Далак-Тай, к тому месту, откуда начинается вход в подземную галерею асмальдов.
     Вас ведет асмальдийский проводник Руальд, старший сын Арнальда Виклифа.
     Ты сидишь в карете вместе с Рутгером Фронде, госпожой Изольмой Турн и Мари, своей маленькой невестой. Сэда, Петер, Йенс и прочие оруженосцы едут позади и впереди вашего экипажа, оберегая вас.
     За вами следуют кареты офицерских семей, также под охраной. А на подводах с фуражом и мебелью пристроилось множество женщин. Серди них ваши швеи, поварихи, прачки, горничные, но вообще-то женщин гораздо больше, чем было прежде Их целый отряд. Ты не знаешь, что это за дамы, откуда они взялись, и почему сопровождают вас. Ты спрашиваешь о них Рутгера. Он коротко отвечает, что твоя армия теперь слишком велика, несколько женщин не в состоянии всех обстирывать и обшивать, поэтому пришлось увеличить число служанок. Госпожа Турн почему-то розовеет при этих словах Рута, и ты сразу обо всём догадываешься. Так вот оно что! Как странно устроены взрослые мужчины: они просто жить не могут без женщин и вина! Но ведь Рутгер может. У него никого нет, ты это знаешь точно.
     Вслух ты говоришь:
- Лишние руки – это хорошая помощь нашим служанкам. Но здоровы ли эти женщины?
     Герцогиня Изольма снова краснеет, а Рутгер поспешно отвечает:
- Да, ваше высочество, их освидетельствовали наши врачи.
     Ты киваешь и тут же заговариваешь о другом. Твой вопрос был задан не из праздного любопытства: ты уже кое-что слышал о французской болезни и опасаешься за здоровье твоих солдат. Но ты не желаешь щеголять своими ранними познаниями в самых неприглядных областях жизни. Ты обращаешься к Мариоле:
- Мари, посмотри, какие горы. Ты, наверно, знаешь все асмальдийские вершины. Как называется вон та, дальняя?
- Это Кайр`ау, милорд, - с живостью отвечает Мари. – А вон та, поближе – Джейс`ун…
     Она продолжает просвещать тебя. Ты с важностью киваешь. И вдруг замечаешь взгляд, который бросает на Рутгера госпожа Изольма. Как странно выражение ее глаз! В их глубине, за ясным спокойствием, прячется что-то такое, что начинает волновать тебя. Ты вдруг думаешь, что, вероятно, госпоже Турн нравится Рутгер. И он это знает. Да, знает, потому что легкая краска появляется на его скулах, и он переводит на окно задумчивый, необычный для него, мечтательно-прозрачный взгляд. Значит, она ему тоже нравится? Ты тихонько радуешься про себя: вот было бы хорошо, если бы Рут женился на ней! Она такая красивая, милая, добрая. Ты уже даровал ей право называть тебя просто Димми. Когда она видит тебя грустным или задумчивым, она обязательно обнимет или поцелует тебя и скажет что-нибудь ласковое. И ты позволяешь ей так обращаться с тобой, потому что доверяешь ей и любишь ее.
     Мари умолкает, погруженная в созерцания гор. Щенок Тулип лежит у твоих ног. Ты ласкаешь его, чтобы взрослые не догадались, что ты что-то заметил.
     Через час вы подъезжаете к Далак-Таю. Ты очень хочешь видеть, как асмальдийский Сезам раскроется перед вами, поэтому вы с Рутом выходите из кареты.
     Поразительное зрелище открывается вашим глазам. В непроницаемой исполинской каменной стене вдруг появляется широкий черный вход, потому что огромная скалистая глыба, часть этой стены, внезапно уходит куда-то вниз под землю. Ты догадываешься: здесь действует некий неизвестный тебе механизм, управляемый людьми. Едущая впереди кавалерия зажигает факелы и точно вливается в образовавшийся проем; остальные следуют за ними.
     Вы с Рутгером снова забираетесь в карету. Рут зажигает в ней маленькие дорожные лампы, повешенные на сильно загнутые крюки. Ваш экипаж трогается с места, и через десять минут черный тоннель поглощает вас.
- Рут, как стена поднимается? – ты сам не свой от величайшего любопытства.
- Не знаю, милорд, - Рут слегка улыбается. – Спроси у Арнальда Виклифа.
- Смотри, какой ровный пол, - ты выглядываешь в окошко с опущенным стеклом. – Он выложен булыжником. И стены… Рут, посмотри, какие ровные стены!
- Вижу, Димми, - откликается Рутгер. Мари дышит возле твоего уха: она тоже увлечена созерцанием подземной дороги, которой до сих пор еще не видела.
     Вся пещера постепенно озаряется факелами. Копыта лошадей и колеса экипажей с грохотом, который усугубляется эхом, стучат по булыжному полу. Вы сидите в полутьме, при зажженных лампах, и всё вокруг кажется тебе необыкновенно сказочным и таинственным.
- Рут, может, эту дорогу построили гномы? – спрашиваешь ты.
- Нет, милорд, говорят, ее построили великаны, большие-пребольшие, - быстро говорит Мари, прижимая к себе свою любимую тряпичную куклу, «мамзель Анну», как она ее называет. Глаза Мари возбужденно блестят.
- Ведь правда, матушка, здесь раньше жили великаны? – спрашивает она мать.
- Всё это слухи, дорогая, - отвечает Изольма с ласковой улыбкой. – Никому не известно, кто на самом деле построил эту дорогу.
- Но ведь это могли быть гномы? – в твоем голосе жадная надежда.
- Могли, милорд, - Изольма, улыбаясь, смотрит на тебя.
- Я хотел бы увидеть гномов, - ты вздыхаешь. – Наверно, они совсем маленькие. А дети у них и вовсе крошечные. Я бы играл с ними…
     Фронде негромко смеется.
- Может, ты увидишь их, Димми, - мягко говорит он. – Почему бы гномам не показаться самому государю Ангордии?
- И мне, - тотчас говорит Мариола. – Я бы усыновила какого-нибудь гномика-сиротку…
     Фронде с Изольмой смеются, и ты тоже.
- Мари, - шутишь ты, - ты могла бы однажды перепутать его с мамзель Анной.
- Если бы у меня появился живой ребенок-гномик, мне было бы уже не до кукол, милорд, - серьезно отвечает Мари.
- Подрасти сначала сама, дорогая, - Изольма целует ее в волосы. – О малышах должны заботиться взрослые люди.
     Вы едете долго, очень долго. Ты уже не высовываешься из окна. Рут поднял стекло, чтобы вы не замерзли на холодной подземной дороге. Постепенно тобой овладевает дремота. Ты закрываешь глаза и думаешь, что обязательно поговоришь с Винеттой о пути через пещеру. Наверно, ей тоже понравилась эта дорога.
     Но тут слышатся крики:
- Выход!
- Долина! Лесная Долина!
     Ты мгновенно пробуждаешься. Тебе не терпится увидеть ваше новое убежище. Мираб Фоленго по секрету сказал вам с Рутгером, что это самое очаровательное место на свете. Как бы тебе сейчас хотелось ехать верхом, в седле! Но Фоленго и Фронде настояли на том, чтобы ты сидел в экипаже. А из окна экипажа особенно много не увидишь…
     Но вот проходит еще четверть часа, и ваша карета выбирается из тоннеля. Ты щуришься от яркого света и вспоминаешь Иону, который три дня и три ночи томился во чреве кита.
     Когда глаза немного привыкают к свету, ты приникаешь к окну. И видишь прекрасные леса и рощи, перелески и дороги. Деревья еще голые, но зеленоватая дымка набухающих почек окружает их ветви прозрачными облачками. Небо синее, веселое. Послезавтра – Пасха!
     Вы взяли с собой колокола, потому что здесь сохранилась старинная церковь, построенная принцем Гольдмаром, твоим далеким предком, принявшим монашество.
- Говорят, здесь очень красиво летом, - слышишь ты голос Изольмы Турн.
     Вы едете по широкому лугу, через перелесок, и притормаживаете у какой-то каменной громады, похожей на огромную крепость. Потом въезжаете внутрь, в полуобвалившиеся ворота.
- Приехали, милорд, - говорит тебе Фронде.

               
     Замок Мэггонфилд похож на крепость внутри крепости. Он большой, зубчатый, квадратный. Его крыша и верхний этаж обвалились, но в двух нижних этажах можно жить, не зная бед.
     Церковь пристроена к замку.
     Замок и церковь окружены густым садом, за которым начинается монастырь: крепостная стена с маленькими окнами. Внутри – кельи с печками, кухни с очагами, несколько прачечных и подвалы. Часть нижнего этажа – конюшня, сараи и службы. Монастырь кольцом окружает сад.
     Здесь нельзя было бы провести и недели, если бы не воины-асмальды и не их матери, жены, дочери. Это они вымели из замка сор и пыль и вымыли его; это они покрыли коврами каменные полы в комнатах и кельях, прочистили печные трубы, привезли в подвалы уголь и торф, приладили к окнам ставни, оклеили разноцветными простыми тканями стены. Это они протопили замок и кельи и убрали обрушившиеся булыжники каменной кладки. Они же вычистили, побелили и заново освятили церковь. С их помощью на колокольне повесили колокола, а теперь вносят в замок мебель, коврики, посуду и прочие вещи.
     В монастыре триста келий, а в замке сто двадцать комнат. Все солдаты получают подвесные койки, чтобы не спать на каменном полу. В каждой келье поселяется по четыре человека. Замок занимают принц, офицеры с семьями и оруженосцы. Для всех остальных сделаны удобные землянки, или поставлены палатки. Скоро лето; очень многие солдаты даже рады пожить на вольном воздухе.
     Димми стоит у маленького, чуть побольше бойницы, окна в большой комнате со сводчатым потолком и завороженно смотрит, как рослые воины-асмальды вносят в комнату кровати, столы, стулья, шкафы, кресла, коврики, узлы с вещами. Йенс и Петер тут же принимаются разбирать их. Дидим с любопытством глядит на ковры на полу: он знает: под ними для тепла положена свежая солома, - и так во всех комнатах. Солома уложена столь ровно, что ковры нигде не бугрятся и не горбятся. От глиняной печи в комнате тепло. У печи новая железная заслонка; рядом с ней ведерко с углем и железный совочек с деревянной ручкой.
     Тулип разнежился в тепле и, развалившись, дремлет под окном с закрытыми ставнями. Дидим снимает крючок со ставен и приоткрывает одну створку: ведь окно маленькое, много холода сюда не войдет. Он заглядывает в щелку и видит деревья сада и крепость. И крепость, и сад полны суетящихся людей. Димми со вздохом закрывает ставень, снова вешает крючок и оглядывает озаренную свечами комнату. Стены здесь оклеены веселым золотистым полотном с узорами из цветочных букетов. Дубовая крепкая дверь ведет в соседнюю комнату, поменьше. Там будет кабинет Димми. Кабинет Рутгера – прямо напротив их спальни.
     Дидиму очень нравится их с Рутом новая комната, так не похожая на комнаты, которые он до сих пор видел, но ему не терпится взобраться на крышу замка. Он хочет посмотреть, как выглядит сверху Лесная Долина. Он выходит в коридор, видит Филидора Сэду и говорит:
- Фил, я хочу на крышу! Пойдем?
- Пойдем, - соглашается Сэда.
     Они взбираются на крышу сначала по винтовой лестнице, потом по приставленной остаткам потолка деревянной. И оказываются среди живописных развалин, перекрытых дощатыми мостками там, где есть опасность упасть в верхние этажи.
     Сэда сажает Димми себе на плечи.
- Ну, гляди, милорд, - говорит он.
     Димми жадно смотрит по сторонам, и у него захватывает дух. Какая широкая река протекает почти у самых стен монастыря, какие луга и рощи окружают древние стены! А леса – сколько их здесь! Все луга и рощи заканчиваются лесами, и даже река убегает в лес.
- Интересно, почему у замка обрушилась крыша, а у монастыря – нет? – задумчиво размышляет вслух Дидим.
- Так построили, - отвечает Сэда и со знанием дела замечает:
- Если по-людски надстроить Мэггонфилд, так он еще лет пятьсот простоит.
- Я со временем его надстрою, - обещает Дидим. – И вообще всё здесь поправлю. Знаешь, Фил, тут очень, очень красиво! Я уже не жалею, что мы уехали. А ты?
- И я не жалею, - Сэда снимает его с плеч и ставит на крышу. – Тут, вроде как, отлично, ничего не скажешь.
- Вот только река… - Дидим слегка хмурится. – Враги не доберутся к нам по реке?
- Нет, - Сэда качает головой. – Вниз по течению она стекает водопадом, а на юге у нее такие пороги, что ни одна лодка не пройдет. Только здесь, в долине она спокойна. Видишь, как медленно течет – точно королева в тронный зал входит. Значит, вода будет теплая летом. Умеешь плавать, милорд?
- Умею, - в голосе Димми гордость. – Меня научил брат, его высочество Лоранд.
- Царство ему Небесное, - Филидор крестится. Димми крестится тоже.
- Пойдем обедать, - Сэда берет его за руку.
     Обед проходит быстро, по-походному, но всё же Фронде успевает сообщить Димми очень приятную новость: здесь, в долине, он больше не будет окружен «двойниками». Данат Орк твердо заявил: здесь никто не покусится на жизнь принца, а если даже и покусится, «двойники» не помогут, и солдаты королевской армии тоже. Так говорят карты. Стало быть, «двойники» не нужны.
- Но кого мне опасаться? – удивляется Димми.
- Данат сказал, карты этого не показывают, - откликается Фронде. – Но он твердо заявил: что бы ни случилось, всё кончится хорошо. Поэтому в пределах сада можешь гулять спокойно, милорд. А в долине тебя будут сопровождать только Филидор и двое оруженосцев. И еще я, когда буду свободен.
     Остаток дня ты проводишь в бурной деятельности: заглядываешь в монастырь, влезаешь на крепостную стену, обегаешь сад, службы, конюшню, обходишь замок, а после вечерней поверки, на общем построении, по собственному желанию объезжаешь армию вместе с главнокомандующим и с чувством благодаришь воинов-асмальдов за помощь в благоустройстве замка и монастыря и в постройке землянок. Ты вручаешь им грамоту, написанную твоей рукой, в которой благодаришь их жен, матерей, сестер, невест и дочерей за оказание помощи королевской армии. Асмальды очень растроганы и обещают передать своим женщинам твою грамоту.
     Дам «для хозяйственных услуг» устраивают в землянках со всеми возможными удобствами. В каждой землянке размещаются по две женщины. Солдаты чрезвычайно довольны, одинокие офицеры – тоже.
     Пленные будут ночевать в палатках два дня. За это время для них построят добротный барак – и оградят его частоколом.
     Вечером, перед сном, Дидим спрашивает Фронде:
- Рут, тебе нравится госпожа Изольма Турн?
     И поскорей добавляет:
- Ты ей нравишься, я заметил.
     Рутгер молча прижимает его к себе, и Димми понимает: слова уже не нужны.
- Я благословляю ваш брак, - шепчет он, обнимая Рута.
- Государь, еще рано, - Фронде смущен. – Мы с ней пока только здороваемся…
- Она добрая, - говорит Димми. – Я буду очень рад, если ты ее не разлюбишь.
     Рут целует его в волосы. В его поцелует отеческая нежность и благодарность Димми за то, что тот всё понимает – и радуется, а не огорчается.

                3.

     Проходит несколько дней.
     Сначала Димми очень доволен своей относительной свободой. Он разъезжает по долине вместе с Сэдой и двумя оруженосцами Фронде. Новая лошадка принца Шарли легко носит его величество по лесам, лугам, рощам – то галопом, то рысью, то шагом. Димми упоен. Его «двойники» тоже чрезвычайно довольны. Ведь теперь им больше не нужно наряжаться рыжими мальчишками! Они покидают его высочество (вежливо, но единодушно) для более спокойных девичьих игр. Одна Винетта остается с Димми, но и она радуется, что можно теперь наряжаться в платья, накидки и легкие чепцы, которые ей очень идут. Когда Нетта в платье и чепце, красивых и изящно сшитых, она кажется принцу гораздо краше, чем прежде, и он признаётся себе, что влюблен в нее. Это его немного смущает: ведь он должен, обязан любить Мариолу Турн, раз она его невеста. Но к Мари у него только сестринские чувства, в то время, как Винетта – поистине дама его сердца. Им всегда интересно вместе, а вот Мари бывает ужасно скучной, особенно когда занимается своими куклами. Ее совсем не привлекает стрельба из деревянных пушек по солдатикам в то время, как Нетта очень любит эту игру.
     Дидим часто вздыхает про себя: почему нельзя жениться сразу на двух невестах? И в то же время понимает: Нетта не любит его. Она влюблена в верзилу Вольфганга, друга своего брата. А Вольфганг (Димми сам видел) встречается с женщинами, которые прибыли в долину вместе с королевской армией.
     Весна и неразделенная любовь раздражают нервы Дидима. Его начинает тяготить постоянное присутствие свиты. Как будто он, сын Теофраста Сильного, - какая-нибудь марионетка, нечто, вроде куклы! А между тем, он живой взрослый человек и имеет право на самостоятельность и одиночество. Пусть ему всего десять лет, но он чувствует себя взрослым. К тому же, Данат Орк сказал ясно: в Лесной Долине ему, Дидиму, не угрожает смертельная опасность! Он очень любит Сэду и весьма дружественно относится к оруженосцам, но ему часто хочется погулять одному, или самому выбрать себе приятеля, такого же юного, как он сам, и такого же умного. Вот бы им было весело вдвоем!
     Эти мысли точат его изо дня в день. Он никому не говорит о них, даже Руту, которому обычно рассказывает всё, что думает, что чувствует. Дидим понимает: говорит с Рутом бесполезно. Всё равно тот настоит на том, чтобы свита везде сопровождала принца. Всех принцев, королей и царей сопровождают оруженосцы и телохранители. Так было всегда, и это правильно, иначе и быть не может. Димми ясно и это, но всё равно его душа протестует. Почему, он, принц, так не свободен?
     Правда, когда их посещают асмальдийские старейшины, он забывает о своих печалях. Он увлеченно беседует со старцами о подземном пути и спрашивает их, каким образом открываются входы в горе? Арнальд Виклиф объясняет ему и рисует систему рычагов, управляемых стражами-асмальдами. Димми восхищен простым и в то же время искусным механизмом, позволяющим каменным воротам опускаться под землю, а затем вновь принимать прежнее положение. Он быстро выучивает схему наизусть и долго остается под впечатлением беседы со старейшинами. Они подарили ему на Пасху золотые и серебряные яйца с вставленными в них драгоценными камешками, и Димми спрятал  подарок в свой тайник, сделанный для него Филидором. Яиц было семь, но два из них он преподнес Винетте и Мариоле, а остальные Рутгер настоятельно посоветовал ему сохранить.
     После отъезда старейшин и Мираба Фоленго с тридцатью тысячами воинов (они собирались устроить засаду в Еловой Лощине) Дидим снова ощутил недовольство жизнью. Оно нарастало, как снежный ком; жажда освобождения от надоевшего надзора томила его душу.
      Однажды ночью он проснулся с ощущением чего-то особенного, значительного и чудесного. Сон отлетел от него, точно птица. Он почувствовал себя удивительно бодрым. Рут дышал ровно, он крепко спал. За дверью тихонько, вполголоса переговаривались дежурные оруженосцы.
     Дидим неслышно встал с постели и по ковру, под которым мягко шуршала солома, подошел к окну. Он открыл ставни, и серебристый лунный свет залил спальню. Луна, большая, почти совсем круглая, чуть розоватая, добродушно посматривала на Димми с неба, усыпанного крупными звездами. Мягкий ветерок коснулся его лица. Он ощутил запах молодой листвы, травы и первых цветов.
     Его сердце не выдержало. Бесшумно, быстро одевшись в штаны, кафтан с поясом и легкие кожаные башмаки, Дидим снова подошел к окну, залез на узкий подоконник, протиснулся в маленький проем и выбрался оттуда прямо на крепкую ветку толстой липы, растущей у окна. Он быстро спустился на землю по веткам, точно по пожарной лестнице. Его сердце учащенно билось, он чувствовал себя узником, сбежавшим из тюрьмы. Никто сейчас не надзирал за ним, ни единый человек! Он тихонько засмеялся от счастья и побежал через сад к воротам монастыря. Незаметной тенью пробравшись мимо сонных часовых, он заскользил вдоль стены в сторону реки, моля Бога, чтобы часовые, расставленные на крыше монастыря, не заметили его, а также, чтобы Рутгер не проснулся и не поднял шума.
     Миновав самое открытое место, залитое луной, Дидим нырнул в тень и почти побежал к реке. Его душа пела от восторга вместе с горными соловьями, заливавшимися в невидимых кустах. Он один! Он больше не кукла! Он свободен!
     Он быстро добрался до реки, тускло поблескивавшей в свете звезд и луны, услышал ее плеск, увидел берег и длинный песчаный пляж, тянущийся вдоль берега. Весь берег мерцал костерками часовых, а вдали реку ярко серебрила луна. Здесь же, где он стоял, была густая тень, падавшая на берег и воду от замка и монастырских стен.
     Осторожно нащупывая ногами спуск к воде, Дидим сошел на пляж и, подойдя к воде, коснулся ее рукой. Холодная шелковистая рябь лизнула его ладонь. Отсюда, снизу, костерков не было видно, и Димми зашагал вдоль берега к широкой лунной полосе. Он слышал, как плещется рыба, как шуршит под его ногами песок. Мягкий ветерок продолжал ласкать его лицо. Шагалось как-то особенно легко, словно ночная темнота приподнимала его над землей. Пахло водой, травой, влажным песком, молодыми листочками, покрывавшими теперь кусты и деревья. Димми чувствовал, что счастлив. Вскоре он увидел на песке очертания нескольких лодок. Ему подумалось, что хорошо было бы забраться в одну из них и уплыть в дикий горный лес, к водопаду… а в последние минуты броситься в воду и доплыть до берега. Брр! Он поежился. Дрожь охватила его при мысли, что можно совершать подобные подвиги. Он сознавал, что не способен на такое, что боится. Но ему страстно хотелось быть героем: сильным, смелым, ловким. Конечно, для этого надо сначала вырасти и, прежде всего, победить Эстебана Цепела. Интересно, как там сейчас Мираб, генералы и солдаты – в Еловой Лощине, среди пустых, брошенных домов? Может, бой уже состоялся? Двадцать миль отделяют Еловую Лощину от Лесной Долины – великое расстояние, сократить которое позволяет один лишь подземный путь асмальдов…
     Внезапно Димми вздрагивает и прислушивается. Кто-то идет за ним. Да, кто-то идет за ним, он слышит шаги за своей спиной. Под чьими-то шагами скрипит песок. Он резко оборачивается, но в темноте ничего не видит.
- Кто там? – спрашивает он довольно громко.
     Никто не отзывается, только шаги становятся слышнее: его догоняют. Судорожный страх охватывает его. Он бежит прочь изо всех сил, бежит к лунной полосе, и слышит: человек за его спиной тоже бежит: молча, как волк, настигающий добычу. Выбиваясь из сил, Дидим вбегает в лунную полосу, на ослепительно белый песок – и снова оборачивается. Позади него мрак и тишина. Никто не гонится за ним, но Димми всем своим существом чувствует: его враг никуда не ушел, он просто затаился и выжидает. Дидим понимает: следует подняться на берег. Но как раз в этом месте берег очень крут, здесь на него не забраться. Это можно сделать, только если снова нырнуть в тень. Но если он нырнет в тень, которая впереди, его догонят. Данат сказал: ему ничто не угрожает. Значит, его преследователь не сможет причинить ему вреда. Но ведь карты могут ошибаться. Не ошибается один только Бог.
     И Дидим решается. Он бежит по лунной полосе и снова ныряет в тень. И принимается взбираться на берег, то и дело оглядываясь через плечо. Пока что сзади всё тихо, никого нет. Он уже готов облегченно вздохнуть, но тут натыкается на кого-то и в ужасе вскрикивает. Кто-то крепко хватает его за плечо и высекает огонь. Данат Орк!
     Димми всхлипывает и крепко обнимает Даната. Тот в изумлении.
- Милорд! Ты чего здесь шатаешься?
- За мной гонятся, - сердце Дидима стучит, как молоток. – Я вышел погулять, а за мной в темноте кто-то погнался… там, на пляже… он бежал за мной, пока я не попал под лунный свет…
     Данат вздыхает, зажигает небольшой солдатский фонарь у себя на поясе и берет Димми за руку.
- Пойдем-ка назад, - говорит он. – Уже первый час ночи, хватит гулять.
- Да, хватит, - соглашается Димми, вытирая слезы.
- Как же ты из замка выбрался? – спрашивает Орк.
     Димми рассказывает. Он рассказывает всё вплоть до той минуты, как наткнулся на Орка.
- А ты говорил, - добавляет он тихо, - что со мной здесь ничего не случится…
- Значит, не случится, - отзывается Данат. – Но могут быть неприятные минуты. Тебя могут напугать, как вот сейчас, или даже взять в плен. Как бы нам с тобой пройти, чтобы нас не заметили? Пойдем-ка пляжем.
- Там же он, - пугается Димми.
- Ничего, - Данат хладнокровен. – Я вооружен. Не бойся, государь. И обещай мне, что не будешь больше гулять один, да еще по ночам.
- Но мне надоела свита…
- И жизнь тоже надоела?
- Ты сказал, моя жизнь в безопасности, - Дидим смотрит на него снизу вверх.
- Сказал, - подтверждает Орк. – Но я не говорил, что ты не сойдешь с ума от страха, что тебе что-нибудь не сломают, или еще как-нибудь обидят. Нет, тебе нельзя гулять одному.
     Они идут по темному пляжу. Данат держит за руку Димми, в другой руке у него пистолет с зажженным запалом. Он зорко осматривается по сторонам. Димми осматривается тоже, но уже без страха. С Орком он ничего не боится.
- А почему ты тоже не спал, Данат? – спрашивает он. – Ты же освобожден от дежурств. Ты советник господина Фоленго.
- Я гулял, как и ты, - коротко отвечает Данат.
     Помолчав, Димми спрашивает:
- А ты бы меня, правда, высек? Тогда, в феврале? Если бы я от тебя снова убежал?
- Не знаю, - голос у Даната напряженный и сумрачный. – Не вспоминай об этом, государь. Лучше скажи, как нам с тобой войти в замок? Чтобы не подумали, что это я тебя «повел гулять». Соловьев при луне слушать…
     Он невесело усмехается.
- Ты меня доведи до стены, где она озарена луной, - деловито советует Димми. – А там уж я доберусь назад.
- Точно доберешься?
- Честное слово.
- Смотри, - Орк качает головой. – Что охране-то скажешь?
- Что ходил гулять, - в голосе Димми звенит металл. – Что я, не имею права погулять? Я принц, а не колодник! И никому отчетом не обязан.
- Ты обязан слушаться старших и не делать глупостей, - говорит Данат. – Ты отвечаешь за всех нас, за всю страну. Ты не имеешь права подвергать себя опасности. Вот когда подрастешь, тога ты действительно никому не будешь обязан отчетом. А сейчас тебе еще рано поступать так, как ты хочешь. Тебе десять лет.
- Почти одиннадцать, - с достоинством поправляет его Димми.
     Орк приподнимает его под мышки и смотрит ему в глаза.
- Государь, - его голос непривычно сердечен. – Ты спас мне жизнь и приписал мне подвиг, которого я не совершал, чтобы меня не убили. Я никогда тебе этого не забуду. И я не хочу, чтобы с тобой что-нибудь стряслось, понимаешь? Я хочу, чтобы ты жил, и правил, и повелевал мной. И всеми, кто тебя любит. Но сначала ты должен точно понять и усвоить, что тебе можно, а чего нельзя. Ты понимаешь меня?
- Да, - Димми взволнован. Он кладет Орку руки на плечи и говорит:
- Данат, я клянусь тебе, что не буду больше глупым. А ты останешься советником господина Фоленго. Я закреплю за тобой эту должность.
- Спасибо, - Орк ставит его на землю. – Ну, ступай. Доброй тебе ночи, государь.
- Доброй ночи. Благодарю тебя, - Димми пожимает ему руку и уходит.
    Стража у ворот изумлена неожиданным ночным появлением принца, но он спокойно говорит им:
- Я немного прогулялся.
     Они пропускают его с поклоном.
     Димми не идет к крыльцу. Ни к чему изумлять всех часовых, что стоят на посту в эту ночь, охраняя крыльцо, холл и этажи замка. Он пробирается к липе, залезает по ней наверх и забирается в открытое окно своей комнаты. Рут не просыпается. Дидим закрывает ставни, раздевается и ложится в постель.
     Через несколько минут он уже спит.


- Нет, ты понимаешь, милорд, чем всё это могло кончиться? – Рутгер Фронде стоит перед ним, намурив брови, суровый, почти сердитый. Они только что позавтракали, и за завтраком Димми рассказал Рутгеру обо всех событиях прошедшей ночи. По мере его рассказа у Фронде постепенно пропадал аппетит. И вот теперь, когда со стола убрали, он стоит перед Димми, такой грозный, каким принц никогда еще его не видел.
- Рут, не сердись, - голос у Дима примирительный. – Я ведь обещал тебе: такого больше не будет.
- Я доверял тебе, - в голосе Рута горечь. – Я полагался на твое благоразумие. А ты вылез в окно, как вор. Да, как вор! – его глаза вспыхивают. – И едва не погиб! Отлично, ваше величество. Браво! Я никак не ожидал от вас этого.
- А я не ожидал от вас такого непонимания! – взрывается Димми. – Вы очевидно считаете, что я кукла, господин Фронде, и мной можно вертеть, как вам угодно. И даже обзывать вором, чего не допустили бы ни мой отец, ни мой брат, будь они живы. Но я сирота, и меня можно оскорблять безнаказанно. Хорошо, в таком случае, учтите: я отказываюсь от сопровождения свиты и от прогулок. И требую, чтобы мою кровать перенесли в мою комнату, потому что мы с вами, как я вижу, утратили способность понимать друг друга.
- Димми, - Фронде бледнеет. – Господи, Димми… так нельзя. Прости, государь, за то, что я ненароком оскорбил тебя; я не хотел этого. Я виноват. Но... ты был неосторожен, согласись. А ссориться нам нельзя.
- Никто и не ссорится, - голос Дидима холоден, как лед. – Просто мы с вами всё друг о друге поняли. Вам не нравится мой характер, а мне не очень-то по душе ваш. Не думайте, что вы незаменимы. И если вы держитесь за ваше регентство…
     При этих словах принца Фронде стремительно багровеет и, резко развернувшись, выходит из комнаты.
     Дидим зовет оруженосцев и спокойно велит им перенести его кровать и вещи в соседнюю комнату. Он ровным голосом дает указания, а сам в ужасе и растерянности думает: «Что это со мной? Зачем я обидел Рута, зачем прогнал его? Я схожу с ума. Да, я схожу с ума. Может, на меня долина плохо действует? Наверно, она слишком красивая… Господи, что же теперь делать?»
     Весь день он сидит у себя в комнате, ничего не ест и не пьет. У него нет слез, его глаза сухи, но вся душа стонет и изнывает от горя. Ему хочется найти Рута и вымолить у него прощение, но он принц, он не может так унижаться. Только бы Рут оказался умнее его и каким-нибудь разумным словом или делом прекратил этот ужас, это неслыханное одиночество, эту безысходную тоску.
     Но время идет, а Рут не приходит. Дидим чувствует себя в тупике. Может, пришла пора перестать быть принцем? Он, Дидим, не умеет вести себя так, как надлежит наследнику престола. Может, лучше всего уйти к отшельникам, в леса, и там, в уединении и смирении, воспитывать свою душу и врачевать свои сердечные раны?
     Его клонит в сон. Он ложится на кровать поверх покрывала – и точно проваливается в какую-то яму. В таком положении его находит Филидор Сэда. Димми горит в жару, бредит и беспрестанно зовет Рутгера, но когда тот, встревоженный известием о болезни принца, возвращается из лагеря, Димми не узнает его.
     Врачи, призванные к постели больного, единодушны в своем диагнозе: нервная горячка.
     Рутгер немедленно распоряжается перенести кровать и вещи Димми обратно. Он укладывает Дидима в постель, жестоко раскаиваясь, что сорвался сегодня утром. Ведь мальчик просил у него прощения, обещал, что больше не провинится. А он, вместо того, чтобы простить его, обозвал его вором, да и потом вспылил совершенно напрасно. Ему ли, Рутгеру Фронде, не знать, как Димми любит его! Как же он мог оставить его один на один с их мелочной ссорой: этого маленького рыжего мальчика, которого он сам любит не меньше, чем любил бы родного сына…
     «Я его предал, - с презрительной брезгливостью думает о себе Рутгер. – Предал такую нежную, щедрую, горячую душу… Господи, помилуй меня! Ну, что он такого совершил? Вылез ночью в окно? Не знаю ни одного мальчишки, который хотя бы раз не убежал ночью гулять. Я и сам убегал. Он не собирался предавать моего доверия, он просто пошел прогуляться в одиночестве. Конечно, ему этого нельзя, но он не вытерпел, он же еще маленький. Кажется, теперь я понял, как сделать так, чтобы свита не раздражала его…»
     Он передает командование своему заместителю, а сам остается при больном. Он дает ему лекарства и настои, приготовленные врачами, и не ложится спать, а сидит в кресле – так же, как тогда, в ноябре, когда принес Димми домой под плащом.
     Ночью Димми приходит в себя. Он открывает глаза, замечает Рутгера и слабым голосом окликает его. Фронде поспешно склоняется над ним, и Дидим видит, как в мерцании свечей поблескивают слезы в глаза его друга.
- Рут… - он пытается улыбнуться. – Ты ведь меня простил?.. Правда?..
     Фронде прижимает к губам его руку:
- А ты меня, государь?
- Ты не виноват… передо мной… - шепчет Димми. – Ты мне, как отец… я люблю тебя…
     Фронде осторожно ложится рядом с ним, обнимает его, бережно целует в лоб и в щеку и начинает тихонько напевать колыбельную:

                Спят леса, спит река,
                И тебе спать пора,
                Далеко до утра,
                Так и спи же пока.
                Спят бельчата в дупле,
                Рыбки дремлют на дне.
                Только звезды не спят,
                Помогают луне:
                Над землею горят,
                Посылают нам сны,
                И про нас говорят
                Под лучами луны…
 
     Димми улыбается счастливой улыбкой, крепко обнимает руку Фронде и медленно погружается в сон. Теперь он твердо знает: Рут по-настоящему простил его…

                4.

     Ты выздоравливаешь не сразу, хотя на этот раз болезнь проходит гораздо быстрее. Потрясение, вызвавшее ее, менее сильно, чем в ноябре, когда единственно близкие тебе и горячо любимые тобой люди были казнены. Но всё же и теперь ты поправляешься не в один день.
     Рутгер говорит тебе:
- Милорд, я выбрал для тебя двух молчаливых оруженосцев, которые не будут присматривать за тобой. Их дело только охранять тебя. Я велел им следовать за тобой на небольшом расстоянии. Их зовут Ур`ид и Лоулесс. Ты будешь всё равно, что один, под самой ненавязчивой защитой. В остальном я полагаюсь на твое благоразумие. Ну, как тебе это?
- Спасибо, Рут, ты очень мудро придумал, - в твоем голосе самые искренние радость и признательность. – Это именно то, чего бы я хотел. Вот увидишь, я буду очень благоразумен! Тебе больше не придется переживать за меня по моей вине.
     … Возвращается из Еловой Лощины Мираб Фоленго с воинами и пленными. Ты нетерпеливо желаешь увидеться с ним. И он, едва приведя себя в порядок, является навестить тебя.
     Ты уже не лежишь в кровати, а сидишь в кресле за столиком – и рисуешь.
- Мираб! – ты поспешно откладываешь карандаш, увидев его, и хочешь встать ему навстречу.
- Сиди, сиди, государь, - он с веселой улыбкой подходит к тебе. – Позволишь мне тоже сесть?
- Еще бы! – ты указываешь ему на кресло. – Пожалуйста, садись, и расскажи, как всё прошло!
     Он садится в кресло напротив тебя, загорелый и немного похудевший.
- Мы победили людей Цепела, государь, - говорит он. – Не очень-то легко это было. С их стороны погибло пять тысяч человек, да с нашей около тысячи. Зато остальные сдались в плен, и почти все офицеры покойного государя, твоего отца, уцелели. Я долго им внушал, что они заблуждаются, и Эстебан не желает тебе добра. Впрочем, многие из них уже и сами начали об этом догадываться. Они раскаялись, провели беседу со своими солдатами – и вот: десять тысяч человек теперь наши.
- Сколько же у нас теперь всего воинов? – твой голос слегка дрожит от волнения.
- Восемьдесят три с лишним тысячи, - говорит Фоленго. – В июле или в августе двинемся на столицу.
- Ура! – невольно восклицаешь ты. – Но почему не сейчас, Мираб?
- Я должен получить несколько важных донесений от разведки, милорд, - поясняет Фоленго. – Сейчас наши люди везде распускают слух, что Цепел хочет присвоить себе трон, а Цепел объявил, что мы, дворяне, похитили принца. Надо подождать, пока страсти немного улягутся.
- А если Цепел сам придет сюда? – волнуешься ты.
- Всё может быть, - соглашается Фоленго. – Но нам сейчас рановато выступать.
- А вдруг он оставит нас здесь?
- Лесную Долину осадить невозможно, - смеется Фоленго. – Тем она и хороша.
- Можно осадить Далак-Тай, - напоминаешь ты.
- Ну, до этого не дойдет, - уверенно отвечает он. – Как ты себя чувствуешь?
- Отлично. Просто небольшая слабость. Мираб, - ты берешь его за руку. – Я хочу сегодня же, на построении, поблагодарить всех наших воинов. И сказать речь перед новыми воинами.
- Это было бы хорошо, - соглашается он. – Но сможешь ли ты? Ты ведь еще не совсем здоров.
- Верхом на лошади я всё смогу, - заверяешь ты его.
     В этот же день тебя навещают Винетта и Данат Орк. Ты очень им рад, как и госпоже Турн, которая каждый вечер приходит к тебе вместе с Мари и читает тебе вслух.
     А вечером ты объезжаешь вместе с Фоленго тех, кто принимал участие в сражении, благодаришь их и обращаешься с речью к своим новым офицерам и солдатам, призывая их усердно служить тебе, их истинному государю. Они приносят тебе присягу на верность.
     Перед сном ты спрашиваешь Рутгера:
- Рут, как ты думаешь, кто шел за мной по берегу в темноте? Данат сказал, что это, наверно, какой-нибудь идиот, поселившийся в долине прежде нас.
- Похоже на то, - Фронде усмехается и добавляет:
- У Даната Орка сильный лексикон.
- Да, он немного грубый, - соглашаешься ты. – Но зато настоящий воин, и предан мне, и умеет предсказывать будущее. Ведь это важнее лексикона.
- Бесспорно, - соглашается Фронде.
     Еще через два дня ты совсем здоров – и выезжаешь на свою первую «одинокую» прогулку с телохранителями. Всё идет отлично. Эти дюжие молчаливые воины совершенно тебе не мешают – просто следуют за тобой на некотором расстоянии. Ты чрезвычайно доволен. Такая охрана тебе очень по душе. Ты свободно ездишь по лагерю, спускаешься в реке. Твои телохранители не отстают от тебя, но и не подъезжают к тебе; они тщательно сохраняют дистанцию. И внимательнейшим образом следят за окружающей обстановкой.
     Ты возвращаешься домой и еще раз благодаришь Рута за Урида и Лоулесса. В свою парадную свиту ты назначаешь Петера и Йенса. Филидора ты назначаешь своим старшим оруженосцем. Он целует твою руку и благодарит тебя.
- Не обижайся, Фил, что ты теперь не всегда будешь при мне, - говоришь ты ласково. – Просто мне, как и всем остальным, хочется иногда побыть одному.
- И не думаю обижаться, государь, - с пониманием отвечает Сэда. – Я и сам порой не прочь побыть один. Да и все люди такие, это верно.
- А мои телохранители? – ты слегка озабочен. – Им, наверно, тоже этого хочется, Фил.
- А ты их меняй, милорд, - деловито советует Сэда. – Пусть два дня они с тобой ездят, а другие два дня Йенс с Петером. – Вот все и будут довольны.
     Ты благодаришь Филидора за подсказку. В самом деле, Петер и Йенс не менее молчаливы, чем Урид и Лоулесс. Ты подзываешь к себе всех четверых и сообщаешь им о своем решении: чтобы тебя охраняли посменно. Они коротко выражают свое полное согласие с твоими словами, и ты видишь: они довольны твоим решением.
     Отныне каждое утро ты начинаешь с одинокой прогулки. Ты ездишь по всей долине, любуясь ее великолепными лесами и рощами, уже совсем зелеными от молодой листвы. А если тебе хочется также прогуляться вечером, ты опять же едешь с телохранителями. Иногда ты зовешь с собой Сэду или Винетту, если она еще не спит, или Рутгера, если он не слишком устал и не очень занят.
     Ты узнаёшь, что солдаты прозвали реку в честь тебя Принцевой рекой – и очень горд этим. Вообще теперь ты самый счастливый принц на свете. И самый свободный принц. Ни один королевский сын в Европе не пользуется большей свободой, чем ты.
     Тем не менее, ты прилежно учишься, играешь с сыновьями офицеров в саду или у ворот бывшего монастыря, катаешься на самокате по аллейкам и дорожкам сада и мечтаешь о предстоящем дне твоего рождения. Он будет совсем скоро, через неделю! В большом зале будет угощение и бал – детский и взрослый. На хорах будут играть солдаты, владеющие скрипками и флейтами. Словом, всё должно быть очень весело. А простые солдаты будут угощаться вином, тушеной олениной с овощами, колбасами, сыром и пирогами со сладким кремом. Слуги, служанки и «женщины для хозяйственных услуг» также будут щедро угощены: ты уже распорядился насчет этого через Рутегра. Ты хочешь, чтобы в твой праздник все веселились и радовались.
     Рут обещал тебе: если день будет теплый и солнечный, столы накроют прямо возле монастырской стены, напротив ворот, снаружи, и там же будут танцевать – на большой зеленой поляне, покрытой цветами и травой. Ты горячо молишь Бога: пусть день твоего рождения будет теплым и солнечным!

                5.

- … они нас разбили, господин Цепел! Наголову разбили. Я один убежал. Спрятался в овраге и оттуда смотрел, что будет дальше…
     Эстебан Цепел сидит в кресле, в комнате дворца, скромно выбранной им под кабинет, и смотрит на оборванного человека с перевязанной рукой. Его имя Игнасио Эррера, и, похоже, он великий трус. Но может дать полезные сведения. У ног Цепела сидит его друг и ближайший сподвижник Фриц Блюме по прозвищу Фрогги. Он тоже очень внимательно слушает Игнасио.
- Пей вино, - милостиво кивает Цепел Эррере. – И ешь, не смущайся. Я ведь не король, мой друг, я только смиренный, но верный слуга принца Дидима. Итак, ты спрятался в овраге. Что же было дальше?
- Дальше – наши сдались, - Эррера жадно ест и пьет. – Да, сдались Фоленго, я сам видел! Много сдалось, больше, чем погибло. Тогда Фоленго велел своим людям взять оружие у живых и убитых. Потом выстроил пленных воинов и велел своим солдатам их стеречь, а сам увел пленных офицеров в большой деревянный дом и стал им что-то говорить. Я не слышал, что он им говорил, я был далеко; до меня доносились только их голоса. Но часа через два офицеры вышли и заговорили с нашими солдатами, с пленными. Сказали им: мол, мы ошиблись, Эстебан Цепел – волк в овечьей шкуре, а мы, якобы, этого сразу не поняли. А принц Дидим спрятан, и при нем армия из ангордийцев, горцев и асмальдов. Я подумал: армия-то, наверно, небольшая, иначе почему они не спускаются с гор? Словом, офицеры предались Фоленго и солдат переманили на свою сторону. И те сказали: готовы служить принцу Дидиму под началом генералов покойного государя Теофраста. Потом все перекусили и стали рыть две могилы: одну для наших убитых, другую – для Фоленговских. За два дня схоронили всех. А я прятался, всё выжидал, какой дорогой они пойдут назад: думал, мол, потом донесу господину Цепелу. И вот утром они пошли. Я – за ними. Часа полтора шли, а потом все остановились перед здоровенной горой: снизу скалы, сверху кусты. И вдруг гляжу – ох ты! Кусок от горы точно вниз провалился, а они все вошли прямо в гору. И как только они вошли, этот кусок скалы назад поднялся – и точно влепился в гору, на прежнее место. Ну, думаю, колдовство! И побежал, что было сил. Две недели назад добирался.
- Ты сможешь показать эту гору мне или моим людям, Игнасио? – мягко спрашивает Эстебан Цепел.
- Конечно, сударь! Этакая гора там одна, с другой не спутаешь.
- Прекрасно. Ты сыт?
- Сыт, ваша милость, и благодарствую!
     Цепел звонит в колокольчик и обращается к вошедшему слуге, человеку крупному и сильному:
- Антал! Проводи господина Эрреру в баню, а после в свою комнату – и позови к нему врача, он ранен. Не спускай с него глаз. И пусть ему дадут новую одежду. А это, Эррера, тебе от меня, - и он с улыбкой протягивает Игнасио кошелек. Тот с жаром благодарит Цепела и покидает покой в сопровождении Антала.
     Некоторое время в комнате царит молчание. Потом Эстебан Цепел вздыхает:
- Итак, Фрогги, я потерял восемнадцать тысяч человек. Что скажешь?
     Фриц Блюме, высокий, костистый, с короткими светлыми волосами, смотрит на него снизу вверх и отвечает:
- Ясно, на абордаж их нужно брать. Придти к той скале всей армией – да и подорвать ее, - он ухмыляется. – Небось, тогда сама откроется.
     Эстебан встает с кресла и подходит к окну: стройный, как тополь, с блестящими черными волосами, с такими же черными шелковистыми усиками и окладистой бородкой. Сложив руки на груди и глядя в окно, он говорит:
- Взорвать недолго, Фрогги. Но только мы будем выглядеть круглыми дураками, если после взрыва весь ход обвалится. С порохом шутки плохи. А вот с асмальдами вполне можно и пошутить. Думаю, я без особенного труда заставлю их открыть мне двери нашего нового Сезама.
- Открыть ты их заставишь и войдешь в пещеру, да только кто тебя оттуда выпустит? – спрашивает чей-то высокий, немного сиплый насмешливый тенорок.
- `Анза! – Цепел расхохотался. – И когда ты успел забраться в мой кабинет, Царь Пигмеев! Ну-ка вылезай! И скажи свое мнение.
- Я уже его сказал, - из-за пышных складок портьеры выбирается неуклюжий большеголовый карлик с большими зеленовато-желтыми глазами. Черты его лица странно напоминают лицо Калигулы. Это Анза Мэйк, любимый слуга Эстебана Цепела.
- Стало быть, ты считаешь, они замуруют нас в подземном ходе? – спрашивает его Цепел.
- Они могут это сделать, - Анза усаживается рядом с Фрицем на ковер. – У Фоленго хорошая разведка. Если не хочешь потерять всю армию и собственную голову, Черный Волк, не ходи туда. Фоленго встретит тебя такой же засадой, как и наш отряд, и могил в Еловой Лощине прибавится. Вот что: отпусти-ка мне я Лощину: и я привезу тебе самые точные сведения об армии Фоленго.
- Отпустить? Тебя одного? – Цепел с сомнением смотрит на карлика. – Да ты же пропадешь там, Анза!
- Не пропаду, - отвечает Анза. – Я ведь горец, Стэбби. Правда, я вырос вдали от асмальдов, но покойный Игрек, разведчик Фоленго, оставил нам хорошую карту Еловой Лощины. Клянусь тебе, я разыщу армию Мираба Фоленго – и доложу о ней всё, что смогу узнать. А узн`аю я многое. У кого вызовет подозрение карлик верхом на осле?
      Цепел внимательно смотрит на Анзу, подходит и тоже садится на ковер.
- А как же Грэмпи? – спрашивает он.
- Собака побежит за мной, - отвечает Анза, поблескивая своими энергичными, зелено-желтыми глазами. – Грэмпи знает свое дело. Когда я приеду в Серое Ущелье, я продам осла горцам, оседлаю Грэмпи – и поеду на ней. А Грэмпи отвезет меня хоть в самый ад – и вернет обратно!
- Хорошо, - кивает Цепел. – Поезжай. Но как мы свяжемся с тобой?
- Я буду каждую среду приезжать в Старое Ущелье и свистеть особыми посвистами, которые знакомы нашим людям. Пусть меня ждут каждую среду, начиная с двадцатого мая. Пароли и всё прочее мы с тобой обсудим сегодня за ужином.
- Хорошо, - повторяет Цепел и невольно вздыхает:
- Мне будет не хватать тебя, Анза.
     Анза не может ответить Цепелу, что ему также будет не хватать Эстебана: это было бы неправдой. Поэтому он говорит:
- Ничего, Стэбби, я скоро вернусь.
     Цепел смотрит на него и представляет себе, как Анза едет верхом на своей огромной поджарой серой собаке Грэмпи. Он ростом с трехлетнего ребенка и воспитал Грэмпи специально для того, чтобы она помогала ему передвигаться быстрее. Грэмпи беззаветно предана Анзе и любит его. Она понимает его лучше, чем понимал бы человек, - и слушается беспрекословно.
     «Пожалуй, два умных проворных существа стоят половины хорошей армии, - размышляет Эстебан Цепел. – Дай Бог, чтобы план Анзы принес нам удачу! Я обязан большей частью своего богатства советам Анзы. Почему бы ему теперь не помочь мне взойти на престол? Я верю, он на это способен».
    

     Лесная Долина полна веселых криков, смеха и музыки. Вся королевская армия празднует сегодня день рождения принца Дидима, сына Теофраста Второго.
     На поляне, у ворот старинного Мэггонфилда поставлены столы в форме буквы «Т». Столов много, все они покрыты праздничными скатертями и уставлены яствами и винами. За столами восседают празднично одетые дамы и их мужья офицеры вместе с детьми. Во главе стола – принц Дидим. По левую руку от него – Мариола и ее мать, Изольма Турн, по правую – Рутгер Фронде и Мираб Фоленго.
     Небо синее, ясное, воздух теплый; через три дня наступит май. У всех самое приподнятое настроение.
     На Димми сегодня нарядный ярко-голубой кафтан с серебряным узором, крошечными серебряными колокольчиками по пройме и с кружевами на воротнике и рукавах, а также более темные, почти синие бархатные штаны, обтягивающие ноги, и изящные башмаки с пряжками в виде алмазных роз. За его спиной плащ из лилового английского сукна, подбитый сиреневой тканью, а на голове шапочка с золотым узором. Его глаза весело блестят на щеках играет румянец. Он уже не думает о том, как плакал сегодня утром в церкви, вспоминая отца и брата – и день своего десятилетия, который так весело провел вместе с ними год назад. Тогда он даже представить себе не мог, что больше никогда и ничего не будет праздновать вместе с ними…
     Они снились ему нынче ночью, целовали и обнимали его. Оба были веселы, и он, Димми, тоже. И все же, проснувшись, он заплакал.
     Но теперь его печаль давно прошла. Он видит вокруг себя веселые, радостные лица, добрые глаза, устремленные на него с любовью, слышит смех. Как они давно не веселились по-настоящему, его подданные! Они пьют за его здоровье. Оруженосцы, также одетые празднично, прислуживают господам: приносят и уносят блюда с угощением, подают воду для омовения рук.
     На праздник приглашены также асмальдийские старейшины. А в кабинете Димми грудой лежат подарки. Он мечтает о той минуте, когда сможет рассмотреть их как следует.
     Данат Орк тоже сидит за столом, весьма смущенный. Он предпочел бы пировать с солдатами, но принц лично пригласил его. Ведь Данат сделал ему чудесный подарок. Он построил для Димми две беседки в виде замков, с потайными ходами, лестницами, покатыми горками из гладко отполированных досок. Теперь эти беседки стоят в саду, на самых красивых полянах. Дидим и сыновья дворян предвкушают, как весело будет играть там. Девочки, их сестры, надеются, что и им будет позволено играть в беседках.
     Солдаты-музыканты сидят за отдельным столом и тоже угощаются вовсю, но пьют умеренно, чтобы играть, как следует, когда начнется бал.
     Гости тоже едят и пьют осторожно, дабы не отяжелеть к тому времени, когда придет пора танцевать. Только асмальдийские старейшины едят вволю. «Мы уже отплясались», - весело говорят они друг другу, подкладывая себе в тарелки тушеные оленьи почки, форель, запеченную в вине или в молоке, и щедро намазывая на хлеб янтарную щучью икру.
     Застолье завершается огромным слоеным пирогом с кремом и с земляничным вареньем. А потом, по знаку Фоленго, встают со своих мест музыканты. Звучит веселая народная мелодия – приглашение на бал.
     Все – и взрослые, и дети – оживляются.
     Как и положено, бал открывает принц. Он приглашает на танец свою маленькую невесту. Дидим очень хорошо танцует. Он учился этому искусству с шести лет и умеет танцевать все современные танцы.
     Они с Мариолой танцуют менуэт. Все за толом умиляются, глядя на изящные движения красивых, нарядно одетых детей, на их веселые лица. Едва менуэт заканчивается, все, кто умеет танцевать, оставляют свои места и немедленно разбиваются на пары. Мужчины приглашают дам, мальчики – девочек.
     Рутгер Фронде подает руку Изольме Турн. Она встает с улыбкой. Сегодня она особенно хороша: в золотисто-бежевом платье, подчеркивающим ореховый оттенок ее темно-каштановых волос, увенчанных драгоценной диадемой. На ее полуоткрытой груди – ожерелье из желтого топаза.
     Они начинают танцевать.
- Какой чудесный день, - говорит Изольма Рутгеру. – Кажется, что вся долина танцует.
- Вы правы, - отвечает он. – Вся долина танцует. Так и должно быть в день рождения Димми.
- Он удивительный мальчик, - ее лицо становится по-матерински мягким. – Такой умница! Воистину будущий король.
- А ваша Мари – будущая королева, - отзывается он.
- По правде говоря, я не хотела бы для нее такой чести, - со вздохом признается Изольма. – В моей дочери мало черт, необходимых будущей королеве. Боюсь, она не будет счастлива. И принц вряд ли будет счастлив с ней. Они слишком разные.
- Зато мы с вами очень похожи, - вырывается у Рутгера.
     Она розовеет, и ее темно-карие глаза на мгновение лучисто вспыхивают надеждой и легким смятением.
- Да, мы похожи, - продолжает Фронде. – И мне кажется, мы могли бы стать счастливыми. Потому что я люблю вас, Зольми. Люблю уже давно.
- С тех пор, как я стала пленницей его высочества? – с улыбкой уточняет она.
- С тех пор, как `я стал вашим пленником, - поправляет он ее. – А вы… вы свободны, как ветер. Как только его высочество победит, вы сможете вернуться домой, в горы.
- Без вас? – она встревожена. – Нет, Рут, я никуда не уеду без вас. Потому что… - ее голос едва заметно дрожит, - мы с вами действительно похожи. И у меня нет иного пути, чем тот по которому идете вы. Это так, поверьте мне…
     Она умолкает.
     Он порывисто прижимает к губам ее руку. Теперь и его серые глаза излучают свет, и всё лицо полно любви и нежности.
- Дорогая моя… - он не может отвести глаз от нее взволнованного, такого родного ему лица. – Я буду хорошим отцом для вашей Мари, обещаю вам.
- Лучше будьте братом, - советует она. – Братьев любят больше, чем отчимов.
- Зольми, Зольми, - он бережно и вдохновенно прижимает ее к себе. – Я назначаю вам свидание! Мне столько нужно сказать вам… пожалуйста, не отказывайте мне! Я буду ждать вас сегодня в саду, в десять вечера, возле новой детской беседки – той, у которой флюгер в виде короны.
- Я приду, Рут, - ее лицо светится улыбкой ему в ответ. – Я непременно приду!..
     В это время Дидим упоенно кружится в танце вместе с Винеттой. Она сегодня несказанно мила: стройная голубоглазая девочка в розовом шелковом платье и таком же чепце, скрывающем ее еще короткие, но уже светлые, а не кирпично-рыжие волосы. Нетта весела и часто смеется, а Димми не может отвести от нее взгляда.
- Ты очень хорошо танцуешь, милорд, - замечает Нетта.
- А ты еще лучше, Нетт, - он вдруг целует ее в губы. Нетта смотрит на него, пораженная. Перед ней всего лишь маленький рыжий мальчик. Но его поцелуй показал ей: в душе он гораздо старше, чем она до сих пор думала. Ее два раза целовали мальчики, но то были детские поцелуи. А поцелуй Димми – взрослый, хотя чистый и неискушенный, как он сам. И ее сердце поневоле начинает биться чаще, а лицо вспыхивает румянцем.
- Ты не должен меня целовать, Димми, - говорит она. – Ты обручен с Мари.
- Я бы хотел быть обрученным с тобой, - отвечает Дидим, и ее взгляд тонет в его больших, темно-синих глазах.
- Я люблю Мари, как сестру, - продолжает он. – А тебя, как невесту, как будущую королеву. Но я знаю, ты любишь этого верзилу Вольфганга.
- Уже не люблю, - искренне возражает она, ясно понимая, что отныне так оно и есть. – Просто… всё равно ты обручен с Мари, и этого не изменить.
- А если я сумею изменить? – спрашивает он. – Если добьюсь того, что помолвка будет расторгнута? Тогда ты сможешь полюбить меня?
- Нельзя ссориться с асмальдами, - серьезно говорит она.
     Он смеется, как взрослый человек смеется лепету неразумного, но горячо любимого им ребенка, и этот его взрослый смех приводит ее в странный, сладкий и томительный трепет, которого не вызывала в ней безучастная приветливость Вольфганга. Этот смех точно мягко и приятно обжигает ее. А Димми говорит:
- Я вовсе не буду ссориться с асмальдами. Я просто приму их помощь на других, равноценных условиях. Смотри, видишь, Рут танцует с госпожой Изольмой? И их лица светятся счастьем… Только никому ничего не говори, ни слова! Обещаешь?
     Она кивает.
- Я постараюсь, чтобы их любовь заменила наше с Мари обручение, продолжает Димми. – Но сможешь ли ты полюбить меня?
- Не знаю, Димми, - ее личико становится задумчивым. – Я знаю одно: если ты не любишь Мари как невесту, тебе действительно лучше расторгнуть помолвку с ней.
- Так я и сделаю, - соглашается он и тихо добавляет:
- Как бы я хотел, чтобы ты любила меня!
- Мы же еще дети, - она невольно начинает смеяться. – Мы не сможем пожениться раньше, чем через три года, милорд!
- А нам и не надо раньше, - он тоже смеется, кружа ее в танце. – Но кто нам запретит любить – уже теперь? Я люблю тебя, Нетт, и так, как я, тебя никто не полюбит.
     И он снова целует ее – так же уверенно и по-взрослому, как в первый раз. Нетта побеждена. Но всё-таки она собирается с духом и говорит:
- Димми! Мы должны проверить наши чувства. Давай подождем год. И если за год ничего не изменится, даже станет лучше… тогда мы обручимся.
- Согласен! – он широко улыбается ей. Он видит, чувствует, что победил; любовь кружит ему голову и пьянит, как вино.
- Ты не устала? – заботливо спрашивает он. – Или, может, ты хочешь потанцевать с кем-нибудь другим?
- Нет, - отвечает на. – Я хочу танцевать только с тобой! Но мы не должны больше говорить о любви.
- Мы не будем, - обещает он ей.
     И они танцуют вместе танец за танцем.
     В солдатском лагере тоже веселье и праздник. Солдаты танцуют с разряженными женщинами, пьют и едят. Они называют женщин «наши вольные подруги».
- А вы наши невольные друзья! – хохочут утешительницы.
- Ура принцу Дидиму! Да здравствует сын Теофраста Сильного! – раздаются то здесь, то там веселые, громкие голоса. Без устали палят пушки и ружья: это салют в честь дня рождения его высочества.
     Данат Орк танцует с молоденькой служанкой герцогини Турн. Ее зовут Селестина. Данат не говорит ей слов любви, она ему тоже, но им очень хорошо друг с другом.
     А за принцем со стороны наблюдает человек, одетый, как часовой: в красный кафтан с серым воротником. У него маленькие пронзительные глаза, бледное худощавое лицо, низкий лоб и слегка выдвинутая вперед челюсть.
     Он знает: рыжий мальчишка явился в долину, чтобы похитить его сокровища. Он давно знал, что это случится. Еще много лет назад ему предсказали: твои сокровища заберет мальчик с рыжими волосами. И вот теперь этот мальчик явился. Пришел, чтобы обокрасть его, хранителя древнего клада.
     Он пытался догнать его недавно у реки, чтобы убить, но мальчишка спасся. Что ж, придется немного потерпеть. Зато теперь он знает, как заманить в ловушку этого вора!
     И он потихоньку исчезает, а веселый день продолжается – беззаботный, солнечный, полный любви. Злу и тревогам нет места на празднике принца Дидима, но радость и счастье сегодня желанные гости за его столом.

                6.

     Спустя два дня Дидим приходит к Изольме Турн. Она одна; Мари убежала играть в сад.
     При виде принца герцогиня встает из-за пялец, за которыми сидела, и кланяется ему.
- Прошу вас, сидите, госпожа Изольма, - просит он. – Я тоже сяду. Я хотел бы поговорить с вами.
     Его лицо очень серьезно. Она садится и мягко, ласково смотрит на него. Он садится напротив нее на стул и говорит:
- Госпожа Изольма, я знаю, вы и Рут любите друг друга… да?
- Да, это правда, мой дорогой, - она розовеет.
- Это прекрасно, я благословляю вас на брак, - Димми улыбается. – Но… понимаете, в чем дело. Я тоже влюблен. И мне очень жаль, что я влюблен не в Мари.
- Да, я знаю, Димми, - она смотрит на него с пониманием. – Ты влюблен в Винетту Фоленго.
- Как вы догадались? - Дидим слегка краснеет.
- Вы же всё время вместе, - госпожа Турн улыбается. – Догадаться нетрудно, милорд.
- Да, мы часто бываем вместе, - соглашается Димми. – И я ее очень люблю. И я подумал, госпожа Изольма…
- Просто Зольми, - мягко поправляет она его.
- Я подумал, Зольми, - продолжает он, - что нельзя обманывать Мари, нельзя нам с ней быть женихом и невестой, раз я люблю другую девочку. Я знаю, Мари совсем не расстроится, если я расторгну помолвку, и вы тоже не обидитесь, потому что всё понимаете. Но поймут ли меня старейшины-асмальды? Я хотел бы сказать им вот что: герцогиня Турн будет женой моего регента Рутгера Фронде, которого я награжу титулом герцога и графа. А Мариоле Турн будет присвоено звание королевской воспитанницы; она получит образование во дворце. Тем более, что в своем завещании я уже передал Руту престол в случае моей безвременной смерти.
     Госпожа Турн улыбается и присаживается на стул рядом с Дидимом.
- Вы очень хорошо придумали, ваше высочество, - она обнимает Димми. – Но ни в коем случае не говорите никому про вашу безвременную смерть (дай вам Бог долгих лет жизни!) и про престолонаследие. Это просто опасно. Но всё остальное вы можете сказать, и я убеждена: мой дядя Арнальд Виклиф и прочие согласятся с вами.
- Спасибо! – Димми очень доволен и ласково просит:
- Говорите мне, пожалуйста, «ты».
- Вы мне тоже, - она целует его в волосы, рыжие, как огонь, и мягкие, как шелк. От нее исходит уютный запах чистого белья и цветов. Димми обнимает ее, и ему становится бесконечно хорошо.
- Зольми, - говорит он. – Ты похожа на мою маму.
- Маму тебе никто не заменит, милорд, - слезы увлажняют ее глаза, она гладит его по голове. Но я бы хотела быть твоей старшей сестрой. Так же, как Рут станет братом для моей Мари.
- Правда? – Дидим с радостной улыбкой смотрит на нее. – Как ты хорошо придумала, Зольми! Ты очень мудрая! И очень добрая.
     Помолчав, он спрашивает:
- Зольми, что надо делать, если ты влюблен? Только не говори никому, пожалуйста, что я спрашивал тебя об этом.
- Не скажу, - она обнимает его. – А делать ничего не надо, Димми. Просто играй с этой девочкой, и дари ей цветы, и будь с ней добр.
- А всё остальное? – он пытливо смотрит ей в глаза.
- А остальное само придет к тебе, - отвечает она. – Ты подрастешь. Настанет день, и у тебя точно раскроются глаза: ты всё поймешь, всё увидишь. И тогда ты уже никого ни о чем не спросишь, ты всё будешь знать сам…
- И она тоже?
- И она тоже.
- Спасибо, - повторяет Димми. Он испытывает большое облегчение от слов Изольмы и глубокую благодарность к ней.
     … В этот же день он беседует с Рутгером Фронде и Мирабом Фоленго. Оба в некотором замешательстве. Фронде слегка хмурится, а Фоленго говорит:
- Государь, Бог видит, как я польщен твоим вниманием к моей дочери, твоими чувствами к ней, Бог видит, какой честью для себя я считал бы породнение с королевским домом Эллари через Винетту. Но сейчас на карту поставлена победа над сильным и умным врагом. Быть может, тебе лучше поговорить с асмальдами о расторжении помолвки после нашей победы?
- Это было бы проще всего, Мираб, - отвечает Дидим. – Но это было бы нечестно. А асмальды, как я заметил, очень чувствительны к честности. Я убежден, что смогу склонить старейшин к перемене условий. Если же они будут настаивать на моей женитьбе с Мариолой, я вынужден буду согласиться. Я понимаю, что победа над Цепелом важнее моих чувств, как бы глубоки они ни были.
- О глубине твоих чувств, милорд, говорить еще рано, - мягко, но решительно возражает Фронде. – Тебе всего одиннадцать лет, да и Нетте только через три месяца исполнится двенадцать. Ты можешь разлюбить ее, она тебя тоже.
- Я учитываю то, что она может разлюбить меня, - соглашается Димми. – Но от этого я не буду сильнее любить Мариолу.
- Это неизвестно, - вздыхает Фронде.
- Рут, - Димми устремляет на него серьезный, взрослый взгляд. – Почему ты мне не веришь и почему считаешь, что мои чувства менее глубоки, чем твои? Я знаю, что не разлюблю Винетту. Но если она разлюбит меня, я женюсь на английской или германской принцессе, которых никогда не видел. Я постараюсь полюбить одну из них. А вообще мне не хотелось бы сейчас обсуждать это. Я просто прошу вас предоставить мне возможность побеседовать с асмальдийскими старейшинами, вот и всё.
     Фоленго и Фронде переглядываются между собой, после чего объявляют его высочеству, что им необходимо посоветоваться друг с другом наедине. Дидим охотно соглашается на это.
    
          Его регент и советник выходят в соседнюю комнату и плотно прикрывают за собой двери.
- Что, Рутгер, нелегко быть регентом? – улыбается Фоленго.
- Бог знает, что он выдумал, - Фронде качает головой. – Впрочем, я понимаю его.
- И я понимаю, - говорит Фоленго. – И вижу, что его доводы разумны. Пусть побеседует со старейшинами. Ведь помолвка с Мариолой пока что не оглашена; воины-асмальды не будут обижены. А потом, они породнятся с тобой, регентом будущего короля, и Мари будет занимать при дворе особое положение. Прибавь к этому выкуп, который мы выплатим асмальдам за расторжение обручения.
- Это будут наши последние деньги, - вздыхает Фронде.
- Ничего, скоро наступление, - напоминает ему Фоленго.
- Мираб, я вижу, ты увлекся мыслью породниться с милордом.
- Я плохо верю в это породнение, - откровенно признаётся Фоленго. – Детская любовь не часто взрослеет вместе с влюбленными; обычно она увядает через год-два. Но мне нравится, что его высочество стремится принимать самостоятельные решения. И его честность действительно может быть нам полезна в переговорах с асмальдами; она укрепит их доверие к нам.
     Они советуются еще некоторое время, потом выходят к Дидиму и объявляют, что он может рассчитывать на их помощь в проведении переговоров; пусть только госпожа Турн и Мари тоже поедут с ними.
- Конечно, - отвечает Дидим и пожимает руки своим взрослым вассалам.
     Мари уже знает, что Димми не хочет быть ее женихом, но хочет сохранить ее дружбу. Это ее вполне устраивает. Она очень довольна тем, что поедет в Кассальду, станет королевской воспитанницей и будет учиться во дворце. То, что она не будет королевой, ее не волнует, она не тщеславна.
     И вот принц, Фронде, Фоленго, госпожа Турн и Мари едут в Горные Розы на переговоры.
     К великому облегчению Фронде и главнокомандующего, асмальды очень быстро и охотно соглашаются на новые условия принца Дидима и даже не требуют денежной выплаты за разрыв помолвки. Брак регента Димми с Изольмой Турн представляется старейшинам более надежным и даже более выгодным политическим шагом, нежели далекий брак двух детей. Будучи женой Рутгера Фронде, самого близкого принцу человека, госпожа Турн, без сомнения, принесет асмальдам не меньше пользы, чем принесла бы Мари в качестве невесты будущего короля.
     Новые условия союза между асмальдами и ангордийцами переписываются, старые уничтожаются, и Димми с победой возвращается в Лесную Долину. Он всем сердцем благодарен асмальдам за то, что они поняли и поверили ему.
     Вечером он спрашивает Рутгера:
- Рут, ты не сердишься, что я многое делаю по-своему?
- Нет, - отвечает Рутгер. – Я горжусь тем, что ты учишься самостоятельно принимать разумные решения. И советуешься со мной.
- А я рад, что ты меня любишь, - Дидим обнимает его. – Ты ведь любишь меня, Рут?
- Очень, - Фронде обнимает его в ответ.
- А когда вы с госпожой Турн поженитесь?
- Когда мы возьмем Кассальду, Димми.
- У вас будут дети, - голос Димми задумчив. – Ты, наверно, будешь любить их больше меня.
- Нет, - смеется Рутгер. – Я не смогу их любить больше, чем тебя, милорд.
     Димми улыбается. Он очень рад, что Рут так сказал.


     А еще через несколько дней у принца появляется друг.
     Однажды днем, когда он играет в беседке вместе с сыновьями офицеров, он вдруг замечает, что на их игру смотрит худенький мальчик в очках. Он не играет, просто стоит в стороне, прислонившись спиной к стволу каштана.
     Димми впервые видит его. Он оставляет беседку и подходит к мальчику. Тот неловко кланяется ему. Он выше Димми, но худее, у него бледное лицо, сильно вьющиеся каштановые волосы и светло-серые глаза, которые из-за линз кажутся очень большими.
- Добрый день! Как тебя зовут? – с приветливым любопытством спрашивает Дидим.
- Аминад Трейн, ваше высочество, - отвечает мальчик.
- Сколько тебе лет?
- Двенадцать.
- Откуда ты, ведь тебя раньше не было? – продолжает спрашивать Димми.
- Я сын Рудольфа Трейна, офицера, который был взят в плен в Еловой Лощине, - отвечает Аминад. – Теперь он не пленный, он служит вашему высочеству, а не Эстебану Цепелу. Он взял меня с собой в горы, потому что не знал, с кем меня оставить. А теперь уговорил госпожу Виллис взять меня в замок, чтобы я жил не в землянке; я часто болею.
     Голос у Аминада негромкий и хрупкий, такой же, как он сам.
- Почему ты не играешь с нами? – спрашивает Дидим.
- Я не очень хочу, - отвечает Аминад. – А потом, боюсь, что мои очки разобьются. Я плохо вижу, а других у меня нет.
     И он смотрит на принца своими большими, спокойными глазами.
- Ты любишь читать? – спрашивает Димми.
- Да, - отвечает Аминад.
- О чем?
- О путешествиях – и сказки.
- Прямо, как я! – Димми радуется. – А скакать верхом ты любишь?
- Да, - Аминад оживляется. – Но у меня нет лошади.
- А стрелять умеешь?
- Да, отец меня научил.
- Хочешь быть моим пажом?
     Аминад слегка теряется. Потом нерешительно отвечает:
- Я слабый, государь, у меня неважное здоровье. Посмотри на других: они здоровее меня. Они больше годятся в пажи.
- Они не любят сказок и путешествий и плохо стреляют, - возражает Димми. – Ты на них не похож, и мне это нравится. Хочешь, поедем завтра с утра на прогулку? Я достану для тебя лошадь. Только честно отвечай, хочешь или нет?
- Хочу, - Аминад улыбается. – Я, правда, хочу, государь.
- А на самокате ты катался?
- Что это?
- Увидишь.
     В скором времени Аминад уже катается на самокате по аллеям сада и смеется, а Дидим бежит рядом и смеется тоже. Но Аминад быстро устает.
- Очень здорово, - говорит он, останавливаясь и вытирая пот с лица. – Но я устал, государь.
- А в седле ты не устаешь? – спрашивает Димми.
- Нет, - качает головой Аминад. – Я устаю, когда надо бегать, прыгать. Я вправду слабый, ваше высочество.
- Это ничего, - Димми берется за руль самоката. – Становись позади меня на доску, а я повезу тебя обратно. Держись за мои плечи.
     Аминад слушается его, и Дидим без особенного труда довозит его до замка. Потом они идут к врачу, господину Генри Пламу.
- Господин Плам, - серьезно говорит Димми. – Мой паж, Аминад Трэйн, быстро устает, и вообще у него слабое здоровье. Можно ли ему помочь?
     Генри Плам просит принца и Аминада сесть. Он задает Аминаду несколько вопросов. Аминад отвечает. Доктор Плам чешет бровь, вздыхает, потом приносит какую-то настойку в небольшой бутылке.
- Принимайте на ночь по одной столовой ложке, - говорит он Аминаду. – Это предаст вам сил и поможет вашему зрению. Но главное, будьте почаще на свежем воздухе, играйте, пейте пиво, ешьте как следует. И ни в коем случае не переутомляйтесь. Еще вам полезна верховая езда и жирная баранина. У вас небольшая анемия, это пройдет.
     Дидим и Аминад благодарят доктора и уходят.
- Слушай, переходи ко мне жить! – предлагает Дидим. – Ну, что тебе делать у госпожи Виллис? Ты там, наверно, как бедный родственник. А я буду о тебе заботиться. Ты будешь жить в моем кабинете.
- Благодарю, государь, - отвечает Аминад очень искренне. – Я был бы рад. Но… мне иногда нужно одиночество.
- Тебе разгородят комнату ширмами, и у тебя будет свой кабинет, - тут же говорит Дидим. – Я и сам люблю одиночество.
     Аминад веселеет. В этот же день он перебирается к Димми, а тот дает наставления Филидору Сэде: пусть тот следит, чтобы Аминаду подавали на обед жирную баранину с овощами и пиво. Он должен всё съедать и выпивать: так велел доктор. Сэда обещает следить, чтобы Аминад выполнял предписания врача.
     Вечером Дидим рассказывает об Аминаде Фронде. Рутгер заинтересован. С позволения Димми, он беседует с Аминадом наедине и убеждается, что это умный, тонкий, эрудированный мальчик, прекрасно воспитанный, чуткий и добрый. Аминад же весьма доволен своим новым положением. В его закутке за ширмами очень уютно. Он разложил там на столе свои книги и вощеные дощечки: он ведет дневник и пишет стихи.
- Аминад – замечательный мальчик, - говорит Рут, оставшись наедине с принцем. - Но ты должен быть бережен с ним, милорд. Постарайся стать для него настоящим другом, и тогда твое общество всегда будет радовать его. Он действительно слабенький, не то, что ты, - и Фронде с удовольствием оглядывает Димми – крепкого, стройного, сильного, изящного, хотя и невысокого для своих лет.
- Я стану ему другом, Рут, - обещает Димми. Про себя он очень рад, что у него, наконец, появился товарищ – такой же юный, как он сам. «У нас с ним так много общего, - думает Дидим. – Не может быть, чтобы мы не подружились по-настоящему».

                7.

     В это время по асмальдийскому предгорью едет маленький карлик на сером ослике.  Он одет очень просто и в то же время легко: в мае на юго-западе Ангордии уже довольно жарко.
     На карлике холщовая рубашка, штаны с заплатами, соломенная шляпа и башмаки из оленьей кожи. Когда по вечерам становится прохладно, карлик надевает на себя стеганую льняную куртку.
     На некотором расстоянии от осла, который везет карлика, бежит огромная серая собака с гладкой шерстью и слегка приплюснутой мордой. У нее мощные лапы и короткий хвост.
     Днем карлик заезжает в селения и покупает у крестьян еду за медные гроши, а также немного овса для своего осла.
     Ночует он в пещерках. Осел ест овес, а собака делит с карликом его ужин. Днем она не подбегает к нему, и он тоже делает вид, что с ней не знаком. Но вечером он подзывает ее к себе еле слышным чмоканьем губ. Ночью собака спит рядом с ним, обогревая его. Впрочем, он мог бы спать и один. Он очень вынослив: умеет засыпать на снегу, под дождем, в седле и даже стоя, хотя ступни его ног слишком малы для его крепкого тельца и довольно большой головы. Он сильно косолапит и передвигается неуклюже, вперевалку. У него светлые волосы и довольно приятное лицо с неправильными, но выразительными чертами. Глаза светлые, зеленые, с сильным золотистым отливом, так, что кажутся иногда почти желтыми. Он похож на Калигулу, но гораздо миловидней его. Впрочем, горские крестьяне даже не слыхивали о жестоком древнеримском императоре.
     За поясом у карлика колчан со стрелами и самострельный арбалет. Вставляешь в него стрелу, нажимаешь на курок – и стрела летит туда, куда ты наметил. Целясь в дичь, карлик никогда не промахивается. В основном, он стреляет в куропаток – и по-братски делит их с собакой. В ручьях он ловит руками форель – и также делит ее с собакой.
     Никто не знает, что карлика зовут `Анза Мэйк, а он, в свою очередь, столь скромен, что никому не сообщает об этом. Да и кому он стал бы представляться в этой безлюдной местности? Разве что разведчикам Фоленго. Но они не обращают на него внимания, а собаки просто не видят: серая, молчаливая, осторожная, она совершенно сливается со скалами. Зато Анза прекрасно видит разведчиков и догадывается, кто они такие.
     Он едет всё глубже в горы, через виноградники и лощины, засеянные рисом, через долины с их пшеничными и ржаными полями, через плато, на лугах которых пасется скот горцев. Он едет через ущелья, перебирается через реки, проезжает по узким тропинкам над такими пропастями, что многие храбрецы невольно закрыли бы глаза… но Анза не боится высоты. Сколько раз он сидел на мачте корабля во время жесточайшего шторма – и любовался сверху гневом могучей стихии. Не зря сам Цепел восхищается его мужеством и отвагой, его проворством, выдержкой и хладнокровием. Но Анза редко восхищается Цепелом.
     Он находит, что Эстебан бывает слишком жесток и держит при себе слишком много глупых людей. Сам Эстебан довольно умен, но его наперсник Фриц Блюме смыслит весьма мало в чем бы то ни было, кроме денег и поножовщины. Анза еще может терпеть жестокость, но чужая глупость заставляет его страдать. Хорошо еще, что Эстебан прислушивается к его советам.
     К несчастью, он изменил морю и захотел стать королем Ангордии. Напрасно Анза твердил ему, что хотеть чего-либо можно и в море – получится так же бесполезно, но зато гораздо более безопасно. Цепел заупрямился. Что ж, пусть делает, как знает, но тогда он, Анза, тоже поступит по-своему. Он посмотрит на принца Дидима и его армию, поймёт, кто более достоин короны: Дидим или Цепел. И поможет правому. Ибо он давно понял: ему лучше быть с тем, кто прав. Раньше он мало размышлял об этом. Но теперь, когда ему уже двадцать восемь лет, он понимает: на чьей стороне правда, тот и сильнее. А правда на стороне более достойного, более способного. И ему, Анзе, лучше быть с тем, кто более способен и достоин.
     Он, конечно, не предаст Эстебана. Он просто будет с тем, с кем ему лучше. А Эстебана предупредит. Предупредит так, что тот оставит мысли о троне и успеет скрыться.
     Но если Цепел достоин трона больше, чем законный наследник, - что ж! Пусть правит Ангордией. В конце концов, он победил Швабе, и народ полюбил его за это. А любовь народа завоевать непросто, Анза это хорошо знает. К тому же, Цепел неглуп и хитер, он родной брат короля, пусть незаконный, но всё-таки брат. Он вполне искренне устроил ему пышные похороны. И он вовсе не так свиреп, как половина его подчиненных. Но Анзу интересует законный наследник престола: мальчик по имени Дидим. Этот мальчик не менее любим народом, чем Цепел, поэтому Анза хочет увидеть его. Увидеть, чтобы понять, твердо уяснить для себя, будет Эстебан править Ангордией или нет.
     Добравшись до Серго Ущелья, Анза едет в ближайшее селение и продает там осла. Затем с заплечным мешком за спиной, неуклюже переваливаясь, он идет прочь, подальше от людского жилья.
     Примостившись за валунами, он внимательно изучает карту гор и размышляет вслух:
- Игнасио Эррера отметил вход в пещеру. Куда ведет этот вход, мне неизвестно, может быть, в какие-нибудь подземные дворцы. В любом случае, лучше не ездить к этому входу. Но не осмотреть ли мне вот эту долину? Она, кажется, вполне пригодна для жилья. Правда, к ней не подступиться. Однако мы всё же попытаемся.
     Он складывает карту, прячет ее обратно в мешок и чмокает губами. К нему подбегает его верный друг – огромная серая собака.
- Лежать, Грэмпи, - Анза ласкает ее. – Сейчас мы с тобой поедим, а после я оседлаю тебя, и ты должна будешь свезти меня по такой дороге, где сам черт сломит ногу. Но мы с тобой обязаны остаться живыми и здоровыми.
     Они обедают, после чего Анза седлает Грэмпи, точно лошадь, садится на нее и берется за ее крепкий кожаный ошейник.
- Подъем, - говорит он. – Поехали.
     И слегка касается ее левого бока ногой, что означает: ступай налево. Грэмпи слушается. Она понимает своего хозяина с одного слова, с одного взгляда или движения.
     Она бежит спокойно рысью милю за милей. Дорога очень трудна. То это узенькая тропинка между скалами, то вдруг на пути возникает довольно-таки широкая расщелина. Грэмпи преодолевает эти препятствия. Вместе со своим хозяином на спине она переплывает горное озеро, которое не обойти и не объехать. После этого купания оба мокры. Они сушатся у костра и ужинают.
     На следующее утро Анза вновь седлает Грэмпи, и они едут дальше. И вот через час перед ними открывается огромная долина, поросшая лугами и величавыми густыми лесами. В центре долины – какое-то здание. Отсюда оно кажется Анзе величиной с божью коровку.
     Анза вынимает из своего мешка подзорную трубу и смотрит на замок. Тут же его лицо озаряется торжествующей улыбкой.
- Вот они, голубчики, - говорит он. – Не пыльно живут. Грэмпи, мы с тобой герои! А теперь поедем-ка вон тем лесом, по самой узкой тропинке. Посмотрим поближе на эту армию.
     И Грэмпи рысцой пускается к лесу.


     Ты наслаждаешься солнечными майскими днями.
     Погода стоит жаркая, и ты бегаешь по саду в белой рубашке с закатанными до локтей рукавами, в серых льняных штанах, едва прикрывающих колени, и в парусиновых башмаках на подошве из толстой кожи.
     Сыновья дворян одеваются так же просто. Девочки носят кисейные платьица, короткие чулки и легкие туфельки на лентах.
     Всем вам очень весело.
     Ты стараешься быть мудрым и нелицеприятным. Ты всем уделяешь внимание. Утром ты катаешься верхом, один или с Аминадом, под охраной телохранителей. Иногда с вами ездит Винетта. Ты даришь ей полевые цветы и свои игрушки, с которыми ей было бы интересно играть. В основном это деревянный человечки, деревянные кораблики, листы бумаги и краски. Как и ты, Винетта очень любит рисовать. Она рисует лучше тебя, но ты ей не завидуешь, ты слишком любишь ее. Ты восхищаешься ее талантом – и ею самой.
     Днем ты играешь с мальчиками, твоей будущей свитой, ездишь в военный лагерь, беседуешь с Мари и девочками, но недолго. А вечером ты катаешься на легкой лодке, которую сделали специально для тебя. Ты уже умеешь грести. Ты катаешь Аминада или Винетту, а то и их обоих, а ваши телохранители едут верхом по берегу параллельно с вами. Потом один из них везет лодку обратно вверх по течению, держа ее за веревку, а ты держишь руль, чтобы лодка раньше времени не повернула к берегу.
     Если Нетта занята, ты купаешься с Аминадом. Вы оба хорошо плаваете.
     Данат Орк сделал для Аминада такой же самокат, как у тебя, только повыше, и вы теперь часто катаетесь вместе.
     Вы уже давно на «ты». Он называет тебя «милорд» и «Димми», а ты его просто Мин.
     Мин не всегда доступен для общения. Иногда, кода ты стучишься к нему в деревянное основание ширм, которыми он отгородился от мира, ты слышишь его спокойный голос:
- Милорд, пожалуйста, подожди, мне некогда! Я пишу стихи.
     И ты немедленно уходишь, ничуть не обижаясь. Напротив, ты предвкушаешь удовольствие. Мин пишет очень красивые стихи, и когда они готовы, он читает их тебе. Рутгер тоже их слышал и утверждает, что они очень зрелы и талантливы. Ты не очень разбираешься в этом, но стихи Аминада приятно волнуют и согревают твою душу, а это значит, он действительно по-настоящему талантлив.
     Ты с радостью видишь, что он привязался к тебе. У него очень хорошая улыбка. Он с удовольствием играет с тобой. Иногда вы боретесь – на траве или на ковре, но ты всегда побеждаешь. Мина это не огорчает. Благодаря настойке доктора Плама, пиву и жирной баранине, а также играм с тобой и Неттой, он укрепляется духом и телом. Ты с удовольствием убеждаешься, что он постепенно становится веселей и крепче. Его отец, Рудольф Трейн, горячо благодарит тебя за участие к его сыну. Ты очень любезен с Трейном, но сам думаешь: разве можно благодарить тебя за то, что ты подружился с Аминадом? За это следует благодарить Бога: и отцу Мина, и тебе, и Мину, если он доволен твоей дружбой. А он доволен, ты это ясно видишь.
      Тебя немного беспокоит то, что сыновья офицеров начинают завидовать Мину. Они не проявляют своей зависти открыто, но держатся с ним отчужденно и холодно. Ты уже понимаешь, что такие настроения опасны, и обещаешь им: все они будут твоими пажами и оруженосцами, а их сестры – фрейлинами будущей королевы. Это немного успокаивает их и примиряет с Аминадом, но они не могут до конца простить ему его особой приближенности к тебе.
     А он становится тебе всё ближе. Тебе нравится, что он часто держится с тобой, как старший, но при этом внимательно прислушивается к твоему мнению. И ты счастлив, что он всё понимает. Ты коротко рассказываешь ему о том, как казнили твоего отца и брата, как дорог тебе Рутгер Фронде, спасший тебя. И ты рассказываешь ему, что влюблен в Винетту. Он слушает тебя всегда внимательно и задумчиво. Ты узнаешь, что он и сам влюблен – в одну из молоденьких служанок госпожи Турн, Селестину. Но Селестина по вечерам гуляет с Орком, ты видел это собственными глазами. Ты осторожно сообщаешь Мину, что Селли нравится Данат.
- Я знаю, - спокойно отзывается Мин. – Я и не жду, милорд, что Селестина меня полюбит; я еще мал для нее. Просто я сам ее люблю. И пишу для нее сонеты. А Данат… конечно, он взрослый, и вид у него мужественный. Пусть будут счастливы. Но я не могу не любить ее.
     Такое великодушие выше твоего понимания. Сам ты вряд ли держался бы столь же умно. И в то же время ты понимаешь: если Нетта разлюбит тебя, ты встретишь этот удар мужественно, и спокойно отпустишь Нетту с ее избранником. Впрочем, любит ли она тебя сейчас? Ты этого не знаешь. Ты знаешь одно: ты любишь ее, и ей хорошо с тобой. Вы больше не говорите друг с другом о любви; вы дети, вам это не трудно. А потом, Мин уверен, что Нетта любит тебя.
     Если бы Нетта слышала слова Мина, она могла бы подтвердить, что он прав. Она любит тебя с того дня, как ты поцеловал ее. Она знает: ради нее ты расторг помолвку с Мариолой Турн.  Теперь ты для Нетты не просто маленький рыжий мальчик, ты - ее сокровенный друг, рыцарь ее души. Но она никогда не скажет тебе об этом: врожденное целомудрие и сдержанность заставляют ее молчать о слишком сокровенных предметах. Она очень хорошо понимает: вы оба еще малы, чтобы целоваться и бегать на свидания. Ты это тоже понимаешь. Но вы не часто думаете об этом: ваше отрочество свято оберегает вашу чистоту. В отличие от взрослых, вы знаете: самое лучшее – это вместе играть, вместе гулять, лазать по деревьям и болтать обо всём на свете… или просто молчать, держась за руки. Остальное вам пока что не нужно, и вы этого остального не понимаете. Поцелуи – это, конечно, хорошо, но они смущают вас. Гораздо веселее – просто дружить и мечтать о любви, которая будет расти вместе с вами. Мысль о ней согревает ваши сердца, но слова совершенно ни к чему. Все нужные слова придут позже, когда вы станете взрослыми. Вам это известно ничуть не хуже, чем большим, которые считают, что детям недоступна истинная мудрость.
     Впрочем, лучшие из взрослых людей вас понимают. Рутгер Фронде даже вам завидует, но самой светлой завистью, потому что он счастлив. Он исполнен любви к Изольме Турн. Они встречаются по вечерам и гуляют по саду. В саду много укромных аллеек. Там они целуются и говорят о том, о чем не стали бы говорить дети. У взрослых влюбленных свои тайны под звездами. Изольма возвращается с этих свиданий с тихой улыбкой на губах. Она очень помолодела со дня рождения Димми. Теперь ей, двадцатишестилетней, не дашь больше двадцати. Она просто излучает любовь. А Рутгер носит ей букеты горных роз и часто гуляет с Мариолой, которая очень привязалась к нему, и даже предпочитает прогулки с ним своим игрушкам и играм с подругами.
      Данат Орк иначе воспитан, и в нем меньше романтики. В то же время он страстный человек. И так получается, что однажды Селестина возвращается со свидания с ним бледной и дрожащей, хотя и счастливой. Она позволила Данату слишком много, и теперь, вероятно, за это придется расплачиваться. Но она знает: он любит ее и, конечно, вовремя женится на ней. Скорей бы кончилась эта странная война, война без атак и защиты! Ведь только в мирное время можно спокойно создавать семью.
     Она не сомневается, что ребенок уже начал свое существование в ее лоне. Данат же совершенно спокоен. Он человек опытный. У Селестины не будет младенца, пока они не поженятся. Одно дело получать радость, другое – обзаводиться семьей. Он объясняет это Селестине при следующем свидании. Она слушает его с облегчением. И в то же время в ней просыпается тревога.
- Ты не бросишь меня? – спрашивает она. Он смеется и прижимает ее к себе. Он не бросит ее, ему это точно известно. Потому что он любит ее по-настоящему.
     Ее сердце успокаивается, она верит ему.
     А вы с Аминадом ничего не знаете об этом. Когда Рутгер уходит на свидание, вы играете в шашки или разговариваете до полуночи, и только настойчивые уговоры Филидора Сэды заставляют вас разойтись по своим комнатам.

                8.

     В тот день Димми катался на самокате один.
     Аминад сидел дома с растянутой ногой. Сэда был при нем, а дворянские дети еще не кончили учиться. Офицерских дочерей и сыновей обучала Аделина Фоленго, супруга Мираба, женщина весьма умная и эрудированная, умевшая ладить с детьми и действительно дававшая им знания. Винетта училась вместе с ними. Димми же был отпущен его учителем Видаром Холдингом раньше остальных. Щенок Тулип тоже не сопровождал Дидима, хотя и очень хотел этого, но Дидим оставил его с Аминадом: Мин любил играть с ним.
    Димми не собирался долго гулять. Ему только хотелось объехать сад. Погода была пасмурная и дождливая, но Димми было весело и под дождем. Он смотрел на серые низкие облака над долиной и жалел, что нет грозы. Он обожал грозы. Но гром не гремел, и молнии не сверкали. Природа точно уныло притихла под дождем, и только повсюду в листве кустов и деревьев слышался шелест падающей с неба воды. Кое-где на аллеях появились лужи. По гребню монастырской стены бродили хмурые часовые в дождевиках.
     Димми уже весь вымок и повернул было к дому, но вдруг впереди справа зашевелились кусты.
- Кто там? – негромко окликнул Дидим, останавливая самокат.
     Тут же что-то мягкое и тяжелое ударило его сзади по голове, и он потерял сознание.


     Он очнулся в полумгле. Голова болела. Дидим удивленно приподнял ее и увидел подвал, озаренный свечой. Еще больше удивило его то, что он не может пошевелиться. Он оглядел себя и убедился, что крепко связан веревками по рукам и ногам. Тотчас холодный ужас охватил его существо. Он понял, что похищен. Он полулежал на какой-то странной тележке с высокой спинкой, мало того, был привязан к ней.
     Едва он успел понять, что произошло, и испытать страх, как перед ним вдруг появился человек, которого он никогда прежде не видел. Это был уже немолодой мужчина с низким лбом, маленькими глазами и выдающейся вперед нижней челюстью. При его худощавости эта челюсть придавала ему особенно зловещий вид.
     Он был одет в обноски и смотрел на Димми с мрачной и жестокой радостью.
- Здравствуй, рыжий вор! – сказал он. – Наконец-то я тебя поймал!
- Я не вор, - с достоинством ответил Димми, изо всех сил стараясь предать царственную твердость и спокойствие своему голосу. – Я принц Ангордии Дидим, сын Теофраста Второго. Пожалуйста, развяжи меня и отпусти.
- О, нет, - незнакомец прищурил свои злобные глазки, неприятно мерцавшие в блеске свечи. – Ты явился в долину, чтобы украсть сокровища, которые я нашел. Но тебе это не удастся. Их никто не найдет, никто не присвоит, потому что `я уже нашел и присвоил их.
- Оставь их себе, - покорно согласился Димми. Он понял, что перед ним сумасшедший и решил попытаться договориться с ним, применяясь к его языку и понятиям. – Мне ничего не нужно. Как тебя зовут?
- Сципион Сайрус, - ответил человек. – Я никому не называю своего имени, но ты имеешь право знать всё, потому что в скором времени моя тайна умрет вместе с тобой.
     Он улыбнулся Димми жестокой, неприятной и отталкивающей улыбкой.
- Я бывший монах, рыжий мальчик, - сообщил он. – Когда-то я верил в силу Божью, и был очень усерден в молитве. Но потом я понял, что это просто игра. И тогда я придумал свою собственную игру. Я стал убивать своих братьев-монахов, чтобы проверить: спасет их Бог или нет, или накажет Он меня или нет. Он не спас их и не наказал меня, а ведь их смерть от моей руки не могла быть Ему угодна. И тогда я понял, что Его просто нет. Есть только люди, созданные природой. И каждый из них может делать всё, что хочет.
     Но тут меня стали подозревать в убийствах, и я сбежал. Я ушел в горы и случайно попал в эту долину. И нашел здесь великое богатство. Оно оказалось так прекрасно, что я стал поклоняться ему. Я понял: вот истинный бог. Но когда еще я жил в монастыре и собирал пожертвования в городе, ко мне однажды подошла цыганка и предсказала мне, что через несколько лет я стану очень богат. Однако, добавила она, мое богатство похитит мальчик с рыжими волосами. Они будут рыжие, как огонь, сказала мне цыганка. И я сразу узнал тебя.
     Ты не похитишь моих сокровищ, потому что ты погибнешь, рыжий мальчик. Но я добр. Перед тем, как убить тебя, я покажу тебе сокровища, которые никогда тебе не достанутся.
- Я не хочу их видеть, - голос Дидима с трудом повиновался ему. – Отпусти меня, Сципион Сайрус! Я обещаю тебе свою милость. Ты не умрешь.
- Да, я не умру, - согласился Сайрус. – Потому что умрешь ты.
     И он с наслаждением засмеялся.
     Тогда Димми, поняв, что уговоры не помогут, громко закричал изо всех сил:
- Помогите!!!
- Замолчи! – лицо Сайруса стало тревожным.
     Но Димми продолжал звать на помощь во всю мощь своих легких. Сайрус растерялся, оглушенный и точно испуганный его криками, но уже в следующую минуту он сунул Димми в рот тряпку и завязал ее платком. Дидим не мог больше кричать.
     Он молча заплакал от тоски и безнадежного, смертельного страха, а Сципион Сайрус сказал:
- Зря ты кричал: я всё равно убью тебя. Ведь это я гнался за тобой – тогда, ночью, у реки. Но я не успел тебя убить. А теперь поедем смотреть мои сокровища. Ты должен увидеть бога, который воистину достоин поклонения.
     Дидим плакал, задыхаясь, и молился – молился своему Богу, которого знал и любил. «А Данат всё-таки ошибся, - подумал он с горечью и невольной обидой на Даната. – Но Ты, Господи, спаси меня! Ты никогда не ошибаешься. И ты можешь спасти меня, если захочешь! Боже, помоги мне, спаси меня!»
     Тем временем Сципион Сайрус взялся за спинку тележки позади головы Дидима и повез его куда-то, держа другой рукой медный подсвечник со свечой. Гремя ключами, он отпер какую-то комнату и ввез туда Димми. Сквозь слезы, заливавшие ему лицо, Димми увидел раскрытые сундуки, в которых сверкали и переливались драгоценные камни и золотые монеты. В другое время вид такого богатства несказанно поразил бы его и обрадовал, но сейчас, когда его жизнь висела на волоске, ему не было никакого дела до этих сокровищ.
- Это клад разбойников, - с довольным видом сообщил ему Сайрус. – Они грабили купцов на горной дороге за много лет перед тем, как тут воцарились асмальды. Я нашел дневник, который вел один из этих разбойников. Он написан на маленьких дощечках чернилами. А теперь, рыжий мальчик, прощай. Ты увидел мой заветный клад – и можешь умереть спокойно.
     Димми замычал и зашевелился; как никогда ему хотелось жить! Но Сайрус лишь засмеялся злобно и радостно – и открыл небольшую дверь в конце комнаты с сокровищами. Он подвез Димми к порогу этой двери, вытолкнул за порог тележку, повторил:
- Прощай! – и с силой толкнул тележку вперед. Он медленно покатилась по пологому склону, постепенно набирая скорость. Сайрус захлопнул дверь и вновь запер ее.
     … Димми ехал во мраке навстречу своей гибели, чувствуя, что тележка катится всё быстрее. «Господи, в руки твои предаю дух мой!» – подумал он, мужественно готовясь встретить неизбежную смерть. Колеса гремели во мраке, катясь по каменному полу. Он закрыл глаза, чтобы не видеть непроницаемой тьмы.
     … Но неожиданно что-то живое и большое внезапно налетело на него сбоку.
     Тележка опрокинулась.


     Димми больно ударился правой стороной лба о каменный пол и тут же сообразил: тележка никуда больше не едет. Кто-то большой тяжко дышал над ним. Дидим немедленно подумал, что вокруг, должно быть, львы или барсы, и сейчас его растерзают на части…
     Но тут во тьме вспыхнул свет, и он увидел перед собой маленького большеголового человечка со светлыми волосами и светлыми, зелено-золотистыми глазами. Человечек с участием всматривался в его лицо. Рядом с ним сидела огромная серая собака с немного приплюснутой мордой и также смотрела на Димми вполне добродушно и сочувственно; во всяком случае, ему так показалось.
     Маленький человек быстро снял с лица Димми платок и вытащил кляп у него изо рта.
- Кто вы? – спросил Димми, как в тумане. – Гном?
     Человечек засмеялся и ответил высоким сиплым тенорком:
- Ты почти угадал. Я Царь Пигмеев. А ты кто?
- Я Дидим, принц Ангордии, - ответил Димми. – Спасите меня, и я очень щедро награжу вас.
- Сейчас спасу, - Царь Пигмеев достал нож из-за пояса. – Странная у вас забава, ваше высочество: привязывать себя к тележке и ездить по пустому темному подземелью.
- Это не забава, - серьезно ответил Димми. – Меня хотели убить…
     Произнеся эти слова, он заплакал и с жаром возблагодарил Бога. Он благодарил Его всё то время, пока Царь Пигмеев осторожно обрез`ал на нем веревки, а после, освобожденный, крепко обнял своего спасителя и поцеловал его в обе щеки.
- Благодарю тебя, Царь Пигмеев, - он пожал его руку, довольно большую и неуклюжую. – Как тебя зовут?
- Анза, - его спаситель протянул ему платок. – Высморкайся, принц Дидим и вытри слезы. Вот так. А теперь попробуй встать.
     Димми встал, но тотчас его ноги задрожали, и он вновь опустился на булыжный пол пологой каменной дороги.
- Что, не можешь? – Анза улыбнулся. – Ничего, это временная слабость. Держись за ошейник моей собаки, она проводит тебя к нашей стоянке. Грэмпи, место!
     И собака осторожно пошла вперед, ведя за собой Дидима, а Анза шел рядом со свечой, озаряя принцу путь.
     Они шли не более двух минут, пока не попали в совершенно прямой коридор – ответвление от пологой дороги.
- Вот здесь и отдохнем, - молвил Анза. – Садитесь, ваше высочество. Кто же это отправил вас кататься? Впрочем, об этом после. Вот, глотните-ка из этой фляги, а потом поедим немного.
     Дидим сделал несколько глотков крепкого вина, но от еды отказался: он сейчас не мог есть.
     Пока Анза и Грэмпи обедали копченым окороком с хлебом, Дидим рассказал Царю Пигмеев обо всём, что с ним произошло. Анза внимательно слушал, потом деловито спросил:
- Ты хочешь, чтобы этот человек умер сразу, или следует сначала допросить его?
- Надо бы допросить, - задумчиво ответил Димми. И тут же, опомнившись, удивился:
- Разве ты можешь убить его?
- Я всё могу, - ответил Анза. – Но сначала поедем домой. Верно?
     И он подмигнул Димми.
- Верно, - сказал Димми. – Но… мы же не поедем, а пойдем пешком. Да?
- Нет, именно поедем, - возразил Анза. – Почту за честь отвезти ваше высочество в экипаже. Я не шучу. Сейчас ты всё поймешь.
     Он ушел и вскоре вернулся, толкая перед собой тележку. Дидим поспешно встал и помог ему поставить тележку в прямом коридоре. Анза быстро и умело соорудил из веревок, которыми был связан Димми, постромки для собаки и запряг Грэмпи в тележку.
- Анза! – вдруг сообразил Димми. – Так это Грэмпи меня опрокинула!
- Да, - подтвердил карлик. – Я услышал крики «помогите». Потом всё смолкло. А через четверть часа послышался шум колес, и я велел Грэмпи прыгнуть, остановить… она меня поняла. Я не знал, кто едет, но на всякий случай решил это проверить.
- Можно я поглажу Грэмпи? – спросил расчувствовавшийся Димми.
- Погладь, - милостиво позволил Анза.
     Дидим приласкал собаку. Грэмпи немного подумала и нехотя лизнула его в ухо. Димми засмеялся, но почти тут же снова заплакал, и Анза опять отдал ему свой платок.
- Садись в тележку, милорд, - сказал он. – А я сяду впереди и буду править Грэмпи.
     Так они и сделали. Димми сидел в тележке, согнув ноги в коленях, и держал свечу в маленьком жестяном подсвечнике, а Грэмпи неторопливо везла тележку в гору.
     Они ехали недолго. Вскоре собака остановилась у запертых дверей и легла на пол. Анза снял свой заплечный мешок, развязал его, вытащил свой арбалет со спусковым крючком и какие-то странные железки, похожие на ключи.
- Вставай, милорд, - обратился он к Димми. Димми встал не без труда, его ноги всё еще немного дрожали. Анза сел на спину Грэмпи, велел ей встать и отомкнул одной из железок замок на двери. Затем он слез с собаки и велел Дидиму:
- Жди меня здесь.
     Димми помог ему открыть тяжелую дверь. Анза проскользнул в нее, держа в руках огарок свечи. Он поставил свечу на пол, а сам постучал в другую, запертую дверь. Сделав это, он спрятался за одним из сундуков с сокровищами.
     Долго ждать не пришлось. Сципион Сайрус быстро отпер дверь и вошел внутрь с ружьем в руках. Торопливо и зорко озираясь по сторонам, он сделал шаг вперед. Тотчас стрела вонзилась в его правую руку, в тыльную сторону ладони. Он вскрикнул и выронил ружье, не успев выстрелить. Другая стрела вонзилась ему в левую руку. Он бросился бежать, но еще две стрелы поразили голени его ног, и он упал у порога без чувств. Анза связал ему руки и ноги найденной тут же веревкой и вернулся за Дидимом и Грэмпи. Освободив собаку от постромков, он, не спеша, укрепил на спине Грэмпи маленькое седло и вскоре уже сидел на ней верхом.
- Я доведу тебя до выхода, милорд, - сказал он. – А сам поеду по своим делам.
- Подожди, - молвил Димми. Сначала возьми себе сокровища – сколько хочешь! Пожалуйста, возьми.
     Анза усмехнулся, объехал все четыре сундука и из каждого взял по горсти денег и драгоценных камней.
- Довольно с меня, - сказал он, пряча сокровища в свой мешок. – Пойдем теперь к выходу.
     Димми взялся за ошейник собаки. Они вышли из комнаты и поднялись по лестнице наверх, к какой-то двери. За ней слышались шум и голоса.
- Там твои друзья, - шепнул Анза. – Они откроют тебе. А мне пора.
- Постой, Анза, - Димми еще раз пожал ему руку. – Оставайся с нами. Ты будешь моим другом, моим советником.
- Ты даже не знаешь, кто я такой, - заметил Анза. – Вдруг я – шпион и подослан Эстебаном Цепелом? А?
- Ну и что, - Дидим положил ему руку на плечо. – Ты волен быть, кем хочешь. Я верю: ты не предашь меня Цепелу после того, как спас меня. Будь, кем хочешь! Но я хотел бы, чтобы мои люди почитали тебя как моего спасителя и друга.
- Ты благодарный человек, милорд, - сказал Анза, - Но всё-таки позволь мне сейчас уехать. Обещаю: мы с тобой в скором времени увидимся. Я вернусь к тебе.
- Обещаешь?
- Клянусь, - Анза улыбнулся. – До встречи, принц Дидим!
     И, слегка хлопнув Грэмпи по шее, он стремительно исчез в одном из переходов подземелья. 

                9.

     Принц нашелся!
     Эта счастливая весть облетает встревоженный лагерь. Димми отсутствовал всего два часа, но за это время его успели хватиться и начать поиски. Часовые, охранявшие ворота, утверждали, что принц не покидал пределов сада. Поэтому Дидима сразу же стали искать в подвалах, в замке и монастыре.
     Никто не заметил двери, слившейся со стеной подвала. Когда же Дидим стал стучать и позвал оттуда на помощь, дверь тотчас обнаружили и выбили.
     … Дидим не позволяет никому зайти внутрь. Он становится возле двери и велит, чтобы пришли Фронде и Фоленго. Они являются немедленно. Димми шепотом сообщает им о кладе. Они тотчас принимают меры: вытаскивают раненого Сципиона Сайруса, запирают дверь и приставляют к ней самых надежных охранников, а затем Фронде выносит Димми на руках из подвала. Все громогласно приветствуют принца. Фоленго приходится приложить немало усилий, чтобы похитителя Дидима тут же не растерзали на куски. Сайруса заковывают в цепи, сажают в отдельную подвальную каморку и зовут к нему врача.
     За обедом Дидим рассказывает Рутгеру и Фоленго обо всём, что с ним приключилось. Он только умалчивает о словах Анзы о том, что, быть может, этот последний подослан Эстебаном Цепелом. Но он приказывает, чтобы каждый солдат в армии знал, что принца спас карлик по имени Анза, Царь Пигмеев. Пусть всякий, кто встретит этого карлика, оказывает ему почет и уважение, и беспрепятственно пропускает его в Мэггонфилд.
- А Даната Орка нужно наградить, - заботливо добавляет Дидим. – Орк сказал правду: я не погиб. Данату свыше дается знать будущее. Пусть с помощью карт. Но своим даром он прославляет Бога.
     Призывают Даната. Он получает пятьдесят золотых из рук Димми. Его просят узнать, грозит ли Димми еще опасность. Орк раскладывает карты и отвечает: нет. В долине принцу опасность больше не грозит.
     Его благодарят, отпускают и задумываются: как быть с кладом?
- Клад найден на земле асмальдов, - говорит Дидим, - и я считаю: один из сундуков следует преподнести им в подарок.
     Фронде и Фоленго соглашаются с ним. Остальные три сундука решено признать сокровищами его высочества и считать отныне королевской казной. Часть драгоценностей необходимо обменять на деньги, говорит Мираб Фоленго, иначе в июне солдатам нечем будет выплачивать жалованье. К тому же, нужны продовольствие и одежда.
- Следует определить стоимость клада, - добавляет Фоленго. – Но я не ювелир.
- У меня в отряде есть отличный ювелир, - заявляет Фронде. – И он умеет молчать.
     Ювелира призывают, и он принимает оценивать клад под надзором Петера и Йенса, которые давно доказали принцу свое бескорыстие и преданность. Дидиму хотелось спуститься к ним, но он всё еще испытывает слабость. Фронде опасается, как бы Димми снова не заболел горячкой. Но на этот раз болезнь минует его.
    Мираб Фоленго допрашивает Сципиона Сайруса, который уже пришел в себя. Сайрус так потрясен тем, что его жертва не погибла, а сам он в плену, и клад ему больше не принадлежит, что молчит, и только время от времени бормочет проклятия.
     Между тем, Мирабу Фоленго доносят, что подземная дорога, полого идущая вниз от подвала Мэггонфилда, заканчивается на юго-востоке пропастью, на дне которой – глубокое озеро. Если бы Димми доехал на тележке до «выхода», он бы неминуемо погиб.
     Бешенство опаляет Фоленго, точно всполох пламени, но он крепко держит себя в руках. Ему хочется придушить Сайруса. Но он спокойно спрашивает своих людей, куда ведут прямые ответвления пологой дороги. Ему отвечают, что одно из них заканчивается в лесу на северо-западе, а другое на севере.
     В подвальных комнатах Сайруса обнаружены еще два сундука с богатой одеждой, дневник разбойника, предпоследнего хранителя клада, написанный на нескольких дощечках, и очень бедные стул, стол, кровать, очаг. Сайрус, этот нищий убийца и беглец, жил любовью к своим сокровищам, думает Фоленго. Он готов был принести им в жертву и самого себя, и весь мир.
     Он идет к принцу и твердо говорит ему: необходимо казнить преступника. Димми не спорит, только просит, чтобы несчастному дали три дня на покаяние – и пусть Сайруса посетит епископ Вальполский. Фоленго соглашается.
     В лагере солдаты громогласно требуют казни убийцы. Главнокомандующий объявляет им волю его высочества. Шум смолкает. Солдатам кажется, что милосердие их принца слишком велико, и преступник его не заслуживает, но в глубине души они признают: решение Дидима справедливо.
     Вечером Рутгер хочет остаться с Дидимом. Но Димми знает: у Рута назначено свидание с Зольми. Он уговаривает Фронде не отменять свидания.
- Со мной побудет Филидор Сэда, - говорит он.
     Рутгеру трудно спорить с Димми: свидания с Изольмой бесценны для него. И он уходит, а Димми спокойно засыпает в обществе Сэды.
     Ему снится, что он играет с Винеттой. Они лазают и прячутся в беседке, сделанной Данатом Орком. Им очень хорошо и весело вдвоем, и Димми чувствует: Нетта любит его не меньше, чем он ее. Но вдруг между ними, точно из-под земли, вырастает Сципион Сайрус. Винетта с криком убегает, а Сайрус с отвратительной злобной улыбкой берет Димми за руку и уводит куда-то во тьму. Димми не может не кричать, не может шевелиться, как это бывает иногда во сне. И твердо знает: сейчас он умрет. Да, сейчас он умрет, и никто на свете не поможет ему.
     Он просыпается в холодном поту и долго лежит неподвижно, скованный ужасом, весь во власти кошмарного сна. Ему страшно пошевелиться. Сэда мирно похрапывает на канапе, за дверью тихонько переговариваются оруженосцы, уютно горит ночная лампа с восковой свечой  и затемненным стеклом – подарок асмальдов. Ставни распахнуты настежь: комната, как в сказке, полна ароматом цветов и соловьиными трелями.
      Всё вокруг дышит сонным покоем. Но Димми бьет озноб, несмотря на жару в спальне. Он спит голым, под тонкой простыней, иначе невозможно уснуть: и всё равно ему жарко. А сейчас, к тому же, страшно и одиноко. Ему хочется закричать во весь голос от ужаса, но он молчит. Ему хочется разбудить Сэду, но он стыдится тревожить покой своего оруженосца из-за какого-то сна. Он, принц, уже взрослый. Ему не пристало будить своих слуг из-за ночных кошмаров, точно пятилетнему. Рутгера он бы, пожалуй, разбудил. Но тот еще не вернулся со свидания.
     Димми мужественно пытается побороть свой ужас и не заснуть. Главное, не спать, тогда кошмар больше не приснится. Он встает, стараясь погромче шелестеть соломой, положенной под ковер, позвякивает крышкой ночной вазы, потом подходит к окну, смутно надеясь, что Филидор проснется сам. Но Сэду разбудить очень трудно. Нервы у него крепкие, и уж если он засыпает, то самым здоровым и глубоким сном.
     Дидим смотрит в окно на фонари часовых, дежурящих на крыше монастыря. Страшное одиночество вдруг охватывает его. В душной ночи сияют крупные звезды. Димми хочется спать, но страх и одиночество навалились на него – и не отпускают. Сципион Сайрус еще жив. Зачем он жив? Он ждет смерти… но смерть не принесет ему покоя, как Димми не может принести покоя эта ночь.
     Он тихонько молится и плачет. Слезы градом текут из его глаз. Ему так хочется спать!
     Тут дверь кабинета отворяется и появляется Аминад Трейн. Он прихрамывает, его щиколотка перевязана. На нем короткие летние нижние штаны и очки, больше ничего.
     Димми страшно рад его видеть. Он вытирает слезы и улыбается Мину, а Мин улыбается ему.
- Ты чего не спишь, милорд? – спрашивает он вполголоса.
- Не спится, - решительно отвечает Димми.
     Но Мин видит его глаза, из которых еще не ушел страх, лицо, на котором поблескивают остатки слез, и догадывается: принцу приснился страшный сон.
- Можно, я переночую у тебя? – спрашивает Аминад. – Мне что-то не по себе одному.
- Конечно, Мин, - Димми счастлив. – Ложись в мою постель! Нам не будет тесно. Сейчас я принесу твою простыню.
     Он идет в соседнюю комнату и возвращается с простыней Аминада и с его подушкой.
     Мин ложится и кладет свои очки на столик рядом с кроватью. Дидим ложится рядом с ним и не может на него насмотреться. Мин, его единственный и лучший друг здесь, рядом; страха и одиночества больше нет!
- Мин, - говорит он. – Я знаю, ты пришел из-за меня. Ты, наверно, почувствовал, как мне одиноко.
- Ты стонал во сне, - объясняет Аминад и кротко, но как старший, добавляет:
- Теперь спи, Дим. Я с тобой.
     Димми любит, когда Мин называет его просто «Дим». Он пожимает ему руку и говорит:
- Ты мой лучший друг, Мин. Только ты разбуди меня, если я опять начну стонать.
- Разбужу, - обещает Аминад.
     Димми глубоко вздыхает, успокоенный, и говорит, закрывая глаза:
- А всё-таки жалко, Мин, что Анза не гном.
- Зато он Царь Пигмеев, - Аминад улыбается. – Это еще лучше. И потом, он тебя спас. Знаешь, как мы все за тебя волновались!
- И ты тоже?
- И я, - в голосе Мина некоторое удивление. Неужели Дидим мог подумать, что он, Аминад, не переживал за него?
- А Нетта даже плакала, - добавляет он, - я видел. И Тулип всё искал тебя и повизгивал.
- Зато сейчас они спят, - посмеивается Димми. – Один ты`  ко мне пришел. Я тебе этого никогда не забуду! У тебя сильно болит нога?
- Нет, уже не очень. А твой лоб – болит?
     Димми трогает шишку на лбу; она заклеена пластырем. Он получил ее, когда Грэмпи опрокинул тележку, и он ударился головой об пол.
- Не болит, если не трогать, - отвечает он.
- Тогда спи, - Мин ложится поудобней. Дидим тоже ложится поудобней. В скором времени оба уже крепко спят.
      Когда около двух часов ночи Рутгер возвращается со свидания, он видит двух спящих мальчиков. Во сне они сбросили простыни и теперь лежат, словно жеребята, уснувшие на лугу. «Наверно, Димми побоялся спасть один, или ему что-нибудь приснилось», - думает Фронде немного виновато – ведь его не оказалось рядом с Дидимом в трудную минуту. А вот Аминад пришел другу на помощь.
      Рутгер невольно любуется спящими детьми: их отроческой грацией, нежностью и чистотой, которая от них исходит. Он убирает сбившиеся, влажные от пота простыни и накрывает мальчиков до пояса свежими батистовыми простынями. Потом твердо дает себе слово не оставлять Димми больше одно на ночь до самой своей свадьбы с Зольми. Его принц не должен быть одиноким. Надо будет внушить ему, что он имеет право будить своих приближенных слуг, если ему одиноко, мало того, он должен это делать. Ведь даже взрослые монархи держат при себе людей, которых всегда можно разбудить ночью; что уж говорить о детях!


      На следующее утро стражники, запинаясь, доносят Фронде: Сципион Сайрус мертв. Он задушил себя собственными цепями. Фронде поспешно спускается в подвал в сопровождении врача. Тот осматривает тело Сайруса и подтверждает: этот человек сам покончил с собой, никто не помогал ему.
      Солдаты в лагере, узнав, что злобный похититель принца избежал казни, требуют выдачи его тела. Им не терпится сорвать ярость и разочарование на мертвеце.
     Узнав об этом, Дидим хмурит брови и едет в лагерь в сопровождении Фронде, Фоленго и оруженосцев. Он велит офицерам построить солдат и громко заявляет воинам:
- Я не выдам вам тела Сайруса! Он погубил свою душу, его похоронят без отпевания; неужели вам мало этого? Вы не стервятники и не гиены, вы – бывшее воинство моего отца, а теперь – мое воинство. Вы – мои возлюбленные подданные, королевские солдаты, которые скоро возьмут Кассальду и освободят Ангордию от пиратов Цепела! Вы – рыцари, а не падальщики! Я, ваш государь, хочу видеть вас такими, потому что я люблю вас!
     Он простирает к ним руки, его пламенный взгляд, нежный и властный, смущает их, усмиряет и умиляет до слез.
- Я люблю ваши души! – продолжает внушать им чистый детский голос. – Я люблю вашу отвагу. Мне дорого то, что дорого вам. Мы с вами – одно целое. Сын короля и его воинство нераздельны. Неужели мы унизимся до мелкой мести мертвецам, как это сделала чернь в Кассальде – чернь, позволившая казнить моего отца, моего брата? Нет, мы другие! Нам нет дела до нечестивых мертвых тел. Нам нужна победа над живыми, ибо нас ведет Бог! Разве это не так? Скажите мне!
- Так! Истинно так, государь! – раздаются крики. - .Мы твои, правь нами!
- Ты – наш навеки, не покинем тебя, умрем за тебя!
- Ура принцу Дидиму!
     Толпа побеждена. Воины преклоняют колени перед принцем, а он проезжает между рядами, осыпая воинов серебряными монетами.
- Это вам! – провозглашает он с великодушной улыбкой. – Это – вашим подругам, благодаря которым выв не одиноки. Я хочу сегодня одарить вас от всего сердца, ибо нам скоро предстоит сражаться и побеждать! Вы – мои братья. Мое серебро – это ваше серебро. Благослови, Боже, мое воинство!
     Некоторые из солдат плачут. Другие громогласно провозглашают многая лета принцу Дидиму. Он покидает лагерь, еще более любимый всеми, чем до сих пор. Солдаты дают ему прозвище: Дидим Великодушный. Это прозвище придумал Гальсор Мангано, и воинство Димми с восторгом подхватывает и повторяет его. 
      Спустя три дня асмальдийским старейшинам преподносят в дар сундук с драгоценностями.
- Принц Дидим нашел клад, - с обаятельной улыбкой объясняет старейшинам Мираб, - и хочет поделиться с вами.
     Асмальды поражены. Стоимость клада в сундуке равна нескольким миллионам золотых. Отныне асмальды – вернейшие подданные его высочества, и Фоленго видит: уже никто и ничто не поколеблет их преданности.
     В это же время Анза Мэйк сидит в лесу у своего одинокого костра и размышляет о принце Дидиме. Ему ясно, что с той минуты, как Димми наградил его с царственной и в то же время детской щедростью, он, Анза, - его приверженец. «Огненный мальчик, - думает он. – Огненный во всём: и в горе, и в радости, и внешне, и внутренне. Настоящий будущий монарх. Благодаря встрече с ним я теперь богат, как крез. Но это неважно. Важно то, что он – истинный король. Как же далеко до него Эстебану!»
     Он написал Цепелу, что еще не нашел армии принца, но вот-вот найдет: путь только Эстебан не торопится, не портит ему игру и не посылает никого в горы. Письмо уже везут Цепелу. Анза тем временем раздумывает, как изгнать Цепела из столицы, не причинив вреда ему лично, или (что будет еще лучше) склонить его к миру и заставить служить Дидиму.
     Он слышал, как принц заступился за своего мертвого врага, видел, как Димми ос`ыпал своих воинов серебром. Эта сцена произвела на него глубокое впечатление. Но главную причину своей верности Димми Анза хранит в своем сердце. Он никогда не забудет, как спас Дидима от смерти, и как мальчик обнял и поцеловал его. До сих пор Анзу не целовал никто, кроме продажных женщин, и чистая ласка ребенка, благодарного и сердечного от природы, подействовала на Царя Пигмеев, как вода на жаждущего в пустыне. Димми немедленно вошел в его душу и покорил ее без всякого труда. Мало того, Анза знает, как почтительно говорят о его, Анзы, подвиге все королевские воины, как благословляют его имя. Он понимает: это Димми с его щедрой душой прославил его, открыл ему путь в Мэггонфилд. И Анзе уже ничего не остается, как явится туда – и служить принцу. Но: жалует царь, да не жалует псарь. Эта святая истина заставляет Анзу медлить с поездкой в замок. Нужно до мелочей продумать свое поведение со взрослым окружением принца. И нипочем не выдавать им Эстебана Цепела. А Цепелу внушить, чтобы не был болваном. Всё это нужно сделать тонко и аккуратно. Для такой работы потребуется время. Впрочем, Анза привык во всём быть тщательным. Особенно в серьезных вопросах. Ведь это очень важно: въехать в Мэггонфилд на белом коне и остаться там на белом коне. Все будут принимать этого коня за серую собаку по имени Грэмпи, но Анзе на руку подобные заблуждения. Ему довольно того, что он, принц, и еще два-три достойных человека будут знать истинную правду. А остальные пусть себе заблуждаются. На то они и остальные. Статисты! Им не полагается знать великих истин. Каждый рожден для своего предназначения.

                10.

     В лесу душно, жарко – и удивительно красиво. Ровные тропинки похожи на аллеи в парке. Нигде нет бурелома и мало сухостоя. Рядом с пышными зарослями папоротника в изобилии растут цветы. Крупные ландыши усыпают солнечные поляны, распространяя вокруг сокровенный аромат, так не похожий ни на какой другой. С запахом ландышей сливается густой хвойный дух, исходящий от могучих елей и сосен. Также пахнет травами, цветами, крапивой, нарождающимися ягодами земляники и малины. Кроны диких яблонь, вишен и персиковых деревьев усыпаны цветами. Везде порхают пестрые бабочки, гудят пчелы, неумолчно звенят птицы в густой зелени дикого винограда. Через пять дней наступит июнь!
     Дидим и Аминад едут верхом впереди телохранителей. Щенок Тулип весело бежит рядом с Шарли, лошадкой Димми. А Дидим весь захвачен очарованием леса, его величавой, царственной красотой. Урид и Лоулесс уже предупредили его, что будет гроза, но Димми только рад этому. Гроза в лесу – наверно, это поразительно красивое зрелище! 
     Мин тоже смотрит по сторонам и заодно украдкой наблюдает за Дидимом. Иногда его принц кажется ему удивительно взрослым, взрослее его самого.  А порой Димми превращается в обыкновенного мальчика, которому всего одиннадцать лет. Он любит играть в своих беседках, возиться с Тулипом, кататься на самокате, и способен хохотать по пустякам, точно самый обычный мальчишка. Но в то же время он не по-детски всё понимает, наделен даром красноречия, отважен и быстро принимает решения. Вот и сейчас он принял решение: увидеть грозу в лесу. И Мин понимает: напрасный труд его отговаривать. Принц просто отправит Аминада домой с Уридом или Лоулессом, а сам непременно останется. Но Мин не желает его покидать. Он очень привязан к своему царственному другу и готов заботиться о нем, как о младшем брате – и днем, и ночью. Димми дорог ему, как родной, а почему, Аминад и сам не знает.
     Принц и его паж одеты легко: в белые рубашки с подвернутыми до локтей рукавами и в серые льняные штаны на тесемках. Мину вовсе не хочется любоваться грозой. Он побаивается молний, к тому же, дождь зальет его очки, и их нечем будет протереть как следует, потому что всё вымокнет. Но ради принца он готов мириться с еще большими неудобствами.
- Правда, красиво, Мин? – Димми поворачивает к нему свое разрумянившееся, влажное от пота лицо. Его темно-синие глаза оживленно блестят, огненно-рыжие волосы золотит солнце.
- Красиво, - подтверждает Мин. – Вообще здесь, в горах, леса красивей, чем на равнине.
- Да, - соглашается Димми. Он редко бывал в равнинных лесах Ангордии, но помнит их. Конечно, асмальдийские леса лучше. Особенно здесь, в долине. Они гуще, пышней, жизнерадостней…
     Внезапно позади мальчиков раздаются вскрики, хруст веток и лошадиной ржание. Они оборачиваются: их телохранители исчезли. Вместо Лоулесса и Урида позади мальчиков огромная яма, и из нее слышится ржанье лошадей.
     Не говоря ни слова, они поворачивают своих коней и, очень встревоженные, подъезжают к яме. Соскакивают с седел и заглядывают вниз.
     В глубине ямы жалобно ржут лошади. Одна хромает, другая лежит на боку, но пытается приподняться. Оба телохранителя лежат неподвижно.
- Урид! Лоулесс! – окликает их Димми; они не отзываются. Спуститься в яму невозможно: ее стены совершенно отвесны. Видимо, она была прикрыта хворостом и дерном, и телохранители не заметили ее. И вот теперь лежат на ее земляном дне, живые или мертвые, - неизвестно.
- Вот что, Мин, - Димми решительно поворачивается к Аминаду. – Я останусь здесь, а ты поезжай с Тулипом в лагерь, расскажи, что случилось. Тулип выведет тебя из леса, а потом поможет нашим солдатам добраться сюда.
- Лучше наоборот, - говорит Аминад. – Я посижу здесь, милорд, а ты поезжай за помощью. Как я оставлю тебя одного в лесу?
- Хорошо, - соглашается Дидим, потому что спорить некогда. - Но… ты не боишься оставаться здесь?
- Нет, - Мин решительно качает головой. – Поскорей выбирайся отсюда! Я не боюсь, даю тебе слово.
     Димми пожимает ему руку, крепко обнимает его и обещает:
- Я скоро вернусь, совсем скоро! Жди!
     Он вскакивает на лошадь и кричит:
- Тулип! Домой!
     Тулип тут же поворачивает к дому. Димми галопом скачет за ним. Аминад смотрит им вслед, пока они не скрываются за деревьями. Тогда он вздыхает и садится на краю ямы. Будь у него веревка, он привязал бы ее к дереву и спустился вниз, чтобы помочь телохранителям, если они еще живы: хотя бы напоить их вином из их же фляжек. Но у него нет веревки. И у Дидима ее тоже не было.
      … Димми скачет по лесу во весь опор, вслед за Тулипом, который в свои четыре месяца очень умен и понимает: от него требуется привести хозяина домой, в Мэггонфилд.
     Но день сегодня несказанно невезучий. Красивый северный лес оказывается полным ловушек. Какая-то сеть обрушивается вдруг с дерева на Тулипа, и он мгновенно запутывается в ней, визжа от негодования и нетерпения. Ему нужно проводить хозяина домой, а его задерживают самым дерзким и бесцеремонным образом!
      Дидим останавливает Шарли и спешит на помощь щенку. Он пытается перерезать веревки силка своим охотничьим ножом, но, к его удивлению и немалому отчаянию, силок не поддается. Веревки, из которых он свит, сплетены из каких-то весьма прочных волокон, которые не берет даже нож. Тулип тоже понапрасну кусает их зубами.
     Неприятное, сосущее чувство тревоги, беспомощности и растерянности овладевает Димми. Что же делать? Ехать дальше одному, без Тулипа? Но один он заблудится. Во всяком случае, может заблудиться. Ведь лес густой и большой, он никогда раньше не был здесь. Но какой же смысл не ехать, а сидеть здесь, со щенком? Нет, лучше уж искать дорогу.
     И всё-таки он медлит. Куда ему ехать? Вправо? Влево?
     Он вновь склоняется над ловушкой, ласково успокаивая Тулипа и пытаясь понять секрет: как его освободить? Внезапно его осеняет догадка: огонь! Нужно пережечь проклятые волокна, и его верный пес освободится! Но тут же он вспоминает: огниво осталось у Аминада. А вернуться назад к Аминаду он, Дидим, без Тулипа не сможет.
     Он едва не плачет от досады.
     Тем временем солнце скрывается в тучах, набежавших неизвестно откуда, и всё вокруг темнеет. Мощный грохот прокатывается по небу, холодный ветер порывом налетает на кусты и деревья. Листва приходит в неистовое движение. Весь лес наполняется стоном и скрипом тысяч древесных стволов. Грозно, ярко вспыхивает молния, и на лес обрушивается ливень.
     В одну минуту Дидим вымокает до нитки. Нет, нужно ехать, твердо решает он. Нужно искать выход из леса!
     Он встает на ноги, оборачивается к лошади и вдруг видит: возле Шарли стоит незнакомый человек. Он держит в руках ружье Димми. У него суровое, угрюмое, давно не бритое лицо, квадратный подбородок и внимательные темные глаза. Волосы у него тоже темные и очень короткие. Он не выглядит особенно сильным, но в чертах его загорелого обветренного лица, во взгляде, в уверенности, с какой он держится, чувствуется нечто опасное. Довольно стройный, он одет в кожаную куртку без рукавов и в кожаные штаны. Обуви на нем нет, но за пояс заткнут длинный кинжал без ножен.
- Здравствуй, - с достоинством говорит незнакомцу Дидим, тщательно скрывая свой страх перед этим человеком. – Верни мне мое ружье! И, пожалуйста, помоги мне освободить моего щенка.
- Кто ты такой? – спрашивает его незнакомец, не трогаясь с места.
- Я Дидим, принц Ангордии, - отвечает Димми. – Моя свита попала в беду…
     Гром прерывает его последние слова. Незнакомец закидывает ружье за плечо, подходит к Димми и кричит сквозь грохот грома:
- Ты – сын Теофраста?
- Да, - подтверждает Дидим.
- В какую беду попала твоя свита?
- Они провалились в яму. Двое оруженосцев и две лошади! Я хочу привести сюда людей на помощь.
- Не приводи! – кричит сквозь стон бури незнакомец. – Мой друг их вытащит. Но ты должен молчать, что видел нас.
     Димми вспыхивает.
- Я никому ничего не должен! – он топает ногой, его глаза темнеют, а лицо заливает румянец возмущения. – Если ты и твой друг мне поможете, я награжу вас, нет – забуду про вас.
- Я каторжник, - слышит он ответ в притихшем воздухе. – Бежал с Кэйперской каторги. А мой друг – великан. Он бежал из бродячего балагана, где его показывали за деньги. Мы не хотим снова попасть в неволю.
- Великан? – Димми тотчас забывает про грозу. И говорит горячо и убежденно:
- Ни один волос не упадет с вашей головы. Я дарую тебе прощение! А твоему другу обещаю неприкосновенность. Если не веришь, пойдем в твое жилище, и я докажу тебе: никто не посмеет вас тронуть! Вы станете почтенными людьми, гордостью моей армии. А не захотите служить, оставайтесь, где вы есть: я никому не скажу про вас, потому что не хочу вам зла. Только помогите моим друзьям! Вынесете их на опушку леса, живых или мертвых, а сами ступайте к себе – и, клянусь, никто не потревожит вас. Как тебя зовут?
- `Эзекил Р`анке, - отвечает мужчина. – Я помогу тебе, принц Дидим.
     Он отдает Димми ружье, мгновенно освобождает Тулипа из хитрой ловушки и спрашивает Димми:
- Где твои друзья?
- Тулип нам покажет, - отвечает Дидим, кивая на щенка.
     Они садятся на лошадей. Димми говорит:
- Тулип, Аминад! Ищи Аминада!
     Тулип тотчас понимает, чего от него хотят и, перестав обнюхивать ноги Ранке, бросается назад по тропе.
     Лошади рысью скачут за ним. Вокруг стонут деревья, хлещет ливень, теплый, как парное молоко, над головами путников сверкают молнии и рокочет гром. Но Димми не любуется грозой: он слишком переживает за своих оруженосцев и всё еще не до конца доверяет своему спутнику. Интересно, за что тот попал на каторгу? И как велик ростом его друг-великан, если этот друг не выдумка, не очередная ловушка таинственного северного леса?
     За четверть часа они добираются до ямы. Аминад встает им навстречу, близоруко щурясь. Он снял и спрятал свои очки, которые в дождь совершенно бесполезны.
- Это мой паж, - сообщает Дидим Ранке, а Аминаду говорит:
- Познакомься, Мин! Это здешний охотник Эзекил Ранке.
- Здравствуйте, - Аминад протягивает «охотнику» руку. Тот вполне учтиво пожимает ее, заглядывает в яму и чешет в затылке:
- Да, веселые дела. Эту яму вырыл мой Христофор – для кабанов и оленей. Что ж, придется позвать его на помощь.
     И, вытащив из-за пазухи берестяной рожок, он громко трубит в него. Димми и Аминад с невольным любопытством прислушиваются к дикому трубному звуку, который не похож ни на один звук, существующий на свете. То ли стон, то ли рев, то ли рыдание, он перекрывает вой ветра и грохот грома.
     Ранке трубит три раза. Потом говорит:
- Сейчас придет Христофор. Не пугайтесь его. Он велик ростом, но в тысячу раз добрее меня.
     И вот в скором времени ближайшие деревья и кусты раздвигаются, и Димми с Аминадом видят, как из-за зеленого полога листвы выходит невероятного роста человек с кудрявой светлой бородой и такими же волосами. Он великолепно сложен и очень силен. И он в два раза выше Рутгера Фронде и Мираба Фоленго.
      «Футов двенадцать, не меньше», - думает потрясенный Димми. А Мин, побледнев, загораживает собой принца.
     Великан улыбается мальчикам самой добродушной улыбкой и присаживается на корточки. Теперь он ростом с Рутгера. У него яркие синие глаза и красивое лицо. Его одежда сшита из оленьих шкур и напоминает длинную тунику без рукавов.
- Христофор, это принц Дидим и его паж, - объясняет Эзекил Ранке. – А там в яме их свита. Будь другом, вытащи их.
     Христофор кивает, потом протягивает свою огромную руку и очень бережно пожимает ладони Димми и Аминада двумя пальцами, – иначе рукопожатия не получилось бы.
     Потом он без труда спускается в яму и легко вытаскивает сперва лошадей, а потом и людей. Одна лошадь уже мертва, вторая сильно хромает. Но Лоулесс с Уридом живы – и с ужасом смотрят на великана, который выбрался из ямы и теперь сочувственно разглядывает их.
- Не бойтесь, - говорит Димми своим телохранителям. – Это наши друзья.
- Снесем их к нам, - обращается Ранке к Христофору и поворачивается к Дидиму:
- Принц! У нас тут неподалеку пещера. Пойдем туда, осмотрим твоих слуг. Я немного врач, может, мне удастся помочь им. Заодно переждем грозу. А потом мы доставим вас на опушку леса.
     Его голос звучит спокойно и деловито.
- Хорошо, - соглашается Димми и обращается к Христофору:
- Вы снесете двоих, сударь?
- Я не сударь, милорд, - гулким, тяжелым голосом отвечает великан. – Я просто Кристли. Я отнесу их.
     Он очень бережно поднимает на руки Лоулесса и Урида. Мальчики вскакивают на своих лошадей, Ранке привязывает к своему седлу хромую лошадь Урида, и они едут куда-то в глубь леса, вслед за великаном.


     Вскоре они уже сидят в просторной пещере у очага.
     Вся пещера завешена шкурами оленей, диких коз и медведей. Вход в нее тоже завешен шкурами, сшитыми вместе, так что получился один большой полог.
     Пол в пещере земляной.
     Димми и Аминад сидят на ворохе сена и с любопытством разглядывают это лесное жилище. Их лошади стоят в пещере, находящейся по соседству: там, где у Ранке и Христофора хранятся дрова.
     Эзекил Ранке осматривает Урида и Лоулесса.
- У тебя, приятель, сломано два ребра, - сообщает он Уриду, помогая ему приложиться к тыквенной бутыли.
- А у тебя сломана рука, - говорит он Лоулессу и тоже дает ему вина.
- У вас обоих сильные ушибы, - добавляет он. – Ну, ничего, жить будете.
     Он прикрепляет дощечку к левой, сломанной руке Лоулесса, чтобы придать ей неподвижность, потом перевязывает Урида. Оба воина тихими голосами благодарят его. Он промывает и перевязывает их раны и говорит:
- Пока что отдыхайте. Для одного из вас мы сделаем носилки, а другого понесет Кристли.
     Великан в это время готовит обед на очаге. Димми и Мин не могут оторвать от него глаз: до того он огромный. Его мощные смуглые колени похожи на скалы, а мускулы на руках движутся, точно живые мячи.
- Кристли, - несмело начинает разговор Дидим. – Сколько тебе лет?
- Тридцать два года, - отвечает Христофор.
- А как твоя фамилия?
- О` Голл, - великан приветливо устремляет на принца свои ярко-синие глаза.
- Ты горожанин?
- Да.
- Он был им, - вмешивается в беседу Ранке. – До шестнадцати лет. А потом его похитили и продали в балаган. Заковали в цепи и стали показывать за деньги.
- Кто? – хмурится Димми.
- Цыгане, - Кристли тоже слегка хмурится. – Я был тогда на две головы ниже, чем сейчас. Я жил в Ирландии, у моря. Однажды, когда я ловил рыбу, меня украли пираты – и увезли на своем корабле. А потом продали цыганам в Ангордию. Я десять лет был у них в плену, потом убежал. Добрался до гор, устроил себе жилье. А потом появился Эз Ранке и стал помогать мне.
- Да, мы встретились пять лет назад, - подтверждает Ранке. – Кристли совсем одичал от одиночества, но я постепенно привел его в чувство. Купил у горцев ружье, порох, достал муки, вина, масла. И мы отлично зажили. Верно, Кристли?
- Верно, - великан улыбается. – Я, наконец, поел хлеба: впервые за четыре с лишним года. Эз научил меня печь хлеб и готовить. Он лечил меня, когда я болел. Но я скучаю по людям, - он вздыхает. – И Эз скучает.
- Верно, - кивает Ранке. – Только по нормальным людям. Потому что лучше жить в одиночестве, чем с какими-нибудь скотами.
- За что ты попал на каторгу? – спрашивает Дидим.
- Я убил человека, который оскорбил мою мать, - коротко отвечает Ранке. – И провел на каторге восемь лет из пятнадцати, к которым приговорен. А потом сбежал. И встретил Кристли. Сначала я думал, он дикий горный великан, но едва мы разговорились, как мне стало известно, что он сын портного и, в отличие от меня, умеет читать, писать и шить одежду. Он выучил меня грамоте, а я стал приносить в дом полезные вещи в обмен на кабанов и оленей.
- Вы оба очень много вытерпели, - говорит Дидим. – И вы достойны самого лучшего. Вступайте в мою армию, помогите мне вернуть трон – и весь народ будет почитать вас как героев.
- Не люблю я войны, милорд, - вздыхает Кристли.
- Ты будешь королевским портным, - обещает Димми. – Старшим придворным портным! И будешь жить в королевском парке, в красивом доме. Я дам тебе дворянство. И тебе, Эзекил, за то, что ты помог нам. Что ты умеешь делать?
- Я сын гончара и поварихи, - отвечает Ранке. – Я умею и люблю готовить. Но это не главное. На каторге я научился исцелять людей травами. Я считаю себя хорошим лекарем. Даже, скажу, не хвалясь, очень хорошим. Я хотел бы лечить людей. Я бы вылечил и твоих слуг, но их лучше пока что не оставлять у меня; я вижу, они боятся Кристли.
- Ты будешь лекарем! – заверяет его Дидим. – Я очень признателен вам обоим за всё, что вы для нас сделали. Ваши родители живы?
- Мои – нет, - вздыхает Ранке.
- А мои – не знаю, - говорит Христофор. – Я напишу в городок возле Корка, где жил. Может, они еще не умерли.
- Отлично, - Димми улыбается. – Ты бы мог забрать их сюда.
- Мы должны подумать, милорд, - Ранке внимательно смотрит на него. – Нам нужно время.
- Я вас не тороплю, - Димми с важностью кивает головой. – Но я хочу вас отблагодарить. Скажите, куда мне отнести подарки для вас?
- На южную сторону леса, к высохшей сосне, - отвечает Ранке, не задумываясь. Христофор глядит на него с некоторым удивлением и укором. Он до сих пор не думал, что Эзекил способен брать подарки за помощь людям, попавшим в беду. Но Кристли никогда не спорит с другом; по природе своей он не лидер, и во всём слушается Ранке. Эзекилу же хочется проверить, насколько благодарный человек сын Теофраста Сильного. И он радуется про себя, когда Димми весело отвечает:
- Хорошо! Завтра вы всё получите и, думаю, останетесь довольны.
- Милорд, - Кристли бросает на него немного смущенный взгляд. – Можно мне подержать тебя на руках? Ты, наверно, очень легкий. Я счел бы за честь взять на руки королевского сына. Только один раз!
- Хоть десять, - Димми смеется. – Я буду рад, Кристли!
     Христофор О`Голл осторожно берет его обеими руками под мышки и поднимает до уровня своего лица. Димми сначала вскрикивает от невольного страха, потом принимается смеяться и ухватывается за огромные руки великана. Кристли тоже смеется и весело говорит:
- Какой ты легкий, милорд. Как воробышек!
     Он осторожно ставит Димми на пол.
- А меня, - вдруг обретает голос Аминад. – Меня – можно?
- И тебя, - Христофор с улыбкой подхватывает Мина и сажает к себе на плечо. Димми снизу машет другу рукой, а Мин, зажмурившись от страха просит:
- Пожалуйста, хватит: боюсь.
     Все смеются, и Мин тоже. Кристли спускает его на землю.
     Через несколько минут они уже обедают, сидя на лавке за грубо сколоченным столом, и Димми спрашивает: неужели родители Христофора тоже такие же огромные? Христофор заверяет его, что они самые обыкновенные люди.
- В Корке меня прозвали Малыш Кристли, - посмеиваясь, говорит великан. – Именно потому что я был больше всех. Сейчас мой рост двенадцать футов десять дюймов – я сам себя измерил.
     … Димми рассказывает своим новым друзьям о том, как казнили его отца и брата, и как Рутгер Фронде спас его. Они слушают очень сочувственно, а Аминад потрясен: вот, оказывается, какие ужасы испытал Димми! Он даже не представлял себе, что всё было настолько мрачно и безысходно. «А ведь он совсем маленький, - думает Мин, - моложе меня. И сумел пережить всё это…»
      После обеда Христофор и Ранке за считанные минуты делают удобные носилки для раненого Урида. В эти носилки запрягают обеих лошадей Димми и Мина. Урида кладут в носилки, мальчики садятся на лошадей, Ранке вскакивает на свою гнедую кобылу, а Христофор идет рядом со всадниками, бережно держа на руках Лоулесса. Тулип бежит впереди, указывая дорогу. Охромевшую лошадь оставили в пещере. Ранке обещал вылечить ее – и оставить себе, если она будет продолжать хромать.
- Оставь ее себе в любом случае, - ответил ему на это Дидим. – Ты помог мне и моим людям, эта лошадь твоя по праву.
     … На другой день все королевские воины знают, что принцу помогли охотники из северного леса. Их имена никому не известны; принц запретил солдатам ходить в северный лес, чтобы никто не тревожил людей, оказавших ему помощь. На южную опушку леса только доставляют подарки: два тяжелых кошелька, один с серебром, другой с золотом, несколько рулонов простых и дорогих тканей, иглы, нитки, ножницы, а также множество необходимых продуктов, от муки и вина до свежей рыбы, сахара и меда.
     Все эти дары уложены на тележке, запряженной двумя осликами.
     Увидев такую благодарность принца, Эзекил Ранке чувствует, что побежден.
- Крист, - обращается он к Христофору. – Пойдем-ка служить его высочеству! Уж очень он славный. Только сначала сошьем себе одежду из тех тканей, что он нам прислал. Мы ведь станем людьми принца; значит, должны выглядеть прилично. И закопаем все ямы в лесу, чтобы никто из слуг и друзей его высочества больше не угодил туда…

                11.

- Знаешь, Нетт, я теперь не жалею, что не видел гномов, - говоришь ты Винетте, сидя на пляже, на берегу Принцевой реки. – Зато я видел великана. Самого настоящего!
- Я тоже хочу на него посмотреть, - с живостью отзывается Винетта.
- Хочешь, съездим к ним в гости? – спрашиваешь ты ее.
- Очень хочу. Но я побаиваюсь их ловушек. Вдруг я туда попаду? Или ты сам провалишься?
     Ты задумываешься. Такое действительно может быть. И всё-таки тебе очень хочется познакомить Нетту с Христофором О`Голлом и Эзекилом Ранке и показать ей их жилище.
     Вы с Винеттой только что выкупались, правда, не вместе. Она купалась с госпожой Аделиной Фоленго немного выше по реке, а ты здесь, неподалеку от лодочной стоянки. Аминад не пошел с тобой: музы неожиданно овладели им, и он сел за стихи. Так что сегодня ты купался один. Но едва ты оделся, как к тебе прибежала Нетта: в белой кисейном платьице, с кружевным чепчиком в руках, с волосами, еще влажными от воды. Ты очень обрадовался ей. Вы уселись на песок и принялись разговаривать.
     Немного поодаль от вас сидят Петер и Йенс. Урид и Лоулесс будут болеть еще долго. Их выхвались заменить Филидор Сэда и Данат Орк. Ты выразил свое согласие, но дипломатично напомнил своим оруженосцам, чтобы они не говорили с тобой во время прогулок, не учили жить и не давали советов, а вели себя, как Йенс и Петер. Сэда простодушно обещал молчать, а Орк, усмехнувшись, заметил:
- Молчать – это мое любимое занятие, государь. А учить тебя жить… да ты сам кого хочешь научишь.
      Таким образом дело устроилось наилучшим образом. И теперь ты сидишь на берегу сверкающей от солнца реки, русло которой обрамлено пляжами и густым душистым кустарником, и чувствуешь себя необыкновенно хорошо. Тебе всегда весело после купания, а сейчас – особенно, ибо рядом с тобой Винетта. Она не умеет плавать. Ты с удовольствием научил бы ее, но ей нельзя купаться вместе с тобой. Ты втайне удивляешься этому. Почему этикет так суров? Ведь вы могли бы купаться в нижней одежде, и в этом не было бы ничего неприличного, во всяком случае, с твоей точки зрения. Но Фронде решительно отсоветовал тебе просить Мираба о такой вольности – купаться в обществе его дочери. Рутгер твердо заявил: вам нельзя купаться вместе, потому что на Нетту в этом случае будут смотреть не только принц и его паж, но и телохранители. А между тем Винетта уже большая девочка. Ей полагается держаться, как взрослой даме, и купаться с дамами.
     Ты не стал спорить. Рут пока что лучше тебя разбирается в подобных вещах. Да и тебе самому дорога репутация и честь Винетты. Ведь она будущая королева! Если только не передумает…
     Ты рассказываешь Нетте про грозу в лесу, но тут вдруг она, встрепенувшись, указывает рукой в сторону замка:
- Смотри, Димми! Филидор Сэда едет сюда.
     Ты оборачиваешься. В самом деле, к вам скачет Фил. Вот он уже возле вас – и объявляет с улыбкой:
- Государь, там господин Анза приехал на своей псине. Его встретили с почестями и проводили к твоему кабинету. Он хочет поговорить с тобой – и еще с господином Фоленго и с господином Фронде.
- Анза! – ты взволнованно вскакиваешь на ноги. – Нетта, извини, я должен вернуться в замок. Фил! Поезжай в лагерь и попроси генералов Фронде и Фоленго подняться к кабинету господина Фронде: нам лучше беседовать там.
     Ты целуешь Нетту в щеку и велишь Йенсу взять тебя в седло. Йенс берет, и вы едете в Мэггонфилд.
     Вы приезжаете в замок. Ты вихрем взлетаешь на второй этаж и видишь Анзу, Царя Пигмеев. Он сидит в коридоре, в кресле, а Грэмпи, огромная, серая, невозмутимая, лежит у его ног.
- Анза! – ты с самым веселым лицом бросаешься к своему спасителю и крепко пожимаешь его руку. Он смотрит на тебя снизу вверх своими большими, зеленовато-желтыми глазами, и ты видишь: он тоже рад вашей встрече.
- Анза, какой же ты молодец, что приехал, - ты присаживаешься на кресло. – И как ты красиво одет!
     В самом деле, на Анзе кафтан из желтого атласа с золотым узором, шелковые светлые штаны до колен, короткие чулки и изящные кожаные башмаки. В руке он держит шляпу со страусовыми перьями.
- Да, я нынче при параде, - отвечает Анза. – Но я только сегодня такой. Жарко в этой одежде! Я рад государь, что ты жив и здоров.
- Я тоже рад, Анза, что ты жив и здоров, - ты улыбаешься ему. – Ты ведь приехал служить мне? Да?
- Да, - подтверждает Анза. – Но я хочу служить тебе особенным образом, государь. Где мы можем поговорить?
- Сейчас придут господа Фронде и Фоленго, - отвечаешь ты. – Мы будем беседовать в кабинете Рутгера: там удобней всего.
     Анза почтительно кивает. Неуклюжий, большеголовый, маленький, он похож на живую куклу. Но ты видишь его умный взгляд, взрослый и проницательный, и понимаешь: его внешность обманчива. Впрочем, она нравится тебе. Вообще тебе нравится Анза: такой, какой он есть.
     Наконец появляются Фоленго и Фронде. Ты знакомишь их с Анзой. Они очень почтительны с ним и благодарят его за то, что он спас тебя. Анза тоже весьма учтив и скромен с ними. Его высокий сиплый тенорок звучит веско и убедительно. Пусть господа поверят, он не считает, что совершил подвиг. Спасти его высочество было делом долга; так должен поступать всякий. Да и вообще, спасение человека – дело угодное Богу; он, Анза, давно это понял.
     На любопытные взгляды обоих генералов, дружественные и приветливые, Анза отвечает таким же приветливым, но при этом загадочным взглядом.
     Его приглашают в кабинет. Он входит туда вместе с Грэмпи, велит ей лечь, а сам проворно садится в кресло, за небольшой стол, за которым будет проходить беседа. Фронде велит оруженосцу Джордану принести легкого вина и фруктов в сахаре. Может, господин Анза любит табак?
- Нет, благодарю, господин Фронде, - вежливо отвечает Анза. – Премного благодарен, но табак – не мой вид развлечения.
     Джордан приносит вино и фрукты, разливает хмельной виноградный сок по кубкам и уходит.
     Все четверо выпивают за здоровье его высочества, после чего Анза говорит:
- Господа, меня зовут Анза Мэйк. Мне двадцать восемь лет, я родом из городка Л`асседа, что на севере Асмальдийских гор. Я уехал отсюда двадцатилетним: решил поступить в бродячий цирк клоуном. Но потом передумал – и ушел в море. Наше судно потерпело крушение, но я выжил, потому что привязал себя к доске, оторвавшейся от палубы. Меня спас капитан пиратской шхуны. Пять лет я был пиратом, и я вился в Ангордию вместе с людьми Эстебана Цепела. К тому времени мне надоело разбойничать, и я ушел из армии Цепела, чтобы вернуться домой. Я отправился в горы. И вот, пока я ехал, до меня дошли слухи, что его высочество Дидим, сын Теофрста Сильного, скрывается в горах, где-то близ Еловой Лощины. Мне очень захотелось увидеть его высочество. Я шел, вернее, ехал на своей Грэмпи, до самой долины. Очутившись в Долине, в одном из ее лесов, я обнаружил подземный ход. Я подумал, что с его помощью быстрее пройду, к замку, который я заметил раньше издали,  – и таким образом узн`аю, здесь его высочество или нет. Грэмпи повезла меня по подземной дороге. И вот когда мы с моей собакой отдыхали, я услышал призывы о помощи… а потом во тьме загрохотали колеса. Я подумал, что всё это неспроста, и велел Грэмпи остановить экипаж, который, судя по стуку колес, был небольшим. Грэмпи остановила его, как ее учили: прыгнула сбоку и перевернула тележку. Дальше вы всё знаете.
     Анза доброжелательно улыбается вам и продолжает:
- Его высочество Дидим был столь любезен, что пригласил меня к себе на службу. Я не воин. Мое сложение не позволяет мне сражаться. Я умен, но недостаточно компетентен, чтобы быть достойным советником при вас, господа генералы. Я хотел бы одного: быть шутом его высочества. На этой должности, при таком хозяине, как принц Дидим, я был бы совершенно счастлив, а главное, приносил бы несомненную пользу нашему государю.
     Он умолкает. Ты хмуришься и возражаешь:
- Но, Анза! Я видел, как метко ты стреляешь, видел, какой ты ловкий. Я знаю, ты был бы прекрасным воином и советником. А шуты мне не нужны.
- Нет, милорд, такой шут, как `я, тебе необходим, - говори Анза. – Видишь ли, в чем дело: от советов шута больше пользы, чем от мудрости людей серьезных.
- Господи Мэйк прав, - вдруг замечает Фоленго. – Роль шута даст ему больше свободы…
- … и немалое влияние на принца, - немного резко договаривает за Мираба Фронде, пристально глядя на Анзу.
- Мое влияние никогда не превысит вашего, господа, - миролюбиво замечает Анза. – Кто осмелится утверждать, что шут почтенней королевского советника или регента? А меду тем, я отлично знаком с нравами пиратов и мог бы немало рассказать о слабых сторонах этих людей. Самая главная их слабость: любовь к спиртному и нелюбовь к дисциплине. Это сильно подводит их и ослабляет армию Эстебана Цепела.
     Ты настораживаешься, потому что вдруг начинаешь понимать Анзу. Фронде тоже теперь понимает его.
- А вы честолюбивы, Анза, - усмехается он. – Хотите быть серым кардиналом?
- Я рад, что вы поняли меня правильно, - Анза слегка кланяется. – Но скажу вам честно: я хочу быть честолюбивым исключительно при его высочестве Дидиме, потому что у него великая душа и такое же великое будущее. Я не хотел бы делать карьеру ни при ком другом. Я желаю служить истинному королю. И потом… к человеку, которому спасаешь жизнь, всегда испытываешь особое чувство. Если же этот спасенный – еще ребенок, к тому же королевский сын…
     Анза разводит руками.
- Я верю вам, - произносит Мираб Фоленго. – Хотя, сдается мне, вы многого не договариваете. Но я чувствую: вы скрытны не во вред нам.
- Я тоже вам верю, - голос Рутгера смягчается. – Вы, безусловно, полезны для нас в любом качестве, какое бы ни выбрали для себя. Но, хотя вы и утверждаете, что вы не воин,  я ни за что не хотел бы стать вашим врагом.
- О, вы рассуждаете очень правильно, - Анза внимательно смотрит на него. – Моим врагом быть крайне опасно, это знают все пираты, с которыми я знаком. И весьма полезно быть моим другом; это могли бы подтвердить те же пираты. В то же время, легче стать мне другом, чем врагом; я не люблю таить зла. Но память у меня хорошая. Дайте мне свободу действий и должность шута – и война будет гораздо менее кровопролитной, чем могла бы быть. Проверьте меня!
- Мы согласны, - говорит Фронде. – Что скажешь, государь?
     Ты вздыхаешь:
- Хотел бы я быть старше и умнее, и больше понимать. Но я считаю, что Анза знает, чего хочет, и желает мне добра. Хорошо, Анза, будь при мне шутом. Только я не знаю, что` делают шуты. Мой отец их никогда не держал.
- Шуты служат по-разному, - Анза слегка подмигивает тебе. – Но некоторые вещи характерны для всех представителей этого сословия. Например, шуты обычно спят у постели своих хозяев и оберегают их сон, следуют за ними, когда хозяевам это угодно, и стараются поднять им настроение, когда хозяевам грустно.
- Ты будешь спать рядом с моей кроватью? – ты оживляешься.
- Да, если ты не против, милорд, - отвечает Анза.
- Я буду очень рад, - ты улыбаешься. – Рут, ты ведь не против?
- Нет, - отзывается Рут.
- Отлично, - Анза улыбается генералам. – Называйте меня на «ты» и по имени, как это делает милорд, а я буду называть милорда «хозяином», а всех остальных просто по именам. Не сочтите за дерзость: такова шутовская профессия.
     Фоленго смеется.
- Выпьем за нового шута его высочества! – предлагает он, и вы пьете.
     Потом ты ведешь Анзу в сад: показать свои беседки. Но когда вы забираетесь в одну из них, он вдруг спрашивает:
- Слушай, милорд, умеешь ли ты хранить секреты?
- Да, - отвечаешь ты твердо.
     И тогда Анза очень тихо сообщает тебе, что на самом деле он – разведчик Эстебана Цепела, что он явился в горы, чтобы выведать, где находится армия принца Дидима, нашел эту армию, но ты понравился ему больше Эстебана.
- Я веду с ним переписку, - очень тихо сообщает он. – Но при этом вожу его за нос. Я – его друг. Мое дело добиться того, чтобы он не для вида, а по-настоящему взял твою сторону. Если он это сделает, не наказывай его, а прими как верного слугу. Он это оценит и будет предан тебе до конца своей жизни. Когда пираты лишатся Цепела, мы разобьем их в два счета, потому что другого столь же сильного лидера среди них не найдется. Ты веришь мне?
- Да! – ты взволнован. – Но почему это секрет?
     Анза вздыхает:
- Потому что только ребенок и король способны поверить мне, Димми. Понимаешь? Господа Фронде и Фоленго – прекрасные люди, но они заподозрят меня в двойной игре, признайся я им во всём. Спасибо, что ты мне веришь. Верь всегда! И никому не раскрывай наших с тобой тайн. Ты сможешь сделать это после, когда твоя армия победит.
- Благодарю, Анза, - ты крепко пожимаешь ему руку. – Я никому не скажу ни слова; я верю, что ты меня не предашь.
     Несколько минут вы молчите, потом ты спрашиваешь:
- Анза, а пираты очень злые?
     Он внимательно смотрит на тебя, осеняет тебя крестом и говорит:
- Спаси тебя от них Господь, милорд. Большинство из них – уже не люди. Вспомни Сципиона Сайруса. Они похожи на него.
     Ты чувствуешь дрожь.
- И ты… ты был таким же, как они?
     Он качает головой:
- Ни я, ни Цепел, ни Фрогги (это его помощник)… но многие из людей Цепела были и остались такими. Поэтому я хочу спасти тех из них, кого еще можно спасти. Я имею в виду – сделать из них нормальных людей.
- А теперь, - выражение его лица резко меняется, - не знаешь ли ты, хозяин, доброго человека, который бы сделал мне подошвы на колесиках по моему рисунку. Они понадобятся мне, чтобы всюду поспевать за тобой.
- Подошвы на колесиках? – ты удивлен и очарован. – Разве такие бывают?
- Бывают, - он весело улыбается тебе. – И называются «летние коньки». Я нарисую их, и ты поймешь, что`  я имею в виду.
     Вы снова поднимаетесь наверх, и Анза рисует на бумаге две овальные дощечки с несколькими колесиками и ремешками каждая.
- И ты сможешь ездить на них? – ты с восхищением глядишь на Анзу.
- Смогу, если не разучился, - скромно отвечает он.
- Их сделает Данат Орк, - уверенно говоришь ты. – Он сделает эти штуки так, как ты захочешь. Он мастер на такие вещички. Я знаю еще одного замечательного мастера, но он остался в Кассальде…
     И ты с грустью вздыхаешь, вспоминая Джонаса Трэверса. Он сделал бы Анзе коньки не хуже Даната, ты не сомневаешься в этом.

                12. 

     Так Анза становится приближенным слугой принца Дидима.
     Теперь он носит легкую одежду и спит возле кровати его высочества. Отныне Рутгер может спокойно ходить на свидания с Изольмой Турн. Он знает: Анза спит чутко, и если Димми проснется ночью от кошмара, Анза успокоит его. 
      Царь Пигмеев очень тактичен. Он не присутствует при вечерних беседах Рутгера с принцем – сокровенных беседах принца и человека, который заменяет ему отца. Анза уходит на это время к Аминаду; тот всегда рад его видеть. Если Мин уже спит, Анза навещает оруженосцев, охраняющих двери в покои его высочества.
     Данат Орк делает для Анзы замечательные летние коньки. Они получаются только с третьего раза, но зато теперь они само совершенство, и Анза лихо разъезжает на них по долине, а солдаты и дети офицеров не могут отвести от него зачарованных глаз.
     Орк знает об Анзе больше остальных. Мираб Фоленго попросил его «погадать на Анзу». Данат разложил карты и увидел: под червовой двойкой лежал пиковый туз. Это означало, что Анза Мэйк – человек, близкий Эстебану Цепелу. Но в то же время карты показывали, что Анза предан принцу Дидиму и намерен способствовать его приходу к власти. Карты также говорили о необыкновенном уме карлика и свидетельствовали о том, что у него множество талантов – и все они пущены в рост. Данат порадовался – и скрыл от главнокомандующего, что Анза – человек Цепела, а не просто пособник пиратов, решивший заменить свою разбойничью карьеру служением его высочеству.
     Фоленго намеревается покинуть долину в июне, но Анза просит его повременить с наступлением и приводит несколько убедительных доводов, на которые Фоленго нечего возразить. Он откладывает наступление до июля, а Анза пишет в письме к Эстебану Цепелу: «Стэбби! Я нашел армию принца и сообщаю тебе: часть ее состоит из горных великанов, закованных в латы. Каждый из них выше тебя более, чем вдвое! Но в наступление возьмут только одного. Это невероятной силы человек. Я видел его и ужаснулся; а ты знаешь, как трудно напугать меня. Это почти невозможно. Но, говорю тебе, я пришел в ужас от его вида. А таких великанов в армии Фоленго триста человек. Они пойдут в резерве, снабженные огромными мечами. Повремени с приходом в горы; может, мне удастся справиться с этими колоссами с помощью какой-нибудь хитрости…»
     На самом деле Анза не видел ни одного великана, но Димми по секрету так красочно и подробно расписал ему внешность Христофора О`Голла, что Анза ярко представил его себе – и решил устрашить Цепела.
     Он отвозит письмо на Грэмпи в лес, где его ждет нанятый им горец-почтальон. Почтальон немой и неграмотный – и уже поэтому надежен. Он доставит письмо в Серое Ущелье и положит в условленном месте. В тот же день письмо отправится в Кассальду, зашитое в платье одного из разведчиков Цепела.
     Анза обладает способностью незаметно отлучаться из замка и так же незаметно вновь появляться там.
     Несмотря на то, что он теперь шут, все с ним очень почтительны, а он со всеми приветлив и внимателен. Дети обожают его. Он умеет делать из соломинок домики, церкви, дворцы; из камышинок он мастерит трубочки для мыльных пузырей и дарит их всем желающим. Еще он оделяет детей красивыми камешками и раковинами, собранными им на речных отмелях, и поет им матросские песни (самые приличные из них), так не похожие на песни, к которым они привыкли. Он очень быстро завоевывает всеобщее доверие, расположение и уважение, потому что за его добродушием угадывается несомненное умение постоять за себя, проницательность и внутренняя сила.
     С помощью летних коньков он передвигается столь быстро, что нередко обгоняет Димми – и, круто развернувшись, ждет его. А Дидим удивляется ему: неужели эти маленькие ножки не знают усталости? Ведь Анза порой целые дни проводит на коньках. И плавает он отлично, несмотря на свою некрасивую, непропорциональную фигурку. Анза часто купается вместе с Димми и Аминадом, но всегда в нижнем белье. Он вовсе не застенчив, но знает, как грубо выделяются на его маленьком теле предметы, которые на теле мужчины обыкновенного роста смотрятся безобидно и естественно и не оскорбляют мальчишеского глаза. Димми и Мин де догадываются о его мыслях; они просто полагают, что Анза желает быть скромным.
     Впрочем, Дидим очень любознателен. Его чрезвычайно интересуют карлики, и он то и дело задает своему шуту вопросы:
- Анза, тебе хотелось бы стать большим?
- В детстве хотелось, - отвечает Анза. – А теперь, когда я умею больше, чем многие обычные люди, уже не хочется.
- Твои родители были такими же, как ты?
- Да, - говорит Анза. - И братья с сестрами тоже.
- Значит, у карликов рождаются только карлики, - размышляет Дидим.
- Обычное дело, - пожимает плечами Анза. – Но я женюсь не на карлице, и дети у меня, скорее всего, будут обычными.
     Дидим с сомнением раздумывает: неужели обыкновенная девушка пойдет за карлика? Вряд ли. Разве что, ее привлечет его богатство. А это значит, она выйдет за Анзу по расчету, а не по любви, и, конечно, будет изменять ему, а он – уж наверно! – будет страдать.
      Ему становится очень жаль Царя Пигмеев.
- Анза, - говорит он. – Я тебе обещаю: я найду тебе девушку, которая по-настоящему полюбит тебя!
- Спасибо, государь, - Анза тронут. – Между прочим, одна из здешних девушек уже посматривает на меня.
     И он мягко усмехается.
- Кто? – Димми очень заинтересован.
- Служанка госпожи Турн.
- Селестина?
- Нет, не Селестина, другая. Эльгита.
- Эльгита? – Димми оживляется. – Как хорошо! Она очень красивая.
     «Но почему она смотрит на Анзу? – спрашивает он себя. – Наверно, ей нравится, что он веселый. И умный. Ведь он очень умный и обаятельный. И смелый. Да, Анзу есть, за что полюбить и кроме как за деньги».
     Он рассказывает Анзе про сцену, которую видел в королевском саду, и про свою любовь к Винетте. Он ничего не может скрыть от Анзы. Почему-то (он и сам не знает, что этому причиной) он рассказывает Анзе все свои мысли и чувства – а тот внимательно слушает и никогда не перебивает.
- Что ты об этом думаешь? – спрашивает Димми.
- Я думаю, что за пределами королевского сада, милорд, ты бы увидел гораздо больше, - посмеивается Анза. – И гораздо раньше. Мир очень груб, но еще больше жесток. Благодари Бога, что у тебя был королевский сад, в котором ты не мог увидеть ничего особенно безобразного.
- Да, - соглашается Димми. – наверно, ты прав. А Винетта? Правда, она красивая?
- Да, госпожа Винетта очень мила, - соглашается Анза. – Но она станет взрослой девушкой гораздо раньше, чем ты – юношей, не забывай об этом.
- А еще бывает, что и мужчины живут друг с другом, - задумчиво продолжает Димми. – Как в Древнем Риме и в Элладе. По-моему, это совсем никуда не годится.
     Анза смеется.
- Димми, - говорит он. – В мире достаточно грязи, но зачем тебе думать о ней? Молись, чтобы с тобой не случилось ничего дурного, вот и всё! Обо всех грехах на свете не передумаешь: жизни не хватит. Твоя задача не совершать их самому, а другие пусть сами за себя отвечают.
- Но я будущий король, - возражает Дидим. – Я должен знать, к чему относиться терпимо, а за что следует наказывать.
- Наказывать следует за насилие, совращение и явный разврат, - уверенно говорит Анза. – Что еще? Грабежи, убийства, мошенничество, истязания, издевательство, шантаж, дебош, мятеж… ну, вот и всё. С остальными преступниками можно договориться.
- Но ведь убийство бывает случайным, а воровство вынужденным…
- Значит, следи, чтобы судьи, поставленные тобой, были справедливы.
- Нелегко быть королем, - замечает Димми. – Но я всё-таки им стану. И постараюсь править мудро и милосердно.
- Да будет так, - Анза внимательно смотрит на него. – А теперь хватит о печальном, брат хозяин. Хочешь, я поучу тебя стрелять из своего арбалета?
- Да! – Димми тут же забывает всё на свете. Анза умеет отвлечь его от недетских мыслей и вернуть обратно в детство несколькими словами. И умеет сам становиться ребенком. Когда они втроем играют на берегу: Димми, Аминад и Анза, Царь Пигмеев увлеченно возводит великолепные замки из влажного песка, а Мин и Димми помогают ему, восхищенные его искусством.
     Данат Орк и Филидор с удовольствием наблюдают за их игрой. Обоим телохранителям нравится Анза. Им известно: он метко стреляет и крепко держится на самой горячей лошади. Он не боится высоты и умеет шутить так солоно, что весь лагерь дрожит от хохота, повторяя его шутки. Анза циничен и груб с теми, кто от природы циничен и груб, кто не умеет быть другим. Но он бережен, чуток и добр с детьми: умеет утешить и развлечь их, что мальчиков, что девочек, умеет увлечь их игрой или каким-нибудь захватывающим рассказом, и в эти минуты его лицо так же чисто, как лица сидящих вокруг него детей.
- Он молодчина, - говорит Сэда Орку. – А ведь жизнь его потрепала, он мне рассказывал. Его и били, и унижали, и издевались над ним… всё было.
- Ну, теперь его голыми руками не возьмешь, - замечает Данат с одобрительным уважением. – Он сам возьмет, кого захочет. Анза – малый что надо. Он ведь ушел из дома безграмотным, и на корабле учился у судового врача. А у того – университетское образование. Ну, он и выучил Анзу всему, что знал.
- Да, судьба, - Сэда шмыгает носом. – Такой парень чего хочет добьется.
- Пусть добивается, - говорит Данат. – Он заслужил.
     Фоленго и Фронде такого же мнения об Анзе. Они любят с ним беседовать и про себя восхищаются остротой его ума и широтой мышления, а также его умением  ладить и с детьми, и со взрослыми. Они видят: Димми очень хорошо с его шутом и интересней, чем с ними, солидными генералами. Но они не ревнуют принца к Анзе, потому что оба любят Димми и благоволят к Мэйку.
     А Эльгита, молоденькая служанка герцогини Турн, втайне влюблена в Анзу. Она видит: он гораздо мужественней многих солдат и офицеров, ловчее и умнее их. Его рост и внешность с каждым днем всё меньше значат для нее. Она всё реже думает о том, что он карлик,  всё чаще – о том, что он мужчина, обаятельный, властный, добрый.
     Эльгите семнадцать лет. Она очень хороша собой: стройная, изящная, среднего роста девушка с темными волосами и серыми глазами. Черты ее лица тонки и правильны, фигурка очень стройна, поступь исполнена достоинства, а юная душа полна веселья и радости. Она усердная служанка, но, воспитанную при герцогине, ее можно принять за принцессу: так аристократически она держится и разговаривает. Ей кажется, что Анза Мэйк совсем не обращает на нее внимания, но она ошибается: он очень пристально наблюдает за ней. Ее чувства давно не секрет для него, но он хочет дать этим чувствам развиться и укрепиться. Что такое полторы недели для сердца семнадцатилетней девушки? А ведь она знает его именно полторы недели. Нет, пусть узнает подольше и получше, торопиться некуда. А потом, главное сейчас: принц Дидим и Эстебан Цепел. Анза – не Рутгер Фронде. Он не пойдет на свидание с возлюбленной, пока Дидим не получит трон, в Эстебан (дай ему, Господи, разума!) не откажется от трона. Другое дело, продажные женщины. На них уходит десять минут, после чего можно вновь с полной отдачей служить принцу. Впрочем, Анза не намерен часто посещать «утешительниц»: разве так, иногда, для отдыха. И для поддержания веры в собственные силы. Он нуждается в такой вере больше обычных людей.
     С каждым днем он всё сильнее привязывается к Дидиму. Он видит: этот крепкий стройный мальчик с вечными царапинами на тонких руках и коленках, с выгоревшими, пожелтевшими на солнце волосами, рожден царствовать. У него хороший характер, он щедр, умен, великодушен, умеет говорить и умеет слушать, умеет быть другом, а главное, любить. Он очень нежен и привязчив от природы. И волей судьбы одинок, потому что не по-детски чуток, впечатлителен и восприимчив. Анза скрупулезно и незаметно изучает своего будущего сюзерена. Но совершенно забывает о карьере, видя улыбку Дидима, который радуется ему, Анзе, когда его шут возвращается с одинокой прогулки домой. Или с рыбалки. Анза любит рыбачить. Когда Димми занят, Анза берет его легкую лодку и выезжает на середину реки. Река рыбная, и он никогда не возвращается домой без улова.

                13.

- «Стэбби! Я нашел армию принца, и сообщаю тебе: часть ее состоит из горных великанов, закованных в латы…»
     Эстебан Цепел читает письмо вслух до конца, а его приближенные слуги, Фриц Блюме и Уилл Бэнкс по прозвищу Жареный Каштан внимательно слушают. Фриц-Фрогги даже приоткрыл рот, а Жареный Каштан молча и мрачно жует табак и время от времени сплевывает жвачку в плевательницу. Рыжие комки не всегда долетают до нее. У Каштана широкое смуглое лицо, темные курчавые волосы и такая же борода. В отличие от костистого, поджарого Фрогги он плотен и коренаст. На его лице шрамы. Никто никогда не видел, чтобы Каштан улыбался. Однако он ценит хорошую шутку. Впрочем, письмо Анзы Мэйка не кажется ему шуткой. Он достаточно знает Анзу Царя Пигмеев. Вообще Анза умеет шутить, но когда он занят серьезным делом, ему не до шуток, Уилл это прекрасно знает.
- Вот так, господа, - Цепел с улыбкой откладывает в сторону послание Анзы. – Нам угрожают триста великанов. Каждый из них больше меня в два раза, и все они закованы в броню; кроме них – большая армия Фоленго… Вы слышали, Анза пишет: армия Фоленго почти равна моей, у них есть деньги и… горные великаны. Что вы думаете по этому поводу?
- Капитан, пора давать дёру, - уверенно произносит Фриц Блюме. – Мы их не победим. Слышишь крики за окнами? Это твои придворные опять перебрали рому. Каждый день ты вздергиваешь кого-нибудь на рее за убийство или грабеж. Дисциплина падает. В море легче ее поддерживать. Да там люди и делом заняты. А тут: великаны против пьяных пиратов. Не пойдет.
- Всё в порядке, Эстебан, - хмуро говорит Уилл Бэнкс. – Великаны – чепуха. Нам нужно только побольше пушек, ядер и пороха. Великаны тоже люди. Да и не такие уж они большие. Каких-нибудь двенадцать футов. Обыкновенные переростки. Побольше мортир, да и всё! И не жалеть пороху. Мы победим их. А насчет дисциплины… путь наши ребята пьют! Тебя любит народ – вот и делай на него ставку! Собери ополчение из нормальных людей…
- Морякам это не нравится, ты же знаешь, - Цепел хмурится. – Они не хотят уступать свои места нормальным солдатам. Я уже начал собирать ополчение, но в моих отрядах каждый день поножовщина. Всё-таки корсары очень ненадежны на суше. Им не хватает моря и они начинают дуреть…
- И дурить, - хихикая, подсказывает Фрогги.
- Вот именно, - Эстебан вздыхает. – Слово «дисциплина» понятно им только на судне. А на берегу я и ломаного гроша не дал бы за армию, набранную из таких людей.
     Он тяжело задумывается. Его военачальникам и ему самому действительно с каждым днем всё труднее управляться с пиратами на суше. А тут еще какие-то горные великаны… Цепел чует неминуемое поражение. Но отступать не годится. В конце концов, на пятерых пьяных пиратов приходится один трезвый, и он, Цепел, пока что любим и народом, и своими разбойниками, которые считают его «лихим малым, постоявшим за честь казненного государя». Пираты, эти «сентиментальные акулы», как называет их про себя Эстебан, с удовольствием и очень искренне почитают память короля Теофраста, который, попадись они ему в руки, когда он был жив, не усомнился бы половину из них казнить, а половину отправить на каторгу в Кэйпер. Но воевать по-настоящему они не способны. Конечно, дисциплинированная армия Фоленго победит их – уже потому, что солдаты в ней не пьянствуют без особого на то позволения и исполняют приказы своего начальства. Фоленго не приходится каждый день заковывать в кандалы убийц и грабителей. К тому же, по свидетельству Анзы, у него тоже довольно пороху и пушек.
     Цепел всё это понимает, но решает подержаться еще какое-то время. Он вызывает к себе своего главнокомандующего Норда Фэтри и требует отобрать самых трезвых и дисциплинированных пиратов. Их следует назвать Передовыми Отрядами. В эти же отряды войдут ангордийцы, желающие служить Цепелу во имя возвращения принца Дидима. Норд Фэтри, угрюмый, дюжий человек, слегка светлеет лицом. Приказ Цепела кажется ему чрезвычайно разумным.
     А Цепел, отпустив его, садится за стол и пишет:
     «Анза!
     Твое последнее письмо не порадовало меня, впрочем, как и все предыдущее. Но последнее окончательно лишило меня надежды на победу. Кажется, я попал в хороший цейтнот. Армия Цепела расползается по швам, как ветхая дерюга. Я попытаюсь противостоять войскам Фоленго, но знал бы ты, как трудно держать в руках целые своры разбойников. Сейчас я пытаюсь отделить овец от козлищ, то есть, лучших бойцов от худших. Пусть при этом я лишусь половины своих сил, но ты знаешь: я не привык отступать. Наши « доблестные воины» пьют, как сапожники, затевают драки с «сухопутными крабами» и друг с другом, грабят, убивают. Каждый день я вешаю по пять-шесть человек, но это мало вразумляет моих сподвижников. С каким удовольствием я отослал бы их всех к морю! Но без меня они не уйдут, а потом, резерв, хотя бы хмельной и очумевший от праздности, всё-таки сила.
     Анза! Ты мой самый надежный и верный друг под этим небом. Если у тебя появятся ценные мысли, не сочти за труд сообщить их мне! Ведь то, что ты придумаешь, никогда не придет мне в голову. И напиши, сколько в точности пушек у Фоленго.    
                Твой Э. Ц.

                P. S.

     Твои великаны «убили» меня».
     Письмо он отсылает в тот же день. Ответ придет через две недели.


    В этот же день его высочеству Дидиму передают записку: «Государь! Я, Эзекил Ранке, и мой друг Христофор О`Голл твердо решили служить тебе. Прошу тебя, предупреди своих воинов, что мы идем к тебе как подкрепление. В пять часов вечера мы будем у тебя. Эз Ранке».
     Димми очень доволен. Он спешит в лагерь: показать записку Фронде и Фоленго. Йенс с Петером сопровождают его. Также рядом с ним едет на Грэмпи Анза. После принца он первый прочел записку; Дидим не смог утаить от него своего ликования.
     Мираб Фоленго также весьма рад решению лесных затворников. Он объявляет генералам и командирам: новых воинов следует принять радушно, ибо они – хорошее пополнение.
     Фронде тоже рад, но и взволнован. Все взволнованы, потому что уже знают: один из двух новых солдат – великан! Каким-то он окажется? Никто его не видел и даже до сего дня не слыхал о нем. Принц запретил кому бы то ни было ездить в северный лес: из-за ловушек и чтобы никто не смущал свободы и покоя его спасителей.
     Больше всех переживает Анза. Наконец-то он, карлик, увидит великана, о котором столько слышал от Димми!
     И вот, в пять часов, они появляются с белым флагом, разодетые в шелк и бархат. Эзекил едет на лошади, Христофор идет пешком, позади них ослики везут тележку со скарбом обоих друзей. Ноги новых воинов обернуты звериными шкурами и перевязаны веревками: ни Ранке, ни Христофор не умеют делать обуви. Но их одежда отменно скроена и сшита: Кристли вложил в ее изготовление всё свое мастерство.
     Их встречают восторженными кликами приветствия. Дидим, сопровождаемый Петером, Йенсом, Сэдой, Аминадом, Анзой, Орком, Фронде и Фоленго, подъезжает к ним. Его лицо светится самой радушной и радостной улыбкой.
     Эзекил соскакивает с лошади и целует руку принца. Христофор опускается на одно колено, берет двумя пальцами руку Димми и тоже целует ее. Солдаты в восторге.
- Да здравствует принц Дидим! – кричат они. – Слава новым воинам!
     Мираб Фоленго подъезжает к Ранке и Христофору и любезно говорит:
- Добро пожаловать в Мэггонфилд!
     Ранке благодарит его, а Христофор с мягкой, дружелюбной улыбкой оглядывает ряды солдат, которые смотрят на него с величайшим почтением. Этот великан внушает им некоторый страх, и в то же время они полны детского восторга. Вот это да! Этакий Голиаф, но при этом красивый и дружелюбный, - он будет символом их армии, живым знаком их силы и непобедимости!
     Новых солдат с почетом провожают в Мэггонфилд. Слава Богу, потолки и двери замка достаточно высоки, чтобы Кристли не ударялся о них головой.
     В большой гостиной Фоленго беседует с новыми солдатами в присутствии принца, Фронде и Анзы.
- Как портной и целитель вы оба можете жить в замке, - говорит он друзьям и улыбается:
- Но, признаться, для меня тайна, Христофор, как вам удается держать иглу в руках и делать такие маленькие аккуратные стежки?
- Привык с детства, - признается Кристли. – Птенца в руку не возьму, побоюсь раздавить. А иглу возьму – и не выроню. И нитку в нее вдену. Привычка!
- Будете нас обшивать, - весело говорит Фоленго. – А вы, Эзекил, - лечить.
- Можно мне слово, господин Фоленго? – Анза выезжает на летних коньках в центр комнаты. – Я предлагаю сделать доспехи для господина О`Голла в целях устрашения противника. Легкие доспехи наподобие римских! Готов биться об заклад: его грозный вид внесет панику в неприятельские ряды.
     И он устремляет смелый, приветливый взгляд на великана. Кристли отвечает ему добродушным дружеским взглядом и говорит:
- Я согласен.
- Я тоже, - Фоленго смеется. – Хороший ход, Анза!
- Государь, - обращается к Димми Ранке. – Ловушек и ям в северном лесу больше нет! Мы с О`Голлом все их заделали и убрали. Вы теперь можете охотиться и гулять там.
- Благодарю, Эзекил, - просто отвечает Димми.
- Можно, сударь, взглянуть на вашу обувь? – с любопытством спрашивает Кристли Анзу. – Ловко вы на ней ездите!
     Анза снимает коньки и подает их Кристли. Тот внимательно рассматривает их и говорит с восхищением:
- Вот бы мне такие же!
- Нам для начала нужны обычные башмаки, Крист, - напоминает ему Ранке.
     Все смеются.
- Башмаки, друзья, вы получите, - обещает Фоленго. – И вот что: живите в этой гостиной, раз она годится для вас.
     Новые воины благодарят главнокомандующего.
     С ног Ранке и Кристли снимают мерку, потом ведут обедать. Пока принц, Фронде и Анза беседуют с «пополнением», в гостиную приносят огромную кровать в двенадцать с половиной футов длиной.  Троих воинов назначают прислуживать Христофору. Они должны следить за его платьем и обувью и подавать ему обед в оловянных тазах: тарелки для Кристли слишком малы.
      Благодаря щедрости принца и мастерству Христофора у этого последнего и у Эзекила теперь есть несколько пар нижнего белья и все предметы летней одежды, кроме башмаков. Но хороших сапожников среди солдат немало, и вскоре у друзей появляются и башмаки, и сапоги – элегантные, красивые, удобные и прочные.
     Кристли радуется свободе и людям вокруг себя, как ребенок. Он с наслаждением ходит по саду, а за ним в самозабвенном восторге бегают дети офицеров. Да и взрослые воины, часовые на крыше бывшего монастыря, с трудом отводят от него взгляд.
     Эзеклил Ранке очень доволен, что не является предметом такого жадного любопытства и внимания. Христофор гораздо общительней своего друга с каторжным прошлым. Он с удовольствием играет с детьми и беседует с Димми и Анзой. А Анза думает: «Да, велик, ничего не скажешь. Но великан так же одинок, как и карлик. Даже еще более одинок. Ему гораздо труднее найти себе подругу по росту, а также друга, потому что мужчины завидуют его силе. Хорошо, что Кристли так добр: это умерит зависть дураков. Но не слишком ли он доверчив? Надеюсь, Ранке за пять лет дружбы с ним научил его осторожности».
     Анзе нравится Христофор. Кристли, в свою очередь, тоже нравится Анза. Этот крохотный человечек похож на живую игрушку. Но в его глазах светится ум, который заставляет Кристли испытывать к нему уважение. Он узнаёт, как Анза спас Димми (принц рассказывает ему) – и бережно пожимает Анзе руку. Анза доволен манерами Христофора. И еще ему нравится Ранке – молчаливый, спокойный, уравновешенный. Он убежден: два этих человека принесут удачу армии Дидима.
     Солдаты возбуждены появлением в их рядах великана. Они потрясены его ростом и силой и приятно удивлены его добродушием. Во всех отрядах только и говорят о нем.
     Даже Фоленго не удерживается.
- Да, здоров наш Христофор О`Голл, - говорит он Рутгеру. Тот смеется:
- Хотел бы ты быть такого же роста, Мираб?
- Никогда, - отвечает Фоленго. – Настоящий Гулливер в стране лилипутов. Помнится, у него там было мало друзей.
- Ничего, наши солдаты добрее, - замечает Фронде. – Да и Кристли не так уж огромен. Они скоро привыкнут к нему.
     Кузнецы выковывают для Кристли доспехи и оружие по рисункам Анзы. Анза великолепно рисует. Доспехи получаются очень красивыми: наголенники, набедренники из щитков, кольчуга, пояс, здоровенный меч, щит, тяжелый шлем, закрывающий половину лица. Всё это сверкает и имеет самый грозный вид.
      Великана знакомят с асмальдийскими старейшинами. Они приходят от него в восторг и берутся немедленно подыскать ему невесту. Ведь только асмальдийки могут похвастаться своим высоким ростом. В равнинной Ангордии очень немного по-настоящему высоких женщин. Кристли застенчиво соглашается. Он хотел бы мирной семейной жизни, хотел бы жену и детей. Но он слишком велик для обыкновенных женщин. Ему тридцать два года, однако в любовных делах он неискушен и невинен, как ребенок. Он благоразумно молчит об этом, но его и взгляд – ясные, чистые, полные юношеского неведения и неопытности, говорят о нем, Христофоре, выразительней слов – и выдают все его нехитрые тайны.
      … Через неделю после прибытия «пополнения» Анза Мэйк получает письмо от Черного Волка, Эстебана Цепела: немой горец-почтальон приносит послание на заранее условленное место.
      Анза награждает горца серебром и увозит письмо в замок. Там, спрятавшись в укромном месте, он внимательно читает письмо дважды и задумывается. Итак, Эстебан слабеет, сдает позиции. Самое время позвать его на службу к принцу. Но каким образом это сделать?
      И тут Анзу осеняет гениальная мысль. Да, она поистине гениальна, в этом в него нет ни малейших сомнений.
     Он спешит к Дидиму, который играет в саду с Винеттой, Аминадом и Мариолой и просит уделить ему немного времени. Дидим тут же соглашается. Он говорит друзьям, что сейчас вернется, и отходит с Анзой за кусты, окруженные зарослями крапивы – самое надежное место в саду.
- Государь, - обращается к нему Анза. – Почему у тебя до сих пор нет флота? Ангордия – большая страна, ей нужен флот.
- Флот? – Димми удивлен. – Но ведь у нас нет выхода к морю.
- А полуостров Лотос?
- Лотос? – Димми удивляется всё больше. – Но ведь он принадлежит Альдонии!
- А не кажется ли тебе, что он зря принадлежит Альдонии? – Анза внимательно смотрит на него, и в то же время его голос мягок и вкрадчив. – У Альдонии, государь, четыре гавани. Зачем им еще Лотос? Он должен принадлежать нам. Собственный порт – великое дело. Это торговля, рыболовные и китобойные суда, пассажирские фрегаты… Прибавь к этому огромное побережье на северо-востоке. Собственное наше побережье.
- Что ты предлагаешь? – Димми становится очень серьезен. – Завоевать полуостров? Но ведь сейчас война, нам пока не до этого.
- Да, не до этого. Но это блестящая перспектива, согласись.
- Еще бы не блестящая! Ты молодец, Анза! Я бы в жизни не додумался до такого. Но… чего ты всё-таки хочешь?
- Позволь мне написать письмо Эстебану Цепелу, - говорит Анза. – Я напишу, что ты рад был бы видеть его старшим адмиралом своего флота. Я чувствую, он уцепится за это. Он явится к нам сам и приведет своих лучших людей. А после войны завоюет для тебя Лотос. И будет прекрасным адмиралом, потому что знает море наизусть. И его лучшие люди тоже.
     Димми широко раскрывает глаза.
- Но… разве он так легко откажется от трона?
- Уже`  готов отказаться. Вот, прочти письмо, которое я получил от него сегодня.
     Дидим внимательно читает.
- Да, кажется, он и вправду завяз, как в болоте, - вздыхает он. – Но будет ли он мне верен?
- Будет, государь, я хорошо его знаю.
- А Альдония? Не придется ли воевать еще и с ней из-за Лотоса?
- Вздор, милорд, - голос Анзы – сама любезность. – Мы откупимся от них. Да они и не охотники до войн. Я лично готов вести переговоры с их правителем, верховным князем.
- Что ж, я согласен, - кивает Дидим. – Напиши Цепелу, Анза. Но… - он немного смущен. – Не кажется ли тебе, что пора открыться Мирабу Фоленго и Рутгеру Фронде? Я уверен: теперь, когда они ближе узнали тебя, они тебя поймут. И я буду стоять за тебя.
- Да, пожалуй, пора раскрыть карты, - подтверждает Анза. – Завтра военный совет. Вот на нем-то я и разоблачу сам себя. И постараюсь убедить Мираба Фоленго в своей правоте.
- Это слишком рискованно, - вдруг уверенно говорит Димми. – Нет, давай во всём признаемся Руту и Мирабу сегодня. Тогда завтра тебе будет легче.
- А ведь ты совершенно прав, государь, - Анза смотрит на него с большим уважением. – Ты очень умен. Я не ошибся, взяв твою сторону!
     И Дидим, польщенный его словами, расплывается в улыбке, как самый обыкновенный мальчик, которого похвалил взрослый человек. Они с Анзой пожимают друг другу руки.
      Этим же вечером Димми зовет своего регента и главнокомандующего на маленькое совещание. Заодно он приглашает и Даната Орка с его картами – на всякий случай.
      Анза смело признается во всём Фоленго и Фронде. Они поражены. Их лица становятся строгими и подозрительными. Это не нравится Димми, который внимательно наблюдает за ними. Но Анза ничуть не смущен. Было бы странно, если бы Фоленго и Фронде реагировали иначе. Он очень спокойно объясняет, почему солгал им в начале их знакомства и почему открылся одному только принцу Дидиму. Потом он показывает им письма Эстебана Цепела и выкладывает свой план относительно этого человека. Он подробно и убедительно перечисляет все выгоды того, что задумал. По мере того, как он говорит, лица Фоленго и Фронде постепенно проясняются и, заканчивая свою речь, Анза видит: он вернул себе доверие своих сподвижников.
- Отлично, - говорит Фоленго. – Анза, твой план выше всяких похвал.
- Да, - подхватывает Рутгер. – Если этот замысел сработает, нам останется совсем мало дела: всего лишь расправиться с шайками пиратов. Это не трудно.
- Завтра ты выступишь на совете, - Фоленго улыбается Анзе. – А я сделаю вид, что с самого начала знал, что ты наш верный разведчик. Так что пиши письмо Цепелу, позволяю!
     На всякий случай Данат раскладывает карты «на Анзу» и сообщает: Анза – преданный государю человек и приведет его к трону. Фоленго окончательно успокаивается: он уже привык доверять Данату. А Данат рассказывает присутствующим правду о том, как похитил зимой принца, чтобы все знали: это не он, Орк, спас государя, а государь его.
     Фоленго вновь поражен. Димми очень смущен, а Орк рад, что, наконец, хоть кому-то, кроме принца, известна правда. Он не знает, что Фронде давно узнал о том, как всё было на самом деле, - тогда, в феврале. Фоленго серьезно говорит принцу:
- Ты воистину велик, государь: ты спас своего похитителя и тем самым сделал из него достойного человека. Да еще приписал ему свой подвиг, чтобы избавить его от казни. Ты действительно великодушен, милорд! Тебе не зря дали такое прозвище.
     Димми благодарит Мираба за его слова, розовый от смущения. Ему кажется, что его сегодня слишком много хвалят. Но Рутгер восстанавливает равновесие. Когда они остаются вдвоем, он говорит Дидиму:
- Димми, я думал, ты доверяешь мне. А ты скрывал от меня тайну Анзы.
     В его голосе мягкий, но тайный укор.
- Не обижайся, Рут, - Димми обнимает его. – Я, правда, во всём тебе доверяю. Просто я опасался, что ты не поверишь Анзе так же, как поверил я. А потом, я дал Анзе слово молчать. Позже я бы во всём признался тебе, честное слово!
     Фронде смягчается.
- Я не обижаюсь, - он гладит Димми по голове. – И данное слово- это не шутка. Очень хорошо, что ты умеешь хранить тайны, и на тебя можно положиться. Но всё-таки прошу тебя: не связывай себя больше словом и всё рассказывай мне. Ведь на меня тоже можно положиться. А на месте Анзы мог оказаться другой, бесчестный человек. И ты поверил бы ему. А я бы ничего не знал…
     Димми понимает: Рут прав. И с жаром обещает ему:
- Больше я ничего-ничего не скрою от тебя, Рут! Даю тебе честное слово. Но и ты дай мне слово не рубить с плеча, а действовать только после того, как хорошенько подумаешь. И с моего ведома!
- Обещаю, - Рутгер пожимает ему руку. Оба довольны, что между ними больше нет никаких недоразумений.
     … В тот же вечер Анза пишет письмо Эстебану Цепелу:
     «Дорогой Эстебан!
     Чувствую, что мы с тобой завязли по горло. Армия принца Дидима сильнее нашей армии даже без учета великанов. И пушек здесь больше, чем у нас, смею тебя уверить. Не могу назвать тебе точное их число по той простой причине, что давно сбился со счета.
     Но мне удалось стать «своим среди чужих». Я теперь шут при самом принце. И знаешь, что`  я узнал? Читай внимательно.
     Вчера мне удалось проникнуть на вечернее совещание. И вот, что заявил Мираб Фоленго. «Очень жаль, что у нас нет собственного флота, - молвил он. – А ведь этот флот мог бы быть, стоило бы нам только завоевать полуостров Лотос, принадлежащий Альдонии. Конечно, мы можем сделать это только после нынешней войны. И, господа, знаете, что`  я предлагаю? Я предлагаю написать письмо Эстебану Цепелу! Он несравненный моряк, шкипер, боцман и штурман. Если бы он пошел нам навстречу и с лучшими своими и нашими людьми завоевал Лотос, я лично назначил бы его старшим адмиралом нашего флота. Да, я не оговорился: Эстебан Цепел смог бы стать настоящим королевским адмиралом, господа!»
     Все возмущенно зашумели, но тут с места встал принц Дидим и твердо, как взрослый, заявил: «Я убежден в том, что мой дядя завоевал бы для нас полуостров и стал бы отличным адмиралом. Я слышал, у него есть для этого все данные, и он имеет необходимый опыт: он столько лет провел в море! Давайцте напишем ему. Пусть приезжает сюда со своими лучшими людьми! Мы вместе захватим Ангордию, я взойду на престол, а Эстебан Цепел присоединит Лотос к нашему государству и станет гордостью моего нового флота».
     Тут снова поднялся шум, но Фоленго, принц и Рутгер Фронде, который к ним присоединился, продолжали стоять на своем и убеждать всех. И что ты думаешь! Под конец решительно все генералы взяли сторону его высочества и главнокомандующего. И теперь сочиняют тебе письмо с персональным приглашением.
      И я подумал, Стэбби: зачем тебе «поражение при Фермопилах», когда можно прославиться на всю страну службой у принца Дидима? Трон принадлежит будущему королю, подумалось мне, а завоевание новой земли, честь, почет и слава – моему другу Эстебану Цепелу! Фоленго и принц благоволят к тебе за то, что ты покончил с Дормером Швабе и похоронил покойного государя вместе с убиенным наследником со всей пышностью в кафедральном соборе. Стэб, на твоем месте я не размышлял бы и минуты. Шутка ли: получить звание старшего королевского адмирала Ангордии, основать флот, которого у нас до сих пор не было, стать любимцем народа и одним из самых ближайших людей принца! Право, Стэб, кончай валять петрушку или, как говорят моряки, «рыскать кормой вперед». Приезжай в Еловую Лощину вместе с нашими передовыми силами, не дожидаясь письма от Фоленго, - и тебя встретят с большой, а главное, искренней радостью. Ты знаешь мою верность тебе, и моя проницательность для тебя не новость. Я не лгу тебе ни единым словом. Ты спас мне жизнь, когда я тонул в море после кораблекрушения. Теперь настала моя очередь помочь тебе. Я всё сказал. Выбор за тобой. Действуй! Ты не пожалеешь, если последуешь моему совету!
                До встречи. Твой верный друг Анза Мэйк, Царь Пигмеев.

                P. S.

     Если ты начнешь медлить и тянуть, ты потеряешь то, о чем я пишу. И еще: иди по предгорью и по горам с белым флагом. Здешний народ не пираты и уважают белый флаг, если только за ним не прячется измена».

                14.

     Конец июня.
     Ты прощаешься с Лесной Долиной. Вы все прощаетесь с ней. Через три дня вы вернетесь в Еловую Лощину, в свою дома и землянки. Так посоветовал Анза Мэйк, и Мираб Фоленго с ним согласился. Оставаться в долине небезопасно. Врагам известен подземный ход, ведущий в долину; они могут подорвать каменные ворота Далак-Тая, и тогда выбраться отсюда будет очень трудно. До сих пор Анза контролировал ситуацию, но теперь он не уверен в том, что вслед за Цепелом и его передовыми отрядами не явятся предатели. В Еловой Лощине они не смогут нанести твоей армии ощутимого вреда – да и побоятся это делать.
     Тебе очень грустно расставаться с Принцевой рекой, с садом, со своими беседками, хотя Данат и обещал построить для тебя другие, когда ты завоюешь трон. Только твою лодку возьмут с собой. Лодку – и игрушки, полученные тобой в день твоего рождения и раньше, от Фронде и Трэверса.
     В то же время ты радуешься, что снова увидишь свой уютный деревянный дом, водопад Звездный Поток, церковь, деревянные казармы и землянки. Ты полюбил их не меньше, чем чудесную лесную долину. И всё-таки тебе жаль расставаться с ней.
     Ты сидишь на полуразрушенной крыше замка, шагах в десяти от Орка и Сэды, и молча прощаешься с прекрасной доброй землей, где тебе так чудесно и светло жилось, где ты едва не погиб, но был спасен – и нашел сокровища, и познакомился с карликом и с великаном.
     Кристли и Ранке сейчас в Еловой Лощине: помогают мыть и чистить «королевский дом» и церковь. Там же ангордийские воины и часть женщин: они наводят порядок в доме, в казармах и землянках, делают всё, как было весной, чтобы ты, принц, офицеры, их семьи и солдаты вернулись в уютное, благоустроенное жилье.
     Ты вспоминаешь, как вместе с Винеттой, Аминадом, Анзой, Орком и Сэдой посетил пещеру в северном лесу. Ранке и Христофор сопровождали вас туда. Мин и Нетта были очарованы лесным жилищем, да и Орк с Сэдой рассматривали пещеру с большим любопытством.
     Ты улыбаешься. Пещера стала местом всеобщего паломничества. Ее прозвали Пещерой Беглецов, а северный лес стали называть Великановым Лесом. Рутгер Фронде и Мираб Фоленго тоже были там. Рут приезжал туда с Зольми и Мариолой, а Мираб – со своей семьей. Ты слегка сдвигаешь брови. Когда ты видишь Мари на руках у Рута, тобой невольно овладевает ревность. Ты начинаешь опасаться: вдруг Рутгер полюбит Мари больше тебя? Он к ней очень привязался, а она просто обожает его. Сердцем ты чувствуешь: это невозможно, Рут всегда будет любить тебя, как сына. Даже когда женится и уже не будет ночевать в твоей спальне. И Анза, наверно, женится тоже. И тогда с тобой останется один только Аминад, твой верный друг, который, во всяком случае, вряд ли женится раньше тебя.
      Твое лицо проясняется. Да, ты не будешь одинок по вечерам. Но всё-таки: что у взрослых за манера непременно жениться? Вот и Христофор О` Голл туда же. Ты не можешь удержаться от мягкой улыбки. Его невесту зовут Ин`алия. Эта двадцатилетняя девушка, стройная и миловидная, на целую голову выше Рутгера Фронде. Она асмальдийка. И счастлива, что ее мужем станет такой необыкновенный человек, как Христофор О`Голл. Кристли счастлив не меньше. Он дарит своей невесте цветы, и в свободное время они постоянно гуляют вместе.
      Красивая пестрая бабочка садится на твою загорелую руку. Затаив дыхание, ты смотришь, как слегка трепещут ее крылышки – равномерно, точно дышат. Ты любуешься бабочкой, ее узором, любуешься веселой, теплой и легкой расцветкой.  Как бы человек ни старался, думаешь ты, он не сможет создать живую бабочку. Да что там бабочку! Даже муравья. Даже самую малую из всех букашек. Человек не способен создавать жизнь; он умеет только отнимать ее…
     Ты поднимаешь голову и видишь в далекой синеве облака, озаренные солнцем. Они словно улыбаются тебе, и их величественная улыбка, полная золотых лучей проходит сквозь твое существо благодатной тайной и радостью. Как хорошо, как замечательно жить на свете!
     Река, блещущая внизу под солнцем, уносит вдаль твои мысли. Величие густых лесов, которые ты видишь, наполняет тебя благоговением и любовью к этой пышной, великолепной природе, такой беззащитной перед людьми, такой таинственно прекрасной, полной загадок и неизбывного очарования. И ты всей своей маленькой душой преклоняешься перед Божественной силой, способной вдохнуть жизнь в крохотный цветок и беспрестанно дарующей всему сущему (и тебе тоже!) свои Любовь и Милосердие…
      
                Х Х Х Х

     Получив и прочитав письмо Анзы, Эстебан Цепел приходит в необыкновенное волнение. Вот он, выход, которого так жаждала его душа! Пойти на службу к принцу, стать адмиралом, завоевать Лотос, создать флот, прославиться на всю страну!
     Эстебан долго не может успокоиться. Ну, конечно, это выход! Мысль о ловушке или предательстве даже не входит ему в голову. Он верит Анзе, как самому себе. Разумеется, Анза прав. Прав настолько, что Цепел ни минуты не колеблется. Он тотчас вызывает к себе Фрогги, Жареного Каштана и своего главнокомандующего Норда Фэтри и объявит им о своем решении: он идет на службу к его высочеству. Он будет адмиралом; он завоюет Лотос и создаст королевский флот!
- Мы с вами прославимся! – весело говорит он своим приближенным.
     К его удивлению, доволен только Фрогги. Уилл Бэнкс и Норд Фэтри встречают сообщение Цепела разочарованно и холодно. По их мнению, Эстебан просто глуп. Бросить без всякой борьбы трон, пойти на службу к мальчишке, только что вышедшему из пеленок! Да как он может?!.
     Фэтри, дюжий, тяжелый, угрюмый, еще молодой, говорит:
- Капитан! Принц Дидим еще ничего не смыслит в жизни. Он мал, им управляют вельможи. Ты пойдешь на службу к ним, а не к нему, это понятно и младенцу, если вообще всё это не ловушка Анзы, который продался неприятелю. Я бы на твоем месте держался за трон до последнего.
     Эстебан не согласен. Они начинают спорить. Жареный Каштан берет сторону Фэтри. Тогда Цепел, упрямо хмурясь, сухо объявляет, что он со своими отрядами едет в горы, а тем, кто не желает следовать за ним, советует уносить ноги из Кассальды, ибо им не поздоровится, если они будут мешкать.
      Фэтри и Каштан враждебно молчат. В этот же день Передовые Отряды Цепела разделяются на два лагеря. Сорок тысяч человек готовы следовать за Эстебаном, но пятьдесят с лишним тысяч под началом Фэтри исчезают из Кассальды. К вечеру Эстебану доносят: Фэтри провозгласил себя будущим регентом принца. «Вельможи сделали из нашего государя марионетку, - заявил Фэтри своим людям. – Они не дают ему править! И Эстебан Цепел теперь на их стороне. Они подкупили его. Вельможи хотят извести принца Дидима! Наша задача захватить его высочество, казнить недостойных и дать государю возможность свободно править всей страной!»
     Эти лукавые речи не пропадают даром. Теперь у Фэтри больше сторонников, чем было до сих пор. Цепел вздыхает. Напрасно Норд всё это затеял. Он хорош как военачальник, но быть королем ему не по зубам. Он просто зарвался, потерял чувство реальности и здравый смысл. Ничего, он не пройдет в Еловую Лощину. И страны он не завоюет. Армия Фоленго победит его. И он, Эстебан, поможет армии Фоленго. Он умеет исчезать не хуже Фэтри. И ему гораздо легче довиваться расположения людей; в этом Норд ему уступает.
     И Цепел исчезает, оставив столицу под охраной барона Роммера и десяти тысяч человек. Ворота столицы запирают, а Цепел ведет свои Передовые Отряды к Асмальдийским горам.
      Отряды Фэтри, состоящие, в основном, из пиратов, теряют их след. Но они тоже держат свой путь к горам, и ничто не может их остановить.

                Х Х Х Х

     В это время армия принца Дидима обустраивается на своем прежнем месте, в Еловой Лощине.
     Солдаты с радостным изумлением смотрят на свой старый приют, который покинули весной ради более безопасного убежища. Лощина теперь не менее живописна, чем Лесная Долина. Она утопает в пышной июльской зелени, веселая, просторная, цветущая.
     Заводь у водопада теперь окружена густым зеленым кустарником; неподалеку – две реки, Далак и Тай, названные так по имени огромной горы Далак-Тай, хранящей в своих недрах подземный ход асмальдов.
     Дидим и Фронде поселяются в своих прежних четырех комнатах на втором этаже. Аминад и Анза остаются с ними. Димми, Рутгер и Анза по-прежнему спят в одной комнате, а Аминад в комнате рядом, но теперь у Димми появляется собственный кабинет, которого у него не было, пока они жили в Лесной Долине. Это очень удобно. Там можно играть во время дождя.
     Христофор О`Голл устраивается в казарме, где для него делают особую кровать. Еще для него строят огромную двуколку, которую повезут шесть лошадей, и шьют красивую парусиновую палатку, в которой он мог бы отдыхать по ночам, когда начнется поход на столицу.
     Пленные остались в лесной долине под надзором двухсот воинов-асмальдов: до окончания войны.
     Димми очень доволен.  Он и не думал, что Еловая Лощина может быть такой прекрасной. Вместе с Тулипом он обег`ает казармы и землянки, а Фоленго говорит Фронде:
- Его высочество совсем посветлел, Рут! У него выгорели волосы. Его теперь с трудом отличишь от русых сыновей наших офицеров.
- Да, это хорошо, - соглашается Фронде. – Но народ должен увидеть его рыжим, кирпично-рыжим, каким он был, иначе нас, чего доброго, заподозрят в подмене.
- Это уже учтено, - смеется Фронде. – У Гэлси-Тролля есть отличное средство, которое делает светлые волосы огненно-рыжими. Так что перед столицей мы покрасим его высочество, вот и всё. А уж когда он заговорит с народом, никто не усомнится в том, что он сын короля!
     В этот же день Фоленго получает донесение от разведчиков: Эстебан Цепел идет к Асмальдийским горам с тридцатью тысячами человек. Но, как сообщают те же разведчики, появился новый враг: пират Норд Фэтри, объявивший себя будущим регентом его высочества. При нем около шестидесяти тысяч человек, и он также движется к горам, только другой дорогой. Вряд ли он знает, что принц в Еловой Лощине, поэтому, вероятно, нападет не сразу, а расставит на дорогах, ведущих к предгорью, своих разведчиков.
     Фоленго собирает военный совет и зачитывает донесение разведки.
- Однако, сколько претендентов на ангордийский престол! – не удерживается от восклицания генерал Виллис. – Просто бедствие!
- Ничего, - посмеивается Робин Мауд. – Всё равно мы теперь сильнее, чем какой-то пиратский выскочка. Регент! – его голос полон презрения.
- Вот-вот, лучше бы опохмелился сначала! – ворчит кто-то. – Если Эстебан Цепел – единокровный брат короля, то кто такой этот Фэтри? Вообще никто! Даже не дворянин. При нем неплохая армия, но ведь нас-то будет почти вдвое больше вместе с Цепелом!
     Все оживляются. И поздравляют Анзу Мэйка, сумевшего превратить их бывшего врага в друга и союзника.
     Анза с удовольствием принимает благодарность офицеров, но он немного встревожен.
- Господа! – он становится на стул, чтобы офицеры хорошо видели его. – Нас, в самом деле, больше, и мы сильнее, но не следует недооценивать Норда Фэтри. Он умеет подбирать людей и держать их в кулаке. Он  - один из капитанов Цепела, сильный лидер и жестокий человек. Эстебан хитрее, тоньше и дальновидней, но Фэтри тоже не слишком глуп. У него много сильных сторон. И вот, что я скажу: нам придется быть не только очень отважными, но и весьма осторожными на пути к Кассальде…
     Он говорит, а сам вспоминает Норда Фэтри: высокого, мощного, сумрачного, с короткими темными волосами и грубыми, но выразительными чертами лица. Характер у него такой же, как и лицо: грубый, выразительный, решительный, властный. У него черные глаза, перебитый нос, и всё лицо в побелевших шрамах от кинжалов, ножей и сабель. Он умеет убеждать, приказывать, добиваться повиновения, он вынослив и никогда не пьянеет, хотя пьет не меньше остальных. Но у него негибкий характер, и он не так быстро соображает, как Цепел. И уступает ему в уме. В этом он похож на Дормера Швабе. Впрочем, Швабе был гораздо ограниченней; разве что, более опытный солдат.
     Всё это Анза доводит до сведения генералов. И набрасывает для них по памяти карандашный портрет Фэтри. Набросок обходит всех присутствующих.
- И всё же сила на нашей стороне, - замечает Мираб Фоленго. – Я полагаю, с Божьей помощью мы одолеем этого врага.
     Анза не спорит с ним. «У нас хорошая разведка, - размышляет он. – И вообще нас больше. Хорошо, что Цепел будет с нами. Без него мы, возможно, понесли бы б`ольшие потери, чем понесем с ним. А пока что наша задача – достойно встретить будущего адмирала. Он должен убедиться, что он – среди друзей. Только в этом случае он сделает всё, чтобы помочь нам и самому себе».

                15.

      Димми и Мин купаются в заводи.
     Тихий жаркий вечер опускается на горы. Солнце нежно золотит рощи, луга, леса и лужайки. Звездный Поток сверкает в его лучах, более разноцветный, чем множество радуг. Дальние вершины стали золотисто-розвыми.
     Вода в заводи спокойная, теплая. Отделенная от бурлящего потока зеленоватыми от мха валунами, она до самого дна пронизана лучами солнца.
     Когда Дидим открывает под водой глаза, он видит тускло поблескивающий на дне песок, целые сады водорослей, а ближе к берегу – длинные, переплетающиеся стебли лилий. Стайки рыбок грациозно мелькают то здесь, то там, едва не задевая Мина и Димми. Они уже знают: это маленькие сазаны, окуни и налимы. Взрослые рыбы прячутся от детей. Они осторожны – и всё-таки попадаются на крючки опытных рыбаков в великом множестве. Заводь большая, и рыбы здесь много.
     Димми выныривает у самого берега, там, где склонились к воде кусты горных роз, и видит белоснежные звезды лилий с золотистыми сердцевинами. На их плоских круглых листьях отдыхают стрекозы. А на берегу, в траве, сидит важный зеленый кузнечик, очень большой. Он неподвижен, только слегка пошевеливает усиками. И вдруг – скачок, и вот кузнечик уже далеко от Дидима. Он скрылся в траве, его не видно. Димми пригибает к себе ветку, усыпанную мелкими золотистыми розами, и вдыхает их густой, сладкий аромат. Он очень любит розы, лилии и нарциссы, но об этом знает только Рутгер Фронде. И еще Анза, которому известно всё о его ближних.
     Неподалеку на берегу сидят Петер и Йенс. Урид и Лоулесс уже здоровы, но сегодня они отдыхают. Пока они болели, Димми с Мином, Кристли и Эзекил Ранке постоянно навещали их и приносили им лакомства. И Винетта тоже.
     Аминад выныривает рядом с Дидимом. Они уже вдоволь нанырялись в воде и проехались друг на друге, и посидели на мшистых валунах, любуясь бурлящей рекой и водопадом, гул которого похож на множество голосов – и не смолкает ни днем, ни ночью.
- Я замерзаю, Дим, - признаётся Аминад.
- Я тоже, - говорит Димми. – Пошли-ка на берег.
     Они выбираются на берег и растягиваются в траве, рядом с дремлющим Тулипом, среди душистых кустов. Теплый ветерок овевает их, над их головами покачиваются головки цветов, мягко озаренные солнцем, и травинки просвечивают сквозь их разноцветные лепестки. Мальчики лежат на животах, положив головы на сложенные руки, и сонно наблюдают, как карабкается по длинному листку одуванчика божья коровка, красная, с черными пятнышками. Димми лениво подставляет ей палец. Коровка забирается на его палец, миловидная, точно крохотная лакированная игрушка.
     Мин шепчет вечное детское заклинание:
- Божья коровка, улети на небко, нам твои детки кушают котлетки…
- Конфетки, - поправляет его Димми.
- А меня учили «котлетки», - сонно возражает Мин.
- Там твои прожорливые детки кушают котлетки и конфетки, - сочиняет Димми в порыве озорного вдохновения, и оба громко хохочут. Божья коровка улетает.
- Эй, вернись, мы тебя обманули, - негромко окликает ее Аминад.
- Интересно, почему божьи коровки всегда улетают, если их обмануть? – спрашивает Димми задумчиво.
- Не знаю, - Мин переворачивается на спину и прикрывает живо рубашкой, а глаза – рукой. – Они и так улетают, если вытянуть палец.
- Я уже знаю, они доят тлей и пьют их молоко, - Дидим тоже переворачивается на спину и прикрывает живот штанами. – Наверно, оно вкусное.
     Аминад смеется:
- Наверно! Как ванильный крем. Вот бы стать малюсеньким и попробовать.
     Димми тоже смеется:
- О, нет! А, как же потом стать большим?
- Никак, - шутит Аминад. – Будешь управлять Ангордией из стеклянного пузырька…
     Он не договаривает, потому что Дидим тихонько щиплет его за бок.
- Сейчас ты сам будешь в стеклянном пузырьке, - обещает он. – И я подарю тебя Анзе на память!
     Они затевают возню, смеясь и вскрикивая. Тулип, проснувшись, громко лает. Но тут появляется Анза, и мальчики тотчас перестают шалить, а становятся степенными и примерными, но их глаза всё еще полны смеха и озорства.
     Оба садятся на пятки и внимательно смотрят на Анзу. Тулип успокаивается и ложится рядом с Димми.
- Добрый вечер, - Анза усаживается на траву и тоже смотрит на них. – Веселимся? Правильно! Хозяин, - обращается он к Димми, - разведка только что донесла: завтра утром Эстебан Цепел с белым флагом будет здесь.
- Уже завтра? – взгляд Дидима тотчас становится серьезным. – Это хорошо. Мы примем их, как подобает.
     Анза снимает с себя летние коньки и раздевается:
- Хочу окунуться.
- А где Грэмпи? – спрашивает Аминад.
- Нашла себе друга, - усмехается Анза. – Кстати, он отец Тулипа.
- А, это Болдер госпожи Мауд, - Димми улыбается. – Наверно, у Грэмпи будут красивые щенки.
- Тогда я возьму одного! Можно? – спрашивает Мин у Анзы.
- Хоть всех бери, - посмеивается Анза, спускаясь к воде.
     Димми и Мин принимаются одеваться.
- Не наступи на свои очки, - Дидим заботливо подает очки Мину.
- Спасибо, - Мин надевает их. – Ты волнуешься, Дим?
- Так себе, - Димми слегка пожимает плечами. – Не очень. И всё-таки, Эстебан Цепел – мой дядя, сам понимаешь.
- Он – твой единственный родственник? – спрашивает Аминад.
- Не знаю, - признается Димми. – Но это неважно. Мои родственники все, кто меня любит.
- Значит, и я, - тихо говорит Аминад.
- И ты, и Рут, и Зольми, и Анза, и Мари, и Мираб, и Данат, - Дидим улыбается. – И еще много-много людей.
- А кто тебе ближе всех? – коварно спрашивает Мин.
- Не скажу! – Дидим смеется, но тут же становится серьезным и отвечает, глядя в глаза другу:
- Ты сам знаешь, Мин, кто мне ближе всех: Рут, ты и Анза. И еще Винетта и Зольми.
     Аминад пожимает ему руку, и они снова садятся на берегу: ждут, когда Анза выберется из воды.


     На следующее утро армия принца Дидима встречает армию Эстебана Цепела.
     Завидев всадников с белым флагом, герольды принимаются дружно играть приветственный марш.
     Принц Дидим со свитой и главнокомандующим выезжает вперед. Все нарядно одеты. Их бывшие противники тоже одеты, как подобает. Несмотря на приветствие, они приближаются не слишком быстро, ибо Христофор О`Голл, одетый в свои сверкающие доспехи, тоже находится в свите принца.
     При виде Христофора новыми союзниками принца овладевает робость. До сих пор многие из них сомневались в существовании великанов, но теперь все видят одного из них собственными глазами. Однако они видят и Анзу, восседающего на Грэмпи. Это немного успокаивает и приободряет их, особенно Цепела. Он первым подъезжает к его высочеству и, остановив коня, сходит с него. Димми также спешивается. Наступает тишина. Цепел подходит к его высочеству, преклоняет перед ним колено, целует его руку и говорит:
- Прости, государь! Даруй прощение мне и моим людям, и мы вернем тебе трон, и завоюем для тебя Лотос. У Ангордии будет собственный флот!
- Благодарю вас, граф, - голос Дидима царственен, и в то же время тепел и сердечен; так умеет говорить только он. В его речи звучит недетская сила и горячее одушевление.
- Встаньте, Эстебан Цепел! – громко и торжественно произносит он. – Я прощаю вас и ваших людей –и отныне готов видеть в вас своих добрых союзников и сподвижников. Друзья! Опустите белый флаг. Вы теперь наши братья!
- Ура! – гремят приветственные клики. – Да здравствует принц Дидим! Ура Дидиму Великодушному!
     Белый флаг убирают, и новые союзники, позабыв этикет, со слезами на глазах бросаются к рядам королевской армии. Всё смешивается. Воины Димми обнимаются с солдатами и офицерами Цепела. Воздух наполняется радостными, ликующими возгласами.
     Цепел тоже не удерживается от слез. Он пожимает руки Фоленго и Фронде и крепко обнимает Анзу.
- Я никогда тебя не видел, милорд, - обращается бывший корсар к своему племяннику. Его голос слегка дрожит и прерывается. – Я рад, что мы, наконец, встретились!
- Я тоже очень рад этому, - серьезно отвечает Димми.
     Он знакомит Эстебана с Христофором. Кристли с улыбкой пожимает Цепелу руку кончиками пальцев. Цепел вежливо спрашивает его, хорошо ли поживают остальные двести девяносто девять великанов? Кристли удивленно поднимает брови и озадаченно приоткрывает рот, но тут вовремя вмешивается Анза.
- Я солгал вам, граф, - сообщает он Эстебану с самой любезной улыбкой. – Кристли – один на всю Ангордию. Впрочем, может, в Асмальдийских горах и есть подобные ему, но мы с ними не знакомы.
- Ты прожженный мошенник, Анза, - Цепел улыбается. - Но ты совершил великое дело. Я прощаю тебя и благодарю.
     День солнечный. Столы для парадного завтрака накрыты прямо возле «королевского дома». Цепела и его свиту сажают за стол. Эстебан немного смущен, о вкусные, отменно приготовленные яства и отличное вино горных виноградников – знаменитое ангордийское вино – очень скоро приводят его в чувство. Он с удовольствием ест и пьет – и рассказывает всё, что знает, о положении в столице и о Норде Фэтри. Его внимательно слушают. Дидим задает ему вопросы, и Цепел про себя поражается уму и широкому, не по-детски гибкому образу мышления своего царственного племянника. Гордость за Димми наполняет его сердце. Он с удовольствием и очень обстоятельно отвечает на все его вопросы. «Нет, Дидимом не управляют вельможи, - думает он. – Он правит сам. Да, правит сам, как только возможно править малолетнему королю!»
     Солдаты и офицеры тоже празднуют пополнение своей армии и встречу с друзьями. Это их последний праздник в горах. Через три дня они двинутся к Кассальде – и не будут праздновать, пока их возлюбленный принц не взойдет на трон.
     Эстебана Цепела и его свиту устраивают в двух просторных комнатах «королевского дома». Солдаты размещаются, кто где может; иные прямо под открытым небом. Ведь погода стоит жаркая, а дождь для воинов – пустяк, не достойный внимания.
     Целый день Дидим занят не меньше взрослых. Вместе с Фоленго, Фронде и Цепелом он объезжает военный лагерь, обедает, ужинает с вновь прибывшими, и к вечеру так устает от поездок и разговоров, что засыпает одетым, едва добравшись до своей кровати, - и уже не чувствует, как Филидор Сэда раздевает его и укладывает в постель.
     На следующий день Христофор О`Голл по просьбе Фоленго демонстрирует свою силу и ловкость. Он снимает всадников со скачущих прямо на него лошадей, сбивает лошадей с ног (впрочем, осторожно, чтобы ни животные, ни люди не пострадали), защищается от выстрелов щитом, уклоняется от пушечных ядер, срезает своим огромным мечом сразу несколько придорожных кустарников и лихо проезжает в двуколке, запряженной шестеркой лошадей, по лугу, вместе с Эзекилом Ранке, устроившимся рядом с ним.
      После этого на Кристли нападают сразу тридцать человек с палками, заменяющими сегодня сабли и шпаги, и всех их Кристли стряхивает с себя, точно котят, а некоторых подхватывает на руки или подкидывает в воздух, ловит и сажает к себе на плечи. Затем он поднимает на плечи телегу с пятнадцатью солдатами и без особенного труда проносит ее через луг.
      Все поражены.
- Ура Малышу Кристли! – кричат солдаты.
     О`Голл сажает себе на плечи Цепела и Анзу по их просьбе. Анза в тихом восторге. Поездка на плече великана напоминает ему его любимое развлечение – сиденье на корабельной мачте во время шторма. Эстебан потрясен. Он не боится высоты, но всё-таки просит Христофора спустить его вниз.
     Очутившись на земле, он признается генералам и принцу:
- Это поразительно! Христофор О`Голл стоит целого военного отряда.
- Не больше, чем Анза, - смеется Фоленго.
- О, Анза порой стоит целой армии,  очень серьезно Эстебан. Никто не спорит. Достоинства Анзы, Царя Пигмеев, трудно преувеличить, это известно всем и каждому.
     Этим вечером Фронде и Фоленго допоздна задерживаются в комнате Эстебана, обсуждая с ним тактику и стратегию по поводу ведения боя с Нордом Фэтри и его отрядами. А Димми, лежа в постели, говорит лежащему рядом с ним на маленькой складной кровати Анзе:
- Анза, мне нравится граф Эстебан. Он обаятелен и держится с достоинством. И по-настоящему привязан к себе. Но интересно, что`  он думает обо мне?
- Он сказал мне, что не ожидал найти в тебе настоящего короля, - отвечает Анза Мэйк. – Сказал, что ты сразу показался ему родным, и что ты очень славный. «Принц Дидим будет похож на Теофраста, - добавил он. – Теперь я не сомневаюсь: он рожден, чтобы царствовать».
- Это правда, Анза? – Димми взволнован. Он приподнимается на локте, чтобы лучше видеть Анзу при свете маленького ночника. – Только не льсти и не шути: говори мне правду!
- Тебе` я еще ни разу не солгал, государь, - Анза садится в постели. Его светлые глаза, устремленные на Димми, поблескивают, как драгоценные камешки. – Я лгу только взрослым, которые настолько испорчены, что если им не соврешь, то они сами себя погубят. Но ты другой. Тебе я говорю правду. И буду говорить всегда, пока ты не испортишься.
- Я не испорчусь! – уверенно возражает Димми.
- Все дети так думают, - говорит Анза. – Я и сам так думал в детстве. Но… - он разводит руками. – Мы живем в греховном мире – и поневоле подчиняемся его законам.
- Ты не испортился, - снова возражает Димми. – Ты просто стал больше грешить. Но душа-то у тебя чистая, я это вижу.
     Анза розовеет и радуется, что в полутьме этого не видно.
- Бог со мной, - говорит он небрежно. – Ты спрашивал о Цепеле. Так вот: он действительно полюбил тебя как племянника и государя. Это правда, милорд.
- Спасибо, я очень рад, - Дидим улыбается и снова ложится. – Спокойной ночи, Анза.
- Спокойной ночи, милорд, - отвечает Царь Пигмеев. Ему стыдно перед Димми. Ведь тот не видел его пиратом. Не видел, как во время абордажа он, Анза, пускал в невинных смертоносные стрелы, а после делил вместе с остальными добро убитых людей. Он никого не щадил – и в первую очередь женщин и детей. Но он убивал их не из жестокости, а из жалости к ним. Пираты любили мучить детей и женщин. Анза старался не предоставлять им такой возможности.
     Теперь совесть не дает ему покою. Он долго ворочается, не в силах уснуть, потом всё же засыпает неуютным сном, в котором больше печали, чем в любом океане мира. Ему кажется, он не достоин жить на свете, а главное, не достоин любви и доверия Димми, к которому привязался всем сердцем.
     Утром он идет в церковь и исповедуется самому епископу Вальполскому. Епископ вздыхает, благословляет его и говорит:
- Прости, Господи, раба Твоего Анзу, как простил Ты разбойника на кресте, сказавши ему: «Нынче же будешь со Мной в Раю!»
     Он причащает Анзу. Епископ не назначает строгих епитимий разбойникам и пиратам, если видит искреннее раскаянье. А за последние два дня ему исповедалось множество раскаявшихся пиратов – и среди них сам Эстебан Цепел.
     Анза выходит из церкви, успокоенный. Он чувствует: Господь, в самом деле, простил его.
    
                16.

     Последний день в Еловой Лощине.
     Эльгита Фр`идем, служанка герцогини Изольмы Турн, уже помогла Селестине, Эдварду и Кларе уложить вещи своей госпожи и маленькой Мариолы, и теперь гуляет в роще в светлом батистовом платье со шнуровкой на груди. Она ступает легко, с достоинством – настоящая служанка ее светлости. Сама она даже не думает об этом. Аристократичность и уверенность жестов и движений вошли в ее плоть и кровь с раннего детства. Поэтому во всём ее облике – грациозная непринужденность. И юная радость, которая порой внезапно и беспричинно охватывает молодые сердца. Старики почти что лишены подобного счастья. А люди юные и светлые духом дышат радостью, точно воздухом. Они не умеют быть вполне несчастными, даже когда им кажется, что жизнь их пуста и лишена смысла.
     Эльгита не думает так о своей жизни: особенно теперь, когда ее сердце наполнено любовью к Анзе Мэйку. Она настолько захвачена этим чувством, что ощущает себя несказанно богатой. Пусть он совсем не любит ее и даже не думает о ней. Ее утешает, что он не думает и о других девушках. Это не удивительно: ведь он так захвачен службой у государя. У Анзы очень много дел. Он всегда всем нужен: и детям, и взрослым. Но, может, потом, когда кончится война, он заметит чувства ее, Эльгиты? Ведь он так умен, тонок и проницателен. И вообще он необыкновенный. Конечно, он очень маленький, но именно это почему-то и заставляет Эльгиту испытывать особенную нежность к нему и трепетать перед ним. В его росте заключена загадка. И не только в росте: в движениях, в голосе, во взгляде больших зелено-желтых глаз. Когда она видит его и слышит его голос, ее сердце начинает учащенно биться. А когда он вежливо здоровается с ней при встрече, ее щеки невольно заливает румянец волнения. Порой ей кажется, что он – заколдованный принц, как в сказках, которые ей рассказывали в детстве.
      Она тихонько вздыхает.
- Анза Мэйк… - шепчут ее губы, а взгляд серых глаз становится мечтательным и нежным.
     И вдруг она видит его. Он сидит у ручья совершенно один, если не считать лежащую рядом Грэмпи, которая тихонько рычит при появлении девушки.
     Эльгита замирает на месте, смущенная, растерянная. Бежать поздно. Анза уже заметил ее. Он смотрит на нее с улыбкой и говорит:
- Добрый день, Эльгита.
- Добрый день, господин Мэйк, - отвечает она, и самая радостная улыбка против воли появляется на ее лице. Она счастлива видеть его. И, как всегда, очень взволнована их встречей.
- Я не «господин Мэйк», - говорит он ей. – Я просто Анза. Для вас.
- Спасибо, - ее улыбка становится такой же солнечной, как этот день. От его слов у нее точно вырастают крылья за спиной. Он предложил ей называть его по имени! Ей хочется закружиться от радости по поляне, вдыхая густой аромат леса. Но вместо этого она вдруг подходит к нему и произносит совершенно неожиданно для себя:
- Господин Мэйк, я люблю вас.
     Она цепенеет от собственного признания. Ей хочется немедленно убежать, закрыв лицо руками, но она почему-то не двигается с места.
     Анза встает и, глядя на нее снизу вверх, говорит:
- Пожалуйста, сядьте, Эльгита. Здесь сухо, вы не вымочите платья.
     Она садится, почти что с закрытыми глазами. Теперь он с нее ростом. Он берет ее за руки и заглядывает ей в глаза. Она отвечает ему испуганным, беспомощным и всё-таки полным надежды взглядом. Его взгляд весел, дружествен и мягок.
- Как ваше уменьшительное имя? – спрашивает он.
- Эльжи, - отвечает она.
- И вы любите меня? – он улыбается ей.
- Да, - она не может отвести от него глаз.
- И делаете мне предложение? – он смеется, и она поневоле тоже начинает смеяться.
- Смелая вы девушка, - он садится рядом с ней, не отпуская ее рук. – За что же вы меня полюбили? Ведь я карлик!
- Это даже лучше, - отвечает она. – Вы такой необыкновенный, чудесный! Вы умней, тоньше, мужественней других. Вы очень обаятельный. Я, конечно, не достойна быть вашей женой. Но всё равно я люблю вас и… и я так боюсь, что вы мне откажете…
     Ее голос осекается.
- Я не откажу вам, - он серьезно смотрит ей в глаза. – Вам нечего бояться, Эльжи. Я ведь знаю, что вы любите меня. Я заметил это еще в Лесной Долине. Но вот, что я вам скажу: я не влюблен в вас так же сильно, как вы в меня. Я испытываю к вам нежность, а в скором времени – я это знаю точно – вы станете для меня единственной и неповторимой, и я отдам вам всё свое сердце. Но согласны ли вы обручиться с человеком, который еще не в полной мере влюблен в вас?
- Согласна, - ее голос прерывается от волнения. – Если вы уверены, что полюбите меня, то согласна… потому что я не могу без вас жить.
- А если бы я не был уверен? – тихо спрашивает он.
- Всё равно, - ее глаза вспыхивают глубокой любовью к нему и решимостью не потерять его. – Пусть даже вы меня никогда не полюбите, я выйду за вас! Если, конечно, мое чувство не будет вам в тягость…
     Она умолкает. Тогда он снова встает, привлекает ее к себе и целует в губы – очень бережно, но в то же время крепко и уверенно. И говорит:
- Ты победила, Эльжи. Люби меня всегда, и я стану для тебя хорошим мужем. Никто не будет любить тебя сильнее, чем я.
     Она крепко обнимает его и прячет свое раскрасневшееся лицо на его груди. Он снова находит ее губы. Между ними словно пробегает сладкий ток, горячий, трепетный, волнующий, и вот они уже исступленно целуются, и им больше нет дела до того, кто из них какого роста. Под пальцами Эльжи мягкие, густые, тонкие волосы Анзы. Она знает: они похожи на золотистые нити. Его лица она не видит, потому что закрыла глаза. Зато он видит ее лицо, доверчивое, нежное, еще совсем юное; это лицо тянется к нему, как цветок к солнцу.
- Мой Анза, - шепчет она. – Мой Анза Мэйк…
     Он целует ее еще раз и снова садится рядом с ней.
- Довольно, Эльжи, - тихо говорит он. – Иначе мы потеряет голову, а сейчас этого нельзя.
- Да, - послушно соглашается она, открывая глаза и глядя на него сияющим взглядом. Как чудесно он целовал ее – упоенно, страстно, нежно! И как чисты при этом были его поцелуи.
     Он отвечает ей таким же сияющим взглядом и чувствует: она действительно победила его. Теперь его сердце принадлежит ей, и его тело тоже. Никто, кроме нее, отныне не будет иметь на них права – ни одна другая женщина.
     Она тоже видит это и понимает. Он берет ее за руку. Они долго сидят рядом в молчании, а в это время в них светится, играет и переливается любовь. Отныне они одно целое, хотя их соединили лишь поцелуи и признания. Но для них обоих этого достаточно, чтобы почувствовать себя нераздельными – и хмельными от переполняющей их нежности друг к другу. Ручей бежит возле их ног, ласково журча, сверкая в лучах июльского солнца, и они понимают: это первый час их счастья – одного на двоих…

                17.

     Одиннадцатого июля солдаты покидают Еловую Лощину.
     Огромная армия в сто с лишним тысяч человек спускается вниз, к предгорью, к равнинам Ангордии.
     На этот раз Дидим едет не в карете, а верхом. Он гордо восседает на своей красавице Шарлотте и с удовольствием оглядывается по сторонам.
     Ему вспоминается, как вчера они прощались с асмальдийскими старейшинами. Те пожелали им счастливого пути – и скорейшей победы над неприятелем. Был дан прощальный ужин. И вот теперь они возвращаются обратно домой, в Кассальду.
     Впереди движется рысцой легкая и тяжелая кавалерия во главе с Мирабом Фоленго и Эстебаном Цепелом, далее следуют принц и его свита, потом – пехота под началом Рутгера Фронде, а в самом конце – кареты с офицерскими семьями и многочисленный обозы с провиантом.
     В одной из обозных телег – двойное дно. Там богатство его высочества. Охрана этой телеги поручена самым верным, отважным и внимательным людям. Мираб Фоленго очень тщательно отобрал их специально для этой цели.
     Сегодня пасмурно. Асмальдийские горы погрузились в туман; их вершин не видно в белесой пелене. Но воздух очень теплый, все одеты легко, и настроение у всех приподнятое.
     Женщины, нанятые Мирабом Фоленго весной, «в помощь прислуге» останутся в предгорье, откуда были привезены. Только некоторые из них будут сопровождать армию до самой столицы.
      Дидим прощается с горами. Он проезжает мимо полей, лугов, виноградников, и всем им мысленно говорит: «до встречи!» Следующее лето он непременно проведет здесь, если останется в живых.
      По мере того, как они спускаются всё ниже, небо проясняется. Туман редеет, сквозь его прозрачную завесу весело проглядывает июльское солнце. Димми не терпится, чтобы оно поскорей разогнало туман. Он говорит об этом Анзе, который едет рядом с ним на красивой лошади. Грэмпи бежит справа от хозяина, как всегда, деловитая и спокойная. Анза решил, что ему лучше ехать на лошади до самой Кассальды. Это даст свободу Грэмпи, его помощнице, и он сможет использовать ее как защитницу или курьера – мало ли что случится в пути!
     Царь Пигмеев заверяет Димми, что в скором времени небо совершенно очистится. Так и происходит. Когда они достигают лугов предгорья, туман исчезает, и снова вовсю светит солнце.
     На лугу устраивают привал и обедают. Дидим приглашает к своему шатру генералов и Эстебана Цепела. Его шатер – подарок асмальдов. Он сшит из плотной парусины и так велик, что с ним может соперничать только палатка Христофора О`Голла. На случай дождя для шатра принца захвачен рулон тонкой кожи: следует только закрепить кожу на шатре, и внутрь не попадет ни капли.
     Обед проходит оживленно. Все довольны, что, наконец, начался путь к Кассальде, и трон достанется истинному королю. Фриц Блюме-Фрогги уже очень полюбил своих новых приятелей и теперь призывает старых, бывших пиратов, не бояться Норда Фэтри и при случае дать ему достойный отпор. Пираты отвечают ему: еще бы! Они уже не чувствуют себя разбойниками. С тех пор, как Цепел повел их к горам, они стали считать себя солдатами принца Дидима и будущими матросами королевского флота. Сознание собственной значимости заставило их почувствовать себя солидными серьезными людьми, чье прошлое не достойно даже воспоминаний. Им не хочется удерживать в памяти собственные алчность и жестокость, и все они искренне раскаиваются в своих прежних грехах.
     После обеда армия отправляется дальше. Женщины машут платками вслед воинам. Многие из них утирают слезы, но сопровождать армию всё-таки не решаются. На прощание им подарили кошельки с золотыми. Теперь «утешительницы» могут вернуться в свои дома и завести приличное хозяйство. Но у большинства из них нет собственного  жилья, вернее, оно одно: дом терпимости в одном из ближайших городков. Туда они и направляются. Остальные горянки решают вернуться в свои селения и заняться более благочестивым делом, чем то, которое удерживало их в армии его высочества.
     А армия движется всё дальше. На ночлег останавливаются близ городка Тила, в роще.
     Димми ложится спать на подвесную койку. Он впервые ночует на свежем воздухе, в походном шатре, - и долго не может уснуть. Шелест листьев, крики ночных птиц во тьме, негромкие голоса часовых держат его в настороженном внимании. Огонек походного ночника трепещет. Тулип, спящий у входа снаружи, тихонько поскуливает во сне. А в маленьком застекленном окошке, вставленном в парусину, ночь. Всё это таинственно, загадочно, непривычно – и волнует Димми. Анза, Рутгер и Мин давно уже спят, но Дидиму не до сна. Он уверен, что нипочем не уснет этой ночью. И только такая уверенность приходит к нему, он засыпает самым мирным и крепким сном, здоровым и безмятежным.


      Спустя еще два дня вы на равнине.
      Армия идет через леса, поля, рощи – движется огромной лентой, ни от кого не прячась. Знаменосцы несут флаги короля Теофраста.
     Ты весел, как никогда, и гордишься своей армией, и радуешься, что вы все возвращаетесь домой. Ты уже привык ночевать в своем шатре и в ясные ночи, и в дождь.
     После обеда, когда армия отдыхает, вы с Мином и Неттой бегаете по лугу или по роще, как самые обыкновенные дети. Мари, сыновья и дочери офицеров ведут себя так же безропотно.
     Но вот на третий день вашего похода к Кассальде разведка докладывает: армия Норда Фэтри движется вам навстречу. Теперь их больше, чем было: около семидесяти тысяч человек.
     Фоленго принимает решение принять бой. Ты объезжаешь свих воинов с воодушевляющей речью и с удовольствием слушаешь клики: «Ура принцу Дидиму!»
     Никто не трусит, в глазах у генералов и солдат отвага. Тебе тоже нисколько не страшно, однако ты волнуешься, ты не можешь не волноваться. И очень рад, что местом для боя будет широкий луг, где твои люди смогут развернуться.
     Ты с любопытством смотришь на работу пушкарей, заряжающих пушки и мортиры ядрами. Твои воины занимают определенные места в рощах, так, как этого пожалел Мираб Фоленго: это засадные отряды. Кристли О`Голл тоже участвует в засаде. Он выйдет вслед за одним из отрядов, наряженный римским легионером, и его вид , безусловно, поразит неприятеля.
     Рутгер Фронде объезжает своих людей, Цепел и Анза дают наставления воинам Цепела, которого больше никто не называет Черным Волком. К Эстебану теперь обращаются «господин майор».
     Тебе очень хочется посмотреть на битву с высоты, и ты даже выбираешь для этой цели высокую сосну с весьма удобно расположенными ветвями. Но тут Гальсор Мангано берет тебя за руку и говорит:
- Пойдем, принц Дидим! Посидим с остальными, кто не может сражаться, на фуражной телеге.
- Но, Гэлси, я хочу посмотреть битву! – ты сурово сдвигаешь брови.
- Государь, у тебя еще будет такая возможность, - отвечает Гэлси. – Торопиться тебе некуда, и рисковать жизнью незачем.
     Ты не споришь с ним, но твердо решаешь потихоньку удрать от него, как только представится такая возможность. Высоких деревьев кругом много. А телохранители тебе не помеха, они не имеют права останавливать тебя; их дело следовать за тобой и тебя защищать.
     И вот луговая даль чернеет от множества людей, едущих навстречу твоей армии. Они так же, как и вы, везут флаг короля Теофраста, твоего покойного отца.
     А дальше… ты не видишь, что происходит дальше, но вся округа внезапно наполняется грохотом, шумом, криками, пальбой. Ты в нетерпении вскакиваешь с обозной телеги. Твоему мысленному взору представляется яростная сшибка двух могучих армий, конницы и пехоты. Все вокруг тебя также взволнованы, никто на тебя не смотрит, даже телохранители. Взгляды Урида и Лоулесса, как и взоры всех прочих, обращены на луг, где идет сражение. Тогда ты решаешься. Сопровождаемый одним лишь Тулипом, ты ныряешь под телегу, проползаешь под ней в ближайшие кусты и, шепотом приказав Тулипу сидеть внизу и молчать, быстро влезаешь на высокий дуб.
      Какая картина! Весь луг заполнен сражающимися людьми. Сверху они похожи на ярко раскрашенных оловянных солдатиков. Из пушек с грохотом вылетают облачка, похожие на клочья ваты. Пока что тебе не понятно, кто побеждает, ты в волнении грызешь указательный палец и отчаянно жалеешь, что не прихватил с собой подзорную трубу.
- Господи, помоги моим людям! – шепчешь ты. – Помоги, Боженька!
     Внизу, на поле брани, солдаты сражаются вовсю, и их битва уже не кажется им детской игрой. Льется кровь, с обеих сторон уже довольно убитых и раненых. Ядра свистят над головами воинов, все кричат; ничего не возможно разобрать в общем гвалте.
     Люди Фэтри постепенно начинают теснить королевских воинов. Но тут звучит рог, и из рощ вылетают засадные отряды. Вместе с ним появляется и Христофор О`Голл.
     Его явление (иначе не назовешь) изумляет и ошеломляет неприятеля, на что и рассчитывал Фоленго. В неприятельском лагере начинается тихая паника. Засадные отряды немедленно пользуются замешательством противника, а за ними по телам убитых и раненых летит королевская кавалерия и пехота.
      Ты не видишь, что на голове Кристли сидит Анза. Его никто не видит, потому что он устроился под шлемом О`Голла и смотрит в небольшое оконце, специально сделанное в шлеме. Он держится за волосы великана, как за вожжи, и смеется: от восторга. Анза любит острые ощущения. Вместе с тем он добросовестно руководит Кристли, указывая ему, что` делать.
     Христофор ловко отбивает щитом пушечные ядра, так, что они рикошетом летят назад: если выстрел сделан вблизи, и ядро еще не успело набрать смертоносную скорость. Он «дальнобойных» ядер он уклоняется. Его щит весь во вмятинах, но он сделан на совесть – и отлично защищает своего владельца.
     О`Голл вытаскивает меч в ножнах и бьет им направо и налево по неприятелю, по кавалерии и пехоте Фэтри. Ему не хочется убивать людей, хотя Анза и советует ему обнажить меч. Но у великана доброе сердце. Он решает вытащить меч из ножен только в том случае, если его ранят, или враг начнет побеждать. А пока что он просто сшибает всадников с седел, и они летят на землю один за другим. Он опрокидывает пушки; пехотинцы бегут от него в ужасе. В скором времени этот ужас овладевает решительно всеми солдатами Норда Фэтри. Они обращаются в бегство, а королевская армия с ликующими криками гонит их всё дальше к реке Инс.
     Ты на своем дереве звонко и радостно кричишь: «Ура!!!»
     И тут же спускаешься вниз, очень довольный. Внизу, вместе с Тулипом, тебя уже ожидают смущенные твоим побегом телохранители. Ты пожимаешь им руки и горячо поздравляешь с победой. Они улыбаются и тоже поздравляют тебя. Все вместе вы возвращаетесь к фуражной телеге.
     В скором времени ты узнаёшь: враг потерял двенадцать тысяч человек. Из них три тысячи убитых, остальные серьезно ранены. С вашей стороны убита тысяча с лишним человек, и ранено около двух тысяч.
     Рядом с полем битвы находится монастырь. Фоленго едет туда и призывает монахов помочь всем тяжелораненым и похоронить убитых. Он делает солидный взнос в пользу монастыря, и монахи очень охотно принимаются за дело.
     Тех, кто ранен более менее легко, вы решаете взять с собой.
     После битвы вы отдыхаете весь оставшийся день и весь следующий.
     Ты не едешь на поле брани. Фронде и Анза твердо заявили, что тебе совершенно незачем смотреть на убитых, даже неприятельских. Ты в этом не сомневаешься. Куда веселей (и правильней!) играть с Мином и Неттой, и слушать увлекательные рассказы воинов о сражении.
     Христофор О`Голл взял несколько пленных. Они утверждают, что Норд Фэтри очень упрям, и будет нападать на вас, пока сможет это делать. Однако, говорят они, сегодня он наверняка не досчитается половины своей армии.
     Разведчики присылают депешу, из которой становится известно, что именно так всё и есть. Множество воинов сбежало от Фэтри за две ночи, и теперь его армия насчитывает без малого сорок тысяч человек.
     Все очень довольны этим.
     После отпевания убитых и молебна вы снова трогаетесь в путь. Фэтри нападает на вас еще два раза, и всякий раз несет огромные потери. После каждой неудачной атаки часть воинов покидает его.
     А вы проезжаете через деревни и города, где вас славят на все лады. «Ура непобедимой армии Дидима Великодушного, сына Теофраста Сильного!» – слышишь ты крики народа – и исполняешься гордости и благодарности по отношению к провидению за то, что ты – сын своего отца, и Бог на стороне твоей армии.
     Теперь ты по-прежнему огненно-рыжий, благодаря особой краске Гэлси-Тролля, и ни единая душа в мире не сомневается в том, что ты – принц Дидим.


                18.

     Через две недели после того, как Димми и его армия покинули Еловую Лощину, победоносные войска юного государя Ангордии входят в Кассальду.
     Народ приветствует их так радостно, с такими умиленными слезами, что Дидим проникается глубокой любовью к тем, кем отныне будет править.
     Он представляет к наградам множество воинов в помощью Рутегра Фронде и Мираба Фоленго. Среди награжденных, кроме самих Фоленго и Фронде, Анза Мэйк, Христофор О`Голл, Эзекил Ранке, Филидор Сэда, Данат Орк, Эстебан Цепел – и еще много, много людей.
     Особым указом Димми отменяет все виды смертной казни, кроме расстрела, а на том месте дворцовой площади, где осенью пролилась кровь его отца и брата, велит посадить цветы: огромную клумбу с цветочными кустами, расположенными в виде имен «Теофраст» и «Лоранд». Эти имена хорошо видны из дворцовых окон.
     В конце июля Дидима коронуют. Отныне он король Ангордии Дидим Первый.
     Он выполняет все свои обещания. Мари получает звание королевской воспитанницы и отдельные покои во дворце. Рутгер Фронде, который теперь герцог, женится на Изольме Турн, и они поселяются вместе со своей дочерью.
     Слуги Фонде, Филиппа и Джонас Трэверсы, отныне тоже живут во дворце. Джонас помогает Данату Орку строить беседки для его величества.
     В королевском парке возводят красивый дом, где поселяется вместе с молодой женой Иналией королевский портной Христофор О`Голл. Его родители живы – и приезжают к сыну, обрадованные тем, что он нашелся и написал им письмо. Он встречает их с самыми радостными слезами, и они остаются жить в его доме. Эзекил Ранке ходит к ним в гости.
     Данат Орк женится на Селестине Лонг, а Анза Мэйк – на кроткой Эльгите Фридем. Но Анза верен своему королю и своей любви к нему. Он ночует в своих комнатах только по субботам и воскресеньям. В эти ночи с Димми остаются Аминад и Филидор Сэда, у которого уже взрослые сыновья. Сэда вдов и не хочет женится второй раз.
      До самого Рождества солдаты короля истребляют банды Норда Фэтри, а под конец ловят его самого. Фэтри приговаривают к пожизненному заключению.
     В это время дружба Димми с Эстебаном Цепелом крепнет; эти двое очень привязываются друг к другу.
     Графиня Доротея Цепел, мать Эстебана, узнав, что ее сын отныне герой и один из любимцев короля, славит Бога, дарует Эстебану свое прощение и приезжает в Кассальду.
     Анза Мэйк перестает быть шутом. Как и Фоленго, он становится королевским советником и больше не ездит на Грэмпи. Щенков Грэмпи охотно разбирают придворные. «Щенок собаки Анзы Мэйка» – эти слова звучат, как название особенно ценой собачьей породы. Лаская Грэмпи, Анза в шутку величает ее «собачьей герцогиней». Тулип – тоже «собачий герцог». Он всеобщий любимец, его балуют, и щенков от него также разбирают очень быстро.
     Гэлси-Тролль отныне не помощник палача. Теперь он – один из монахов в монастыре Святого Павла. Он явился туда с богатыми дарами, как и обещал принц Дидим. Теперь Гальсора зовут Гермоген.
     Винетта не живет во дворце, но часто приезжает туда, чтобы повидаться с Дидимом и поиграть с ним.
     Весной Эстебан Цепел завоевывает для своего короля и племянника полуостров Лотос. Альдония поражена, но король, Анза, Фронде и Фоленго успокаивают верховного князя соседней державы и щедро одаривают его. Князь доволен, и дело улаживается.
     Отныне у Ангордии есть собственная гавань. Там стоятся корабли, растет новый флот, и Эстебан Цепел – главный адмирал этого флота, один из самых уважаемых граждан Ангордии.
     А летом у Фронде, Даната и Анзы рождаются сыновья. Король Дидим – крестный отец всех троих, а Винетта – их крестная мать. Все трое детей крупны, красивы, и ни один из них не будет карликом: Эзекил Ранке заявил это очень твердо.
     Димми, двенадцатилетний король Ангордии, смотрит на своих крестных сыновей и ласково улыбается им. Но потом его взгляд затуманивается. Ведь скоро июль, а это значит: он поедет в Асмальдийские горы. Его добрые подданные асмальды написали ему, что замок Мэггонфилд в Лесной Долине отстроен ими заново, и они счастливы пригласить на лето Дидима Великодушного, своего возлюбленного государя.
     Улыбка трогает губы Димми. Конечно же, он поедет туда, и совсем скоро!
      «Я вырос и изменился, - думает он. – Я стал другим с тех пор, как казнили моего отца и брата. Я повзрослел. Но что бы ни происходило со мной, и сколько бы лет мне ни было, я всегда буду любить Асмальдийские горы – и навещать их всякий раз, как только смогу…»


                КОНЕЦ

Начало: 28.09. 2010.
Конец: 31. 10. 2010.