Часть первая. Дитя пожарищ

  Под ногами была зола. Мокрая и серая. А над головой – небо, тоже серебристо-серое, с легкой дымкой невесомых облаков. Я не выдержала всей этой серости, пусть даже она была с оттенком серебра, и перевела взгляд. Зря я это сделала. Он стоял рядом. Кто он, я не знала. Не знала, и что он делал здесь, среди этого мокрого пепла. Но как кстати его серебристые глаза, его серый плащ и грустная улыбка были тут, в этом сером мире, как к месту. Будто именно тут, где лишь зола да пепел, они и должны были быть.
Я ничего не помнила.  Не помнила, как здесь оказалась. Не помнила и своего имени. В сознании  лишь огонь. Вечные языки багрового пламени под крики неистовой боли.
  - Я не помню, - беспомощно простонала я, пряча от незнакомца слезы. Почему так надо, мне было неведомо. А он приблизился вплотную и с интересом посмотрел прямо в глаза. Было безумно приятно ловить его лучистый взгляд. Становилось тепло и легко. Но предательские слезы скапливались в уголках глаз, повисали на ресницах, и к горлу подступал неясный комок.
  - Оарлайт, - я вздрогнула, хоть голос его был тих и нежен. Дыхание застыло, и вопрос  так и не прозвучал, не смог. Потому что я зарыдала.
  - Тише, тише. Оа, - серебристая тень прильнула ко мне, заключила в объятья. Нежная ткань приняла все то, имени чему я не знала, и что рвалось наружу осколками прошлой жизни. – Успокойся, Дитя Пожарищ. Я не дам тебя в обиду.
  «Я не дам тебя в обиду»- эти слова я запомнила на всю оставшуюся жизнь. Пусть я не знала, что будет дальше, но простое обещание значило так много в моей прежней жизни, что не могло не отразиться и теперь. Обещал другой, но слова были те же. Я поверила, как и раньше. Тихо сбежала по щеке последняя слеза. Последняя сейчас, но не на всю жизнь.

                ***
   
  Я ушла за серой тенью. Он вел меня через пустые незнакомые места, которые никак не отзывались в памяти. Они и не сохранялись там, а просто исчезали, размывались, смазывались, наверное, потому что не имели значения.  Я не говорила больше, странник тоже, но он пел мне о великих  делах, которые свершались не со мной и не с ним, не тут и не сегодня. Я навсегда сохранила в сердце его голос, который стала считать личной собственностью. Ведь больше он ни с кем не разговаривал и никому не пел. Так было долго, и это было самое прекрасно долго на моей пострадавшей памяти. Когда ноги начинали ныть, он, не переставая петь, брал меня на руки. Сама не заметив, я стала подпевать ему. Слова приходили внезапным порывом ветра, морской волной, криком незнакомой птицы. Сначала было только одно любимое слово - Оа. Так звал меня он, когда пел о пламени. Как песня связана со мной, я не понимала, но слушала, затаив дыхание.
Потом мы пришли.
  - Это твой дом? - тихо спросила я. Слова подбирались сами, без моего ведома, каким - то тонким наитием.
  - Нет, Оа, -  он рассмеялся тихо, и смех его звенел, как колокольчики, или же журчал ручьем, а может, это птица пела вдали? Я не знала. Все это смешалось в нескольких простых звуках.
  - Почему Оа? - я, наконец, придумала вопрос.
   - Ты  -  Оа, - он снова смеялся. Он всегда смеялся, только как - то грустно.
  - А кто ты? Серая Тень? - так его всегда про себя называла я раньше.
  - Ты можешь звать меня Аланар, - все еще смеясь, ответил он и снова взял меня за руку.
  Я не спорила, не протестовала. А просто слушалась каждого слова, каждого движения, каждой улыбки серого Аланара. Так было проще. Скоро в моей жизни появились день и ночь. Они не очень - то различались раньше. Но однажды Аланар сказал, что когда темно, надо спать. И я, несмотря на то, что сам он не смыкал глаз, покорно спала. Потом пришла работа. То, что Аланар называл огородом, стало моим детищем. Нелюбимым, но родным. Родным и Аланару, и мне. Мы вместе копались в темно - бурой земле, такой мягкой, такой непохожей на ту золу, которая была когда - то давно, вначале. Аланар сказал, что огород дает пищу. Раньше пищу давала только его темная сумка, тогда, когда надо было отдыхать. Теперь она лежала на скамье, и ее никто не трогал. И Аланар больше не пел, а говорил. Говорил много и о многом. Я слушала и запоминала. Многое было сказано и усвоено. Память создавалась и складывалась из маленьких кусочков.
  - Это - ветер, - он был прекрасным и невыносимо свободным. Он звал, заранее зная, что за ним не пойдут. От него пахло вечностью и непостоянством. Ничего нет прекрасней ветра. Так решила я сперва.
  - Это -  вода, - она была гибкой и легкой, вездесущей, всеобъятной, нежной, пока не станет кинжальным льдом, стремящейся к вечности, сливающейся с чем - либо текучим, и несла прекрасную прохладу. Переливы в ее гранях завораживали. Нет ничего прекрасней…
  - Это - цветы, - какие они нежные и легкие! Яркие и цветные. Ничего прекрасней я не замечала, хотя и видела цветы по пути к дому, который домом не считался. Внимание мое поглощал тогда серый Друг, что вел меня. Именно Друг, теперь я знала, кто он в моем сердце. Друг Аланар…
  - Ты - Друг!
  - Я польщен, - он вдруг обнял меня крепко-крепко, и, смеясь, прошептал. - Я так рад, что ты поняла…
  Я не понимала, о чем он. Но это не было так важно, как то, что мне показал мой Друг потом.
  - Это 0  огонь, - Огонь.…Не скажи Аланар, я бы назвала это по - другому, если бы смогла подобрать сочетания звуков.
  - Осторожней. Он опасен! - предупредил Аланар, но я впервые его не послушалась, протянув ладони к веселым язычкам. Как чудесно, как завораживающе, как родно мне это свечение, эти блики, этот всполох. Пламя легко и мягко обняло мои ладони, как когда - то обнимал меня Аланар. Я бросилась в эти объятья. Я пылала, я кружилась. Пришел ветер. Он поднял мои алые крылья, расправил яркие золотистые перья. Он тоже мой Друг. А огонь.… У меня опять не хватило слов сказать, кем стал для меня этот чудесный зверь. Вот - вот ноги оторвутся от земли, и я обгоню ветер. Совершу великое, несовершимое. Еще чуть - чуть…
  - Не уходи! - то ли напев, то ли просьба, то ли еще что-то, о чем я пока не знала. Аланар.
  - Почему? Я знаю, знаю, что смогу! Ты не веришь мне? - ветер принес легкую обиду. Я верила ему всегда. А он? Я тоже хотела, чтобы мне верили.
  - Верю…,- да, он верит. Но почему в голосе столько мольбы, которой невозможно не внять?
  - Почему я не могу улететь? - зов ветра все настойчивей в ушах. Сопротивляться невозможно. Или туда, или назад. Но как назад? К чему? К неизвестности? А огню я верила, верила больше, чем Аланару. Только мимолетная мольба в песне Друга крепко держала меня тут, у земли.
  - Ты всегда слушалась меня раньше. Послушайся и теперь. В последний раз. Пожалуйста,- он пропел это, и я не выдержала. Мелодия, уже знакомая, но все  же, новая влекла к себе. Прости огонь, в следующий раз.
  - Я вернусь…
  Но огонь не отпускал. Из друга он превратился во врага. Крылья стали оковами. Почему? Я заплакала от обиды. Соленая слеза упала на звено раскаленной цепи, что держало крепко, хоть и не причиняя боли.  Пламя зло зашипело. А слезы все капали и капали. Нет, это не было плачем. Просто что-то другое, не ведомое пока. Потом я кричала от боли и ненависти. Не моей, огня, к своему вечному противнику, который нежно обнял меня, разорвав цепи, сломав крылья, укрыв в спокойствии. Но как было больно….
               
                ***

  - Алан, что это было? - сознание вернулось. Я лежала на земле. По всему телу била дрожь. Подо мной было мокро, а на запястьях какие-то бурые капли.  –  Что это, Алан?
Он вздрогнул. Конечно же, он был рядом со мной весь этот миг, или всю ту вечность, что меня не было с ним.  Его руки дрожали, и на них тоже  пятна и еще что-то.  Я дотронулась. Он снова вздрогнул всем телом. Но не издал ни звука. Только лицо…
  - Я сделала тебе больно? -  слезы почему - то снова брызнули из глаз. Но я не плакала. Это душа.
  - Нет, не ты. Огонь.
  - Я не верю. Он не мог. Он такой добрый…был,  - я совсем растерялась. Как же так, что могло изменить пламя, сделав его предателем?
  - Стихия не может быть ни другом, ни врагом. Только стихией, - покачал головой Аланар.
  - Что с твоими руками?
  - Это называется ожогами. Так ласкал огонь мои руки, когда я вызволял тебя из его плена. Я и вода, - он вымученно улыбнулся.
  - У меня таких нет, - я уставилась на багровые пятна на руках. - Только это….
  - Это кровь. Моя. Хоть бы ты видела ее реже, чем я.
  - Почему?
  - Узнаешь.
   Больше я не спрашивала. Решила подождать. Аланар был Другом, а большего мне не нужно было. Пока. Потом появились книги. До этого Аланар оставил меня наедине с одиночеством. Я не плакала, не было слез.  Только вой, злость и обида на себя. На Аланара я не обижалась. Когда он вернулся, светило солнце. Как прекрасен он был, и то, что он, улыбаясь, держал в руках. Шорох страниц и расплывающиеся перед глазами буквы. Он читал вслух. И себе, и мне. А я смотрела и запоминала, мечтая сама подержать книгу.
  - А теперь почитай мне ты, -  как я была счастлива, разбирая каждое предложение, по слогам, вдумываясь в смысл, задавая вопросы по каждой главе. А Аланар отвечал и рассказывал чуть больше, чем могли поведать страницы. Он смеялся, грустно улыбался, чуть хмурился и пел. Я подражала ему во всем, что было доступно разуму. Как-то я решила узнать, чем мы непохожи. Аланар спел, и это желание исчезло. Мы совершенно разные, но мы будем вместе.
  Огонь мы больше не зажигали, пока с неба не посыпалась замерзшая вода.  Аланар сказал, что это снег.  Было невероятно красиво, но потом пришел холод. Я стояла, не обращая на него внимания, и любовалась снежинками на солнце. Аланар был где - то в доме. Когда отгорел алым всполохом закат, я решила отправиться и посмотреть, что делает мой Друг. Но не смогла шевельнуться. Все тело пронзила боль. Что это такое? Я закричала, но крик застрял в горле. Глаза начали закрываться. Сон, или что - то похожее. Нежные руки вырвали меня из этого плена. 
  Тело обрело подвижность на лавке. Аланар рядом.
  - Что это было?
  - Ты замерзла.
  - Это больно.
  - Да, эта боль называется холодом.
  - Холод…. А тут тепло. Почему?
  - Нам помог огонь.
  Я вскрикнула. С того раза я больше не встречалась с пламенем. Аланар запретил. А тут он принес его сам.
  - Где он?
  В доме была печка. На ней спала я, подстелив под себя плащ Аланара. Сам он спал на лавке. Теперь в жерле печи пламя пожирало поленья. Жадно, скупо, пугающе. Я отпрянула.
  - Почему?
  - Стихия может помочь, а может навредить. Этот огонь поможет нам не замерзнуть и приготовить вкусную пищу, - он надежно взял меня за руку. Я не понимала этого. Просто приняла, как и многие странности этого мира.
  - Он не навредит мне?
  - Нет. Если ты не будешь к нему прикасаться.
  - Я не буду. 
  Я и не прикасалась. Даже спать над печкой отказалась. Аланар только пожал плечами и подвинулся на своей лавке. Под одним одеялом, бок о бок спать с ним было изумительно. Его тело пахло чем-то горьким, усыпляющим. Порой я с нежностью зарывалась носом в его душистые черные локоны. А когда было совсем холодно, мой Друг обнимал меня, прижимал к себе, делился теплом. Все беды убирались прочь, и мне никогда не снились кошмары в такие ночи.
  Постепенно я начала привыкать к печке, но спала все равно рядом с другом, не потому что боялась огня, но только из - за того, что там мне было лучше. И ему. 
Как - то он принес в дом прялку и показал, как прясть. Потом я научилась шить и вязать. Какие это были вечера…. Сидя у печки вязать и слушать, как он нараспев читает. Его голос и мягкая шерсть в руках…Пляска огня, такого безопасного, такого уютно - спокойного. Я влюблена в те вечера. Память охотно запечатлела их на всю жизнь.
  Однажды он снова ушел. Ушел надолго и не возвращался. Я связала ему мягкую жилетку и пару носков, чтобы он не мерз, села у пламени и принялась представлять улыбку на его лице, когда он увидит мои подарки. Огонь мне в этом помогал, отражая свет его глаз. Но у него плохо получалось. Ни одна стихия из мне знакомых не сравнится со взглядом моего Друга. Но пламя очень старалось. Оно то вздымалось ввысь, то игриво лизало поленья, то тянуло свои жаркие руки ко мне.  Я улыбнулась робко и неуверенно. Опустилась перед печкой на колени. Но тут вспомнились руки Аланара в ожогах, и боль, что он испытал. Я никогда не могла обжечься, и не знала, как это больно. Но у меня было хорошее воображение. Так прошел вечер, другой. У меня закончились нитки, закончилась и пряжа. Остались книги. На коленях у огня, все время отрываясь от чтения, устремляя взгляд на дверь. Но там тихо. Лишь метель сварливо ворчит за окном. Пламя снова робко выглянуло из своего убежища, потянулось ко мне, услужливо роняя блики   света на старые страницы. Я благодарно погладила лиловый язычок. И ничего. Никакого зова, только тихая покорность. Этот огонь не был врагом, но мог стать другом.  Маленький язычок нежно обвил мои пальцы, тяня свои ручки к строкам. Он тоже хотел знать. Я начала читать ему вслух и все пламя радостно затрепетало.
  Долго мы так сидели. Я и огонь. Голос уже охрип. Я не умела так, как Друг, и очень расстроилась. Язычок утешительно погладил меня по руке и протянул свои золотые ладошки к кожаному переплету. «Я тоже хочу, я тоже могу почитать тебе. У меня красивый голос. Только я и могу читать тебе. Только тебе я и могу читать. Дай мне книгу, прошу, и я почитаю, а ты отдохнешь»
  - Хорошо, хорошо, - я со смехом сунула книгу прямо в печку и приготовилась слушать. Раздался треск. Огонь плясал по страницам, уничтожая строчку за строчкой. Я приросла к полу, заворожено наблюдая за его танцем. 
Тихий скрип, и метель подзадорила огонь, дружески прошелестев горящими страницами.
  - Оа…
  Я застыла, резко повернув голову к нему. Мир остолбенел вместе с ним. Притих огонь, принявшийся за следующую страницу. Предательство огня невыносимо полоснуло по сердцу. Я предала Друга. Отдала его книгу предателю. Но я…
  - Не хотела… Тебя не было так долго, а огонь, он был таким теплым, таким манящим. Я читала ему как тебе, а он, он слушал. Потом голос сел. Я не умею как ты, долго. И он предложил почитать сам, а я дала…, - слова вылетали на одном вдохе, быстро, отрывисто, падали, словно камни. И каждое мое слово, казалось, вонзалось в него, как кинжал. Память вдруг выбросила лавину новых слов и сравнений, а Аланар был уже у огня. Он снова сунул туда руки и, морщась,  достал книгу. Схватил первое, что попалось под руку, начал сбивать пламя. Я сидела и рассказывала ему, оправдывая и себя, и огонь. Наконец огонь исчез, оставив почерневшие страницы. Аланар упал в кресло с книгой в одной руке и тем, чем сбивал пламя в другой. Я подползла к нему на коленях. В ужасе прижала к лицу его руки, покрывшиеся ожогами и еще чем-то.
  - Это волдыри, - устало прошептал он, отвечая на незаданный вопрос.
  - Прости…, - я поцеловала его пальцы, трясясь всем телом. Вдруг он выдернет руку, встанет и уйдет, оставив мне лишь предательский огонь. Нет, он так не сделает, никогда. Я крепче сжала его руку.
  - Почему на этот раз нет крови? - тишина уже пугала, и мой голос прозвучал хрипло, некрасиво.
  - Тогда пламя было сильнее. Ты - более ценная добыча, чем книга, - снова тихо, устало. Голос потерял прошлую звучность.
  - Ценная только для пламени? - неловко спрятав глаза под ресницами. 
  - Нет, Оа, ты ценна и для меня, - признание, которого я не заслужила. Сразу стало понятно так много, что голова пошла кругом. Мир пошатнулся.
  - Почему пламя обманывает? Почему книга горит? Почему ты уходишь и приходишь? Почему иголкой можно уколоться? Почему падает снег?  Почему мне холодно спать одной? Почему птицы поют, когда им захочется? Почему листья падают с деревьев? Почему? Почему? Почему?
  - Спи, Оа, спи спокойно, - его руки рядом. Телу становится тепло. Голос где - то на краю сознания.
  - Почему?
  - Потому что ты живешь.