Азиатская горячка

Японские девочки очень молчаливые и застенчивые по началу. Но  это только поначалу...
Сотни, тысячи, миллионы японок кружат вокруг меня,  улыбаются, переглядываясь между собой, нагло хихикают, залезая своими пошлыми взглядами, как бы изображающими невинность и удивление, прямо под корку, потом одна из них что-то громко говорит вслух, так нервно и отрывисто; они затихают. Спустя какое – то мгновение все продолжается вновь и вновь, и так до бесконечности, уходя в глухой вакуум. Триллионы дергающихся фигур сливаются в одну, которая постепенно становится все более размытой, смазанной, как пейзажи из окна машины, движущейся с большой скоростью, и исчезает совсем. И вот я вижу ее одну, ее детское лицо; шоколадные волосы скользят на ветру как елочная мишура, и сквозь этот шорох и блеск опять ничего невозможно разобрать…
День смотрел в окно по обыкновению спокойно и приветливо, теплые лучи подглядывали в зигзагообразные  щелочки сломанных жалюзи. Я приоткрыл левый глаз. Пятнадцать минут второго. Вот это сны… Неужели  возможно так развлекаться, даже не вылезая из этой конуры. Надо бы записать, пока не забылось, однако вряд ли это возможно забыть.
Минутой позднее:
«…она растирала  мои стопы сначала медленно и легонько, потом все сильнее и энергичнее, переходя с ласки в какое-то дикое отчаянное движение, напоминающее средневековую пытку. Я старался терпеть, но это продолжалось слишком долго, так долго, что я чуть было не подавился воздухом (и блевануть) в этой азиатской горячке и, сорвавшись, стал орать на нее, пытаясь объяснить, что мне так больно. Последовавший на мой вопль ответ довел меня до обморока:  она смущенно улыбнулась, что-то пробубнила, и затем старательно согнула спину, чтобы продолжить. Эта девочка совсем не понимала по – русски, ни слова. Маленькая такая. Должно быть, ей лет 14 или 16,  хотя, кто знает, они до старости прикидываются невинными. Такое крохотное тельце, почти прозрачное, голое, беззащитное. На ней были прозрачные красно-розовые чулки, кажется, только чулки, и больше ничего.
Я лежал на спине, спрятав руки за голову, она сидела рядом и шевелила ступней правой ноги, ее левую ногу я почему-то не видел. Композиция из наших обнаженных фигур располагалась на бордовом матраце в углу  неизвестной просторной темной комнаты. Пространство было затянуто густым белым туманом, внутри которого как черви кишили какие-то люди, но весь правый угол залы, где мы лежали, был пуст и принадлежал только нам. Соседи сплошь и рядом были голые, они говорили друг с другом на непонятных языках, курили из каких-то странных устройств, напоминающих кальяны,  жадно и глубоко вдыхая и выдыхая как-то незаметно. Сначала все очень напрягало, особенно это приглушенное, как в опьянении, но тем не менее  не оставляющее в покое, чувство стыда за свою наготу. Исправить данное положение не представлялось возможным, я лежал как мертвец, тело словно окаменело, я не мог даже поднять руку или что-то спросить, все что удавалось – только смотреть.
Ее тонкая рука как змея скользила  вверх по моей лодыжке, достигла  колена, и обогнув его быстро ныряла в пах. Чем дальше, тем теплее. Я только успевал чувствовать, как электрические импульсы бежали по всему телу, прекращались на мгновение, и обжигали вновь. Волна  за волной... Пара коротких вдохов и вот… Накрыло. Я кончил.
Дальше были все они, а эта куда-то исчезла. Эти девушки были словно ненастоящие, словно куклы . Их было так много, что невозможно было разглядеть каждую, мною овладевало жуткое стеснение, было так неловко, так стыдно оказаться голым в окружении всех этих высокомерных девиц..»