Невероятная история о людях, потерявших прошлое

ПРОЛОГ

Однажды в редакции одного из печатных изданий раздался телефонный звонок. Анонимно была сообщена весьма любопытная информация о якобы имеющих место опытах над людьми, целью которых является испытание каких-то медицинских препаратов. В результате воздействия последних человек зомбируется и используется в соответствии с любой, заранее заданной программой. После чего у пациентов искусственно вызывается полная амнезия и они просто-напросто выбрасываются на улицу, как ненужный, отработанный материал. Газетчики могли, конечно, отмахнуться от звонка – мало ли в последнее время не вполне вменяемых личностей достают их «сенсационной» информацией. Но, во-первых, позвонивший не создавал впечатление ненормального; во-вторых, кто-то из сотрудников редакции вспомнил о давнем телевизионном сюжете. В нем шла речь о разных людях, которых объединяло нечто общее: обращение в правоохранительные органы с необычной просьбой о выяснении их личности. Правда, было это в начале девяностых, и резонанса тот сюжет не вызвал – в период разгула демократии утонул в мутном информационном потоке всякой дряни, обрушившейся на головы россиян. Кроме того, позвонившим были названы известное медицинское учреждение, а также имена людей, находящихся в его застенках.
Но сенсации, как можно было предположить, не получилось. Руководители спецслужбы, курирующие клинику, любезно согласились на встречу с прессой, чтобы побеседовать на интересующую журналистов тему. Более того, сами предложили пообщаться с необычными пациентами, утверждающими, что не помнят ни своих имен, ни фамилий, ни профессий, ни обстоятельств, при которых наступила амнезия. Журналисты были поражены представшей перед ними картиной. Группа мужчин и женщин, с оптимизмом взирающих на окружающий их мир, с готовностью отвечали на вопросы, разбирались в процессах, происходящих как внутри страны, так и за ее пределами. Разного возраста, они отличались характерами и темпераментом. Но при этом пациентов объединяло одно весьма любопытное обстоятельство: это были люди без прошлого.

*    *    *

Стояли душные июльские ночи, поэтому Михал Михалыч Неваляев спал отдельно от жены, на диване в гостиной, несмотря на то что кондиционером была оборудована только спальня. Мало того, что от пышного супружеского тела веяло жаром, как во время зимней стужи от раскаленной печи в русской деревенской избе, так она еще и храпела громоподобным басом, не дававшим никаких шансов на глубокий здоровый сон, который позволил бы дать полноценный отдых всем членам уставшего тела после трудов праведных. Квартира была на седьмом этаже, так что можно было безо всякого опасения за сохранность имущества открыть дверь в лоджию, в которой, в свою очередь, окна тоже были настежь. Это хоть как-то давало возможность двигаться воздуху, создавая, по крайней мере, иллюзию прохлады. Во всяком случае, промучившись в одиночестве до полуночи, реально было затем забыться на несколько часов. Чтобы утром, не потревожив жену, выпить на кухне чашку крепкого кофе с парой бутербродов и тихонько выскользнуть на работу.
Внезапно сквозь сон Михал Михалыч почувствовал в комнате присутствие кого-то постороннего. Не желая прерывать с таким трудом пришедший сон, он не стал открывать глаз, решив, что в гостиную вошла жена. Она часто просыпалась от собственного храпа и заходила к нему, чтобы проверить, выключен ли телевизор, не зачитался ли он до утра книгой. Да мало ли какой повод можно было найти, чтобы сорвать на муже свою головную боль от бессонницы и устроить скандал, не дав теперь и ему сомкнуть глаз до утра.
Неваляев внезапно понял, что ошибся, но было уже слишком поздно – железной хваткой на горле сомкнулись чьи-то невероятных размеров ладони. Даже с его тучной фигурой, с шеей, короткой и толстой, как у поросенка, Михал Михалычу показалось, что ладони эти были размером с лопату. Засучив ногами и выпучив глаза, он увидел, как над его головой склонилась чья-то гигантская фигура, сжимавшая горло, а рядом маячит еще один такой же тип, и у обоих лица закрыты черными масками. Второй выхватил из кармана пистолет и ткнул холодным стволом в лоб, просвистев зловещим шепотом:
– Пикнешь – убью!
Только после этого первый ослабил давление на горло, и Неваляев, мгновенно покрывшийся холодным потом от охватившего его животного страха, судорожно, как рыба, выброшенная на берег, начал хватать воздух широко раскрытым ртом. Одновременно он торопливо закивал, насколько это было возможно в положении лежа, в знак согласия, безуспешно пытаясь понять, что происходит, и как эти люди могли проникнуть в квартиру.
– Вставай! – последовала короткая команда.
Михал Михалыч, трясясь, как в лихорадке, тяжело поднялся с дивана. Тот тип, который чуть его не задушил, направился к выходу, второй, приставив ствол к затылку, остался сзади. Неваляев засеменил негнущимися босыми ногами, мельком взглянув на дверь спальни, за которой слышался безмятежный, богатырский храп супруги. «Надо же, – подумалось ему, – то от малейшего шороха вскакивает, а тут сейчас пустят пулю в затылок, и не проснется ведь».
Бесшумно открыв входную дверь, налетчики вывели Михал Михалыча на лестничную площадку и втолкнули в открывшуюся дверь лифта. Только на улице он с ужасом понял, что идет в одних трусах. Затравленно озираясь, обратил внимание на то, что вокруг ни души, и этот факт показался странным – в летнее время даже в самый неурочный час можно было видеть какое-нибудь движение. Но проанализировать до конца ситуацию не удалось – они подошли к черной «Волге», и в считанные секунды Михал Михалыч оказался в багажнике. Крышка захлопнулась и машина рванула с места, причиняя на неровностях дороги невыносимые страдания рыхлому, тучному телу необычного пассажира. Он не мог объективно оценить время, проведенное в пути, в силу понятных причин. Когда машина остановилась, Неваляев, с одной стороны, почувствовал физическое облегчение, но с содроганием ждал открытия крышки багажника. И когда это произошло, похитители извлекли из машины человека, у которого от жуткого страха перед неизвестностью, казалось, помутился разум. Дальше произошло такое, что прежде Михал Михалычу приходилось видеть только в дебильных американских боевиках. Они оказались в одном из дворов какой-то Богом забытой деревушки, находящейся в окружении лесного массива. Так что здесь – ори, не ори, результат вполне предсказуем. Бандиты не дали времени осмыслить случившееся и сразу же приступили к делу.
– Слушай внимательно, старый козел! – рявкнул тот, что с огромными ручищами.
Неваляев, несмотря на состояние, близкое к обмороку, до глубины души был оскорблен таким бесцеремонным обращением. Козла можно было еще стерпеть, но старым в пятьдесят лет Михал Михалыч категорически отказывался себя признавать. Он непроизвольно выпрямился и даже попытался втянуть живот, что при сильной запущенности зеркальной болезни выполнить практически не представлялось возможным. Тем более, что почти сразу получил удар по почкам, который вернул его в прежнее положение и даже несколько ниже. Как справедливо догадался потерпевший, это противоречило правилам игры, потому что в кино обычно сначала задавали вопрос, а уже потом били, если не получали на него правильного ответа.
– Ну что, дышишь? Это в порядке профилактики, чтобы ты не сомневался в наших намерениях. А теперь вопрос, вернее, их будет несколько: название страны, название банка, номер счета, код доступа? Имей в виду, мы осведомлены о твоей феноменальной памяти, поэтому ссылка на то, что не захватил из дома записную книжку, не пройдет – это первое. А второе – твоя благоверная в случае неправильного ответа узнает о наличии все тех же счетов, суммах, на них находящихся, и о регулярных поездках в Куршевель, Канары и прочие клоаки в компании высокооплачиваемых проституток. Яйца она тебе отрежет точно, и все эти счета и Канары уже никогда не понадобятся. Ну, как тебе эти условия, устраивают?
– Я… Я… Я забыл, – промямлил Неваляев, не совсем понимая, с какой целью это сказал.
Мгновенно получил еще один удар по почкам и даже не заметил, как все трое оказались возле выгребной ямы старого, сгнившего сортира. Когда его опускали в дерьмо, Михал Михалыч судорожно стал хватать руками воздух и вдруг неловким движением сорвал маску с одного из своих мучителей. Тот взвыл от боли из-за содранной ногтями кожи от уголка глаза до верхней губы и отпустил пленника. Второй, естественно, не смог его удержать, и, охваченный ужасом, Неваляев стал погружаться в зловонную яму с головой. В ту же секунду он проснулся.

Ошеломленный, некоторое время после пробуждения Михал Михалыч лежал неподвижно, уставясь немигающим взглядом в потолок. Он боялся каким-нибудь неловким движением спугнуть ощущение свободы. Боялся, что если закроет глаза, то вновь окажется в этой чертовой яме с дерьмом. Наконец поверил в то, что это был сон, для убедительности ощупал свое тело с ног до головы и, тяжело вздохнув, подумал: «Господи, приснится же такое!». Но что-то все-таки насторожило. Что? Невольно все еще оставаясь во власти сновидения, Михал Михалыч не сразу понял, что запах не мог перенестись из ночного кошмара в реальную действительность. Вдохновленный этим открытием, осторожно встал с дивана и, придерживая потяжелевшие трусы, медленно прошел в ванную, боясь разбудить все еще похрапывающую жену.

*    *    *

Михал Михалыч Неваляев, муниципальный чиновник средней руки, звезд с неба не хватал. Но в глазах начальства и среди коллег по службе снискал авторитет и уважение вполне заслуженные. Аккуратный, исполнительный, грамотный специалист – не подводил своих руководителей, и от населения на него никогда не поступало жалоб. Как говорится, и волки были сыты, и овцы целы. Что, согласитесь, в эпоху распоясавшейся гласности и разнузданной демократии, когда вездесущие журналисты, телевизионщики и представители прочих СМИ, не говоря уже о социально активных гражданах, суют свой паршивый нос, куда ни попадя, является очень важным фактором, влияющим на благополучную, сытую жизнь непосредственного начальства. А это, в свою очередь, выражаясь языком техническим, обуславливает положительную обратную связь, порождающую те самые пресловутые авторитет и уважение, о которых пошла речь в начале повествования. А работал всеми уважаемый Михал Михалыч скромным специалистом в администрации одного из подмосковных городов и занимался земельными вопросами. Важные решения он не принимал, а только готовил, но всегда точно знал, как оформить, чтобы у членов любой, самой взыскательной комиссии их законность не вызывала сомнений.
Кроме всего прочего, господин Неваляев был очень скромен в быту. Особняка на престижном направлении не имел, а довольствовался лишь трехкомнатной квартирой в своем городе площадью около ста двадцати квадратных метров, которая не бросалась в глаза назойливому обывателю. А квартира в Москве, которую Михал Михалыч приобрел для единственной дочери, студентки престижнейшего ВУЗа, была и вовсе далека от всякого рода соглядатаев, тем более, что комнат в ней было всего две. Правда, по площади она не уступала его трехкомнатной, но только за счет огромной кухни-столовой и двух санузлов, а комнаты были всего лишь в духе современных требований, предъявляемых к жилью. Но от этого никуда уже не деться.
Машина вообще была отечественного производства, чем Неваляев очень гордился, поскольку поддержал, так сказать, российский автопром. Называлась она «Волгой», но отечественным у нее оставался только внешний вид, двигатель и все оборудование были от известного зарубежного автогиганта. Но кому это было известно? Только заводу-изготовителю, гаишникам и ему. Коллеги по работе, такие же скромные государственные служащие, предпочитали не совать свой нос в салоны чужих автомобилей. Поэтому, как ни крути, а его персона не должна была вызывать зависти у простого народа.
Конечно, если детально разобраться во всех семейных расходах, то вопросы у компетентных органов возникнут непременно. Только финансирование любимой дочери, у которой мозгов не хватило сдать экзамены на бесплатное обучение в университете, складывается во внушительную сумму, без учета ее непомерных карманных расходов. Жену зарубежными курортами не балует, но в сочинские санатории пару раз в год поездку обеспечь. Сам-то Михал Михалыч на побережье Испании или Франции бывает регулярно. Но об этом не знает даже супруга. Не знает она и о валютных счетах, размещенных в нескольких европейских банках. Слава Богу, ума пока хватает не задавать лишних вопросов о частых, хотя и коротких, командировках мужа. Понимает, видимо, что в таком случае неизбежно может возникнуть встречный вопрос о том, насколько она любит тратить деньги на дорогие шубы, золото и прочие побрякушки.
Но, слава Богу, нет у нас толкового, то есть – работающего, закона, позволяющего копаться в доходах и расходах таких уважаемых людей, как Неваляев Михал Михалыч, несущих на своих крепких плечах тяжесть рутинной работы на местах, обеспечивающей бесперебойное функционирование всего государственного механизма в целом. Но если уважаемый читатель подумает, что Михал Михалыч совсем не позаботился о возможном наступлении форс-мажорных обстоятельств, которые могли бы в корне изменить привычный ход вещей и расшатать уверенность в будущем, то он сильно ошибется. Дело в том, что, благодаря аппаратным связям, Неваляев пристроил жену в Москве президентом какой-то управляющей кампании, отведя ей известную роль зиц-председателя. Это не без оснований позволяло надеяться на то, что в случае чрезвычайных обстоятельств происхождение их скромного капитала можно было легко объяснить доходами от бизнеса супруги.
После тяжелой ночи, когда приснился этот дикий сон, Михал Михалыч, с одной стороны, был несказанно рад, что кошмар оборвался именно в тот момент, когда он почувствовал дыхание близкой смерти, причем, весьма негероической. А с другой, придя на работу, вдруг задумался о бренности земного существования и о том, что никто не застрахован от нелепой случайности, способной вмиг оборвать и без того короткую жизнь, отведенную человеку Создателем. А сделано еще так мало! Поэтому, решая вопрос землеотвода с очередным клиентом, Михал Михалыч, глазом не моргнув, удвоил заранее обговоренную сумму благодарности, объяснив вспотевшему от резко подскочившего аппетита чиновника просителю, что возникли непредвиденные обстоятельства. Но удачно проведенная сделка с совестью не сгладила неприятного впечатления от прошедшей ночи, и, чтобы дать встряску скованному неожиданным стрессом организму, после окончания рабочего дня Неваляев, наевшись виагры, поехал в один из элитных массажных салонов, выросших в последние годы, как грибы после дождя.

Уставший, но довольный, Михал Михалыч поцеловал в лоб открывшую дверь квартиры супругу. Отказавшись от позднего ужина, он мгновенно заснул крепким богатырским сном человека, преисполненного чувством выполненного долга. Открыв глаза с прозвучавшей утром приятной мелодией будильника, наш герой с удовлетворением отметил, что спал всю ночь сладким сном ребенка, ни разу не прервавшимся какими-либо кошмарами, либо другими раздражителями, включая многопереливчатый храп супруги.

*    *    *

Проведя два дня в трудах праведных, Михал Михалыч позвонил одному из своих бывших клиентов, которому когда-то оказал посильную помощь в приобретении гектара живописного кусочка земли, поросшего полувековыми соснами, на берегу известного водохранилища. Их сотрудничество в столь нелегком деле растянулось на довольно длительный срок. И как-то так получилось, что со временем деловые отношения переросли в приятельские и даже дружеские, находящиеся, правда, в одной конкретной плоскости. Дело в том, что этот приятель, назовем его Пал Палычем, известный влиятельный бизнесмен, был большим любителем по части организаций мальчишников в кругу своих друзей. Ну, может быть, не совсем друзей, а правильнее было бы выразиться – нужных людей. Хотя в определенных кругах грань между двумя этими понятиями была давно уже ликвидирована, подобно когда-то несбыточной мечте большевиков о стирании граней между городом и деревней. Причем, география таких мероприятий не ограничивалась только рамками родного Отечества. Это могло происходить и на заснеженных альпийских курортах, и на теплом ласковом побережье стран Средиземноморья. Да и мальчишниками их можно было назвать с большой натяжкой, поскольку всегда проходили в окружении очаровательных девушек легкого поведения, профессиональные навыки которых были щедро оплачены и не предполагали никаких ограничений.
Так вот, до очередного такого мальчишника оставалась пара недель, и Неваляев созвонился с Пал Палычем, чтобы уточнить кое-какие детали – страну пребывания и прочее.
Вечером, расположившись на своем любимом диване, Михал Михалыч обдумывал мотив предстоящего отъезда и в предвкушении романтической вечеринки сладостно расслабил натруженные члены своего могучего тела. Он уже засыпал, когда порывом ветра резко распахнуло приоткрытую дверь лоджии, а за окном раздался какой-то неясный шум, постепенно усиливающийся и оказавшийся долгожданным дождем после почти двухмесячного зноя. Михал Михалыч вынужден был встать, чтобы закрыть окно в лоджии во избежание проникновения воды внутрь, и после этого наконец погрузился в таинственный мир сновидений в надежде увидеть что-нибудь приятное.
И вдруг резкий звон разбитого стекла заставил вскочить беднягу с дивана, как ужаленного. Не успев ничего понять, он увидел только, как со стороны лоджии в его сторону метнулись две здоровенные фигуры в черных масках, и от мощного удара в челюсть Неваляев, как подкошенный, рухнул на свое привычное место. В ту же секунду горло его сжали железной хваткой руки одного из горилл, в то время как второй ткнул стволом пистолета в лоб и заорал:
– Ты что, в натуре, ничего не понял, козел, из того, что произошло позапрошлой ночью?
Ошалевший от страха, Михал Михалыч, во-первых, потерял дар речи. Во-вторых, он не знал, что случилось позапрошлой ночью и тем более, что он должен был понять. И только лишь спустя некоторое время, когда его вынули из багажника автомобиля, он догадался, что сейчас произойдет.
Сон прервался на том самом месте, что и в прошлый раз. Чудесным образом уцелевший, Неваляев даже перекрестился, чего раньше за ним никогда не водилось, и, тихонько матерясь, медленно побрел в ванную смывать свой позор. «Что за хрень, что за кошмар, второй раз один в один?» – возмущался он, включая воду. Но, взбодрившись под холодным душем, даже развеселился под впечатлением уникальности происшедшего. В ту же секунду, прикоснувшись руками к лицу, Михал Михалыч от неожиданности чуть не вывалился из ванны – у него ныла челюсть! Бросившись к зеркалу, он тупо уставился на свое отражение, но, не заметив каких-либо изменений, взялся рукой за челюсть и сделал несколько движений влево-вправо. «С ума сойти – она действительно болит!».
Как и большинство граждан бывшей страны Советов, Неваляев был атеистом и с большим подозрением относился к государственным чиновникам, посещающим церковь, считая это проявлением моды и показухой сродни увлечению теми видами спорта, которым отдает предпочтение очередной президент. И, как бывший член компартии, состоявший в ее рядах без малого двадцать лет, не верил в мистику, всякого рода приметы и прочую нечистую силу. Но в это злосчастное утро был в полной растерянности. Слоняясь по квартире, он то и дело ощупывал ноющую челюсть, с раздражением поглядывая на дверь спальни, откуда доносился по-утреннему бодрый храп законной супруги. И в который раз задавал себе вопрос о том, что бы это все значило. Но сколько-нибудь вразумительного ответа без привлечения потусторонних или других темных сил не находил. В конце концов Михал Михалыч решил не забивать голову всякой чепухой, сказал себе: «не парься», – и удовлетворился элементарным объяснением происхождения боли в челюсти. Вполне вероятно, во сне он мог неловко повернуться и удариться о деревянный подлокотник дивана. А как иначе? Поверить в то, что персонаж сновидения мог обрести вполне физическую реальность? Но это равносильно тому, чтобы признать себя психически больным человеком и добровольно сдаться в психушку. Наспех выпив чашку кофе, наш неутомимый труженик отправился к месту службы в надежде, что в потоке текучки обретет привычное чувство ощущения своей значимости в деле укрепления вертикали власти, о которой так много говорят руководители государства все последние годы. Но все валилось из рук, и то состояние, которое почему-то принято называть в народе душевным покоем, к концу рабочего дня так и не вернулось.
Жена, видя, в каком настроении вернулся с работы Михал Михалыч, попыталась выяснить причину его подавленности, но одного взгляда благоверного было достаточно, чтобы эту тему сразу закрыть. Клавдия Семеновна давно уже научилась понимать мужа с полуслова, с полувзгляда, сознавая, что благополучная, сытая жизнь ее напрямую зависит в большей степени от молчания, нежели от каких-либо других качеств. В этот вечер она обратила внимание на то, что Михал Михалыч изменил своей многолетней привычке ложиться спать в строго установленное однажды им самим время – двадцать три часа. Он то ходил по всей квартире, как неприкаянный, то брался читать книгу и тут же откладывал в сторону, то смотрел в экран телевизора, не понимая, что там происходит. Создавалось впечатление, что человека мучит бессонница, хотя на самом деле все обстояло с точностью до наоборот – Неваляев жутко хотел спать, валился с ног от усталости, но горизонтальное положение не принимал по одной простой причине – элементарно боялся заснуть. Хотя не хотелось в этом признаваться даже самому себе. Но в конце концов усталость оказалась сильнее страха стать объектом повторяющегося кошмара, и Михал Михалыч, невероятным усилием воли положив конец всяким сомнениям относительно существования потусторонних сил, завалился на диван.

*    *    *

Клавдия Семеновна сквозь сон услыхала сдавленный крик и, несколько поколебавшись, кряхтя, поковыляла к мужу в гостиную. И, кажется, вовремя: тот сжимал своими руками свое же горло и хрипел, дергая ногами, словно в предсмертных судорогах.
– Миша, что с тобой!? – вскрикнула супруга. Включив свет, она бросилась к дивану.
Михал Михалыч стремительно принял вертикальное положение. Он тяжело дышал, озирался по сторонам и, казалось, совершенно не замечал сидящей перед ним на краешке дивана ничего не понимающей супруги.
– Господи, ты, Боже мой! – наконец пробормотал он и несколько раз перекрестился.
– Что, Миша, сон страшный приснился?
– Клава, это не сон! Это черт знает, что такое! Просто жуткое зрелище.
И Михал Михалыч, как на духу, выложил любимой жене все, что пришлось испытать за время этого многосерийного сновидения. Разумеется, при этом были опущены подробности о требовании выдать забугорные счета и осведомленность ночных мучителей о мальчишниках в компании с проститутками.
– Глупенький ты у меня. Надо было сразу рассказать мне об этом кошмаре. Говорят, что в этом случае сны не сбываются, и о том, что приснилось, никогда уже не вспомнишь.
Действительно, оставшуюся часть ночи Неваляев спал так, как не приходилось этого делать уже очень давно. И с утра со свежей головой он уже думал не об утомительных ночных часах, а об очередном умнике, пожелавшем построить особняк в заповедной лесной зоне. А также о том, сколько с него слупить за это скромное желание.
Вечером, укладываясь спать, Михал Михалыч по давно укоренившейся привычке включил нужный канал телевизора, установив автоматическое выключение через тридцать минут, и блаженно расслабил все свои члены, размечтавшись о предстоящей краткосрочной «командировке».

Клавдия Семеновна, убедив мужа в том, что навязчивый кошмар больше не повторится, некоторое время все же прислушивалась к каждому шороху, доносящемуся из гостиной. Но вскоре подумала: «Глупости все это», – и, как обычно, захрапела в своем привычном частотном диапазоне, благодаря которому и передислоцировался однажды из спальни в гостиную благоверный, причем, вероятно, навсегда.
Проснулась она от звона разбитого стекла. Из гостиной доносились какие-то крики, среди которых Клавдия Семеновна не расслышала голоса мужа. Мысль о том, что в доме среди ночи появились чужие люди, мгновенно подбросила ее с постели. Извечный материнский инстинкт поднял на защиту домашнего очага от непрошенных гостей, но перед приоткрытой в комнату дверью какой-то другой, не менее древний, остановил и заставил прислушаться к разговору, проходившему на высоких тонах и, очевидно, касающемуся непосредственно Михал Михалыча.
– Ты что, урод! Решил, что так и будешь нас безнаказанно водить за нос?
– Да кто вы такие, черт возьми, я вас первый раз вижу! – не совсем уверенно, и где-то даже робко, попытался возмутиться Неваляев.
– Ты чего гонишь, терпила! Если отшибло память, повторяю: банки, номера счетов, коды доступа!
– Я не знаю, о чем идет речь. Или вы меня с кем-то спутали, или вас неверно информировали, – совсем уже неуверенно промямлил Михал Михалыч.
– А то, что через три дня твой корешок устраивает в Ницце мальчишник с толпой проституток, а своей жирной дуре ты напел, как всегда, что едешь в командировку, тоже дезинформация?
Смешанные чувства овладели Клавдией Семеновной. Возмущенной «жирной дурой», ей хотелось немедленно ворваться в гостиную и вцепиться в глаза неизвестного хама. С другой стороны, захотелось вдруг подробнее узнать о предстоящем мальчишнике, и еще о том, что означает фраза «как всегда».
Между тем к разговору подключился второй из неизвестных, находившихся в комнате:
– Короче, ты нам надоел, слизняк! Есть два варианта. Первый – остаешься со своими бабками, но мертвый. Второй – отстегиваешь нам пару миллионов зеленых и мы оставляем тебя в покое. Ты продолжаешь косить под импотента перед своей бабой и развлекаться со шлюхами на стороне, живой и здоровый.
– Есть еще третий вариант, – вмешался предыдущий голос. – Мы сдаем тебя жене, что равносильно первому, но с более мучительным концом. – Оба с сарказмом осклабились.
Михал Михалыч невольно застонал. При всей кажущейся покладистости Клавдии Семеновны такое разоблачение могло привести к самым тяжким последствиям – в гневе она была непредсказуема. Выбора у Неваляева не было, но внезапно произошло непредвиденное: с диким криком «Ах ты, старый кобель!» в гостиную ворвалась в развевающейся ночной рубашке супруга и, сорвав с одного из бандитов маску, вцепилась ему в глаза своими длинными наманикюренными ногтями. Тот взвыл от ослепившей его боли и, выхватив из-за пояса пистолет, открыл беспорядочную стрельбу.

*    *    *

Открыв глаза, Клавдия Семеновна начала лихорадочно ощупывать себя с ног до головы, пытаясь сообразить, что же на самом деле случилось. Когда, наконец, до нее дошло, что прервался кошмарный сон, из гостиной донесся сдавленный крик. Опрометью бросившись к мужу, Клавдия Семеновна увидела Михал Михалыча сидящим на диване с широко раскрытыми глазами.
– Клава, эти козлы опять меня мучили, – дрожащим от только что перенесенного потрясения голосом произнес он.
– Что они хотели в этот раз? Номера счетов в заграничных банках? Шантажировали твоими проститутками? – Супруга спросила это машинально, неосознанно, находясь, очевидно, под влиянием своего собственного кошмара. И мысль о том, что она стала свидетельницей, и даже соучастницей событий, случившихся в страшном сне Михал Михалыча, еще не успела посетить голову бдительной в отношении нравственности супруга Клавдии Семеновны.
Неваляев допускал мысль о том, что жена может задавать самые идиотские вопросы по любому поводу, но только не те, что сейчас услышал. От неожиданности он не сумел сообразить, что можно сказать в ответ, и только пробормотал:
– Понимаешь, Клава, они стреляли в нас обоих. Я очень испугался за твою жизнь и от страха проснулся. – Увидев, как изменилась в лице супруга, Михал Михалыч понял это по-своему и попытался пошутить:
– Но ты не беспокойся, все окончилось благополучно. Как видишь, мы с тобой живы и здоровы.
Но от пронзительного взгляда Клавдии Семеновны не ускользнуло, и на самом деле все так и обстояло, что шутка эта далась Михал Михалычу нелегко. И, кажется, она начала догадываться, почему. При всей невероятности происходящего, когда двое видят один и тот же сон одновременно, Клавдия Семеновна уже почти не сомневалась в том, что события этого кошмара имели под собой реальную почву. Это косвенно подтверждалось странной реакцией мужа на заданные вопросы по поводу счетов в банках и проституток, как бы пропустившего их мимо ушей и переведшего все в глупую шутку.
– Послушай, дорогой! Ты говорил, что на днях у тебя опять какая-то командировка маячит.
– Ну да. Говорил. – Михал Михалыч рассеянно смотрел в одну точку и сути вопроса, кажется, не уловил.
– А не слишком ли часто случаются у тебя эти командировки?
– Что ты хочешь этим сказать?
– Только то, что ты переутомился. Сгоришь на своей работе. Я уже забыла, когда у тебя был последний раз полноценный отпуск, как у всех нормальных людей.
– В каком смысле?
– Да ты не проснулся еще, что ли? В таком, что отдыхаешь один раз в году тридцать дней, а не четыре раза по неделе. Поэтому бери путевку в санаторий, поедем с тобой в Сочи вместо какой-то непонятной командировки. – Видя, как напрягся супруг после последней фразы, Клавдия Семеновна снисходительно прибавила:
– Ну, если стесняешься со своим самоваром в Тулу – поезжай один. Отдохнешь по-человечески. Может быть, и сны идиотские перестанешь видеть.

В течение дня, пораскинув мозгами, Михал Михалыч решил все-таки последовать совету жены и вместо мальчишника съездить в какой-нибудь из сочинских санаториев. Кто знает, может быть, на самом деле подхватил заразу типа синдрома хронической усталости, отсюда и многосерийные ночные кошмары. И все же решающим аргументом в изменении ближайших планов стал неожиданно прозвучавший вопрос жены относительно банковских счетов и развлечений с девушками легкого поведения. Неваляев снова и снова спрашивал себя: «Что это было, эмоциональный всплеск, навеянный обычными бабскими подозрениями во лжи и неверности своего благоверного, основанными на всеобщем мнении о том, что все мужики – кобели? Или кто-то из доброжелателей слил на него информацию, а эта мегера затаилась в ожидании удобного случая, когда можно будет объявить об осведомленности с максимальной для себя пользой? Подлый народ все-таки эти бабы – факт».

*    *    *

Примерно в те же дни, а вернее сказать, ночи, потеряла покой известная в определенных кругах бизнес-леди с весьма экзотическим именем. Это была хозяйка одного из элитных брачных агентств Элеонора Марковна Собакина. Экзальтированная особа бальзаковского возраста, в течение длительного времени преуспевшая в устройстве чужих судеб, своей семьи, в традиционном понимании данного института, к исходу четвертого десятка собственных лет еще не создала. Правда, кое-что в этой жизни она все-таки успела сделать. Например, упрятать собственного мужа за решетку и присвоить себе созданный им с таким трудом в смутные девяностые бизнес. Не без помощи, разумеется, своего любовника, поскольку одной такая задача была не по силам. И вот теперь, по прошествии десятка лет этот ублюдок, не стесняясь, тратит ее деньги на молодых шлюх. И ничего с этим не поделаешь, потому что обоих связывает страшное прошлое, в результате которого и оказался законный муж в местах не столь отдаленных, а его прибыльный бизнес – в ее руках. Мало того, что все эти годы приходилось дрожать от страха перед разоблачением, так это ничтожество фактически обрек ее на одиночество – попользовался ею в годы расцвета и безжалостно бросил при появлении первых, едва уловимых признаках увядания. Компаньон, твою мать! Эдик! Ни отчества в этом возрасте не заслужил, ни ума не нажил. Зато в вопросах шантажа преуспел, скотина. В последнее время при одном только упоминании имени своего бывшего любовника, а ныне компаньона по бизнесу, Эдуарда Свинаренко, Элеонора приходила в ярость от бессилия что-либо изменить в этой поганой ситуации.
Она выпила бокал мартини, выкурила сигарету и, несмотря на не позднее еще время, легла на широченную кровать, именуемую сексуально озабоченной публикой сексодромом. Сладкая истома приятно разлилась по всему телу, а выпитое вино отодвинуло на дальний план картину, рисуемую тревожными мыслями. Но, едва успев погрузиться в глубокий сон, Элеонора услышала назойливый звонок, доносящийся из прихожей. «Господи, кого принесло в это время?», – с досадой подумала госпожа Собакина, нехотя поднимаясь и набрасывая на плечи халат.
На мониторе домофона маячили две омерзительные физиономии в полицейских фуражках. Элеонору словно окатили ледяной водой. Дрожащими руками она открывала сейфовые замки и при этом приговаривала: «Боже мой, зачем я это делаю? Ведь эти рожи, скорее всего, принадлежат бандитам, а не ментам». Но руки продолжали действовать помимо ее воли.
Ночные гости церемониться не стали. Ткнув хозяйке в лицо какую-то ксиву, они грубо подтолкнули ее в сторону кухни. Один был невысокий, коренастый, со стереотипным, ничего не выражающим лицом. Второй ростом повыше, с чрезмерно развитыми надбровными дугами и тяжелой, несколько выдающейся вперед, челюстью. Левую часть лица украшала достаточно свежая, еще не совсем зажившая глубокая царапина, протянувшаяся от внутреннего уголка глаза до верхней губы. «Должно быть, ревнивая баба вцепилась в эту мерзкую рожу, – про себя отметила Собакина. – Болезненное место». – У нее мурашки пробежали по спине, когда представила, какую адскую боль испытал этот мент.
– Кто вы такие, черт возьми, – попыталась возмутиться Элеонора, когда вошли на кухню, – и по какому праву врываетесь в квартиру одинокой женщины? – Но попытка эта выглядела весьма неубедительно даже для стороннего наблюдателя, что наводило на мысль о далеко небезупречном прошлом этой миловидной женщины.
– Присаживайтесь, в ногах правды нет, – по-хозяйски предложил тот, что со шрамом. Очевидно, он был старшим.
– Спасибо, вы очень любезны, – с сарказмом произнесла Элеонора. – Может быть, чаем еще меня напоите?
Не обращая внимания на ее колкость, оба уселись за стол.
– Итак, госпожа Собакина, не соизволите ли вы назвать свои настоящие фамилию, имя и, соответственно, отчество?
В груди у Элеоноры похолодело, предательская слабость овладела всем ее телом. Не в силах более изображать из себя законопослушную гражданку, она внезапно, закрыв ладонями лицо, громко разрыдалась. Тот, который был пониже ростом, заботливо налил и подал стакан воды. Успокоившись, она медленно произнесла:
– Я Кузякина Мария Львовна.
– О, как! – «Неандерталец», как мысленно окрестила Собакина-Кузякина того, который с тяжелой челюстью, недобро усмехнулся. – Убиенная супруга бизнесмена Кузякина Петра Петровича, который тянет срок за это жестокое убийство, счастливым образом воскресла! И как же это воскрешение случилось? И что вообще произошло в этом благородном семействе без малого десять лет назад?
– Это длинная история, – обреченно проговорила Мария Львовна.
– А мы никуда не торопимся, вся ночь впереди. Сейчас сделаете нам всем кофе и все по порядку расскажете, ничего не утаивая. Договорились? Вот и ладненько.

*    *    *

– В общем, родила наша незабвенная мамаша, как выяснилось много лет спустя, двоих близняшек и тут же слиняла из роддома. Удочерить сразу двоих отказниц желающих не нашлось, поэтому нас и разлучили. Я выросла в благополучной, как принято в нашем обществе выражаться, семье, получила образование и приехала в Москву ловить удачу.
– И, разумеется, поймала?
– Ну, как мне тогда казалось – да. Вышла удачно замуж за известного к тому времени бизнесмена. Начинал он с того, что создал клуб для тех, кому за тридцать, который вскоре преобразовал в брачное агентство. Правда, хорошую прибыль оно стало давать, когда муж меня приобщил к этому делу, и постепенно мы переключились на поиск женихов и невест за рубежом, прибавив к названию агентства слово «международное».
– Какая роль была отведена в вашем деле Эдуарду Свинаренко?
Мария криво усмехнулась:
– Официально он у нас работал юристом и, когда мы стали переквалифицироваться на зарубежную деятельность, много сделал для агентства.
– Именно в тот период вы и стали любовниками? – «неандерталец» осклабился.
Взглянув на его наглую физиономию, Кузякина нервно закурила.
– Муж был старше меня на двадцать лет. К тому же, я подозревала, что именно из-за состояния его здоровья у нас не было детей.
– Понятно, – подключился к разговору молчаливо скучающий до этого момента напарник. – Произошла девальвация семейной жизни – жена поменяла золотое сердце мужа на железный член соседа. Так часто бывает.
– Очень смешно! Это такой полицейский юмор, да? – Не дождавшись ответа, Мария Львовна после непродолжительной паузы возобновила свое повествование.
– Сестричка моя свалилась, как снег на голову. Дело в том, что однажды на одном из центральных каналов прошла реклама нашего агентства, в съемках которой я принимала участие, и она случайно увидела этот сюжет. Мы ведь, как две капли воды, похожи друг на друга. А к тому времени Элеонора каким-то образом узнала, что нас двое. Ну, а дальше – дело техники, разыскать меня никакого труда не составляло.
– И вы сразу ей поверили?
– Я же сказала, мы с ней – одно лицо! Даже родинки в одних и тех же местах одинаковые. Господи, да разве я была против того, чтобы у меня отыскалась родная сестра? Но эта Эля, будь она неладна, была уже законченной наркоманкой и лишать себя такого удовольствия явно не собиралась. С мужем отношения и так уже были накалены до предела, а тут еще эта родственница. Он рассвирепел до такой степени, что готов был прикончить нас обеих. Кто знает, какое развитие могли получить дальнейшие события естественным образом, но однажды я прихожу с работы домой, а там труп сестрички. Видимо, от передозировки. Муж в это время был в отъезде, но недалеко, в одном из подмосковных санаториев нервишки решил подлечить – радоновые ванны принимал. Мне бы полицию вызвать, а я, дура, позвонила Эдику. А в голове у этого недоноска моментально план созрел. Короче говоря, мы ее переодели в мои шмотки, тщательно вытерли шприц, чтобы удалить с него отпечатки пальцев. Эдик подбросил несколько пакетиков с героином в стол в кабинете мужа. Я, конечно, от страха не могла тогда сообразить, откуда у него наркотик. Только потом, по прошествии определенного времени, стала догадываться, что вся эта история от начала до конца заранее была срежиссирована Свинаренко. Да только поезд уже ушел.
Оба гостя ухмыльнулись. «Неандерталец» съязвил:
– Ну конечно, а вы у нас белая и пушистая!
Противопоставить этому замечанию Марии было нечего.
– В общем, я в срочном порядке улетела в Турцию, а Эдик все организовал так, как и было им самим задумано. Мужа обвинили в преднамеренном, тщательно спланированном убийстве собственной супруги – меня, то есть. Дескать, сначала посадил на иглу, а потом при удобном случае вкатил смертельную дозу героина, представив это, как случайную передозировку. Естественно, он пытался защищаться, сделал заявление о том, что есть сестра, которую надо найти. Но Эля прожила у нас не более месяца, причем – без регистрации. О ее существовании кроме нас троих, никто больше не знал. Тем более что приемных родителей ее, как и моих, уже не было в живых – ведь удочеряли они нас не в молодые годы. А мотив у мужа, по версии следствия, был убийственным: измена жены, плюс ее доля в бизнесе после смерти. К тому же, у Эдика хорошие связи в адвокатских кругах, сам ведь юрист. Так и припаяли бедолаге восемнадцать лет строгого режима. Через полгода, когда страсти улеглись, я вернулась в Россию и предъявила права на наследования в качестве родной сестры убиенной. Таким образом и превратилась в Собакину Элеонору Марковну. Боже – какое чудовищное сочетание! За то, что процедура наследования прошла гладко, Свинаренко вытребовал у меня половину бизнеса – за все надо платить. Да и любили мы еще друг друга в то время. Потом, спустя годы, этот мерзавец наплевал на меня – завел одну шлюху, потом другую. И пошло, и поехало. Я кручусь, как белка в колесе, а он с проститутками развлекается. Попыталась однажды на место поставить, да только наоборот получилось. Вы понимаете, что я имею в виду.
Наступило тягостное молчание. Нарушил его напарник «неандертальца». Обмолвился как бы между прочим, походя:
– На днях в одной из вологодских колоний скончался от сердечного приступа ваш законный супруг. Ни разу не пробовали представить, каково это – тянуть такой сумасшедший срок за преступление, которого не совершал?
Кузякину словно кипятком ошпарили. Все-таки она когда-то, если и не любила, то испытывала чувство привязанности к этому человеку. «Отмучился, бедняга. Какая же все-таки я стерва!» – только и успела подумать Мария Львовна, когда «неандерталец» со словами «Ну, что ж, суду все ясно» виртуозно замкнул на ее руках, лежавших на столе, наручники. Она с ужасом, ничего не понимая, несколько секунд смотрела на стальные браслеты, попыталась что-то произнести, но не смогла, стала почему-то задыхаться и… проснулась.

*    *    *

Некоторое время Элеонора лежала не шевелясь. Она боялась, что ее спальня, ее уютная кровать окажутся мифом и при одном неосторожном движении превратятся в камеру и нары, а в углу будет стоять вонючая параша. Затем, осознав, наконец, что все остается на своих законных местах, для надежности ощупав свое, пока еще без признаков целлюлита, тело, она осторожно поднялась и подошла к окну. Двор хорошо освещался, и отлично было видно, как в стоявшую возле подъезда полицейскую машину сели двое в форме и, не торопясь, выехали на проезжую часть улицы. «Ни хрена себе, – только и успела подумать Элеонора с сомнением, поскольку с высоты девятого этажа лиц полицейских разглядеть было невозможно. – Ну, нет, бред какой-то. Мало ли по какой причине эти менты оказались в нашем доме». – Однако бросилась, как кошка, в сторону кухни. Но никаких признаков пребывания непрошенных гостей обнаружено не было. «Да, что я, совсем дура?» – она налила полный бокал вина и залпом выпила. И только после этого, окончательно успокоившись, ощутила едва уловимый дискомфорт. Что-то еще раз подтолкнуло тщательно обследовать свое тело, и госпожа Собакина ахнула – у нее слегка ныли запястья рук. – «Ну, а этот феномен ты как объяснишь, подруга? – Очень просто. Сновидение – это физический процесс и при возникновении сильных эмоций бесследно пройти не может. Боль эта осталась в результате самовнушения, вызванного таким вот потрясением». – «Твою мать, так действительно можно спятить. Увидела какой-то паршивый сон и трясешься от страха, сама с собой разговариваешь».
До наступления утра времени было еще в избытке, но Элеонора-Мария, как ни пыталась, не смогла настроить себя на мажорный лад. Не сомкнув больше глаз, в конце концов, с головой погрузилась в невеселые воспоминания, навеянные более чем странным сновидением.

В свой офис приехала с больной головой. Как ни странно, но Эдик уже был там, и то ли имитировал, то ли на самом деле развил бурную деятельность – сразу трудно было разобраться. Вынужденная терпеть на работе, в силу сложившихся обстоятельств, этого прохиндея, Элеонора, как обычно, сухо с ним поздоровалась и занялась своими делами. Но сумела выдержать нужный ритм только до обеда, а затем, плюнув на все дела, уехала в фитнес-клуб.
Занималась, как никогда, с полной отдачей, дав максимальную нагрузку всем группам мышц. Поэтому дома, стоило только прислониться головой к подушке, отключилась мгновенно. Правда, перед сном выпила бокал мартини, затем, немного подумав, пропустила и второй для верности.
Звонок раздался, когда забрезжил рассвет. Странно, но Элеонора не была удивлена, когда, набрасывая халат, направилась в прихожую. Более того, она точно знала, кого сейчас увидит на мониторе домофона, и не ошиблась. Те же две нахальные рожи приветливо улыбались ей, как старой доброй знакомой. Открыв дверь, она отступила всего лишь на шаг, словно давая понять, что гостей в столь ранний час здесь никто не ждал, и сонно произнесла:
– Что еще? По-моему, я все рассказала в прошлый раз, ничего не утаив. Если есть вопросы, присылайте повестку. – И зевнула, прикрыв ладонью рот, что могло означать лишь одно: непрошенных гостей просили убираться.
Такая наглость не то чтобы разозлила, скорее – удивила людей в полицейской форме. И тот, который с челюстью, то есть «неандерталец», не в силах, видимо, справиться с захлестнувшими его эмоциями, просто-напросто взял госпожу Собакину своей ручищей размером с лопату за горло, и нежно сжал пальцы. В глазах у строптивой хозяйки квартиры очень быстро потемнело. Когда сознание должно было ее покинуть, пальцы разжались, и все та же широченная ладонь шлепнула несколько раз по щекам Элеоноры, так же быстро приведя ее в чувство. Дальше прихожей менты в этот раз, видимо, продвигаться не собирались, что, с одной стороны, вселяло надежду на скорое завершение визита, а с другой, внушало тревогу за непредсказуемый результат предстоящей беседы.
– Послушай, Эля, или Маша, или как там тебя зовут! Ты нас не поняла. Мы не собираемся выслушивать твои исповеди. Более того, ты замочила, или тебя замочили – нам глубоко плевать. Но в одном мы уверены точно: ты, Собакина-Кузякина, должна нам миллион американских зеленых долларов, или наших баксов, как тебе больше нравится.
– Глотка не облезет от лимона? И вообще, вы кто такие? – От возмущения Элеонора потеряла бдительность, и этот факт незамедлительно сказался на ее самочувствии – тонкая шея опять в течение нескольких секунд оказалась в тисках огромной лапы «неандертальца». Когда темнота рассеялась, она, хватая широко раскрытым ртом воздух, пролепетала:
– У меня нет такой суммы, для этого потребуется много времени, чтобы распродать кое-что из недвижимости.
– Все так говорят, но потом, хорошо поразмыслив о грядущей перспективе, а также о том, какой срок корячится, быстро находят. А кто мы такие? Да какая разница? Можешь называть нас борцами за нравственность. В общем, не затягивай с решением нашего общего вопроса. И еще, за дополнительное вознаграждение в таком же размере можем избавить от общества надоевшего тебе, если мы правильно поняли, компаньона в лице Эдуарда Свинаренко. Подумай хорошенько. Ну, будь здорова, не кашляй!

В этот раз пробуждение Элеоноры Марковны было более болезненным. Она вскочила с кровати с криком, держась обеими руками за горло, задыхаясь и дрожа всем телом от нервного возбуждения. «Господи, что же происходит? – Подбежав к окну, опять увидела отъезжающую от подъезда полицейскую машину. – Нет, это никогда не кончится, я чувствую. Надо что-то делать. Но что?». Решив, что для начала надо выпить, пошла на кухню и налила себе вина, затем закурила. С ужасом вдруг ощутила, что болит шея, которую во сне чуть не сломал «неандерталец» в полицейской форме. «Что это, мистика? Наваждение? А, может быть, чье-то проклятие?». – Чем больше вопросов задавала себе Элеонора, тем меньше понимала, что же все-таки случилось за последние два дня с ее головой. Хотя, на самом деле все она прекрасно осознавала и просто не хотела себе в этом признаться. Признаться в том, что все эти годы ее просто-напросто мучила совесть за содеянное, а сейчас пришла пора заплатить по счетам. Это обязательно должно было когда-то произойти – рано или поздно, потому что ничто бесследно в этой жизни не проходит, за все надо платить.
Но одно дело – понимать суть происходящих в жизни явлений, и совсем другое – действовать и совершать поступки в соответствии с этим пониманием. Последнее оказывается, если не в большинстве случаев, то, по крайней мере, очень часто, намного сложнее.
В конце концов, не без воздействия нескольких бокалов вина, Собакина к утру пришла к очень простому решению: надо на время бросить к черту все свои дела и уехать куда-нибудь отдохнуть. Да хотя бы в Сочи. Зарубежные курорты порядком стали надоедать, и смена обстановки, возможно, окажет благотворное воздействие на самочувствие.
Сказано – сделано. Уговорив Эдика на время взять все руководство фирмой на себя, Элеонора уже через два дня подлетала на аэробусе к жемчужине черноморского побережья Кавказа – городу Сочи.

*    *    *

Тот, кто хотя бы один раз посетил санаторий или пансионат, да неважно, что – любое санаторно-курортное заведение, – тот знает, что сам факт пребывания в последнем ровным счетом ничего не значит. Получение полноценного отдыха зависит не от географического расположения, звездности или уровня элитарности заведения, а от одного простого фактора: компании, в которой вам придется провести отведенное размером путевки время для восстановления внезапно пошатнувшегося здоровья. Недооценка этого приведет к тому, что вы просто мысленно поставите очередную галочку в перспективном плане, намеченном на ближайший этап своего жизненного пути. Возможно, подлечите печень или другой какой-нибудь внутренний орган, но морально-психологического удовлетворения, дающего мощную подзарядку организму, необходимую для нормального функционирования до следующего отпуска, не получите, не надейтесь. Впрочем, все зависит от человека – его характера, наклонностей, жизненных устоев и принципов, которыми он руководствуется в своей повседневной деятельности, от отношения к окружающей действительности и жизни вообще.
Героям нашего повествования, о которых речь пойдет ниже, в этом смысле повезло. Прибыв в санаторий в одном заезде, они оказались соседями по столику в столовой. Двое из них уже известны читателю: это Неваляев Михал Михалыч – чиновник из администрации подмосковного городка, и Собакина Элеонора Марковна – владелица одного из московских брачных агентств.
Валентина Петровна Булкина, директор детского дома из Саратова, в своей внешности была полной противоположностью высокой стройной брюнетке Элеоноре. Небольшого роста, пышная блондинка лет сорока пяти, она изо всех сил молодилась, прибегая для этого ко всем мыслимым и немыслимым средствам, существующим в арсенале российских женщин, на головы которых в эпоху рыночных реформ обрушилась продукция парфюмерной и косметической промышленности всех стран мира. Поэтому выглядела она лет на сорок, а при наличии известной доли фантазии у мужиков, временно вырвавшихся на волю из цепких семейных уз, возрастную планку можно было опустить еще на пару лет. Конечно, оптический обман легко обнаруживается утром после щелчка выключателя, когда вышеупомянутые косметические средства остаются на казенных подушках, а частично – в желудках сильной половины человечества. Но кто же в таких случаях включает свет. Это может позволить себе только до неприличия дремучий джентльмен. А воспитанный кавалер покидает номер молча и в потемках, как бы по-английски, когда в то же самое время из мужской палаты незаметной тенью вдоль стенки скользит, потупив взор, женская фигура, возвращаясь в свои законные апартаменты.

Четвертым членом образовавшейся компании был сорокалетний красавец-мужчина из Ростова-на-Дону, который о роде занятий обмолвился как-то вскользь. Все поняли только, что Виктор Иванович Непийвода работает на одном из ростовских телеканалов. С первого же дня он положил глаз на Элеонору Марковну, которая с некоторых пор стала уже забывать о мужском внимании и сразу же ответила взаимностью высокому, атлетического телосложения, голубоглазому блондину.
Так в чем же повезло этим вновь прибывшим обитателям санатория? Все очень просто. Кроме того, что все четверо оказались в столовой за одним столом, Михал Михалыч с Виктором Ивановичем и Элеонора Марковна с Валентиной Петровной были еще и соседями по палатам. Это означало, что при обоюдном желании в любое время, в основном это касалось, разумеется, ночных часов, мужскую и женскую палаты можно было без труда превращать в смешанные. А желание, как говорится, имело место быть. Дело в том, что Михал Михалычу наскучили уже контрасты между толстой женой и тощими телками на мальчишниках, и Валентина Петровна как нельзя, кстати, оказалась тем средним арифметическим, которое внесло разнообразие в его донельзя монотонное существование. А Булкина и вовсе не была замужем. То есть, когда-то муж у нее был, но с тех пор, как Валентина Петровна организовала свой доходный бизнес, необходимость в нем с его честными заработками инженера какого-то захудалого завода отпала сама собой. И пусть Михал Михалыч давно не первой свежести – переваливало уже за пятьдесят, и лысоват, вернее – лыс, как бильярдный шар. Но мужчина обходительный, и вовсе даже не дурен собой с поправкой на возраст. В общем, опьяненная целебным морским воздухом и разомлевшая под ласковым южным солнцем, Булкина, сделав глубокий вдох, чтобы набрать побольше воздуха в легкие, решительно и без оглядки, с головой окунулась в бушующие, всепоглощающие волны необузданной страсти.

Если читатель считает, что курортные романы наших героев начались в первый день, сразу же после состоявшегося знакомства, то он глубоко заблуждается. Подумать так, значит заподозрить солидных людей в легкомысленности, граничащей с неразборчивостью в связях, в том числе случайных. Нет, привязанность возникла после того, как члены нашей замечательной компании узнали друг друга ближе, увидели в каждом интересного собеседника, располагающего к себе кого-то открытым честным взглядом, кого-то загадочной застенчивой улыбкой. А кто-то, возможно, понял, что встретил именно того человека, перед которым можно открыть свою душу без опасения, что в нее влезут грязными ногами и растопчут светлые чувства, возникающие в преддверии большой и чистой любви.
Так что все произошло, вопреки буйной фантазии некоторых нетерпеливых читателей, только на второй день знакомства. Ну, а если у кого-то возникнет соблазн осудить моральный облик граждан, чьи сердца пронзают стрелы Амура на столь непродолжительный период, как лечение или отдых, или, не дай Бог, обвинить их в легкомысленном поведении, не торопитесь. Дождитесь очередного отпуска и поезжайте на берег моря. Только не откладывайте это мероприятие до наступления пенсионного возраста, иначе вам так и не суждено будет постигнуть таинство столь загадочного явления, как курортный роман, который злые языки отождествляют – страшно подумать – с жутким падением нравов, характеризующим общество второй половины двадцатого – начала двадцать первого столетий.
В общем, море было теплым, солнце – ярким, женщины – желанными.
Надо сказать, знакомая нам уже четверка не проводила бездарно время только на бесцельное сжигание кожного покрова под палящим полуденным солнцем. С утра, быстро сбегав на предписанные каждому индивидуальные процедуры, они собирались на пляже, чтобы пару часов поплескаться в море и поваляться под еще не злыми лучами утреннего солнца. Обязательными были поездки на всевозможные экскурсии, предлагаемые администрацией санатория и, конечно же, куда-нибудь в сторону Красной Поляны или хостинских водопадов, чтобы посидеть вдали от цивилизации в уютной кафешке с красным вином и шашлыком, которых на всем сочинском побережье и прилегающих окрестностях нет числа. Иногда завязывались интересные беседы, что не удивительно, поскольку за плечами каждого из компании какой-никакой, но имелся багаж прожитых лет, во-первых. А, во-вторых, людям, испытывающим симпатии друг к другу, всегда есть о чем поговорить. В центре внимания, конечно, была Элеонора со своим брачным бизнесом – публике интересны были подробности сводничества на международном уровне. Ведь, в сущности, проблема брака касалась каждого из присутствующих: Виктор, Валентина, как, собственно, и Элеонора, не были связаны узами Гименея. А Михал Михалыч, единственный в этой компании семьянин, с недавних пор стал задумываться о том, не затянулся ли его брак с особой по имени Клавдия Семеновна.
Короче говоря, общение продолжалось даже после отбоя, но уже попарно, когда Виктор и Валентина Петровна менялись местами до утра. Михал Михалычу предоставили льготу, как ветерану. В самом деле, не мальчишка – в пятьдесят лет бегать по чужим палатам в поисках сексуальных приключений, что люди могут подумать? Поэтому Валентина Петровна взяла эту задачу на себя. Впрочем, никаких комплексов по этому поводу она не ощущала, действовала смело и решительно. А Михал Михалыч был приятно удивлен – сразу после того, как их отношения перешли в интимную плоскость, он вдруг обнаружил, что более чем успешно справляется со всеми фантазиями изобретательной блондиночки, не прибегая к чудодейственным пилюлям типа виагры. То ли целебный морской воздух был тому причиной, то ли еще какие-то волшебные силы вмешались в процесс, это не имело сейчас ровным счетом никакого значения. Важным был лишь тот факт, что к Михал Михалычу вернулся душевный покой, и его перестали мучить ночные непрошенные гости, уступив место очаровательной, правда, не менее требовательной и энергичной в определенных моментах Валентине Петровне.
Элеонора Марковна, в свою очередь, вспомнила, но, главным образом, вновь ощутила себя женщиной, забыв на время обо всех проблемах, связанных с бизнесом и теми неприятными моментами, заставившими бросить все дела и улететь к морю. Это произошло благодаря Виктору Ивановичу, который оказался большим специалистом в области физиологии женского организма и точно знал, на какие зоны этого самого организма надо воздействовать, чтобы с памятью бедной женщины произошли такие изменения. В перерывах между страстными объятиями Элеонора наконец выяснила, что работает Виктор на телевизионном канале телеоператором, но сейчас воплощает в жизнь один грандиозный проект, который в конечном итоге должен принести прибыль в весьма круглой сумме. Но для провинциального Ростова-на-Дону этот проект оказался слишком амбициозным, поэтому есть мысль перенацелить его на столицу. Элеонора не стала любопытствовать и уточнять суть задуманного Виктором, иначе разговор мог принять деловой характер, что никак не вписывалось в ее планы до конца отпуска.

*    *    *

Так незаметно пролетели две недели безмятежного отдыха. В один из дней, нежась у самой воды на утреннем ласковом солнце, наши соседи увидели двух фотографов, внезапно появившихся среди многочисленных тел, в хаотичном порядке разбросанных в узкой прибрежной полосе тесного санаторского пляжа. Оба были в шортах с торчащими из них волосатыми ногами, белых сорочках с короткими рукавами и широкополых соломенных шляпах. Один из них, невысокого роста, крепкого телосложения, держал в левой руке штатив, в правой – небольшую искусственную пальму. На короткой бычьей шее висел на ремешке фотоаппарат. Второй, высокий детина в солнцезащитных очках, выглядел несколько худощавым, но только из-за того, что на голову был выше своего напарника. На самом деле от его фигуры веяло мощной нечеловеческой силой. В руках, напоминающих лопаты, верзила нес маленького полосатого тигренка, безучастно взирающего грустными глазами на окружающих людей, оживленно поднимающих головы при виде этой необычной процессии. Обнаружив, наконец, более-менее свободный от отдыхающих граждан пятачок, фотограф с ассистентом по-хозяйски расположились на нем, установив штатив, пальму, и осторожно положили на гальку зверушку. Тигренок попытался шевельнуться, но тут же уронил голову на передние лапы и сонно закрыл глаза. Их сразу окружила многочисленная детвора и любопытствующие мамаши. Каждому хотелось погладить или хотя бы дотронуться до экзотического животного, потрепать его за холку или почесать за ухом. Быстро нашлись и желающие запечатлеться: одни – лежа под пальмой рядом с тигренком, другие – со зверушкой на руках на фоне моря.
Валентина Петровна, понаблюдав за этим действом, с энтузиазмом произнесла:
– Ой, я тоже хочу сфотографироваться, только боюсь, что он меня укусит или поцарапает. Миша, как ты думаешь, это не опасно? – и медленно провела своими острыми ноготками по груди и ниже лежащего на спине Михал Михалыча.
Тот немедленно перевернулся на живот, не произнеся в ответ ни слова, так как от такого прикосновения у него возникли ассоциации, связанные не со звериным кусачим инстинктом, а совсем-совсем с другим.
За него ответил Виктор:
– Ты знаешь, Валечка, этот котенок никогда уже не сможет ни поцарапать, ни, тем более, укусить кого-либо.
– Это еще почему? – игриво спросила Валентина Петровна. – Он что, загипнотизирован, или как?
– Нет. Просто, прежде чем взять на работу, ему переломали лапы, вывернули суставы и выбили все зубы.
– Господи! Да что ты говоришь такое, Витя! Какой ужас!
– Да, Валя, – вмешалась в разговор Элеонора, до этого равнодушно поглядывавшая на суету вокруг горе-фотографов. – Об этом одно время в прессе появились возмутительные публикации. Но, как водится у нас в стране, пошумели и успокоились. А воз и ныне там.
– Да что же это за садисты такие! – не могла успокоиться Валентина Петровна. – Мы ведь живем в цивилизованном государстве. Не в пещерное время.
– Ну, Валечка! Это зависит от подхода к этому вопросу, – философски изрек Виктор.
– О чем это ты?
– О цивилизации, разумеется. Вот, смотри. Мы делаем ракеты, первыми проникли в космос, балет у нас лучший в мире. Цивилизация? Безусловно. А многие десятилетия с момента изобретения туалетной бумаги абсолютное большинство граждан нашей мощной державы не имело представления о том, как она выглядит. Пользовались, пардон, заменителем – средством массовой информации. Этого добра у нас хватало на всех: тираж одной только газеты «Правда» впечатлял своими нолями. Вряд ли кто осмелится этот факт отнести к цивилизации, согласись.
– Да, Валя, – многозначительно прибавила Элеонора, каждый в нашей стране делает бизнес, как умеет.
– Что ты хочешь этим сказать? – насторожилась вдруг Валентина Петровна.
– Ничего. Только то, что сказала, – с удивлением взглянула на нее Элеонора Марковна.
Неваляев не принимал участия в разговоре. С момента появления на пляже фотографов он начал испытывать какой-то дискомфорт. Изредка поглядывая в их сторону, он не мог понять, почему его все больше охватывало чувство необъяснимого беспокойства при виде этого, казалось бы, обычного явления, характерного для сочинских пляжей на протяжении уже многих лет. Но, когда один из них, здоровяк с лопатообразными ручищами, случайно перехвативший взгляд Михал Михалыча, направленный на него, снял очки и приветливо улыбнулся, словно приглашая принять участие в фотосессии, Неваляев мгновенно похолодел. На него смотрела омерзительная рожа с ободранной под левым глазом щекой. Перед глазами Михал Михалыча моментально всплыла картина из идиотского сновидения, когда он, погружаемый в яму с дерьмом, сорвал маску с одного из своих мучителей, поцарапав тому щеку.
«Твою мать! Да что же это за хрень такая! – мысленно выругался Михал Михалыч и, что есть силы, ущипнул себя за бедро, чтобы проснуться, но крякнул от боли. – Черта с два! Какой это на хрен сон?». Обняв Валентину Петровну за плечи, он прошептал ей на ухо:
– Солнышко мое, что-то плохо себя чувствую. Наверное, перегрелся. Пойду к себе, без меня позагорайте, хорошо?
– Что ты, котик! – так же тихо проворковала Булкина. – Конечно, отдохни, ты мне здоровым нужен сегодня. Причем, очень скоро – больно уж разобрало меня на солнышке. Ух, ты, моя радость! – провела она мягкой ладонью по его лысине, еще не подозревая, какой сюрприз приготовил день грядущий всей этой дружной компании.
Осторожно, чтобы не привлечь к себе внимание резкими движениями, Михал Михалыч поднялся и, собрав свои вещи, боясь взглянуть на фотографов, побрел в противоположную от них сторону к ближайшей кабине для переодевания.

– Ну как, Валечка, будем фотографироваться? – с равнодушным тоном в голосе спросил разомлевший на солнце Виктор, лежа на спине и не открывая глаз.
– После того, что вы мне рассказали об этих варварах? Ни за что! Пойду-ка я лучше поплаваю. Приглашаю всех освежиться.
Виктор поднялся и вслед за Валентиной Петровной с разбегу нырнул в очередную, накатывающуюся на берег волну. Пока они принимали солнечные ванны, на горизонте появились кучево-дождевые облака, стремительно вырастающие в размерах, из-под которых там, далеко от берега, подул ветер, раскачавший тихую доселе морскую гладь не менее чем до двух баллов.
А что же Элеонора Марковна? Томно потянувшись и приготовившись шагнуть в прохладную свежесть воды, глядя на удаляющуюся от берега мощную фигуру Виктора и предвкушая скорую встречу с ним, но уже не на пляже, она вдруг боковым зрением заметила, что кто-то к ней приближается. Полуобернувшись, Элеонора с удивлением увидела подходившего к ней верзилу с тигренком на руках. Остановившись, он поздоровался и, улыбнувшись, спросил:
– Мадам! Не желаете ли сфотографироваться с этим пушистым котенком? Вы очень фотогеничны, и снимок будет просто потрясающим, учитывая ваш великолепный загар. Я вам гарантирую.
Глядя на этого типа, Собакина, готовая ответить ему резко отрицательно, еще не понимая, в чем дело, почувствовала, как озноб пробежал по всему телу.
– Нет, не желаю, – промямлила она.
– Напрасно, – продолжал настаивать верзила и, осклабившись, снял очки.
На Элеонору в упор смотрела наглая рожа мента со шрамом на левой щеке из тех, мучивших ее снов, благодаря которым она и оказалась в санатории.
– Не может быть, – прошептали еле слышно помертвевшие губы.
– Вы что-то сказали, мадам, или я не понял? – На страшном лице сияла улыбка, а злые глаза просверливали насквозь так, что никаких сомнений на этот счет Элеонора уже не испытывала. Она перевела взгляд на его напарника. Да, это были они.
– Ну, как говорится, хозяин – барин, – выдавил из себя «неандерталец», извинился и вернулся на свое место.
Собакину словно пригвоздили к земле, она не могла сдвинуться с места и продолжала смотреть немигающим взглядом на эту парочку, как ни в чем не бывало занявшуюся опять своими клиентами. Наконец, преодолев оцепенение, Элеонора разглядела плескающихся далеко от берега Виктора с Валентиной, в нерешительности потопталась некоторое время на месте, затем собрала вещи и ушла с пляжа.

*    *    *

Михал Михалыч в это время лежал в своей палате, уставившись в потолок, и пытался собрать в кучу мысли, хаотично мечущиеся у него в голове. Но ничего путного не получалось. Да и что могло получиться? Ведь, если кому рассказать, на смех поднимут, а то и вовсе порекомендуют в психушку лечь подлечиться. Пока размышлял, пришел Виктор. Вопреки обыкновению, он не проронил ни слова, был в мрачном расположении духа и, молча упав на кровать, закрыл глаза. Что, впрочем, не особенно заинтересовало Михал Михалыча, обремененного мрачными мыслями.
А Элеонора Марковна в соседней палате по-своему переживала случившееся. Она, в отличие от Михал Михалыча, металась от стены к стене, лихорадочно пытаясь найти выход из создавшегося положения. Но какой выход? Из какого положения? Это же просто бред какой-то, как еще иначе назвать происходящее с ней в последние несколько недель. Так, или приблизительно так размышляла госпожа Собакина, доподлинно не известно, когда в палату ворвалась, покрасневшая то ли от стыда, то ли от возбуждения, Валентина Петровна. Она уселась на кровать и притихла, уставившись на ходившую из угла в угол Элеонору. Но, глядя на них со стороны, можно было без труда догадаться, что женщины не замечают друг друга, и каждая погружена в свои собственные мысли.

В столовой во время обеда каждый из компании, объясняя свое плохое настроение недомоганием, вдруг задумался о том, почему это недомогание свалило сразу всех четверых. Создалась какая-то двусмысленная ситуация – никто не решался задавать по этому поводу вопросы другим, справедливо полагая, что неминуемо придется объясняться самому.
Ну, хорошо. Что произошло с Михал Михалычем и Элеонорой Марковной, читателю уже известно. Но что послужило причиной смены настроения после морского купания в сторону скверного у Валентины Петровны и Виктора Ивановича? Пока это оставалось загадкой.
В период между обедом и ужином и далее, до отбоя, каждый был предоставлен самому себе, и со стороны могло показаться, что в дружной компании произошел разлад. Но это только на первый взгляд. После того, как санаторий погрузился в тишину, в коридоре корпуса две знакомые тени, одна из которых была женской, а другая, соответственно, мужской, скользнули навстречу друг другу, разминулись и, как обычно, скрылись за теми же дверями смежных палат. Причем, накал страстей в эту ночь достиг такой степени, что влюбленные неосмотрительно подвергли риску свои репутации. Медсестра, дежурившая по этажу, в какой-то момент заподозрила неладное на вверенной ей территории. Но выбраться из дежурки не было никакой возможности, поскольку находилась в крепких объятиях одного из поправивших свое здоровье отдыхающих, и именно в тот самый момент по известной причине подступающее состояние ее организма не предполагало никаких иных действий.

Следующее утро начиналось, как обычно, и ничем примечательным от предыдущих не отличалось, за исключением одного: на пляж под благовидным предлогом вся веселая компания пробиралась поодиночке. Еще на ближних подступах можно было заметить проводимую ими разведку местности и невольно вырывающийся вздох облегчения после того, как не были обнаружены бродячие фотографы. Привычно расположившись на своем месте и приняв солнечные ванны, не забывая при этом время от времени обозревать побережье, после разогрева все бросились в воду, наслаждаясь прохладой несколько остывшего и очистившегося за ночь моря. Купались до посинения, заплыв до ограничительных буйков, и, когда решили подгребать к берегу, Валентина Петровна как-то вдруг неуклюже взмахнула руками и сразу же скрылась с поверхности воды, не проронив ни звука. Михал Михалыч, находившийся рядом, поначалу решил, что это шутка и растерянно озирался, пытаясь угадать место, где она вынырнет. Но, внезапно почувствовав неладное, закричал:
– Витя! Эля! Валя исчезла!
Элеонора непонимающе уставилась на Михал Михалыча, но Виктор мгновенно оценил обстановку. Спросив, где она была, и, сделав глубокий вдох, он скрылся под водой в указанном Неваляевым направлении. Примерно через минуту, показавшуюся всем вечностью, Виктор вынырнул, извлекая на поверхность бездыханное тело Валентины Петровны. И только сейчас до сознания Элеоноры Марковны дошел наконец смысл происшедшего. Раздался дикий крик, который не мог не привлечь внимания находящихся на берегу людей.
Катер спасателей оказался рядом неожиданно, и, подхватив на борт Валентину Петровну, также неожиданно исчез, взревев мощным двигателем.
– Быстро к берегу! – Виктор посмотрел на Элеонору, которая, казалось, ничего не соображала и еле держалась на воде, отбивая дробь зубами то ли от страха, то ли от холода. – Плыть можешь?
– Могу, – сбросив оцепенение, она взяла себя в руки и, не торопясь, брассом двинулась в сторону берега.
Виктор с Неваляевым плыли, чуть отстав от Элеоноры Марковны. При этом Михал Михалыч поминутно озирался в ожидании, что его вот-вот постигнет аналогичная участь. Внутренний голос подсказывал, что Валентина Петровна булькнула не случайно. Гребя к берегу, Михал Михалыч сейчас был не в состоянии что-либо анализировать, но разрозненные воспоминания о последних событиях подводили к мысли о том, что все это – звенья одной цепи.
Ошалевшая троица выскочила на берег. Кое-как наспех напялив на себя верхнюю одежду, они схватили вещи Валентины Петровны и помчались в медсанчасть санатория, полагая, что ее должны были доставить именно туда. Так на самом деле и оказалось: Валечка лежала на кушетке бледная, как простыня, и испуганно хлопала длинными ресницами. Но, увидев встревоженные лица друзей, сделала слабую попытку улыбнуться. Суровая медсестра взяла одежду Валентины Петровны и выпроводила всех в коридор, объяснив, что ее здоровью ничто не угрожает. Надо только полежать еще минут пять после успокоительного укола. Оказывается, еще в катере спасатели успели откачать утопленницу, профессионально сделав ей искусственное дыхание. Всем стало понятно, что, промедли Виктор минуту-другую, в другом месте и по другому поводу им пришлось бы сейчас находиться.
Дождавшись пострадавшую, компания молча направилась в корпус. Но, вопреки ожиданию, вместо радости за воскресшую, можно сказать, подругу, каждым овладело вдруг чувство подавленности. Когда вошли в палату женщин, прозвучал, наконец, вопрос о том, что же произошло. Валентина Петровна напряглась и, словно только сейчас вспомнив свои последние минуты пребывания на воде, обхватив голову руками, выдохнула:
– Ой, ребята! Меня кто-то схватил за ноги и потянул вниз. Вода резко ударила в нос, и дальше я ничего не помню.
Последовала немая сцена, во время которой все переглянулись, а общее молчание затем нарушил Михал Михалыч, робко спросив:
– Валечка, а ты в этом уверена? Может быть, показалось?
– Нет-нет! Я это точно помню. – И, помолчав, прибавила с какой-то отрешенной интонацией в голосе, не соответствующей происшествию: – Какой ужас.
Опять наступило тягостное молчание. Только теперь почему-то, как по команде, все опустили глаза, боясь встретиться взглядами. Хотя, при таком известии, казалось бы, реакция должна быть однозначной: немедленно сообщить, куда следует, о случившемся. Ан, нет! Никто не собирался бежать, сломя голову, к руководству санатория, а уж, тем более, в какие-нибудь компетентные органы. Со стороны могло показаться, что атмосфера всеобщего равнодушия царит в рядах этой компании. Но это только со стороны. Никто не мог знать, какая буря эмоций поднялась внутри некоторых членов сложившегося коллектива, а, возможно, и каждого из них.
И тогда наконец решился Виктор:
– Послушайте, а не кажется ли присутствующим, что с недавних пор здесь происходит что-то странное? Валечка, я думаю, что ты должна нам сообщить о чем-то. Возможно, тебе нужна наша помощь, а ты об этом даже не подозреваешь. – Видя ее нерешительность, он сел рядом и обнял Валентину Петровну за плечи. – Ну, давай, облегчи душу.
Кто знает, продолжал бы Непийвода настаивать, если бы предполагал, какую историю поведает эта веселая толстушка, которую час назад он вытащил почти бездыханной со дна морского. Она обреченно посмотрела на застывших в напряженном ожидании друзей:
– Понимаете, в это трудно поверить. Возможно, вы подумаете, что я сошла с ума, но эта совершенно дикая вещь на самом деле произошла со мной недавно.
Из не совсем связного рассказа взволнованной Валечки все узнали действительно о необычной, но только не для нашего читателя, истории, происшедшей в жизни скромного директора саратовского детского дома Валентины Петровны Булкиной.

*    *    *

Бывшая учительница начальных, затем и старших классов средней школы, Булкина очень любила детей. Но не до такой степени, чтобы ради этой любви угробить окончательно свою молодость, расшатывая нервную систему бесконечными разборками по поводу успеваемости, дисциплины и прочих прелестей сумасшедшего дома, именуемого средней школой, получая за этот самоотверженный труд копейки. А деньги Валентина Петровна любила не меньше, чем детей. Даже, пожалуй, чуточку больше. Поэтому после становления страны на рельсы рыночной экономики она, будучи к тому моменту заведующей учебной частью, решительно задумалась о смене профессии. Однажды ей предложили поработать заместителем директора детского дома, но какой нормальный человек станет, будучи в здравом уме, менять шило, как говорится, на мыло. Хрен, решила Валечка, редьки не слаще.
Она рассчитывала продолжить поиски чего-нибудь более гламурного, но тут вдруг случайно встретила свою одноклассницу, с которой давно не виделась, и та поведала удивительную историю об усыновлении мальчика, воспитанника детского дома, поскольку своих детей не предвиделось. Эта история напоминала бег с препятствиями и вылилась в такую сумму, которой со своей учительской профессией Валентине Петровне вовек было не заработать. Встреча с подругой детства и решила исход дела. Благо, предложение городского отдела народного образования, где работала близкая знакомая Булкиной, оставалось все еще в силе.

Надо сказать, что директор детдома Валентине Петровне сразу не понравился. Будучи от рождения женщиной энергичной, она вскоре поняла, что в ней до сих пор дремал талант предпринимателя, и с начальником старой советской закваски пенсионного возраста вряд ли удастся сварить кашу по ее широкомасштабному замыслу. Но терпения у Булкиной, проработавшей пятнадцать лет преподавателем такого мутного предмета, как химия, было не занимать. В конце концов, опять же с помощью связей городского масштаба, ей удалось отправить на заслуженный отдых директора, занять его кабинет и подыскать в заместители покладистого молодого мужчину, которому не надо было долго объяснять, что собой представляет дойная корова под названием «Детский дом».
Как оказалось, бесплодных женщин в стране больше, чем можно было предположить. Да и мужиков, не способных зачать ребенка, не меньше. Поэтому очереди в детские дома на усыновление выстроились на много лет вперед. Но очереди эти были мифическими, если даже отбросить тот факт, что всем хотелось ребеночка здорового, без дефектов и вредных привычек, и создавались такими вот предприимчивыми руководителями. Для тех перспективных пап и мам, которые готовы были выложить круглую суму, вопрос решался без особых проволочек. Разумеется, чтобы бизнес этот имел не эпизодический характер, а приносил стабильный, устойчивый доход, нужна была высокая крыша, но это было делом техники. И никаких препятствий на пути создания соответствующего альянса Валентина Петровна не встретила.
Короче говоря, начавшись с маленького ручейка, деньги вскоре потекли рекой. И все это благодаря маленьким обитателям большого детского дома, не знавшим или давно забывшим, что такое материнская ласка, внимание, любовь. Ибо, как однажды написал незабвенный Александр Сергеевич Пушкин – «…к нему не зарастет народная тропа».
Как известно, к хорошему привыкают быстро. Почувствовав вкус к легкой наживе, Булкина задумалась о расширении бизнеса. Но возможности детского учреждения не безграничны, а постоянно задирать тарифы было чревато последствиями – даже в легендарные девяностые. Решение пришло неожиданно, когда на одном из телевизионных каналов был показан сюжет о брачных агентствах, специализирующихся на поиске женихов и невест за рубежами нашей Родины. Очередь даже для состоятельных соотечественников безо всяких церемоний была заморожена, и результаты поисков потенциальных усыновителей в дальнем зарубежье не заставили себя долго ждать.

Со временем финансово-экономические изменения оказали влияние и на личную жизнь Валентины Петровны. Но ни в коем случае – в плане показухи, нет. Высовываться она остерегалась. Друзья и соседи не догадывались, что за фасадом ее скромного образа жизни маячили шестизначные числа в свободно конвертируемой валюте. А вот от мужа, работавшего простым инженером на пришедшем в упадок оборонном предприятии, легко избавилась, как от ненужного балласта, в качестве отступных купив ему однокомнатную квартиру. Единственного сына отправила учиться, разумеется, в столицу.
Однажды в детском доме появился визитер, сделавший несколько необычное предложение. Настолько необычное, что Валентина Петровна, пожалуй, впервые с начала своей новой деятельности серьезно задумалась о возможных последствиях в случае возникновения форс-мажорных обстоятельств. Но, когда была озвучена сумма гонораров, возникшие, было, сомнения отпали сами собой. И от поступившего предложения Булкина уже просто не в силах была отказаться. Суть его была в следующем. Серьезные люди, разумеется – иностранные граждане, представитель которых и прибыл на переговоры, не хотели заниматься пустой тратой времени на выполнение всех формальностей, необходимых для процедуры усыновления. Они желали получать ребенка по мере возникновения необходимости – то есть, по первому же требованию. А для этого весь пакет документов должен быть подготовлен заблаговременно, останется только впечатать имена усыновителей. Сначала у Валентины Петровны возникла мысль о появлении посредников. Это не удивляло, поскольку давно уже стало обычным явлением в любой сфере деятельности. Но, услышав о том, что при этом не имеют значения ни пол ребенка, ни его умственные способности, а только физическое здоровье, она, естественно, насторожилась. Правда, ровно до того момента, когда увидела количество нолей в начертанной на бумаге сумме.
Вся эта схема легко реализовывалась при содействии своих людей из городского образования и администрации. То есть, в сущности, была сформирована организация группы лиц, занимающаяся преступной деятельностью. Валентина Петровна прекрасно отдавала себе в этом отчет, но появившийся с помощью новых клиентов солидный счет в зарубежном банке сводил на нет запоздалые попытки пробуждения совести. Конечно же, без проблем в таком солидном бизнесе не обходилось, поскольку уставшие от ожидания в очереди на усыновление люди начинали жаловаться. Приходилось решать возникающие у контролирующих инстанций вопросы традиционными для текущего времени методами. А вот с совестью, как выяснилось, договориться оказалось намного сложнее. Смутные догадки о судьбе продаваемых детей начинали косвенно подтверждаться периодически появляющимися слухами о пропадающих людях, чьи исчезновения связывались с возрастающим спросом на внутренние человеческие органы для их пересадки безнадежно больным пациентам. Беспокойство граждан по этому поводу подогревалось мрачными публикациями в желтой прессе и сообщениями в электронных средствах массовой информации. А это в конце концов неминуемо повлекло за собой привлечение повышенного внимания компетентных органов к интернатам и детским домам.
И вот в этой непростой обстановке, когда нервы Булкиной и без того были напряжены до предела, она увидела однажды странный сон, в котором какие-то дебилы потребовали миллион долларов за свое молчание о проделках Валентины Петровны. Ну, мало ли что могло присниться в связи с постоянно испытываемым страхом за свое будущее. Увидела и забыла. Так нет же! Как уже догадался проницательный читатель, буквально в следующую ночь сюжет сновидения повторился, поражая своим сходством с первым. В этот раз Булкина, конечно, задумалась, но легко связала ночной кошмар с синдромом хронической усталости, о существовании которого прочла как-то случайно в одной из газет. Но то, что произошло в третью ночь, никак не укладывалось в рамки сознания человека здравомыслящего, не страдающего психическими заболеваниями. Все те же два мерзких типа повторили свои требования, и, дабы Валечка не сомневалась в серьезности их намерений, один набросился на нее, пытаясь изнасиловать. Чтобы избавиться от дышащей перегаром рожи, Валентина Петровна вцепилась ему в волосы и что есть силы рванула в сторону. От неожиданности этот боров заорал, Булкина проснулась и… к своему ужасу, увидела в руке клок темных волос.
Решив, что сходит с ума, в этот же день Валентина Петровна оформила отпуск, купила путевку в санаторий и оказалась в известной читателю компании. Но самое невероятное событие случилось накануне, когда в появившихся на пляже фотографах она узнала тех двоих уродов, которые мучили ее в ночных кошмарах.

*    *    *

Надо было, конечно, видеть физиономии друзей, тупо уставившихся на Валечку, чтобы до конца понять, какое потрясение испытал каждый из них, выслушав ее рассказ. Та, в свою очередь, виновато вглядывалась в их лица, пытаясь определить, что по этому поводу думает каждый, не считают ли ее, учитывая сегодняшнее происшествие, окончательно спятившей от страха. И тут Виктора, ожидавшего услышать, что угодно, но только не такую фантастическую историю, внезапно осенило. Посмотрев внимательно на Элеонору, затем на Михал Михалыча, он произнес, обращаясь к ним:
– Ребята! А не пришла ли ваша очередь рассказать, что привело вас на черноморское побережье Кавказа? – По реакции обоих в ответ на заданный вопрос он понял, что попал в точку. – Ну, так с кого начнем?
Прозвучали еще две уже известные читателю истории, после чего надолго воцарилось молчание. Если до этого каждый из рассказчиков молча переживал случившееся, боясь даже себе признаться в реальности невероятных событий, что равносильно было признанию себя сумасшедшим, то теперь было понятно: коллективное помешательство людей, ранее не подозревавших о существовании друг друга, исключено. Первой нарушила молчание Элеонора Марковна. Она вдруг почувствовала какое-то несоответствие, но не могла понять, в чем. Затем, окинув взглядом присутствующих, подошла вдруг к насторожившемуся Виктору и, положив руки ему на плечи, сказала:
– Дорогой! А как ты здесь оказался? Если думаешь, что поверим в случайность, то глубоко заблуждаешься.
– Да, Витя, – прибавил Михал Михалыч, – давай, колись, чего натворил?
Все с интересом посмотрели в его сторону. Но вряд ли Виктор Иванович собирался что-либо скрывать от друзей по несчастью. Прозвучавшие здесь истории повергли его в такое же угнетенное состояние, как и остальных. После минутного замешательства он заговорил.

Виктор был талантливым телеоператором, профессионалом высочайшего класса. Заполучить такого мастера мечтали все хозяева ростовских телеканалов. Однажды о нем рассказали даже в одном из многочисленных телешоу, после чего и разыскал Виктора друг детства и предложил реализовать нерастраченный, так сказать, талант в несколько ином направлении. Причем, во-первых, без отрыва от производства, а во-вторых, этот бизнес в перспективе должен был принести баснословную прибыль. Речь шла о производстве порнографических фильмов. Нельзя сказать, чтобы Непийвода был оскорблен в своих лучших чувствах от этого предложения. Правда, и восторга поначалу не испытал, считая, что, если особого конфликта со своими морально-нравственными принципами не произойдет, то с законом не хотелось бы иметь проблем. Но будущие партнеры по бизнесу легко убедили в безопасности проекта, поскольку, во-первых, закона, регулирующего данный вид искусства, еще не написали. А, во-вторых, к организации процесса Виктор отношения иметь не будет, требуется лишь его мастерство оператора – высокое качество продукции всегда было залогом успешной конкурентоспособности, каким бы видом деятельности не занималась кампания. Киностудия была организована на съемной квартире, что являлось дополнительным элементом в обеспечении безопасности, и процесс, как говорится, пошел.
Но конъюнктура рынка стремительно менялась, и вскоре организаторы подпольного кинобизнеса, проявив гибкость в своей деятельности, переквалифицировались на изготовление детской порнографии. Если бы с Виктором по этому поводу посоветовались, вполне вероятно, что он был бы против такого искусства. Но его поставили перед фактом, а, с другой стороны, чтобы отказаться от тех заработков, требовалось проявить определенное мужество, и в этом плане наш герой, напротив, оказался слабаком.
Но, как спел однажды Владимир Высоцкий, «…сколь, веревочка, не вейся, а совьешься ты в петлю». Оперативники, сделавшие однажды контрольную закупку на рынке, где сбывалась видеопродукция, размотали-таки ту самую веревочку. Отделались все участники кинопроизводства условными сроками. Спасло то, что в качестве актеров использовали беспризорных детишек, которых привозили из других городов, возвращая обратно после окончания съемок, и следствие по этому делу оказалось без свидетелей. Ну и, конечно же, пришлось отстегнуть приличную сумму на организацию условных сроков. Но с этим проблем уже не существовало. За несколько лет деятельности продукция студии вышла на зарубежный рынок, и на счетах в закордонных банках участников имелись довольно круглые вклады.
С работы на телеканале Виктора, конечно, уволили, и появилось время подумать над тем, где реализовать свои способности в дальнейшем. Вот тут и начался многосерийный сон с уже знакомыми всей компании персонажами, от которых он сделал, как и остальные, попытку сбежать в санаторий.

*    *    *

Воцарилось молчание. Причем, надолго. Первым заговорил Михал Михалыч:
– Это что же получается, чертовщина какая-то?
– Чертовщина – не чертовщина, но, если в первом акте на стене висит ружье, в конце пьесы оно обязательно выстрелит, – произнес Виктор.
– Что вы хотите этим сказать? – подала голос Валентина Петровна.
– Только то, что эти уроды не зря здесь появились. Думаю, нам надо рвать отсюда когти. И, чем скорее, тем лучше. Ведь понятно, что совершено покушение на убийство, и Валечка случайно осталась жива. А кто следующий, мы не знаем.
Все, словно по команде, посмотрели на Элеонору, которая, спустя мгновение, сообразила, в чем смысл этих взглядов.
– Какого черта на меня уставились?! – взорвалась она. – По-вашему, я совершила больший грех, чем остальные?
Виктор, как можно спокойнее, миролюбиво произнес:
– Что ты, Эля. Не в этом дело. Просто начать они решили с женщин, мне так кажется. Но это всего лишь предположение. А что касается наших грешных дел, так ты не волнуйся, все здесь достойны друг друга. Взять хотя бы Валентину Петровну: продавала детишек, не исключено, что преступникам, которых интересовали лишь их внутренние органы. Жуткое дело! А Михал Михалыч? На государственной службе взятки брал, а с виду такой добродушный дядька. Кому сказать – не поверят.
– Но-но! – встрепенулся Неваляев. – Не надо паясничать, Витя. Развращение малолетних детей – более гнусное преступление трудно себе представить.
– Ну ладно, – примиряющим тоном произнесла Элеонора, – все мы в дерьме по уши. В фигуральном смысле, разумеется, в отличие от Михал Михалыча. Сейчас надо подумать, как из него выбраться.

– Послушайте, о чем мы говорим? Да ведь это же бред какой-то! – разволновался Михал Михалыч. – Мистика! Господи, ты, Боже мой!
Виктор Иванович усмехнулся:
– Ну, давайте без истерик. Если у вас имеются какие-то объяснения этому явлению, все готовы выслушать. И рассмотрим любые предложения.
– Мне страшно, – пролепетала, дрожа всем телом, Валентина Петровна. – По-моему, сегодня ночью они придут за мной. А домой возвращаться еще страшней. Может быть, пока мы вместе, нам ничто не грозит? Ребята, ну, придумайте что-нибудь.
Виктор с Михал Михалычем молчали, а Элеонора нервно закурила. Глубоко затянувшись, она насмешливо посмотрела на Булкину:
– Валечка, вы смотрели художественный фильм под названием «Десять негритят»?
– Смотрела, но очень давно, а что? – заискивающе, с надеждой в голосе спросила Валентина Петровна, не успев сходу вникнуть в суть вопроса.
Элеонора в ответ только вздохнула, с интересом разглядывая Булкину, пытаясь, видимо, понять, откуда взялась эта наивная дурочка.
За нее ответил Михал Михалыч:
– Понимаешь, Валечка, Элеонора Марковна хотела сказать, что нас ждет участь героев этого фильма. То есть, ситуация складывается таким образом, что дальнейшие события не зависят ни от нашего желания, ни от наших возможностей. Хотя, я с этим не могу согласиться.
С лица Валентины Петровны исчезла вдруг маска блаженной, она как-то задумчиво, не торопясь, обвела взглядом друзей по несчастью и медленно произнесла:
– Простите меня, пожалуйста. Кажется, я начинаю кое-что понимать. Мы обречены, да? – И, уже ни на кого не глядя, она по-детски всхлипнула, закрыла лицо руками и зарыдала.
– Перестаньте хныкать, милочка! – жестко сказала Элеонора. – Надо было раньше подумать о последствиях своего безумного бизнеса. Имейте мужество признать, что заслуживаете примерного наказания за свою вину перед детьми. А про якобы мучившую совесть и незнание, для чего у вас покупали детей, будете рассказывать где-нибудь в другом месте.
Все с удивлением смотрели на Элеонору Марковну, от томной и податливой красоты которой в считанные мгновения не осталось и следа. Перед ними стояла холодная и безжалостная дама, которая без особых раздумий и горьких сожалений отправила за решетку ни в чем не повинного законного супруга. По всей видимости – в знак признательности за то, что благодаря ему получила все блага, которые сейчас имеет, и состоялась как удачливая бизнес-леди.
– Девочки, не надо ссориться, – решительно произнес Виктор. – Не время и не место. Предложений, я смотрю, никаких не поступает, поэтому мое остается в силе: нам надо отсюда убираться. И, чем скорее, тем лучше, то есть – завтра.
– Но завтра мы, наверное, не успеем, билеты надо сдавать, то да се, – начала приходить в себя Валентина Петровна.
– Не надо их сдавать. Бесполезно сейчас рассуждать о том, чертовщина это, или еще какая хрень, связанная, возможно, с существованием параллельного мира. Есть неоспоримый факт: нас преследуют какие-то люди, более того – не исключено, что они хотят нашей смерти. Исходить будем из того, что эти козлы знают дату нашего отлета, до которой остается неделя. Вот и не будем суетиться. Даже на пляж придем с утра, как обычно, поваляемся. До вечера времени хватит на сборы, а в ночь надо выезжать на такси до Краснодара, а там разберемся, что к чему. Если есть возражения, давайте обсудим.
Но вариант, предложенный Виктором, всем показался в сложившихся обстоятельствах безальтернативным. Обсудив кое-какие детали, договорившись о времени отъезда, друзья двинулись на ужин, даже не обратив внимание на тот факт, что за разговором был пропущен обед. Ну, а ночь… Что ж, читателю предоставляется возможность самостоятельно пофантазировать на тему ночи. Кто-то решит, что чувство близкой опасности отодвинуло на задний план, а, возможно, и вовсе лишило наших героев всякого желания продлить хотя бы на несколько часов так некстати оборвавшийся курортный роман. А, быть может, совсем наоборот – добавило пикантной остроты, подняв известные ощущения до таких высот, что даже угроза собственной жизни не в силах была остановить раскрученный до максимальных оборотов маховик необузданных страстей.

*    *    *

День начался спокойно, на пляже лжефотографы замечены не были. Но в воду глубже, чем по колено, не рискнули войти даже Виктор с Михал Михалычем. Элеонора же с Валентиной Петровной поминутно озирались и, в конце концов, не выдержав напряжения, вызванного возможным появлением знакомых персонажей, ушли в корпус готовиться к отъезду.
Вечером, решая окончательно, на какое время вызывать такси по телефону, поразмыслив, от этой идеи отказались. Поэтому Виктор уехал на железнодорожный вокзал, где в местных бомбилах недостатка не было. И уже в одиннадцатом часу, когда окончательно стемнело, друзья тронулись в путь, уповая только на удачу. Загрузились оперативно, поскольку, по иронии судьбы, из дома на отдых уезжали в такой же спешке, налегке, взяв с собой минимум необходимых вещей.
Трасса, проложенная по гористой местности, хоть и представляла собой определенную сложность с многочисленными крутыми поворотами, подъемами и спусками, не была загружена в этот поздний час. Поэтому ехали быстро, нарушая ночную тишину на виражах серпантина визгом тормозов не нового уже, но вполне надежного детища отечественного автопрома – просторной «Волги». Михал Михалыч сидел рядом с водителем, как обладатель самой представительной фигуры, а Виктор расположился на заднем сидении между двумя дамами. В основном все молчали, кто-то пытался дремать. Элеонора, прильнувшая к плечу Виктора, неожиданно спросила:
– Скажи, а ты действительно веришь в то, что параллельные миры существуют?
– О чем ты? – сонно отозвался тот.
– О, господи! Ну, вчера вечером ты рассуждал по поводу того, что происходит. То ли чертовщина, говорил, то ли параллельные миры виноваты.
Виктор внимательно посмотрел в глаза Элеоноры и, вздохнув, произнес:
– Виноваты люди, Эля. Мы, то есть. А, что касается того, верю ли я в сверхъестественное… – Он некоторое время помолчал. – Думаю, что многие начинают в это верить, если не находят простых объяснений каким-то загадочным явлениям, либо в случаях, когда хочется на кого-то переложить свою вину за содеянные неблаговидные поступки.
Неожиданно в свете фар в конце очередного спуска, заканчивающегося крутым левым поворотом, переходящим в затяжной подъем, все увидели полицейскую легковушку. Она стояла на расширяющейся в этом месте обочине под скалистым навесом, поросшим густой растительностью. Когда «Волга» поравнялась с полицейским «Жигулем», из тени вдруг выросла громадная фигура инспектора с жезлом в вытянутой руке.
Они остановились на той же обочине впереди «гаишников». Водитель, несколько поколебавшись, все же вышел к инспектору, остававшемуся у своей машины вопреки правилам, согласно которым должен был подойти к остановленному им транспортному средству.
– Я выйду на минуту, разомнусь – что-то ноги затекли, – отозвался впервые за всю поездку Михал Михалыч.
Он сначала постоял рядом, потом сделал несколько шагов в сторону инспекторов, которых оказалось двое, о чем-то энергично беседующих с их водителем. Неожиданно остановился, как вкопанный, затем резко развернулся и зашагал обратно. Плюхнувшись на сидение и захлопнув за собой дверь, он оторопело оглянулся на сидящих сзади.
– Что с вами, Михал Михалыч? – испуганно спросила Валентина Петровна.
– Там… – Он запнулся и достал носовой платок, которым промокнул мгновенно вспотевшую лысину.
– Что – «там»? Что-то случилось? – оглянулся на заднее стекло Виктор. – Водителя нашего прикончили или наоборот?
– У них в машине женщина!
– Ну, вы даете, Михал Михалыч! Это ж менты. Сняли проститутку с трассы, постоят часик в засаде и на честно заработанные бабки поедут расслабляться. Вы думаете, почему они нас остановили? Сейчас водитель дунет в их прибор, который покажет наличие алкоголя в организме, отслюнявит согласно установленным в этом регионе расценкам, и поедем спокойно дальше. А вы почему-то разволновались.
– Ну, а если водитель не пил? – удивилась Элеонора.
– Это не имеет значения. У них всегда загорается нужная лампочка. А если водила заартачится, предложат поехать на экспертизу. Оно ему надо? Даже в случае отрицательного результата легче ему не будет. Кому охота терять столько времени, клиентов вместе с их деньгами. И, наконец, губить массу нервных клеток. Гораздо проще заткнуть инспекторам пасть взяткой и продолжать спокойно работать.
– Погодите, дайте мне, в конце концов, сказать, – продолжал настаивать Неваляев. – Эта женщина – моя жена!
Последовала немая сцена, после чего все дружно оглянулись назад. Но включенные фары «Жигулей» слепили, не давая разглядеть не только салон, но и то, что происходило рядом с машиной.
– Послушайте, Михал Михалыч! По-моему, вы перегрелись на солнце в эти дни. – Виктор рассмеялся. – Что там вообще сейчас можно разглядеть и, тем более, кого-то узнать?
– Витя, когда женишься и проживешь с женой лет тридцать, ты будешь ее узнавать в полной темноте с закрытыми глазами, причем, на расстоянии. Это была она.
Молчавшая все это время Валентина Петровна продолжала вглядываться в то, что происходило возле «Жигулей», и вдруг вскрикнула:
– Ой, мамочки, это они!
– Кто? – в один голос спросили остальные.
– Кто-кто! Фотографы! – На глаза Валечки мгновенно навернулись слезы. – Все, мы пропали, – проговорила она упавшим голосом.
В это время вернулся наконец водитель и, усевшись за руль, проворчал, включая зажигание:
– Какого черта останавливали?
– Что они хотели? – встревоженно спросила Элеонора, когда стронулись с места.
– Проверили на алкоголь, но почему-то не обнаружили, что очень странно. Ну, спросили, кого везу, куда. Пожелали счастливого пути. – Он сплюнул за окно. – Такое ощущение, что какой-то гадостью смазан их прибор.
Затяжной подъем наконец закончился, и начался относительно прямой, горизонтальный участок. Со стороны моря, находящегося где-то далеко внизу слева, ни с того, ни с сего налетел вдруг шквалистый ветер, и на лобовое стекло упали редкие, но крупные капли дождя, постепенно усиливающегося и вскоре перешедшего в ливневой. Первым почувствовал неладное Виктор. Он сам был водителем довольно опытным, со стажем вождения около пятнадцати лет. Поэтому, когда в свете фар показался знак, предупреждающий о приближении к крутому повороту вправо, а водитель даже не думал сбрасывать газ, Виктор сразу насторожился. Тем более, дождь так заливал стекло, что дворники не справлялись на максимальных оборотах. Он довольно резко произнес:
– Эй, уважаемый! Мы, конечно, спешим, но не на тот свет!
Михал Михалыч недоуменно оглянулся на обеспокоенного Виктора, затем на водителя и неуверенно произнес:
– Кажется, ему плохо, Витя.
Теперь и у Виктора на этот счет уже не было никаких сомнений. Подавшись всем корпусом вперед, он увидел, как таксист, неестественно вцепившись в баранку, потухшим взглядом уставился на дорогу и медленно начинал заваливаться набок. Видимо, он понял, что произошло, но сделать уже ничего не мог, сознание покидало его.
– Михал Михалыч, зажигание! Выключи зажигание! – закричал Виктор, одновременно пытаясь дотянуться до баранки, но наткнулся на упавшее вправо грузное тело. Он вспомнил про рычаг ручного тормоза, оказавшегося тоже недоступным, попытался приподнять тело, но было уже поздно: дорога круто начала уходить вправо, и машина протаранила ограничительные столбики. Раздался душераздирающий женский вопль, смешавшийся с треском деформирующегося металла и последующим хлестким ударом по машине – пролетев несколько метров по воздуху, они воткнулись в густые заросли деревьев, росших на склоне горы, по которой была проложена трасса. Машина прошелестела еще с десяток метров сквозь их кроны и замерла в положении носом вниз почти вертикально. Наступила зловещая тишина, но это было ложное ощущение в первые мгновения после аварии. На самом деле шел сильный дождь, шум которого смешивался с завываниями ветра и доносящимся снизу шумом прибоя – море штормило.

*    *    *

– Все живы? – спросил, спустя несколько секунд, показавшихся остальным вечностью, Виктор.
Женщины были целы и невредимы, что не замедлили подтвердить, всхлипывая и вцепившись в него с двух сторон. Михал Михалыч то ли промычал в ответ что-то нечленораздельное, то ли стонал от боли. По крайней мере, было понятно, что он жив. А водителя не было, как не было и лобового стекла. Михал Михалыч был пристегнут ремнем безопасности, что и уберегло его от участи водителя, чье тело, очевидно, били сейчас волны прибоя о прибрежные камни.
– Ну, раз живы, значит – самое время подумать о том, как отсюда выбраться. – Виктор попытался дотянуться до двери, машина угрожающе качнулась, и все замерли, затаив дыхание.
Валентина Петровна опять начала ойкать, вспоминая мамочку, но Элеонора вовремя пресекла это нытье, жестким тоном посоветовав ей заткнуться и выполнять то, что будет велено.
– Значит, так, девочки. Я не знаю, каковы шансы у нас выбраться отсюда. Но сидеть, сложа руки, мы не будем и сейчас же начнем действовать четко и слаженно.
– Может быть, не надо? – пискнула опять Валечка, – нас скоро найдут и вытащат отсюда.
– Раньше всех здесь окажутся те «гаишники», которые нас только что остановили, ты же сама их опознала, – зарычал на нее Виктор. – И будь уверена, те деревья, которые держат машину, сразу же обрубят. Это они отравили водителя, когда проверяли на алкоголь. Эля, начнем с тебя, – Виктор показал ей рычаг открытия двери. – Давай, пробуй открывать, только без резких движений.
К всеобщему облегчению, дверь не заклинило и она сразу же подалась.
– А теперь осмотрись внимательно, хватайся за какую-нибудь надежную ветку и выбирайся. Только постарайся не отталкиваться от машины, а подтягивайся на руках, сколько сможешь. Вот так. Не бойся – раз машина не рухнула сразу, значит, крепко зацепилась за деревья, или близко грунт. Вот так, хорошо. – «Волга» все-таки потихоньку раскачивалась, а сильный ветер усугублял положение. Но Элеонора довольно скоро оказалась снаружи. – Опору хоть какую-то нащупала?
– Да, Витя! – Элеонора кричала, опасаясь, что из-за шума все усиливающегося дождя ее не будет слышно. – Напротив двери пустота, но над ней много веток, а чуть сзади начинается пологий склон! Выползай, не бойся!
Понимая, что спасение обрело вполне реальные черты, Виктор решительно двинулся к выходу, но машина опять качнулась и раздался зловещий треск дерева. Валентина Петровна вскрикнула. Виктор замер, затаив дыхания, но все обошлось. Когда выбрался, понял, что Валечка самостоятельно себя не спасет. Убедившись, что Элеонора находится в безопасном месте, он, как можно надежнее, закрепился, нащупав ногами более-менее мощный ствол поваленного дерева, а левой рукой ухватился за толстую ветку. Хотел крикнуть, чтобы Валентина Петровна начинала движение, но она уже вылезала из дверного проема, судорожно цепляясь за все, что видела перед собой.
– Замри, Валя! – закричал Виктор, – и давай мне одну руку!
Но уже было слишком поздно подавать ей какие-либо команды. Как утопающий хватается за первого, оказавшегося рядом человека, рискуя утащить его за собой на дно, абсолютно не соображая, что делает, так и Валентина Петровна бросилась на Виктора, резко оттолкнувшись от машины. С обезумившим от страха лицом она вцепилась в него обеими руками, и только благодаря хорошим физическим данным Виктора, удалось удержать равновесие, стоя над пропастью на стволе и ветках неизвестного зеленого насаждения, обреченного на гибель ради их спасения. Но, к несчастью, не отдавая отчета своим действиям, этим прыжком Валентина Петровна решила участь истекающего кровью на переднем сидении Михал Михалыча. Каким-то чудом державшаяся все это время задним мостом за корявый ствол сломленного дерева, «Волга» рухнула в бездну, унеся с собой жизнь их товарища по несчастью, так и не понявшего, что же все-таки произошло с ним и такими же бедолагами, рядом с которыми он провел последние в своей жизни счастливые дни. Спустя мгновение, снизу донесся звук приглушенного непогодой взрыва. Но Валентина Петровна этого не увидела. Ее внимание было сейчас приковано к Элеоноре, протянувшей сверху руку, в которую и не замедлила вцепиться. Одновременно ощутив толчок снизу, она вскоре оказалась на твердом грунте в безопасности, а через несколько секунд к ним присоединился Виктор. И только сейчас, оглянувшись, Валечка вместо висящей над пропастью машины увидела зияющую чернотой пустоту. Она сразу поняла, чем закончилось для Михал Михалыча это последнее в его жизни путешествие и, вздрогнув всем телом, заплакала навзрыд.
– Не время сейчас его оплакивать, – грубовато прервал рыдания Валентины Петровны Виктор, – выбираться надо отсюда.
Они вскарабкались наверх, как оказалось, вовремя: справа сквозь плотную завесу непрекращающегося дождя пробивался слабый свет фар медленно приближающейся машины. Перебежав на противоположную сторону дороги, пострадавшие оказались перед сплошными зарослями кустарника, в который и нырнули, не обращая внимания на больно хлеставшие по лицу ветки. Углубиться далеко не удалось – в нескольких метрах от обочины начиналась практически отвесная горная стена, у которой они и затаились, надеясь, что густая листва скроет их присутствие от чужих глаз со стороны проезжей части.
Как и предполагал Виктор, автомобиль, остановившийся напротив них, оказался все тем же полицейским «Жигулем», возле которого они стояли за десять минут до катастрофы. Из него вышли двое в форме и сразу же направились к тому месту, где еще несколько минут назад висела над пропастью «Волга». Потоптавшись на месте происшествия и осмотревшись вокруг, они уехали. Лиц, естественно, в таких условиях разглядеть было невозможно, но фигуры ментов действительно напоминали известных нашим героям персонажей – в этом Элеонора с Виктором согласились с Валентиной Петровной, первой заподозрившей в них своих мучителей.
Укрытые в неожиданном убежище от дождя, они продолжали стоять молча, потрясенные. Только сейчас, видимо, в полной мере начиная сознавать, что же все-таки произошло. И, судя по всему, выхода из создавшегося положения никто не видел. Нет ничего более ужасного, чем ощущение чувства безысходности, пожирающего человека изнутри, лишающего не только всяческой инициативы, но даже способности мыслить, низводя его до той ступени, с которой достаточно сделать всего лишь один шаг, чтобы стереть видимую грань между существом мыслящим и его братьями меньшими.
Вспомнив о Михал Михалыче, Валентина Петровна опять заплакала, но в этот раз ни Виктор, ни Элеонора не останавливали ее. Не Бог весть какие сильные чувства возникли между ними за столь короткое время, прошедшее со дня знакомства, но случается и так, что потерять человека, с которым пересеклись пути совсем недавно, не менее тяжело, нежели расстаться с тем, кого знаешь всю жизнь.
– Но что же делать будем, – спросила Элеонора после довольно продолжительного тягостного безмолвия.
– Надо добираться до ближайшего населенного пункта и обращаться в полицию, – всхлипнув, еле слышно проговорила Валентина Петровна.
– Валечка, милая, – безо всяких эмоций произнес Виктор. – Я голову даю на отсечение, что, в какое бы отделение полиции мы сейчас не обратились, увидим там все те же мерзкие рожи. Неужели вы этого еще не поняли? – Вдруг вспомнив о чем-то, он ощупал карманы своей джинсовой куртки и с сочувствием взглянул на женщин. – А документы ваши, конечно, лежали в сумках?
– Твою мать! – выругались они в унисон и с надеждой посмотрели на Виктора, будто он мог решить проблему, возникшую в дополнение к прочим неприятностям. Валентина Петровна сунула руку за пазуху. – Слава богу, деньги догадалась в лифчик положить, как в старые добрые времена.
– Я вас поздравляю, – безо всякого умысла равнодушно проговорил Виктор. – Теперь для всякого мента вы представляете такой же интерес, как и любой бомж – ни больше, ни меньше.
– Господи! – Элеонора схватилась за голову. – Ни денег, ни паспорта. Но зато всюду уроды, которые хотят тебя убить! – С обидой бросила взгляд на Виктора и тихо заплакала.
Ему нестерпимо жаль стало эту железную леди, как мысленно окрестил он ее в первый же день знакомства. Оказывается, женщины такого склада характера тоже способны к проявлению слабости – никто не мог отнять у них этой привилегии перед представителями сильной половины человечества. Виктор обнял ее и поцеловал:
– Ну-ну, не надо плакать, что-нибудь придумаем. В деньгах мы не ограничены: наличных у меня достаточно, и кредитка есть. Что касается отсутствия документов, тут будет сложнее. Но при наличии денег и эту проблему можно порешать, тем более, что мой паспорт на месте. Так что по-прежнему неразрешимой остается пока загадка двух типов, которые нас преследуют. Как видите, эта авария, в сущности, не изменила, а только лишь несколько усложнила наше положение. – Виктор вдруг осекся, взглянув на Валентину Петровну. – Жаль, конечно, Михал Михалыча, но мы не в силах были ему помочь.
– Интересно, а какая связь может быть между этими бандитами и его женой, если только он не обознался, когда увидел ее в машине? – Минутная слабость, овладевшая Элеонорой, прошла, и вернулась ее способность к аналитическому мышлению, свойственная людям, умеющим просчитывать свои действия на много ходов вперед. – Хотелось бы сейчас с ней поговорить.
Виктор вынул из кармана бумажник и извлек из него визитную карточку Неваляева. Как раз накануне отъезда они обменялись визитками. Рассмотрев ее, сказал:
– Ну что ж. Есть домашний телефон, при первой же возможности можно будет и поговорить. Мобильники ваши были, конечно, тоже в сумках? – Получив утвердительный ответ, он достал свой и выругался. – Аккумулятора на один-два разговора хватит. А зарядное устройство тоже в море плавает.
Дождь между тем заканчивался, и надо было принимать какое-то решение.

*    *    *

– Какие будут предложения? – Виктор посмотрел на часы. – Скоро светать начнет.
– Надо идти, – решительно сказала Элеонора. – Здесь мы ничего не выстоим.
– Может быть, знаешь, куда? – полюбопытствовала Валентина Петровна.
– Знаю. Витя сказал, что в полиции мы непременно наткнемся на этих же бандитов. Вот и надо идти к нашим доблестным внутренним органам.
Увидев недоуменные взгляды друзей, Элеонора продолжала:
– Какие требования они нам предъявляли? Поделиться? Значит, будем договариваться. В противном случае нас ждет участь Михал Михалыча. Уверена, это без вариантов.
– Ну почему же? – вмешался Виктор. – Варианты есть.
Валентина Петровна напряглась. Внешне изо всех сил стараясь сохранять спокойствие, спросила:
– Ты имеешь в виду…
– Не знаю, о чем ты подумала, – со злом перебил он, – я имею в виду последовательность, с которой нас прикончат. Хватит трепаться, пошли.
С трудом продравшись сквозь колючие кусты, насквозь промокшие и грязные, они побрели по трассе, изредка оглядываясь и безрезультатно голосуя обгоняющему их транспорту. Одни проносились, не обращая на пешеходов никакого внимания, другие, притормозив, резко увеличивали скорость, едва разглядев непрезентабельный внешний вид странной компании.
– Ну, и куда мы придем? – наконец, не выдержала и захныкала Валентина Петровна.
Виктор промолчал, а Элеонора покосилась на Булкину с намерением сказать какую-нибудь колкость. Но передумала, справедливо полагая, что в сложившихся обстоятельствах надо набраться терпения и быть снисходительными к проявлениям слабости друг друга, раз уж судьба-злодейка распорядилась таким образом, что пересеклись их пути-дорожки в недобрый час. Вслух она произнесла:
– Валечка, здесь населенных пунктов очень много по всему побережью. И, по-моему, скоро должна быть Лазаревская.
На рассвете им все-таки повезло. Тормознул микроавтобус, и приветливый водитель подбросил друзей к лазаревскому отделению полиции.
Все, что с ними произошло, рассказал дежурному Виктор. Все, за исключением, разумеется, загадочных обстоятельств, предшествующих аварии. Внимательно выслушав, улыбчивый лейтенант позвонил в ГИБДД, объяснив ситуацию и предполагаемое место происшествия. Положив трубку, он вдруг посерьезнел и как-то недоверчиво взглянул на ранних посетителей.
– Вы уверены, что все обстояло именно так, как рассказали? И, кстати, документы, удостоверяющие личность, у кого-нибудь имеются?
– Только у меня, – протянул паспорт лейтенанту Виктор.
Возвращая после внимательного изучения документ, лейтенант, не удержавшись, зевнул после бессонной ночи и, извинившись, произнес с улыбкой:
– Понимаете, в чем дело. «Гаишники» сказали, что им ничего не известно о какой-либо аварии, произошедшей сегодняшней ночью. Сотрудники ДПС патрулировали как раз этот участок, поскольку он наиболее опасен, и ничего не зафиксировали.
– Послушайте, товарищ лейтенант, – подключилась к разговору Элеонора. – Перед вами стоят пострадавшие в автокатастрофе. Водитель не справился с управлением, два человека погибли! Ну, как вам еще объяснять? Может быть, вы думаете, что подвыпившие отдыхающие возвращаются с дискотеки для тех, кому «за…» и решили повалять дурака?
– Да не волнуйтесь вы так, дамочка, – миролюбиво произнес уставший дежурный. – Сейчас сюда подъедет машина ДПС, и вы покажете им место аварии. Можете подождать на улице, там есть скамейка, отдохните. Это не очень долго, минут через десять они будут здесь.
Когда подъехали два инспектора, незадачливые туристы обеспокоенно переглянулись. Трудно сказать, что они сейчас испытывали, разочарование или облегчение от того, что увидели вместо своих преследователей незнакомых лейтенантов. Скорее всего, читатель не ошибется, если решит, что противоречивые чувства овладели несчастными, которые рассчитывали на скорое наступление развязки, откладывающейся теперь неизвестно, на какое время.
Выслушав вкратце изложенную историю падения, лейтенанты неопределенно пожали плечами, и один из них жестом предложил занять места на заднем сидение машины. Включив «мигалку», они резво сорвались с места и довольно быстро подъехали к повороту, на котором все и произошло.
– Вот здесь, – уверенно показал Виктор на поваленные от сильного удара деревья.
Все вышли из машины и замерли в недоумении от чего-то, пока еще никем не понятого, но уже пробуждающего недобрые предчувствия со стороны пострадавших, и усиливающего возникшие чуть ранее подозрения инспекторов ДПС. То, что именно в этом месте произошла авария, не вызывало никаких сомнений ни у женщин, ни у Виктора, успевшего разглядеть противоположную обочину, за которой они прятались в потревоженном кустарнике у отвесной скалистой стены. И в то же время в этой картине присутствовали какие-то десять отличий от оригинала, определить которые сходу не представлялось возможным неискушенному зрителю. В конце концов, потеряв терпение, все тот же лейтенант, видимо, старший наряда, хмуро пояснил:
– Авария здесь, действительно, была. – Но вырвавшийся, было, у всех вздох облегчения был в ту же секунду подавлен. – Произошла она месяца два назад. Неужели не видите, что листья на сбитых деревьях уже сухие? Можете заглянуть вниз, там находится дикий пляж, который давно уже облюбовали нудисты. Если имеется желание, то в пятидесяти метрах отсюда к нему есть спуск. Прогуляйтесь, может быть, среди загорающих там граждан есть ваши пострадавшие. Только не забудьте раздеться догола, иначе эта публика вас побьет. – Лейтенант еще раз окинул подозрительным взглядом надоевших клиентов. – И больше так не шутите. Будьте здоровы! – Усаживаясь в машину, проворчал:
– И ведь взрослые люди!

Растерянно глядя вслед удаляющимся полицейским «Жигулям», все трое переглянулись.
– Эти ублюдки нас кинули! – возмутилась Валентина Петровна. – Мы, что, до бесконечности ноги будем бить на этой чертовой дороге?
– Валечка, о чем это вы! Какие на хрен ноги? – взорвался Виктор. – Кроме ног, вас больше ничто не беспокоит сейчас, что ли?
Валентина Петровна испуганно заморгала, и на ее глаза тотчас навернулись слезы.
– А вот это? – он кивнул на поваленные деревья, – и то, что нас кто-то все время водит за нос, что погиб Михал Михалыч, вас больше не волнует? – Спохватившись, Виктор достал мобильник и визитку. – Ну, что? Мы, кажется, хотели поговорить с его супругой?
Женщины с тревогой наблюдали за Виктором, пока он набирал номер и ждал соединения.
– Але! Здравствуйте! Это квартира Неваляевых?.. А могу я поговорить с Михал Михалычем?.. Да? Спа-си-бо…
По озадаченному выражению на его лице было понятно, что на том конце сообщили нечто загадочное. Тупо уставившись на мобильник, Виктор пробормотал, повторив, очевидно, услышанное в трубке:
– Михал Михалыч отдыхает в санатории. Буквально полчаса назад он позвонил и сказал, что через неделю возвращается.
– Ну, хватит! – прорычала помалкивавшая до этого Элеонора. – Не хочу слушать этот бред. Хочу купаться – уже вся чешусь. А эта сучка врет, она в сговоре с бандитами. Я уверена, что Михал Михалыч не ошибся, когда увидел ее в машине гаишников. Все! Пошли к морю.
– Так сказали, что на этом пляже можно только голыми, – пробормотала Валентина Петровна.
– Плевать, – огрызнулась Элеонора. И, потом, вы уверены, милочка, что при наличии традиционного пляжа захотите показаться перед изумленной публикой в том белье, которое сейчас на вас надето? – Она насмешливо взглянула на Виктора. – Надеюсь, ты не будешь шокирован пикантным зрелищем?
– Переживу, – проворчал тот, мысленно представив себя, в чем мать родила, в компании с двумя голыми бабами. – Вот только еще один звонок я все-таки сделаю. – Снова достав визитку Михал Михалыча, Виктор набрал номер его мобильника.
Валентина Петровна с Элеонорой, замерев, смотрели на него в надежде, что сейчас произойдет чудо, и Виктор услышит, как добродушно-насмешливым голосом Михал Михалыч спросит, где они зависли, или что-то в этом роде. Но чуда, увы, не произошло.
Выключив телефон, Виктор подошел к обрыву, в который упала машина и, посмотрев вниз, мрачно произнес:
– Абонент недоступен.

*    *    *

Они медленно спускались по тропинке, сбегающей вдоль склона, поросшего редколесьем и кустарником. И наконец оказались на узкой береговой полосе крохотной бухточки, скрытой от шоссе кронами деревьев, густо растущих вдоль обочины и нависающих над склоном. Галька на импровизированном пляже была крупной, но это неудобство компенсировалось укромностью от посторонних глаз. И любители загорать голышом были уверены, что никто не будет тыкать в их сторону пальцами. А если кто и забредает сюда случайно, то, сконфуженный, поворачивает оглобли восвояси. Это только издалека и в толпе блюстители чистоты нравов могут громко возмущаться и обсуждать деяния, которые не укладываются в рамки их представлений о нормах морали и нравственности. А сталкиваясь нос к носу с отклонениями от общепринятого поведения в обществе, стыдливо отворачиваются и делают ноги, изобразив на всякий случай полное равнодушие к происходящему.
Несмотря на раннее утро, количество обнаженных тел произвело определенное впечатление на наших путников, в нерешительности остановившихся и озирающихся в поисках подходящего места, где они могли бы не привлекать особого внимания окружающих. Наконец, решили расположиться у самой воды неподалеку от тропинки, выведшей их в это экзотическое место. Виктор, усевшись на большой валун, с любопытством уставился на своих спутниц. Даже Элеонора, совсем недавно решительно предложившая друзьям двигаться в этом направлении, казалось, пришла в замешательство.
– Ну, девчонки, вперед! – дурашливо скомандовал Виктор. – А то публика начинает на нас коситься.
– А сам-то дрейфишь? – поинтересовалась Элеонора, присев рядом.
– Нет. Просто стесняюсь. Поскольку вас большинство, то инициатива должна исходить от вашей стороны.
– Ну и ладно. Валечка, покажем сильному полу, на что мы способны?
К удивлению Виктора, Валентину Петровну уговаривать не пришлось. Он не успел опомниться, как джинсы женщин, а вслед за ними и все остальные предметы одежды, включая лифчики с трусиками, оказались на камнях. Так как тело Элеоноры уже не представляло для Виктора никакой загадки, невольно его взгляд оказался прикованным к пышным формам Валечки. Возникшая пауза начала уже выходить за рамки приличия, когда Элеонора села к нему на колени и с обворожительной улыбкой произнесла:
– Закрой рот, дорогой! И вообще, снимай штаны, кобелина, и быстро в воду. Валечка, за мной!
Вдоволь накупавшись, они с удовольствием раскинулись на согретых утренним солнцем камнях и после бессонной ночи мгновенно задремали, нисколько не смущаясь отсутствия на своих телах какой-либо одежды. Впрочем, никому до них не было дела со стороны таких же обнаженных, мирно отдыхающих граждан.
Раньше других проснулась Валентина Петровна. В первые секунды, ничего не успев сообразить спросонок, она пришла в изумление от представшего ей зрелища. Растерянно поглядывая то на Виктора, то на Элеонору, она в конце концов остановила взгляд на сладко посапывающем Викторе, вспомнив все. Да так увлеклась, завороженная его великолепной фигурой, что от неожиданности вздрогнула, услышав голос Элеоноры:
– Что, подруга, думаешь, за какую часть тела дернуть, чтобы разбудить?
– Мне чужого не надо, – фыркнула Валентина Петровна. – А, во-вторых, более подходящего времени для ревности ты не могла придумать? Нам сейчас что, заняться больше нечем?
– Ладно, не психуй. – Элеонора положила руку Виктору на грудь и медленно начала производить поглаживающие движения, постепенно перемещая ладонь в сторону живота, словно дразня несостоявшуюся соперницу. Неизвестно, чем закончились бы эти ласки, если бы Виктор не открыл глаза и не перехватил руку бесцеремонной Элеоноры.
– Не ссорьтесь, девочки! Я, в общем-то, готов к тому, чтобы вы объединили усилия.
– Негодяй! Да он не спит. Мерзавец и кобель, – пришла очередь психовать Элеоноре. – Но тут же она миролюбиво прибавила:
– Витенька, вставай. Надо что-то делать. А что – мы никак не сообразим. Пока ты в таком виде – мысли в одну сторону направлены.
– Это в какую же? Впрочем, оставим риторику! Один заплыв и уходим отсюда. – Увидев немой вопрос во взгляде своих спутниц, он твердо произнес:
– Возвращаемся в отделение полиции. По крайней мере, надо написать заявления о потере паспортов. И перекусить не мешало бы, а потом будет видно.

Средь бела дня поймать такси, конечно, оказалось не сложным делом. Но, когда вошли к дежурному, мгновенно все разом потеряли дар речи: из окошка на них внимательно смотрел «неандерталец» в форме капитана полиции. От левого глаза до нижней челюсти через всю щеку пролегал легкий, недавно затянувшийся шрам, что придавало и без того свирепой физиономии весьма зловещий вид. И все-таки, несмотря на невероятную историю, происшедшую с каждым из стоящих сейчас перед дежурным по отделению, а по сути – перед приведением, преследующим несчастных вот уже несколько недель, можно предположить, что до конца поверить в реальность этих событий никто из них заставить себя не мог. Даже трагедия последней ночи, казалось бы, не оставлявшая шансов для ее двусмысленного толкования, где-то на подсознательном уровне воспринималась как несчастный случай, которого при желании можно было избежать. И тем не менее, перед ними сидел один из персонажей ночных кошмаров, он же – фотограф на санаторском пляже, он же – инспектор ДПС, проверявший документы у водителя такси за несколько минут до аварии. И теперь – дежурный по отделению полиции в звании капитана, с неподдельным равнодушием взиравший на стоящих у окошка людей. Вот только второго оборотня не видно, но наверняка он где-то поблизости и должен объявиться с минуты на минуту.
– Я вас слушаю, граждане отдыхающие.
Виктор и Валентина Петровна молча посмотрели на Элеонору, давая тем самым понять, что предоставляют ей возможность реализовать свою идею договориться. Но, придя в замешательство от неожиданной встречи, Элеонора ляпнула первое, что пришло ей в голову:
– А почему вы решили, что мы отдыхающие?
– Дамочка, я двадцать лет здесь работаю. – Все с тем же равнодушием дежурный смотрел на посетителей. Продолжать свою мысль он не стал, считая, видимо, что данного аргумента достаточно для того, чтобы глупых вопросов больше не задавали. – Выкладывайте, что случилось.
– А с чего вы взяли, что у нас что-то должно было случиться? – с нескрываемым вызовом вступила в разговор Валентина Петровна.
– Неужели зашли в полицию, чтобы узнать прогноз погоды? – Кажется, ничто не могло вывести из равновесия «неандертальца» – именно так окрестила его Элеонора, впервые увидев эту физиономию во сне, положившем начало странным приключениям. После непродолжительной паузы капитан спросил:
– Ну, так что, будем валять дурака, или будем рассказывать?
Элеонора примирительно произнесла:
– Товарищ капитан, у нас документы пропали. Мы пришли, чтобы написать заявление.
– Что, у всех сразу? При каких обстоятельствах?
– Не у всех, – Виктор достал и протянул паспорт капитану. – Только у женщин.
Тот внимательно начал изучать документ, изредка поглядывая на его владельца, затем открыл рабочий журнал.
– Понимаете, в чем дело…
Но капитан перебил Виктора:
– Кажется, начинаю понимать. Вы сегодня уже заходили сюда и рассказали о каком-то дорожно-транспортном происшествии. Так?
– Да, но…
– Вас привезли на указанное вами место, но никаких следов аварии там не было обнаружено, да?
– Совершенно верно. Только…
– Странная история, вы не находите? Кстати, кем приходятся вам эти женщины? Вы родственники?
– Нет, не родственники, мы отдыхали вместе, – Виктору удалось наконец вставить связную фразу, когда мент не успел его перебить.
– В каком смысле?
– В самом прямом, – не выдержала Элеонора. – В одном санатории! Причем, в одной кровати. Вы что, издеваетесь – допрос устроили?
Внезапно открылась одна из дверей возле дежурки. Из нее выглянул коренастый майор, в котором друзья, разумеется, узнали второго своего преследователя.
– Что за публика у тебя, капитан? – весело спросил он. – Помощь нужна?
– Нет, справляюсь, – спокойно ответил «неандерталец».
Майор внимательно оглядел потерпевших и захлопнул дверь. Друзья молча переглянулись – появление второго оборотня ничего хорошего, по их мнению, не предвещало.
– Так что будем делать? – невозмутимо продолжал капитан.
– Будем писать заявление об утере паспортов, – за всех ответила Элеонора.
– При каких обстоятельствах? – нудно переспросил капитан.
– По пьянке, – Элеонора впилась взглядом в этого урода, словно кошка, готовая броситься на обидчика, чтобы ободрать тому вторую щеку.
– Ну вот. Это похоже на реальное положение вещей. А то, понимаешь, выдумали какую-то небылицу об аварии. Несерьезно как-то, взрослые люди. – Капитан с готовностью дал несколько листов бумаги и объяснил, как написать заявление.
Пока писали, вполголоса провели совещание.
– Они оба сделали вид, что видят нас впервые, – прошептала Валентина Петровна.
– Не нравится мне все это, – с раздражением произнесла Элеонора, – такое ощущение, что с минуты на минуту что-то должно произойти.
– Ты же предлагала договориться, – Виктор на секунду оторвался от бумаги и посмотрел в сторону окошка. Дежурному до них, казалось, не было никакого дела – он с кем-то разговаривал, смеясь, по телефону, и разговор этот явно был не служебного характера. – Сейчас, по-моему, самое время, пока он один.
Элеонора, мгновение поколебавшись, взяла все три заявления и решительно подошла к окошку. Не без волнения, но твердым голосом произнесла:
– Послушайте, капитан! Или как вас еще назвать, не знаю. В свое время вы что-то хотели от всех нас, не так ли? Ну, так давайте, решим эту проблему. Мы готовы договориться.
«Неандерталец» положил трубку и оторопело взглянул на Элеонору, затем оглянулся, словно желая убедиться, что за его спиной никого нет, и женщина обращается к нему, а не к кому-то еще. С неподдельным удивлением он спросил:
– Я не понял, что вы имеете в виду. О чем мы должны с вами договариваться?
Его изумление было таким искренним, что Элеонора стушевалась. Но, пока пыталась сообразить, как повести себя дальше, капитан сам разрядил обстановку, обращаясь, скорее, ко всей компании, чем лично к ней:
– Я смотрю, граждане отдыхающие, вы либо перегрелись на солнце, либо с большого, как говориться, бодуна. Во всяком случае, с кем-то меня перепутали, поскольку не припомню, чтобы мы могли где-то встречаться. И договариваться с вами вроде бы не о чем. Давайте сюда ваши заявления, можете пока перекурить.
Когда вручал справки о потере паспортов, спросил:
– А дальнейшие ваши планы каковы?
– Вообще-то, мы в Краснодар ехали, – ответил Виктор.
– Вот и поезжайте. – Взглянув на часы, капитан, как-то странно сощурился. – Через три часа в ту сторону будет поезд, очень настоятельно рекомендую покинуть наш город. А еще лучше – автобусом, на поезд вряд ли сейчас билеты возьмете.

*    *    *

Обсудить дальнейшие действия решили за завтраком, разыскав в районе вокзала неприметное кафе. Предварительно Виктор заскочил в магазин аксессуаров мобильной связи, чтобы купить зарядное устройство. И, пока завтракали, с разрешения хозяев кафе поставил телефон на зарядку.
Все дружно набросились на шашлык, запивая его красным сухим вином. Некоторое время ели молча. А когда наступили первые признаки утоления голода, Виктор спросил:
– Ну что? Какие будут предложения?
– О чем ты, Витя? Сматываться отсюда надо. И чем быстрей, тем лучше. – Элеонора посмотрела на Валентину Петровну. – Правильно я говорю, Валечка?
Та молча кивнула, не в силах оторваться от приема пищи, с сожалением констатируя про себя тот факт, что одной порции шашлыка оказалось явно недостаточно. Но озвучить свое желание не позволяла женская гордость. К ее несказанному счастью, Виктор подозвал вдруг официантку и попросил повторить.
– Кстати, никто не хочет поделиться своими наблюдениями по поводу странных ощущений в отделении полиции? – спросил он, разливая вино в фужеры.
– Ну, ты спросил! – Элеонора чуть не подавилась куском мяса от возмущения. – Да я эти ощущения испытываю вот уже недели четыре, если не больше.
– Не кипятись, не ты одна. Я имею в виду вот что: вспомните первое наше появление в отделении и сравните с тем, что мы увидели после возвращения. А, вернее будет сказать, чего мы там не увидели во второй раз. – Виктор сделал паузу и пригубил вина.
– Ладно, Пинкертон, колись. Что с нас, безмозглых баб, взять.
Не обращая внимания на сарказм Элеоноры, Виктор продолжал:
– Сразу я и сам не мог понять, в чем дело. Просто подсознательно ощущал какое-то несоответствие. Вспомните, когда мы первый раз общались с лейтенантом, все было реально и по-настоящему. Ходили сотрудники в форме и в гражданской одежде, привезли каких-то задержанных молодых людей. То есть, ощущалась обычная рабочая атмосфера полицейской жизни, несмотря на то, что было раннее утро. А сейчас?
– А что сейчас? – безмятежно спросила Валентина Петровна, приканчивая вторую порцию шашлыка.
– Я поняла, – насмешливо взглянув на нее, заметила Элеонора. – Какая-то безжизненность, нарочитость. За все время, что мы там проторчали, кроме этих двух типов, никто больше не появился. Будто бы не в полиции побывали, а в какой-то богадельне.
– Короче говоря, нам все время организуют подставу, – резюмировал Виктор. – Вот что, вы посидите, допейте пока вино, а я схожу в банк – это недалеко отсюда, мы проходили мимо него. Обналичу кредитку на всякий случай, а то нехорошие предчувствия появились.

– Баланс – ноль, – мрачно проговорил он после возвращения.
– Ой, а много было? – спросила Валентина Петровна.
– Очень много. Правда, в рублях.
– Ну, относительно у.е. можно не париться, – Элеонора выругалась. – Я думаю, с этими счетами произошло то же самое.
– Как это может быть? – дрожащим голосом спросила Валечка.
Элеонора без раздражения уже не могла ни смотреть на Валентину Петровну, ни отвечать на ее дурацкие вопросы. «Как эта блаженная могла торговать детьми? – тоскливо подумала она, – наверняка клиенты кидали ее по полной программе». – Но все-таки ответила, не проявляя каких-либо эмоций:
– Если ты ничего не слышала о хакерах, то очень долго придется объяснять. Просто поверь на слово.
– Но есть в сложившихся обстоятельствах положительный момент, – Виктор вылил остатки вина в фужер и залпом осушил его. – Если счета выгребли по полной, это может означать только одно: от нас должны отстать. Косвенным подтверждением этому является результат сегодняшней встречи с нашими, так сказать, оппонентами – они сделали вид, что видят нас впервые, и посоветовали убраться из города в течение трех часов.
– Какой ты у меня все-таки у-у-мны-ы-й, – нараспев проговорила захмелевшая Элеонора. – А наличности у нас хватит, чтобы выполнить рекомендации этих дебилов?
– Достаточно, если не возникнут какие-нибудь осложнения.
– Так на чем все же добираться будем? – спросила Валентина Петровна.
– На поезде, Валечка, – решительно произнес Виктор, жестом подзывая официанта. – Так безопаснее – со времен войны под откос поезда не падают.
– Ты же говорил, что от нас отстанут.
Он насмешливо посмотрел на Валентину Петровну и с улыбкой ответил:
– Береженого Бог бережет, сказала монашка, надевая на свечу презерватив.
– Эля, он у тебя не только умный, – поморщилась Валечка. – Он у тебя еще и хам!
– Ну что ты хочешь! Витя из Ростова-на-Дону. – Элеонора ласково обняла его и поцеловала в щеку. – А мне понравилась монашка, это так эротично.

Поскольку поезд шел в Москву через Ростов-на-Дону, Виктор предложил такой вариант: при благоприятно складывающихся обстоятельствах он выходит у себя дома, а женщины продолжают движение дальше. Но женщины категорически возразили. Они и слышать не хотели ничего о том, чтобы продолжить поездку без поддержки твердого мужского плеча.
– Витя, я в свой Саратов не поехала, потому что трясусь от страха, – захныкала Валечка, – а ты бросить нас хочешь.
В общем, долго уговаривать Виктора не пришлось – во-первых, в Москву он в любом случае собирался съездить, а во-вторых, он уже плохо представлял свою жизнь без Элеоноры и был рад возможности оттянуть момент расставания.
Билетов, естественно, ни до Москвы, ни до Ростова не было, но стоило назвать проводнику сумму, превышающую их стоимость в полтора раза, как проблема сразу же была решена. Порядок этот был установлен еще при царе Горохе, и, похоже, никакая власть, будь то советская или рыночная, не в силах его изменить – уж больно сильна привязанность русского человека к устоявшимся традициям. Но, конечно, в одном купе трех мест не нашлось даже за отдельную плату. Поэтому Виктор поехал один, без своих спутниц, в соседнем купе.

*    *    *

Несмотря на то, что день был в разгаре, Элеонора с Валентиной Петровной, утомленные последними событиями, сразу же уснули, как только заняли свои места в купе – оба верхние, поэтому можно было спокойно отключиться, не мешая соседям. Виктор держался долго. Бодрствовал часа два, сознавая свою ответственность перед доверившимися ему двумя женщинами, волею судьбы ставшими, как и он сам, жертвами загадочно-мистических событий. Он все это время стоял рядом с их купе, провожая взглядом проплывающие за окном поезда экзотические картинки черноморского побережья. Однако не забывал поглядывать на шляющуюся в обоих направлениях публику, пытаясь предугадать опасность, исходящую от потенциального врага. Но усталость все же свое взяла – борьба со сном была проиграна и, сдавшись на милость победителя, Виктор отключился, затратив остаток сил на то, чтобы взобраться на верхнюю полку.
Проснулся он, когда за окном была глубокая ночь. Мирно посапывали соседи по купе, и сразу не удалось сообразить, что он делает в поезде и в каком направлении движется. Подсказало внезапно охватившее чувство тревоги. Взглянув на часы, Виктор вихрем слетел вниз и выскочил в коридор. Дверь соседнего купе была сдвинута наполовину, и он осторожно заглянул внутрь. На нижних полках лежали два толстых мужика, и оба храпели, взяв на грудь с вечера по приличной дозе «снотворного». Переведя взгляд наверх, Виктор увидел только Элеонору, полка Валентины Петровны была свободна. Он раздумывал несколько секунд, решая, будить уставшую женщину, или, быть может, сейчас в конце вагона появится Валечка, вышедшая в туалет. Но с каждой секундой Виктор укреплялся в мысли, что произошло неладное. Решительно войдя в купе, он осторожно, чтобы не напугать, нежно обнял Элеонору и поцеловал ее в щеку. Она сладко потянулась, открыла глаза и, увидев, вернее, почувствовав в темноте, что рядом находится Виктор, улыбнулась:
– Все в порядке, дорогой?
– Где Валя? Ты давно ее видела?
– Господи, да если б не ты, я бы до утра не проснулась. – Она встревоженно посмотрела на пустую полку. – Что с ней?
– Не знаю, сам только что поднялся. Выходи, заглянем в туалеты и тамбур – может быть, покурить вышла.
Но оба туалета были свободны, в тамбурах тоже – никого.
На стук в купе проводника выглянул заспанный, ростом метр с кепкой, молодой парень.
– Чего вам не спится, граждане пассажиры?
Элеонора презрительно смерила его взглядом:
– Со мной в купе ехала женщина, где она?
– Шкет испуганно захлопал глазами:
– Да вышла она в Горячем Ключе.
– Как – вышла? – Виктор схватил проводника за грудки. – Она до Москвы ехала!
– Очень просто, взяла и вышла. Ее еще родственники встречали.
– Твою мать! Какие к черту родственники, она сирота!
Элеонора с удивлением наблюдала за этой комичной сценой: высокий разъяренный Виктор тряс тщедушного проводника, из которого вот-вот, казалось, вытряхнет душу. Не представляла себе, что можно увидеть его в таком состоянии.
Виктор усадил парня, попросил успокоиться и вспомнить, как все было.
– Чего тут вспоминать? В Горячем Ключе я встречал пассажиров, а ваша спутница вышла покурить. Подошли двое мужчин, окликнули ее по имени, обняли и расцеловали.
– И что потом?
– Да ничего. Ушла она с ними, вот и все дела.
На столике вдруг зазвонил телефон.
– Это бригадир поезда, – произнес проводник и взял трубку. – Я слушаю!.. Что? Полиция? – Он как-то странно взглянул на стоящих рядом возмутителей ночного спокойствия. – Да… Понял. – И положил трубку.
Дальше произошло то, что Элеоноре приходилось видеть только в приключенческих фильмах. Виктор схватил лежавший на столике складной нож и приставил его к горлу проводника, предварительно обхватив того другой рукой за шею и зажав ладонью рот.
– Острый у тебя нож?
Парень испуганно закивал, широко раскрыв глаза от охватившего его ужаса.
– Поэтому отвечай быстро, и не вздумай орать. Вопрос первый: о чем говорил бригадир?
– На следующей станции поезд ждет наряд полиции, – скороговоркой залепетал проводник.
– В связи с чем? Какая станция?
– В связи с убийством, а станция – Армавир. Не убивайте, прошу вас!
– Заткнись! Когда остановка?
– Через полчаса.
– Где ключ от дверей?
– В кармане. Вы меня не убьете?
– Нет, если будешь хорошо себя вести. Эля, посмотри, никого нет в коридоре?
Насмерть перепуганная Элеонора осторожно выглянула, посмотрев в обе стороны, и с трудом произнесла:
– Никого. Витя, что ты делаешь?
Он ничего не ответил, а лишь скомандовал:
– Пошли!
В тамбуре, продолжая держать проводника за воротник, Виктор приказал ему открыть дверь и крикнул:
– Прыгай!
Тот не стал кочевряжиться, догадавшись, что лучше этого не делать, и молча шагнул в зияющую темноту. Виктор обнял дрожащую Элеонору, крепко прижал ее к себе и громко заговорил, перекрикивая шум поезда:
– Эля, слушай меня внимательно и не перебивай! Нам нельзя здесь оставаться, поверь мне! Ничего не бойся, скорость уже небольшая, в детстве мне приходилось прыгать с поезда, все будет нормально. Делай, как я! Поворачиваешься спиной к направлению движения и сильно отталкиваешься от ступеней. То есть, прыгаешь назад! Все поняла? Следом за мной, не задерживаясь! – Он крепко поцеловал плачущую Элеонору, спустился на нижнюю ступеньку и жестом пригласил следовать за ним. Дождавшись момента, когда мимо проплыл очередной столб, Виктор прыгнул. В это время раздался протяжный гудок, видимо, означавший, что поезд приближался к Армавиру.
Откос был не крутым, Виктор заскользил по обильно растущей траве, на ходу поворачиваясь назад в беспокойстве за Элеонору. Наткнулся на что-то твердое и сразу после остановки широко раскинул руки, успев подумать: «Молодец, девочка». Та с криком через секунду оказалась у него в объятиях.
– Ну-ну, не плачь, моя хорошая.
Они лежали в густой траве, крепко прижавшись друг к другу, и Виктор окончательно понял, как дорога ему стала эта, на первый взгляд, самостоятельная, жесткая женщина. А на самом деле нежное, беззащитное существо, попавшее в большую беду, которое он должен оградить от свалившегося несчастья, пусть даже ценой собственной непутевой жизни.
– Ты цела?
– Кажется, да. А ты?
Он попытался встать и только сейчас, ощутив резкую боль в области ребер, понял, что на завершающем этапе своего движения наткнулся на огромный камень. Застонав, Виктор все-таки поднялся на ноги.
– Что с тобой? – заволновалась Элеонора.
– Пустяки. Возможно, ребро сломал, но, скорее всего, ушиб. В общем, жить буду.
– Витя, ты что-нибудь понял?
– Ты слышала, бригадир говорил проводнику о каком-то убийстве? Я думаю, что Валечки нет в живых. А менты, ожидающие поезд в Армавире – по нашу душу. Проводник, конечно, здесь не при чем. Эти уроды, снявшие Валентину Петровну с поезда, просто разыграли спектакль, выдав себя за родственников. И увидели они ее случайно, мне кажется, пытаясь вычислить, в каком мы едем вагоне. Поезд стоял всего пару минут, времени у них хватило только на нее. – Виктор вздохнул. – А Валечка оказалась мужественной женщиной – не стала шум поднимать, чтобы привлечь внимание. Нас с тобой спасала.
Элеонора тихо заплакала. Потом спросила:
– Может быть, все-таки, она жива? И речь шла не о ней?
– Мне тоже хочется так думать.
– Послушай, а зачем ты проводника выкинул из поезда?
– Из соображений безопасности, Эля. Нашей с тобой безопасности. Он бы сразу сообщил координаты. А так, пока будут его искать, времени много уйдет у них на разбирательство. Так что нам с тобой надо сматываться подальше от железной дороги.
– Куда, Витя?
– Да есть кое-какие соображения. Пойдем в Армавир.

*    *    *

– Я не ослышалась? Ты сказал – в Армавир?
– Нет, не ослышалась.
– Но нас ведь там ждут!
– Ждали, Эля. Ждали. – Виктор посмотрел на часы. – Минут через пятнадцать они поймут, что мы об этом узнали. Иначе, почему соскочили с поезда? Можешь ответить на этот вопрос, надеюсь?
– Ну конечно. Чтобы не ехать туда, где нас ждут.
– Логично. И какой из этого следует вывод? – он взял Элеонору под руку. – Сейчас пересечем вот эту лесополосу и выйдем на шоссе. Скоро начнет светать и, если повезет, поймаем машину. – А вывод следующий: теперь в Армавире нас никто не ждет. Искать будут в окрестностях.
– Ой, Витя! Разве ты не видишь, они повсюду! Где мы, тут же следом возникают и они. Что же это за мистика такая?
Виктор оступился и слегка застонал, схватившись за бок.
– Что, больно? – с сочувствием посмотрела на него Элеонора.
– Есть немного. Ничего, пройдет, бывало и хуже. – Уловив ее вопросительный взгляд, улыбнулся. – Я же ростовский пацан со всеми вытекающими отсюда последствиями.
Они вошли в лесополосу и стали пробираться сквозь густые заросли.
– Так вот, по поводу мистики. Сдается мне, что это не совсем так.
– В каком смысле?
– Нет у меня пока ответа на этот вопрос. Но такое ощущение, что объяснение происходящему лежит где-то рядом. Может быть, совсем на поверхности. Было бы здорово, если бы мы поняли все раньше, чем нас прикончат.
– Господи! – застонала Элеонора. – Ну, виновата я перед мужем, знаю. Но что я могла тогда сделать? Растерялась совсем, а этот гад все заранее спланировал. Поэтому и действовал молниеносно, не давая мне опомниться.
– Кто?
– Да компаньон мой, Эдик. Я ведь рассказывала.
– А от кого ты узнала о смерти мужа?
– Ну, от «неандертальца» этого.
Виктор как-то странно посмотрел на Элеонору.
– А официального извещения не получала, что ли?
– Нет, я ведь «умерла», если ты помнишь, и живу все эти годы под именем сестры. Но позвонила следователю, который вел это дело, он подтвердил. Господи, Витя! – Элеонора горько вздохнула. – Ты не представляешь, каково это – нести по жизни такой тяжкий груз. Иногда даже не могу понять, кто я есть такая на самом деле, запуталась совсем. Просто свыклась уже с новым именем, с одной стороны. А с другой – ничего уже нельзя изменить. И от этого совсем на душе паскудно.
Они вышли на шоссе.
– Я не представляю, Эля. Я это тоже, к великому сожалению, хорошо знаю.
Она с интересом на него взглянула, но из-за поворота показался свет фар приближающегося автомобиля. Удивительно, но старенький «Жигуленок» сам остановился, увидев одиноко бредущую парочку. Сзади у него был тяжело нагруженный прицеп. «Очевидно, сельский житель везет какой-то ранний урожай на рынок, – подумал Виктор. – Тяжел крестьянский труд».
– До города подбросите? – спросил он, приоткрыв заднюю дверь.
Получив утвердительный ответ, они с облегчением вздохнули и быстро уселись на заднее сидение.
– Если будем в районе улицы Ленина проезжать, тормознете?
– Обязательно будем, – подтвердил хозяин «Жигуленка» и надавил на газ.
– И что это за улица? – с надеждой в голосе спросила Элеонора. – Мы по какому-то конкретному адресу едем?
– Да, я когда-то учился в этом городе. Был курсантом военного училища летчиков.
Элеонора не стала задавать вопросы, уловив в голосе Виктора интонации, свидетельствующие о неприятных воспоминаниях.
Но, минуту помолчав, он все-таки решил рассказать.
– На втором курсе это произошло. Я с летчиком-инструктором выполнял контрольный полет по маршруту на малой высоте. Остановился двигатель – птица в воздухозаборник двигателя попала. Приняли решение покинуть самолет. Поскольку кабина инструктора находится сзади, он должен катапультироваться первым, а у него отказ произошел – не сработало кресло. В этом случае через борт покидать самолет надо, но высоты уже не было, из-за дефицита времени я бы уже не успел катапультироваться. Поэтому он приказал мне прыгать, а сам хотел, видимо, выполнить посадку в поле. Пламенем из стреляющего механизма, когда я катапультировался, ему обожгло лицо. – Виктор замолчал.
– И что дальше?
– Дальше… Дальше все просто – потеря сознания и катастрофа… Молодой был лейтенант, даже не успел еще жениться. Комиссия, расследовавшая авиапроисшествие, сделала вывод о моей виновности. То есть, я нарушил инструкцию и катапультировался первым. Тем самым обрек своего летчика-инструктора на гибель.
– Но ведь это он приказал тебе прыгать.
– Да. Но доказать я этого не мог. В эфир мы только об остановке двигателя доложили, а бортового магнитофона на истребителях нет. В общем, стрелочника из меня сделали. Отчислять из училища не стали, но все от меня отвернулись. Короче говоря, написал я рапорт и распрощался со своей мечтой. Только один человек поверил мне, мой земляк и лучший друг Валера Николаев. Сейчас он подполковник, командир эскадрильи. Виделись мы с ним не часто за эти годы, но связь поддерживаем – к нему-то мы и едем. – Виктор взглянул на часы и достал мобильник. – Здравствуй, дружище!.. Да, это я. Извини, что разбудил, но обстоятельства вынуждают к тебе обратиться. Дело в том, что я подъезжаю к Армавиру, минут через десять-пятнадцать буду возле твоего дома… Да, Валера, я знаю, что ты всегда рад нашей встрече. Но сейчас я не один, с дамой… Хорошо, скоро подъедем. – Он выключил телефон. – Вот видишь, нам опять повезло, Валера дома. Причем, один – жена с детьми уехала к матери в гости.
Водитель остановил машину перед перекрестком:
– Ребята, мне прямо, а вы повернете сейчас направо и по переулку выйдете на улицу Ленина.
– Сколько мы вам должны?
– Да сколько не жалко. Я вижу, у вас серьезные проблемы.
Виктор достал сторублевку:
– Спасибо большое.
– Не за что, удачи вам.
Когда вошли в переулок, Элеонора оглянулась. Но «Жигуленка» уже не было, в пустынном переулке стояла все еще ночная тишина – провинциальный городок только сейчас начнет просыпаться.
– Я сейчас даже крестьянину этому не верю. Но удачи нам, действительно, ох, как не достает.
Заверещал мобильник.
– Валера звонит, что ли? – Виктор нажал кнопку. – …Здравствуйте. Кто?.. Я вас внимательно слушаю…– Элеонора поняла, что звонок поступил необычный, и с интересом смотрела на его озадаченную физиономию. – Что?! …Хорошо, я подумаю. – Выключив трубку, Виктор даже остановился. – Твою мать! Ты знаешь, кто вышел на связь? Клавдия Семеновна!
– О, Господи! Это еще кто такая?
– Как – кто? Супруга убиенного Михал Михалыча.
– И что этой суке надо?
– То же, что и тем придуркам. Советует не горячиться и отстегнуть по лимону зеленых. Предлагает посредничество. А если решим кочевряжиться, то можем навестить в морге прямо сегодня Валентину Петровну. Правда, выглядит она неважно – поезд пополам переехал.
Элеонору внезапно охватил озноб. Стуча зубами, она с трудом выговорила:
– Тварь! Я же чувствовала, что она заодно с этими бандитами. Но как это произошло? Увидела те же сны, что и Михал Михалыч?
– Эля, какие к черту сны? Не верю я в это дерьмо!
– Не веришь, но других версий у тебя нет! А что думаешь относительно ее предложения?
– А вот тут начинается самое интересное. Оказывается, наши с тобой закордонные счета заблокированы и, насколько я понимаю, это сделала не ты и уж, тем более, не я.
– Это еще что за чертовщина?
– Я бы сказал, что это, скорее, еще одно неизвестное в нашей задаче. И вот смотри, какая вырисовывается картина. Предположим, мы каким-то образом – по принуждению ли, добровольно – неважно, отдаем вымогателям деньги. Можешь мне поверить, нас тут же закопают, потому что руки у них уже по локоть в крови. Но только что стало известно, что мы не в состоянии это сделать, потому что счета заблокированы, причем, неизвестно, кем. Бандиты, естественно, нам не поверят и просто-напросто замучают до смерти. Ведь, как я понял из разговора с Клавдией Семеновной, они считают, что финт со счетами – наших рук дело.
– Замкнутый круг, – согласилась Элеонора. – Но последнее неизвестное, пожалуй, можно попытаться вычислить. Думаю, в моем случае это мог сделать только Эдик. Я чувствовала, что этот подлец не ограничится только тем, что подставил меня когда-то под статью. Вот только что это меняет? А кто твоим «благодетелем» может быть?
– Только мой школьный друг, он же партнер по бизнесу, Сорокин Сашка. Мы знаем счета друг друга – с самого начала решили, что так будет надежнее на случай форс-мажорных обстоятельств. Но он в отношениях со мной всегда был честен, и если пошел на такой шаг, значит, эти обстоятельства наступили. Как бы то ни было, но сегодня Сашке позвоню – попрошу, чтобы денег выслал, пока здесь кантоваться будем. Спрашивать напрямую ни о чем не буду – он сам намекнет, если что-то не в порядке. И вот еще что: Валерке, к которому идем – ни слова обо всем, что произошло, иначе решит, что мы с тобой из психушки сбежали.
За разговором беглецы не заметили, как подошли к пятиэтажке, в которой жил друг Виктора. Подполковник Николаев стоял у подъезда, и в бледном свете зарождающегося дня на его лице была видна приветливая улыбка, означающая только одно: он рад редкой встрече с другом далекой юности, не считаясь с обстоятельствами, которые привели его сюда в столь ранний час.
После крепких объятий и знакомства они вошли в подъезд, поднялись на второй этаж, и только в квартире при ярком свете Николаев обратил внимание на облик гостей. Понято, что после автомобильной аварии и ночного прыжка с поезда на бомжей они еще похожи не были, но вопросы внешний вид вызывал.
– Что-то серьезное произошло? – спросил Валерий. – Не дожидаясь ответа, он провел Элеонору в гостиную, а с Виктором ушел на кухню.
Вернулись минут через пять.
– Эля, я Виктору все объяснил. Будьте, как дома – приводите себя в порядок, отдыхайте. А вечером встретимся.
– Как ты объяснил наше появление здесь, – спросила Элеонора, когда Николаев ушел.
– Сказал, что в поезде к тебе пристала пьяная компания. Возник конфликт. Я думал, что обыкновенная шпана, оказалось – бандиты. Понял, что будут убивать, когда уснем. Поэтому и сбежали с помощью проводника, в чем были.
– Очень романтично. И он поверил в красивую сказку?
Виктор пожал плечами:
– Трудно сказать. Вообще, Валера чем-то озабочен. Но я уверен – это связано не с нашим появлением. Может быть, со службой – сегодня у него полеты, поэтому так рано уехал. Может быть – с семьей. Да ты не переживай, тысячи причин могут быть для плохого настроения. Тем более, у военного человека. Короче говоря, не задавай лишних вопросов, иди в ванную.

*    *    *

Не теряя времени, Виктор позвонил в Ростов:
– Саша, привет!.. Я сейчас в Армавире в гостях у друга, срочно деньги нужны… Ну, тысяч сто… Нет, никаких кредиток… При встрече все объясню. Я сегодня в банке открою счет и позвоню. Кстати, по нашим делам все в порядке?.. Точно?.. Ну, хорошо, до связи!
В это время в комнату вошла Элеонора. Увидев ее, посвежевшую после принятой ванны в чужом халате, Виктор внезапно ощутил такое острое желание, что инстинктивно начал сбрасывать с себя одежду. При этом он мысленно задавал себе вопрос: что стало причиной столь резкой перемены в состоянии организма – принятая Элеонорой ванна или чужой халатик? Но пыл его был своевременно охлажден.
– Я не сплю с мужиками бомжеватого вида, – строго произнесла Эля и со смехом указала на ванную. – Только после водных процедур!
Смущенный Виктор поспешил выполнять ее указания.
Окончательно обессилив в результате бурного секса, они проспали несколько часов и единственное, что успели в этот день сделать – постирали свои шмотки и приготовили ужин к приезду со службы Валерия. Поэтому банк Виктору пришлось перенести на следующий день, а вечер провели втроем за столом, распив бутылку коньяка за встречу и знакомство. При этом Николаев периодически пытался выяснить подробности инцидента в поезде, приметы хулиганов, но Виктор всякий раз удачно ускользал в сторону от этой темы. В конце концов Валерий посоветовал не торопиться с отъездом:
– Вот что, ребята. Завтра пятница, я постараюсь пораньше прийти и в ночь уедем на рыбалку. Есть недалеко отсюда живописное озеро, на берегу которого у наших друзей расположена дача с симпатичным домиком. А в понедельник спокойно продолжите свое романтическое путешествие.
Виктор с Элеонорой переглянулись.
– Соглашайтесь, не пожалеете.
После короткого совещания решили, что рыбалке быть.
– Ну и замечательно. Я сейчас напишу доверенность на свою машину. Чтобы не скучать завтра, покатаетесь по городу. Покажешь Элеоноре, что Россия – это не только Москва, а еще тысячи таких вот провинциальных городов, как наш. Возле подъезда будет стоять синяя «десятка».

Следующий день начался с не совсем приятного известия – выяснилось, что деньги будут только в субботу. Впрочем, Виктор особенного волнения не выразил, но Элеонора не разделяла его мнение по этому поводу.
– Витя, дело не в деньгах. Понимаешь, сама по себе эта задержка, разумеется, безобидна, согласна. Но в совокупности с другими факторами меня это начинает настораживать.
– Что ты имеешь в виду?
– А все. Даже если не принимать во внимание события, скажем, трехдневной и более, давности. Первое – незапланированная остановка в этом городе. Далее – мы вдруг решаем остаться здесь на несколько дней, да еще с выездом на какую-то рыбалку. И, наконец, деньги обещают завтра, а вернемся мы в город в воскресенье, когда в банке выходной день. То есть, постфактум обычно говорят, что произошло неблагоприятное стечение обстоятельств.
– Эля, в тебе сейчас говорят страхи пережитого. Думаю, пока мы гостим у моего друга, нам ничто не грозит. И вообще – повторюсь, но в мистику я не верю, а по жизни я склонен к фатализму, поэтому считаю: все, что с нами случилось, происходит по чьему-то садистскому сценарию. Видимо, финал этой жуткой пьесы известен определенному кругу лиц.
– Спасибо, дорогой. Ты меня успокоил!
– Ну-ну! Паника – худшее, что может быть в нашей ситуации. Ты пойми, Эля – если мы здесь оказались, значит, так срослось. Но расслабляться нельзя, в этом я с тобой согласен. И выход один – действовать в соответствии со складывающейся обстановкой.
Они часа три, не торопясь, колесили по городу в надежде, что обратят внимание на возможные подозрительные явления, но безрезультатно. В конце концов, под влиянием относительно бодрого настроения Виктора, к моменту возвращения на квартиру Элеонора тоже на время успокоилась.
Валерий пришел домой поздно, и выехать пришлось уже на самом деле в ночь, что для Элеоноры послужило дополнительным поводом понервничать в связи с ее версией о неблагоприятном стечении обстоятельств. Дорога, правда, много времени не отняла – уже минут через сорок свернули с трассы и, проехав метров восемьсот по гравийке, оказались в мрачноватом дачном поселке. Редкие тусклые фонари на столбах лишь подчеркивали черноту безлунной ночи, и большинство обитателей небольших домиков, построенных еще в советские времена, либо мирно почивали, либо отсутствовали вообще. То, что садовое товарищество было старым, не вызывало сомнений – деревья были большими, а улочки узкими, поскольку за счет экономии на ширине проезжей части несчастные шесть соток, выделенные некогда могучей империей своим верноподданным, автоматически увеличивались хотя бы на несколько квадратных метров. Но по мере продвижения вглубь территории шедевры советской архитектуры типового дачного строительства, как по мановению волшебной палочки, сменили вдруг образцы верха постсоветской безвкусицы – огромные кирпичные дома с торчащими не к месту башнями и башенками и прочими вычурными излишествами. Столь резкий контраст стал вскоре понятен: они оказались на берегу того самого озера, о котором рассказал вчера, приглашая на рыбалку, Николаев. Разумеется, столь лакомая прибрежная полоса земли оказалась по зубам только узкому кругу лиц: новоявленным бизнесменам, бандитам и представителям так называемого местного самоуправления. Каков социальный статус был у приятеля Валерия, Виктор с Элеонорой уточнять не стали. Впрочем, особнячок оказался действительно довольно милым, не пугающим своими бессмысленными размерами, что говорило, по крайней мере, о наличии вкуса его хозяев. Двор, как и вход в дом, был хорошо освещен, но, к удивлению гостей, Николаев достал ключи и, открывая ворота, сказал:
– Да, забыл предупредить вас, хозяев сегодня не будет – у них возникли какие-то срочные дела. Они принесли свои извинения, подъедут утром.
– Ну, утром, так утром, – проронил Виктор и почувствовал на себе многозначительный взгляд Элеоноры.
Пока Валерий загонял машину во двор, они успели обойти вокруг дома. Видимо, новые хозяева купили два смежных участка, оставив на одном старый фруктовый сад, а на другом построили дом, со временем устроив газоны и высадив множество цветов. Тыльная часть территории понижалась и за калиткой в невысоком заборе угадывалась тропинка к берегу озера, которое, судя по свежести воздуха и стройному лягушачьему хору, было совсем близко.
По тому, как Николаев уверенно хозяйничал на кухне, выпотрошив холодильник, чтобы приготовить импровизированный ужин, стало ясно: он был частым гостем в этом доме и с владельцами дачи был связан тесными отношениями. Ввиду позднего времени посидели недолго, распив бутылку водки. Валерий, сославшись на усталость, показал гостям спальню на втором этаже и лег спать. А Виктор с Элеонорой вышли на свежий воздух покурить. Когда открыли входную дверь и начали спускаться с довольно высокого крыльца по ступеням, в соседском дворе, густо заросшем высокими кустами сирени, раздался резкий шорох раздвигаемых кем-то ветвей кустарника. Эти звуки были знакомы Виктору с детства, когда он с такими же пацанами участвовал в набегах на чужие сады в окрестностях Ростова. Когда глубокой ночью, трясясь от страха, совершенно бесшумно преодолевали любые преграды, стоявшие на пути к созревшим яблокам или грушам. И при возникновении малейшей опасности по чьей-нибудь команде «Атас!» бросались напролом сквозь любую растительность, будь то безобидная сирень или колючий терновник, перемахивая через высоченные заборы, движимые только одной мыслью не быть пойманными бдительными хозяевами, и не схлопотать в задницу заряд соли, выпущенный из дробовика.
Они замерли, прислушиваясь к удаляющемуся шуму. Затем послышался звук закрываемой двери.
– За нами следят, тебе так не кажется? – Элеонора прижалась к Виктору всем телом. – Какого черта этот сосед делал в кустах среди ночи, и почему сбежал при нашем появлении?
– Эля, я знаю не больше тебя. Утро вечера мудренее, разберемся завтра, что к чему.
Докурив, они вернулись в дом и в прихожей неожиданно столкнулись с Николаевым, который, показалось обоим, был чем-то смущен.
– Вспомнил, что дверь не замкнул, – сказал он, – а тут вы полуночничаете.
– Да не мы одни, – воспользовавшись моментом, Элеонора попробовала прояснить ситуацию. – Сосед ваш бродит в потемках. По-моему – любитель подглядывать в замочные скважины. Кто он такой?
– Да, странноватый тип. Кстати, вы его разглядели?
– Нет, услышали только, как он пробирался сквозь кусты.
– Ну, вот и я ни разу его не видел. Нелюдимый субъект, но никаких беспокойств от него вроде бы не было, так что спите спокойно.

*    *    *

Что заставило Виктора подняться в такую рань, он и сам не понял. Открыл глаза, лишь только забрезжил рассвет. Элеонора сладко посапывала рядом, разбросав по подушке свои красивые волосы. Он попытался вновь заснуть, или подремать хотя бы час-другой, но сон уже не шел. И, чем дольше он лежал, тем сильнее его охватывало неясное чувство тревоги, заставившее в конце концов встать и спуститься на первый этаж. Дверь комнаты, где лег спать Валерий, была приоткрыта, и, проходя мимо, Виктор не мог не увидеть, что там его не было.
«Наверное, уже удочки забрасывает», – мелькнула мысль. Он подошел к окну, выходящему во двор, и обомлел – со стороны соседнего участка к их воротам подходил верзила, лица которого в предрассветных сумерках разглядеть было еще невозможно. Но фигура и походка, вне всяких сомнений, говорили об одном: это был «неандерталец», он же – пляжный фотограф, он же – инспектор ДПС и капитан лазаревского отделения полиции. «Ни хрена себе! – выругался Виктор, когда тот достал из кармана ключи, открыл ворота и, осмотревшись, решительно вошел во двор. – Вот тебе и странный, но безобидный сосед. Ай да Валера! Ай да кореш! Ну, спасибо тебе за гостеприимство». Времени на раздумья не оставалось. Он дернулся, было, наверх за Элеонорой, но понял, что только потеряет время. И вдруг вспомнил, что в прихожей вчера обратил внимание на бейсбольную биту в углу возле двери, с некоторых пор ставшую популярным орудием не только в руках бандитов, но и мирных граждан для самозащиты.
Удар пришелся точно в лоб. «Неандерталец» на мгновение замер, удивленно глядя на Виктора, яростно вцепившегося обеими руками в биту, выронил из рук ключи и грузно осел, закрыв глаза и не проронив ни звука. Виктор пулей взлетел на второй этаж и осторожно, чтобы не напугать Элеонору, провел рукой по ее щеке. Потянувшись, Эля не сразу открыла глаза, предвкушая, видимо, скорое сексуальное наслаждение. Но вместо этого услышала сквозь медленно отступающий сон встревоженный голос:
– Элечка, быстро вставай, сматываемся отсюда!
Она интуитивно поняла, что приближается какая-то опасность, вскочила с кровати и, схватив джинсы, вытаращила на Виктора глаза:
– Что произошло?
– Нас нашли!
– Кто?
Ничего не ответив, он схватил Элеонору за руку, на ходу напяливающую на себя майку с курткой, и потащил вниз по лестнице. Увидев у выхода распростертое на полу тело, она вскрикнула. Уже перешагнув через него, Виктор остановился и, склонившись над «неандертальцем», пощупал пульс.
– Жив! Быстро к машине!
Он с удовлетворением вспомнил, как вчера перед отъездом, когда садились в машину, он хотел отдать ключи от нее Николаеву, но у того был с собой второй комплект.
– Твою мать! – отдышавшись, произнесла Элеонора, когда они выехали за ворота. – Как он оказался в доме? А Николаев твой где?
– Не знаю. – Виктор вкратце рассказал, как все произошло. Выезжая на шоссе, он резко надавил на газ. – Я ни хрена не понимаю, Эля, какое отношение ко всей этой истории имеет Валерка!
–Думаю, никакого. Помнишь, я говорила о неблагоприятном стечении обстоятельств?
–Элечка! Лапочка! Какие в жопу обстоятельства? Вспомни, вчера он, уставший, завалился спать, а когда мы вышли перекурить, оказался в прихожей – словно следил за нами. После рассказа о типе, который подглядывал через забор, спросил, разглядели ли мы его.
– Ну и что?
– А то, что Валерка испугался, что мы могли узнать «неандертальца». А сегодня спозаранку исчез куда-то.
– Витя, но вы же друзья! И потом, он ключи от машины не забрал у тебя и доверенность.
– Так-то оно так. Вот я и ломаю мозги, потому что не пойму, что происходит.
– А куда мы сейчас так торопимся?
– Деньги надо в банке взять.
– В пять часов утра?
Виктор взглянул на часы и заматерился.
– Значит, так. Будем запутывать следы. Сейчас едем в Краснодар, там я тебя в аэропорту оставлю, а сам вернусь за деньгами.
– У тебя с головой все в порядке? Я одна, без документов, с какой-то идиотской справкой несколько часов буду ждать тебя в незнакомом городе!
– Ладно. Извини, погорячился. Покатаемся, значит, по окрестностям.
– Ага. Только вряд ли далеко уедем, если машина с этого момента уже числится в угоне. – Элеонора посмотрела на спидометр, стрелка которого перевалила за сто сорок. – Слушай, сбавь обороты, а то мы так рискуем и до первого поста не доехать.
– А если Валерки уже нет в живых?
– Ну не обязательно именно он должен ментам позвонить.
– Нет, Эля. Чует моя задница, что не все так просто. Нас пытаются загнать в какой-то угол.
– Известно, в какой. Ты не забыл, что жена Михал Михалыча ждет от нас решения? В ответ на ее предложение ты сказал, что подумаешь. – Вспомнив о существовании Клавдии Семеновны, Элеонора скорчила ужасную гримасу. – Хотела бы я взглянуть на эту сучку. Кстати, Михал Михалыч не рассказывал тебе, как она выглядит?
– Рассказывал. Толстая, как лошадь, и храпит, как корова.
Элеонора удивленно взглянула на Виктора и рассмеялась:
– По-моему, ты что-то перепутал, но все равно смешно. А вообще-то, вы, мужики, все скоты – первому встречному рассказываете о своих женах гадости.
– Элечка, я холостяк. Но торжественно обещаю, что женюсь на тебе, если после всей этой херни останемся живы! И все-таки во мне все больше крепнет уверенность, что дело не только в деньгах. А, возможно, совсем даже не в деньгах.
– Погоди, не торопись. Во-первых, если дело не в деньгах, тогда в чем? А во-вторых, насчет «жениться» подробнее, пожалуйста, дорогой!
– Вот! – Виктор засмеялся.
– Чего ты ржешь? Я задала глупый вопрос?
– Вот почему я до сих пор свободный человек! Ничего не имею против женщин, но есть у вас одна отвратительная особенность – даже перед лицом грозящей опасности не упустите шанса поймать мужика на слове. Ну, не по душе мне такое давление на личность.
– Ладно, хватит трепаться, личность! Пойду ли я за тебя, большой вопрос… И все-таки, если не деньги, тогда что, по-твоему, руководит действиями наших бандитов? – Элеонора горько усмехнулась от мысли, что считает их уже своими.
– Видишь ли, если бы я знал ответ на этот вопрос, мы бы, возможно, не летели сейчас, сломя голову неизвестно куда. – Он вдруг резко изменился в лице. – Все, абзац! Впереди пост.
Увлекшись разговором, Виктор совсем забыл, что хотел свернуть на какую-нибудь проселочную дорогу, не въезжая в Армавир. Когда увидел впереди пост ДПС и скучающего инспектора, понял, что совершать какие-либо маневры было уже поздно – только сразу привлечешь к себе внимание. В общем, выбора у них не было.
Инспектор сделал шаг навстречу приближающемуся автомобилю и поднял в его направлении жезл. Элеонора вжалась в сидение.
– Витя, что делать будем?
Виктор включил поворотник, собираясь принять вправо и остановиться. Но лейтенант, внимательно вглядевшись в салон, неожиданно сделал жест, разрешающий продолжать движение и равнодушно отвернулся, всем своим видом демонстрируя, что эта машина не представляет для него интереса. Когда миновали пост, Элеонора медленно произнесла:
– Интересно, что это может означать?
– Очевидно, только то, что нас будут брать позже. – Виктор смотрел в зеркало, пытаясь определить, не увязался ли за ними хвост.
Но по сосредоточенному выражению на лице Элеоноры можно было понять, что ее такое предположение не удовлетворило. Она вдруг резко оглянулась и, с облегчением вздохнув, хитро произнесла:
– Ну-ка, следопыт, посмотри назад.
– Я ничего не вижу.
– Смотри внимательнее… Да не на дорогу, бестолочь! В салон смотри.
Под задним стеклом лежала офицерская фуражка, а возле правой двери висел мундир с погонами подполковника.
– Да, – пробормотал Виктор. – Видимо, здешние менты уважают военных.
Оба дружно рассмеялись. Но смех этот был нервным. Как бы ни острили, каких бы версий они ни выдвигали – и Виктор, и Элеонора понимали, что развязка неотвратимо приближается. Судьба Михал Михалыча и Валентины Петровны являлась красноречивым тому подтверждением. Правда, тот нюанс, что их тел никто не видел, подталкивал Виктора к размышлениям, но пока никаких предположений по этому поводу он не выстраивал. Мыслями же и поступками Элеоноры, как и большинства женщин, руководили в первую очередь эмоции, поэтому слабые попытки проанализировать и сопоставить два этих факта ни к чему не привели. Но, как бы то ни было, обоих объединяла одна врожденная черта характера: и Виктор, и Элеонора были борцами, поэтому сдаваться всяким отморозкам без каких-либо попыток предпринять все возможное для спасения своей жизни не собирались.
Однако время каким-то образом надо было скоротать. В результате проведенного совещания решили, что два часа кататься – значит, подвергать себя опасности даже на проселочных дорогах. Поэтому припарковались ближе к центру города с более-менее интенсивным движением, чтобы не привлекать внимания. А, подремав в машине до открытия банка, оставили ее и пошли пешком.

*    *    *

С получением требуемой суммы, к счастью, никаких проблем не возникло. Выйдя из банка, Виктор осмотрелся и, хотя ничего подозрительного не обнаружил, решил, что лучше будет, если понаблюдать за машиной в течение получаса со стороны.
– Мало ли что, лучше подстраховаться, – он посмотрел на Элеонору, – ты как, в порядке?
– Относительно.
– Не переживай, прорвемся. Мы сейчас при деньгах, поэтому дышать будет легче. На машине, понятное дело, далеко уехать не удастся. Но в Краснодар, думаю, проскочим.
– А чего ты зациклился на этом городе? Можно и ближе какую-нибудь станцию найти.
– Найти, конечно, можно. Но билеты только по прибытию поезда сможем взять, если они вообще будут в наличии. В крупном городе с этим проблем не будет – если не до Москвы, то в любом другом направлении уедем.
– Хорошо, уговорил. Слушай, может быть, позвонишь Валерию? Любопытно все-таки, что с ним произошло? И произошло ли?
Виктор достал мобильник и, прежде чем звонить, задумчиво произнес:
– Если мои предположения верны, то он не ответит.
– Ты о чем? – без энтузиазма спросила Элеонора.
– Потом расскажу, – он набрал номер. – Абонент недоступен… А вообще-то, лучше пока телефоном не пользоваться – могут определить координаты.
– Так что ты хотел рассказать?
– Да, в общем-то, ничего конкретного. Просто в игру, которую с нами затеяли, и цели которой мы еще не знаем, вовлечена масса людей. В том числе, возможно, и Николаев.
Элеонора усмехнулась:
– В таком случае не исключено, что и деньги в банке нам всучили фальшивые.
– А что, вполне может быть. Только я думаю, что до таких масштабов пока дело не дошло. – Виктор еще раз внимательно осмотрелся. – Ладно, не будем терять времени. Я ничего подозрительного не заметил, а ты?
– Витя, я даже вон того кобеля подозреваю вместе со столбом, у которого он заднюю лапу задрал.
– Ты не утратила чувства юмора, а это вселяет надежду. Кстати, не будешь против того, чтобы зайти вот в это уютное кафе и перекусить перед дорогой?
– Думаю, ничего плохого в том не будет, если мы плотно позавтракаем.

Выехали из города благополучно, и через пятьдесят километров пути можно было сделать вывод о том, что дорога никаких сюрпризов преподносить не собиралась. Виктор ехал быстро, не забывая при этом контролировать обстановку сзади на предмет появления хвоста. Элеонора пыталась дремать, но стрелка спидометра и мысль о том, что день грядущий им сулит, не давали полностью расслабиться. В конце концов, не выдержав тягостного молчания, она спросила:
– Ты не думал о том, что же все-таки произойдет, когда мы окажемся в Москве? Ну, я займусь опять своим бизнесом, ты порешаешь свои дела. А потом явятся те же приведения, и все начнется заново.
– Хочешь сказать, что мы попали в какой-то замкнутый круг, и вырвемся ли из него – большой вопрос?
Элеонора ничего не ответила. Она вдруг поймала себя на мысли о том, что все это по-прежнему происходит с ними в кошмарном сне. Стоит только оказаться в стенах родного дома, как сон этот прекратится, и все станет на свои места. Не будет никакого Михал Михалыча, блаженной Валечки и даже Виктора, который находится сейчас рядом с ней за рулем автомобиля, бешено несущегося в неизвестность.
Погруженные каждый в свои думы, они не обратили сразу внимания на звонивший телефон. Первой спохватилась Элеонора:
– Витя, кажется, твой мобильник трещит.
То, что услышал Виктор в трубке, настолько его поразило, что своей физиономией он насмерть перепугал Элеонору – на связь вышел Николаев.
– Привет, дружище! Вы куда исчезли? Прихожу с утреннего клева – вас нет, ворота нараспашку.
– А почему ты нас на рыбалку не взял? – Наверное, глупее этого вопроса в данной ситуации трудно было что-либо придумать.
– Да жаль было будить. Сейчас позавтракаем и пойдем, посидим с удочками, полюбуемся пейзажем.
Виктор был в замешательстве, не зная, что сказать в ответ.
– Валера, ты нас извини – я, конечно, поступил по-свински, но резко изменились обстоятельства. И сейчас мы на пути в Краснодар.
– Не понял! Что произошло, Витя? Впрочем, не буду приставать с расспросами. Надеюсь, уважительная причина заставила вас в спешном порядке покинуть этот дом. Слушай, я сейчас созвонюсь со своим приятелем в Краснодаре, оставишь у него машину. До связи!
Элеонора в ожидании смотрела на Виктора. Тот непонимающе пожал плечами:
– Похоже, Валерка не в теме. Сейчас перезвонит – скажет, у кого машину оставить.
– И козла этого, что ты битой уложил, естественно, в доме не оказалось, – она недоверчиво усмехнулась.
– Выходит, что так.
Разговор прервал телефонный звонок.
– Хорошо, Валера, я понял. Еще раз извини, я обязательно тебе все расскажу при случае. До встречи! – Выключив мобильник, Виктор вздохнул. – Если она когда-нибудь состоится.
В это время слева пошла на обгон какая-то иномарка, но водитель повел себя странно. Поравнявшись с их машиной, он вдруг притормозил и в течение нескольких секунд шел рядом, о чем-то энергично переговариваясь с двумя пассажирами. Между тем навстречу на большой скорости приближался автобус, и иномарка – это был черный «Пассат» – несколько опережая их «десятку», начала подрезать, чтобы уйти со встречной полосы. Виктор заматерился, обозвав водилу чайником, и начал притормаживать, давая тому возможность вписаться в обгон. И вдруг Элеонора, тоже обратившая внимание на странную компанию, громко вскрикнула:
– Это он!
– Кто? – Виктор от неожиданности вздрогнул, но ответа уже не разобрал, поскольку «Пассат», вышедший наконец вперед, резко затормозил. Чтобы не въехать ему в задницу, Виктор выскочил на обочину, едва не свалившись в кювет, и утопил педаль газа до пола, интуитивно почувствовав, что останавливаться нельзя. Сходу обойдя замершую иномарку справа, они стремительно начали уходить вперед, совершив несколько рискованных обгонов подряд, заставляя встречные машины прижиматься к обочине. Плотность движения по трассе заметно возросла, и такие маневры могли стоить, если не их жизням, то здоровью – наверняка. Но Виктор продолжал увеличивать скорость, пока не убедился, что оторвался от вероятных преследователей. И уже потом спросил наконец, обеспокоенный происшедшим:
– Так кого ты все-таки узнала, Эля?
– Ты не поверишь – своего гребанного компаньона! Ну, любовника бывшего, Эдуарда. Или подельника – как тебе будет угодно.
– Точно? Ошибка исключена?
– Точнее не бывает. Я его мерзкую рожу за километр узнаю. И номер машины московский – успела заметить.
– Как же твоим любовником мог стать мужик с мерзкой рожей? Любовь зла?
– Ладно, не остри! Господи, что это может означать?
Сразу посерьезнев, Виктор произнес:
– Не хочу проводить аналогий, но Михал Михалыч за несколько минут до своей гибели узнал в машине гаишников свою жену. – Он некоторое время внимательно смотрел в зеркало. – Вот что я думаю, Эля. Нам надо с тобой разделиться. – Мельком бросив на нее взгляд, прибавил:
– Не возражай, пожалуйста.
– Ты меня бросишь? – Голос ее дрожал.
– На время. Вместе мы слишком удобная мишень для бандитов. Сейчас будем проезжать мимо строительного рынка. Там выйдешь, затеряешься среди людей, а через полчаса бери такси, и – в Краснодар на вокзал. Там встретимся у выхода к поездам.
Минут через пять действительно показался рынок с большим количеством припаркованных машин и массой народа – строительный бум наблюдался не только в столице, в глубинке тоже есть люди, умеющие делать деньги. Виктор остановил машину. Не выключая двигателя, достал из кармана куртки пачку пятисоток и отдал Элеоноре. Немного подумав, отдал и мобильник.
– Это на всякий случай, вдруг не встретимся.
– Ну, ты что! Я даже думать об этом не хочу.
– Всякое может быть. На второй кнопке забит телефон моего ростовского друга, Сорокина Александра. Если в Москву будешь выезжать без меня и почувствуешь что-нибудь неладное, свяжешься с ним, попросишь встретить в Ростове. Он обязательно тебе поможет. – Виктор обернулся назад в поиске знакомого «Пассата». – Все, Эля, я должен ехать. Надеюсь, обману этих козлов. Да, чуть не забыл – если позвонит приятель Валерки по поводу машины, скажи ему, пусть приезжает на вокзал вечером, на площади найдет машину. – Он еще раз оглянулся. – Ну, и самое последнее. Сейчас уже вполне серьезно хочу сказать: я люблю тебя, Элечка, и хочу, чтобы ты узнала об этом немедленно, поскольку будущее в тумане. Я благодарен Богу за то, что встретил тебя.
Элеонора со слезами обняла Виктора и крепко поцеловала. Когда захлопнула за собой дверцу и отошла в сторону, «десятка» с визгом сорвалась с места. Элеонора долго смотрела ей вслед, не сдерживая слез, и не заметила, что буквально через минуту мимо промчался черный «Пассат», едва не сбив зазевавшегося пешехода, переходившего дорогу.

*    *    *

Полчаса, которые Элеонора слонялась по рынку, показались ей вечностью. Взяв такси, она даже не вникла в цену поездки, которую озвучил водитель, сразу согласившись. На хорошей скорости успели проехать километров сорок, затем движение замедлилось. Еще не была ясна причина возникшей пробки, но Элеонора все поняла. Более того, сейчас ей казалось, что догадывалась о том, что произойдет, еще там, на строительном рынке, когда расставалась с Виктором. Наконец подъехали к месту аварии, где уже суетились «гаишники», делая необходимые замеры. В кювете лежала машина синего цвета, в изуродованном кузове которой с трудом угадывалась «десятка». Но то, что выжить в ней водителю вряд ли суждено, было видно невооруженным глазом. Элеонора с ужасом смотрела на останки автомобиля, в котором совсем недавно целовала Виктора, понимая теперь, что он предчувствовал приближение беды, потому и настоял на том, чтобы она добиралась до Краснодара самостоятельно.
Она с трудом подавила в себе желание выскочить из машины и броситься туда, где, возможно, был еще жив, но умирал Виктор. Ничем помочь Элеонора ему уже не могла, только еще и свою жизнь подвергла бы опасности. Так и проплакала молча до конца поездки. Боль внезапной потери усиливалась от осознания собственной беспомощности и невозможности повлиять на сложившуюся вокруг нее ситуацию. Расплатившись с таксистом и выйдя из машины, она с трудом поняла, где находится. А, оказавшись на платформе, окончательно пришла в отчаяние и разрыдалась. И, только лишь увидев, что начала привлекать к себе внимание окружающих, взяла себя в руки, пытаясь сосредоточиться на дальнейших действиях.
Звонок мобильника окончательно вывел Элеонору из ступора. Он показался той самой бессмертной соломинкой, за которую пытается ухватиться вечный утопающий, поэтому от волнения она долго не могла вынуть телефон из тесного кармана джинсовой куртки, замерев от страха, что вызов оборвется. Звонил какой-то подполковник Васильев. Элеонора сразу не могла понять, чего он от нее хочет, совершенно забыв о том, что должны были с Виктором передать машину приятелю Николаева. А когда до нее наконец дошло, в чем дело, не стала сообщать о происшествии и согласилась на встречу с этим подполковником. Тем более, что чуть теплившаяся в глубине души надежда на то, что в аварию попал не Виктор, если и не умерла, то все явственнее превращалась в иллюзию.

Кто-то осторожно тронул Элеонору сзади за плечо. От неожиданности она вскрикнула, резко обернулась и увидела перед собой молодого смуглого мужчину лет тридцати пяти – сорока с насмешливым взглядом. Он улыбнулся, и белозубая улыбка вызвала в Элеоноре раздражение.
– Здравствуйте! Вы – Элеонора, – почему-то утвердительно произнес незнакомец.
– И вас это открытие развеселило? Чему вы улыбаетесь? – Она все еще не пришла в себя после недавнего потрясения, поэтому не совсем понимала, почему дерзит поздоровавшемуся с ней человеку.
Тот удивленно приподнял брови, однако улыбка не сходила с его лица.
– Я всегда улыбаюсь, когда разговариваю с красивыми женщинами. Зовут меня Сергей, фамилия моя Васильев. Если вы не забыли, полчаса назад мы договорились о встрече.
– Ради бога, извините! – смутилась Элеонора и, почувствовав, как с нее сходит напряжение, оттого что в чужом городе встретила наконец единственного человека, с которым можно хотя бы о чем-нибудь поговорить, опять заплакала.
– Что-то случилось? – Сергей насторожился и участливо взял Элеонору под руку, отводя в сторону от выхода из здания вокзала, где сновали взад-вперед пассажиры, а наряду с ними и прочая публика – торгаши, бомжи, воры и проститутки, состав которой не меняется на российских железнодорожных вокзалах со дня изобретения паровоза. Они присели на скамейку, каким-то чудом оказавшуюся свободной, и Элеонора, постепенно успокаиваясь, рассказала об аварии, не посвящая, разумеется, нового знакомого в суть предшествующих событий.
– Да-а, вам сейчас трудно позавидовать, – только и сумел вымолвить Сергей. – Минуту он помолчал, видимо, что-то обдумывая. – Знаете, что? Если честно, я мало что понял из вашего рассказа. Скорее всего, вы чего-то не договариваете, но меня это не касается. А вот в том, что должен вам как-то помочь, я уверен. – Он достал мобильник. – Для начала позвоню Валерию, пусть выяснит все у «гаишников» – возможно, ваш друг жив.
Но абонент оказался недоступен.
– Ну ничего, позже дозвонимся. Так чем я могу помочь вам, Эля?
Элеонора, еще каких-то полчаса назад считавшая себя самой несчастной женщиной на свете, внезапно ощутила такое равнодушие ко всему, ее окружающему – к людям, куда-то стремившимся, провожающим и встречающим, даже к своему ближайшему будущему, что никак не могла сообразить, какую помощь может оказать ей человек, с которым она знакома всего несколько минут.
– Вы знаете, мне бы только добраться домой, в Москву. Но у меня нет паспорта, вместо него какая-то дурацкая справка из полиции. По ней продадут билет?
– Считайте, что вопрос решен – я хорошо знаю военного коменданта. Когда вы хотите уехать?
– Сегодня, конечно.
– Если это все, то подождите здесь, я схожу в комендатуру.
Элеонора отдала Сергею деньги на билет и, когда он ушел, сделала слабую попытку осмотреться вокруг. «Слишком просто все складывается – подумалось ей, но тут же равнодушно она отогнала эту мысль прочь. – Плевать! Будь – что будет, сил нет уже бояться неизвестно кого и чего». – Она откинулась на спинку скамейки и задремала.
Проснулась от чьего-то присутствия рядом. Это был Сергей.
– Не хотелось тревожить ваш сладкий сон, – в ответ на удивленный взгляд Элеоноры произнес он. – Правда, не очень осмотрительный поступок – спать на вокзале. Проверьте, все ли на месте.
Она ощупала карманы с деньгами и телефоном и утвердительно кивнула.
– Не совсем я вас обрадую, – продолжал Васильев, – билетов на сегодня до Москвы нет, взял на завтра. Поезд в четырнадцать часов.
Элеонора начала рассматривать билет и удивленно вскинула брови:
– Откуда вы взяли мои паспортные данные?
– А вы уверены, что они ваши?
– Действительно, какая разница, что в этой бумажке напечатано, если через два дня я ее выброшу… Ну, что ж, большое спасибо, Сергей, вы мне очень помогли.
– А ночевать на вокзале будете?
– Выбор у меня незначительный без документов.
– Поэтому предлагаю поехать ко мне, это недалеко отсюда. И, поверьте, спокойнее. Ну, представьте себе, что менты попросят вас предъявить документы. И что? Эта справка может оказаться только поводом для вашего задержания до выяснения личности. А как в отношении красивых женщин наши доблестные полицейские зачастую поступают, наверное, слышали? Кстати, забыл сказать. Я дозвонился до Николаева, он выехал на место происшествия. Так что скоро, возможно, мы узнаем, что там произошло на самом деле.
Элеонора на мгновение задумалась, но тут вдруг зазвонил мобильник Виктора. Спасительная мысль о том, что он жив, заставила выхватить телефон из кармана в считанные секунды. От голоса, прозвучавшего в трубке, лицо Элеоноры перекосило так, что Сергея, очевидно, обеспокоило состояние ее психики. На связи была Клавдия Семеновна.
– Ну что, дорогуша? Ты тоже будешь упорствовать до последнего, как и твой попутчик? Здравый смысл ничего не подсказывает? У тебя есть еще время подумать и принять грамотное решение. Береги себя!
Услышав короткие гудки, Элеонора непроизвольно оглянулась по сторонам и, глубоко вздохнув, тихо произнесла:
– Я, пожалуй, соглашусь на ваше предложение.
– Что, так все плохо?
– Нет, просто гнусно.

*    *    *

Кто знает, осталась бы Элеонора ночевать на вокзале, если бы не позвонила жена Михал Михалыча. Страх заставил поехать к едва знакомому мужчине домой, который за полчаса общения сумел вызвать к себе доверие женщины, потрясенной потерей близкого человека. Но с самого начала, то есть, с момента встречи с Сергеем, что-то ее настораживало, а эмоциональное состояние не позволило тогда сосредоточиться на ощущениях, вызвавших дискомфорт при первом знакомстве. И вот теперь, выйдя из такси, Элеонора мучительно пыталась вспомнить, что же ей не понравилось, когда с ней заговорил на вокзале Васильев: «Он улыбался, когда назвал мое имя… Нет, не то – ничего криминального здесь нет. Мне только казалось, что раздражает его улыбка. На самом деле неприятное впечатление произвело нечто другое». – Они поднялись на лифте на восьмой этаж девятиэтажного дома. – «Черт возьми, но что же? Он подошел ко мне сзади, я заорала, как ненормальная... Опять не то – я испугалась, когда почувствовала чье-то прикосновение, это вполне естественно». – Сергей открыл дверь, включил свет в прихожей. – «Я обернулась, он назвал мое имя». – Они вошли в квартиру, дверь захлопнулась, звякнула защелка. – «Стоп! Как мы договаривались встретиться? Да никак! Он позвонил, я сказала, что жду на вокзале. Твою мать! Какая же я идиотка! Как он меня узнал? Кретинка! Опять в ловушке!».
– Проходите в ванную, а я пока ужин разогрею, – сказал Сергей и направился на кухню.
«Гуманист, – подумала Элеонора, закрываясь в ванной, – перед тем, как сдать бандитам, решил накормить жертву. – Она успела заметить, что квартира однокомнатная. – Интересно, где он меня спать уложит, с собой, что ли? Хорошо еще, если изнасилует, а то ведь и напугать может. А куда я денусь, придется расслабиться и попытаться получить удовольствие – вроде не урод. А, может быть, за дверью ждет уже «неандерталец?».
Взглянув на себя в зеркало, она ахнула: который день без косметики, в затравленном взгляде – страх. Не бомжиха, конечно, но и преуспевающую бизнес-леди в этой измученной женщине вряд ли нормальный человек заподозрит. Правда, встав под прохладный, освежающий душ, Элеонора почувствовала легкость в теле, вместе с физической усталостью начало уходить и нервное напряжение, не покидавшее ее на протяжении всего дня. Удивительно, но на фоне этих перемен и мысли начали приобретать более оптимистичный оттенок. Сделав прохладней воду, она еще раз прокрутила в памяти момент встречи с Васильевым, последующие минуты общения с ним, и, странным образом, не обнаружила в его действиях ничего предосудительного. Во всяком случае, на настоящий момент Сергей не дал повода усомниться в искренности его намерений оказать посильную помощь женщине, попавшей в беду. «Господи, так и до паранойи недалеко, – Элеонора выключила воду и, обтираясь полотенцем, еще раз внимательно вгляделась в свое отражение. – Да вроде бы не страхолюдина, мягкий морской загар вовсе даже и не состарил нежную кожу вопреки угрозам занудных писак от медицины. Пожалуй, некоторым тридцатилетним бабам дам еще фору – по крайней мере, молодые мужики все еще западают на меня вполне серьезно». Элеонора вспомнила восхищенный взгляд Сергея, направленный на нее во время знакомства и опять на минуту задумалась: «Нет, не похож он на человека, который может иметь отношение к бандитам. Как, впрочем, и Николаев. Офицеры, летчики – на кой черт им это нужно! За деньги? Нет, хоть и унизило родное государство своих защитников, но это не менты продажные, которых люди сейчас боятся пуще бандитов. Если и ждет меня где-то очередной сюрприз, вернее всего это произойдет опять в поезде».
Тем временем Сергей накрыл стол, и на ближайшие полчаса для проголодавшейся Элеоноры это действительно стало сюрпризом, но приятным. Учитывая, что так вкусно готовит мужчина, который ни разу еще не был женат, сей факт сразил ее окончательно. А еще Элеоноре понравилось в этом парне то, что, во-первых, не лез в душу, хотя и догадывался к концу ужина о том, что она попала в какую-то неприятную историю. А, во-вторых, не стал хамить, воспользовавшись ситуацией, и лег на кухне на раскладном диване, решительно отправив гостью спать в комнату. Короче говоря, в одиночестве она оставалась недолго и, немного поколебавшись, скользнула к Сергею на кухню. Впрочем, эти впечатления и последующее за ними решение были подогреты бутылкой шампанского, которая перед ужином совершенно случайно была обнаружена в холодильнике.

Отключились они далеко за полночь, а перед рассветом Элеонора внезапно поднялась, каким-то чудом услышав щелчок открывающегося замка входной двери. Видимо, события последних дней привели центральную нервную систему в режим своеобразного ожидания, при котором все чувства были обострены до предела, и малейшая опасность распознавалась независимо от состояния организма, подавая импульс непосредственно на сокращение мышц опорно-двигательного аппарата. А уже потом включалась соображалка, анализируя поступивший сигнал.
Элеонора тряхнула Сергея за плечо, и когда тот открыл глаза, приложила палец к губам, прошептав:
– Кто-то открывает дверь.
Сергей вскочил с дивана, но в квартиру уже вошли. Он успел только прикрыть дверь, и через матовое стекло было видно, что в сторону комнаты двигаются два силуэта с фонариком. Сергей жестом руки дал знак дрожавшей от страха Элеоноре оставаться на месте и тихо вышел из кухни в прихожую. А дальше произошло то, что повергло Элеонору в неописуемый ужас: раздались несколько выстрелов, после чего наступила гнетущая тишина. Она еще некоторое время продолжала сидеть на диване, боясь даже представить, какую картину может сейчас увидеть. Затем на негнущихся ногах медленно вышла в прихожую и не смогла сдержать крика: у входа в комнату на полу сидел Сергей, прислонившись спиной к стене. Из раны в левом предплечье, которое он сжимал правой рукой, вытекала кровь. Кивком головы он показал на дверной проем. Когда Элеонора осторожно заглянула в комнату, ей стало дурно – там лежали два бездыханных тела. Она поспешно склонилась над Сергеем:
– Что с тобой, ты ранен?
– Думаю, не тяжело. Кость, кажется, не задета. Помоги мне подняться, пожалуйста.
Только сейчас Элеонора обратила внимание на пистолет, лежавший у его ног.
– Вообще-то, погоди – я так всю квартиру кровью перепачкаю. Посмотри в кухонном столе в одном из выдвижных ящиков, там должна быть аптечка, принеси ее сюда.
Перевязывая рану, Элеонора спросила:
– А эти… живы?
– Скорее, нет, чем да. Они тебе, случайно, не знакомы?
Элеоноре и самой не терпелось взглянуть на лица трупов. Закончив перевязку, помогла Сергею подняться, и они вместе вошли в комнату.
– Ну так что, знаешь их?
Она молча отрицательно качнула головой. У обоих черты лица были явно кавказского происхождения, и Элеонора действительно видела их впервые. Отбросив ногой пистолет, лежавший рядом с одним из тел, и пощупав их пульс, Сергей произнес:
– Готовы. Выходим аккуратно, чтобы не наследить. – Он пристально посмотрел в глаза Элеоноре, словно пытаясь понять, можно ли ей верить.
– Послушай, а откуда у тебя оружие?
– Я же офицер все-таки. – Сергей сделал паузу. – Не табельное, конечно. Мне в Абхазии приходилось бывать во время войны, а там этого «добра» было навалом. Вот и прихватил на всякий случай – как видишь, пригодилось.
Они присели на диван. Немного о чем-то подумав, Сергей еще раз внимательно посмотрел на Элеонору:
– Значит, так, Эля! Я не знаю, в какую историю ты вляпалась, не мое это дело. Но подозреваю, что тебе надо валить из этого города. И чем быстрее, тем лучше. Так что собирайся, – он подошел к окну и выглянул во двор. – Лови такси и – на вокзал. Договаривайся с проводниками ближайшего поезда и уезжай.
– И ты не проводишь бедную женщину?
– Послушай, если я сейчас не вызову полицию, то окажусь в полном дерьме. А так еще выкручусь как-нибудь – прикончил, будем считать, грабителей во время самообороны. Максимум, что мне пришьют – незаконное хранение оружия. Но, думаю, с помощью друзей дело замнут. Конечно, можешь оставаться, я тебя не гоню. Но, сдается мне, с правоохранительными органами тебе не очень-то хочется общаться. Или я не прав?
– Да, я уйду, пожалуй. – Элеонора взглянула на окровавленный бинт. – Тебе больно?
– Переживу.
– А как ты объяснишь ментам, кто тебя перевязал?
– Думаю, что я сам сделал бы это не хуже, – Сергей посмотрел на неумело перебинтованную руку и усмехнулся. – Ладно, не обижайся, спасибо тебе, Эля! Но и я сделал для тебя все, что мог. В общем, удачи тебе. Постарайся добраться домой без приключений.
Быстро одевшись, Элеонора пошла к выходу. О чем-то вспомнив, обернулась:
– А Николаев больше не звонил?
Сергей молча виновато пожал плечами. Она внезапно подошла и поцеловала его:
– Мне хорошо было с тобой. Жаль, что не долго. Звони в полицию, а то трупы завоняют. Прощай!
– Погоди, Эля. Забей в мобильник мой номер. Мало ли, вдруг свидетель понадобится, – он кивнул в сторону комнаты, где остывали пока еще неопознанные тела. – Ну и тебе, может быть, скорая помощь потребуется однажды.
– Далековато буду, – Элеонора не без сомнения достала телефон.
– Давай, пиши – рука не отвалится. Не поверишь, но мне почему-то не безразлично, как у тебя сложится, так что позвони при случае… Сделала? Теперь открой шкаф, возьми вот эту штуку, что на полке лежит.
– Что это?
– Ключ, которым проводники двери открывают в вагоне – тамбурные и прочие.
Она вспомнила свой прыжок из поезда с Виктором и усмехнулась:
– Откуда? Тоже из Абхазии?
– Нет, это совсем из другой истории. Ну, теперь все. Береги себя!

Спустившись вниз, Элеонора вдруг увидела, что забрезживший, было, рассвет куда-то исчез. Поняла, в чем дело, когда внезапно хлынул проливной дождь. И, хотя такси поймала довольно быстро, успела изрядно намокнуть. «В дорогу дождь к удаче, – вспомнила народную примету, глядя из машины на пузыри от крупных капель в лужах, моментально наполнивших выбоины на проезжей части и тротуарах. – Наша национальная особенность – всякое дерьмо превращать в хорошие приметы».

*    *    *

До проходящего поезда оставалось минут сорок, но ничего подозрительного за это время Элеонора не заметила.
«Ну и аппетиты у этих проходимцев», – подумала она, когда проводник назвал цену до Москвы. Располагаясь на верхней полке, мельком осмотрела соседей по купе: обычные пассажиры, ничем не отличающиеся от тысяч остальных, утомленных южным солнцем и прочими излишествами курортного отдыха.
«Когда же я высплюсь по-человечески?» – успела подумать Элеонора перед тем, как провалиться в ставшее уже привычным состояние полусна – полузабытья. Сколько времени прошло с этого момента, она сразу не сообразила, когда, приоткрыв глаза, увидела проходивших по коридору двух полицейских. Один из них заглянул в купе, и Элеоноре показалось, что задержал на ней взгляд, словно пытаясь вспомнить, где он мог видеть эту женщину.
Первое, что пришло в голову, была мысль: «Началось! – Взглянув на часы, с удивлением поняла, что до Ростова осталось ехать часа три. – Интересно, они меня до Москвы будут пасти, или раньше с поезда снимут?». Открыв сумочку, которую купила в Армавире, Элеонора проверила, на месте ли газовый баллончик, на котором настоял Виктор. После этого пошла в туалет, чтобы привести себя в порядок, насколько это было возможно. «Может быть, я схожу с ума, и это были обычные менты, сопровождавшие поезд, а не бандиты. Но береженого Бог бережет», – резонно рассудила она и нажала вторую кнопку мобильника, на которой был забит номер телефона Александра Сорокина, друга и компаньона по криминальному бизнесу покойного Виктора.

До прибытия в Ростов оставалось не более получаса, а Элеонора все еще сомневалась в правильности решения выйти в этом городе, принятого под воздействием страха. Но страх, как известно, плохой советчик в каком бы то ни было деле. «По-моему, я погорячилась», – с тоской подумала она, стоя в коридоре и поглядывая то в один, то в другой конец вагона, ощущая все то же, ставшее неотъемлемой частью ее существования на протяжении последних дней, чувство тревоги. Резко открывшаяся дверь соседнего купе заставила вздрогнуть, но оттуда вышла молодая женщина, приготовившаяся к выходу, которая, судя по всему, ехала в одиночестве. Она была одета также в джинсовые брюки и куртку, с перекинутой через плечо дорожной сумкой. И Элеонору вдруг осенило – в критические минуты она умела иногда находить неординарный выход из создавшегося положения.
– Извините, пожалуйста! Вы не могли бы мне помочь?
– Я вас слушаю, – приветливо улыбнулась незнакомка. Мягкий южный говор выдавал в ней уроженку здешних мест.
– Вы знаете, меня должен встречать мужчина, с которым мы познакомились по Интернету. Я хочу его немного разыграть.
Женщина продолжала улыбаться, с интересом глядя на Элеонору, и было уже понятно, что она заранее согласна принять участие в розыгрыше, еще не зная сути вопроса. Так уж устроены представительницы слабой половины человечества: при первом знакомстве они подсознательно с недоверием, и даже в глубине души с враждебностью, смотрят друг на друга, когда речь заходит о мужчинах, несомненно, движимые в этот момент врожденным чувством соперничества. И тут же готовы объединить свои усилия для того, чтобы загнать ничего не подозревающего мужика в глупое положение, а то и просто ему напакостить.
– Понимаете, – продолжала Элеонора, – вы с ним встретитесь вместо меня. А я пойду вслед за вами, и через пару минут все ему объясним.
– А вы что, фотографиями не обменялись? Как мы узнаем друг друга?
– Да в этом-то все и дело. А узнает вас он сам, только не уходите сразу от вагона, задержитесь, он и подойдет к вам. Его имя Александр, а меня зовут Элеонора.
– Все ясно, хотите сначала посмотреть со стороны. И если окажется уродом, объясняться с ним придется мне. Не знаю, зачем я это делаю, но согласна вам подыграть. – От взгляда женщины не ускользнула предательская дрожь в руках Элеоноры. – Да не волнуйтесь вы так. Ростовские мужики нахальны, но чертовски привлекательны!
В это время поезд остановился, и по коридору в тамбур потянулась вереница пассажиров. Для одних это была конечная станция, другие выходили, чтобы размяться, перекурить, купить дешевого пива. Элеонора тоже хотела выйти со всеми, но что-то удержало, решила наблюдать за происходящим на платформе из окна коридора. Сорокин, безошибочно подошедший к ожидавшей его женщине, взял из ее рук сумку, и они медленно пошли вдоль вагона. Элеонора, которая готова была уже двинуться к выходу, в страхе отпрянула от окна: по опустевшей платформе вслед за Александром в нескольких метрах следовал… «неандерталец» со своим напарником. Они растерянно переглядывались, очевидно, пытаясь сообразить, почему вместо Элеоноры видят совершенно незнакомую женщину. Затем остановились и, коротко посовещавшись, внезапно разделились: красномордый пошел дальше, а «неандерталец» направился к вагону. Элеонору охватил ужас. Она инстинктивно попятилась в сторону нерабочего тамбура, лихорадочно пытаясь сообразить, каковы шансы не попасть в лапы этих бандитов. «Кажется, в поезде меня никто не контролировал, иначе этот тип не поперся бы в вагон. Если они ждали меня в Ростове, то бессмысленно отсюда выходить. А за двадцать минут стоянки и здесь поймают. – Оказавшись возле туалета, Элеонора машинально дернула за дверную ручку. – Ну, да. Закрыто. Твою мать! У меня ведь ключ есть… Только не здесь!». Проскочив еще один вагон, она непринужденно, стараясь не привлекать к себе внимания, отомкнула туалет. И, только когда повернула защелку, ощутила, как бешено бьется сердце. Казалось, что его удары были слышны на улице. Замерев, она посмотрела на часы – до отхода поезда оставалось минут пятнадцать. Но никогда еще время не растягивалось до такой степени – стрелки часов, казалось, замерли на одном месте. Дрожа всем телом, прислушиваясь к тому, что происходит за дверью, Элеонора не уловила отправления поезда и опомнилась лишь после того, как вагон ощутимо качнуло. Она обернулась в сторону окна: поезд мчался уже на приличной скорости. «Сколько же времени я торчу в сортире?..».
Осторожно выйдя из туалета, Элеонора прошла в свой вагон. Дверь купе была закрыта. И, прежде чем потянуть ручку, она представила, с каким сюрпризом может сейчас столкнуться. «Да пошли вы все в жопу, сколько можно трястись от страха!». Пока раздумывала, из внезапно распахнувшейся двери на нее вывалился какой-то верзила. Так получилось, что Элеонора собиралась уже сделать шаг вперед, поэтому лицом ткнулась парню в грудь и громко вскрикнула. Тот от неожиданности даже присел и, выпрямляясь, оторопело посмотрел на нее.
– Женщина, что ж вы так орете?
– А вы не путайтесь под ногами, – огрызнулась невпопад Элеонора, вызвав хохот супружеской пары, возвращавшейся с юга, по-видимому, в Москву.
«Ну и черт с вами, смейтесь», – подумала она и взобралась на свою полку.
От недавно перенесенного стресса Элеонору неудержимо потянуло в сон. Едва прикоснувшись головой к подушке, она тут же отключилась и, к немалому изумлению, проснулась только рано утром при подъезде к Москве. На соседней полке дремал, скорчившись, тот самый верзила, а супруги, позевывая, смотрели в окно и любовались родным подмосковным пейзажем.
«Господи! Неужели я буду сейчас дома?» – подумала Элеонора, но никаких эмоций при этом не испытала. Усталость и безразличие ко всему овладели ею, хотелось одного – поскорее добраться до ванны и затем в койку. И спать, спать, и спать.

*    *    *

Улетая на юг, она оставила ключи от квартиры у соседей, чтобы не потерять. В этой семье жила старушка, которая нечасто выходила из дому. Когда на звонок открылась дверь, Элеонора ощутила на себе странный взгляд соседки и взяла, поблагодарив, ключи. И, только подойдя к своей квартире, она с ужасом увидела, что на двери, ее красивой дорогой двери, красовалась полоска бумаги с гербовой печатью и какой-то закорючкой. Надо полагать, это была чья-то подпись, что означало одно – квартира опечатана. Первым желанием Элеоноры было сорвать ненавистную бумажку и войти к себе домой, куда она стремилась на протяжении нескольких дней с такими дикими приключениями, теряя только что приобретенных друзей. Но все-таки разум возобладал над эмоциями.
«Пусть решат, что меня до сих пор нет – ведь наверняка периодически наведываются с проверкой». Кого она имела в виду, об этом не думала. Просто – «они», и все.
Элеонора пошла к лифту, обдумывая свои дальнейшие шаги. «Ну, что ж, надо ехать к Эдику. Застану этого ублюдка врасплох. Интересно, как он будет выкручиваться, когда спрошу, какого черта он делал в районе Армавира три дня назад? – Она посмотрела на часы. – Наверняка перед обедом привел к себе очередную шлюху».

Но, к удивлению Элеоноры, Свинаренко ее появление воспринял совершенно спокойно, как будто бы даже ожидал ее. Поэтому, настороженная данным фактом, не стала задавать вопросы по поводу его пребывания на трассе «Армавир – Краснодар». А вот промолчать об аресте, наложенном на квартиру, сочла бессмысленным – в том, что этот прохвост являлся участником событий, происшедших на юге, Элеонора уже не сомневалась. При этом интуиция подсказала: о том, что она видела Эдуарда в «Фольксвагене» незадолго до аварии, в которой погиб Виктор, он не догадывался.
– Ну здравствуй, дорогой! Каковы наши успехи в делах? – спросила Элеонора, входя в квартиру.
– С бизнесом все в порядке. Как отдохнула? – стараясь выглядеть непринужденным, ответил Эдик, понимая, что вопросы были дежурными.
– А скажи-ка мне, что за хрень приклеена на двери моей квартиры? – Элеонора, на ходу сбрасывая одежду, направилась в ванную.
– Понимаешь, по вновь открывшимся обстоятельствам возобновили уголовное дело…
– И что же это за обстоятельства, можешь сказать? – перебила она, с удовольствием став под струю прохладного душа. – И с какой стати они открылись только в отношении меня?
– Ну, почему же? Не только. С меня взяли подписку о невыезде, но ничего конкретного следователь пока не сказал. Могу лишь догадываться.
Элеонора вышла из ванной совершенно голая, не стесняясь, и пренебрежительно спросила:
– Мне надо переодеться. Надеюсь, шмотки мои не успел еще выбросить?
– Представь себе, все на месте, – ответил Эдик, окидывая взглядом ее стройную загоревшую фигуру, не скрывая восхищения. – Ты пока приляг, отдохни, а я схожу в магазин, куплю что-нибудь выпить. За обедом все и обсудим.
– Неужели твои шлюхи все запасы вина выпили? – одеваясь, со смехом спросила Элеонора.
Эдуард ничего не ответил, поскольку давно привык уже к ее колкостям, и вышел из квартиры.
Как только захлопнулась дверь, Элеонора поняла, что на свободе ей осталось быть считанные минуты. А, возможно, это касалось и жизни – все зависело от того, кто сейчас ворвется сюда: менты или бандиты.
«Сволочь, хочет представить все таким образом, будто не причастен к тому, что должно произойти. Трус! Как я могла променять мужа на этого слизняка!». – Она цепким взглядом окинула гостиную: когда-то сама помогала обставлять мебелью эту квартиру, поэтому точно знала, что надо делать. Схватив спортивную сумку, Элеонора наугад открыла один из шкафов и с удовлетворением поняла, что не ошиблась. «Козел! Кто же столько наличности дома держит!». В сумку полетели несколько пачек стодолларовых купюр и столько же пятисотрублевых. Бросив сверху кое-что из вещей и косметики, она выскочила из квартиры.
Осматриваясь после выхода из подъезда, в глубине души Элеонора все-таки надеялась, что ошибается относительно намерений Эдика. Но, увидев его в конце дома, нетерпеливо посматривающего на часы, поняла, что худшие опасения подтверждаются. Оставшись незамеченной, она скользнула за деревья примыкающего непосредственно к дому сквера и, удаляясь, продолжала наблюдать за Свинаренко. Буквально через пару минут возле него притормозила какая-то иномарка, вынырнувшая из-за угла. Из машины вышли двое мужчин в штатском, о чем-то коротко переговорили с Эдиком и, не торопясь, направились к подъезду. Элеонора окончательно убедилась в том, что теперь ее безопасность обратно пропорциональна расстоянию, отделяющему ее от этого дома, и опрометью бросилась к ближайшей проезжей части, где сразу же поймала такси.
Перестраховавшись, она только возле третьей станции метро расплатилась с водителем, но, выйдя из машины, поняла, что ехать, в сущности, некуда – адреса знакомых, которым она могла бы довериться, известны Эдуарду. Элеонорой опять овладело отчаяние. Она растерянно топталась у входа в метро и вдруг вспомнила о Сергее Васильеве, уговорившем ее внести в записную книжку мобильника свой телефон. «Только что это даст? Чем он сможет помочь из Краснодара?.. А вдруг?».
– Але! Здравствуй, Сережа!
– Ушам своим не верю! Неужели Элеонора? Привет! Как доехала?
– Спасибо. Практически, нормально. Только лучше бы не приезжала!
– Что, неприятности не отступают?
– Не знаю, зачем тебе звоню, но так получилось, что больше некому.
– Я все понял, Эля. Ты поступила правильно. Есть, чем записать номер телефона?
– Нет.
– Тогда подожди немного, тебе позвонит один человек. Можешь полностью ему довериться. Удачи!
Элеонора выключила мобильник и только после этого спохватилась: «Господи! Какая свинья! Ведь у Сергея сейчас серьезные проблемы, а я даже не поинтересовалась». Звонок прервал самокритику. Она услышала приятный мужской голос, который предложил отправиться на Курский вокзал и ближайшей электричкой выехать в горьковском направлении до сорок второго километра.
У входа в метро Элеонора почти физически ощутила на себе чей-то пристальный взгляд сзади. Боясь оглянуться, она быстро пошла к входу в метро. Уже на эскалаторе не выдержала и посмотрела назад, но, кроме озабоченных лиц вечно спешащих куда-то москвичей и растерянных гостей столицы, она никого больше не увидела. «Кажется, это называется манией преследования, – подумала Элеонора. – Да и немудрено спятить после таких событий».

*    *    *

На платформе сорок второго километра к ней сразу же подошел высокий, седовласый мужчина, чей возраст приближался, по-видимому, к шестидесяти годам. Но выглядел он довольно бодро, а походка и манера держаться давали повод предположить, что его прошлое было связано либо с армией, либо со спортом.
– Здравствуйте! Если не ошибаюсь, то вы и есть Эля, – приветливо улыбнулся незнакомец.
Элеонора напряглась.
– Добрый день. Как вы меня узнали?
– Ну, это очень просто. Во-первых, Сергей очень точно вас описал. Давайте вашу сумку.
– А во-вторых? – Элеонора нерешительно протянула приветливому незнакомцу сумку. Услышав от него знакомое имя, она облегченно вздохнула, но все же не исключала возможной провокации.
– Во-вторых, красивую женщину, у которой возникли серьезные жизненные проблемы, очень легко узнать даже среди многочисленной толпы. Вы себя в зеркале давно видели? Только не подумайте ничего плохого – я имею в виду глаза, в них очень многое можно прочесть.
Элеонора невольно улыбнулась:
– А если женщина некрасивая?
– В этом случае все гораздо сложнее. Глаза некрасивой женщины отражают ее внутреннее состояние, я бы сказал, состояние закомплексованности, ставшее нормой всей ее жизни. И какую-либо иную информацию из таких глаз почерпнуть не представляется возможным.
– Вы меня совсем заинтриговали. Тогда последний вопрос, с вашего позволения. Как вы узнали, в каком вагоне я приеду.
– Нет ничего проще. Поскольку вы не знали, в какую сторону придется идти, то решили ехать в средине поезда. Я, например, всегда так делаю.
Элеонору уже начал забавлять этот диалог.
– Но я могла опаздывать, и тогда оказалась бы в последнем вагоне!
Незнакомец усмехнулся, улыбнувшись:
– Не могли. Я знаю расписание – времени у вас было более чем достаточно. Учитывая серьезность положения, в котором вы оказались – а я нисколько не сомневаюсь, что это именно так, поскольку к незнакомому человеку не просто так обращаются за помощью – вы сразу после моего звонка поехали на вокзал.
За разговором Элеонора не обратила внимания, когда они оказались в лесу, и теперь приближались к садоводческому товариществу, окруженному высоким металлическим забором.
– Ну, поскольку, как я понял, вопросов ко мне больше не имеется, разрешите представиться. Зовут меня Васильев Леонид Петрович, заслуженный пенсионер и по совместительству дядя Сергея.
Элеонора смутилась:
– Ради Бога, извините. Вопросы мои могли показаться бестактными, более того – глупыми. Надеюсь, вы поймете меня, когда услышите о том, что произошло со мной и другими людьми. Сергей сказал, что я могу вам полностью довериться. Но, признаться, не представляю, какой здесь можно найти выход.
– Как известно, Эля, безвыходных ситуаций не бывает. Думаю, что совместными усилиями что-нибудь предпримем.
Участок, на котором стоял дом Леонида Петровича – двухэтажный, из оцилиндрованного бревна – утопал в зелени и цветах. Такого разнообразия и невероятного количества цветов в одном месте Элеоноре видеть еще не приходилось. «Знал бы этот дядя Сергея, какую историю ему предстоит услышать! Интересно, кто он такой? Впрочем, внешний вид и манера общения с собеседником внушает доверие к этому человеку, кем бы он ни был».
Ее мысли прервал Леонид Петрович, приглашавший войти в дом.

– Значит, так, Эля. Сейчас мы поступим следующим образом. Вы пройдете в ванную и займетесь своими делами – примете душ и так далее. Я в это время накрою стол, пообедаем, а затем будем пить чай. И вы расскажете обо всем, что произошло, а я внимательно выслушаю. Договорились?
Элеонора согласно кивнула. Впервые за много дней с нее вдруг спало напряжение, а рядом с этим спокойным, рассудительным человеком она почувствовала себя в безопасности и почему-то поверила, как маленькие дети верят в доброго волшебника: Леонид Петрович обязательно что-нибудь придумает и найдет выход из идиотской ситуации. И весь этот кошмар в конце концов закончится раз и навсегда.
После обеда, когда гостеприимный хозяин заваривал чай, Элеонора вдруг спросила:
– Леонид Петрович, а где же хозяйка, которая так вкусно готовит?
– К сожалению, Элечка, ее нет со мной уже два года. – Он посмотрел на портрет, висевший на стене, с которого смотрела миловидная женщина с красивыми умными глазами. – Не сладко ей жилось со мной, однажды сердце не выдержало и остановилось.
– Извините меня, пожалуйста.
– Ничего. Итак, я вас слушаю.

Во время своего рассказа Элеонора периодически посматривала в глаза Леонида Петровича, пытаясь понять, какое впечатление производит на него повествование. Но ни один мускул на его лице не дрогнул, взгляд оставался непроницаемым.
Наконец Элеонора замолчала, виновато глядя на своего терпеливого слушателя.
– Выходит, вы совсем не Эля. А жаль, мне так нравится это имя.
«Неужели это все, что он усвоил из моего рассказа?» – с ужасом подумала вдруг Элеонора, но вслух произнесла:
– Я уже почти десять лет ношу это имя, так что привыкла к нему.
Казалось, Леонид Петрович не обратил на ее реплику никакого внимания. Он открыл окно, выходящее в сад, и закурил. Немного помолчав, сказал:
– Вы, Эля, должно быть, думаете сейчас о том, не считаю ли я вас сумасшедшей. – Имя было произнесено с нажимом. – Представьте себе, не считаю. Но у меня есть два вопроса. Первый: из каких-либо официальных источников вам было известно о смерти бывшего мужа?
– Нет, только со слов этих вымогателей.
– И второй вопрос: не было ли среди друзей или просто хороших знакомых вашего мужа сотрудников правоохранительных органов?
– К сожалению, на этот вопрос я не смогу ответить. Жили мы так, что у каждого из нас был свой круг общения, и общих знакомых практически не имели.
– Ну что ж, отрицательный результат, как говорится, тоже результат. Вот что. Случай этот представляется мне весьма любопытным, поэтому я сейчас позвоню своему коллеге, и говорить буду при включенной громкой связи. Это для того, чтобы не пересказывать разговор, терпеть не могу этого делать. Так что вы будете сразу вместе со мной вникать в суть дела.
Леонид Петрович набрал номер.
– Юрий Николаевич! Я тебя приветствую, старина! Помнишь, мы начинали заниматься делом об исчезновении людей, которых затем находили с заблокированной памятью?
– Здорово, дружище! А чего ты вдруг вспомнил об этом? Надоело маргаритки выращивать? Я тебя предупреждал, что долго ты на даче не протянешь – сыщиков бывших не бывает.
– Ну, ты меня не лечи. Знаешь ведь, если я тебя побеспокоил, значит, не из праздного любопытства.
– Ладно, не ворчи. В общем, история вкратце такова. Ты, Петрович, должен помнить, когда некоторым из этих людей удалось, как нам казалось, разблокировать память, они такую хрень начинали нести, что их приняли за пациентов психушек. Но после того, как ты уволился, нашим химикам удалось выяснить, что их однажды нафаршировали какими-то галлюциногенами. Сразу после этого «дело» перехватила «контора», а нам порекомендовали забыть об этом. Я, как ты знаешь, вскоре тоже ушел на пенсию, и не в курсе, чем все закончилось. Но есть люди…
– Стоп! Дальше не по телефону. Если завтра я к тебе приеду в гости, не выгонишь?
– А то! Давненько мы с тобой не злоупотребляли, дружище. Буду ждать.
– Договорились. А ты провентилируй эту тему, Юра.
– Это лично тебя интересует?
– Считай, что да.
– Ну хорошо, попробую.

*    *    *

Элеонора с надеждой все это время смотрела на Леонида Петровича. Когда он закончил разговор, улыбнулась:
– Боже мой, я в гостях у сыщика! А сейчас, как я поняла, вы на пенсии, да?
– Совершенно верно. Мы с Юрием Николаевичем работали в следственном управлении Генеральной прокуратуры, когда случаями, о которых я только что напомнил своему коллеге, заинтересовались на самом верху. Дело в том, что среди пострадавших оказался один ученый-физик, который работал над закрытой темой, имеющей, разумеется, большое значение для обороны страны. И поручили это дело нам с Юрой. Долго мы топтались на месте, пока не подключили врачей-психиатров. Но, как только появились первые положительные результаты работы с потерпевшими, нам недвусмысленно дали понять, что дело надо закрывать. Дескать, какие-то ненормальные сбежали из психушек, и время на них больше переводить не стоит. Но мы чувствовали, что стоим на пороге какой-то разгадки, и продолжали копать на свой страх и риск. И тогда прямым текстом было сказано, что, если не успокоимся, нас ждут большие неприятности. Я психанул и написал рапорт об увольнении, который без промедления был удовлетворен по существу. Юрий Николаевич был более оптимистичен, думал, что удастся раскрутить это дело. Но, чем все закончилось, вы слышали из нашего разговора. Он тоже уволился и занялся адвокатской практикой. А я открыл сыскное агентство, только это мне скоро надоело – интересных дел мало, в основном организовывал слежку ревнивых супругов за своими половинами.
– Плюнули на все и решили цветы на даче выращивать?
– Да. Иногда консультирую ребят из агентства.
– А что, вы думаете, есть какая-то связь между тем делом, о котором сейчас рассказали, и моими приключениями?
– Насчет связи не уверен, а вот аналогию провести можно. Вообще-то пока преждевременно делать какие-либо выводы. Пообщаюсь завтра с приятелем, вместе что-нибудь сообразим.
– Но в то время какие-то мысли посещали вас по этому поводу? Например, кому могло прийти в голову проводить эксперименты над людьми и лишать их памяти, и с какой целью?
– Многофункциональность. Вот что, по-видимому, лежало в основе этой идеи. Сначала подавляется воля человека с помощью определенных препаратов. И все! Он готов к использованию в самых различных сферах. В зависимости от имеющихся навыков, профессии – для шпионажа, к примеру, или в качестве киллера. А затем блокируется память, и концы, как говорится, в воду. Не надо от него избавляться – лишний грех брать на душу, а при случае можно использовать повторно.
Элеонора задумалась. Смутные догадки завертелись у нее в голове.
– Ваш друг сказал об использовании галлюциногенов. Что бы это значило?
– Ну, это элементарно. Когда медики будут пытаться вернуть пациенту память, яркие галлюцинации – первое, и, вполне вероятно, единственное, что он вспомнит. Вот почему первоначально мы и принимали тех людей за сумасшедших. Это, что касается цели проводимых экспериментов. Кому это надо было? Ответ на вопрос, возможно, знают те, кто забрал «дело» у Юрия Николаевича. Но и здесь не обязательно иметь семь пядей во лбу, чтобы сделать выводы. Любые спецслужбы будут рады овладеть такими методами воздействия на человека. Вслед за ними в очереди будут стоять различные преступные элементы. Да мало ли психов, даже среди ученых мужей, у которых руки чешутся – не терпится в человеческих мозгах покопаться. А я вижу, Эля, вы пытаетесь на себя ситуацию примерить. Или я не прав?
– Ну вы же сами должны были убедиться: все, что я рассказала – сущий бред. Нормальный человек разве поверит в такое?
– Ладно, не будем торопиться с выводами. Время уже позднее, ложитесь спать. Я уеду рано, так что на кухне хозяйничайте, не стесняйтесь. Но от прогулок пока воздержитесь, оставайтесь в доме.
– А когда вернетесь?
– Думаю, к вечеру. Если много выпью, то на следующий день. Мы не часто видимся с Юрием Николаевичем, но когда встречаемся, с нами порой происходят удивительные вещи. Он ведь тоже одинок, детей, внуков нет, жена когда-то бросила – кому мы были нужны с такой сумасшедшей работой. – Увидев, как насторожилась Элеонора, Леонид Петрович улыбнулся. – Не пугайтесь, прежде я постараюсь выяснить все, что меня интересует.

Рано утром Элеонора сквозь сон услышала, как выезжала машина из гаража, расположенного в доме на первом этаже. Хотелось выглянуть в окно, махнуть рукой Леониду Петровичу. Но не хватило мужества даже открыть глаза, не говоря уже о том, чтобы нарушить состояние умиротворения, наступившего впервые за много дней благодаря человеку, который, как ей показалось, обязательно выяснит, чьи уши торчат из частокола событий, перевернувших жизнь целой группы людей.
К концу дня, когда солнце скрылось за верхушками старых елей, окаймляющих огромную поляну, на которой располагалось садоводческое товарищество, Элеонора все-таки решила прогуляться хотя бы вблизи дома. Она выключила порядком надоевший телевизор и спустилась вниз. А, выйдя на крыльцо, от неожиданности замерла: через распахнутые ворота во двор медленно въезжал черный «Пассат». Перед глазами мгновенно всплыла картина происшествия на краснодарской трассе, когда им с Виктором подрезал такой же «Фольксваген», а в салоне еще с двумя типами сидел Эдик. Больше Элеонора не успела ничего сообразить – из остановившейся машины выходил Леонид Петрович.
– Что с вами, Эля? На вас лица нет. Произошло что-нибудь?
Облегченно вздохнув, Элеонора медленно произнесла:
– Нет, все в порядке. Просто… – Она замолчала, постепенно выходя из охватившего ее ступора.
– Ну, договаривайте, а то я начинаю волноваться.
– Помните, я рассказала, как погиб Виктор Непийвода? Машина, которая подрезала нам перед аварией, была такая же.
– И вы решили, что я один из тех мерзавцев. – Леонид Петрович усмехнулся, открывая ворота гаража.
Элеонора смутилась:
– Я вас не узнала, поэтому испугалась.
– Ну, знаете! Надо взять себя в руки, а то ведь и психоз можно заработать. Между тем, не все так безнадежно, как вам представляется.
Когда вошли в дом, Элеонора, сгорая от нетерпения, спросила:
– Вам удалось что-нибудь выяснить? Расскажете?
– Не сейчас, Элечка, я чертовски устал. Годы, знаете ли, дают о себе знать. Да и неполная пока у меня информация – не будем торопиться.
Понимающе кивнув, Элеонора, в душе разочаровавшись, произнесла:
– Я вам сейчас ужин приготовлю, Леонид Петрович.
– Спасибо, я не голоден. А вот чаю, пожалуй, попил бы.

Уже, сидя за столом, она, помявшись, спросила:
– Скажите, а как дела у Сергея? Чем все закончилось?
– Да все в порядке. Те ребята оказались обыкновенными грабителями. Правда, брать у него вроде бы нечего. Возможно, действовали по наводке, но перепутали квартиры. Так часто бывает.
– Леонид Петрович, вам действительно нечего мне сказать? Или вы что-то скрываете?
– Ну, честно признаться, не все так просто, как хотелось бы. Но в одном я твердо убежден: вашей жизни, Эля, ничто не угрожает. Поэтому отдыхайте, набирайтесь сил, а мы с приятелем поработаем в этом направлении.

*    *    *

В этот раз Элеонора не смогла так быстро отключиться. Долго крутилась с боку на бок, не понимая, почему не идет сон, пока не вспомнила о Викторе. «А все-таки странное совпадение, – подумалось вдруг, – если не зловещее». Не желая подозревать в чем-либо Леонида Петровича, она уже не могла освободиться от навязчивой идеи осмотреть машину.
Выйдя из комнаты, прислушалась. Из спальни хозяина раздавался приглушенный храп – выпил, видать, Леонид Петрович с другом больше, чем хотел. Осторожно спустившись по крутой лестнице в холл, Элеонора нерешительно остановилась возле внутренней двери гаража. Поколебавшись секунду-другую, открыла ее и нащупала на стене выключатель. Она знала, где надо смотреть, и сразу подошла к заднему правому крылу. Бегло осмотрев, ничего не обнаружила и, с облегчением вздохнув, хотела возвращаться. Но что-то останавливало. Осмотревшись, Элеонора на одной из полок обнаружила фонарь… В ярком свете луча на бампере едва заметно проступала синяя полоса. Мгновенно ощутив, как к голове прильнула кровь, замерла – это был цвет «десятки», на которой разбился Виктор.
Как завороженная, смотрела она на этот убийственный след, в прямом и переносном смысле. Так и не успев толком ничего сообразить, внезапно услышала позади себя спокойный, насмешливый голос Леонида Петровича:
– Ну как, Элечка, нашли то, что искали?
От неожиданности Элеонора вскрикнула, но довольно быстро овладела собой. Впившись пронзительным взглядом в своего благодетеля, медленно произнесла:
– Мне никогда в своей жизни не приходилось еще сталкиваться с таким гнусным, подлым лицемерием.
– Во-первых, оденьтесь, – Леонид Петрович держал в руках женский халат. Только сейчас Элеонора вспомнила, что стоит перед ним почти голая.
– Какая предусмотрительность! Ах, да, вы же все это время просчитывали свои действия на много ходов вперед. Впрочем, и мои тоже.
– Во-вторых, успокойтесь, – не обращая внимания на сарказм Элеоноры, продолжал он так же насмешливо, – иначе неминуемо впадете в истерику.
– Не дождетесь! – почти закричала Элеонора, но вдруг как-то обмякла и с видимым безразличием побрела к выходу. – Как я устала. Делайте со мной, что хотите.
– А к вопросу о подлости и лицемерии, как вы только что изволили выразиться, – добродушно-насмешливый взгляд Леонида Петровича в это мгновение стал жестким, пронизывающим до самых пяток, отчего по ее спине пробежал жутковатый холодок, – мы вернемся несколько позже.
У двери своей спальни Элеонора вопросительно взглянула на человека, для которого, очевидно, была уготована определенная роль в финальной части этого пошлого сценария. В его руках каким-то образом оказался стакан с водой.
– Выпейте, – на Элеонору опять смотрел вчерашний приветливый незнакомец, глаза которого по-прежнему излучали доброту и желание протянуть руку помощи красивой женщине, по чьей-то злой воле оказавшейся в вязкой трясине, и окончательно потерявшей надежду обрести твердую почву под ногами.
– Это что, один из тех препаратов, о которых вы мне рассказывали? Выпила – и полная амнезия? – Стакан в ее руках задрожал.
– Вы, Эля, преувеличиваете свою значимость. Нет, здесь всего лишь несколько капель успокоительного средства. И не делайте глупостей. Во-первых, бежать вам больше некуда, во-вторых, еще раз повторяю – ваша жизнь вне опасности. Спокойной ночи!
После выпитого Элеонора действительно ощутила какое-то равнодушие ко всему, что с ней произошло. Как будто не было преследований, бессонных ночей, гибели людей, нежданно-негаданно объединенных странными обстоятельствами. Что привело в конце концов в тупик, из которого выбраться уже не представлялось возможным. Казалось, сейчас наступит глубокий, безмятежный сон, который хотя бы на время избавит от невыносимых сердцу воспоминаний. Но что это? В темноте, куда начала проваливаться Элеонора, возникают вдруг едва уловимые очертания чьего-то силуэта, медленно приближающегося, и по мере приближения приобретающего вполне реальный облик, от которого берет оторопь. Господи, да это же родная сестра, имя которой она носит вот уже много лет, к которому привыкла, словно с рождения. Смотрит с укоризной, как будто Элеонора виновата в том, что с ней случилось… А вот и бывший супруг, в глазах которого явственно проступают тоска и недоумение: за что?

Проснулась она от ярких лучей солнца, назойливо проникающих в спальню сквозь не зашторенное окно. Очевидно, время близилось к полудню, и Элеонора ощутила некоторую неловкость, оттого что нежилась в постели, словно избалованная барышня. Но, вспомнив вчерашний вечер, задумалась. «Да кто он такой, этот сыщик, твою мать? Ну, совсем загнали в угол. Все, финита ля комедия!». Некоторое время продолжала лежать, уставившись в потолок. «А почему такая тишина, хозяин тоже спит еще, что ли?». Она встала и выглянула из комнаты. Никаких признаков присутствия кого-либо в доме не наблюдалось.
Элеонора не поняла, какая сила заставила ее выйти на улицу. Стояла невыносимая тишина, вызванная полуденным зноем, ничем не нарушаемая. Птицы, и те попрятались в лесной чаще, отыскав прохладу среди густых крон деревьев. Лишь одиноко пролетающая ворона лениво каркнула, глядя на не вполне нормальных дачников, копошащихся на своих грядках, для которых риск получения инфаркта или инсульта от солнечного удара – сущий пустяк по сравнению с бурей положительных эмоций, вызываемых появлением первого покрасневшего помидора.
В конце улицы появился джип черного цвета. Он так медленно, словно крадучись, продвигался по неширокой проезжей части, иногда задевая свисающие через забор ветки деревьев, что казалось, сейчас остановится возле очередного участка. Но притормозил он только возле дома Леонида Петровича. Элеонора безучастно смотрела на остановившуюся машину, сквозь тонированные стекла которой салон совершенно не просматривался. Это продолжалось довольно долго, около минуты. Наконец мягко урчавший двигатель выключили, открылась водительская дверь, и из джипа вышел мужчина. Он медленно приближался к Элеоноре, глядя прямо в ее глаза, начавшие вдруг округляться, в которых явственно читался охватывающий женщину ужас. В ту же секунду ноги ее подкосились, но мужчина был уже совсем близко, он успел подхватить и взять на руки обмякшее вследствие обморочного состояния тело.

*    *    *

– Петр Петрович, мне ваш поступок кажется слишком жестоким, – произнес вышедший из джипа вслед за водителем Васильев. – Надо было как-то подготовить женщину.
– Меня, дорогой мой, в свое время без всякой подготовки подставили аж на десятку, – ответил Кузякин, взваливая безжизненное тело Элеоноры на плечо. – Вы пробовали хоть однажды представить себе, каково это – в конце жизни сесть за решетку за преступление, которого не совершал? И быть благодарным за это своей любимой жене?
Леонид Петрович, разумеется, не мог такого себе представить, поэтому благоразумно промолчал.
– И не пробуйте – дерьмовое, надо сказать, ощущение. А баба она крепкая. Если уж предыдущие потрясения не сломили, то этот обморок для нее все равно, что легкий насморк.

Очнулась Элеонора на диване в просторной гостиной. Нет, она не обозналась – в кресле напротив сидел Кузякин Петр Петрович, ее законный супруг собственной персоной, общими усилиями ее и любовника отправленный когда-то в места не столь отдаленные. «Умерший», и теперь, живой и невредимый, смотрел ей в глаза.
Элеонора не смогла долго выдержать его пристального взгляда. Она закрыла глаза и заплакала. Нет, не по бабьи, рыдая и всхлипывая. А молча, оставаясь неподвижной. Лишь только слезы катились по щекам нескончаемым потоком, словно выплескивая накопившиеся за все это время страх перед возмездием, стыд за содеянное с некогда близким человеком, горечь и сожаление за бездарно вычеркнутые из жизни годы. Казалось, предложи ей сейчас сделать выбор между смертью и предстоящим объяснением с законным мужем, с молчаливым укором наблюдающим за ее слезами раскаяния, не задумываясь, выбрала бы первое.
Петр Петрович за это время не проронил ни слова. И было непонятно, какие чувства испытывал этот человек, глядя на женщину, благодаря стараниям которой в его жизнь однажды были внесены столь неожиданные коррективы. Вволю выплакавшись, Элеонора на некоторое время впала в забытье, а когда открыла глаза, поняла, что находится в комнате одна. При этом ощутила некоторое облегчение от мысли, что, возможно, еще в течение нескольких минут будет избавлена от предстоящего объяснения с внезапно «воскресшим» Кузякиным. Глядя в потолок, она утратила чувство времени и, услышав чей-то голос, от неожиданности вздрогнула, не сразу сообразив, что обращались к ней.
– Мария Львовна!
А когда поняла, в чем дело, резко поднялась и удивленно посмотрела на Леонида Петровича, стоявшего у входа в гостиную.
– Не удивляйтесь. Я думаю, пришло время вспомнить свое настоящее имя, данное от рождения. Ну и, конечно, пообедать. Не знаю, как вы, а мы с другом проголодались.
Ощутив слабость в ногах, Мария все же пошла вслед за хозяином дома в столовую, пытаясь найти нужные слова для встречи с мужем. «Они еще и друзья», – подумалось в последний момент, но вместо Кузякина она увидела за столом незнакомого мужчину приятной наружности, хотя и лысеющего, который неторопливо распечатывал бутылку коньяка. Растерянный вид Марии, казалось, его развеселил.
– Разрешите представиться, – произнес он с улыбкой, – зовут меня Юрий Николаевич, фамилия моя Вневедомский. – Разливая коньяк в рюмки, он продолжал: – Присаживайтесь, не стесняйтесь. Вы, наверное, хотели увидеть Петра Петровича, но он присоединится к нам позже. Так что пока можете расслабиться.
– Я думаю, Юра, насчет того, что Мария Львовна хочет сейчас кого-либо видеть, ты погорячился, – мрачно заметил Леонид Петрович. – В особенности, это касается меня.
– Да, ты прав, дружище. Вы, Маша… – Юрий Николаевич сделал паузу. – Кстати, можно вас так называть? Или положение в обществе не позволяет?
– Зовите, как хотите, только не издевайтесь надо мной, – отрешенно произнесла Кузякина.
– Так вот, Маша, – как ни в чем не бывало, продолжал Юрий Николаевич. – Хочу обратить ваше внимание на то, что мой старый друг и коллега не имеет к этой детективной истории ровным счетом никакого отношения. Он искренне хотел вам помочь. И, надо отдать старому сыщику должное, сразу оказался на верном пути, когда позвонил мне. Всегда завидовал его интуиции, но зависть моя никогда не была черной. Понимаете, о чем это я?
– Я давно уже перестала что-либо понимать, но надеюсь, кто-нибудь, в конце концов, объяснит, что происходит.
– Ну, для этого мы и собрались здесь сегодня. Только давайте сначала выпьем и, соответственно, закусим.
– Наконец-то дельное предложение поступило. За что пьем, Юра?
– Терпеть не могу тосты произносить, давайте – каждый за свое. Гостья твоя, Леня, выпьет, наверное, за благополучное завершение курортной поездки. Я – за то, что в отношении моего клиента восторжествовала справедливость, и удовлетворено его законное желание примерно наказать виновных. Ну, а ты сам решай, за что. Может быть, за то, что встретил такую очаровательную подследственную?
Леонид Петрович намеревался возразить, но Юрий Николаевич его опередил:
– Ладно, шучу. Но определенные следственные действия ты все-таки вчера провел при моем содействии.
Мария не стала дожидаться окончания болтовни словоохотливого собеседника и выпила. Ее насторожила фраза о наказании виновных, которая, как следовало из контекста, касалась невинно осужденного Кузякина Петра Петровича. В воспаленном мозгу, перегруженном сплошь отрицательными эмоциями в свете событий последнего месяца, мелькнула тень догадки. Но нервное перенапряжение не давало сосредоточиться. Едва сформировавшиеся мысли, не успев лечь в нужное русло, тут же разбегались в разных направлениях. В конце концов Мария отмахнулась от них, как от назойливых мух, и выжидающе посмотрела на умолкшего Вневедомского. Внимательный взгляд Юрия Николаевича уловил внутреннее состояние внешне казавшейся безразличной ко всему Марии Львовны. Он усмехнулся, наполнил рюмки коньяком и молча выпил.

*    *    *

История, рассказанная старым сыщиком, переловившим не одну сотню преступников, ныне так же успешно защищающим граждан, вступивших в конфликт с законом, была столь невероятной, что, не будь непосредственной участницей этих событий, Мария сочла бы ее просто полицейской байкой.
– Всего этого могло не произойти, если бы не алчность двух человек. – Юрий Николаевич увидел, как, несмотря на великолепный загар, вспыхнуло лицо Кузякиной. – Нет, Мария Львовна, я вовсе не вас с Эдуардом имею в виду, так глубоко не хочу копать. Убийство вашей сестры могло быть раскрыто в течение пары часов, не больше.
– И что же этому помешало? – То ли выпитый коньяк начал действовать, то ли интригующее начало повествования послужило тому причиной, но Мария почувствовала себя лучше. Во всяком случае, ощущение безразличия к своей дальнейшей судьбе, накатившее совсем недавно, уступило место любопытству, с которым она уставилась на рассказчика.
– Банальное желание двух сотрудников уголовного розыска слупить приличный гонорар с настоящего убийцы, принеся в жертву правосудию бизнесмена Кузякина. Эксперт-криминалист, проводивший дактилоскопический анализ, обнаружил-таки пальчики на пакетиках с героином, неаккуратно оставленные вашим любовником, которые были подброшены в кабинет Петра Петровича. Своими соображениями эксперт поделился со следователем, будучи с ним в приятельских отношениях. Сказано – сделано. Эдик, хоть и юрист, но труслив до безобразия – наложил в штаны и раскололся в два счета. Обговорили сумму, половину которой тот заплатил сразу же. Окончательный расчет должен был произойти после приговора суда.
– Так просто? А как же надзирающие органы – прокуратура, или что там у вас еще?
– Видите ли, в девяностых годах происходило такое мочилово, прошу прощения за профессиональный сленг, что следственные органы были завалены мокрушными делами по самое некуда. Беспредел и неразбериха царили по всей нашей необъятной родине и на всех уровнях власти без исключения. Еще не один будущий историк поломает голову над тем, что же происходило в конце двадцатого столетия в этой несчастной стране.
– Действительно, я забыла, что упечь за решетку невиновного – национальная особенность нашей правоохранительной системы.
– Совершенно верно, – присоединился к разговору молчавший до сих пор Леонид Петрович, лукаво сощурив глаза. – Тем более, всегда найдутся заинтересованные в этом лица.
Мария прикусила язык. Подумала: «Поделом тебе, подруга – забыла, кто ты есть, и по какому поводу оказалась за одним столом с этими джентльменами». Но вслух произнесла:
– А откуда вам известны такие подробности, Юрий Николаевич?
– Забегаете вперед, Маша. Так вот, самое интересное произошло после суда. Попробуйте угадать, что именно?
– Неужели этот жлоб кинул ментов?
– Вы забыли добавить «поганых», – опять сострил Леонид Петрович.
– Извините.
Юрий Николаевич рассмеялся:
– Не обращайте внимания на этого чудака. Тем более, что речь на самом деле идет о поганых ментах, из-за которых народ и не любит полицию. Вы правы, Маша. Свинаренко решил, что суммы, которую он отстегнул в качестве предоплаты, за глаза хватит нищим сотрудникам правоохранительных органов. Сначала всячески оттягивал сроки платежа, а затем обнаглел до такой степени, что перешел к шантажу. В конце концов два этих друга плюнули на него, но обиды не забыли. Прошли годы, следователь уволился из органов и работал в службе безопасности одного известного олигарха. Но вот однажды пришла очередь этого олигарха платить по долгам в бюджет, то есть взяли его налоговики за одно место, как у нас водится. Естественно, тот слинял за рубеж, прихватив с собой самых преданных холуев, среди которых оказался бывший следак. Он-то и слил мне всю информацию о вашем уголовном деле перед тем, как покинуть родину. Не мог простить такого наглого кидалова и хотел, чтобы на чужбине душу грела мысль о том, что с моей помощью справедливость восторжествует, и Эдуард Свинаренко пойдет наконец по этапу.
– А почему он к вам обратился? Вы были знакомы?
– Да, одно время вместе работали. Он знал, что я занимаюсь адвокатской практикой, и такого рода дела мне крайне интересны. Короче говоря, я без всяких колебаний отправился в Вологодскую губернию, где встретился в колонии с вашим мужем и выслушал эту мутную историю. Уговорить прокурора возобновить уголовное дело в связи с вновь открывшимися обстоятельствами труда не составило. Непричастность Петра Петровича к убийству была доказана. К сожалению, это отнюдь не означало, что против Свинаренко сторона обвинения на суде сможет предъявить что-нибудь существенное. Кузякина до суда из колонии освободили, но следствию прокурор поставил жесткие условия: в течение двух месяцев нарыть на Эдика железобетонные улики.
– Ну, нарыли? – Мария усмехнулась. – Господи, что за лексикон!
Не обращая внимания на саркастическое замечание, Вневедомский налил в рюмки коньяка и, выпив, продолжал.
– Честно признаться, мы со следователем оказались в затруднительном положении. И тут на помощь пришел мой приятель и компаньон по адвокатской конторе, Вячеславом его зовут. В советское время он служил в КГБ и был одним из тех следователей, которые вели дела граждан с заблокированной памятью после того, как «контора» забрала их у нас с Леонидом Петровичем. Вспомнили, о чем я говорю, да?
Мария кивнула головой. Хаос в мозгах начинал приобретать несколько упорядоченный характер, наталкивая на мысль о приближающейся чудовищной разгадке событий месячной давности.
– Идея Вячеслава в совокупности с желанием вашего мужа наказать виновников его осуждения подсказала направление, в котором мы незамедлительно начали действовать. Дело в том, что химики, проводившие эксперименты над людьми, были в конце концов найдены. Ими оказались выпускники факультета химии одного из престижных ВУЗов. Невероятно, но эти умники, будучи еще студентами, изобрели препараты, с помощью которых оказалось возможным полностью подавлять волю человека, создавать управляемые галлюцинации, блокировать память. Но тут произошли известные события, которые в результате привели к распаду СССР. Последовали бесконечные реформы «конторы», не позволившие в том бардаке завершить начатое дело. Но Слава, благодаря своей дальновидности, сохранил материалы следствия, в том числе научные изыскания начинающих ученых – химические формулы и прочие прибамбасы, позволяющие восстановить процесс. Более того, он все последующие годы на всякий случай держал химиков на крючке. Разумеется – неофициально.

*    *    *

– Господи, да меня развели, как последнюю дуру! – перебила Юрия Николаевича Мария. – То есть, вы хотите сказать, что меня напичкали какой-то гадостью, и сон, в котором ко мне явились два придурка в полицейской форме – вовсе не сон, а глюки?
– Нет-нет! Наоборот – это была реальность, которую вы восприняли, как сон, а, ощутив на теле следы физического воздействия, решили, что сходите с ума. Верно?
– Да, именно так все и происходило. Только каким образом вы всучили мне свои препараты?
– Машенька, не забивайте голову пустяками, – решил поддержать разговор Леонид Петрович. – Вы должны понимать, что профессионалу выполнить такую задачу – дело техники. Это, во-первых. А во-вторых, этот старый лис не расскажет больше того, что посчитает нужным.
– А два, как вы изволили выразиться, придурка – на самом деле милейшие люди, лучшие мои сотрудники. И, кроме всего прочего, как выяснилось, они оказались еще и хорошими актерами.
– Да, особенно «неандерталец»!
– Кого вы имеете в виду?
– Верзилу со шрамом на щеке.
– Неужели не понравился? – рассмеялся Юрий Николаевич.
– Отвратительный тип, просто оборотень какой-то.
– Ну ладно. В конце концов вы имеете право на собственное мнение. Любопытно, что шрам на его щеке появился в результате виртуального общения с клиентом – я имею в виду Михал Михалыча. Для всех нас сей феномен пока остается загадкой. По-видимому, науке долго еще придется изучать возможности этого изобретения. Я не утомил своим рассказом?
– Что вы! Детектив захватывающий! Кстати, у меня возник вопрос.
– Да, конечно, говорите.
– Каким боком пристегнули ко мне Михал Михалыча, Виктора и Валентину Петровну? Надеюсь, не будете впаривать мне историю о случайных встречах?
– Разумеется, нет. Все было продумано заранее, и рассчитано до последней мелочи. В операции было задействовано определенное количество людей, поэтому всякие случайности исключались.
– Значит, друзей моих вы убили по заранее разработанному плану?
Прежде чем ответить на этот неожиданный вопрос, Юрий Николаевич пригубил рюмку с коньяком.
– Понимаете, Маша…
– Ладно, можете не отвечать, – увидев, как замялся Вневедомский, произнесла Мария. Она вдруг испугалась, что каверзными вопросами может разозлить противников. Именно таковыми в настоящий момент она считала своих собеседников.
– Ну хорошо. Что касается ваших новых друзей, они появились, можно сказать, методом случайного отбора. Могли быть совершенно другие персонажи.
– Что это значит?
– Все очень просто. Михал Михалыч и Валентина Петровна давно уже были в оперативной разработке, оставалось только взять с поличным. Неваляева – за взятки, Булкину – за торговлю детьми, воспитанниками детского дома. А Виктор Непийвода уже проходил по делу о растлении несовершеннолетних, но ушел от справедливого возмездия. На какое-то время притих со своим подельником. Но потом, по оперативным данным, они возобновили преступный бизнес, и ростовскими следователями были добыты соответствующие доказательства. Вот таким образом вы и оказались в одной компании с этими симпатичными людьми.
– На них вы провели опыты с той же гадостью, да?
– Совершенно верно, только в разной степени. С Михал Михалычем пришлось серьезно поработать, в отличие от остальных. Ему вкатили хорошую дозу галлюциногена – погружение в яму с дерьмом произвело любопытный эффект. Пришлось и жену его задействовать, несравненную Клавдию Семеновну, иначе эксперимент мог сорваться.
– Ну, а друг Виктора в Армавире? Племянник Леонида Петровича, в конце концов? Они что, тоже были участниками спектакля?
– Представьте себе, да. Без этих ребят трудно было осуществить постановку пьесы. Определенную помощь оказали другие сознательные граждане. Униженный и оскорбленный муж Валентины Петровны, к примеру. Ростовский компаньон Виктора по бизнесу воспользовался возможностью смягчить свою вину перед законом. А Клавдия Семеновна просто рвалась в бой после того, как узнала о мальчишниках своего благоверного.
Мария Львовна, закурив, задумалась.
– Боже! Сколько сил и средств задействовали, чтобы затравить бедную женщину. Говорите сейчас о законе, но судьбу моих друзей решили без суда. Кстати, вы так и не ответили на мой вопрос об Эдике, есть ли весомые улики против него?
Юрий Николаевич вместо ответа встал из-за стола и почему-то на минуту отошел к окну, после чего в задумчивости вернулся, взглянув на часы.
– Видите ли, Маша, в чем дело. Свинаренко уверен, что сейчас проходит по делу в качестве свидетеля. Но он не дурак и понимает, что с вашей поимкой качество это перейдет в другое состояние. Поэтому мы сделали ставку на то, что у Эдика в процессе проводимых мероприятий не выдержат нервы, и он обязательно проявит себя. Когда мы с Сергеем взяли его с собой в поездку на Кубань якобы для того, чтобы помог опознать вас, этот тип уже заметно нервничал.
Мария, услышав о Сергее, удивленно посмотрела на Леонида Петровича. Тот улыбнулся:
– Да, Маша, вы не ослышались. Сергей был в Москве и попросил у меня на пару дней «Пассат». Я и написал доверенность, совершенно, уверяю вас, не подозревая о том, с кем и куда он уехал.
– На самом деле, – продолжал Вневедомский, – цель была, как вы теперь уже понимаете, иная. Когда мы продемонстрировали Эдуарда в преследовавшем вас Фольксвагене, ощущение обреченности усилилось многократно, не так ли?
– Я перестала уже удивляться вашей садистской изобретательности. Но мы отвлеклись, Юрий Николаевич. Говоря о том, что Эдик должен проявить себя, что вы имели в виду?
– Он имел в виду, Машенька, – вмешался Леонид Петрович, – что Свинаренко ничего не остается, кроме как избавиться от главного свидетеля. То есть, от вас.
– От меня? – захмелевшая Мария не сразу поняла, о чем речь. – В каком смысле?
– Господи, какая же вы непонятливая! – Юрий Николаевич изобразил на лице искреннее раздражение. – В смысле – убить вас должен.
– Как это?
– Ну, я не знаю. Застрелить. Зарезать. Может быть, утопить или задушить. Существует множество способов убийства. – Взглянув на лицо Марии, Вневедомский испуганно прибавил:
– Да не волнуйтесь вы так, Мария Львовна! За Эдуардом установлена слежка, известно обо всех его передвижениях. Мы никоим образом не допустим смертоубийства.
– Я на это надеюсь. Выходит, меня вы используете в качестве наживки, и, как только Эдик ее заглотнет, сделаете подсечку. Только не опоздайте!
– Увлекаетесь рыбалкой?
Ответить на этот вопрос Мария не успела.

*    *    *

 – При всей изобретательности вы не учли одного обстоятельства, господа!
Реплика прозвучала столь неожиданно, что в первое мгновение никто не понял, кому она может принадлежать. Мужчины, сидевшие спиной к двери, удивленно переглянулись, пытаясь сообразить, о каком, собственно, обстоятельстве идет речь. Но, взглянув на Марию, застывшую с раскрытым ртом, которая устремила непонимающий взгляд куда-то мимо них, догадались, что следует оглянуться. Причем, интуиция старым сыщикам подсказала: сделать это надо медленно, без резких движений.
У входа в столовую стоял, ухмыляясь, не кто иной, как Эдуард Свинаренко с пистолетом Макарова в руке.
Столь резкая смена декораций не входила в планы большинства присутствующей здесь публики, поэтому своей неожиданностью привела в легкий шок даже многое повидавших на своем веку мужчин. Первым нарушил немую сцену Леонид Петрович. Он понял, кто сейчас стоит перед ними, хотя и не знал Эдика в лицо. А еще Васильев понял, увидев глаза непрошенного гостя, что в его намерении использовать оружие по прямому назначению можно было не сомневаться. Поэтому единственное, что мог подсказать внутренний голос в сложившейся ситуации – постараться выиграть время. К всеобщему удивлению, совершенно хладнокровно и с доброжелательной улыбкой на лице Леонид Петрович спросил:
– А что вы, собственно говоря, имеете в виду, господин Свинаренко?
Эдик, хоть и был приличной сволочью, но все же не закоренелым уголовником. Поэтому, прежде чем перестрелять всех, счел возможным сначала пообщаться с интересными людьми.
– А имею я в виду то, что на самом деле не такой придурок, каким вы меня считаете. Это, во-первых. Во-вторых, не перевелись еще среди вашей ментовской братвы алчные ребята, готовые слить любую информацию за вознаграждение. В общем, извините, господа, я не кровожадный, но зону топтать нет ни малейшего желания. А поскольку вы загнали меня в угол, то выбора, сами понимаете, не оставили.
– Тебя все равно поймают, идиот! – Мария с ненавистью смотрела на своего бывшего возлюбленного. – Так что не усугубляй своей вины!
– Заткнись, курица! Скажи лучше, где деньги, которые вчера сперла? Я уже этой ночью буду далеко за пределами нашей родины.
– А вот этот момент требует уточнения, – присоединился вдруг к беседе Юрий Николаевич. – Если вы рассчитываете на зарубежные счета, благодаря которым намерены затеряться за кордоном, то вынужден вас огорчить, любезный. Они уже надежно заблокированы.
– Что ты несешь, старый козел? Твою глупую башку я первой сейчас продырявлю!
Но, несмотря на то, что после такой информации Свинаренко попытался сохранить хладнокровие, пистолет в его руке заметно задрожал. Наступила зловещая тишина, которую, казалось всем, через мгновение расколет выстрел, произведенный невесть откуда появившимся психопатом, словно черт из табакерки. Наконец до Эдика дошел смысл произнесенной фразы. Он начал озираться по сторонам в поисках чего-то, по-видимому, очень для него важного.
– Компьютер есть в этом доме? – спросил он, обращаясь почему-то к Марии.
Но та, как завороженная, не могла оторвать взгляда от ствола. В другое время после «курицы» выцарапавшая бы глаза нахалу, нанесшему такое гнусное оскорбление, сейчас она не могла произнести ни слова.
– За вашей спиной на стене полка, на ней ноутбук лежит, если он вас устроит, – сказал Леонид Петрович и с сомнением взглянул на Вневедомского.
– Надеюсь, не барахло какое-нибудь. – Не дожидаясь ответа, Эдик сделал шаг назад и вынул из кармана пиджака мобильник. – Не дергайтесь, стрелять буду без предупреждения.
Юрий Николаевич не выдержал взгляда старого друга и опустил глаза. Он блефовал, когда сообщил Свинаренко о блокировке счетов. Этого не сделали до сих пор по одной простой причине: чтобы не спугнуть преступника раньше времени и не завалить операцию. Пока тот колдовал над компьютером, пристроившись на свободном стуле, Юрий Николаевич с горечью думал о том, что Эдуард, в сущности, был прав, когда говорил об алчности некоторых сотрудников правоохранительных органов. Много воды еще утечет, пока силовые структуры очистят свои ряды от оборотней в погонах. Но, очевидно, через пару минут это уже не будет иметь ровным счетом никакого значения. Словно в подтверждение невеселых мыслей старого сыщика, Свинаренко захлопнул крышку ноутбука и начал медленно подниматься со стула. На его лице все увидели саркастическую ухмылку.
А в следующее мгновение произошло то, чего присутствующие и вовсе не могли предвидеть – одни, удрученные неминуемо приближающейся кровавой развязкой, другой – окрыленный предстоящим путешествием по чужому паспорту на обратную сторону земного шарика. Туда, где не бывает мерзкой холодной зимы, где бушует бескрайнее море вечно зеленой растительности, но главное – где можно будет зачеркнуть темное прошлое и все начать заново, с чистого листа.
В дверном проеме внезапно возникла чья-то фигура и, прежде чем вся компания успела что-либо сообразить, раздался выстрел. Свинаренко за секунду до этого инстинктивно ощутил опасность за своей спиной и успел, обернувшись, вскинуть руку с пистолетом в направлении двери, но рухнул навзничь на пол столовой, как подкошенный. Тупая пуля при выстреле из Макарова почти в упор сшибает с ног любого здоровяка, а Эдик не обладал выдающимися физическими данными. И сейчас лежал, широко раскинув руки с устремленным в потолок безжизненным взглядом, так и не успев понять, что произошло – пуля попала несчастному точно в сердце.

*    *    *

Не успев оправиться от испуга после появления в доме вооруженного Эдуарда, сидевшие за столом тупо уставились на его остывающий труп. И только после того, как услышали щелчок зажигалки, догадались обратить внимание на своего спасителя – у входа в столовую стоял, затягиваясь сигаретой, Сергей Васильев.
Первым пришел в себя Васильев-старший:
– Ты как здесь оказался, дорогой?
– Да вот, Петр Петрович привез.
Вслед за Сергеем в столовую входил никем ранее не замеченный Кузякин. Мария невольно поднялась из-за стола, понимая, что должна наконец что-то сказать. Потому что молчать при встрече с мужем после содеянного с ним было, по меньшей мере, неприлично. Но она не находила нужных слов, хотя смотрела прямо ему в глаза. И Петр Петрович увидел в этом взгляде муки раскаяния, терзающие душу женщины, однажды совершившей предательство, тяжкий груз которого все эти годы лежал на ее хрупких плечах. Он кивнул и сделал едва уловимый жест рукой, дав понять, что не надо ничего говорить: глаза Марии, полные слез, сказали все.
Между тем Леонид Петрович продолжал допрашивать племянника:
– Ты, Сережа, дурака не валяй, я понял, что не пешком пришел. В Москве что делаешь?
– Ах, в Москве? – хитро улыбнулся Сергей. – Ну и зануда ты, дядька. Вместо того чтобы налить стакан за проделанную работу, начинаешь мне руки выкручивать.
Лежавший посреди столовой труп вроде бы не располагал к веселью, однако все рассмеялись.
– Ладно, скажу. Дело в том, что, хоть и уговорил меня Юрий Николаевич принять участие в мероприятии, на самом деле эта история мне с самого начала не понравилась. Чувствовал, что вляпаемся в какое-нибудь дерьмо. А сегодня ночью проснулся, сердце щемит, глаз до утра не сомкнул. Ну, думаю, не к добру. С рассветом рванул в аэропорт, и вот я уже здесь.
– Какой аэропорт? Как ты мог со стволом досмотр пройти?
– Ну ты, дядька, даешь! Какой досмотр, если я без билета летел! Кто же «зайцев» досматривает? Я ведь тебе рассказывал, друг у меня – командир «тушки», в Москву летает.
– Ну и бардак там у вас, дорогой племянничек.
– Согласен, дядька! Только, если бы не этот бардак, с кем бы я сейчас беседовал?
После этих слов все, как по команде, посмотрели на труп.
– Так-то оно так, – согласился Леонид Петрович. – Только я вот чего не пойму. На днях ты отправил на тот свет двух человек в своей квартире. Было дело?
– Ну, было.
– Против тебя должны были возбудить уголовное дело. А ты с этим же стволом успел нахулиганить в Москве. Что делать будем?
– А нет в Ростове никакого дела.
– Почему?
– Потому что трупов нет.
– В каком смысле?
– То есть, они, конечно, есть, но их как бы нет.
– Ни черта не понимаю. Ты можешь по-человечески объяснить, что произошло? – Леонид Петрович начинал терять терпение. – И не улыбайся, пожалуйста.
Все вновь дружно забыли о трупе и с любопытством слушали диалог дяди с племянником.
– Ты только не волнуйся, дядька. Смотри, все очень просто. Я тебе в ту же ночь позвонил, правильно? Рассказал, как все было, просил помочь, в случае чего. А утром позвонил снова и сказал, что все нормально, проблема решена. Ты еще удивился, что так быстро, помнишь?
– Да помню, конечно.
– В общем, я тебя не обманул. В полицию позвонить просто не успел, потому что приехал Валерка из Армавира. Загрузили бандюков в его «Десятку», отвезли в лес и закопали. А кто этих домушников будет искать?
Леонид Петрович только неодобрительно покачал головой, сказать ничего не успел.
– На чьей «Десятке» вы их отвезли? – перед глазами Марии всплыл искореженный корпус автомобиля, лежавшего в кювете.
– На машине подполковника Николаева, друга юности вашего знакомого Виктора Непийвода. – Сергей виновато отвел в сторону взгляд.
– А как же авария? Я своими глазами ее видела!
– Ну, видели. Только это была совсем другая машина – у страха глаза велики, верно?
– Ничего не понимаю. А что же тогда произошло с Виктором?
Сергей взглянул на Юрия Николаевича:
– Я не понял, вы ничего еще не объяснили Марии Львовне?
– Не успели, как видишь. Форс-мажорные обстоятельства, – Вневедомский кивнул на распростертое тело Эдика.
– Черт бы вас всех побрал! Я оказалась в компании то ли иллюзионистов, то ли извращенцев! Что мне должны были объяснить, в конце концов? Виктор жив или нет?
– Да жив ваш приятель, Мария Львовна. Как и остальные фигуранты, проходившие по разным делам. Одному Эдику только не повезло, – несколько поколебавшись, Юрий Николаевич наклонился над покойником и закрыл его остекленевшие глаза. – Но что тут скажешь… По закону жанра, видимо, так все и должно было произойти – сам полез на рожон.
– П-погодите, к-как все живы? А как же?.. – От неожиданного известия Мария начала заикаться. – Авария, ночью… Ее тоже не было?
– Водителю такси инспектор подбросил в карман пиджака приведенный в действие баллончик с сильнейшим газом-галлюциногеном. Вы даже стронуться с места не успели, как начались коллективные глюки. То есть, все находящиеся в машине видели одну и ту же картину. Ну, а дальше – дело техники.
– Хотите сказать, что и Валентина Петровна…
– Совершенно верно, Валечка ваша тоже цела и невредима.
– Невероятно. И где же они все находятся? Я могу с ними встретиться?
– Дело в том… – Вневедомский несколько помедлил с ответом. – Вы, Машенька, должны понять одну простую вещь…
Возникла пауза, и Мария вдруг похолодела от осенившей ее догадки.
– Не надо, Юрий Николаевич. – Она обреченным взглядом обвела всех присутствующих. – Попробую угадать: мои друзья в психушке… И, если я правильно ориентируюсь в ситуации, мне уготована та же участь. Верно?
Мария Львовна очень хотела, чтобы кто-нибудь сказал сейчас, что она ошибается в своем прогнозе. Но, услышав в наступившей тишине тяжелый вздох Вневедомского, ощутила внезапно наступившую слабость в ногах и посмотрела на мужа, надеясь найти хоть какую-нибудь поддержку с его стороны. И тут же поняла, что надежда эта призрачна: от человека, из жизни которого вычеркнули десяток лет, с трудом можно было ожидать такую поддержку. Слабость окончательно овладела всем телом, и она потеряла сознание.

*    *    *

В чувство Марию Львовну привели быстро. Юрий Николаевич дал ей выпить какую-то таблетку и отвел в спальню. Она не стала возражать ни против таблетки, ни против того, что уложили в постель, потому что поняла: отныне ее желания уже не вписываются в контекст дальнейшего развития событий, приближающихся, очевидно, к финалу. И остается лишь покориться воле невидимого режиссера оригинальной трагикомедии. В том, что присутствующие в этом «гостеприимном» доме люди, включая господина Вневедомского, были всего лишь исполнителями чьего-то замысла, Мария уже нисколько не сомневалась. Достаточно только вспомнить рассказ старых сыщиков о пропаже людей, чтобы понять, что ее дальнейшая судьба зависела отныне совсем от других людей. Сейчас хотелось только одного – уснуть, чтобы хоть на какое-то время забыть весь этот кошмар.

– Послушай, Юра, – произнес Леонид Петрович сразу после возвращения в столовую своего коллеги. – Ты слишком жестоко хочешь поступить по отношению к женщине, без того перенесшей серьезное жизненное испытание. Не находишь?
– Не надо делать из меня злодея, – Вневедомский налил себе коньяка и сразу выпил. – Может быть, ты знаешь, как объяснить следствию появление в твоем доме жмурика?
– А что, есть какая-то связь между трупом и психушкой? – поинтересовался Сергей.
Юрий Николаевич на некоторое время задумался.
– Ладно. Для тех, кто еще не врубился, поясню. Этот розыгрыш, в котором мы все приняли участие, с самого начала по настоящее время находится под неусыпным контролем одного из спецуправлений всем известной конторы.
Сергей от удивления присвистнул, а Леонид Петрович рассмеялся:
– Да-а. Старею, черт возьми! Обнадежил Марию Львовну, практически убедил, что ей ничто не угрожает. А ведь понятно, что дело студентов-химиков не должно было затеряться, ни при каком раскладе.
– Совершенно верно. Когда мы с Вячеславом на них вышли, сразу же попали в поле зрения конторы. Нас пригласили на Лубянку и ненавязчиво так, вежливо предложили сотрудничать. Надеюсь, никому не надо объяснять, что отказаться от этого предложения не представлялось возможным, учитывая обязательства перед Петром Петровичем. Таким образом, каких-либо ограничений в процессе реализации нашего плана мы не испытывали. Людям с Лубянки важен был лишь результат воздействия на человека испытываемых препаратов, а остальные нюансы, такие, как возможные потери людей и прочее, предлагалось расценивать как издержки производства.
Нельзя сказать, чтобы откровения Юрия Николаевича кого-нибудь шокировали – за последние десятилетия российский народ достаточно много узнал о своей стране с непредсказуемым прошлым и перестал по всякому поводу волноваться. Но одно дело – слушать чьи-то байки, удивляясь и сопереживая неведомым участникам тех или иных событий, вследствие временн;й удаленности принявших уже достаточно абстрактную окраску. И совсем другое – видеть рядом с собой человека, попавшего в переплет, оказание помощи которому в силу непреодолимых обстоятельств становится весьма проблематичным занятием. А в том, что спецслужбы в нашем государстве традиционно ассоциируются с непреодолимыми обстоятельствами – исторический факт, в существовании которого мало кто сомневается.
– Короче говоря, похороны усопшего возьмет на себя контора, если правила игры будут соблюдены до конца. В противном случае всех присутствующих ожидают большие осложнения. – В наступившей тишине Юрий Николаевич поочередно заглянул каждому в глаза. – Или будут другие предложения? Конструктивные готов выслушать.
– Выходит, несколько здоровых мужиков отдадут красивую женщину на съедение каких-то монстров в белых халатах, – произнес Сергей и с надеждой посмотрел на дядю. – Ведь в психушках нет ни одного нормального врача. Мне рассказывали, что здоровый пациент обязательно спятит, если попадет к ним в лапы.
Леонид Петрович тяжело вздохнул:
– Успокойся, Сережа. Даже если мы сдадим твой ствол ментам вместе с тобой, мы не спасем Марию Львовну.
– Значит, давайте, отпустим ее. Могла ведь она, в конце концов, сбежать от нас?
Юрий Николаевич встал из-за стола и подошел к окну.
– Во-первых, Кузякина еще долго будет спать – я дал ей снотворного. Поэтому никуда уйти уже не успеет. Во-вторых, она смертельно устала от беготни и вряд ли захочет продолжения такого варианта. А, в-третьих… – Вневедомский внезапно оборвал фразу и задумался. Ему тоже было искренне жаль некогда оступившуюся, попавшую под влияние законченного мерзавца, женщину. Более того, Юрий Николаевич считал, что испытания, выпавшие на ее долю, даже в такой непродолжительный период, можно считать вполне достаточным уроком за совершенные в прошлом ошибки молодости. Однако с тех самых пор, когда согласился помочь несчастному, отбывающему длительный срок за несовершенное преступление, он неожиданно даже для себя самого стал заложником ситуации. Как, впрочем, и все присутствующие здесь люди, к сожалению, до конца пока еще этого не осознавшие. – В общем, так. Если есть у кого-нибудь версия, достойная внимания правоохранительных органов, прошу озвучить.
Не услышав в наступившей тишине каких-либо предложений, Юрий Николаевич медленно, словно давая всем шанс в оставшиеся секунды попытаться найти выход из создавшегося положения, вынул из кармана мобильник и нажал кнопку. Он не представился тому, кто ответил на вызов. Только коротко произнес:
– Это я. Можно приезжать.
Фраза была произнесена так, что сомнений ни у кого не оставалось: вскоре будет поставлена точка в этой невероятной истории. Сергей, наполнив до краев рюмку, выпил коньяк и подошел к окну. По его поведению можно было догадаться, что наступающей развязкой он был взволнован более остальных. За происходящими событиями как-то незаметно наступила темнота, но внезапно подъехавший на большой скорости к дому автобус и выскочивших из него вооруженных людей в масках в количестве не менее десяти Сергей не мог не увидеть. Он обернулся и с удивлением посмотрел на Вневедомского, еще не совсем понимая, что его так встревожило. И, только когда услышал топот ног стремительно ворвавшихся в дом спецназовцев, успел сообразить: «Полвзвода здоровенных мужиков за одной женщиной? Круто!».

В столовую ввалились двое в масках с короткими автоматами, вслед за ними вошел мужчина средних лет в гражданской одежде, жгучий брюнет с проседью на висках. Остальные рассредоточились по дому.
– Попрошу всех предъявить документы, – произнес вошедший. – Холодный пронзительный взгляд, требовательно-вежливые интонации в голосе не оставляли сомнений в том, какое ведомство представлял этот человек. – Вы хозяин?
Вопрос был обращен к Леониду Петровичу, из чего следовало, что в осведомленности гостя можно было не сомневаться.
– В доме есть еще кто-нибудь, кроме вас троих и женщины? – спросил он после проверки паспортов и подошел к раскрытому окну, выглянув наружу. Труп, лежавший посреди комнаты, интересовал его, по-видимому, меньше всего.
Пару минут назад, когда Сергей вскочил на подоконник, Юрий Николаевич хотел его остановить, но в последний момент интуитивно, не сознавая – почему, не стал этого делать. И только сейчас, когда на руках всех троих защелкнулись наручники, понял, что поступил правильно. Тогда на Лубянке, перед началом операции, сотрудник конторы, предложивший действовать совместно, предупредил, что ни при каких обстоятельствах, кроме него, никто с Юрием Николаевичем вступать в контакт не будет. Следовательно, появление здесь незнакомого брюнета с группой захвата могло означать только одно: кто-то внес изменения в сценарий, и следующий, очевидно, заключительный, акт пьесы будет сыгран без их участия. «Старый дурак ты, а не сыщик! Должен был с самого начала все просчитать прежде, чем вляпаться в это дерьмо. А теперь предстоит стать соседями по палате – в лучшем случае».
Брюнет, Словно вспомнив о чем-то, взглянул на раскрытое окно, затем поднял с пола ствол Эдуарда Свинаренко и аккуратно положил в целлофановый пакет.
Из дома выходили и садились в автобус молча. Все понимали, что при наличии в их компании трупа в окружении автоматчиков предъявлять какие-либо претензии по поводу задержания было бы просто нелепо. А Петр Петрович Кузякин не просто понимал, он знал это не понаслышке, как никто другой. И лишь Мария Львовна, которая никак не могла толком проснуться, что-то бормотала, когда двое верзил практически на руках внесли ее в автобус и уложили на сидение.

*    *    *

В автобусе у всех были отобраны мобильные телефоны и завязаны глаза. На попытку Леонида Петровича выяснить, что происходит, брюнет вежливо ответил:
– Не стоит сейчас ни о чем беспокоиться. Должны быть соблюдены необходимые формальности, а по приезде на место вам все объяснят.
Ехали долго. Было понятно, что вторая часть маршрута пролегала по московским улицам, но по ощущениям невозможно было определить даже примерное направление. Наконец городской шум за окнами автобуса постепенно стих, на малой скорости они въехали, судя по всему, в помещение. После остановки и выключения двигателя послышался лязг закрываемых ворот, и пленникам развязали глаза. Они на самом деле находились в каком-то бетонном, слабо освещенном боксе без окон, и лишь в одном углу была видна дверь, ведущая, очевидно, в основное помещение. Мария Львовна очнулась и, сонно сощурившись, с удивлением обнаружила на запястьях наручники.
– Господи, что это такое? Где мы? Леонид Петрович, не далее, как вчера, кто-то говорил, что мне ничто не угрожает! – Но, увидев на руках остальных браслеты, осеклась. Вооруженные люди в камуфляже и масках весьма красноречиво дополняли картину происшедшего. – Замечательно! Я доверилась людям, которые обещали помочь, в результате сами оказались в наручниках. Что произошло?
– Видите ли, Маша. Пока я могу лишь строить догадки об истинном положении дел. Надеюсь, нам скоро все объяснят, и недоразумение будет урегулировано.
Тем временем всю компанию повели к единственной двери, имеющейся в помещении, предварительно сняв наручники. Осмотревшись, Мария спросила вполголоса у Юрия Николаевича, оказавшегося рядом:
– Я не вижу Сергея, что с ним?
– Он сумел уйти. Если будут спрашивать, забудьте о его присутствии в доме Леонида. И вообще о том, что когда-либо с ним встречались. Я надеюсь на помощь Сергея.
Лестница, оказавшаяся за дверью, привела на второй этаж. В нос ударил запах, знакомый каждому человеку с детства, ненавистней которого для кого-то не существовало в этой жизни, а для других означал спасение от недугов или даже от самой смерти. Это был запах больницы, запах лекарств. От неожиданности никто не заметил, в какой момент исчез брюнет, а конвоиров в камуфляже сменили дюжие молодцы в белых халатах, вежливо, но твердо показавшие направление, в котором необходимо было продолжать движение.
В приемном отделении небритый тип с совершенно лысой головой снял со всех паспортные данные. Предпринятые попытки задать какие-либо вопросы пресеклись санитарами, и лысым игнорировались. А через несколько минут Марию Львовну бесцеремонно отделили от мужчин и увели в палату, где, к своему ужасу она поняла, что это начало конца, как только захлопнулась дверь, и раздался характерный щелчок запираемого замка.

В палате был полумрак, и Мария, потрясенная случившимся, не сразу обратила внимание на фигуру женщины, в одиночестве сидевшей на кровати у окна. А когда та поднялась навстречу, изумилась настолько, что личные переживания вмиг отодвинулись на задний план, уступив место какому-то непонятному, ранее неведомому ей чувству, благодаря которому учащенно забилось сердце и повлажнели глаза – перед ней стояла Валентина Петровна. Она молча смотрела на неожиданную гостью. Было непонятно – то ли Валечка настолько поражена встречей, что ее охватил столбняк, то ли пытается напрячь память, чтобы вспомнить, где могла когда-то видеть вошедшую миловидную женщину.
– Здравствуй, Валя! Ты меня не узнаешь? Это же я, Маша…– Мария Львовна осеклась. – То есть, я хотела сказать – Эля. Впрочем, какое теперь это имеет значение? – Она продолжала еще некоторое время по инерции что-то говорить, вспоминая Виктора, Михал Михалыча. Но вдруг резко остановилась, поскольку поняла, что на нее смотрит совершенно чужой, не понимающий, о чем идет речь, человек.

ВМЕСТО ЭПИЛОГА

В эти минуты в одном из помещений можно было увидеть следующую картину. У монитора сидел черноволосый мужчина средних лет с сединою на висках и внимательно наблюдал за тем, что происходило на экране. В сущности, там не происходило ничего. Посредине слабо освещенной комнаты стояли две женщины, одна из которых, пухленькая, невысокого роста, смотрела удивленно с блаженной улыбкой на лице на ту, что стройнее и выше ростом. Последняя же закрыла лицо ладонями, и, только глядя на ее поникшие плечи и вздрагивающее тело, можно было догадаться, что женщина рыдает горько и обреченно. И вся ее фигура источает такую безысходность, что даже непосвященному человеку было понятно: это не тот случай, когда женщины, склонные к всевозможным преувеличениям, близко к сердцу принимают малозначительные перемены, нарушающие привычный, укладывающийся только в созданные ими самими стереотипные рамки, образ жизни.
Брюнет, судя по всему, был удовлетворен происходящей картиной. Он с облегчением вздохнул и вышел из аппаратной, неторопливо зашагав по длинному узкому коридору специальной психиатрической клиники. Его уверенные шаги гулко раздавались в ночной тишине, словно подтверждая незыблемость некогда созданной, неподвластной ни течению времени, ни эпохальным переменам, системы.