Спокойных дней не будет - часть 31

А Соня жила в двух мирах, приняв двух своих мужчин, как данность, как награду себе за долгие годы одиночества, непонимания, романтических переживаний и слез над судьбами придуманных кем-то героев. Она всегда знала, а теперь окончательно уверилась, что достойна купаться в любви, она принимала любовь этих двоих, как дары смертных бессмертной богине. И в свою очередь была щедра на милости и ласки, одаривая любовников своим вниманием и теплом без всякой меры.
Арсений относил ее нежелание афишировать их отношения исключительно на счет ее брака и строгости взглядов семьи. Илья, занятый множеством дел, был уверен, что наконец-то смог заключить хрупкое перемирие, которое с каждым днем становилось прочнее и уже напоминало мир, забывший о тяготах военных действий. Он стал уделять ей больше внимания, звонил ежедневно, и она, прячась от сторонних глаз и ушей, нежно ворковала в трубку: "Я люблю тебя" и рассказывала, как именно она его любит и как будет обнимать при встрече.
Несколько раз он вывез ее в модный в этом сезоне театр, выкупив у кого-то из партнеров абонемент в ложу, и Соня, надевая ослепительные платья и украшения, нежно держала его под руку, поднимаясь по парадной лестнице в фойе. Гордыня сжигала ее изнутри, ведь с женой и любовницами в театр он не ходил.
Мягкие кресла в ложе давали ему возможность расслабиться и даже вздремнуть, пока на сцене шло действие, и громкие голоса или музыка были этому сну не помеха. Соня тихонько смеялась над ним, придвигала кресло ближе, прижималась бедром, шептала невообразимые глупости, касаясь губами мочки уха и заставляя его просыпаться и думать совсем не о театре, работе или прерванных снах.
Павел, сопровождающий шефа везде, в глубине ложи рассматривал ее профиль, чаще обращенный не к сцене, а к брату, и каждый раз знал, что на его внимательный взгляд она ответит своим презрительным или надменным. Но по протоколу было положено присутствовать рядом с шефом в публичном месте, и хотя его сестру это безумно злило, он скрупулезно придерживался протокола, не давая женщине вмешиваться в сферу его влияния.
В один из вечеров, когда со сцены было слышно какое-то вялое бормотание, а Соня откровенно скучала, разглядывала соседние ложи и зал и, закинув ногу на ногу, скручивала в пальцах программку спектакля и покачивала остроносой туфлей, он по привычке смотрел на нее и думал о том, что сегодня вечером надо собрать сумку, потому что завтра шефу потребуется сопровождение в Европу, и он на неделю будет избавлен от бессмысленного занятия присматривать за его сумасбродной сестрой. Илья почти задремал, с самого начала поняв, что спектакль, несмотря на звездный состав и именитого режиссера, откровенная дрянь. Неожиданно Соня уронила туфлю на ковер, нагнулась за ней, подняла голову и встретила в пристальном взгляде охранника нечто, что никак нельзя было принять за равнодушное наблюдение.
Секунду они смотрели друг другу в глаза, а потом она расцвела своей самой что ни на есть бессовестной улыбкой и, положив ногу на ногу, отчего ее и так короткое платье поехало вверх по ноге, принялась медленно надевать туфлю, не сводя с него понимающего и насмешливого взгляда. Он заиграл желваками на скулах, но глаз не отвел. Соня едва заметно кивнула и произнесла одними губами: "Пошел вон!" Павел не двинулся с места, упершись взглядом в затылок дремлющего шефа, и она многозначительно кивнула и тоже взглянула на Илью. Несколько мгновений она в задумчивости рассматривала брата, а потом, словно внезапно приняв решение, просунула руку под его локоть и, приблизив губы к самому его уху, что-то зашептала, прикрыв ресницами заблестевшие глаза. Илья с изумлением обернулся на женщину и отрицательно качнул головой, но она столь выразительно подалась к нему в новой попытке уговорить, что в ее намерениях мог усомниться разве что слепой. На этот раз он выслушал ее, приподняв бровь, и его рука весьма недвусмысленно погладила прижатое к его ноге колено. Удовлетворенно замолчав, она поправила сползающее с плеча платье и с царской улыбкой оставила ему время на обдумывание. Теперь Павел не сомневался в том, что будет дальше, но помешать столь явным намерениям Сони уже не мог. В конце концов, шеф принял решение, кивнул сестре, которая в знак признательности за согласие на откровенную авантюру едва заметно потерлась щекой о его плечо, и поднялся из кресла. Соня встала следом, оставив программку вместо себя, и они дружно пересели вглубь ложи, где их нельзя было увидеть из зала и со сцены.
Едва они оказались в соседних креслах, Соня снова обернулась к Павлу: "Убирайся немедленно!" и, не встретив понимания и послушания, остановила руку брата на полпути и, указав на телохранителя, нарочито громким шепотом приказала:
- Выстави его...
Илья, совершенно забывший про человека, молча следующего за ним, подобно тени, сделал недвусмысленный знак, и тот бесшумно покинул ложу, плотно прикрыв за собой дверь. Соня тихонько рассмеялась, проводив его торжествующим взглядом, и, томно вздохнув, вернула руку Ильи на прежнее место.
Молодая билетерша в фойе кокетливо уставилась на высокого мужчину, поправила безупречную прическу и поднялась со своего стула.
- Курить очень хочется, - буркнул он, не приняв подачу, и сжал в кармане зажигалку, рискуя раздавить.
- Курить - это там. - Она указала на лестницу, ведущую вниз, но Павел уже стремительно двигался в нужном направлении. - Сергей Владимирович на этой неделе в ударе, - вслед ему с надеждой сообщила женщина, и он коротко кивнул, понятия не имея, о чем речь, и побежал вниз, перепрыгивая через две ступеньки.
- Сучка, - процедил он сквозь зубы, когда оказался вне досягаемости чужих ушей. - И неймется же ей...
О чем он подумал в тот момент, он и сам бы не мог себе объяснить. О том ли, что она постоянно провоцировала его, как мужчину, то словно ненароком поправляя чулки в его присутствии, то бесстыдно прижимаясь к Илье в машине, когда он наблюдал за ними с переднего сиденья, то заводя разговор на весьма скользкую тему, не брезгуя подробностями своих отношений с братом. Или же о том, что эта постоянная борьба за внимание Ильи Ефимовича изматывала его, а упрямая женщина не желала отступать, нарушая все мыслимые нормы безопасности и протокол его работы. Не умея и не желая копаться в себе, он курил одну за одной в пустом зале наедине с тремя блестящими урнами и злился, думая о том, что сейчас придется вернуться и увидеть радость победителя в ее глазах.
Через пятнадцать минут под заинтересованным взглядом билетерши он подошел к нужным дверям и принялся мерить большими шагами коридор от ложи до ложи, но войти без приглашения не посмел. Не слишком богатое воображение на этот раз услужливо нарисовало столь откровенную картину, что он снова ощутил, как в груди тяжело застучало сердце. Увидеть в реальности то, что творилось сейчас за плотно закрытыми дверями, ему совсем не фартило.
Еще через несколько минут был объявлен антракт, и створки дверей распахнулись сами собой.
- Как прогулялся? - елейным голосом спросила Соня, появившаяся в дверях с высоко поднятой головой, словно Сара Бернар перед поклонниками, и многозначительно поправила платье на груди.
- Отлично, - мрачно ответил он, стараясь не видеть ее торжества, и по привычке заглянул ей за спину.
Шеф, как всегда, громко разговаривал по телефону и выходить на публику явно не собирался.
- Ты ведешь меня в буфет, - безапелляционным тоном заявила она и в подтверждении твердости своих намерений взяла его под руку. - Сможешь почувствовать себя настоящим мужчиной.
- Твое присутствие мне не мешает, - усмехнулся он, пытаясь справиться с участившимся сердцебиением, и она неискренне улыбнулась в ответ одними губами и потянула его прочь от Ильи.
- Тебе сегодня несказанно повезло, Павлик! - Вопреки ледяному взгляду, Соня была само обаяние, и, пересекая фойе, словно случайно прижалась к нему бедром, отчего его сердце опять совершило недобрый скачок, и кровь помимо воли вскипела в жилах. - Все на тебя смотрят и завидуют.
Он задержал дыхание и взял себя в руки, стараясь не думать о том, как несколько минут назад она обнимала мужчину почти на глазах всего зала.
- Всему виной твое слишком откровенное платье и бриллианты стоимостью больше, чем весь театр.
- То есть меня, как женщину, ты не признаешь величайшей ценностью, да?
Соня снова провоцировала его, и ее пальцы весьма выразительно поглаживали его рукав.
- На фоне своих бриллиантов ты явно проигрываешь, - глухим голосом ответил он и невольно взглянул в большое зеркало, отразившее невозможно красивую женщину под руку с высоким мужчиной с безупречной военной выправкой.
Соня тоже поймала его взгляд в зеркале и на этот раз улыбнулась от всей души, довольная произведенным эффектом.
- Я тебе не верю! - Она в который уже раз за вечер дотронулась до него бедром и понизила голос до интимного шепота. - Иначе, зачем бы ты так пялился на мои ноги во время спектакля? Или ты все еще думаешь, что когда-нибудь сможешь оказаться на его месте?
Он не принял этой игры и попытался высвободить руку, но она крепко стиснула его ладонью и подтолкнула в очередь, стоявшую в буфет.
- Тебе везде чудится только одно. Ты помешана на сексе.
- А ты нет?
Женщина наконец-то выпустила его локоть и, повернувшись лицом, встала так близко, что будь он мальчишкой на двадцать лет моложе, из его рук ей было бы уже не уйти.
- Отодвинься, - со скрытой угрозой сказал он, чувствуя, что отступить некуда.
Толпа людей напирала на буфетную стойку, словно поесть в театре было единственным, зачем зрители шли на спектакль. Вместо ответа она прижалась к нему, делая вид, что поправляет безупречно завязанный галстук.
- Ты так хочешь меня, что теряешь голову? И если я опущусь ниже...
- Только попробуй!
Он стиснул ее запястье, и золотой браслет впился в прозрачную кожу. Соня поморщилась, но тут же взяла себя в руки, улыбнулась в пространство и, все еще прижимаясь к нему, вместе с ним передвинулась по ходу очереди.
- Что ты сделаешь? Пожалуешься шефу, что сам трогал меня?
- Я скажу то, что есть на самом деле.
- А что же происходит на самом деле, мой рыцарь без страха и упрека?
- Ты меня домогаешься.
- Я?
Она вскинула брови и изобразила на лице полнейшую невинность, и он подумал, что шансов доказать что-то Илье у него нет, но с упрямством разъяренного буйвола кивнул.
- Ты ведешь себя так, как будто сто лет не была с мужчиной.
- Это после секса с ним? Придумай что-нибудь оригинальное! Вот, например, если я расскажу о том, что слышала раньше или заметила во время спектакля, как думаешь, кому он поверит?
Эта игра так стремительно вышла за рамки возможного и развивалась все опаснее и жестче, что Павел счел за благо промолчать и просто разрешил своему телу чувствовать недозволенное, пока Соня мимо его плеча сосредоточенно заглядывала за прилавок буфета.
- Хочу икру, красную рыбу, шампанское и мороженое.
Она внезапно отодвинулась и подняла на него совершенно невинные глаза. И он понял, что может дышать и говорить.
- Купи. Ты, вроде, вполне обеспечена.
- Хочу, чтобы ты купил! - Соня капризно скривилась и из-под ресниц оглядела мужчин, стоящих в очереди позади. - Или ты не носишь с собой такие бешеные деньги?
- Я не твой мужчина.
- Конечно, нет! Еще чего не хватало! Но сейчас я даю тебе шанс им побыть. Пользуйся, пока я в хорошем настроении!
- Я как-нибудь обойдусь без этого счастья, - буркнул он, стараясь не смотреть на нее.
- Бутерброд с красной рыбой, с икрой, шампанское и фисташковое мороженое. Да, и шоколадку, - весело сказала она буфетчице в белой накрахмаленной наколке и тут же отошла от прилавка, бросив ему через плечо. - Расплатись и принеси, я сяду.
Он сцепил зубы, проводил ее почти ненавидящим взглядом до столика и только потом обернулся к нетерпеливой продавщице "Сколько?" и полез во внутренний карман за кошельком.
- Не разорился? - с полнейшим равнодушием поинтересовалась она, когда он поставил перед ней на столе ее заказ. - А себе почему ничего не взял?
- Я поел перед театром.
- В Макдональдсе?
Она отправила в рот половинку маслины с бутерброда и прищурилась, и он снова почувствовал, что начинает заводиться.
- Пойду покурю.
- Ну, нет, ты должен быть рядом, это твоя работа, твой протокол. - Соня едва пригубила шампанское и протянула ему полный бокал. - Мне все равно нельзя, он будет ругаться. И бутерброды съешь, я не голодна.
Сидя напротив, она выуживала из креманки мороженое маленькими порциями и, отправляя их в рот, неотрывно смотрела, как он сосредоточенно жует, недоумевая, как из законченной великосветской стервы она легко превращается в милую и демократичную девушку, готовую разделить трапезу с низшим по статусу.
- Мы могли бы стать друзьями, если бы ты не был таким солдафоном, - наконец произнесла она и медленно облизнула ложку, прежде чем снова опустить ее в креманку.
- Меня это не интересует, - опасаясь новой провокации, он занял глухую оборону. - Я работаю на твоего брата.
- И все же лучше иметь меня в друзьях, чем во врагах.
- Пусть тебя имеет тот, кто этого хочет, - раздраженно хмыкнул он и отодвинул пустую тарелку от края стола.
- Ну, ты и грубиян! - от души расхохоталась она, привлекая к себе внимание людей за соседними столиками. - Вот уж не думала, что ты умеешь шутить. Ладно, комик, так и быть, пошли покурим.
Она бросила шоколадку в сумочку и быстро защелкнула замок, но от него не укрылся смятый кружевной предмет, явно положенный туда не перед поездкой в театр. Посмотрев на нее, он понял, что она хотела, чтобы он увидел. Соня торжествующе улыбнулась и первая поднялась из-за столика, оправляя платье. Он с неодобрением покачал головой и встал вслед за ней.
- Ты доиграешься однажды, и это кончится для всех плохо.
- А ты слишком много думаешь для простого телохранителя. Можешь смело просить себе места начальника службы безопасности. Или отдела нравов.
Она снова взяла его под руку, на этот раз держась на расстоянии, и отправилась в курительный зал, где в воздухе плотно висели клубы дыма и громко разговаривали два десятка мужчин и женщин.
- А мы неплохо смотримся с тобой, герой, - искоса глянув в большое зеркало, снова вернулась к запретной теме она. - Однако тебе следует научиться одеваться, если ты хочешь сопровождать меня на таких выездах.
- Я не хочу никуда тебя сопровождать, это всего лишь моя работа.
- Костюм у тебя никуда не годится, - пропустив его замечание мимо ушей, деловито продолжила Соня. - Я, пожалуй, скажу Илье, что следует прибавить тебе жалованье, чтобы ты мог одеваться соответственно своему статусу. Вернее, соответствовать нашему статусу.
- Меня вполне устраивает моя зарплата.
Она скривила губы и снова осмотрела его с головы до ног, как племенного жеребца, бегущего на корде.
- Тогда купи себе что-нибудь приличное. А то ты выглядишь, как дешевый агент румынской разведки.
- У меня нормальный костюм.
Павел почувствовал, что свободная от сигареты рука непроизвольно сжалась в кулак, и убрал ее за спину, не желая выдать свою злость.
- Нормальный для клерка в конторе, - не унималась она, без смущения рассматривая других мужчин. - А ты выглядишь в нем как плебей.
- Ты так и считала всегда. Костюм ничего не изменит.
- Да, точно! - Она скользнула по нему равнодушным взглядом, разом потеряв интерес к разговору, вздернула подбородок и без предупреждения направилась в фойе, кинув ему через плечо: - Поторопись, антракт сейчас закончится.
Он с едва скрываемым бешенством раздавил окурок в пепельнице, сунул руки в карманы брюк, как какая-то уличная шпана, и двинулся за ней по пятам, в раздражении замечая взгляды мужчин и женщин, которые те украдкой или откровенно бросали на идущую впереди Соню.
Перед дверями ложи она остановилась и обернулась к нему. Глаза были холодными и прозрачными до самого дна, а губы, сжатые в тонкую линию, выражали максимум презрения, на которое она была способна.
- В следующий раз, если я прошу тебя выйти, лучше выйди по-хорошему.
- Если он решит, что мне надо выйти, не раньше. - Как обычно, Павел был непреклонен в вопросах соблюдения протокола. - А ты не думаешь, что тут неподходящее место для секса?
- Для секса с ним для меня везде подходящее место. Кому, как ни тебе, это знать, - выразительно заметила она и распахнула обе створки двери, расцветая неземной улыбкой навстречу Илье.
- Зря ты не пошел прогуляться со мной, милый, - сказала она с порога и, подойдя к брату, с неподдельной нежностью коснулась губами его щеки. - Хочешь шоколадку? Твой верный пес такой скучный... И научи его, наконец, одеваться, а то мне стыдно даже рядом с ним стоять.
Павел отвел глаза от ее склонившейся к мужчине фигуры, разом отметив и красивый изгиб спины, и натянувшееся на бедрах платье, под которым, теперь уже можно было и не фантазировать, не было белья, и тонкие щиколотки над высоченными каблуками. Илья коротко взглянул на мрачного Павла смеющимися глазами, и потянул свою соблазнительницу за руку в соседнее кресло.
- Как ты терпишь эту чертовку, полковник?
Тот в ответ молча пожал плечами и занял свое место в глубине ложи на стуле, ожидая, когда свет наконец погаснет и можно будет расслабить сведенные скулы и без помех смотреть на бесстыжий профиль в обрамлении блестящих черных волос и ненавидеть, ненавидеть до сведенных от боли рук, до почти остановившегося сердца. И желать, как никогда, как пес желает сорваться с цепи, как узник желает свободы, как мужчина желает ту, которую не может получить.
Прозвенел третий звонок, Соня закинула ногу на ногу, отпустив остроносую туфлю, удобно устроилась вполоборота к нему, вложила тонкие пальцы в руку Ильи и за весь спектакль больше ни разу не взглянула на телохранителя брата.
А Павел до самого конца представления снова и снова мысленно перебирал строчки отчетов в сейфе и почему-то был уверен, что именно сейчас час его триумфа близок, как никогда. Он предусмотрительно открыл дверь в фойе, когда зажегся свет, и пропустил хозяина с вибрирующим в руке телефоном на выход. Соня задержалась в ложе, убирая в сумочку ненужную уже программку, и, подняв на него отрешенные и нисколько не презрительные, задумчивые темно-серые глаза, внезапно похолодела от обращенного на нее взгляда.
- Что ты, Павлик? - понизив голос, как-то очень по-домашнему спросила она, и подошла ближе.
- Я все знаю, - так же тихо ответил он, без всякой жалости решив, что пришло время самому стать крохотной трещинкой в ее безмятежной жизни.
- Что ты возишься, Софья, - раздался за дверью голос Ильи, и Соня заторопилась на выход, с неподдельным ужасом оглянувшись на каменную фигуру, оставшуюся за спиной.

А карусель вертелась, сменяя декорации так быстро, что она едва успевала сообразить, с которым из мужчин у нее встреча.
Илья любил ее так, как делал в этой жизни все ; решительно, эгоистично и стремительно, как завоевывал бы страны и города. Она продолжала быть его бесспорной собственностью, которая на законных основаниях принадлежит только ему и всегда будет принадлежать. Он, непривычный к спокойной жизни, в некоторых вещах, как и прежде, был строг с ней, постоянно смотрящейся в зеркало своей сексуальности и придуманной независимости, о которой он не желал даже слышать, хотя всерьез этого вопроса она больше не поднимала. Сонино новое пристрастие к обтягивающим джинсам и рассказы о коллегах на работе вызывали у него плохо скрытое раздражение. Он хотел для своей девочки всего самого лучшего, а рабочая одежда, пусть даже купленная в дорогих бутиках, и должность офис-менеджера в заштатной конторе нисколько не отвечали его представлениям о достойной жизни, которую он сам создавал много лет. Временами он снова становился мелочен и подозрителен, звонил по ночам на домашний телефон, чтобы убедиться, что она не солгала, отказывался вывести ее в Москве в ресторан, а иногда, с трудом выкраивая для нее минутку на телефонный звонок, вдруг страшно раздражался, если она сама настаивала на встрече или болтала о пустяках.
Но Соня, в свободное время занятая мыслями о другом мужчине, не замечала вспышек раздражения или недоверия, упиваясь каждой минутой своего внезапного счастья.
Зато теперь куда чаще, чем раньше, без видимой причины Илья мог начать баловать ее, как никогда, сам предлагал и вез в Милан на показ мод, где отчаянно, но героически скучал, или в знаменитые венские кондитерские, хотя сладости не любил и к местным кофейным рецептам был равнодушен.
Квартира на Патриарших теперь полностью принадлежала Соне. Там она устраивала ему романтические вечера, когда он злой и соскучившийся срывался из офиса раньше обычного. Но это случалось не чаще, чем раз в неделю, а то и в две. К этим встречам она готовилась заранее очень тщательно, как режиссер к премьере, продумывая ужин, одежду и даже тему беседы. Впрочем, темы могли возникать и спонтанно. Но только одна была под негласным запретом, и оба они предпочитали ее не поднимать. Соня, играя роль благоразумной девочки, больше не просилась замуж, а Илья не вспоминал, что существует некая абстрактная перспектива, в которой ее статус должен был волшебным образом измениться.
Соня, наученная горьким опытом, не слишком рассчитывала на доверие брата и не ленилась сделать лишний круг по переулкам, чтобы убедиться, нет ли за ней слежки. И мучительно пыталась понять, что сказал ей Павел после спектакля в пустой ложе. Заговорить с ним о случившемся она не могла, все еще презирая его и не считая за человека, но сомнение, закравшееся в душу, разъедало ее, как масляное нефтяное пятно разъедает песочный пляж, проникая в зелень морской травы, в перья птиц, в жабры рыб, умирающих на берегу. Она тщательно очищала список вызовов в своем телефоне, никогда не держала в сумке вещей, способных навести Илью на мысли о сопернике, не записывала дат и места встреч, продумывала легенды о том, где и как проводила время между их свиданиями на Патриарших до мелочей.
Но время шло, Павел молчал, и так же угрюмо пялился на ее ноги или на золотую цепочку, сбегающую по ключицам в вырез блузки, и она почти привыкла к этому ледяному раздевающему взгляду и стала считать, что он блефовал, пытаясь отомстить за унижение в театре. Она перестала ненавидеть его за эти взгляды, не пользовалась привычными словами, вроде "плебей", "верный пес", "солдафон" и не цепляла при каждом удобном случае, держа под руку брата. Она привыкла к нему, как к уродливой, но необходимой по замыслу режиссера декорации и даже стала находить какое-то мазохистское удовлетворение для себя, когда он двигался следом, создавая вихревой поток мощи и надежности позади нее. Или когда расчищал ей дорогу, и она шла за ним, как по выстеленной красной дорожке идут кинозвезды под вспышками фотокамер. Илья не замечал перемену в настроении сестры к своему телохранителю, а если и заметил, то не придал ей значения, удовлетворившись тем, что девочка наконец-то оставила мужика в покое.
Отношения сразу с двумя мужчинами, поскольку Николая в расчет она не брала, были игрой на грани фола, постоянным адреналиновым допингом, который не дает скучать ни одной минуты, однако, со временем она привыкла и к ней, и жизнь в двух мирах оказалась естественной, как смена делового костюма на вечерний наряд.
С того первого раза, когда ей пришлось в спешке сочинять алиби, она больше не подвергала свою нервную систему подобным испытаниям. Зачем учинять неудобства себе и другим, когда можно заранее выстроить правильный диалог, придумывая любые, даже самые каверзные вопросы и шлифуя свои ответы до совершенства. Если бы ей случилось сочинять детективы, она строила бы сюжеты с идеальными убийствами, заставляя сыщиков распутывать причудливые клубки недомолвок и умозаключений.
Правда, редкая мысль о том, что случится, когда правда всплывет на поверхность, как дохлая лягушка, или если загадочная фраза Павла окажется именно тем, о чем ей с неподдельным ужасом подумалось, вызывали у нее приступы паники, но тогда под рукой всегда находилась упаковка антидепрессантов, которые снова помогали перекрасить пасмурный мир в яркие краски удовольствий.

То, какими похожими виделись Павлу обе Сонины жизни, тайные для всего мира, не отражало ее собственного мироощущения.
Ее отношения с Арсением нисколько не походили на жизнь с братом. Если с Ильей это были постоянные вылазки боевых отрядов и стычки за разную мелочь с редкими перемириями в постели, то с Арсением это было умиротворенное единение похожих душ, иногда омрачаемое естественным недопониманием мужчины и женщины, которое всегда по его инициативе сводилось на нет. И только в одной точке эти две реки сходились ; соперники ничего не знали о существовании друг друга. Для Сени Илья был ее старшим братом, теплые родственные чувства к которому заставляли Соню проводить много времени с семьей. Что до Милана или Вены, то ее поездки не казались Арсению подозрительными. Он редко выезжал за границу, предпочитая местные курорты, где было проще почувствовать себя значительной фигурой, тогда как настоящие богатеи покоряли Сардинию, Мальорку или горнолыжные курорты Швейцарии. Он был неплохо обеспечен, но не кичился своими деньгами и не особенно выставлял их на показ, никогда не забывая, что деньги в твоем сейфе и даже на банковском счету в один миг превращаются в отягчающее обстоятельство, когда представитель власти открывает дверь в твой офис кованым сапогом.
Блаженное безделье в спальне, разговоры обо всем и ни о чем, тайные поездки за город в ресторан, где никто из знакомых не бывает, прогулки в ботаническом саду, сидение на последнем ряду в кино ; такой была ее другая жизнь, как у школьницы, прогуливающей урок, которая могла бы надоесть в любой момент, но все еще не надоедала.
И не последнюю роль в этом романтическом приключении играла прошлая жизнь Арсения, о которой она узнавала постепенно, не всегда с удовольствием, но почти всегда с восхищением примерной институтки, которую судьба свела с бродягой и прожигателем жизни. Тот мир, который она всю сознательную жизнь строила вокруг себя, который опирался на книги, любовь семьи, библейские заповеди и внутренний моральный закон, заложенный, по-видимому, генетически, каждая подробность его судьбы, подобно удару молота, подвергала суровому испытанию.
Она узнала о нелепой смерти его родителей в огне пожара, о трехлетнем выживании на флоте и разгульной жизни после армии и целые сутки сравнивала нынешний почти положительный образ с тем неизвестным ей парнем, который вытаскивал нож из-за каждого пустяка, пил водку и тискал портовых шлюх.
Но буквально в следующий раз, когда разговор зашел о его молодости, ей стали известны новые подробности, которые мгновенно затмили прошлые впечатления. У интеллигентного красавчика, который при ней не употреблял ругательства хуже "сволочь", за спиной оказались две судимости. Причем одна за разбойное нападение, а другая за мошенничество. Соня неделю приходила в себя, пытаясь сосредоточиться на нынешних положительных сторонах его личности. Он был умен, начитан и вежлив всегда, несмотря на повальное хамство, которое процветало вокруг. Он был почти образцом мужчины, которого ей хотелось бы видеть рядом. Она вспоминала все книги, которые он любил, все фильмы и спектакли, о который они столько говорили, и понимала, что встреча с ним оказалась просто подарком судьбы. Но едва она успокаивалась и утверждалась в мысли, что люди меняются, что человек способен многое перекроить в себе, если ставит цель вырваться из тисков прошлого, все ее благие рассуждения затмевало пятно сведенной с его плеча татуировки.
Что еще преподнесет ей рассказ о его жизни, спрашивала она себя и старалась перевести разговор на любую другую тему. С ним за короткий промежуток времени она научилась быть настоящим страусом, предпочитающим темноту песка встрече с ужасным под голубым небом. Но Арсений, не понимая ее опасений, был склонен к откровениям, как будто видел в этом добровольном покаянии залог их дальнейших отношений.
Потом она узнала, что у него есть трое детей, которых он нежно любит, но вынужденно - на расстоянии. Это было далеко не самое романтическое признание для влюбленной женщины, но на общем фоне невероятных открытий дети были светлыми ангелами, призванными озарить и поднять ее чуть не пошатнувшееся отношение к их отцу.
Их мать, а они, слава Богу, росли в одной семье, не горела желанием встречаться со своим бывшим мужем. Именно на ее долю выпали основные тяготы разгула его юности и судебных процессов, и даже последующая стабильность в доходах и социальном положении не смогли убедить ее в том, что Арсению можно было доверять. Она брала причитающиеся алименты, позволяла детям раз в месяц ездить с отцом в дорогой машине по музыкальным клубам и паркам развлечений. Но после их возвращения всегда подробно расспрашивала их о каждом шаге и слове, которые делались и произносились в течение этого дня. Стоило ей только заподозрить бывшего мужа в нелояльности к гражданским или моральным законам, и он лишался права общения с детьми на установленный ею срок.
- Я не хочу знать, как ты в результате пришел в легальный бизнес, - однажды в середине лета сообщила Соня, опираясь спиной о подушки и закутавшись в простыню. - Ничего не рассказывай, я хочу сохранить невинность хотя бы в этом.
Она протолкнула ноги под спину развалившегося поперек кровати Синдбада и положила голову на вовремя подставленное плечо.
- Не понимаю, почему ты воспринимаешь жизнь так трагически? Это то, что уже прошло, - сказал он и раскурил сигарету. - Назад пути нет, даже если захочется.
- Я воспринимаю трагически не любую абстрактную жизнь, а именно твою жизнь. Это разные вещи.
- Это противопоставление, как я понимаю, не в мою пользу.
- При чем тут польза или вред? Я же без возражений принимаю тебя нынешнего. Разве этого не заметно? А противопоставляю потому, что никогда прежде не слышала подобных историй. Конечно, круг моих знакомых не так обширен...
- Ну, ясное дело, что в нем нет места асоциальным и разрушительным личностям, вроде меня.
- Я думала, что с твоим местом в моей жизни мы уже определились. Просто, мне было бы проще много не знать.
- Не сомневаюсь, что встреча с воплощенным злом пугает тебя, крошка! - зловещим голосом прокричал он и взмахнул руками, как летучая мышь, отчего Батя забил хвостом по кровати, а Фидель встрепенулся на спинке облюбованного кресла и выразительно выругался.
- Ты все мои серьезные слова переводишь в смех, - с легкой обидой сказала она. - Я начинаю думать, что ты сомневаешься в моих умственных способностях.
- Скорее, в своем желании будить в тебе зверя и ссориться из-за пустяка.
- Ничего себе пустяк!
- Ладно, я понял. Хочешь поговорить о серьезном?
- Да, представь себе.
- Точно? Не струсишь, не запросишь пощады?
- Начинай, не тяни!
Она подтянула к себе колени и скрестила руки на груди.
- Прекрасно. Только не забудь, что ты сама меня об этом попросила.
- О, Господи! Твоя вступительная речь валит с ног, как слоновья доза снотворного.
- Отлично! - Он отпихнул заворчавшего гигантского кота и сам уселся напротив нее. - Давай поговорим.
- Все, я буду спать, - отмахнулась от него Соня, поняв, что дальше пустых пререканий разговор не пойдет. - Ты зануда и болтун.
- Выходи за меня замуж!
- Оооочень смешно! - ворчливо протянула она. - Я с самого начала говорила, что ты не в состоянии...
- Соня, я уже начал о серьезном. - Он поднял брови домиком и стал похож на провинившегося пса, который вымаливает хозяйской ласки. - Выходи за меня замуж. Или эта тема не заслуживает твоего внимания?
- Какая-то глупая шутка, - сказала Соня и нахмурилась. - Зачем нам об этом говорить? - Она поспешила убраться из-под его вопрошающего взгляда и, придерживая простынь на груди, сползла с кровати и подошла к окну. - Все-таки не понимаю, почему ты никогда не раздвигаешь шторы?
- Потому что главное действие происходит здесь, а не там.
- Это похоже на нарциссизм.
- Нет, я имел в виду, здесь, внутри меня. - Он гулко постучал себя в грудь и даже закашлялся. - Для жизни мне вовсе не требуются внешние впечатления. У меня их было предостаточно.
- О, хочешь сказать, что ты мыслитель? А это все, - она обвела рукой комнату, - твоя бочка?
- Хотелось бы так думать. По-твоему, я выгляжу безмозглым ночным мотыльком?
- Нет, что ты! Стрекозой-пиратом.
- Вот как! Почему бы тогда тебе не стать моей маленькой стрекозкой? Надеюсь, они не гермафродиты. Ты не помнишь? Мы могли бы вместе весело порхать над ручейками и полянками...
- Фу, какая пошлость! - притворно возмутилась она и с опаской заглянула за штору, как будто ожидала увидеть там нечто предосудительное. - Смотри, сколько огней! Так красиво!
- Про насекомых ты сама начала и ушла от главной темы.
- От серьезных разговоров про твое прошлое?
Соня все еще надеялась обойти скользкий вопрос стороной. Но он вовсе не собирался оставлять этот разговор на потом. Она и глазом не успела моргнуть, как он оказался рядом, возле окна, и, отодвинув штору, уселся на подоконник, не сводя с нее внимательного взгляда.
- От моего предложения. Если ты забыла, я прошу твоей руки.
- Строго говоря, Арсений, моя рука мне не принадлежит.
- Я так и знал. Ты сама не хочешь говорить серьезно. То есть, ты говоришь "нет"? - Она отметила, что он как-то сразу завелся, словно был уверен в отказе. - Действительно, какого ответа я могу ждать? Наверное, что ты скажешь: "останемся друзьями, дорогой". Или еще лучше: "разве ты сам не понимаешь, что мы не пара".
- Я не собираюсь говорить банальности, не хочу дружить с тобой, не собираюсь придумывать другие отговорки. Но про пару... Я не думала о таком повороте судьбы.
- Тогда просто скажи, что тебе нужно время, чтобы подумать. Это я в состоянии понять.
- Ты ведь знаешь мою ситуацию, - уклончиво ответила Соня. - Я не свободна не только из-за мужа. Есть еще семья.
- Но ведь однажды ты уже вышла замуж. Разве семья не может позволить тебе еще раз совершить эту трагическую ошибку?
Он попытался перевести ее сомнения в шутку, но она не готова была поддерживать эту тему в таком ключе.
- Знаешь, Сеня... То есть, не знаешь, конечно. Ты рассказывал мне о своей жизни, но никогда не настаивал, чтобы я рассказала в ответ о себе. Поэтому кое о чем ты даже не подозреваешь.
- Неужели ты состояла в обществе анонимных алкоголиков? Или таскала мелочь у родителей? А может, подглядывала за братом в ванной?
Он совершенно не понимал ее и продолжал шутить, как обычно. Соня посмотрела на него с осуждением. Арсений пытался разрядить обстановку или защищался от ее снобизма, воплощением которого была ее семья, и она всеми силами постаралась сохранить видимость лояльности и не допустить ссоры, которая в любую минуту могла превратить их маленький уютный мирок в руины.
- Когда я собралась замуж, моя семья этого хотела.
- Нисколько не сомневаюсь, что жених-профессор им пришелся ко двору. Доктор наук, талантливый хирург. Я ведь перечислил не все его достоинства, правда?
- Перестань ерничать! - Она помимо воли начинала раздражаться. - Боюсь тебя разочаровать, но все было совсем не так. Сначала он им приглянулся, а уж потом меня выдали за него замуж. Понимаешь, в чем разница?
- Кажется, в последовательности. Я не ошибся?
- Арсений!
- Слушай, это что, история из любовного романа времен Тургенева? Тебе сейчас, должно быть, лет сто пятьдесят, не меньше.
- Мне продолжать или тебе интересны только твои комментарии?
Наконец-то он почувствовал, что она не на шутку завелась, привлек ее к себе и поцеловал. Синдбад посмотрел на них через плечо с неким подобием любопытства и перевернулся на другой бок, словно решил на всякий случай не выпускать эту парочку из виду.
- Нет, извини. Говори, я весь внимание.
- Илья подружился с Николаем задолго до нашего с ним знакомства, - без особой охоты начала свой рассказ Соня. - А Коля был его лечащим врачом.
- Благодарю, эту мысль можешь дальше не развивать. Он - отличная партия, а я - безродный уголовник, владелец сомнительного игорного бизнеса, гуляка и бабник. Так что ли?
- Это твои слова.
Она пожала плечами, уклоняясь от прямого ответа, но он и без того знал, что прав.
- Всего лишь удачные формулировки, дорогая. Очень похожие на мысли твоего брата, которые придут в его практичную голову, когда ты будешь знакомить меня с семьей.
- Ты не можешь знать, что придет ему в голову, - возразила Соня, всегда встающая на сторону брата, но тут же вынуждена была признать его правоту. - Хотя, пожалуй, это самое мягкое, что он подумает, когда узнает твою биографию.
- Спасибо за искренность.
- Поэтому идеально для всех - не оформлять наши отношения. Разве нам плохо без обручальных колец и брачных обетов? Я не стану любить тебя больше.
- Хорошо, что не обещаешь любить меня меньше. Короче, как я понял из объяснения, это отказ в мягкой форме. - Он картинно раскурил новую сигарету и поднял ее в воздух красивым жестом. - Извините, сэр, но у нас закрытый клуб. Обратитесь к председателю, сэр. Если и он откажет, то я ничего не смогу для вас сделать, сэр. Еще раз прошу прощения, сэр. Могу я дать вам совет, сэр? В соседнем квартале есть ресторан быстрого питания. Кажется, их называют Макдональдс. Говорят, у них подают неплохие котлеты с хлебом. Желаю приятного вечера, сэр!
Соня отпустила штору и вернулась на кровать, он потащился за ней, как хвост, уселся рядом, и она доверчиво прижалась к нему плечом, потянулась за сигаретой.
- Эй, что ты делаешь? - спохватился он, когда она впервые неумело втянула в себя едкий дым и со слезами на глазах закашлялась. - Отдай немедленно эту гадость!
- Нет, я хочу уподобиться тебе. Что нужно, чтобы вступить в твой клуб?
- Нашла себе тоже образец для подражания, - проворчал он и снова попытался отнять у нее сигарету. - Нет у меня никакого клуба и не было никогда. Я по жизни одинокий шакал, которому к тому же везет, как покойнику.
- А выглядишь очень удачливым волком.
- Внешность обманчива. Разве тебя не учили этому в детстве, глупая ты домашняя кошка?
- Да, ты прав, - вздохнула Соня. - Учили, конечно, но как-то вяло. На книжных примерах, на сказке про Красную Шапочку и фильмах про Бэтмена. Это Ленин сказал, что теория без практики мертва или кто-то другой? В любом случае, не предполагалось, что я буду устраивать тайные вылазки в лес из своего вольера.
- Но теперь-то, когда ты вдохнула воздух свободы... Согрешила и назад в клетку? В теплый домик к кормушке с деликатесами?
- Не знаю. И назад не хочется и в Муромские леса что-то не тянет. Я лучше на солнечной опушке посижу, откуда мой вольер еще виден, шкурку погрею, на травке поваляюсь. - Он поморщился и, безнадежно покачав головой, отодвинулся от Сони, улегся рядом с Синдбадом на кровать, обхватил его рукой, как подушку. - А если серьезно, то я не уверена, что у нас выйдет что-то лучше, чем есть сейчас. Зачем без необходимости рисковать?
- Ты видишь, Бадди, она уже все решила. Она знает, как нужно, и водит нас за нос. - Услышав свое имя, Синдбад запрядал ушами и зевнул во всю зубастую пасть. - А что такое необходимость, милая, ты знаешь? Когда невеста на шестом месяце беременности? Или жениху нужна московская прописка? Скажи честно, что просто не хочешь объявлять о моем существовании брату, и завершим дискуссию как интеллигентные люди.
- Не хочу. - Сразу же согласилась она и уютно устроилась с другой стороны от мужчины, словно неожиданно поняла, что ей совсем не хочется врать и придумывать причины, по которым этот брак был невозможен. - И не могу.
- Прекрасно! - Он выпустил из объятий сонного кота и повернулся к ней с осуждением во взгляде. - Люблю честных людей.
- А я тебя, - заявила она и, затушив дотлевшую сигарету в пепельнице на ковре, потянула мужчину в мир приятных и безопасных иллюзий.

Теперь, когда Белла уже почти три месяца жила у моря на вилле, и Соня была предоставлена себе самой, ей снова пришлось нанять ночную сиделку. На всякий случай. Хотя остаться до утра она могла только с Ильей. От Арсения она всегда возвращалась домой, пусть даже на дворе уже была глубокая ночь. Это было выгодно с точки зрения поддержания романтических отношений. Ей вовсе не хотелось устраивать себе подобие семейной жизни, особенно теперь, когда вопрос о новом браке повис в воздухе, и к компромиссному решению стороны не пришли, оставив пока все, как есть. К тому же ночью в городе было меньше машин и больше шансов заметить слежку, если таковая была в наличии. Но, насколько она понимала, Илья оставил свою идея контролировать каждый ее шаг или делал это каким-то другим, более изощренным способом.
На работу летние месяцы принесли относительное затишье. Самое высокое начальство, наконец, обратило внимание на раздутый штат, который не столько зарабатывал деньги в компанию, сколько приносил разрушения и дискредитировал саму идею развития бизнеса. Часть вновь появившихся сотрудников не прошла испытательного срока и навсегда покинула здание фирмы, кто-то был уволен как несоответствующий должности, что само по себе было настоящим скандалом. Среди оставшихся мгновенно распространилась паника, плавно переходящая в пламенную страсть к трудовым подвигам.
На фоне перемен Александр Васильевич с грозным и торжествующим видом Малюты Скуратова извлек с пыльных полок пачку кадровых документов, среди которых нашлись и корпоративные правила поведения сотрудников, написанные еще в незапамятные времена и не утратившие своей актуальности и по сей день. В течение недели каждый член поредевшего и напуганного репрессиями коллектива был ознакомлен с этим многостраничным трудом под личную роспись.
Первый понедельник июля был ознаменован возвращением устоявшихся традиций. В девять утра к ступеням здания стали подтягиваться люди в офисных костюмах с аккуратными портфелями и папками. Анархия в одежде и головах осталась в прошлом и буквально через несколько дней вспоминалась уже как страшный сон. Принтеры и сканеры, факсовые аппараты и уничтожители бумаги вышли из своих укрытий и гордо сияли чистотой, заговорщицки подмигивая людскому населению желтыми и зелеными огоньками. "Быстросупы", пакеты с чипсами и банки с "Доктором Дизелем" были с позором изгнаны из ящиков. Количество перекуров резко сократилось, зато пошла вверх кривая эффективности труда. Столовая легко справлялась с оголодавшими к середине дня программистами и консультантами, а секретарши в умеренно коротких юбках и непрозрачных блузках степенно носили начальству не кончающийся в автоматах кофе.
Впрочем, у Сони работы все равно хватало. Телефонные аппараты ломались ничуть не реже, бумага заканчивалась в самый неподходящий момент, попадались и бракованные упаковки с дисками для компьютеров и ревнивая бухгалтерия по-прежнему требовала к себе почтительного и ежедневного внимания.
Пересидевшая волну сокращений и увольнений Анечка почувствовала вкус к настоящей работе и под чутким и слишком внимательным руководством непосредственного начальника бросилась разгребать наследие смутного времени.
Конечно, число личных конфликтов в поредевшем коллективе от этого не сразу сократилось, зато не без скепсиса в приемной и неудовольствия масс на местах была внедрена американская система тестирований, по-видимому, украденная кем-то предприимчивым в Штатах и рьяно разрекламированная перед лицом начальства самим директором по персоналу. Теперь каждый, кто занимал более или менее значимую должность, вынужден был, как выпускник элитной бизнес-школы, подтвердить свои профессиональные качества путем аттестаций.
Люди тестировались на предмет эмоциональной совместимости и умения работать в команде. Те, кто приносил в компанию реальные деньги и ежедневно общался с клиентами, по выходным выезжали в дома отдыха и подвергались психологическим истязаниям на различных тренингах. Пятеро программистов, как первые ласточки перемен, были отправлены получать сертификаты за счет компании. Остальных поманили в работу обещанием ежеквартальных премий, оплачиваемых семинаров и других поощрительных призов. И жизнь закипела.

Дождавшись конца июля, Соня собралась осторожно подвести Арсения к мысли, что ей придется уехать на две недели из Москвы. Они ни разу за уходящее лето не вспоминали о том, что ей предстоит поездка к дочери, но стоило ей заговорить об отпуске, как это сообщение мгновенно вызвало целую волну обсуждений и предложений. Он хотел ехать с ней. Напоминания о бизнесе и остающихся без хозяина животных, о необходимости отдохнуть друг от друга, о ее обязательствах перед семьей не возымели должного действия. Он категорически не хотел расставаться на такой длительный срок. Снова всплыла тема замужества, которую Соня успешно обходила несколько недель.
- Я приду к твоему брату и скажу, что люблю тебя.
- Боюсь, я даже не узнаю, где тебя закопали, дорогой.
- Очень смешно!
- Не очень.
Разговоры о браке каждый раз заканчивались напряженным молчанием, но теперь, когда к ним прибавился мотив совместного отдыха, Соня, как никогда прежде, понимала, что ей нужно срочно сбежать из Москвы и отдохнуть от обоих кавалеров. Слава Богу, Илья, кажется, не догадывался о существовании претендента на ее руку и, естественно, не устраивал сцен из-за ее поездки на море, хотя она и приходилась на его день рождения.
Что касается Арсения, то она решила держать дату своего вылета на остров в секрете от него до последнего момента. И, как ни странно, ей это успешно удавалось, так что, когда он узнал о ее скоропостижном отъезде, до посадки в самолет оставалось немногим больше двенадцати часов.
- Ну, что с тобой сделаешь! Ты все решаешь сама. Завтра я приеду тебя провожать, - с ослиным упрямством заявил он, когда они прощались на стоянке возле Дворца Молодежи. - Если уж мне предстоят две недели мучительного воздержания...
- Зачем так истязать себя? - заулыбалась Соня, открыла дверь машины и бросила в салон сумку, приготовившись сесть самой. - Ты теперь мужчина холостой, только глазом моргни, и отбоя от подруг не будет.
- Заметь, это не меня тянет налево, а ты хочешь меня сплавить, как устаревшую модель пылесоса.
- Милый, я всего-то хочу по тебе соскучиться за эти две недели. Я еще даже не знаю, как это - жить без тебя.
- Ты еще не знаешь, как это - жить со мной.
- Знаю, знаю! - Она взялась загибать пальцы на правой руке. - Собирать твои вещи по углам, ругаться с Федей из-за пропавших украшений и запонок, убирать за Батяней, есть по выходным плюшки с корицей, принимать ванны и ждать, когда ты вернешься утром из казино.
- Это только одна сторона медали. А на вторую ты не хочешь посмотреть? Быть предметом любви и поклонения, засыпать от усталости после бурного секса и просыпаться от запаха кофе, распоряжаться всем, что у меня есть, включая и меня самого. Посмотреть на новый мир за пределами своего вольера.
- Одна монета, две стороны. Я не такая уж тупица и вижу то одну, то другую. Разве можно выбрать? Придется получить сразу все, а я к этому не готова. В общем, оставим эту тему на сегодня. Давай лучше встретимся через две недели и сравним наши впечатления от разлуки.
- Кажется, ты не оставила мне выбора. Бог с тобой! Тогда просто отвезу тебя завтра в аэропорт.
- Нет, не отвезешь. Спасибо за предложение, но у меня уже есть провожающие.
- Ты все равно не заставишь меня сидеть дома. Я приеду прощаться.
- Нет, Сеня, будь благоразумен. Я не хочу скандала.
- И я не хочу. Я хочу увидеть тебя перед отъездом.
- Ты хочешь увидеть меня вместе с братом, вот в чем подвох. Хочешь посмотреть, какой он?
- Я и так знаю, какой он. По твоим рассказам, по газетным статьям и телерепортажам. Он видная фигура.
- Но завтрашняя поездка - это его частная жизнь. Он не хочет, чтобы за ним наблюдали.
- Э, нет, милая, дело не в нем. Это ты не хочешь, чтобы за ним наблюдали. Ты оберегаешь его, как дорогой сердцу музейный экспонат.
- Мне не нравится разговор в таком тоне. Не знаю, на что ты намекаешь, но я уважаю чужое желание оставаться инкогнито и не выставлять напоказ свои чувства. Поэтому я не жду тебя завтра. Попрощаемся здесь.
- Лучше давай попрощаемся у меня. - Арсений решил сменить тон с обвинительного на просительный. - Хоть раз ты можешь остаться до утра, а не бежать под покровом ночи, как преступница?
- Могу, но не сегодня. - Чтобы смягчить ее, требовалось больше, чем простая уступка, нужны были две недели законного отпуска вдали от всех. - У меня еще вещи не собраны, мне надо выспаться, привести себя в порядок, оставить распоряжения домработнице, попрощаться с мужем, забрать у Насти подарки для Никиты. Куча дел. Я вернусь и буду в полном твоем распоряжении. Мы сможем уехать куда-нибудь на выходные. Но не сегодня, милый.
- Понятно.
- Не сердись. Я тебя очень люблю и буду скучать.
- Надеюсь. Я позвоню. Буду звонить каждый день.
Она задержалась для долгого прощального поцелуя, и тут же ее машина стремительно унеслась прочь, так что он не успел даже дойти до своей БМВ в противоположном конце стоянки.
Но Соня знала, что телефон с собой не возьмет. Это было очень удобно - избавиться от большого мира под предлогом, что просто забыла средство оперативной коммуникации в Москве. Впрочем, родные в любой момент могли позвонить на виллу, а выслушивать сожаления по поводу разлуки ей не хотелось вовсе. В чем тогда смысл отдыха, если не успеешь соскучиться, лежа на пляже и болтая через тысячи километров о том, о чем можно поговорить и дома?
Она заехала к Насте за подарками для Кита. За чаем на кухне та вдохновенно показывала ей эскизы, которые сделала под впечатлением от новой осенней коллекции Пако Рабанна. Кое-что Соне даже понравилось.
- Если вы закажете у меня хоть парочку костюмов, - умоляла Настя, лихорадочно перебирая листы, - то я просто уверена, что дела пойдут в гору.
- Но я уже рекомендовала твое ателье одной своей коллеге. И что у вас случилось? Почему она отказалась от твоих услуг?
- Эта клуша заявила, что мои модели чересчур консервативные. А сама одевается, как из сельпо. Но теперь все изменится, я уверена. Пока не начались занятия, у меня есть время подумать о бизнесе всерьез. Я чувствую прилив творческих сил!
- Но одного прилива мало, Настенька. После прилива бывают отливы. И великая сушь.
- Но не теперь, Софья Ильинична! Кстати, у меня новый закройщик. Он просто виртуоз. И еще пришла швея. Вы бы видели, как она работает. Меня зависть чуть насмерть не съела!
- Зависть - это не слишком, а, Настя? И твой закройщик... Он что, мужчина? В вашем женском коллективе...
- Какой он мужчина! У него такой маникюр, что даже моим клиенткам не снился! Голубизна в каждом взгляде. Смотреть противно. Слава Богу, у нас только женская одежда.
Соня с сожалением посмотрела на свои руки. Сделать маникюр накануне отпуска она уже явно не успевала.
- Пожалуй, я бы рискнула заказать у тебя вот такую двойку. Жаль, что вы не шьете пальто.
- Почему не шьем? Вернее, это мы раньше не шили. А теперь по спецзаказу...
- Ладно, не хвастайся. Я вернусь, и посмотрим с тобой ткани. Может быть, что-то и получится.
- О, если они увидят мою одежду на вас. Они просто валом повалят.
- Не знаю, кто и куда повалит, но если мне понравится, я еще раз попробую порекомендовать тебя. Только ты должна будешь очень постараться и не подвести меня на этот раз.
- Голубушка, да как я могу! Только... можно совет?
- Ты мне хочешь дать совет?- Соня оторвала глаза от эскизов и с покровительственной улыбкой посмотрела на Настю. - Ну, попробуй.
- Вам бы поправиться. Килограммчика три-четыре, ну, может пять, - просительно сказала Настя.
- Это еще зачем? Я не ставила цели похудеть. Но специально отъедаться, как рождественский гусь...
- Да мы же шьем одежду не для этих селедок на подиуме, а для нормальных женщин. Хочется, чтобы все было идеально.
- Тогда тебе придется заставить большинство своих клиенток сбросить килограмм двадцать. Откроешь массажный салон по соседству, тренажерный зал.
- Но я же хочу, как лучше! Что вы, право, смеетесь?
- Если тебе дать волю, так ты меня будешь наряжать, как манекен в витрине. Еще чего доброго заставишь подвенечное платье носить.
- А что, он уже готов жениться?
- Кто?
- Ну, этот, ваш новый друг.
- Не такой уж он и новый. Мы встречаемся несколько месяцев.
- Да и Бог с ним. Вы, главное, скажите, он сделал предложение?
- Ну... - Она замялась. - Сделать-то он сделал, да только я не хочу.
- Но ведь он красавчик?
- Пожалуй.
- И любовью занимается, как бог!
- Ты с ума сошла! Когда это я такое говорила? Да, у нас все неплохо, но это не значит, что... Слушай, я не хочу говорить об этом.
- Всегда можно подыскать кого-то получше. Но ведь он еще и богат!
- Я бы сказала, что он вполне обеспеченный человек. Голодать с ним не придется.
- И умный?
- Умный, образованный, умеет себя вести. Просто не мужчина, а тульский пряник.
- Ну, и чего же вы ждете? Если он хочет жениться, не надо ему мешать. Ясно же, что Николай Николаевич как муж больше не катит.
- Господи, Настя, что за выражения! И оставь бедного Колю в покое. Проблема не в нем и даже не во мне.
- Ясное дело, что нужно как-то донести эту новость до вашего брата.
- Какую новость?
- Что вы собираетесь замуж.
- Да я вовсе не собираюсь замуж! Напротив, я совсем не хочу связывать себя никаким обязательствами. Зачем мне муж? Что он сможет дать мне, чего у меня нет?
- Ой, кто бы говорил! Помните, когда мы обсуждали Антона, вы говорили, что брак - это священный союз, что дети должны расти при обоих родителях. И всякую другую ерунду про то, что мне обязательно нужен мужчина. И зачем, спрашивается, он нужен? Что я, без него не справляюсь все эти годы? А теперь вы рассуждаете совсем как я.
- Спасибо, я польщена таким сравнением. Не могу сказать, что считаю мою позицию идеальной. Все-таки у брака есть свои преимущества. Нет-нет, я не собираюсь агитировать тебя и брать свои слова назад, - остановила она собравшуюся ринуться в бой Настю. - Но основная или, по крайней мере, важная причина моего отказа состоит в том, что Илья никогда не даст согласия на этот брак.
- А кому нужно его согласие? Сбегите с этим красавчиком. Платье я беру на себя. Поженитесь, тогда у него не будет выбора, ему придется простить вас и принять обратно в семью. Он, конечно, сначала здорово взбесится... Но потом... Главное, чтобы не вышло, как в "Крестном отце".
- Что в "Крестном отце"?
- Ну, когда Майкл убивает Карло. Он ему билет на самолет купил, а сам не простил.
- О, нет! Никаких кинематографических аллюзий! Не надо притягивать события!
- Чего кинематографических? - рассеянно переспросила Настя и сгребла эскизы в кучу.
- Да, прости, - спохватилась Соня. - Умничать не стоило. Все, мне пора бежать. Может, ты сама вырвешься к Киту на пару недель?
- Ну, совсем не получается, - заныла Настя. - Сейчас такой подъем, а потом сразу лекции начнутся.
- Ладно, мамаша. Все про тебя ясно. Не нагулялась еще. Я сделаю кучу фотографий, обещаю. А теперь давай подарки, и я поехала.
Ночь прошла в сборах, и только под утро Соня забылась коротким тревожным сном. Потом были наставления сиделкам и домработнице. После завтрака она решила все-таки поговорить с Арсением, но его еще не было дома, а на мобильный она звонить не стала.
Прощаться с Николаем было труднее всего. Он плакал и твердил, что если она уедет, ночная сиделка его сведет в могилу.
- Что ты, милый! - успокаивала его Соня, обхватив одной рукой за плечи, а другой вытирая слезы с его лица. - Она спокойная и мирная дама. Зачем ей тебя убивать?
- Она кричала на меня!
- Она решила, что ты ее не услышал, и повысила голос, вот и все.
- Ты ничего не знаешь, Соня! Он так ненавидит меня, что воспользуется первой же возможностью. Тебя даже на похороны не вызовут.
- Он ничего тебе не сделает, Ники.
- Он не может мне простить...
- Он помнит, как ты спас ему жизнь. Такое не забывается.
- Думаешь, он знает, что такое благодарность?
- Думаю, да.
Что бы ни случилось, она была благодарна мужу за жизнь Ильи и не могла даже предположить, что сам Илья может попросту позабыть об этом факте. Но Николая ее уверенность ни в чем не убедила.
- Но не в этом случае.
- Коля, я знаю, что ты не хочешь оставаться один и придумываешь тысячи причин. Но я не могу не ехать и не могу взять тебя с собой. Я хотела отправить тебя в санаторий, но ты отказался сам. Теперь ты должен быть сильным и дождаться моего возвращения из Италии, - увещевала мужа Соня, как будто он был капризным младенцем на ее попечении. - Если ты станешь настраивать себя на плохое, то твой организм не сможет бороться с твоей головой, понимаешь? Ты же доктор, ты сам знаешь, как важен настрой пациента.
- Я уже не доктор, и никогда им не буду.
- Ты не практикующий доктор, но это внутри тебя. Возьми себя в руки. Если тебе станет хуже, мы с Беллой очень расстроимся. Когда она вернется, она должна видеть тебя цветущим и здоровым. Тебе придется постараться. Массажистка будет приходить в десять, не забудь. Все остальное ты знаешь и без моих подсказок.
Николай угрюмо кивнул и отвернулся, и она, воспользовавшись моментом, быстро прижала его к себе и поцеловала и тут же вышла из комнаты, не давая ему шанса продолжить утомительную беседу.

Машина пришла к подъезду точно в назначенное время, предупредительный водитель отнес ее вещи вниз, но, к Сониному разочарованию, Ильи на заднем сидении не оказалось.
- Шеф приедет прямо к рейсу, - сообщил шофер, заметив ее безмолвное недоумение.
Соня кивнула, удовлетворившись этим объяснением, и забралась внутрь. Несколько раз во время поездки она обернулась и посмотрела на идущий за ними поток. Ей все время казалось, что черный БМВ находится где-то рядом и незримо следует за ними по улицам города. Но ничего похожего на машину Арсения она не увидела, а на старенький Чероки, забрызганный грязью по самую крышу, просто не обратила внимания.
Регистрация недавно началась, и Соня пока не торопилась к стойке бизнес-класса. Она все время посматривала на часы, с минуты на минуту ожидая появления Ильи, но он задерживался без объяснений, а телефона она при себе, как и было задумано, не держала. Стоящий поодаль шофер был невозмутим, как латы средневекового рыцаря, и только изредка перелистывал газету, нисколько не волнуясь за опаздывающего шефа.
Арсений топтался возле киоска с книгами и газетами, делая вид, что изучает каждый образец прессы и не может принять решение. Девушка за стеклом несколько раз с любопытством посмотрела на красивого, не слишком решительного покупателя. Он ослепительно улыбнулся ей в ответ и уже почти собрался заплатить за первый попавшийся детектив, когда телефон на поясе завибрировал и тут же переключился на беспроводную гарнитуру.
- Значит, никаких новостей? - без приветствия спросил в наушнике неторопливый голос. - Она не в курсе его дел?
- Если бы я знал, в курсе чего она должна быть... - сказал Арсений, поймав на себе недоумевающий взгляд продавщицы, одарил ее извиняющейся улыбкой и снова начал пересматривать заголовки на корешках.
- Это неважно. Я же сказал, что ты узнаешь, когда придет время. Если он что-то действительно задумал...
- А может быть, ничего и нет, - малодушно спросил Арсений. - Она на самом деле очень привязана к нему, но в еврейских семьях это обычная практика.
- Практика? Ты стал большим специалистом по семитской культуре, как я вижу. Ну, и как она?
- Кто, культура?
- Женщина. Как она в постели?
- Ответ на этот вопрос не входит в круг моих задач, - отрезал он и ткнул пальцем в женский иронический детектив.
Продавщица посмотрела на него, как на ненормального, и, достав книгу с витрины, указала на приклеенный на обложке ценник. Арсений полез за деньгами, бросив беглый взгляд на Соню, которая продолжала ждать появления брата.
- А в частном порядке?
- Не думаю, что вам лично понадобится такая информация.
- Как знать. А ты ревнуешь, что ли? Все-таки влюбился?
- Я обязан отвечать? Это моя личная жизнь.
Он бросил сто рублей на прилавок и, не дожидаясь сдачи, отошел к другом киоску, прихватив покупку.
- Ну, да, конечно. Только когда я вытаскивал тебя из разных переделок, ты не стеснялся вываливать мне подробности своей личной жизни. Да такие подробности, что я не стал бы и своему психоаналитику рассказывать.
- Это было раньше.
- Люди меняются, да?
- Может быть.
Он почувствовал, как от злости сводит скулы. Он не нанимался выслушивать от этого человека комментарии относительно своего поведения. В конце концов, он оказывает ему услугу, добывая информацию о Сонином брате, а не сидит у него на жалованье или гонорарах.
- И она изменила тебя, - продолжал издеваться голос.
- Я сам хотел измениться.
- Ради нее, конечно. Можешь не отвечать, и так ясно. Не знаю, что в ней такого особенного, почему на нее западают мужики. К примеру, ее шеф. Просто с ума сходит.
- У нее роман с начальником?
Такого удара он не ожидал. Обернулся и в упор посмотрел на Соню, но она стояла нему спиной и увидеть этого взгляда не могла.
- Ага, смотрю, ты забеспокоился, - оживился голос. - Нет, похоже, что ему не повезло. Он долго клеился к ней, но она хранила завидную верность мужу. До встречи с тобой, разумеется.
- Она порядочная женщина, - отчетливо сказал Арсений, отметая все подозрения.
- Не считая того, что нагуляла ребенка на стороне, да?
- То есть как? - Новый удар оказался не менее болезненным. - Профессор не отец Беллы?
- А ты и этого не знал? Вот так сюрприз! Уж извини. Она так скромна, не оглашает семейных тайн. Может быть, у них в шкафу найдется еще пара-тройка скелетов? И один из них станет удачным экспонатом в моей коллекции.
- Вы что-то знаете? - Арсений чувствовал, что главный козырь собеседник приберег на десерт. - О ее прошлой жизни?
- Ну, для тебя-то важнее ее настоящее, - с гадкой усмешкой сказал тот и замолчал, давая ему возможность ощутить всю глубину пропасти, в которую он готов был сорваться. - Конечно, кое-что я знаю. А если этого еще не знаешь ты, то могу только посочувствовать. Ты теряешь хватку. Не смог заставить влюбленную женщину разговориться в постели! Кстати, она все-таки влюблена в тебя или водит за нос?
- Зачем ей лгать?
Его мозг заметался в поисках ответа. Зачем ей было лгать и во всем остальном? Хотя, она и не лгала. Он не спрашивал правду, а она не сочла нужным сказать ему про ребенка. Но как ему могла прийти в голову мысль спросить, кто отец девочки? Женщина замужем давно, ребенок рожден в браке.
Собеседник молчал, давая ему возможность собрать мысли воедино. Потом усмехнулся и снова заговорил.
- Ну, я рад, что ты в ней уверен. Хотя, если ты ее обманываешь, то почему бы и ей...
- Послушайте, я ее не обманываю!
- Ладно, молчу.
- Если вы что-то знаете, выкладывайте сейчас.
Внезапно у него возникло ощущение, что он начинает теннисную партию. Только противник заведомо сильнее.
- То, что я знаю, тебе не понравится.
- Например?
Теперь он снова обернулся туда, где стояла Соня. На этот раз она была уже не одна. Тот человек, которого он видел в казино зимой и в газетных публикациях раз в неделю, стоял к нему вполоборота напротив Сони. Ее лицо светилось, как стоваттовая лампочка.
- У нее есть квартира для тайных встреч.
- Для каких встреч?
Ему приходилось защищаться, хаотически размахивая ракеткой, словно солнце било в глаза, не давая достойно парировать удар. Слушать и наблюдать оказалось не так-то просто. Голос в наушнике буравил его мозг, как сверло бормашины, а глаза ловили каждое движение, каждый жест женщины, о которой шла речь. Ему хотелось услышать, какой диалог ведется на другом конце зала.
- А вот это предстоит выяснить тебе самому.
- Хотите сказать, что у нее есть кто-то еще? Еще один любовник?
Соня рассмеялась и отступила от брата, быстрым взглядом пробежав по залу. Арсений с поспешностью кающегося грешника наклонился над раскрытой книгой.
- Подозреваю, что есть. Но не уверен на все сто. Может быть, это всего лишь бизнес. И вот это я хочу знать наверняка.
- Бизнес? Какой бизнес? Она в нем ничего не смыслит.
Когда он вновь поднял глаза, Илья обнимал сестру за талию, она шутливо отталкивала его обеими руками. Два мрачного вида телохранителя косо посматривали на забавляющегося хозяина.
- Когда я говорю бизнес, я имею в виду нашего подопечного, а не девушку.
- То есть, кто-то из его окружения встречается с ней в этом доме? Или один из его партнеров?
Телохранители сошлись, заслонив собой Соню. Арсений подался в сторону, но на пути его взгляда оказался целый выводок японцев с камерами и флажками в руках. Они лучились счастьем, беспрерывно болтали, хаотично перемещались внутри своей группы, и увидеть что-то за их низкорослыми, но подвижными фигурами не представлялось возможным.
- Хочешь, чтобы я сделал за тебя всю работу? Но учти, тогда и девушка достанется мне в качестве поощрительного приза. Или переходящего вымпела, как угодно.
- Довольно. Я все выясню.
Арсений перешел к другой стене, откуда можно было продолжить наблюдение.
- И не забудь поставить меня в известность. Я должен знать все.
- Мы уже договорились. Как только она вернется...
Он увидел, как Соня уходит со своего места к стойке регистрации, и поискал взглядом ее спутника.
- Ну, что же, ковбой. У тебя законный отпуск. Отдохни, не отказывай себе ни в чем. Возможно, задание будет несколько труднее, чем ты думаешь.
- Ничего, я справлюсь. До связи.