Врач будущего на конкурс Здоровье глазами молодежи

2060 г. н.э.
 - Пожалуйста, проходите. Доктор будет готов принять Вас через сорок семь секунд.
Женский металлический невыразительный голос автомата вежливо помолчал, видимо давая мне время принять к сведению эту важную информацию о сорока семи секундах, и продолжил извещать остальных страждущих обо всех прелестях и преимуществах государственной поликлиники, в которой, собственно, мы и находились.
Я помялся перед белоснежной дверью, поверх которой горделиво сверкала голограммой надпись  «терапевт», дотронулся взмокшими от волнения пальцами до хромированной ручки, отдернул руку, смущенно попытался вытереть с гладкой блестящей поверхности свои отпечатки и, собравшись с духом, наконец-то дернул дверь на себя, таким образом отсекая все пути к отступлению.
 - Проходите, садитесь. – Молодая женщина в белоснежном халате, таком же белоснежном, как и все в этом кабинете, сидела за столом и что-то набирала на сенсорной столешнице, выполнявшей роль компьютера.
Чуть пошатываясь от внезапно нахлынувшего головокружения, я подошел к ней и сел в большое, твердое, но чрезвычайно удобное кресло рядом со столом.
 - Руку. Приложите вот сюда. – Она, не поднимая головы, указала на небольшое углубление в столешнице и продолжила водить пальцами по светящейся поверхности.
 - Здравствуйте. – В горле пересохло от волнения, но я решил быть вежливым до конца. Возможно, старомодность и является одной из черт моего характера, но, в отношении воспитания и культуры существования в социуме, я не считаю это недостатком.
При звуках моего голоса, доктор вздрогнула и, отвлекшись, подняла голову, удивленно разглядывая сие невиданное ранее явление – говорящего пациента. Таким образом, она предоставила мне возможность лучше себя рассмотреть. Тонкие черты лица портило усталое выражение лица и чуть опущенные вниз уголки губ. Лоб она постоянно морщила, глаза прищуривала и вообще, красивая, яркая блондинка создавала гнетущее впечатление. У меня сразу возникли мысли о том, что я только усугубляю ее усталость и измученность, появилось чувство вины, от волнения начало простреливать правое колено и заболел желудок…
 - Здравствуйте… - наконец произнесла она, запнувшись, видимо с непривычки. Растерянно моргнув, доктор все же собралась и повторила, чтобы я положил руку на стол.
Выполнив указания, я почувствовал, как по пальцам пробежал крохотный, почти неощутимый разряд тока, и уставился на трехмерное изображение самого себя двадцать лет назад, возникшее надо столом.
 - Кузнецов Александр Сергеевич, тысяча девятьсот  девяностого года рождения, преподаватель русского языка и литературы, с две тысячи сорок седьмого года находится на амбулаторном лечении по поводу легкой формы гипертонической болезни, прививки сделаны… вредные привычки… Давно курить бросили?
 - Пятнадцать лет назад. Когда стал себя хуже чувствовать. А потом, спустя еще два года, обратился к врачу и вот… Здесь.
 - Хорошо. Сон не нарушен? – Доктор выпрямила спину и с каким-то остервенением начала вводить данные в базу.
 - Нет. Я вот два месяца назад к стоматологу ходил, мне зуб удаляли без наркоза,  этим новоявленным аппаратом… лазерокриогенным наноскальпелем? Вот я так перенервничал, что после этого три дня бессонницей мучился.
 - Я вас про сейчас спрашивала, - достаточно резко прервала меня женщина и махнула рукой в сторону окна. – Проходите, ложитесь.
Я обернулся и посмотрел в указанном направлении. У окна стояла большая, около полутора метров в диаметре, круглая рама. Изнутри на ее поверхности мелькали разноцветные лампочки, а параллельно полу стояла кушетка на странной подставке, предназначенной, видимо, для того, чтобы перемещать эту самую кушетку сквозь раму.
 - А что это? – недоверчиво покосился я на непонятный аппарат, приветственно подмигнувший мне десятком огоньков.
 - Это новое оборудование нам привезли. Новый аппарат, сканирующий весь организм и выводящий… - Доктор увлеченно начала отвечать на мой вопрос, но осеклась и раздраженно посмотрела на меня. – Слушайте, что вы все время меня отвлекаете? Ложитесь, молча, и не мешайте работать!
От такой неприкрытой грубости я опустил моментально наполнившиеся слезами глаза и дрожащим от волнения голосом, пытаясь удержаться на ногах, ответил, пытаясь сохранить остатки достоинства.
 - Я, конечно, понимаю, что старость для Вас не авторитетна, но минимальное уважение к возрасту вы должны проявлять? И почему Вы не спрашиваете меня про мои жалобы?
 - Пациент, вы у меня двадцать седьмой за сегодняшний день! Аппаратура новая, позволяет вообще не проводить предварительного опроса, анамнез болезни отображен в базе данных, по большому счету, вся ваша жизнь вот здесь, - постучала она кончиками пальцем по столешнице. – Вот какой мне смысл тратить свое время на пустые разговоры?
 Я смущенно начал переминаться с ноги на ногу, убоявшись ее мести в виде отказа от приема, в тоже время, опасаясь прогрессирования болезни, которая и так сильно обострилась в последнее время. Поймав на себе очередной раздраженный взгляд доктора, я нерешительно двинулся к белоснежному прибору. Кушетка находилась на уровне моего пояса, но, в силу своих возраста и дряхлости, все попытки покорить эту вершину пали прахом.
 - Ну что вы копаетесь? – женщина резко встала и, стремительно подойдя к аппарату, нажала на какую-то кнопку, отчего кушетка мягко зашипела и опустилась на полметра, позволяя мне безболезненно на нее вскарабкаться.
 - Неужели сразу нельзя было по уровню себе выставить? – Доктор нависла надо мной, будто направленно пытаясь оказать на меня некий психологический гнет. Надо сказать, у нее это получилось. Сам того не желая, я разлепил губы и дрожащим от слабости голосом сказал:
 - Простите, я же не знал…
Получилось до отвращения жалобно и жалко. Стало до ужаса противно и обидно на самого себя, за эту слабину, дрожь и старческую слезливость. Руки тряслись, ноги не слушались и все никак не получалось ровно улечься на этой проклятой кушетке. Доктор продолжала нависать, всем своим видом внушая трепет и неловкость. От досады на свою беспомощность на глазах выступили слезы, руки предательски затряслись, а голову поразил такой спазм острейшей боли, что я невольно застонал, впрочем, неосознанно пытаясь сохранить остатки достоинства и не разжимая сомкнутых губ.
 - Ну что еще? – устало и как-то обреченно вздохнула доктор, выстукивая на кнопках аппарата сложный ритм.
 - Ничего-ничего. Извините… Я, наверное, вас задерживаю, - боль отступила также резко, как и пришла, отчего я раскрыл зажмуренные до этого глаза  и увидел, как ожесточенно сверкают надо мной лампочки аппарата и глаза доктора.
 - Да уж, - недовольно согласилась она, придирчивым взглядом окидывая мою вынужденно неудобную позу, и нажала на самую большую клавишу. Резко дернувшись, аппарат заурчал, будто переваривая поступающую в него информацию, и неожиданно с треском погас, как и весь свет в комнате. От неожиданного перехода к сумеркам после яркого света, доктор охнула, а я схватился за вновь заболевшую голову и, каюсь, от внезапности произошедшего, издал какой-то непонятный писк.
 - Блин, - выругалась шепотом доктор и, достав из кармана небольшую пластинку на цепочке, нажала на нее, после чего посреди комнаты появилась голограмма красивого пейзажа, дающая, впрочем, достаточно света, чтобы можно было без опаски пройти по комнате. В тот же момент раздалась бодрая трель, и на столешнице засветился оранжевым цветом небольшой прямоугольник. Улучив момент, когда доктор отвернулась и пошла к столу, я с облегчением сменил неудобное положение, усевшись на кушетке и потирая виски.
 - Я слушаю. – отрывисто произнесла она, дотронувшись до мерцающего прямоугольника.
 - Светлана Николаевна, системный генератор полетел. Вместе с запаской. Аварийный компьютер сообщил, что ремонт займет около недели.
В течение этого короткого монолога доктор менялась в лице несколько раз, причем мимика ее открывала мне невиданные ранее физиономии.
 - Вы своего крайнего пациента успели отпустить? У меня высветилось, что он вошел к вам четыре минуты назад…
 - Не успела, - недовольно покосилась на меня доктор. – Сейчас перенесу прием на следующую неделю и домой пойду. До свидания.
Нажав на прямоугольник еще раз, она сурово посмотрела на меня, в очередной раз схватившегося за голову, и холодно промолвила:
 - Вы все слышали? Приходите через неделю. Я сейчас выпишу вам талон.
 - Как через неделю? – я отнял руки от висков и растерянно на нее взглянул. – Я не… как же… как же я целую неделю?... это же…
 - Я что могу сделать? Вы сами видите, - аппарат сломался, компьютер выключен. Ваши данные я просмотреть не могу, Андрей…
 - Александр Сергеевич. Вы же две минуты назад всю информацию читали! Про сон спрашивали.
 - Александр Сергеевич, если вы думаете, что мне доставит большое удовольствие встречаться с вами еще раз, вы глубоко ошибаетесь! Будет плохо, вызывайте скорую помощь. Сейчас не дни вашей молодости, бригада прибудет через пять минут и успеет оказать все необходимые мероприятия!
 - Вы не понимаете! – Я изо всех сил пытался сдержать подступающие слезы, но голос позорно срывался, выдавая крайнюю степень моего волнения. – У меня жуткие головные боли, я терпеть больше не могу! А препараты только по рецепту, даже анальгин!
 - Я что могу сделать? – рявкнула доктор, выкладывая на стол сумку и начиная остервенело засовывать в нее какие-то мелкие предметы.
 - Ну, вы же врач! Не компьютер, у которого питание отключили! Что за бесчеловечность! Сделайте что-нибудь! Я же умереть могу!– голос подвел, покинув меня на последней фразе, равно как и присутствие духа. Сердце колотилось как бешенное, в висках стучала кровь, и, судя по всему, приближался очередной криз, пережить который, реально оценивая свое состояние, шансов было мало. Доктор устало потерла лоб и уставилась мимо меня, явно размышляя о чем-то, несомненно, более важном, нежели какой-то пациент, пусть и чрезвычайно настырный. Придя к какому-то решению, она обреченно посмотрела на часы и, достав из сумки блокнот и ручку, посмотрела на меня.
 - Садитесь.
Она на удивление терпеливо ждала, пока я сползал с кушетки, собирая себя в оформленную кучу, пока, пошатываясь от слабости и боли, медленно шел к столу, пока пытался наименее неуклюже сесть на стул перед ней. Когда все вышеперечисленные действия были осуществлены, я сложил дрожащие руки на коленях и попытался посмотреть ей в глаза максимально смело и достойно.
 - Рассказывайте, - она опять тяжело вздохнула.
 - Простите, что? – голос все еще плохо слушался меня, но поначалу мне показалось, что и остальные органы чувств толерантны к нему. Слишком невероятным был переход от компьютеризованной стервы к уставшей женщине., честно выполняющей свою работу.
 - Рассказывайте все с самого начала. Как заболели, когда, какие жалобы были на момент первого обращения к врачу, какие жалобы сейчас. Если помните названия лекарств, называйте…
В течение следующего получаса она записывала за мной все важные, на ее взгляд, моменты биографии моей болезни, переспрашивая, когда ей нужно было что-то уточнить. Спустя некоторое время, доктор встала и при свете своей голограммы начала внимательно осматривать меня, постучала молотком по коленям и локтям, проделала еще несколько таких же непонятных манипуляций и, наконец, записав все необходимые данные, тяжело вздохнула и протянула мне несколько заполненных от руки рецептов.
 - Александр Сергеевич, - в ее голосе появились сочувственные нотки, отчего я пришел в еще более растерянное состояние. – У вас (тут она произнесла набор непонятных мне слов, передать которые в точности я не поручусь). Непосредственной угрозы жизни для вас нет, но возможен болевой шок вследствие (в этом месте опять последовал непередаваемый медицинский сленг). Поэтому я вам выпишу три рецепта, один на анальгезирующее средство, другой на спазмолитик. Применять их можно вместе и попеременно, хотя достаточно одной таблетки любого из них, как только вы почувствуете приближение приступа болей. А вот этот  рецепт на другое лекарство, его надо пить два раза в день, утром и вечером, по половине таблетки. Тогда у вас боли сначала меньше будут, а со временем и вовсе могут прекратиться. Головокружение конечно останется, также как и дрожь и слабость, но это уж сами, понимаете, больше возрастное…
 - Спасибо, - горячо поблагодарил ее я, сглатывая вновь поступившие слезы. – Вы себе не представляете, как много сделали для меня! Извините, пожалуйста, что я так… отнял ваше время…
 - Ничего, - она улыбнулась, оказавшись неожиданно милой и уютной. – И вы меня извините, мы круглые сутки за машинами, уже и забыли, каково это – общаться с живыми людьми без помощи техники. Тут две кнопки нажал, - вот тебе диагноз и программа лечения, а про индивидуальный подход, - основу врачебной практики, как-то забываешь.
Она поднялась из-за стола и начала одеваться.
 - А, еще… вы не обращайте внимания, в аптеке к вам вряд ли приветливо отнесутся, поскольку рукописные рецепты они видели лет двадцать назад.
 - Так… а лекарства-то они мне выдадут по ним? – взволнованно спросил я, также поднимаясь со стула и оправляя на себе одежду.
 - Выдадут, я там и роспись, и печать свои поставила. Не могут не выдать. – Она улыбнулась и, проводив меня до дверей, осталась запирать кабинет.
Я пошел домой с облегчением и, каким-то, настолько светлым, чувством радости и ностальгии, что наступающий вечер уже не казался таким темным. Сегодняшнее открытие человека среди машин стало тем светлым пятном на сером холсте окружающих меня автоматизированных будней. И тем более светлым оно становилось, когда я, идя домой по темным улицам, вспоминал то сострадание и участие, те общечеловеческие ценности, которые все же проявила эта доктор по отношению ко мне. И пусть завтра она опять сядет за компьютер и начнет отстраненно набирать необходимые данные, важно то, что она способна на эти чувства, более того, как доказал мой сегодняшний эпизод, она способна работать и без компьютера, работать также хорошо и полноценно… а значит, способны и остальные врачи. А значит, они останутся людьми, даже в век новых технологий и автоматизаций.