Неприкаянная душа Гл21 Дегрэ Гл22 Возмездие

ГЛАВА 21

ДЕГРЭ

Не знаю, сколько прошло времени, прежде чем я услы-шала человеческую речь. Кто-то что-то настойчиво требовал у злодея. Прислушавшись к крикам, доносившимся из-за за-крытой двери, я поняла, что пришли за мной. Но кто мог по-жалеть бедную Алису, попавшую в страну чудес, больше по-хожих на ночные кошмары? Наконец, послышался звук пово-рачиваемого в замке ключа, и яркий лучик долгожданного света ослепил глаза, так быстро привыкшие к кромешной тьме. Трое мужчин ворвались в мою чудовищную темницу и обомлели от неожиданности. Два господина, ужасаясь отвра-тительной коллекции, стали медленно обходить покойниц-кую, а третий взял меня на руки и вынес в соседнюю комнату, в которой валялось на полу мое новое платье. С огромной благодарностью я взглянула в лицо спасителя: то был Жюль-ен де Бульон.

– Крепитесь, княгиня, – сквозь выступившие слезы ста-рался подбодрить меня нежный юноша. – Оденьтесь, в доме дикий холод.

– Я помогу госпоже, – прорыдала Онорина, чудом ока-завшаяся рядом.


– Где Экзили? – не узнавая своего голоса, прохрипела я.

– Скоро будет в Бастилии, – громко возвестил стоящий возле рабочего стола изувера закутанный в плащ неизвестный мужчина. – Разрешите представиться, я – Франсуа Дегрэ, сержант полиции короля. Впрочем, даме надо хотя бы наки-нуть нижнее белье.


Густо покраснев, я лихорадочно стала натягивать на себя поспешно сброшенную во имя красоты средневековую одеж-ду. Мужчины тактично отвернулись.

– Где мадам де Бренвилье? – постепенно приходя в себя, справилась я у окружающих.

– Почему вы спрашиваете о ней? – отрывая нос от тол-стой книги, принадлежавшей арестованному маньяку, уди-вился Дегрэ.


– Она была здесь и не особенно мешала Экзили осуще-ствлять зловещий план по превращению живой плоти в мерт-вую, – пролепетала я.

– Вы говорите правду? – переглядываясь с Жульеном, изумился сержант.


– Только правду. Ничего, кроме правды, – вздохнула я и постаралась уложить в подобие прически распущенные непо-слушные волосы.

В гостиницу нас доставила полицейская карета. Знамени-тый сыщик оказался приятным в общении симпатичным мужчиной, не лишенным остроумия и элегантности.

В любимом мною фильме, который я кручу по видику, когда падает настроение, тоже присутствует опер Дегрэ, тай-но влюбленный в прекрасную героиню.

– В вашей жизни была женщина, Анжелика, графиня де Пейрак? – неожиданно для самой себя осведомилась я.

Он удивленно посмотрел на побывавшую в аду свихнув-шуюся особу, пожал плечами и отрицательно покачал здра-вомыслящей головой:

– А кто такая – графиня де Пейрак?

Я улыбнулась, потому что всегда воспринимала Анжели-ку как историческую личность.

Было раннее утро, но в гостинице не спали, За пустыми столами сидели посторонние люди и что-то возбужденно об-суждали. Мсье Кокнар размахивал толстенькими руками, брызгал слюной и, немного заикаясь, кричал:

– Всегда считал Экзили отравителем! Вспомните, ужас-ные смерти начались после его появления в Париже! А разве не он отправил на тот свет королеву-мать?

Народ согласно закивал головами.

– Бедняжка Бренвилье! Он умертвил всех ее родных, – не унимался воодушевленный вниманием толпы пузан. – А где сейчас несчастная княгиня? Разве вы не знаете, что с Онориной тайно путешествовала русская боярыня? Она тоже попала в лапы злодея! Сам Дегрэ поехал за девушкой.

И тут он заметил меня.

– Слава Создателю, Ваша Светлость живы! – завопил Кокнар, низко кланяясь «русской боярыне». – Антуанетта, принеси Ее Светлости чашечку горячего чая со свежими бу-лочкам: госпожа, наверное, сильно проголодалась.

Народ фанатично зааплодировал мне, а невысокая, ху-денькая девушка побежала на кухню.

Есть не хотелось. Отхлебнув для приличия несколько глотков обжигающей коричневой жидкости, попрощавшись со своими спасителями, я поднялась наверх. Онорина после-довала за мной, раздела, помыла, уложила в постель и легла рядом.

– Алиса, – печально заговорила моя единственная под-руга, – после твоего ухода я не находила себе места, хотела бежать вслед, но побоялась темных парижских улиц. Прости меня за трусость и малодушие. Но Бог милостив: когда, не дождавшись тебя, я спустилась поговорить о твоем исчезно-вении с господином Кокнаром, в сени гостиницы вошел ба-рон де Бульон. Он бросился ко мне с расспросами о прекрас-ной беглянке, а когда узнал, что ты ушла к Экзили, тут же по-тащил меня в карету, и мы помчались домой к Дегрэ. Сер-жант тотчас вызвал подкрепление. Остальное ты видела. Про-сти меня, Алиса.

– Откуда барон узнал, что мы в «Трех березах»? – думая о мертвой девушке с вспоротым животом, спросила я.


– Я всегда останавливаюсь здесь, когда приезжаю в сто-лицу, – обняла меня Онорина.

Положив голову ей на плечо, я задремала.

Во сне пришел Мадим, ласково коснулся моей головы, словно перышко, подхватил на руки; и мы полетели ввысь. Звезды шарахались от нас в разные стороны, освобождая путь сильному красивому духу и его возлюбленной.

Внезапный стук в дверь прервал небесное путешествие. Вошла Антуанетта с красивой коробкой в руках.

– Господин барон прислал подарок Ее Светлости, – тор-жественно провозгласила она.

– Какой подарок? – отчаянно зевая, проворчала я.


– Кажется, шляпка, – неуверенно проговорила прислуга.

Я не любила шляп. Да и с какой стати Жюльен решил одарить княгиню такой мелочью? Обычно, судя по историче-ским фильмам, влюбленные рыцари такого ранга, как Буль-ончик, преподносят дамам вместе с сердцем изысканные дра-гоценности. Впрочем, я не ношу и драгоценностей.

– Неужели барон уже побывал здесь? – удивилась полу-сонная Онорина.

– Нет, он прислал слугу, – улыбнулась милая девушка.


– Открой коробку, любезная, – важно попросила я оча-ровательную простолюдинку.

Антуанетта, попыхтев несколько секунд, выудила на свет божий что-то совершенно невообразимое с кучей перьев и цветочной клумбой посередине.

Ну уж нет: это уродство Алиса Смирнова не наденет!

– Возьми себе шляпку, любезная, – совершенно по-барски протянула разочарованная головным убором русская «княгиня», – можешь примерить ее прямо сейчас.

Вспыхнув от радости, служанка мгновенно натянула экс-клюзивное средневековое изделие на свою небольшую свет-лую головку.

– Спасибо, го….

Она не успела договорить. Ее лицо, руки, шея покрылись странными кровавыми пятнами. Потом эти пятна стали рас-плываться и сливаться в одно целое. Глаза, нос, губы несча-стной исчезли, словно по волшебству. Отчаянно корчась в судорогах, Антуанетта дико завыла. Я бросилась к умираю-щей.

– Остановись! – хватая меня за руки, заорала Онорина. – Остановись, там яд!

Отравленная сделала несколько глубоких вдохов и затих-ла на полу возле наших ног.

Грохот открывающейся двери заставил отмереть двух свидетельниц свершившегося преступления. Хозяин гости-ницы стоял на пороге комнаты, тупо уставясь на еще неос-тывший труп.

– Уйдите, – покрываясь красной краской, повелел он. – Такое зрелище не для дамских глаз.

Мы покорно спустились вниз и, обессиленные, рухнули в глубокие кресла.

– Алиса, тебя хотели отравить, – клацая зубами, про-бормотала подруга.

– Кто? – ужаснулся кто-то рядом со мной.


– Не знаем, – глядя друг на друга, дуэтом ответили мы.

– Я знаю, кому выгодна ваша смерть, Анастасия, – уве-ренно проговорил знакомый голос.


Мы обернулись. За столиком, стоящим за спинками на-ших кресел, сидел Жульен де Бульон.

– Вы прислали мне злополучную шляпку? – пристально вглядываясь в его бледное лицо, прошелестела я.

– За кого меня здесь принимают? – заволновался барон. – Знатные кавалеры не дарят уважаемым дамам головные уборы. А Алиса – ваше второе имя?


– Да, – с готовностью согласилась я.

– Честь имею, должен удалиться, мадам, – поклонился расстроенный Бульончик, вставая и направляясь к входной двери. – Преступник будет найден.

Никто не видел человека, доставившего в гостиницу смерть. Опросили всех, обитающих в «Трех березах», соседей из близлежащих домов, ворюг и нищих, промышляющих в Сен-Дени. Дегрэ сбился с ног, но результат розыска был рез-ко отрицательным.

Нас переселили в комнату, расположенную в другом крыле дома. Но леденящий страх за жизнь постоянно не да-вал покоя двум беззащитным заложницам дьявольских ин-триг неизвестного врага. Сержант исчез, барон, после всяче-ских напутствий, испарился тоже. Мы сидели в номере, ста-раясь питаться только хлебом, купленном в соседней лавке. Причем Онорина тщательно выбирала его сама из общей мас-сы аппетитных буханок, выставленных напоказ на длинных полках небольшой булочной. Воду мы брали из колодца, рас-положенного на территории стоящего недалеко католическо-го храма, справедливо полагая, что преступники не посмеют совершить святотатство. Меня терзали мысли о том, что ни-когда больше не увижу родных и близких, так как все, без ис-ключения, либо находились неимоверно далеко, либо забыли про Алису Смирнову. Ветреный Мадим сыскал другую пре-тендентку на роль пропуска в Рай, Хесед слишком занят, что-бы снизойти до несчастной пленницы семнадцатого века. Только одно радовало вынужденную затворницу: я нашла верную подругу в лице милой Онорины. Приятельниц у пу-тешественницы поневоле было много, а подруг я растеряла еще в юности, когда уезжала жить к мужу из своего родного городка. Растеряла старых, а новых не приобрела.

Но однажды утром, когда мы досматривали последние сны, в дверь тихо постучали. Словно ошпаренная, вскочила я с постели, но застыла около порога, боясь обнаружить свое присутствие.

– Княгиня, мне нужно поговорить с вами, – послышался взволнованный голос пропавшего Жюльена, – спускайтесь вниз: я принес радостную весть.

Неужели существуют еще на земле радостные вести? Впрочем, наверное, барон выиграл в лотерею и хочет, чтобы мы повеселились вместе с ним. Господи, какая дрянь лезет в мою многострадальную башку!

Мигом одевшись, по скрипучим деревянным лесенкам две обнадеженные женщины сбежали на первый этаж.

Бульон сидел за столом и пил вино, разбавленное водой.

– Анастасия-Алиса! – увидев меня, по-мужичьи заорал он. – Ее арестовали, и она во всем созналась

– Кто? – застыла в недоумении Онорина.


– Мария де Бренвилье, – замахал руками барон.

– В чем созналась? – вспоминая колючий взгляд несрав-ненной маркизы, уточнила я.


– Она – сообщница Экзили. Эта веселая компания изго-товляла яды и продавала их жаждущим избавиться от бога-теньких родственников, – отставляя полный бокал в сторону, возбужденно сообщил юноша.

– Зачем? – ахнула я.


– Если ты не беден, Анастасия-Алиса, всегда найдется желающий принять от тебя наследство, – справедливо рассу-дил Жюльенчик.

– Французская аристократка решила отравить меня, рус-скую боярыню? – удивилась я.


– Да, вы являлись свидетелем ее связи с маньяком, – поддержала барона Онорина.

– Но у нее самой отправили на тот свет четверых родст-венников! – влез в наш разговор неизвестно откуда появив-шийся мсье Кокнар.


– Прекрасная маркиза умертвила их своими нежными ручками, – с осуждением покачал головой Бульон.

Известие ошеломило меня настолько, что я долго не мог-ла прийти в себя. Неужели из-за жалких разрисованных фан-тиков или блестящих железных кругляшков можно убить от-ца, мужа, братьев? Воистину, зло правит миром.

– Ее нашли в монастыре святой Бригитты близ Льежа – продолжал свой рассказ Жюльен. – Отцеубийца прилежно ухаживала за больными, а в свободное от работы время лю-била посидеть в монастырском саду. Оттуда ее и выманил Дегрэ. Соскучившись по страстным поклонникам, отрави-тельница вышла на свидание с обольстительным кавалером за пределы обители.

– Где сейчас Бренвилье? – поинтересовалась поблед-невшая Онорина.


– В тюрьме! – ликующе воскликнул барон. – Жители Парижа празднуют великую победу!

– Но ее вину нужно доказать, – игнорируя бескомпро-миссную логику верного друга, попыталась я заступиться за несчастную.


– В лаборатории Экзили найдены письма, в которых описаны преступления злодеев, – неожиданно нахмурился юноша. – Кстати, Ее Светлость приглашается на суд в качест-ве свидетеля.

Этого только не хватало: Алиса Смирнова, жительница третьего тысячелетия, обличает средневековую отравитель-ницу в покушении на ее драгоценную жизнь. Впрочем, а по-чему – нет? Зло должно быть наказано.




ГЛАВА 22

ВОЗМЕЗДИЕ

Судебное заседание шло в темном, мрачном здании, чем-то походившем на дом Экзили. В длинном, низком зале, ко-нец которого скрывался во тьме, стоял большой стол, покры-тый зеленым сукном, а вокруг него восседали судьи. С потол-ка спускалась тусклая люстра в несколько свечей, которые освещали только незначительное пространство вблизи стола. В стороне вырисовывалось возвышение, покрытое чем-то черным. Туда поставили стул и предложили злоумышленнице сесть на него. Маркиза, облаченная в траур, была спокойна и холодно внимала обвинительным речам многочисленных свидетелей, в чьих рядах были слуги самой мадам Бренвилье, а также бывшие ее друзья. Со спокойной улыбкой непости-жимая женщина слушала показания самих потерпевших и тех, кто потерял близких им людей. Казалось, страх оставил ее, а демоны отвернулись от мятежной души. Равнодушно отнеслась отравительница и к выступлению адвоката, кото-рый воспевал кротость и твердость обвиняемой.

Когда мне предложили рассказать о неудавшейся попыт-ке маркизы лишить меня жизни, я выдавила из себя только одно предложение:
– Не уверена, что это сделала она.

Мария удивленно взглянула в мое лицо и впервые опус-тила голову.

– Почему ты не поведала им все, что знаешь? – проши-пела Онорина, терзая мою руку.

– Не могу, дорогая, – виновато призналась я, – не умею бить лежачего.


Поднявшись со своего места, я внезапно для самой себя и присутствующих на суде покинула зал заседаний.

Только потом я узнала, что величайшую преступницу семнадцатого века приговорили к казни на Гревской площа-ди. Справедливость восторжествовала, но почему нет радости оттого, что зло наказано, оттого, что больше не надо питаться одним хлебом, боясь отравиться? Разве только Нина придет за своей жертвой ночью, чтобы увести туда, куда скоро от-правят маркизу! Вспоминая спокойный взгляд приговоренной к смерти, я не находила себе места.

Не выдержав распирающих меня тревожных эмоций, я взмолилась Дегрэ, когда он пришел навестить русскую «ари-стократку», о свидании с преступницей.

– Зачем вам это надо? – удивился сержант.

– Хочу понять: во имя чего люди идут на грех, заведомо зная, что последует расплата, – с грустью молвила я.


– Во имя денег и власти, княгиня, – улыбнулся моей на-ивности собеседник.

– Но она не такая, как все, – глотая слезы, вскрикнула я.


Где-то я эту фразу уже слышала? Ах, да! Мадим говорил мне, что женщина, выбранная им в супруги, особенная.

– Хорошо, я сделаю для вас исключение, чтобы как-то компенсировать нашу неповоротливость в работе, благодаря которой вы побывали в покойницкой маньяка в качестве бу-дущего экземпляра его веселенькой коллекции. Кстати, Экзи-ли тоже скоро предстанет перед судом, – грациозно склоняя голову в поклоне, произнес Дегрэ и вышел из моего номера.

Бренвилье сидела в своей камере на древнем грязном тюфяке: она молилась. Наше появление, казалось, не удивило приговоренную: взметнулись брови, но опустились глаза на старый, потрепанный молитвенник.

– Простите за назойливость, маркиза, мне захотелось увидеть вас еще раз, – чувствуя себя виновницей создавшейся трагической ситуации, прошептала я.

– Зачем? – сквозь зубы процедила она. – Впрочем, я дам вам аудиенцию, но без Дегрэ.


– Почему вы хотели убить меня? – простучала зубами я, когда сержант вышел.

– Свидетелей обычно убивают, мадемуазель, – отрешен-но заявила осужденная.


– Но я не причинила вам зла, – покачала головой я.

– Вы могли мне его причинить, – повернулась ко мне всем телом надменная аристократка.


– Что породило в вас жестокость, благодаря которой вы хладнокровно сеяли вокруг себя смерть? – как можно мягче осведомилась я.

– Зависть, мадемуазель, которая не давала мне покоя ни ночью, ни днем, – с ненавистью усмехнулась маркиза.


– Но вы красивы, богаты, у вас был любящий муж. Что же еще надо женщине для счастья? – удивилась я.

– Любви короля, сударыня, – сверкнула гневными очами ревнивица. – И везения. Такого же, как у моей подруги.


– Кто ваша подруга? – внезапно вспоминая предсмерт-ные речи Жанны, с дрожью в голосе спросила я.

– Атенаиса де Монтеспан, – всматриваясь в меня, словно видит впервые, вскричала отцеубийца. – Впрочем, зачем я вам говорю все это? Той, которая порождает любовь в серд-цах всех мужчин, едва взглянувших на нее, не понять вели-кую завистницу.


– Это я порождаю любовь? – невольно ахнула я. – Как вы не правы, Мария.

– В вас влюбился даже великий Экзили, – продолжала кричать осужденная.


– Ничего себе, влюбился, – с сарказмом хмыкнула я. – Он хотел убить меня!

– Умереть во имя любви – счастье! – торжественно про-возгласила Бренвилье.


– Смерть не может быть благом, по крайней мере, для того, кто лишил ближнего своего жизни, – не согласилась с ней я. – Да и для самой жертвы тоже. Она не имеет права под-няться к Господу, а мечется среди таких же несчастных душ над землей, которая отвергла ее, а то и опускается в Ад.

– Глупости, после кончины труп ожидает забвение, – сморщила красивый носик Мария.


– Вы не верите в Бога? – поразилась я. – Но я видела в ваших руках молитвенник.

– Привычка, – швырнула в сторону книгу женщина. – Несчастливый человек хватается за соломинку, пытаясь вну-шить себе, что когда-нибудь ему станет хорошо.


– Вы никогда не были счастливы? – с жалостью поинте-ресовалась я.

– Только один-единственный раз, – неожиданно рас-смеялась безумная. – Тогда, когда король поменял мою везу-чую подругу на Франсуазу де Монтенон.


Да, что-то такое, прочитанное запоем в любимых книгах, я помнила.

– Неужели зависть – более важное в вашем понимании чувство, чем любовь, дружба, сострадание? – продолжала до-пытываться я.

– Любви, дружбы, сострадания не существует, – автори-тетно заявила маркиза. – Вы видели, как меня дружно преда-вали те, кто совсем недавно клялся в вечном обожании? Рус-ская княгиня одна не выдала бедную женщину.


– Вы переступили черту, которая отделила вас от обще-ства, Мария, – с благодарностью улыбнулась я. – Кстати, у меня тоже был враг, маскирующийся под друга. У всех есть недруги, но у меня особенный случай.

– Какой? – ожила собеседница.


– Завистницей была моя любимая сестренка, – после не-большой паузы произнесла я.

– Расскажите, – быстро проговорила Бренвилье.


И тогда, присев на грязный тюфяк, я поведала пленнице все, опустив самую малость: близкие контакты с потусторон-ними силами. Преступница слушала очень внимательно, из-редка ахала и широко раскрывала огромные черные глаза.

– Кажется, я поняла психологию жертвы, – отчаянно краснея, призналась осужденная, – но Атенаиса не такая, как вы. Она – честолюбивая, хитрая, жестокая. Она хладнокровно увела Людовика от верной Луизы Лавальер, растоптала ее ис-кренние чувства.

– Атенаиса согрешила и поплатилась за свой грех, – по-ложив ладонь на руку несчастной, тихо промолвила я. – За-чем же вам было брать на себя функции Господа Бога?


Маркиза задумалась. Молча наблюдала я за той, которую приговорили к смертной казни. Ни тени страха не было в ее прекрасном лице, только мысли бороздили гладкий лоб, да недобрая улыбка кривила нежные губы.

– Мы слишком поздно встретились с вами, – неожидан-но вздохнула Мария. – Но спасибо, что вы пришли ко мне. Выполните последнюю просьбу горемычной: будьте рядом, когда меня станут казнить.

Утро казни выдалось пасмурным. Накрапывал легкий дождичек, но неприветливая погода не остановила тысячи зрителей, пришедших посмотреть на шоу под названием «смерть отравительницы». Простолюдины и господа из выс-шего общества, игнорируя кастовые предрассудки, мирно стояли рядом, плотно соприкасаясь плечами. Та, из-за кото-рой собрались охочие до зрелищ парижане, вышла к ним, по-хожая на привидение в своей грязной холщовой одежде. В руках грешница держала свечку, босые ноги ее посинели от холода. Толпа заколыхалась от криков, угроз, ругательств. И тогда на спокойном лице маркизы появилось выражение смертельной ненависти, а нежные руки судорожно сжали подсвечник. Позорная тележка уже ждала свою добычу, ко-торую проглотила с алчной радостью. У собора Парижской Богоматери осужденная вышла, чтобы, согласно приговору, произнести слова покаяния. Сквозь строй алебардщиков она прошла к церкви. И тут поразительное немота намертво ско-вала уста народу: то толпы остающихся в живых людей ста-рались расслышать хоть несколько фраз идущей на смерть.

Но несчастная говорила так тихо, что только передние ряды зрителей смогли уловить отдельные ее слова. Снова подъехала мерзкая тележка, которая повезла Бренвилье к эшафоту. Люд отмер, начал бесноваться, и поэтому прошло еще немало времени, прежде чем солдаты проложили дорогу знаменитой красавице, пленившей в свое время немало муж-чин. Наконец Мария взошла на помост, и воцарилась мертвая тишина.

– Хотите ли вы еще дать показания? – сурово спросил пристав.

– Я сказала все, – спокойно проговорила смертница.
И тут она увидела меня. Волею судеб нас прибило толпой к месту казни.

– Я дошла до конца своего пути, – пристально глядя в мои глаза, прошептала маркиза, – я все поняла. Поняла, что была жалкой, тщеславной, ничтожной. Я хотела подняться высоко, но пала очень низко. Простите меня, люди. Прости меня, Господь!

Она медленно опустилась на колени. Сверкнули ножни-цы в руках у палача, и черные волосы светской львицы упали на помост, обнажая белый затылок.

Зажмурившись и зажав уши, я опустила голову, а когда подняла ее, маркизы уже не было. Только яркий костер напо-минал о том, что произошло на самой страшной площади Па-рижа. Неохотно стали расходиться зеваки. Онорина, стара-тельно работая острыми локотками, потянула меня к выходу. Невольно коснувшись своего влажного лица, я поняла, что плачу. Жертва зависти обещала великой завистнице прийти на казнь, чтобы поддержать ее в последний момент, и она это сделала. Несмотря ни на что.