***

     ГДЕ ЖЕ ВОСТОК?

Обитатели четырехместной камеры мирно лежали на шконках и смотрели телевизор. С голубого экрана добрый доктор Селезнев в который раз обещал избавить мужчин от простатита и половой слабости. Через минуту-другую ожидали начало «Клип-круиза». Спокойствие  прервал стук ключа об дверь:
- Имярек, без вещей!
Я слез со шконки и первым делом направился на парашу. Допросы двухлетней давности откликаются тем, что теперь любой вызов в следственные кабинеты сопровождается тупой болью в пояснице с острой необходимостью опорожниться. Нервы.
Когда заскрежетала дверь, я запихивал в полиэтиленовый пакет папку с черновиками по уголовному делу.
- Ты еще не собрался? Давай, шевелись быстрее, - донеслось сквозь проем, образовавшийся от открытой двери.
- Не суетись, командир, - я постарался ответить, как можно мягче, но руки непроизвольно затряслись. Нервы. Под языком автоматически оказалась таблетка валидола. Успокаивает - проверено.
Выводной не среагировал. Может не услышал или переключился полностью на молоденькую девушку, пытавшуюся петь в начавшемся «Клип- круизе». Скорее всего и первое, и второе. Рядом с выводным стоял дежурный по нашему, четырнадцатому посту. Он был невысок, толстый и рыжий с опухшим сверх допустимого лицом. Вероятно, в прошлую ночь перебрал  спиртного. Взгляд дежурного прилип к выступу возле решетки, на котором аккуратно лежало сложенное сало, масло «Корона» в коробочках, две палки сухой колбасы, яблоки, лимоны, бананы и печенье (днем ранее двое получили передачи, разрешенные два раза в месяц по восемь килограммов продуктов).
Своим продвижением в коридор я разорвал нить, связывающую глаза дежурного с продуктами питания. Недовольно буркнув себе под нос дешевое ругательство, дежурный закрыл дверь нашей камеры. Выводной недовольно завизжал:
- Тебе же сказано было, без вещей!
- Это материалы моего уголовного дела.
- Какие материалы? Что ты шепчешь? Ты за кого меня принимаешь?
Я раскрыл пакет.
- Проверяй, командир. Я здесь около двух лет туда-сюда болтаюсь. Тридцать два тома дела. В пакете черновики и конспекты. Что не так?
Он не стал рыться в пакете.
- Руки за спину! В конец коридора!
Выводной, на вид паренек лет восемнадцати, но на самом деле чуток постарше. Я не видел его раньше в СИЗО. Худощав, среднего роста, одет в пятнистую форму. Вероятно, недавно закончил службу в армии и душок дембелизма из него еще не выветрился. Ему очень хотелось показаться грозным и мощным. Наверное, это желание и послужило причиной крика, вместо нормального разговора, и походки с широко расставленными руками и ногами. Мальчик напомнил мне бывшего сокамерника Лопату, страдающего год назад острой дизентерией. Тогда у Лопаты была не менее уважительная причина ходить с широко расставленными ногами.
-  В конце коридора направо!
Я повернул направо и пошел вниз, по ступенькам до первого этажа. Выводной –  за мной.
На площадке между вторым и первым этажом я поскользнулся,  но успел уцепиться пальцами правой руки за сетку, натянутую вдоль перилл и тем спасся от нелепого падения. Перед самым носом, как из-под земли, выросли два уборщика, поспешно моющих пол, уничтожая следы разлитой ими же баланды из кастрюли. Как они умудрились на ровном месте пролить содержимое кастрюли на пол, осталось тайной.
- Мужики, кто нахезал?  Убирайте скорее, а то воняет, - пошутил я.
- Да, да! Жрут без меры, а потом срут без памяти. Бу-га-га-га, - грубо засмеялся кто-то наверху.
- Отставить разговоры! – пресек продолжение выводной.
Уборщики вскочили, испуганно прижались своими спинами к стене и дали нам свободно пройти. Вид уборщиков не поддается описанию – жалкий вид.
На первом этаже две двери. Одна ведет на тюремный двор, а далее – к следственным кабинетам. Вторая – в баню.
- Постоим!
Я остановился. Мы пропускали идущих из бани. Поднимались искупавшиеся арестанты с пятнадцатого поста. Среди них  выделялся бородатый Вася – цыган из Крыма. В 1995 году мы с ним два месяца просидели в одной камере.
- Вася, привет! Как  оно, ничего?
- Здорово! Тебя еще не выгнали отсюда?
- Да я, видно, еще им не надоел.
- А в чем дело?
- Второй «Дэ-эс» и снова со стадии распорядительного заседания суда. Больше двух лет, а суда все нет.
- Начался «Дэ-эс»?
- Закончился. Сейчас ознакомление с делом, согласно статьи 218-й УПК. А ты?
- Два года   уселка, осталось – чуток. Досижу в хате.
- Неплохо.
- Кто на что учился.
Внутри дрогнула жилка зависти. Вася был арестован с поличным, за распространение наркотических веществ. У него изъяли наркотиков на сумму, превышающую 30 тысяч условных единиц… Деньги делают чудеса. А может и связи - у него была хорошая поддержка со свободы. Сейчас тоже выглядит неплохо.
Пока выводной очнулся, мы успели попрощаться. Уже с верхнего этажа Вася крикнул:
- А как сынок, Санек?
- Все в порядке.
- Все кипешует? Слышал, как он в июле с дядей Мишей блат порвал.
- Прекратить разговоры! Прямо, налево, - толкнул в спину выводной. Грубость мне не понравилась. При моих 85-и килограммах я мог его искалечить в несколько секунд, но это было  лишь мимолетное желание, так как последствия нежелательны. Мое сознание попало под арест мыслей о сыне. Всего за два визита в СИЗО он завоевал популярность у многих арестантов.
Весной 1995-го года, в день моего рождения, жена привезла двухлетнего сына на свидание. Тогда он запомнился тем, что нашел общий язык  с дядей Мишей – дежурным сотрудником СИЗО в комнате свиданий. На ручке сына резала взгляд большая рана – пытался помочь маме гладить белье. Расставаясь, Саша дал гарантию не дружить с утюгом, а подружиться с дядей Мишей. Но на свидании летом 1996-го года он разорвал свои отношения  с администрацией учреждения, подкрепив разрыв истерическим ревом и разгромом всего, попавшегося под руку. Причина удовлетворительная – свидание с папой дали только через стекло и трехлетнему малышу не позволили даже прикоснуться к дорогому человеку. А он очень готовился к свиданию, надеясь хоть на мгновение прижаться к отцу и шепнуть на ухо что-то очень важное. Кричащего, плачущего и вырывающегося изо всех сил Сашу несколько человек выносило за ноги и за руки. Все наблюдавшие конфликтную ситуацию были шокированы. По испорченному телефону, с преувеличениями, не меняющими сути происшедшего, история распространилась по СИЗО, прославив Волновахского малыша.
- Постояли!
Мы остановились у двери, ведущей в следственные кабинеты.
Почти, как всегда, кабинеты оказались заняты и меня завели в боксик ожидания – душный каменный мешок размерами примерно 1 кв.м. Когда кабинеты заняты, арестанты ждут своей очереди в таких боксиках и часто по несколько часов.
Спустя пару минут, ко мне подселили еще одного, ожидающего встречи со следователем или адвокатом.
- Привет! С какой хаты? – начал я беседу.
- С «вышаков»
- А-а. Я каждый день, в пять утра и в пять вечера слышу, как у вас шмонщики бьют молотками и дубиналами по шконкам.
- А ты откуда?
Я вкратце рассказал о себе, представился. Познакомились:
- И на третий этаж, значит, слышно из подвала? Меня Серегой зовут, - с грустью в голосе окончил он знакомство, - есть закурить?
- Не курю.
- Сколько ты уже здесь?
- На несколько минут больше тебя.
- Нет, я имею в виду, в СИЗО.
- Более двух лет идет следствие, но в СИЗО на пол года меньше.
- Как это?
- Отпускали на пол года под подписку  о невыезде.
- Ну и почему на лыжи не стал?
- Зачем?
- А тебе здесь больше нравится?
- Я невиновен и меня все - равно оправдают. Да и куда бежать?
- А ты что, видел здесь виновных? Настоящих виноватых всего творящегося? Хотя  ты прав – от себя не убежишь. Так, значит, за два года и не закурил?
- За тридцать два. А зачем?
- И то верно - зачем? А я вот за двадцать два закурил. Может, бросить? Но, наверное, не успею.
- А что так?
- Осталось пару заседаний в суде. Прокурор пообещал запросить вышку. Разменяют меня. Судьи прокурора поддержат. Один раз уже поддержали, сейчас повторно  судят. Да и я не против. Убивал, убивал, обижал Бога, не соблюдал его заповеди. А он уже наказывает.
- Ты верующий? – перебил я.
- Уже да. В камере услышал голос Божий. Я с ним ежедневно общаюсь.
- С кем?
- С Богом.
- А-а. Ну и как?
- Становиться легче. Грешил я, а близкие мне люди теперь страдают. На днях сестричка умерла ни с того, ни с сего. Умерла - и все. Мать парализовало. Отец не в себе. На суде мне рассказывал и плакал. Раньше я никогда не видел его слез. Он верующий, а верующие не плачут. И я верую. Жалею, что раньше не веровал.
Он начал креститься и что-то шептать себе под нос. Вдруг встрепенулся:
- Ой! А где восток? Помоги, брат, вычислить, где восток, а то в этой конуре безоконной не разберешь.
- Зачем тебе восток, Серега? Солнца все  равно не видать.
- Как же? Молиться нужно строго на восток. Нельзя Бога гневить. Я и так много раз гневил. Где же восток? Мне необходимо срочно помолиться.
Его руки тряслись. Я попытался представить, где может находится восток.
- В страхе перед Господом – надежда твердая и сынам своим Он прибежище. Нельзя Бога гневить. Возлюби ближнего. И я возлюбил. Ох, брат, как я был слеп! Я отбирал жизни людей и не имел на то право. Я не давал жизни, а отбирал. А теперь – возмездие. Сестренки уже нет, а ей и пятнадцати лет не исполнилось. Где же восток? Нужно молиться. Нужно неустанно молиться. На всяком месте очи Господни, они видят злых и добрых. Не убий. Не укради. Как все ясно и понятно. Я не жалею, что меня расстреляют. Я осознал, я поверил в Господа, он меня простит и примет. Я к нему вознесусь.
- А если ошибочка выйдет – и  в ад? – вырвалось у меня.
-  Не выйдет. Я так верую в Господа, как никто. Батяня вовремя подсказал. Представь, вся моя вера была бы впустую из-за какой-то мелочи. Можно верить всей душой и всем сердцем, а помолишься не на восток,  и все разрушится! И придет Божья кара. А ты веруешь?
- Да, но у меня, наверное, вера иная. А восток там, - я наугад показал на дверь, чтобы хоть как то его успокоить.
Серега страстно помолился, повернувшись лицом к двери. Успокоившись спросил:
- Ты мусульманин?
- С каких делов ты взял?
- Да разрез глаз у тебя странный.
- А-а, понятно. Нет, я не мусульманин, я – хохол. А ты считаешь, что если веруешь, то есть разница кто ты: мусульманин, христианин, баптист или чукча?
- ?! – ничего вразумительного от него  я не услышал, видно, сказалось отсутствие рядом его советчика – папеньки.
Дверь боксика распахнулась, Сергея вывели. Дверь закрылась. На деревянной лутке четко выведена свежая надпись: «Прощай свобода! 1 год поселка. Валера. Угледар». Написанное вызвало улыбку, о годе поселка мечтают почти все следственно-арестованные СИЗО, а для этого Валеры - трагедия.
Снова распахнулась дверь. Это за мной. Выходя я неожиданно для себя подумал: «А где же и вправду восток?»


17.02.97г.

• Шконка – нары, железное подобие кровати.
• Имярек – слово, заменяющее чье-то конкретное имя, фамилию (тот-то, та-то)
• Параша – туалет в камере
• Баланда – плохо приготовленная похлебка (тюремного или лагерного приготовления)
• «Дэ-эс» - дополнительное следствие
• Статья 218-я УПК Украины – «Объявление обвиняемому об окончании следствия и предъявлении ему материалов дела»
• Кипешной – неугомонный
• Хата – камера
• Вышаки – приговоренные к высшей мере наказания
• Шмонщик – лицо, проводящее обыск
• Дубинал – милицейская (полицейская) дубинка
• Стать на лыжи – скрыться от следствия, совершить побег
• Разменять - расстрелять