Лето в деревне

Каждое лето, по причине слабого здоровья, меня отправляли к бабушке в деревню, что в Куйбышевской (Самарской) области. Ближе к коровкам и курочкам. Следовало мне там жить и поправляться на деревенском приволье.
Бабушка Лена воспитала шестерых детей, теперь внуки пошли. Воспитание
Было простое: бегай сколько душе угодно, но завтракать, обедать, ужинать
Приходи вовремя, иначе останешься голодным.
Самое любимое времяпровождение с дедом и его лошадьми. Мне кажется,
Что будь его воля, он бы не расставался с ними никогда. И прозвище дере–
венское у него было»тачка», а ещё красивая фамилия Волгин. Какие у его
лошадей были замечательные огромные печальные глаза, с удовольствием
вспоминаю бархатные тёплые губы, берущие с ладошки хлебушек или са–
харок.
В медовый спас всей семьёй ехали к прадеду-медовику Константину. Начи–
налась сладкая сказка. Дед с белыми пушистыми волосиками, маленький, су–
хонький, быстрый,  сам как пчёлка, несёт чашку с ароматным мёдом. В доме много людей: дети ,внуки, правнуки. Как нас много, как шумно, весело. А вечером ловили раков, ближе к ночи голосистая семья поёт чудесные песни, то и пустится в пляс.
Нескончаемы  были мои деревенские приключения. Был во дворе погреб, мне очень нравилось сидеть там, спрятавшись от летней жары. Бабушка,  имею–
щая пышные бёдра и кучу нижних юбок, плохо вписывалась в проём погре–ба, и, посылая меня туда за картошкой или капустой, шумит мне вослед:
—Только кружку, ложку да хлеба возьми, а то опять сметану пальцем есть станешь!
Сметана и манила меня в тёмную глубину погреба. Сижу, ем сметану с деревенским хлебом. Тихо, прохладно, хорошо.
Вечером, когда придёт из стада корова, мне полагалось пить парное молоко.
Из–за него пришлось пережить неприятное приключение. Надо заметить, что всех коров у бабушки звали либо Зорька, либо Дёнка, либо Ночка по времени суток в час их появления на свет. Жили корова с телятами в хлевушке. Крыша хлевушка стала ветхой, но дедушка всё никак не мог её починить, за что получал от бабы Лены справедливые громкие выговоры. У соседки, тёти Ани, за хлевом была яблоня с чудесными прозрачными медовыми яблочками–ранетками. Где такие сейчас? Мне позволяла добрая женщина есть эти яблочки в любое время. Залезу бывало на крышу сарая и ем их в своё удовольствие.
В тот вечер, увидев, что Зорька, Дёнка  либо Ночка пришла из стада, и скоро мне придётся пить так нелюбимое мною тёплое парное молоко, я решила поискать кота, чтобы с ним поделится потихоньку от бабушки львиной долей молока. Надо сказать, что Серый очень меня за это уважал. В этот раз кота на улице и во дворе не было. Я решила залезть на крышу собирать яблоки, а там молоко станет холоднее да и кот появится.
Бабушка подоила корову, покричала меня, но я была тиха, как мышка в нор–
ке, возле которой сидит кот. Бабушка стала пропускать молоко через сепаратор, дед что–то мастерил. Я посидела на крыше, собрала в свою корзинку яблочек и побежала к лестнице, но… внезапно рухнула вниз и при–
землилась, а точнее »прикоровилась» на спину Зорьке–Дёнке или Ночке.
Несчастной корове стало плохо, она с диким рёвом выскочила вместе с наездницей из сарая. Дед с бабушкой обезумели от жуткого крика коровы и оглушительного визга всадницы…
Кое–как угомонили бедную корову, сняли с её спины внучку, клещом впившуюся в коровью шкуру. С той поры меня не поили больше парным молоком и с той поры панически боюсь коров. Но пришлось столкнуться с коровой ещё раз, уже дома. За бараком, где мы жили, были сараи. У нас там были козы, у соседей корова. И вот эту корову чем–то очень заинтересовал мой чумазый братишка. Корова медленно пошла на него, Саша спрятался за мою спину. Так мы пятились до сарая, а когда оказались прижатыми к стене сарая, я схватила с земли толстую палку; поставила один её конец корове в лоб. Стою, ни жива, ни мертва от страха, и приговариваю:
—Не бодайся, окаянная! Не бодайся, блудница вавилонская! (так к козе Машке другая бабушка Варя обращалась)
Сколько мы так друг на друга «любовались» не помню. Сосед из окна увидел всю эту картину и спас нас от любопытной бурёнки.
И сейчас, вспоминая поездку на коровьей спине и  «блудницу окаянную», улыбаюсь, вспоминаю сразу всех добрых и родных людей. Вспоминаю братство барачное. Барак—это не «коммуналка», в бараке не было для людей разъединяющего начала, вроде общей кухни и санузлов, была там послевоенная радость жизни, надежда на лучшую жизнь, исполнение желаний.