Трансферный кодекс

  В один прекрасный день Федору все надоело, и он осуществил свою самую несмелую мечту - он повесился.
  «Что именно ему надоело?» -  спросите вы. Да абсолютно все: жена - которая после того как разродилась двойней, обвисла в местах, которые раньше были привлекательны, и стала больше походить на самку орангутанга, нежели на женщину – со своим ужасным характером, из-за которого бедный Федор начал пить, курить и задерживаться на работе; дети (те самые, которыми разродилась жена), унаследовавшие от матери - скажем «Спасибо!» Господу Богу - только характер, но которые совершенно бессовестно транжирили отцовские деньги, заработанные им непосильным трудом; собственно, работа, на которой Федор горбатился вот уже тридцать лет, и которую ненавидел пуще жены, но которая – снова скажем «Спасибо!» Господу Богу – столь скверным характером одарена не была; и, в довершение всего этого великолепия, в эпоху страшных экономических потрясений и кризисов, погряз он в огромных долгах по кредитам.
  И вот, однажды, когда жены и детей не было дома, Федор взобрался на табурет, перебросил моток, купленной в хозяйственном магазине, веревки через турник в коридоре, просунул голову в наспех сделанную петлю и, оставив ненавистной семье лишь кучу долгов, сделал шаг вперед – в загробную жизнь.
  Очнувшись через какое-то время на той стороне, он обнаружил себя лежащим на холодных камнях практически голым – в одних лишь носках. Не понимая, что, собственно, происходит, он огляделся. Темнота была – хоть глаз выколи, но глаз этот (видать почуял неладное) быстренько привык, и Федор увидел людей – огромную-преогромную очередь.
  «И тут очередь…» - подумал Федор. И услышал рядом с собой те же самые слова, словно кто-то озвучил его мысли. То была молодая девушка, чем-то отдаленно напомнившая Федору его дочь. Она была одета в длинное белое платье, перепачканное грязью у самого низа. Федор все еще смотрел на девушку, как вдруг услышал, как кто-то истерично хохочет, и решил, было, что над ним (все-таки Федор был почти так же наг, как и когда родился), но тут увидел в толпе белобрысого юнца в шортах, который заливался каким-то девчачьим смехом над парнем, столь же голым, сколь и Федор. Внезапно Федору захотелось спрятаться, чтобы юнец не увидел его и не засмеялся.
  - Слышь, пацан, ты че – нудист чтоль? – усмехнулся юнец.
  - Ага, типа того, - кивнул голый парень. – Поплавать решил… вот… утоп.
  - Ну ты даешь! – захохотал юнец. На него зашикала какая-то женщина, затем еще одна. Он повернулся в их сторону, крепко ругнулся и снова засмеялся. Женщины принялись на него кричать, мол «Прекратите сейчас же смеяться! Тут все-таки люди умерли!».
  Федор воспользовался суматохой и незаметно пристроился в очередь. Обращаясь к приятной на вид женщине, стоявшей впереди, он спросил:
  - Женщина, а не подскажете, за чем эта очередь?
  Приятная женщина не успела ответить – ее опередил высокий мужчина в костюме с лицом, смутно напоминавшим лимон:
  - За ливерной, - сострил он и разразился неприятным хохотом. Никто, кроме него, не оценил шутки – большинство хранило молчание. Неожиданно, над левым ухом Федора раздался зычный голос:
  - Шутник… - Федор посмотрел на говорящего – то был бородач крепкого телосложения в камуфляже и туристическим рюкзаком за спиной. Бородач повернулся к Федору и спросил: - Блин, мужик, тебе не холодно так? Может дать че одеть?..
  - Не стоит…
  - Дава-а-ай… - он уже снял рюкзак и достал из него коричневый свитер крупной вязки и атласное трико. Протягивая их Федору, он с улыбкой добавил: - А то вон всех баб засмущал.
  Когда Федор оделся, бородач спросил:
  - А ты чего голый-то был? Тоже нудистом утоп что ль?
  Федор пожал плечами – он действительно не понимал, почему почти все люди вокруг были одеты, а он – и еще несколько человек – были, в чем мать родила.
  - А откуда у вас тут рюкзак? – спросил Федор.
  - Ну как… Я же турист – я с собой всегда беру все необходимое.
  - А что может быть необходимо здесь?
  Турист усмехнулся: - Ну, вот тебе одежка нужна была. А вообще… Здесь самое главное – полотенце и носки, пары три как минимум…
  - И тапочки, наверное, да? Белые… - шутя добавил Федор.
  - Нее… Это все чушь, сказки. Ну сам посуди - зачем тебе тапки, если ты умер? У тебя же даже физической оболочки нет. Ты тут хуже голодранца – у тебя только душа твоя бессмертная и все. Да, к тому же, тут с тапочками проблем нет, особенно с белыми – их за последние лет сто пятьдесят сюда столько натаскали, что еще надолго хватит. А вот с носками и полотенцами тут проблемы. Вот, то ли дело раньше было: помер ты – тебя хоронят со всем добром, которое тебе пригодиться может. А ща? Бросят тебя в гроб в каком-нибудь паршивом костюмчике – вон, ты глянь на всех них, как будто на званый прием пришли, елы-палы – и все. И если одежду ты тут найти сможешь, то вот с носками – беда. Ну, одна пара носок – это же вообще не дело, ну ты согласись?.. Вот, через Стикс поплывем когда… Носки промокнут, а сухих у тебя с собой нет – вот че ты делать будешь? Во-о-от…
  - Так… Про носки понятно. А полотенце зачем?
  - Ну, ты прям как в первый раз! – хохотнул турист и похлопал Федора по плечу. – Там, на шестом кругу такие пляжи! М-м-м… Закачаешься. Ну, а на пляж без полотенца идти – это не серьезно. Да и вообще, полотенце – это штука необходимая. Уж поверь мне…
  - А вы не первый раз тут, я правильно понимаю?
  - Верно говоришь, верно…
  Федор глубоко вздохнул, потому как голова его начала идти кругом от того, что наговорил турист. Через некоторое время, когда Федор немного успокоился, у них снова завязался разговор, обо всем: о семье, работе и т.д. Так, за разговором, время пролетело незаметно, и вдруг оба поняли, что уже находятся на другом берегу Стикса, и Федор несколько опечалился, что не завел знакомство с Хароном. Правда, турист сказал, что тот вообще мужик не разговорчивый, чем, собственно, Федор себя и успокоил.
  На этом берегу было светло, повсюду были пешеходные дорожки и аккуратный зеленый газон – вот так глянешь и не поверишь сначала, что в загробном мире находишься. Федор, разинув рот, глядел по сторонам, а когда нагляделся вдоволь, обнаружил, что турист уже ушел. Не зная, куда деваться, он так и стоял бы на месте, если бы к нему не подошел статный мужчина в черном костюме-тройке.
  - Воронков Федор Евгеньевич? – осведомился он.
  Федор кивнул в ответ.
  - Следуйте за мной, - сказал мужчина, развернулся на каблуках и куда-то быстро пошел. Федор еле за ним поспевал, пробиваясь через толпу снующих туда-сюда людей всех возможных рас и национальностей. Он не видел, где находится, а когда, толпа неожиданно кончилась, обнаружил, что стоит в длинном коридоре, около двери с табличкой «Менеджер по трудоустройству», и мужчина в черном костюме-тройке стоит рядом с ним и жестом приглашает его пройти в кабинет.
  Федор зашел в кабинет. Дверь за ним тихо закрылась, и он огляделся: то был типичный кабинет, коих сотни он повидал за свою жизнь – будь то в собесе, налоговой или бухгалтерии на работе. За единственным столом сидел горбатый мужичок в очках, повисших на крючковатом носу, нарукавниками и козырьком. Перед ним был какой-то аппарат, который можно было бы назвать компьютером, но коим тот, разумеется, не являлся. Этот менеджер по трудоустройству, не отрываясь от работы (он что-то сосредоточенно печатал), обратился к Федору:
  - Воронков Федор Евгеньевич? Присаживайтесь, пожалуйста.
  Федор сел на стул по другую сторону стола.
  - Так… А одежду вы где взяли? Нет, не надо, не объясняйте – это не важно… Вы в курсе, почему на вас не было одежды? Вижу, что нет. Видите ли, Федор Евгеньевич, в чем дело… Ваша жена костюм, в котором вас похоронили (ну, Боже правый, вы же не думали, что вас голым похоронили, верно?), взяла в прокат. Вещи, взятые в прокат, согласно пункту восемь статьи семьдесят три Трансферного Кодекса, трансферу не подлежат. А то, что на вас нижнего белья нет, вы не удивляйтесь – его тут ни на ком нет. Недавно закон приняли просто… Ладно, не буду загружать вас всякой ерундой. Перейду к делу… Для вас подготовлена вечная должность в рекламном отделе одной фирмы… я сейчас не помню названия… Тут, неподалеку, на втором кругу…
  Работа. Это слово, не прозвучавшее в действительности, эхом разносилось у Федора в голове. Его прошиб холодный пот, руки затряслись, захотелось плакать.
  «Ну почему?!» - думал Федор. – «Почему, даже когда сдохнешь, и то приходится работать?! Ну…»
  - Почему?! – воскликнул Федор, неожиданно для самого себя. Менеджер вопросительно поднял бровь:
  - Что «почему»?
  - Почему даже здесь приходится работать?!
  Менеджер обнажил свои жуткие белоснежные зубы:
  - Ну, Федор Евгеньевич, в этом нет ничего удивительного. При жизни, вы остались должны очень крупные выплаты по достаточно большому количеству кредитов…
  - Ну…
  - Что «ну»? Ваша жена, когда к ней пришел налоговый инспектор, очень ясно выразилась: «Пошел он к Черту со своими долгами!»
  - Погодите…
  - Что «погодите»? Желание клиента - согласно первому пункту тринадцатой статьи – закон.
  - Так, подождите… А это тут при чем?
  - Ну, как при чем? Вы, вообще, понимаете, где находитесь? Вы понимаете, кто я такой, вообще?
  Федор ничего не ответил, ему стало нехорошо.
  - Во-от… У вас долги… А согласно пункту три статьи сто одиннадцать Трансферного Кодекса…
  Федор не дослушал. Все и так стало понятно. Голос менеджера по трудоустройству звучал где-то вдалеке. Сотрясаемый крупной дрожью, Федор молча смеялся. А когда сил смеяться уже не было, своими нематериальными руками он обхватил свою нематериальную голову, и из его бессмертной души вырвался человеческий крик: «А-а-а-а-а-а!!!».