глава 8

  Глава 7 http://www.proza.ru/2011/02/08/1665

                В тёмно-синем лесу
                Где трепещут осины
                Где с дубов колдунов
                Опадает листва
                На поляне траву
                Зайцы в полночь косили
                И при этом напевали странные слова...*




              Оказалось, что думать, это тяжело. Как это понимать, - Любка первого сентября ушла без меня в школу. Как это понимать, что на моём месте возле Любки сидит Хмелёв. А я? Куда я? С кем я? От такого расстройства выгнала с последней парты двух оболтусов и уселась в угол, уставившись на старые, закрашенные свежей краской, рубцы на парте, исподтишка поглядывая на окружающее. Как резко всё изменилось, никто не бегает, не визжит, даже мальчишки перестали оббивать бока о парты и степенно здороваются друг с другом, как взрослые мужики.
              Класс постепенно заполнялся, и стало ясно, что сидеть рядом со мной ни у кого желания не возникло, это так унизительно, как во сне, когда с ужасом понимаешь, что стоишь голая посреди одетых.

             Последним в класс залетел Такеш, и то, что он далеко не обрадовался такой соседке, было унизительнее всего. Видно было, как он обречённо рыскает глазами другие варианты, но свободное место только одно. Даже не подойдя близко,  заорал, - « У окна я, вымётывайся!».  От такой наглости перехватило горло,  только и смогла так глянуть на оскорбителя, что тот заткнулся. Сел сопя, как телёнок в ведро.

             Место у окна мы оспаривали не раз, и пришли к одному соглашению, - кто первый с утра займет его, тот и сидит весь день. А потом стало наплевать, не до этого стало. Почему класс разделился на группы, почему ни в одной из них мне места не было, почему уже не прокатывали обычные выражения, - "дура, - сама дура", или " иди на фиг", - обозначающие примирение и ссору, согласие и отрицание. Почему моё оружие, моя сила, было бесполезно в этой борьбе, хотя нет-нет, да и получал кто по шее, когда нервы сдавали. А задевать  стали часто, мальчишки без стеснения высказывались о моей величине в целом и по частям в отдельности. Ответить сразу по-умному не получалось, как говорится, - " Хорошая мысля приходит опосля", да и "опосля" не получалось. В голове при обиде как бомба разрывалась, и все более менее заготовленные ответы дробило на мелкие ничтожные полуслова, что и не выговоришь. Не выдерживая такой нагрузки что-то перемыкало, и я трагически взвывала, вибрируя всем телом. Папка дома за голову хватался - « Да что же это такое! Я на работе целый день под напряжением, придешь домой, тут ты почище трансформаторной будки гудишь».

                Только мне казалось, что всем стало наплевать на меня, что меня, как кошку, вышвырнули из дома и подкармливают из жалости. Даже Катька не ругается, ей некогда, она долбит немецкий. Она не хочет никуда поступать учиться, она хочет замуж за Ромку Шнайдера. В совхозе жило три семьи немцев, их и за немцев то  никто не считал, только из-за фамилий. А тут они собрались все разом и укатили в свою Германию. А Катька так тихо с Ромкой дружила, что про них никто ничего и не говорил, ни плохого, ни хорошего. Это тебе не Любка, которая то с Михайло, то с Сашкой, да с таким треском, что уже и не понять ничего.

                Любка стала как чужая. Просто иногда шла рядом, потому  что дорога то одна. Конечно, о чём Любке со мной разговаривать, у Любки сапоги на замочке, новое пальто и шапка из кроличьего пуха, а я в бурках, в старом Катькином пальто и платке. Любке прокололи уши и разрешают ей в сережках ходить в школу и, самое главное, -  у Любки, у первой из класса, появились туфли на каблуках. Тут и разговаривать не о чем.

               Зима показалась бесконечной, нудной и скучной. Приходила из школы, бросала  в угол портфель, чтобы не раздражал своим видом, и начинала маяться от безделья.  Просто валялась, воя про себя что непонятное и смотрела то в потолок, то изучая лебедей на стене.   

               
                Только по весне, когда всё потекло, откидывая снег от дома, да прокладывая ломом дорогу ручьям, поняла, что дура. Да конечно дура. Дались мне эти умные разговоры, дались мне эти одноклассники, когда на первых проталинах малышня уже зазывно визжала, кидала ножички и прыгала в классики, очумев от первого тепла и такого аромата земли, что лёгкие готовы были разорваться, не успевая за сумасшедшим заглатыванием запыхавшихся ртов. Какой тут разум, когда так и хочется, как кошке потереться о землю, повёртываясь с одного бока на другой. Какой тут разум, когда от одной мысли, что ещё чуть, ещё немного и выкину эти развалившиеся бурки, и это тяжеленное ватное пальто, а особо ненавистный платок.
      
                Конечно, не выдержала, подошла просто посмотреть, потом скинула пальто в общую кучу.  И, как взвизгнула в первый раз, так и напрочь отшибло и Любку, с её каблуками и выкаблучиванием, и всех одноклассников. Только по темну, выдохнувшись от необычной нагрузки, заметила, что и постарше, и покрупнее меня дурачатся  рядом.    Так хорошо стало, так легко. Опять вернулось это ощущение, - праздник силы, где мне не было равных.
               
                С этой  первой весенней игры на поляне стало всё налаживаться, и отношение с ребятами, которых  готова была поубивать, и отношение со временем, которое не знала, как убить. Даже песни в  душе зазвенели громче, это даже Такеш заметил, потому как стал подвывать. Заразная оказалась болезнь. – « Там, на последней парте, перестаньте стонать!» - «А им всё равно, они зайцы». Но так легко отделаться от зайцев не удаётся. Солнце насквозь сканирует класс, горячие парты, горячие головы, в которые приходят совсем не умные мысли сбежать с последнего урока казахского языка на речку. Только совсем ошалевший решится окунуться в мутный ледяной поток Ишима, но в оврагах устоявшаяся вода должна прогреться. Купанием это нельзя назвать, - скорее крещением. После, с мокрыми следами на форме, предчувствуя, что дома за это будет другое "крещение", всё равно, гордые, что удалось первым открыть купальный сезон, орём по дороге, - " А нам всё равно, а нам всё равно, пусть боимся мы, волка и сову, дела есть у нас, в самый жуткий час, мы волшебную косим трын-траву!"  и по новой... . Если б кто знал, какое это облегчение, - не думать.

  Продолжение следует: http://www.proza.ru/2011/02/08/1709
         *Автор текста (слов):
Дербенев Л.
Композитор (музыка):
Зацепин А