Откуда берутся анекдоты

По характеру все люди, конечно же, разные. Злые и добрые, работящие и лентяи, честные и лгуны, порядочные и мерзавцы, ответственные и разгильдяи, а еще бывают художники. Серега был художник.  Нет, не в том смысле, что писал этюды , натюрморты и портреты, с кисточками у мольберта он никогда не стоял, а в смысле образа жизни, так сказать, состояния души. Очень часто художниками, непонятно почему,  называют
 и поэтов , и писателей, и кинорежиссеров, и даже исполнителей бальных танцев. У всех этих людей есть одна общая, неповторимая черта. Называть ее можно как хочешь – муза, вдохновение, страсть или еще как, но если  она вдруг куда-то исчезает, то не пишутся поэмы и романы, а краски на холст ложатся грубо, тускло и холодно.               
 
    Когда в Серегу вселялась эта самая муза, он мог бесконечно долго делать перестановки  в самой обыкновенной общежитской комнате, беспрестанно совая туда-сюда две кровати, тумбочки , стол и шефоньер. Продолжалось это до тех пор пока комната не приобретала либо абсолютно совершенный, либо жутко экстравагантный вид, который, впрочем, разрушался на следующий день за пятнадцать минут и весь процесс начинался заново.  Он мог потратить невообразимое количество усердия и кропотливости,  изготавливая из спичек сумасшедшие фрегаты с парусами и мачтами. Он мог несколько дней подряд вечерами мастерить какой-нибудь светильник из непонятно где найденной импортной бутылки, старого утюга и колеса от детского велосипеда. Он мог часами вырезать из журналов буквы только для того  чтобы повесить на кухне девиз типа «Никогда не оставляй на завтра то  что можно съесть сегодня».               
    Но если вдруг вдохновение куда-то исчезало, то весь занимаемый им ранее объем заполняла вязкая  мутная и абсолютная апатия. Причем ко всему – к учебе, к друзьям, к еде и даже к девушкам. Из-за этой самой апатии он защищал диплом на год позже положенного срока, потому что когда все его одногруппники носились по институту с чертежами и конспектами, он валялся на кровати, листая старые журналы. Так просто. Настроения не было.
 
      Жизнь текла своим чередом. Серега закончил институт, защитил диплом, устроился рапботать в строительную организацию, женился и через несколько лет его семья получила квартиру в центре, в новом многоэтажном доме на пятом этаже. Не скажу что жильцы этого дома жили как одна семья, но в большинстве своем они знали друг друга, дружили и общались между собой. Внутренняя сторона дома образовывала некое подобие двора и иногда в этом дворе можно было увидеть компанию мужиков, азартно «забивающих» знаменитого доминошного «козла».
 
   В доме грустили и веселились, растили детей, вселялись и выселялись, праздновали новоселья, дни рождения и другие праздники. Особенно любимым и наиболее ярким, как и для всех наших соотечественников, конечно же был новый год. Как известно, необходимым атрибутом этого самого главного праздника в году, конечно же, является пушистая красавица елка. Жильцы этого дома были того же мнения, и поэтому в каждой квартире накануне тридцать первого декабря красовалась зеленая лесная гостья, нарядная и сверкающая, ароматная и пахнущая зимой, детством, конфетами и бенгальскими огнями. Но очень скоро, после того как отгрохочут и отсверкают салюты всех новых и старых новогодних праздников, когда в холодильниках опустеют последние тарелки с холодцом, сельдью под шубой и салатом венегрет, елка теряет свою свежесть и привлекательность, начинает всем мешать, занимать много места, производить в квартире мусор и всем известная фраза «Вынеси елку» становится причиной ссор, споров и размолвок в каждой среднестатистической семье. Наиболее разумные из мужской половины жильцов этого дома процесс этот не затягивали, собирали в кулак остатки силы воли, ослабленной чередой обильных возлияний и очень скоро демонтировав древо,  выбрасывали его с балконов и лоджий вниз , на ту сторону дома где стояли мусорные баки. А затем кто перетаскивал елки поближе к этим бакам, кто нет это уже было на совести каждого. Всю эту процедуру можно было проделывать безболезненно только зимой, потому что с приходом весны во всех жителях первого этажа просыпалась невероятная любовь к земледелию и  близлежащие участки вокруг дома превращались в клумбочки и огородики, а любое туда вторжение или причиненный вред расценивался как покушение на личную собственность.
   
   Вышеупомянутая фраза звучала и в квартире у Сереги  из уст его супруги, но как и свойственно всем свободным художникам ликвидировать елку без вдохновения не было никакой возможности практически до той поры, когда на огородиках первоэтажников уже  появились крепкие согретые ласковым весенним солнышком ростки перцев, помидор и картошки.
   
  Дверь подъезда в котором жила семья Сереги была довольно тяжелой, нестандартной и поэтому со временем немного провисла и перекосилась. Если ее открывать не очень широко, только для того  чтобы просто войти или выйти, то она выполняла свою функцию вполне сносно. Но если нужно было внести или вынести какую-либо коробку или другую габаритную вещь, распахнув ее при этом несколько шире обычного,  она задевала за верхнюю ступеньку порожка и издавала  неприятный скрежет и рык похожий на перебранку между львом и экскаватором.
 
   И вот однажды, было это в середине июля, компания доминошников, изнывая от жары, занималась своим обычным делом в ожидании хоть какой-нибудь  вечерней прохлады. Солнце медленно закатывалось за горизонт,  натрудившись за день и наполнив все вокруг убийственной духотой и безветрием. Даже игра протекала как-то вяло без азарта, позевывая, без споров, шума и резкого клацанья костяшками об стол, без аппетита одним словом. Резкий, характерный и хорошо известный   звук широко распахиваемой двери заставил всех обернуться. Следующие несколько секунд напоминали стоп кадр из сценической пантомимы. Доминошники замерли, растопырив глаза и отвесив челюсти. На ступеньках подъезда стоял Серега, а в руках у него была желто-бурая, облезлая, сухая и скрюченная новогодняя ель. Он искоса бросил  взгляд в сторону игроков и на его щеках появился легкий румянец смущения. Еще через мгновение игральные кости с грохотом посыпались из рук «козлятников». Сказать , что они  ржали значит  ничего не сказать. У них была истерика, судороги, нехватка кислорода, икота и конвульсии. Продолжая корчиться они как по команде бросились к Сереге с криками: «Ты чемпион, рекордсмен, победитель, еще никому не удавалось додержаться с елкой до июля, ну максимум до апреля или мая. Качать его!» Еще больше смутившись от того, что проскочить по двору незамеченным не удалось, как-то виновато улыбаясь главный герой этих событий едва успевал отвечать на рукопожатия и уклоняться от довольно чувствительных дружеских похлопываний по плечу. В окнах близлежащих квартир заерзали занавески и захлопали форточки. Желающих поглазеть на происходящее становилось все больше. Настроение присутствующих уже грозило перейти во всеобщее ликование и всеподъездный  праздник. И только одному Сереге не очень нравилось топтаться на крыльце, как на подиуме, в середине лета, с елкой в руках, у которой при каждом резком движении осыпались остатки иголок, делая общую картину еще более смешной и он, улучшив момент, вышмыгнул из объятий гогочущей толпы  и  легкой рысью скрылся за углом.
   
   В этот вечер в семьях жильцов было как-то особенно тепло и весело. Мужики топорщились перед женами:
- … а ты говоришь я у тебя плохой! Да я у тебя еще ого-го! Мне до Сереги-то еще пыхтеть и пыхтеть, куда мне до Сереги-то…