Ускользающий пульс, или дверь в туманную комнату

Рыхлое дыхание рвало горло, наворачивая горечь и отвратительный привкус. Бежавший остановился и свалился за дерево, но наблюдателю показалось бы, что первое движение было прямым следствием второго. Липкая, но почему-то холодная, черно-бардового цвета кровь, ранее заливавшая глаза, ноздри и заполнявшая рот, теперь засохла. Забавно, кровь частично этого человека, частично его врагов, но, кажется, что сейчас шевельнешься, и треск ломающейся корки выдаст и приговорит. Дерево оказалось тоньше, чем хотелось бы, но расчет был больше на кустарник, заселивший острыми ветками нижние полтора метра от земли. Колючки царапали кожу, и после острейших клинков эта случайная агрессия со стороны пытающейся выжить природы казалось, максимум, дружеским приветствием, и как-то, даже, утешала.
Тяжелая, отдающаяся странным давлением в ушах, поступь стучала в такт сердца, точнее наоборот, а идут те, от кого прячется окровавленный, медленно идут. Сейчас остановятся, и сердце, хоп, и встанет…
Вдруг остановились и резко побежали обратно, откуда пришли, а сердце им в такт, остановилось и начало биться как безумное, все тело покрылось крайней степенью возбуждения, опять начался кашель, воздуха не хватало. «А мое сердце раздавит этот же сапог?».
Гехерд начал ощупывать места, в которых боль пульсировала особенно. Зеленоватого оттенка синяки покрывали все ноги, большей частью расположившись снизу. На груди особо повреждений нет, живот режет, но страшнее было начать ощупывать голову. Коли докоснешься до нее, то либо сразу стошнит, либо все тело пробьет судорогой, а после стошнит. Пересилив себя, болящей рукой нащупал источник боли и головокружения. Вот только зря коснулся его центра…

— Старший Дознаватель! Старший Дознаватель! С вами все в порядке?
Глаза еле открылись, легкие потребовали воздуха, будто не дышали несколько минут. Взгляд упал на стоящего рядом солдата в сером доспехе и с белой накидкой поверх.
— Если рана на голове с полчерепа – это нормально, то я как новенький.
— Шутите, – улыбка искренняя, хоть и глуповатая, – знак хороший.
— Ты к какой Семье принадлежишь? Что за форма такая?
— Что за Семья? – вдруг лицо напротив инквизитора стало белеть, не как у утопленника, а как у человека, медленно сыплющего на себя муку.
— Ты что несешь, солдат? Я, вообще, где?
Серо-фиолетовые стяги ниспадали между окон, тянущихся длинной вереницей, из которых бил ослепительно яркий свет, от которого зрачки начинают болеть, и рука сама стремилась спасти зрячесть. Немного пообвыкнув, Гехерд осмотрел больничное крыло, состоящее из длинной комнаты с прорезями в стенах, через которые сочился мутный, но сияющий изнутри,  туман, и пяти десятков кушеток, из которых только две были заняты. К руке прикреплена какая-та непонятная штука, на голове ободок из стали, на теле белый халат. Еле встав и отметив отсутствие будившего, Дознаватель пошел к лежащему на одной из кроватей, накрытому фиолетовым одеялом и обрамленным вокруг своего места матовым белым туманом. От одной койки до другой было метров десять; по ощущениям Гехерда, шел он часов шесть. Наконец доковыляв и преодолев пространство, которое то увеличивалось, то изгибалось, ранее окровавленный человек смог протянуть руку к подолу одеяла, накрывавшего лицо незнакомца. Пальцы отдернули ткань…

— Старший Дознаватель! Старший Дознаватель! С вами все в порядке?
Глаза еле открылись, легкие потребовали воздуха, будто не дышали несколько минут. Взгляд упал на стоящего рядом солдата в кожаном доспехе, скованным серебристыми пряжками, с бордово-зеленой рубахой под защитой.
— Ты что, издеваешься? – Хриплый голос прервался липкой жидкостью, хлынувшей в рот.
— Никак нет, Инквизитор! Наш отряд услышал боевые выкрики Варваров, и, зная, что вы с вашими людьми еще тут, побежали на звук. Лорды Семьи Амедея всегда ценили взаимопомощь, и мы, как его солдаты, не смеем вести себя несоответственно. – Смуглое лицо смотрело в ноющие глаза через зеленые ветки противного, колючего кустарника.
—Мать твою, тащи меня к Шестому. У меня конкретная рана в голове.
Свет опять померк. Сероватый пар закружил сознание, фиолетово-белые блики перед больными, красными глазами. К горлу подкатывает ненавистный комок. Плохо… плохо это все.

— Инквизитор? Проснулись?
Веки еле разомкнулись. Правая рука не двигалась, левая болела так, что лучше бы ее вообще не было. Ноги онемели, живот кололо. Голова была пьяна обезболивающими и наркотиками, которых не пожалели для раненого. Рядом с кроватью сидела девушка. Первый взгляд на место, где оказался герб Лаборатории Духовного и Телесного Воздействия, вышитого на черно-зеленой рабочей форме, второй на лицо, милое, обрамленное светлыми волосами, третий пониже. Попытался пошевелить языком и челюстью. Не получилось. Тогда губами и хрипом выдавил что-то вроде «нет».
— Вы поправитесь, - девушка слегка улыбнулась, усталые глаза у нее сомкнулись на мгновение, после сразу открылись и немного извиняющимся взглядом посмотрели на страшное, искаженное болью и шрамом на скуле воплощение душевной и физической боли Дознавателя. После минут десять сидели в тишине. Она положила на голову лежащего холодную тряпку и бережно ввела в вену что-то подозрительное. Вернулась способность говорить.
— Как вас зовут? - выкашлял, оплевав кровью разорванную рубашку и одеяло.
— Вы что! Осторожнее, если вы тут от внутреннего кровотечения помрете, влетит мне. – Уголки губ поднялись, из глаз исчезли нотки формальности. – Мария.
— Вы не беспокойтесь, я, похоже, живучий.
— Это точно. Ладно, удачи вам. Скоро навещу.
Кинув взгляд, Мария прикрыла дверь. Прошло два дня, девушка не навещала. Еще несколько раз приходили другие Алхимики, вкалывали лекарства, поили настоями. После всего этого ада, боли в полном одиночестве и периодических лиловых пятен в голове Гехерд смог встать и позвать проходившего по коридору солдата просто перемолвится словом. В голове витало две мысли: «Почему меня положили в отдельную комнату, а не в лазарет, где если со мной что-то не так, то сосед может позвать кого-нибудь?» и «В аду наверно веселее, мучайся, но хотя бы вместе с кем-то». Вторая мысль была озвучена проходившему солдату, но тот юмора не понял и с поникшим взглядом попросил разрешения удалиться. Выпросив табак, Гехерд отпустил беднягу.
Через сутки прибыл гонец, почему-то весь в черном, и сказал, что привез послание Церковника Кемера. Это оказался приказ, в котором говорилось, что Старший Дознаватель Гехерд во главе с пятью преступниками отправляется на повторную вылазку к Восьмому Рубежу.
— Церковник Кемер просил добавить, что если приказ не будет выполнен, то вас повесят.
— Ну спасибо, приободрил. Я тут, знаете ли, притомился в тылу сидеть.
— Если хотите, могу передать послед… передать сообщение семье.
—  Таковой не имеется. – Гехерд уже отворачивался, когда вдруг захотелось добавить кое-что, - передай  Вершителю Варанаю, что узнаем, кто больше может выпить и кто лучше фехтует уже на том свете. Свободен.
Раньше было верование, что если веревка, на которой человека собирались вешать, порвалась, то осужденного считали спасенным богом и жизнь ему сохраняли. С приходом церкви к власти этот обычай упразднили. И на второй раз использовали гильотину: коли веревка опять порвется, то результата это не изменит.
— Убить меня, тварь, решил. – В Гехерде накипала злость. Опять заболела еле-еле зажившая рана на голове, заныла рука. Послу он наврал: в Оплоте его ждала десятилетняя сестра. Варанай обещал присмотреть. Без письма она его быстрее подзабудет. После взрыва ярости, обратившимся разломанным стулом, выбоиной в стене и вспышкой боли, сложившей тело и повалившей его на ледяной пол, наступила тупая пустота. Ослушаться нельзя - убьют с позором. Что же делать? Захотелось оставить весточку Марии, но что можно было написать чужому человеку?
Через день, под багровым с зелеными вкраплениями небом, собрался. В первую очередь заглянул в медицинский отсек и потребовал на правах инквизитора самое сильное обезболивающие в размере, превышающим летальную дозу вдвое. Встретился с преступниками, у них были пустые глаза и тяжелые кандалы на руках. Порядок Гехерд знал: выйдет с отрядом за ворота, их закроют, сбросят со стены ключи от уз. Если преступники не пойдут за командиром, то сверху расстреляют. Смерть от топора палача получше, чем от топора Варвара, кто выбирает такой путь после преступления?
Имена он не узнал, дал каждому порядковый номер и велел запомнить, сам запомнил по скудным особенностям. Потом поискал напоследок девушку-алхимика и, не найдя ее, взял минимум еды, которой должно хватить на сутки – это как раз время путешествия до Восьмого. Выбрал самого живого из подчиненных и приказал остальным отдавать свои жизни за него не раздумывая: выбранный побежит с данными разведки обратно, хотя в том, что это кому-то нужно, Гехерд сильно сомневался. На удивление в ответ его безумному приказу и его формулировке он увидел только холодные кивки. «Да они уже умерли». За этой мыслью последовала «Инквизитор возглавляет мертвых!» и слабое шевеление губ, после сдавленный смешок, после оглушительный хохот. Осужденные испугались, отошли.
Последнюю ночь в хоть каком-то тепле Инквизитора Нерсусианской Церкви преследовали бело-серые сны с туманом.

Стук ударов, вскриков и тяжелое дыхание заполняли собой внутренний двор центрального собора.
— Эй, вернулся! С кем же я бы показывал новобранцам, как рубятся настоящие мужчины? Ха-ха! – Варанай с улыбкой спрыгнул с небольшой ограды, на которой сидел, наблюдая за тренировками молодых Вершителей. Хлопнул вернувшегося по спине и нахмурился, а потом заулыбался, когда хлопнутый поежился, но быстро привел лицо в подобающий вид и крепко сжал его руку. Рана на голове начала заживать, этому способствовал ясный день и приятное ощущение жизни. Вообще, Варанай с Гехердом не очень-то были дружны, но как-то давно Гехерд оказал услугу Старшему Вершителю Варанаю, тем самым заключив негласный договор о взаимовыручке. Слава Двуликому, сейчас Гехерду она не понадобилась, хотя пару деньков назад он был уверен, что беспринципный Вершитель станет единственным близким человеком его сестры.
Кемер как-будто забыл о последних событиях и приветствовал Гехерда на общем собрании, как и всех остальных, может разведка правда была острой необходимостью? Мысли предпочитали не заполнять себя этим, и голова приветствовала только спокойствие.
Дознаватель выпросил пару дней отдыха в связи с тяжелыми последними днями, плохим состоянием здоровья и спокойной обстановкой в городе. Сектой, как-то связанной с татуировками на плечах, он обещал заняться позже, мелкие преступления спихнул младшим по званиям. После спокойного сна и разговора с сестрой, он отправился в Лабораторию Духовного и Телесного Воздействия. На вопрос о Марии все отвечали отрицательным покачиванием головы и невнятным бормотанием, наконец, в Отделе Некрологии и Хирургии многогодовые тренировки выпытывания информации и расследования убийств, краж и сектантов дали свои плоды, и ленивый клерк показал в сторону больничного крыла близ центра города.
В прихожей пахло обеззараживающими на спиртовой основе и чем-то мятным. Его попросили снять верхнюю одежду и накинуть халат, чтобы не причинить нежеланного вреда больным. Мария оказалась в палате, показавшейся Гехерду знакомой. Это была палата для людей с тяжелыми травмами. Мария стояла спиной ко входу, она мельком глянула и сразу отвернулась, через несколько секунд чуть не подпрыгнув, она резко развернулась к Гехерду.
— Вы? Но… вы же умерли! – взволнованная, с встрепанными волосами, немного томным от перегрузки взглядом.
— А… кхм… ну, я же говорил, что живучий. Ммм… ну вот зашел проведать и… поблагодарить за заботу.
Девушка, утратив всякий интерес к больному, подошла к инквизитору. Ее рука легла на пересеченную шрамом скулу, глаза удивленно всматривались в лицо вошедшего.
— Но… я же... – Девушка сделала шаг вбок и указала взглядом на кровать рядом со входом, только сейчас Гехерд заметил, что по щекам Марии текут слезы. На кровати справа от него кто-то лежал, накрытый светло-лиловым одеялом. У Гехерда остановилось сердце: во-первых, никто не использует такой дорогой цвет для одеяла, тем более в лечебнице. Во-вторых…
Мария подняла заплаканные глаза:
— Вы умерли минуту назад. И… у вас кровь идет.

Боль в голове ударила по телу и сновидение исчезло. Гехерд лежал под деревом, скрюченный, обреченный, больной страшной душевной болезнью – безысходностью. Осталось их четверо, один пытался бежать, его пристрелили, второй убежал уже при отходе от Шестого, его пристрелят. Спутники как-то странно косились на инквизитора. Вдруг злоба опять захватила власть над челюстями и языком:
— Чего вам, мрази, предавшие родной народ? Чего? – но, на удивление, из троих один после этой фразы глаза не отвел, а тихо шепнул:
— Вас тоже за преступление осудили? Что же вы совершили? Украли булку или перекинулись фразой с сектантом, который не такой уж и плохой парень, просто искал поддержки?
— Не твое дело. Я ничего не нарушал, я свою жизнь посвятил служению Богу и народу, я инквизитор, если ты еще не понял.
— Тогда почему умирать собрались? Достало все? Веревка подейственнее будет! Тем более, вы в ней толк знаете.
— Еще одна фраза и я тебя вздерну.
— А что, может быть, я за этим и пошел, чтобы дети мои не видели из толпы, как тело мое болтается над землей, или голова катиться по ней же.
Гехерд промолчал, эти последние барахтанья человека в осуждённом заставили как-то нервно внутри все сжаться, пустили холод по всему телу. Нельзя позволять страху подчинить себя. Гехерд встал:
— Подъем, осталось всего-то треть пути до Восьмого, скоро начнут попадаться патрули Варваров, сейчас сворачиваем в лес поглубже, а там дальше разберемся.
Первый день подходил к концу, половина обезболивающих тоже. Они встретили один патруль Варваров, правда повезло – те бежали куда-то, не разглядев в кустах вжавшихся в землю нерсусианцев. Но на всякий случай те еще минут тридцать не высовывались. На каждом листочке кустов были капли, они скатывались и падали волной на берег сознания, усмиряли боль и создавали легкую музыку в голове. Гехерд слышал уже эту песню. Может быть в детстве, а может быть и в любую другую минуту его жизни, которая текла неспокойной рекой по камням и ущельям. Вдруг тело инквизитора напряглось и резко повернуло голову назад, к Оплоту, и в этот же миг раздался крик. Осужденные даже не шевельнулись.
— Вы это слышали? – с хрипом произнес инквизитор.
— Что мы должны были слышать? – лицо ближайшего осужденного пересекла нервная гримаса.
Гехерд  отвернулся от него. Один вопрос терзал его: почему он среагировал на крик до того, как тот раздался? Стоп… секундочку… ведь крика не было, иначе его слышали бы остальные… Только бы это оказался сон.

Глаза освещало белое солнце, бившее в окно. Мягкое одеяло на нем и легкое покалывание в ногах, как будто они сильно замерзли, прежде чем окунуться в тепло. Рядом кто-то сидел на кровати. Приятно. Чья-то рука лежит на торсе. Инквизитор отдернул одеяло, на кровати сидела Мария. Она улыбалась, и солнце сзади создавало некое подобие нимба вокруг светлых волос. Мягкое, чуть вытянутое лицо, нежные, иногда чуть прикусываемые от волнения или смущения, губы, и руки, быстро убранные с тела инквизитора под настороженным взглядом не привыкшего к нежности пса церкви.
Слава Двуликому, это был всего лишь страшный сон! Но… наверное приснилось, что я умер, иначе, почему сейчас я лежу в кровати и рядом Мария. А! Это, наверное, рай! “Ха-ха, это смешно” – пронеслось в заживающей голове инквизитора.
— Эм… Мария, что…
— Вы, как только вошли в больничное крыло, сразу упали в обморок, скорее всего от очень насыщенного запаха обезболивающих и обеззараживающих, которые ваше тело уже не переносит. Потом что-то бубнили про то, что умираете, но все это был сон, всего лишь страшный сон. Я здесь, с вами. И… простите, что, пока вы лежали на Шестом, к вам не заглядывала – меня в срочном порядке отправили к развалинам Седьмого на блокпост, а когда я туда подъезжала, на него был совершен набег, и мне пришлось задержаться для оказания помощи.
— А, да ничего страшного. То есть грустно, что не зашли, но… в общем…
— Я понимаю – заулыбалась Мария.
Гехерд встал с койки около входа в больничное крыло. Что-то никак не давало ему покоя. Но это не очень важно, главное, что сейчас жизнь продолжается и… и рядом Мария. Ей нужно было доделать некоторые дела, она предложила Гехерду подождать немного и заодно прийти в себя. Потом у обоих было свободное время, и как-то сама условилась небольшая прогулка, а также разговор за чашкой настойки, что зовут здесь чаем за неимением последнего. На улицах сегодня было на удивление тихо. Относительно, конечно. Гехерд осознавал, что не помнит, когда последний раз разговаривал с кем-то просто так, для удовольствия, идя просто куда-то. Да и вообще понятия “свободного времени” ни у инквизитора, ни у Алхимика не было. Гехерд находился на временном больничном, да и то за большие заслуги, а Мария… Гехерд решил не уточнять.
Говорили о жизни, о прошлом, о шансах на будущее, о работе, о штурме Восьмого (правда, говорил об этом, в основном, Гехерд), о недавних событиях в горах. Как-то перешли к рассказу Марии о блокпосте на руинах Седьмого Рубежа.
— … ну, и я вышла на свежий воздух. Понимаете, ой, извини… понимаешь, после операции приятно и полезно постоять на ветерке. Наш блокпост был давно рассекречен, и варвары уже приходили пару раз, правда, человек по десять, не более. Почему они не снесли нашу заставу, для меня и солдат загадка. Верховное командование приказало оставаться на местах и наблюдать, а также быть перевалочным пунктом для чего-то, во что меня не посвятили. Глупость какая-то, но, солдаты говорили, что у Варваров что-то там случилось, и чужеземцы затихли. Как раз перед тем, как я прибыла на блокпост, был небольшой набег. Ранили офицера, убили нескольких, а также снесли деревянные ворота. Когда я вышла во внутренний двор, ворота еще не починили и трупы тоже не убрали. Я начала ходить среди тел и проверять, все ли мертвы. Командиры требуют обязательного заключения лекаря. И тут я увидела в воротах одного из них… ну ты понял. Страшный, но спокойный. С мечом и щитом, с глазами зверя. Он смотрел на меня. Ну, я, естественно, закричала. Было уже темно, и часовой не увидел, как они подкрались, а внутренний двор весь освещен. Почему они меня не убили из лука или еще чего, не знаю. Но…
Вдруг в голове у Гехерда что-то всплыло:
— Подожди ка, говоришь, закричала уже вечером? Громко? И это было через пять дней после нашей встречи?  - в голове витало “два в лазарете, через день гонец, через день отправился, весь день шли…”
— Да-да, дело было вечером, закричала так, что дальние часовые услышали. Говорили потом, когда вернулись, что думали, Варвары теперь пытать пленных научились. А прошло времени… ну где-то так. Это важно? – Мария с озабоченным взглядом повернулась к еще более озабоченному лицу инквизитора.
Остаток вечера прошел несколько скованно и нервно. Гехерда без конца беспокоили мелькающие и уплывающие мысли. Попрощавшись с Марией, он вернулся домой. Сестра спала, инквизитора тоже начало клонить в сон, как только он упал на постель, его сознание начало падать через небо фиолетового оттенка в промокший темно-зеленый лес.

Дрему согнал налетевший холодный ветер, перебирающий кости в теле трех сжавшихся комком лежащих на земле людей. Пару часов назад один из преступников провалился в ловчую яму с кольями на дне. За четыре сотни метров от них располагался небольшой лагерь Варваров, а за ним в километре начинались развалины поселения у Восьмого. Чудо, что они все еще живы, правду Мария сказала: что-то отвлекло врага, и он затих. Кто сказал? О! Замечательно, начинается путаница реальности и снов. Ну, если еще обезболивающих, обладающих наркотическими средствами, принять, так и умирать не страшно. А что, это мысль… Тем более, шансов пройти через лагерь Варваров меньше, чем шансов остаться целым после выкрикивания антирелигиозных лозунгов на улицах Оплота.
Что же, план прост до безобразия. Нанесем на карту лагерь, что заметили сейчас, отметим большое количества вырубленного леса, а также странную яму по центру тракта. После чего дадим еды выбранному вначале заключенному и отправим его назад. Будем надеяться, что еще один трагически погибнет, чтобы не делиться с ним остатками дури, и употребим последнюю по назначению. И умрем с мыслями о том, что все могло бы выйти иначе. Ах да! Еще напишем Кемеру на обратной стороне карты что-нибудь в стиле “Поздравляю с победой!”. Будем надеяться, что через пару десятков лет, когда тот попрощается с жизнью, церковник проявит вежливость и ответит “Благодарю!” в аду, где и Кемер и Гехерд будут гореть. Правда, никакого блага Кемер миру не подарил.
Не, пора заканчивать с депрессивными мыслями. Это же последнее задание в жизни! И тут инквизитора прошиб пот, и по телу разлился адреналин. Он приготовился к финальному прыжку, как и на многих других своих заданиях, рефлексы и ощущения обострились. На лице появился оскал. Будь что будет, а эти данные разведки правда могут пригодиться, и он бьется за народ и веру, а не из желания что-то доказать своему убийце.
Скоро карта была готова, и последние крохи еды отданы посыльному. Но, как бывает в самый неподходящий момент, последнему оставшемуся в живых осужденному, не считая посыльного, глотку пробила стрела, трое воинов начали подходить к Гехерду, один из них натягивал лук, чтобы пристрелить и его. Парень с картой уже дал деру, и Гехерду очень хотелось последовать его примеру, что он и сделал, но побежал он вглубь леса. Если убежавшего убьют, то все будет абсолютно бессмысленно.
Пробежав минут десять, он вынудил отстать лучника, периодически в него целившегося, но так и не попав из-за густоты леса, и, немного сбавив скорость, разрешил первому бежавшему преследователю догнать его. Резко развернулся и, заранее вытащив короткий меч, всадил его по рукоять между ребер по инерции не успевшему остановиться варвару. Провернул, и, не вытаскивая потрясающей работы клинок, увернувшись от меча второго догоняющего врага, побежал дальше. Бежали еще минут пятнадцать, лучник куда-то делся, но погоня продолжалась.
Вконец измотанный, Гехерд остановился, чуть отдышался, отпрыгнул от первого взмаха. Второй был ближе, третий оставил существенный порез на груди. Из оружия был только кинжал. Еще немного попрыгав и поуворачиваясь, умудрившись резануть по левой руке варвара, Гехерд был вжат за шею сильной рукой в дерево, а меч был приставлен к сердцу. Холодные глаза смотрели на него из другого, дикого мира. Меч начал свой последний для Гехерда удар, глаза судорожно пытались еще раз окинуть мир, легкие пытались сделать последний в жизни глоток воздуха, меч пропорол ткань, начал входить в тело…

Агрх! В холодном поту Гехерд проснулся на полу, тяжелое дыхание создавало над ним серую пелену пара. Было душно. Накинув одеяло на плечи, инквизитор открыл окно и встретил красными глазами первый луч поднимающегося солнца. Луч ослепил на некоторое время все чувства, приковал к себе взгляд, заставил смотреть до слез. Скоро наваждение прошло, а вместе с ними и выпрошенное время для отдыха. В дверь уже стучался посыльный.
Гехерд открыл дверь, на пороге стоял гонец из церкви, почему-то весь в белом. Гонец показался Гехерду очень знакомым, но в голове всплывали только темные пятна. Парень передал письмо, в котором говорилось, что недавно была замечена активность некой новой секты “Слушающие Эхо”, они отличались какими-то татуировками на плечах, что-то такое Гехард уже слышал перед взятием короткого отгула. “Как глупо” – подумал Гехерд, - “Кто же оставляет такие отличительные метки на людях, входящих в как бы секретную организацию? Скорее всего, фанатики, туда десяток Вершителей или Вараная с его псом, и все будет улажено”.
— Церковник Кемер просил добавить, что если при… что этим делом стоит заняться срочно.
— Ага, я тут, знаете ли, притомился в тылу сидеть.
Все это казалось странно наигранным и знакомым, но Гехерд решил, что страшные сны, преследующие его с последней операции на фронте, немного расшатали воображение. Что же, он даже рад, что пора снова приступать к делу!
Прошло четыре дня. Страшных снов больше не было, с Марией увиделись всего один раз – оба были очень заняты, а вот с сектой оказалось не все так просто. Она активно пользовалась катакомбами (впрочем, как многие секты), карты которых, после событий в Нижнем Городе, стали, так сказать, не очень точными. Но все как-то да двигалось, удалось узнать имена лидеров, выявить предателя в своих рядах и полностью протрезвить мозг тех, кто начал поддаваться на уловки фанатиков. Да и вроде было все как всегда, все как раньше.
Вечером условились встретиться с Марией. Хоть мысли были полностью погружены в отыскивание связей между событиями, происходящими в городе, которые могли иметь отношения к секте, это не помешало дежурному разговору о том, как идут дела, и о том, что идут они, как обычно, плохо, но относительно вполне терпимо.
— Ха-ха, да! Именно так! Представляешь, я не сразу поняла, что он хотел этим сказать! Да, у нас много смешных случаев в Лаборатории случается. В такие времена смех – единственное, что сохраняет рассудок в порядке.
— Ага, я заметил, правда с обратной стороны, дело в том, что большинство инквизиторов не улыбается.
— Да ладно тебе!
— Ну, согласен, я иногда за них всех посмеиваюсь. Вот сегодня вместе с тобой на месяц вперед наулыбался.
Гехерду было очень приятно, что в его жизни появилась Мария. Он думал, что давно потерял умение общаться без взгляда-угрозы и говорить без двойного дна в словах. Он помнил, как кричал на новобранцев, как тихим, холодным голосом выпытывал информацию, как в злобе издевался над глупцами-сектантами. Гехерд боялся думать, но иногда заветная мысль о том, что жизнь идет вверх, смущенно проскальзывала у него в голове. Так они дошли до дома Марии.
— Спасибо тебе за прекрасный вечер, мой суровый инквизитор. А теперь пообещай мне кое-что, ладно?
— По законам жанра я должен сразу согласиться и спросить, что пообещать, но я, пожалуй, сделаю все наоборот.
—Не забывай меня там, на том свете, ладно?
— Мария, ты что сейчас сказала?
— На том свете вспомни обо мне, о призраке твоего одиночества.
— Кхм… мне кажется, я уже дважды ослышался. Ты попросила вспомнить о тебе после смерти?
Мария смущенно улыбнулась и нежно приобняла Гехерда за плечо, а другую руку положила ему на сердце. И начала медленно таять в лиловатом тумане.
В спину врезались сучья и кора, шею плотно сжимала чья-то рука, а прекрасные глаза Марии превратились в глаза из камня и металла. Клинок пробил сердце Гехерда насквозь, остановившись только на пятом сантиметре внутри дерева.

— Старший Дознаватель! Старший Дознаватель! С вами все в порядке?
Глаза еле открылись, легкие потребовали воздуха, будто не дышали несколько минут. Взгляд упал на стоящего рядом солдата.
— Ты что, Джо?
— Простите, инквизитор, какой такой Джо?
— Да был один такой идиот под моим командованием.
Гехерд сел. Солдат рядом пропал, зато появился Кемер собственной персоной. Он протянул инквизитору руку и помог встать.
— Я что, попал в ад, где меня окружают дураки и безжалостные скотины? Хочу сказать, я в нем иногда и при жизни бывал.
— А вы, Старший Дознаватель, смотрю, чувство юмора не утратили, это хорошо! Ну что, как там, на передовой?
— Совсем не так, как у вас в теплом кабинете, Церковник.
— Ну что, как вам умирать?
— Я еще не умер, раз разговариваю с вами, иначе окажется, что наш Бог не такой уж милостивый, раз не избавил меня от вас.
— Ну-ну, не богохульствуйте. Смерть еще не повод для предательства своей веры!
— В любом случае, я бы хотел перекусить и пойти куда-нибудь, меня угнетает… а где это мы?
— В твоей больной голове, Гехерд, напичканной обезболивающими наркотиками или привязанностью к какой-то там алхимичке, а может и просто пробитой, и поэтому плохо соображающей.
— А почему или?
— Ну так сам реши, что из этого правда, а что сон.
— Мне кажется, решать нечего.
— Да ладно тебе, сон и то и то. Ты погиб в самом начале, когда один из варваров пробил тебе голову.
— Что-то не очень верится.
— И правильно, я решил пошутить, но с шутками у меня с детства не заладилось. Ну что же, прощайте, Старший Дознаватель Гехерд, вы хорошо служили своему народу.
— Прощайте Кемер, и передайте привет от меня клинку, что когда-нибудь окажет этому миру неоценимую услугу, проткнув вас.
Кемер пропал, а Гехерд в белом балахоне сел на ближайший камень. Что же, это не такое уж и плохое завершение. Вокруг вился лиловый туман, и Гехерда начало клонить в сон. Кто-то прошептал ему на ухо “спасибо”, а потом еще кто-то положил ладонь на его голову, по которой опять текла кровь. Чей-то голос что-то рассказывал ему, но Гехерд уже спал крепким, непробудным сном.

— Эй, Сеций, смотри кого это нам привезли.
— Филат, я занят. Что-то настолько особенное, что я должен оторваться от проверки работ моих учеников?
— Помнишь вчера на практике одна девчонка, которая в полевые врачи метит, что-то на полях тетради рисовала, вместо того, чтобы печень зарисовывать?
— Ну да, как-то ее на “М” зовут.
— Так вот, тот парень, что был нарисован на полях, очень похож на этого.
— Совпадение?
— Конечно.


Рецензии