Голуби

         Голуби прилетели на подоконник, когда Белопёрову привезли из больницы. Они звучно царапали коготками по жести. Но Нина не сразу заметила их. Её ослепила белизной постель матери. Кровать была пуста и аккуратно застелена.
         - Мама, вот я и дома, - сказала Нина и обожглась слезами.
         - Ничего, – успокаивала её соседка Люба, которая  привезла Нину из больницы. – Ты крепись как-нибудь… Похоронили её хорошо... Сейчас я борщ принесу… От судьбы разве уйдёшь?! 
         - «Не уйдёшь!»
И тот злополучный наждачный круг точильного станка – тоже был в круге её судьбы. Он раскололся во время работы, и отлетевшим куском пробил грудь Владимира. Муж скончался. А у Нины будто сломалось что-то внутри, оборвалось, остановилось. Померкло небо, пропал интерес к жизни. И ещё сильнее  обострилась болезнь ног. Они часто распухали, ныли и ломили. «Дотянуть бы до пенсии». Особенно по ночам нестерпимо болела правая нога, будто из неё жилы вытягивали. Врачи настаивали на её ампутации.
        - Иначе…  Сами понимаете…
Но смерти Белопёрова не боялась, потому что не осознавала вполне, что это такое? Иногда она даже призывала её, чтобы разом  избавиться от одиночества, тоски и страданий. В начале зимы Белопёрову положили в больницу. И вот на дворе уже март. Но больную ногу сохранить так и не удалось. 
        Родная комната распахнула перед Ниной всю её прожитую жизнь. Вот еле приметные три зарубки под белилами на дверном косяке. Это покойный отец увековечил рост дочери - в три года, в десять и в семнадцать лет. Вот любимая деревянная книжная полка в углу - ручная работа мужа. Полка будто освещается Володиной улыбкой. На столе Нина заметила пенсионное удостоверение.
        «Добрая соседка постаралась!».
Приятным теплом в груди  разлилась на минуту радость. Дожила-таки до вожделенной пенсии. Но только на минуту,  потому что подумала, что, вряд ли вообще теперь  куда пойдёт. И горло снова сдавил спазм слёз.
         Нина старалась не смотреть в сторону маминой постели. Но взгляда не остановить.
«Сколько ж разных моих болячек ты прожила со мной, своим больным сердцем?!».
        - Вот я и дома, мама, -  тихим голосом повторила Нина.
        В ответ - непривычное жуткое безмолвие.
        И вдруг - царапанье коготков голубей по жести подоконника.
        - Милые вы мои! – будто с людьми заговорила Нина со знакомой парой сизарей.  – Как вы узнали, что я дома? Сейчас я вам булочку покрошу, милые… Сейчас.
Она кое-как дотянулась до форточки. «Теперь, чего же!? Инвалидка. Теперь -  всё с трудом».
        В изнеможении Белопёрова опустилась на диван и, полулежа, стала  наблюдать за птицами. За окном на слабом ветру покачивались верхушки деревьев. Сквозь них виделась синяя глубина неба. А чуть ниже оттаявшие крыши соседних домов. Голубь закружил вокруг подруги, заворковал свою любовную песню.
       - Весна!
И неожиданно то ли от выплаканных слёз, то ли от прилетевших голубей, а может, от яркого мартовского неба у неё полегчало  на душе. «Жизнь продолжается!»…
На подоконнике суетливо скреблись по жести голуби,  склёвывая  крошки хлеба. А дальше виднелись голые верхушки клёнов и шиферная даль города.
«Как уменьшился  мир!».
        Впрочем, по небу поплыло живописное облако, показался белый росчерк от самолёта, пролетела стая беспокойных грачей…
Напрягаясь, Нина  добавила ещё хлеба голубям. А вскоре и Люба принесла  душистый борщ .
        - Ты уже сама голубей кормишь? - удивилась соседка.
        - А как же, Люба?! Они мне весну принесли!

        Сегодня с утра я не могу думать ни о чём, кроме как о  Нине. Сегодня группой товарищей по работе мы идём к ней в гости к обеду. И она ждёт нас, очень ждёт, потому что жизнь продолжается. Будет много друзей в её доме.
        И, конечно же, будут голуби на подоконнике.