Серые глаза

Рассказ - победитель конкурса в группе Марины Крамер.

Я ненавижу эти серые, со стальным блеском глаза, в обрамлении густых коротких ресниц. В любом другом случае их считали бы красивыми, но именно от этих бросает в дрожь и начинает трясти. Они являются ко мне, раньше – еженощно, сейчас совсем редко, и неизменно – отдельно от лица,словно улыбка чеширского кота. Смотрят внимательно, изучающе, не моргая, точно пытаются прочитать меня изнутри. Им никогда не быть веселыми, потому что данный им от бога - или дьявола - цвет радужки символизирует конец жизни. Они вызывают оцепенение, это – воля к смерти, это шаг в пустоту. Сейчас я уже привыкла, а первое время просыпалась ловя ртом воздух, словно от полета в бесконечность, и долго не могла понять где сон, а где – реальность.
В эту ночь они опять появились, после полугодовалого перерыва… Я уже надеялась - больше никогда не увижу черных зрачков, направленных на меня словно дуло пистолета. Ошибалась, черт возьми.
Они появлялись совсем как в детской страшилке, рассказанной тихим голосом в сумерках – эти глаза видят тебя, они совсем рядом,они убьют тебя… Только в жизни все намного хуже - взгляд порождал реальный ужас, дикий, наполняющий изнутри, с капельками холодного пота, стекающего по спине вниз.
Я протянула руку к тумбочке, нашарила стакан с водой и жадно глотнула. Часы показывали половину четвертого утра, за окном потихоньку светало, а я лежала, уставившись в потолок без единой мысли,чувствуя себя настолько опустошенной и уставшей, будто работала всю ночь. В этот раз кошмар отличался от обычного, но чем именно, вспомнить не получалось. Сна как не бывало, а я так хотела выспаться сегодня. Чертовы серые глаза, будь вы прокляты.
Повернувшись, я зарылась под одеяло с головой и попыталась заснуть. Вместо этого сознание услужливо подкинуло историю десятилетней давности, ставшей причиной моих ночных ужасов. Историю встречи с серыми глазами… 

Мне четырнадцать, и у меня куча комплексов.Дурацкая нескладная фигура, нет груди, ужасная кожа и неуравновешенная нервная система. Единственное, что спасает от постоянного недовольства собой - занятия спортом. Выкладываешься, приходишь домой без сил и валишься в кровать. Стоит провести лишь один вечер дома, как начинаются скандалы, мы не можем найти с матерью общий язык. Я огрызаюсь, потом виню себя, но продолжаю дерзить, и снова все идет по бесконечному кругу.
- Злата, - мама замирает на пороге моей комнаты,прислоняясь к косяку. Мы с ней совсем не похожи – она худая, маленького роста,с большими влажными глазами, будто только что плакала. Я рядом с ней – как терминатор, видимо, в отца пошла. У нее густые волосы, у меня – куцый хвост.Она красивая, а я – девочка-Буратино. – Сходи с собакой.
- Купили Лешке, пусть он со своим псом и гуляет, -бурчу я. На улице моросит дождь, дует ветер, никакого желания одеваться. Я только из душа, хочется поболтать с девчонками по телефону, сидя на стуле и болтая ногой. Меньше всего меня волнуют домашние проблемы, как она не поймет?!
Мама поджимает губы и уходит к себе в комнату.Сейчас снова будет пить корвалол, плакать и смотреть в окно. За что ей бог послал таких детей? Она слишком правильная, словно учительница из советских фильмов, может, оттого отец и сбежал из нашей семьи, не выдержал такого характера, хоть и любовь между ними была сказочная (правда все это известно только со слов родителей).
Младший брат, Лешка, лежит с температурой, и мне жалко его. На цыпочках пробираюсь в зал, где он спит на диване, среди игрушек;целую в горячий лоб, а на глазах слезы. Я когда-нибудь научусь ценить своих родственников? Пришла же в голову идея отправить семилетнего мальчишку на улицу.
А Дора ласково жмется к ноге, тащит поводок и преданно смотрит на меня.
- Пошли, животное, - я вздыхаю, стягиваю мокрые волосы резинкой, натягиваю спортивный костюм. Нашу собаку я люблю безумно, ее подарил отец Лешке на день рождения. Дора – большая, добрая псина, такую нужно держать в доме, а не квартире, поэтому она мается. Поиграть, побегать всласть можно только на улице, неудивительно, что собака готова торчать там в любую погоду с утра и до вечера. Я прижимаюсь к холодному носу, собака весело фыркает, трясет головой и облизывает меня, пытающуюся увернуться от таких нежностей, и молотит тяжелым хвостом по полу. – Фу, дурочка слюнявая. … По дороге, в подъезде я остановилась возле окна,засунула руку за батарею и вытащила сигареты из своей заначки. Время от времени я курила, в основном – из любопытства, ну и как сегодня – от нечего делать.Глаза закрывались от недосыпания, на носу выпускные экзамены, после которых я собираюсь свалить в какой-нибудь техникум – не хочу тратить два года на школу. Меня бесят одноклассники и учителя, наверное, поэтому я чувствую себя в классе белой вороной. Вернее – чучелом.
- Беги, - я отстегиваю собаку от поводка,становлюсь за угол дома, под дерево, и прикуриваю, думая о своих знакомых мальчишках. Многие из них мне нравятся; несмотря на свою непопулярность среди парней, я иногда даже умудряюсь сходить на свидания, но интерес пропадает быстро - либо у меня, либо у них. Конечно, целоваться – это клево, но решится на что-то более серьезное я пока не готова. В классе почти не осталось девственниц, - любовь до гроба, дурость, любопытство или пьяная голова быстро помогают избавиться от маленькой преграды на пути к большому счастью. Наверное,это только в четырнадцать лет тебе вечно кто-то нравится, переходишь из одного увлечения в другое. Кончится же это, в конце концов, или я так и буду как в проруби огурец бултыхаться? Но все же, никто из парней не вызывал у меня желания серьезно встречаться с ним, я тянулась к более взрослым мужчинам, а они видели во мне или ребенка, или малолетнюю нимфетку. Ни то, ни другое мне не нравилось.
От размышлений меня оторвал шум автомобиля, у крайнего подъезда остановился белый «Мерседес» моего соседа, я быстро выкинула бычок под ноги, и затушила его. Семена Бородина я терпеть не могла, увидит меня с сигаретами, точно сдаст матери. Вот какое дело солидному бизнесмену до соседских детей? Нет ведь, ведет себя как бабка с лавки. Про него говорят –«доиграется». Я не знаю, чем Бородин занимается, никто из соседей не знает, но за четыре года, что он живет в нашем доме, мужчина поднялся очень высоко.Сначала он купил квартиру у тихого пропойцы, пропавшего после этого неизвестно куда. Поговаривали, что беднягу грохнули, но спустя год выпивоха объявился и рассказал, что живет сейчас где-то за городом, в старом развалившемся доме.Претензии, выдвигаемые в сторону Бородина по этому поводу, не нашли ответа – по документам он купил квартиру через третьих лиц. Об этом год судачил весь дом,даже я, совершенно равнодушная к подобного рода делам, и то знала историю в подробностях.
В первый раз Семена мы увидели на допотопной«четырнадцатой». Уже спустя полгода он пересел на старую иномарку, после чего,сменив еще десяток автомобилей, сосед запрыгнул в новый «Мерин».
Увлекшись своими мыслями, я вздрогнула от неожиданного хлопка. Дора, бегавшая в противоположном конце дома, вдруг дико завыла, да так, что мурашки по телу побежали. Я успела заметить краем глаза,как Семен Бородин медленно заваливается вниз. В голове мелькнули страшные мысли… Зажав рот, чтобы не заорать, я прижалась к шершавому стволу дерева и затряслась, не понимая происходящего. Второй выстрел последовал почти сразу же за первым, и только тут до меня дошло, что эти страшные звуки исходят из ближайших кустов. С трудом повернув голову в ту сторону, я замерла. На меня смотрел высокий мужчина, одетый во все черное. На лице – ни маски, ни шапки. Я перевела взгляд на его руку и отчетливо ойкнула. Пистолет, в два раза больше того, что нам показывали на ОБЖ, был направлен на меня. «Такой большой», -мелькнула непрошеная мысль. Убийца не сводил глаз с меня, впавшую в оцепенение. Не было сил шевельнуть даже головой, только моргать. Умоляюще глядя на киллера, я молилась, путая в голове все подряд.
- Слово милиции, и ты – труп, - тихо произнес он,не отводя прицела. – И вся твоя семья – тоже.
Кровь стучала как набат, на секунду я перестала различать предметы, пропал звук и свет, и тут же – появился снова, как после щелчка. Над ухом скулеж Доры, шершавый язык слизывает слезы со щек, я отталкиваю от себя морду собаки и пытаюсь сконцентрироваться на месте, где стоял убийца. Там никого…
Пристегнув непослушными руками поводок, я оббегаю дом, сделав крюк – лишь бы не пересечься с тем местом, где лежит Семен Бородин…Труп Бородина…
Во второй раз в себя прихожу уже в собственной комнате, забившейся в дальний угол дивана, пряча лицо и слабо скуля. Господи,на моих глазах только что убили человека… Вспомнив глаза киллера, я сжала руки и еле сдержалась, чтобы не закричать. Ведь он мог бы и меня на тот свет отправить… как свидетеля, видевшего его лицо…
Его лицо… Его страшные глаза… Серого цвета, со стальным блеском, они накрепко впечатались в память. Как я могла разглядеть их– в темноте, на расстоянии?...Не знаю, но, тем не менее, я действительно видела....

В одиннадцать часов начиналось наше выступление в честь Нового года, Бертик, мой напарник, методично докрашивал золотой краской лицо. В гримерке кроме нас никого, под ногами, как водится, валялись шмотки гоу-гоу девочек, а я, вместо того, чтобы собираться, таращилась на свое отражение.
- Злата, шевелись, - Берт подошел сбоку и укусил меня за плечо. С тех пор, как я развелась с мужем, его отношение ко мне существенно изменилось. Встретившись в зеркале с ним взглядом, я подмигнула.
- Сейчас, малыш, - такое обращение он не терпел ни от кого, но я была исключением. Скроив смешную рожицу, Бертик показал мне язык.Выглядел он довольно забавно (узнай, что я такого мнения о его персоне,получила бы по голове). Длинные кудрявые волосы, которые он сейчас собрал в хвост, точно такой же, как у меня; медовые глаза с пушистыми ресницами, прямой тонкий нос, чувственные губы. Когда мы выходим на сцену в первые минуты очень тяжело понять, что Бертик мужчина, а популярностью он пользуется у представителей двух полов одновременно.
Зал нарядили в стиле предстоящего праздника, почти всю ночь нам с Бертом предстояло пробыть на сцене – с недавних пор мы стали  резидентами самого популярного клуба и любимчиками директора, - работы прибавилось.
- Через пять минут, - в дверь прокричала Ольга,отвечавшая за сегодняшний вечер, и мы с напарником отправились в сторону сцены.
Музыка гремела так, что барабанные перепонки грозились вот-вот лопнуть, в зале не было ни единого свободного места. Увидев толпу, я счастливо улыбнулась. Настроение мигом взлетело – клуб, раскаты музыки, крики диджея, гоу-гоу, - вся эта атмосфера была тем, чем я дышала, чем жила, и даже в свободное от работы время частенько зависала в ночных заведениях города.
Тело само собой стало покачиваться в такт музыки,и к тому моменту, когда мы с Бертом оказались на сцене, я была на грани экстаза. На мгновение все затихло, свет погасили, за это время мы успели скинуть плащи, прикрывавшие тела, и в следующую секунду зал взорвался криками, как это бывало обычно, стоило нам выйти на публику. Наши тела сверху донизу покрывала золотая краска, со стороны зала невозможно разглядеть одежду в тон, и казалось будто, мы голые, расписанные цветами с ног до головы,извиваемся подобно змеям. Берт оказался в центре и начал танцевать с несвойственной для мужчин гибкостью, я осталась сзади, чтобы через мгновения сменить его. Шаг, два и волшебство началось.
… И в такие моменты наступает нечто, сродни оргазму.
Глаза не видят толпы, нет стен и нет оков. Все,что осталось – музыка, но и ее я не слышу, зато могу ощущать и давать этому чувству ответ. Слова перестали иметь смысл, исчезли, есть лишь движение, танец.Изгиб, кач, волна – мы сливаемся, нас нет по отдельности, только единое целое.
Иногда в этом мире музыки и чувств выныривает Берт, и теперь я вижу его полуприкрытые глаза со светящимися зрачками – он ловит кайф от творящегося вокруг, точно так же, как и я. Все взрывается и затихает лишь с музыкой, когда мы уходим со сцены. Еще минут десять после,кажется, что я подвешена между двумя мирами, волшебное чувство не отступает. Но на этот раз все было по-другому. В карусели цветов, красок и звуков появились они, серые глаза. Я чувствую, как сбиваюсь с такта, и в клубе снова появляются стены, пол; музыка больше не чарует. Берт, повернувшийся спиной к залу, грозно смотрит на меня, сбившуюся с такта, и я пытаюсь продолжить движение, но это дается невыносимо трудно. «Серые глаза. Серые. Глаза» , набатом бьется в голове.

Не помню, в какой именно момент мне стало плохо, в ушах зашумело и привычное ощущение приближающегося обморока запульсировало в висках. Если сейчас не уйти со сцены и не присесть в тихом уголке, я непременно потеряю сознание прилюдно. Обычно мне всегда удавалось избежать таких моментов во время выступления, но сегодня весь день шел наперекосяк. Через силу два плавных движения в сторону Берта, шепчу ему одними губами «мне плохо» и быстро убегаю. Остаток номера он доделает сам, моего ухода могут и не заметить, когда напарник на сцене. Перед глазами уже вовсю плывут мушки, тошнота стоит комком в горле. Ко мне подбегает Ольга, хорошо знающая эту мою особенность, сует под нос нашатырь.
- Златка, отдышись, Берт дотанцовывает, потом у вас перерыв пятнадцать минут, успеешь?
- Да, - киваю я, - посижу пять минут, нормально станет.
Вегетососудистая, черт бы ее побрал, мучает с подросткового возраста. Наклоняю голову вниз, восстанавливая приток крови  к мозгу, стараюсь привести в норму дыхание – уже много лет привычный набор движений. Не глядя на свое отражение, я могу сказать, как выгляжу – серо-синие губы, бледное лицо под золотой краской на коже, размазавшейся от выступившего пота. Руки мерзнут, хотя в клубе стоит африканская жара, но ничего, минут пять,и это пройдет.
Я решила вернуться в комнату, где мы сегодня одевались,чтобы привести в порядок грим – в темноте не заметно размазанной краски, но в зале ходят фотографы, и на их кадрах любой недостаток отразится сразу же. Чтобы немного прийти в себя, я пошла дальней дорогой, сделав небольшой крюк. Два поворота направо, прямой коридор, рядом лестница наверх. Музыка здесь угадывается только по ударам басов, и поэтому я хорошо слышала разговор двух людей, стоявших на верхнем этаже рядом со ступеньками.
- Здесь все? – тихий голос без интонаций и оттенков, второй отвечает ему:
- Триста, как обещал.
«Наркоту толкают, что ли», - нахмурилась я. В нашем клубе с этим не строго, всем плевать – персонал не продает, да и ладно, а вот посетители – пожалуйста. За руку не ловят, госнаркоконтроль не донимает,охране побоку, лишь бы укурки не лезли на сцену и не лапали девочек-танцовщиц (или мальчиков, к Берту, бывало, подкатывали). Хотя, мне-то что? Я пошла дальше,свернула по коридору, оборачиваясь напоследок, и увидела спину удалявшегося мужчины в черной свитере.
И тут на меня снова накатила волна оцепенения.
Серые глаза, явившиеся перед полуобморочным состоянием – как я об этом забыла?
Они были сегодня не одни, а впервые за десять долгих лет – вместе с лицом человека, сидевшего в зале. И снова, как и тогда, я видела этот цвет так отчетливо, точно обладатель взгляда стоял напротив меня,но такого не могло быть. Мистическая связь, странная лента, тянувшаяся из прошлого и обвивающая меня тугим кольцом, не желала отпускать до сих пор.
Да, сегодня в зале был убийца, киллер со странными страшным взором, и именно его тихий равнодушный голос я слышала – ровно, как и тогда, и это он свернул сейчас за поворот. «История точно идет витками», -успела решить я, прежде чем обморок наконец-то накатил меня, засасывая в спасительную пучину темноты.

- А может, беременная? – пробурчала Ольга.
- Пошли нафиг, - Берт сидел возле дивана,поглаживая мою руку. Щелчок, - и появился свет, я открыла глаза и увидела нежное лицо партнера.
- Привет, - ничего умнее в голову не приходило, но сгодится и это. – И я не беременна.
- Выступать сегодня уже не сможешь, - Ольга жевала губы, стоя рядом, и выглядела довольно раздраженной. Крикливая, с синдромом отличника, в вечном плену чужих ожиданий, она мне все равно очень нравилась.Самое большое ее расстройство – когда что-то идет не так, и это не дает расслабиться. Но все, что проходило под Ольгиным контролем, всегда нравилось руководству, ее ценили и прощали недостатки и постоянный ор.
- Смогу, - резко сев, я поняла, что переоценила свои возможности. Ольга смотрела на меня из-под очков с жалостью, но дело для нее превыше всего, поэтому развернувшись на каблуках, женщина покинула гримерку, куда меня занесли:
- Берт, а ты поторапливайся, у тебя две минуты свободны, - и закрыла дверь за спиной. Без хлопка, заботливо, тихо, чтобы удар не отдавался в голове.
- Она тебя домой отпустила, - Берт доверительно целует меня в губы, осторожно, чтобы не размазать золото своего грима. В этом жесте нет ничего любовного, невозможно возбуждаться человеком, ставшим для тебя партнером по выступлениям, да никто и не пытается. Я давно не болею любовью.
- Пожалуй, стоит действительно отлежаться, -кивком соглашаюсь я. На этот раз от обморока я отхожу с трудом, хотя обычно организм восстанавливается довольно быстро – хотя бы до сносного состояния. Обязательно нужно в душ, иначе в гриме будем вся моя одежда.
- Я побежал, Златик, - Альберт замирает в дверях и уносится на сцену. Сейчас ему на смену придут девочки-танцовщицы, и в маленькой комнатушке четыре на четыре станет нечем дышать от количества людей.
- На счет три, - говорю я вслух, - раз, два…
- Три, - я не поняла, как открылась входная дверь,успела лишь заметить мелькнувшую тень. Но голос, услышанный уже сегодня не в первый раз, вызвал мурашки, а сильные руки помогли принять вертикальное положение.
… Должно быть со стороны это смотрелось как кадр из фильма. Мужчина , державший меня с двух сторон за плечи, в черных джинсах и водолазке. Лицо – словно вырезано из камня, глаза – все-таки серые, это они снились мне десять лет – глядят в упор. Пока не шевельнется, мой убийца кажется монолитным, каменным, но стоит ему сделать шаг - и выползает грация хищников в охоте за жертвой. И я, стоящая напротив него, в слегка подтертой позолоте  и рисунках, точно статуя фонтанов Петергофа, замерла немым изваянием. Сколько будет длиться этот взгляд, безмолвный приказ? Он кипятил мою кровь своими серыми глазами, в ушах противно жужжало – все громче и громче с каждым мгновением, но стоило освободиться от его прикосновения и наваждение прошло.Картинка разрушилась, словно карточная пирамидка, а я наконец-то смогла вздохнуть.
- Мне нужно выбраться отсюда, - говорит мужчина. –Помоги.
«Он не помнит меня, - с удивлением я понимаю этот факт. – Он не помнит ту девочку, которую чуть не убил десять лет назад»
- Вы заблудились? – интересно, какую роль убийца выбрал?
- Меня хотят убить, - голос потихоньку приобретает интонации, в нем проявляются эмоции. Только что на моих глазах произошло самое таинственное превращение в мире – из убийцы в жертву. Мольба читается на лице,и хочется обнять и защитить – не зная предыстории нашего знакомства, я бы так и сделала. – Нужно выбраться отсюда незамеченным.
- Обратитесь к охране, - чем больше я убеждаюсь в том, что киллер не помнит меня, тем легче дышать. Дура, столько лет жила с этим страхом - снова столкнуться с ним, быть узнанной и убитой. А то, насколько сильно я изменилась из четырнадцатилетней прыщавой девушки-подростка во взрослую женщину, все еще не поняла. Невольно я улыбнулась мужчине, вызвав в нем недоумение. –А хотите, я выведу вас?
Именно этого он и хотел, впрочем, как и я –вывести Олега Бойнича вон из здания и собственной жизни. Господи, да даже имя его мне было страшно произносить, чтобы не накликать беды, чтобы не появился как черт из табакерки - я все воспоминания прятала внутри себя, а зря.

… « Здесь нет знакомых вам лиц?» - следовательдавит на меня, сидящую в слезах,
и заставляет в очередной раз всматриваться в фотороботы киллеров. Не знаю, кто и насколько похож на оригинал, но Серые глаза тут почти неузнаваемы. . «Олег Бойнич», - читаю я и навсегда запоминаю это имя, и тут же принимаюсь изучать следующую распечатку смазанного снимка. «Нет, нет, никого не узнаю, его здесь нет», - со мной начинается истерика, и молодой парень, помощник следователя, протягивает мне стакан воды. Миша, так его зовут, через четыре года станет моим мужем, и еще через три после этого перейдет в разряд "бывших". Но в тот момент я вцепляюсь в его руку мертвой хваткой и прошу отвести к отцу. Они не могут замордовать меня вопросами, а очень хочется – мужчина, ведущий расследование читает в детских глазах страх, и понимает, чем он вызван. Лаской добиться ответа не получилось, угрозой – не могут. Но это и не важно, я все равно никому не скажу о Бойниче….

- Хочу, - говорит Олег и облизывает губы, глядя на мой рот. Он старше меня на шестнадцать лет, но если бы я не знала этого, решила – ему не больше тридцати двух. Только вблизи заметна мелкая сеть морщинок вокруг серых глаз, которые теперь не таят угрозы, а излучают что-то теплое, насколько вообще это возможно для такого цвета. – Тебе нужно смыть грим. А мне переодеться.
- Как тебя зовут?
- Игорь, - легко врет он, а я киваю. Пусть – Игорь, я и не ждала настоящего имени. Душевая находится следом за гримеркой, и следует уже убираться, пока нет девчонок, я беру Олега – Игоря! – за руку и вытягиваю из комнаты. Во мне нет и следа усталости, подъем сил, желание действовать руководит мной.
- Переоденься здесь, - помещение клуба изнутри больше похоже на завод, с коммуникационными трубами под потолком и несметным количеством тупиков-аппендиксов, переделанных под комнаты. В одной из таких мы оказались сейчас, над головой горит полуслепая лампочка со слоем паутины, валяются вещи, и во главе всего этого хаоса – старое кресло. – А я пока в душ.
Игорь заперся изнутри, я быстро преодолеваю три метра коридора и уже через минуту оказываюсь под горячей струей воды. Краска въедливая, я торопливо намыливаюсь, чтобы не тратить времени попусту, но убегать придется все же с мокрыми волосами. Хотя – я могу оставить Бойнича и не ввязываться в авантюру… Нет, не могу. Нужно довести все до логического конца.
В коридоре вдруг становится шумно, из гримерки доносятся крики девчонок, я, наспех вытершаяся, уже одета в джинсы и куртку, на голове капюшон прячет волосы.
- Игорь, - постучавшись в дверь, я замерла в ожидании Бойнича. Его не узнать – черную водолазку и брюки сменил костюм Санта – Клауса с накладным животом, бородой и усами во все лицо, на голове колпак, на носу - очки. Только стальной блеск в глазах выдает мне все того же убийцу из двора. – Ты вполне смог бы справиться и без меня.
- Нет, - он качает головой, закидывает за плечо большой мешок – образ полностью соответствует, как Бойнич умудрился - понятия не имею, я даже пакет с вещами в его руках не видела. Я не нужна ему, чтобы разобраться во всем этом, тогда зачем? Страшная догадка терзает голову, но я продолжаю спасать киллера.
Санте покинуть здание – дело пяти минут, ничего сложного, я только помогаю разобраться в хитросплетении путей. Запасной вход закрыт, я дергаю ручку, но она не поддается. Игорь отталкивает меня в сторону и пытается отворить ее сам – с тем же успехом.
- Уйдем через центральный, - киваю я, хотя Бойничу затея не нравится – да и мне, но другого пути нет, здание полуподвальное, без окон, два выхода, один из них заперт.
- Меня могут там ждать, - предупреждает Игорь, и я не понимаю, чего он хочет добиться – что я грудью брошусь защищать его?
- Ты справишься, - я улыбаюсь и хлопаю мужчину по плечу. Происходящее пугает своей нереальностью, думаю, Бойнич сам не в состоянии разобраться – с чего я вообще лезу в это дело, не выслушав его легенды до конца, так легко, без лишних вопросов. Он не верит мне и не может понять, однако помощь все еще нужна, и иного варианта в голову, видно, не лезет.
- Отвези меня за город, умоляю.
Я улыбаюсь, качаю головой и отрезаю:
- Только до дверей.
До главного выхода оставалось рукой подать, мы проходили гардероб, отсюда уже видно охрану, а за ними – лестница в тринадцать ступенек вверх. Но тут началось нечто невообразимое – послышались хлопки и следом дикие крики. Игорь хватает меня за руку и валит на пол, в это время во всем клубе вырубается свет. В суматохе ничего не слышно, стоит гвалт, люди пытаются выбраться, покинуть опасное место.
- Быстрее, - Бойнич рывком поднял меня и потащил к выходу, здесь он уже хорошо ориентировался. Хлопков не слышно, и я не могу понять – выстрелы это или взрывы, и как это связано с нами. Но на вопросы нет времени, в темноте мы с небольшой кучкой народа, оказавшейся ближе всего к дверям, оказываемся на улице. Сзади уже напирают пытающиеся спастись посетители клуба, но нам не до них. Я тяну Игоря к стоянке машин, где стоит моя «тринашка» доставшаяся при разводе с мужем. Вытаскиваю на ходу ключи, хочу сесть за руль, но слышатся стрельба – если в клубе я не могла разобрать, то тут, на улице, мне никогда уже не перепутать этого звука.
Бойнич хватает мою шею, и в тот же момент я становлюсь живым заслоном от пуль. «Господи, спаси меня и на этот раз», - мысленно обращаясь к Богу, я уже больше не могу бояться.
- Все будет хорошо, девочка, - шепчет на ухо убийца – и в это действительно хочется верить. – Сейчас нам надо быстро свалить отсюда.
- Оставь меня, - шепчу я – крепкий захват сжимает шею, мешая не то, что говорить – дышать.
- Извини, - качает он головой – мне не видно, но можно понять по движениям. Уже в следующее мгновение я оказываюсь в салоне, Бойнич – за рулем. Мы мчимся, не разогревая мотора, - машина завелась на удивление быстро, с первого поворота ключа.
- Отпусти, - снова начинаю я, но мужчина не слышит ничего. Он сейчас опять страшен, как и тогда, десять лет назад, и не белая кудрявая борода Санты, не красный костюм не смогут сбить с него налета опасности. – Забери машину и документы, и катись уже, Олег.
Его руки, сжимавшие руль, дрогнули – нервы у Бойнича ни к черту. Машину едва заметно повело по скользкой дороге, но мужчина тут же справился с управлением.
- А теперь подробнее, детка, - мы встретились с ним взглядом в зеркале заднего вида, эти серые адские глаза смотрят на меня с вызовом и злостью. А мне смешно – нет, правда смешно. Будь то киллер, или маньяк – все равно он такой же человек, как и я, ему бывает больно и страшно. А еще – он точно так же смертен, как и его жертвы, состоявшиеся или возможные.
- Болгарский переулок, дом восемь. Десять лет назад, седьмое апреля.
В глазах мелькнуло узнавание – могу поклясться, хоть это кажется и невозможным.
- Ну здравствуй, Злата, единственный живой свидетель моей работы, - улыбнулся он и тоже засмеялся. В этой машине действительно ехало два психа. – А ты изменилась.
- Не думала, что ты запомнишь меня, - мои слова словно адресовались бывшему любовнику, а не ему.
- Я бы не узнал тебя такой, в золотой краске, - хмыкнул Бойнич. – А тогда пришлось приглядывать за тобой, чтобы не сдала… но ты держалась молодцом. Тебе ведь показывали мой фоторобот?
- Да, и ты там паршиво вышел, - устало кивнула я, а Бойнич снова захохотал. – Отпусти меня. Еще раз. Теперь мы квиты. Тогда ты подарил мне жизнь, а сейчас – я спасла ее тебе.
- Хорошо, оставлю в парке, - кивнул мужчина. – Я заберу твою машину, скажешь – высадил где-нибудь, была без сознанья, ничего не помню. Не бойся, трогать тебя никто не будет… Некому будет, - поправившись, добавил он.
- Тебя подставили? – мы еще не остановились, и хотелось задать так много вопросов, но желание навек распрощаться с этим человеком все же было сильнее.
- Да… меченые деньги, подставная жертва. Свои же. Но тебя это не касается, вали, малявка, - он притормозил, как и обещал, возле парка. - У тебя действительно синие глаза? – мужчина схватил меня за руку, когда я уже выбралась из машины.
- Да, - растеряно киваю, и Олег смеется:
- Они снились мне все эти годы. Еще увидимся.
- Нет, не так, - покачала я головой. – С наступающим. И прощай.
Я побрела в сторону парка, от которого дворами рукой подать до моего клуба. Пошел редкий снег, переливавшийся всеми цветами радуги под блеском огней елки. На катке все еще было шумно, играла музыка, под ногами взрывались брошенные детьми бомбочки, а мобильник показывал без десяти два ночи. Тридцать первое декабря, завтра - Новый год и еще одна бессонная ночь, но на этот раз без кошмаров. «Прощайте, эти серые глаза, - ловя ртом снежинки, я направлялась к лавке. – Теперь вы не будете моим детским ужасом и липким страхом. Теперь у вас другое назначение.»
Зазвонил телефон, на экране мобильника высветилось фото Берта, и я неожиданно хохотнула, а потом и вовсе рассмеялась.
- Ты дома, Злата? У нас отменили выступление. Тут такое…
- Я в Центральном парке, жду тебя на лавочке.
Вот с кем завтра я буду встречать Новый год, среди конфетти и мишуры, в коротком костюме Снегурочки, прямо на сцене, забыв обо всем. А потом – море шампанского и безбашенное настроение. Олег Бойнич больше не потревожит душу, и не появится со своими серыми глазами в моей истории. Мы перестанем сниться друг другу. В иной жизни я бы смогла влюбиться в него, но эти кошмарные десять лет существования в вечном ожидании спасли от такого глупого поступка. Мое самое главное желание – никогда с ним не встретиться. Я смогу забыть. Теперь мне больше ничего не померещится среди толпы – ведь я уже не боюсь.