Неприкаянная душа Гл. 33 Казнь Гл. 34 Избавление

ГЛАВА 33

КАЗНЬ

Уже стемнело, как мы достигли Неаполя. И снова уста-лые лошади получили отдых, а путники миску варева, приго-товленного на костре лошадиным таксистом. А утром яркое солнышко, забравшись в сопящие носы, бесцеремонно разбу-дило беглецов.

– А-а-а апчхи, – сказал Фарий, открывая один глаз, – а-а-а апчхи.

– А … апчхи, – согласился с ним молчаливый извозчик.


– Будьте здоровы, господа, – от всей души пожелала я чихальщикам

Неаполитанский залив, озаренный трепетными лучами восходящего светила, являл такую величественную картину, что вызвал невольные возгласы удивления и восторга у трех изгнанников из великого Рима. Прекрасный город, отданный Провидением на произвол ласковых волн, млел от счастья, согретый нежащим теплом удивительного климата, милости-во подаренного Создателем этим благословенным местам.

По узенькой улочке добрались мы до невысокого, акку-ратного домика, обнесенного глухим забором. Миловидная женщина средних лет, радостно смеясь, выпорхнула нам на-встречу.

– Слава богам, что ты приехал к своей сестре, Фарий! – размурлыкалась она, обнимая комедианта.

– Познакомься с моей дорогой невестой, Эвтибида, – тиская сильными ручищами хрупкую сестрицу, прохохотал артист.


Я оглянулась по сторонам в поисках суженой комедиан-та, но ее нигде не было. Зато улыбчивая Эвтибида с ликую-щим криком бросилась мне на шею:
– Наконец-то!

За ее спиной Ставр сделал страшные глаза, показал мне крепкий кулак, но вслух проблеял нежной овечкой:
– Проходи, дорогая, в жилище. Ты очень устала.

Словно мотылек вылетела в кладовую хозяйка дома, ос-тавив нас наедине. Третий лишний, изображавший таксиста, пошептавшись о чем-то с бывшим пассажиром, исчез в неиз-вестном направлении.

– Ты сделал мне предложение, Фарий? – превратив глаза в щелочки, спросила «невеста». – Только не припомню, что-бы я ответила на него согласием.

– А как же прикажешь представлять тебя?– наигранно возмутился «жених». – Не могу же я притащиться в дом зятя с посторонней женщиной!


– Как звать тебя, милая? – накрывая на стол, проворко-вала прилетевшая «золовка».

– Алиса, – не решаясь перечить «будущему мужу», по-корно проговорила я.


– Странное имя, – удивилась Эвтибида, отламывая от лепешек порядочные куски и раскладывая их по тарелкам.

– Она из Иудеи, – выразительно глядя на сестру, сооб-щил «жених».


Приветливая хозяюшка закашлялась, но быстро взяла се-бя в руки:
– Зато очень красивая, – ласково улыбаясь, сделала муд-рое заключение неаполитанка. – У всех иудеек такие роскош-ные кудри?

– Почти, – пискнула я.


Обед прошел в довольно непринужденной обстановке, если не считать того, что лицедей возомнил себя моим наре-ченным. Он склонял надо мной кудлатую голову, смотрел томным взглядом и с придыханием шептал: «Алисонька, ра-дость моя»!

К вечеру пришел серьезный, доброжелательный муж Эв-тибиды Эномай. Он занимался продажей сельскохозяйствен-ных продуктов в северные города и жил безбедно, хотя боль-ших доходов от бизнеса не имел.

– Ты приехал в гости, Фарий? – сияя начищенными до блеска зубами, осведомился хозяин.

– Я хотел бы купить в Неаполе домик и заняться каким-нибудь ремеслом, – обнажая в улыбке тридцать две жемчу-жины, отозвался бывший артист.


Какой зубной пастой пользуются древние итальянцы? Узнать бы…

– А как же твои представления? – удивился зять.

– С этим покончено, – покачал головой «жених».


– Почему? – вновь удивился Эномай.

– Фарс стал опасным, – снова покачал головой бывший гастролер.


– К власти пришел Гай Цезарь, – нетерпеливо перебил гостя хозяин дома. – Говорят, в Риме раздают деньги всем, кому они нужны.

– Знаем, – дуэтом подтвердили мы.


– И ищут какого-то комедианта, который помог сбежать иудейской шпионке, убившей Тиберия, – встряла в разговор Эвтибида.

Вот теперь-то мне стало по-настоящему страшно. Фарий быстрым движением ладони сжал мою кисть, погладил по руке, ободряюще заглянул в глаза.

Постелили нам в одной комнатке, но на разных лавках. Сосед по горнице долго вертелся, пыхтел и сопел. Наконец, Ставр принял решение, которое, по его мнению, должно спа-сти парочку «правонарушителей» от неминуемой смерти, преследующей их даже в Неаполе:
– Мы поплывем в Иудею, Алиса.


Четверо вооруженных до зубов вояк ворвались в нашу спальню еще до восхода солнца.

– Все, – пронеслось в моей голове, – земная жизнь по-дошла к концу. Жалко, что не увижу детей и внуков. Но я устала страдать, а потому – скорее бы! Христос принял смерть, примет ее и грешница.

– Убийцы! – завизжал неожиданно тонким голосом дю-жий мужик, облаченный в белый плащ. – Взять их!


Удалые центурионы, рыча от крайнего возбуждения, схватили, скрутили, связали несчастных беглецов, не оказав-ших им сопротивления.

На пороге комнаты появился бледный Эномай, за его крепкой фигурой угадывалось хрупкое тело Эвтибиды.

– Братик, – зарыдала она, – любимый братик!

– Заткнись, – рыкнул на нее главный каратель, – не то последуешь за преступниками.


По прекрасному утреннему городу нас потащили к мрач-ному каменному дому, забросили в сырую, темную клетушку и накрепко заперли дверь.

– Ты слишком знаменит, комедиант, – прежде, чем уйти, проревел один из стражников и пнул сандалией Фария в жи-вот, – глупо укрываться там, где каждая собака знает тебя.

Время, отведенное беглецам на этом свете, тянулось ис-ключительно долго.

– Если бы Александр Абдулов решился скрыться от по-клонников, у него бы тоже ничего не получилось, – промол-вила я, думая совсем о другом.

– Кто такой Александр Абдулов? – подал дрожащий го-лос сокамерник.


– Великий артист, – прошептала я.

– У нашего народа тоже был Александр, и тоже великий, – мечтательно произнес Фарий.


– Знаю, – машинально ответила я, – это – Александр Македонский.

– Разве комедиант может быть великим? – попытался подняться с грязного пола несчастный. – Тот, кто получает жалкие гроши от толпы, тот, кто ночует, где попало, подчас не имея собственного дома, кто ублажает уши патрициев, называясь плебеем?


– Тебя будут помнить потомки, дорогой, – ощущая вне-запную жалость к человеку, попытавшемуся сделать невоз-можное, торжественно заявила я. – Тебя, а не сенаторов, пре-бывающих в роскоши и блаженстве.

– Зато как раз сенат занимается высокими делами, изде-ваясь над простыми жителями Римской империи, – заскрипел зубами от бессилия Ставр. – Хочешь воздвигнуть дом? Хо-чешь снести дом? Хочешь ссуду? Концессию на публичное заведение? Обратись к сенатору, который сконцентрировал свою власть именно в данной области. Но постоянно помни, что и сенаторская курица даром в земле не ковыряется.


– Власть портила и портит людей во все века, – судо-рожно вздохнула я.

– Когда-нибудь все изменится, Алиса, – не согласился со мной античный утопист. – Придет время, и народ, отправив патрициев в царство Аида, сам станет вершить свою судьбу.


– Этого не будет никогда, потому что человек не совер-шенен! – невольно вскрикнула я.

– Но я верю в светлое будущее! – подражая мне, повы-сил голос древний фантазер.

– В хорошее надо верить, – криво усмехнулась я. – На-пример, в то, что скоро мы избавимся от материальных обо-лочек и станем свободными духами. Правда, очень жаль тело, к которому я так привыкла.


Руки, перетянутые толстыми веревками, стали затекать, нервный озноб начинал сотрясать онемевшие члены. Поник-ший артист сидел напротив, и крупные слезы катились из его больших синих глаз.

– Не плачь, Фарий, – стараясь ободряюще улыбнуться, попросила я.

– Не хочу в царство теней, – сглатывая соленую влагу, прошептал он.


– Мы не умрем, дорогой, – вспоминая розовый Рай, ка-тегорично заявила я. – Мы никогда не умрем.

Дверь резко распахнулась, и две кожаных сандалии вста-ли возле моего лица, распространяя отвратительный аромат пота и мочи.

– Любовница Тиберия, – оглушающее возликовал зна-комый голос.

Я подняла глаза на обладателя непристойного запаха. Убийца Макрон стоял надо мной, обнажая в зверином оскале желтые остатки зубов.

– Самозванка, – радовался пойманной добыче правитель Рима.

– Могу я знать: в чем моя вина? – вспоминая спокойные очи Иисуса во время казни, невозмутимо поинтересовалась я.


– Ты и так слишком много знаешь, – кося под крупного мафиози, карающего свидетеля очередного преступления, во-одушевленно пробасил негодяй.

– А при чем тут Ставр? – пытаясь привстать на колени, напряглась я. – Освободите хотя бы его.


– Он ведает то, что ведаешь ты, – патетично объявил на-емный киллер.

– Логично, – улыбнулась я.


– Ты еще смеешься, колдунья? – превратил глаза в ще-лочки облаченный властью подлец. – Зря стараешься: еще ни одна женщина не очаровала Макрона!

– И не очаровалась сама, – неосмотрительно фыркнула я, – потому что от его ног несет так, что близкое общение в постели с эдаким образчиком сильного пола становится по-просту невозможным.


Неожиданный резкий удар по макушке заставил меня окунуться в нереальность.

Очнулась я в холодной луже на каменном полу каземата. Рядом понуро сидел Фарий.

– Скоро нам отрубят головы, – уже спокойнее произнес он. – Прямо здесь, во дворе тюрьмы.

– Не бойся, – лаская его глазами, прошептала я.


– Я люблю тебя, несмотря на то, что ты такая худющая, – шмыгнул античным носом комедиант. – Жаль, что понял данное лишь сегодня.

– Я тоже люблю тебя, дорогой, – растроганно улыбну-лась я, – но только как брата.


– Простишь ли ты того, по чьей вине вынуждена уме-реть? – всхлипнул Ставр.

– Прощу, – отчаянно пытаясь задержать потоки слез, го-товые политься водопадом из предательских глаз, с готовно-стью пообещала я.


И снова открылась дверь. И вновь солдафоны схватили нас, чтобы вывести в тюремный двор, где обляпанный кро-вью чурбан испускал ужасающий смрад смерти. Веселый Макрон стоял возле плахи, расставив зловонные задние ко-нечности и скрестив передние, задушившие императора.

– Сначала убейте ее, эту подлую республиканскую шпи-онку, которая отправила венценосного Тиберия в лодку Ха-рона, а затем попыталась отравить великого Гая Цезаря, – громогласно приказало чудовище.

Меня подтолкнули к кровавой плахе, развязали руки и, откинув с шеи волосы, опустили голову на скользкое дерево.

– Прощайте, Алинка и Олежка, прощайте, незнакомые внуки. Во имя Прекрасного Принца послушно принимаю я эту смерть, – успела подумать я, но нежданно неведомая сила рванула вверх мое внезапно ставшее невесомым тело. Неда-леко, нелепо извиваясь, парил в воздухе бескровный Ставр.

– Она – фурия! – орала с земли десятка луженых солдат-ских глоток. – Ловите колдунью! На костер ее!


А потом страшный вихрь штопором закрутил палачей, разрывая их на мелкие части. Руки, ноги, головы полетели в разные стороны, орошая кровью тюремный двор. Страшный вой эхом прокатился по Неаполю и мгновенно долетел до Ве-зувия, заставив его раскатами грома объявить о досрочном пробуждении. Затрещала земля, проглатывая то, что еще со-всем недавно жило, шевелилось, поглощало пищу.

– Не надо, Мадим! – закричала я, захлебываясь слезами. – Прекрати, Мадим!

А затем наступило безмолвие. Только кто-то любящий нежно целовал мое тело, по которому струились быстрые со-леные ручейки.


Знакомая комната в замке Страшной Силы. Та самая спальня хозяина, в коей мы провели счастливейшие мгнове-ния совместной жизни. И он, безумно, дьявольски красивый, склонившийся над той, которой переломал всю жизнь.

– Зачем ты убил их, Мадим? – не в силах забыть ужас-ный хоровод жалких человеческих останков, потрясенно спросила я.

– Они хотели отрубить голову моей возлюбленной, – сверкнул гневными очами элементал.


– Что мешало тебе вовремя унести меня из Иерусалима? – напряглась я. – Ведь я ждала тебя тогда, когда нелюди каз-нили Христа.

– После помазания кровью Иисуса ты стала недоступна для духов, Алиса, – покачал головой Страшная Сила. – Я по-терял свою возлюбленную. И если бы не Спаситель, проли-лась бы невинная кровь праведницы.


– Мессия вспомнил обо мне? – игнорируя лесть фанто-ма, обрадовалась я.

– ОН помнит тех, кто любит ЕГО всем сердцем, – отша-тываясь от меня, облизал сухие губы Повелитель Стихий. – ОН благодарен им за любовь.


– Очень хочу увидеть Иисуса еще раз, – мечтательно произнесла я.

– Кто знает, возможно, наш сентиментальный правитель когда-нибудь призовет к себе образцово-показательную уче-ницу, чтобы продолжить незаконченный разговор, – успокоил меня элементал.


– Теперь я могу не бояться Нины? – усаживаясь в посте-ли, с надеждой спросила я.

– Святая кровь спасет тебя, – опустил воспаленные глаза Страшная Сила.

– Где Фарий, Мадим? – внезапно вспоминая несчастного комедианта, закричала я.


– В правом крыле замка, отдыхает после полета, – от-вернулся от меня дух.

– О, спасибо тебе за бедного артиста, – поцеловала я в щеку Повелителя Стихий. – Как бедолага перенес путешест-вие по воздуху?


– Немного струхнул, – приободрился дважды спаситель, – но красота Онорины быстро привела его в чувство.

– И Онорина здесь? – ахнула я.


– Надеясь на твое скорое возвращение, я пригласил ее в свой замок, – улыбнулся Страшная сила. – Бедняжка горнич-ная в душе похоронила ласковую госпожу, которую успела полюбить. А теперь одевайся, через полчаса подадут завтрак.

Встав на ноги, изысканный кавалер галантно поклонился и поцеловал мое запястье. Самопроизвольно открылись двер-цы платяного шкафа, розовое шелковое платье выпорхнуло из него и, пролетев по диагонали, примостилось рядом с бу-дущей хозяйкой.




ГЛАВА 34

ИЗБАВЛЕНИЕ ОТ СТРАДАНИЙ

Стол был уставлен яствами, которые, несомненно, отли-чались от нелепых блюд в проклятом триклинии. Я была очень голодна и очень счастлива: Онорина и Фарий сидели рядышком и, соприкасаясь головами, что-то оживленно об-суждали. Увидев меня, оба, плача и смеясь одновременно, бросились мне на шею.

– Подруженька дорогая, – причитала бывшая служанка, – как я рада, что ты снова рядом со мной!

– Никогда так приятно не путешествовал, – вторил ей бывший житель первого века нашей эры. – Когда я пришел в себя, то подумал, что в царстве Аида не так уж и плохо. А тут еще этакая красавица у постели простого комедианта!


– Ты же мне признавался в любви, – подколола заврав-шегося артиста я.

– Я обожаю тебя, но как сестру, Алиса, – вывернулся из щекотливой ситуации покрасневший Ставр.


Улыбнувшись нашей болтовне, хозяин замка хлопнул в ладоши, и в зал дружно вошли молодые люди, одетые в яр-кие, добротные ливреи.

– Ах, какие туники! – вскакивая со стула, обомлел Фа-рий. – К нам в гости пришли патриции?

– Это слуги, – сухо пояснил дух.


Расторопные парни бросились выполнять свои прямые обязанности, а комедиант, когда к нему приближались симпа-тичные официанты, не переставал ощупывать их одежды, чем вызвал резкое недовольство Онорины, почувствовавшей себя обманутой.

– Ешь, дорогой, – попросила я любителя красочных ла-кейских прикидов.

– Кушанья очень странные, – удрученно пробормотал Ставр, умудряясь пощупать штаны у невозмутимо проходя-щего мимо него молодого, красивого слуги.


– А ты знаешь, где находишься? – поинтересовалась я у озабоченного представителя великой нации.

– Несомненно, во дворце сенатора, достойнейшего из достойнейших, – заносчиво выставил крутой подбородок Фа-рий.


– Но за столом звучит французский язык! – вмешалась в разговор Онорина.

– Странно, – прислушиваясь к своему голосу, поскреб в затылке дремучий итальянец, – я действительно болтаю на чужом наречии, хотя никогда не изучал его.


Хмыкнув, Мадим улыбнулся, сверкнув ослепительно бе-лыми зубами.

После завтрака единственная подружка схватила меня за руку и потащила в сад. Там, в беседке, на берегу озера, я на-конец-то обняла славную француженку:
– Это ты нашла Дегрэ, чтобы он освободил меня из лап убийцы? – наслаждаясь покоем волшебного парка, осведоми-лась я.

– Да, но ваша покорная слуга чуть не опоздала, хотя пе-реполошила всю полицию, – с восхищением огляделась по сторонам Онорина.


– Прислужники маньяка могли убить тебя, дорогая, – покачала головой я.

– Знаю, я и готовилась к смерти, – по-кошачьи фыркнула девушка. – Негодяи бросили свою жертву на произвол судь-бы, даже не развязав ей руки и ноги.


– Что же спасло тебя? – ахнула я.

– Проезжий крестьянин, – невольно всхлипнула бывшая служанка. – Он возвращался домой из соседнего селения, где играли пышную свадьбу. Добрый человек довез меня до Па-рижа, даже не потребовав платы за проезд.


– Что стало с бравым сержантом и мушкетерами, при-шедшими мне на помощь? – вопросы сыпались из меня, как пули из пистолета.

– Они живы, хотя некоторые страшно перепугались, – жарко воскликнула средневековая парижанка. – Такого ура-гана не помнят даже старожилы!


– Ты рассказала Фарию обо мне правду? – настороженно покосилась я на добрую самаритянку.

– Нет, – вспыхнула несостоявшаяся горничная, – он ни-чего ни о чем не ведает, кроме того, пожалуй, что я не заму-жем.


– Ставр не знает, что находится в семнадцатом веке в гостях у призрака? – не поверила своим ушам я.

– Не имеет ни малейшего понятия, – кивнула моя един-ственная подруга. – Ты улетишь к себе, Алиса?


– Да, – мечтательно улыбнулась я.

– А как же Мадим?
Я пожала плечами.
– Ты любишь его? – продолжала допытываться любо-пытная Онорина.

– Не знаю, дорогая, – вздохнула я. – После встречи с Иисусом я сомневаюсь в своей любви к духу, в характере ко-торого жестокость и эгоизм занимают главенствующие места.


– Ты видела Бога, Алисонька? – уже не чему не удивля-ясь, оживилась Онорина. – Умоляю, расскажи о нем.

И тогда я поведала про свои злоключения. Приоткрыв рот, она внимательно слушала, изредка ахая и хватаясь паль-цами за покрытые мелкими кудряшками виски, а после рас-сказа обвила меня крепкими руками и заревела.

– Успокойся, – по-матерински гладя ее густые волосы, попросила я, – теперь все позади, и несчастная скиталица скоро вернется домой.

– Мне жалко Христа! Я хочу с тобой, – еще сильнее за-рыдала бедняжка, – я не смогу без тебя!


– Как – со мной? – оторопела я, проигрывая в уме раз-личные варианты жизни средневековой крестьянки в совре-менном мегаполисе. Онорина – владелица небольшой фермы, служанка у олигарха, дворник, горничная в гостинице, убор-щица в магазине. Кем же еще может работать моя юная подо-печная? Но я не хочу ей такой судьбы!

– Ты останешься здесь, – как можно мягче сказала я.


Мы встали с уютной лавочки и медленно побрели к воз-вышающемуся среди небольших хозяйственных построек ве-личественному замку.

Ожидающий нас на скамейке хозяин дворца курил рари-тетную трубку и заметно волновался.

– Алиса, я надеялся, что теперь-то ты никуда не будешь исчезать! – резко поднимаясь на ноги, воскликнул он.

– Даже в туалет? – ядовито поинтересовалась я. – Зачем ты вдыхаешь в себя табак, дорогой? Это вредно!


Он засмеялся, околдовывая окружающее пространство раскатистым смехом и ровным блеском жемчужных зубов.

– Вот кому бы рекламировать зубную пасту, – внезапно пришла мне в голову невольная нелепая мысль.

– Теперь ты моя и никогда, никогда не останешься без любви и защиты Страшной Силы, – провожая взглядом фран-цуженку, заявил Мадим. – А наркотические вещества не ока-зывают на меня отрицательного воздействия, потому что я не имею материальной оболочки.


– Хочу домой, – каждой клеточкой своего тела ощущая физическую притягательность фантома, прошептала я.

– Ты дома, любимая, – обнял меня за талию Повелитель Стихий.


– Мой дом там, где дети и внуки, – содрогаясь от его внезапного прикосновения, пробормотала я.

– В замке всем хватит места, родная, – чмокнул меня в висок элементал.


– Но я хочу в двадцать первый век! – отстраняясь от обольстителя, простонала я.

– Там плохая экология, там шумно и неуютно, – в пере-рывах между страстными поцелуями сообщило всезнающее привидение.


– Это – мой век, Мадим, это….

– Я подумаю, – скрипнув зубами, перебил меня дух, – а, впрочем, пойдем обедать.


За столом было весело. Посол великой Римской империи в средневековом королевстве комично рассказывал байки из своей богатой приключениями жизни. Онорина отчаянно ко-кетничала с античным артистом. Я, не жалея красок, описы-вала пир, устроенный Калигулой для местной знати. Даже хо-зяин дома улыбался, глядя на расшумевшуюся компанию. Все вели себя так, будто ничего плохого в их жизни и не бы-ло. Только вышколенная прислуга казалась невозмутимой, хотя, может быть, только казалась.

А потом разгоряченные от выпитого вина, довольные ин-тересной беседой, мы побрели на зеркальное озеро. Фарий затащил Онорину на одну из стоящих возле берега лодок, предоставляя в наше пользование вторую.

– Ты скоро увидишь своих ненаглядных детей, – налегая на весла, проговорил всемогущий дух, – но Страшная Сила полетит с тобой.

– Само собой разумеется, – не представляя путешествия во времени и пространстве без всемогущего элементала, льстиво провещала я.


– А там ты выйдешь замуж, – милостиво сообщил мне свое царственное решение Повелитель Стихий. – За меня. С регистрацией брака.

– И где же мы будем проживать? – невольно ахнула я. – В одной квартире с Сергеем и его полюбовницей?


– В настоящее время Смирнов не обитает в твоих апар-таментах, – нахмурил брови будущий господин Ветров.

– И где же нынче жительствует бывший супруг? – не-смело поинтересовалась я.


– В доме своей молодой жены, – взглянул на безоблач-ное небо Мадим.

– Он снова женился, – обреченно констатировала факт я.


– Да, – метнул на меня испытывающий взгляд Страшная Сила.

Мне стало не по себе. Обстоятельный, умный, ранее пре-дельно преданный мне Серега, игнорируя мнения потомков, меняет женщин словно перчатки, при чем меняет их офици-ально, нещадно штампуя странички в паспорте. Более чем странно!

– После гигантского замка крохотная квартирка в ше-стьдесят квадратных метров не устроит графа де Виронна, – усмехнулась я.

– В чем дело, любимая? – встрепенулся Повелитель Стихий. – Самая очаровательная жена на свете будет жить в сказочном дворце!


Вздох вырвался из моей груди, заставив насторожиться настырного кавалера.

– Ты еще не полюбила меня, Алиса? – вонзая в меня чер-ные, жгучие зрачки, загрустил он.

Водная гладь поражала воображение: нигде ни рыбки, ни травинки, ни водоросли. Даже бабочки и букашки обходили стороной озеро, просвечивающееся на всю глубину, до само-го золотого песка.

– Это дистиллированная вода, – опуская ладони за борт лодки, подытожила я, – и какая же она теплая!

– Нет, серебряная, – печально ответил Мадим, – потому здесь и не водится живность.


Фарий и Онорина, примостившись рядышком на малень-ком суденышке, витали в заоблачных высотах. Они воркова-ли, словно голубки, сжимали друг другу руки, смеялись чему-то, распевали любовные песенки. Артист, вскинув кудлатую голову, выразительно читал древнеримские стишки на чис-тейшем французском языке:
– Стройную девушку вместе со мною вы,
Музы, воспойте,
Если за что вы беретесь,
Богини, то все удается!

– Кто написал эти восхитительные строки? – спрашива-ла раскрасневшаяся жительница средневековья.

– Феокрит, – отвечал довольный комедиант и кокетливо подбоченивался, чтобы продемонстрировать глупой, востор-женной аборигенке красивый античный профиль:
– Эх, кабы мог обладать я неслыханным Креза богатст-вом! – после небольшой паузы высокопарно выкрикивал итальянец. – Я Афродите бы в дар нас обоих из золота отлил!

– Тоже Феокрит? – бросая пламенный взгляд на профес-сионального чтеца, интересовалась польщенная Онорина.


– О, моя птичка неплохо разбирается в поэзии великой Эллады! – удовлетворенно потирая руки, надрывался циркач.

«Птичка» весело смеялась и закрывала личико сиреневым шелковым платочком.

А Мадим злился, кусал чувственные губы, щурил черные глаза. Изредка он поглядывал на меня, ожидая признаний в любви и благодарности за спасение. Но их не было. Мысли мои витали около родного дома, возле повзрослевших детей и незнакомых внуков.

– Что делать, – угрюмо размышляла вечная пленница, – что предпринять, чтобы он отпустил меня на родину? Выйти за него замуж? А что, если дух, однажды рассердившись на жену за какую-нибудь небольшую оплошность, разорвет ее на мелкие кусочки? Сумасшедшая любовь Повелителя Сти-хий принесла мне много горя. А сколько неописуемых непри-ятностей может доставить его разрушающее раздражение? Элементал очень красив. К своему великому ужасу я не могу оторвать взгляда от его соблазнительного тела, но душа его – жестокая стихия, не умеющая щадить никого.

– Я умею щадить тех, кого люблю, – эхом откликнулся Страшная Сила.


– Ах, да. Я успела забыть, что ты читаешь не только по губам, – растерялась я. – Но Ваше Сиятельство может рассер-диться на супругу за не вовремя поданный обед, за поздний приход домой, за слово, которое пришлось некстати.

– Я прощу тебе все, только не прогоняй меня, Алисонь-ка, – совсем по-человечески попросил меня фантом.


Лодка остановилась, а затем без помощи весел быстро прибилась к берегу. Красивый мужчина в темном бархатном камзоле неожиданно обнял мои колени. В то время, когда сильные ладони искусителя гладили мои внезапно отнявшие-ся ноги, требовательные губы его рывком приблизились к мо-ему рту. Проворно он схватил меня на руки и, минуя удив-ленную парочку, понес в замок. Не осознавая, что делаю, я замкнула пальцы на шее Повелителя Стихий, пытаясь стать одним целым с этим прекрасным станом, которое начинало постепенно всасывать в себя свою желанную жертву.

– Ах, будь что будет, – чувствуя незащищенность перед его страстью, подумала я, – бесполезно сопротивляться люб-ви. Будь, что будет.

Шелковые покрывала, покорные воле всесильного Хо-зяина, безропотно полетели на пол и устлали его голубым тончайшим покрывалом. Нежная музыка ласковыми струями полилась из окружающего пространства и подняла нас на своих волнах высоко над разобранной постелью к хрусталь-ной люстре, серебристый перезвон которой внезапно напом-нил мне долгожданный Новый год, искристое шампанское и пушистую елку.

– Любимая, – прошептал Страшная Сила, наркотиче-ским туманом обволакивая свою возлюбленную, – не бросай меня, любимая.

– Никогда, – ответил мой рот, наслаждаясь сладкими поцелуями духа, – никогда.


А за окном древнего замка запел сладкоголосый соловей, усердно исполняя прихотливый заказ своего могущественно-го повелителя. Он пел о вечной любви, дающей право на не-обдуманные поступки, он шептал о радости обладания люби-мым существом, он провозглашал рождение и жизнь, предос-тавленные как божественное испытание каждой бессмертной душе. А за окном радостный смех молодой пары оповещал о появлении на свет нового чувства, внезапно возникшего меж-ду прелестной француженкой из сентиментального семнадца-того столетия и мужественным гражданином суровой Рим-ской империи, еще недавно дававшим представления в мно-гострадальной Иудее, погубившей своего Бога.

Аромат сирени и черемухи, принесенный ласковым ве-терком, ворвался в нашу комнату и фейверком поднялся к по-толку: мой любимый аромат. Воздушные волны закачали нас на невидимых качелях и вынесли в раскрытое окно, где неве-сомые сумерки стыдливо накрыли от посторонних взоров обезумевших любовников незримым эфирным одеялом.

– Алиса, – выдохнули страстные губы моего коварного любовника, – моя Алиса.