Дружбан

               

               


Когда то его звали Владимир Васильевич. Он занимал должность в исполкоме, куда по утрам его отвозили на персональном автомобиле. На фотографии тех лет он выглядел статным мужчиной с шевелюрой чёрных волос и с гордым пронзительным взглядом. Костюм и галстук - безупречны.Теперь его зовут Вова.  Седой, сутулый в изношенном плаще и стоптанных ботинках, из носка которого белеет большой палец, он бродит по линиям Васильевского острова и попрошайничает на выпивку. Его знает каждая собака, все продавцы винно-водочных отделов и  жители близлежащих домов.  У половины василеостровцев он числится в должниках. Многие прощают, некоторые сердятся, третьи -  качают головой и вздыхают...
 Когда то мы с ним выпивали.
  Возбуждённый алкоголем, он читал безумные стихи и стучал кулаком по столу, опрокидывая рюмки.
Судить о его поэзии не берусь, хотя некоторые строки мне врезались в память:   
                " Сидит собака на суку и писает на дерево;
                К нему подходит человек и молвит неуверенно:
                Ты сон кошмарный или бред? А может, привидение?
                Собака же ему в ответ: "Я только лишь растение!"

 Новых стихов он не писал, а старые - надоели. Запас его прибауток, анекдотов и баек иссяк. Он пересказывал их  много раз, и вскоре они осточертели.
Однако Вова постоянно звонил мне, и орал в трубку: " Послушай анекдот!"
"Раз сто уж рассказывал". - говорил я, едва он начинал. 
  В смущении он замолкал, а  затем просил то десятку, то двадцатку, то полтинник.  При этом напоминал о товарищеском долге,  дружбе и взаимовыручке.  Это происходило столь часто,  что я засомневался в ценности предъявляемых им понятий.
  " Что это за дружба, - думал я, - если она заключается для него лишь в том, чтобы урвать с меня денег на выпивку?  Не морочит ли он мне голову?
Его супруга обзвонила жильцов дома и просила деньги мужу не давать, дескать месяц пьёт без остановки.
 Это окончательно убедило - я  перестал ссужать его.
Поскольку жили мы в соседних квартирах, то часто встречались на лестнице.  Вместо приветствия, он неизменно просил на выпивку.
Я отказывал, пытаясь объяснить свою позицию - он багровел, начинал ругать и клеймить меня.
Вскоре я понял, что пускаться с  ним в дискуссии  - глупо и что разумнее - сразу спасаться бегством.
Однажды утром я встал с постели и почувствовал острую боль в пояснице.
 Брать больничный не хотелось, и я кое как оделся и вышел из квартиры.
Мне повстречался  Вова!
"Дай полтинник!" - увидев меня, автоматически выпалил он.
"Нету!" - неуверенно ответил я, и он, почувствовав слабину, настаивал.
Однако я не сдавался, и это разозлило его не на шутку.
Он заревел, как Иерихонская труба, и я, забыв про боль в спине, пустился от него бегом.
 Когда стихли посылаемые мне вдогонку проклятия и угрозы, перешёл на шаг и  вдруг заметил, что боль в пояснице прошла. 
Я шёл,  глубоко вдыхая воздух, и думал:
"Всё таки Вова  прав: дружба не пустой звук, а очень полезное дело!"