Встреча пятая. На вокзале

  ***

     Как любят люди различные препятствия, трудности всякие! Да, что бы потяжелее и побольше. От жадности, наверное, и нечистоплотности загребущими ручонками всякую гадость к себе гребут.  А ещё от скуки такое пристрастие ко всяким горестям имеют. Скучно им,  видите ли,  жить,  когда  всё ладно да гладко. Если же необходимых препятствий к счастью, не дай Бог, не обнаруживается, так  извращённый человеческий разум быстро их себе  придумает, поводы разные глупые найдёт, чтобы  в счастье вдруг ручек не замарать, помучиться подольше да посильнее. Он, например, хнычет, что мол не подхожу я, рожей, типа, не вышел. Да, и работка у меня каторжная, не продохнуть. Суета за глотку крепко держит, присесть некогда, не то, что о личном счастье поразмыслить. И она, ему под стать, завывает. Опасается на его хрупкую бычью шею своих отпрысков усадить. К тому же, прошлое ведь никуда не девается, длинным шлейфом тянется. Чем не преграда для новой жизни? Надоест Судьбе на эти сопли глядеть, рассердится она да и полыхнёт пламенем между ними, чтобы, значит, о глупостях своих позабыли. Чтобы испугались потери нечаянной. Тут, главное, палку не перегнуть. А то ведь Судьба - дама увлекающаяся. Укокошит народец и глазом моргнуть не успеешь. Тогда уж точно, не до расшаркивания друг перед другом будет. Тогда и за соломинку ухватишься, только бы самое главное не потерять. Только тогда и понимание снисходит, что есть этим самым главным? Без чего не жить, не дышать невозможно? Одно беда, откровения эти уж больно часто запаздывают.  И счастливы те, у кого сил хватает  за свою соломинку удержаться. Вот тогда они  в счастье зубами вгрызаются. После у них его и с мясом не вырвешь. Ибо понятно им становится ценность счастья своего.

      Он.

     Оклемался я довольно быстро. Дело привычное, случалось и  круче попадать, не то, что какая-то дырка от ржавой древней железяки, откопанная добряками археологами.  Главное, что с Нею всё в порядке. Случись что, уж и не знаю, смог бы я вообще в этом мире находиться? Захотел  ли ? Лёжа на больничной койке и вспоминая Её блестящие в полумраке древнего чулана глаза, теплоту кожи, обжигающую  сквозь футболку  мои руки,  которые я  так удобно устроил на  тонкой талии,  жар прерывистого дыхания на своей щеке, боль в губах, касающихся Её губ,-  я вдруг  чётко понял одну важную для себя вещь. Мне вовсе не нужен был мир, в котором не было бы Её. Пусть Она будет, даже если где-то там далеко, и я сойду с ума, волнуясь за Неё, ненавидя тех, кто рядом с Ней. Только пусть Она будет!
    Здоровьем Бог  меня не обидел. Организм был крепким, - восстанавливался всегда довольно быстро. И в это раз не подвёл. Не прошло и месяца, как я уже сидел в кабинете у нашего любимого шефа, бессмертного Петровича. Бессмертным мы с ребятами называли его, конечно, в шутку и за глаза.  Был он сух, высок, жилист. Лысая, как колено,  голова его под завязку забита всевозможной информацией. Как  организатору   операций по выявлению и ликвидации  различного рода террористических организаций, выявления их противозаконной деятельности в стране, нашему шефу не было равных. Но и своей человечности, закалённый в боях с террористами, наш  Петрович не растерял. За эту самую черту характера наши парни его особенно уважали. Вот и теперь, сочувственно заглядывая мне в глаза, шеф по-стариковски крякнул :
- Слышь, Макс. Я тут слышал краем уха, что ты на голову совсем плохой стал. Может тебе в отпуск, нервишки подлечить ?
- Я в порядке товарищ полковник, - отрапортовал ему, честно глядя в глаза. - Всё врут. Завистники под меня копают. И кляузы по чём зря строчат. Хотят на моё тёпленькое местечко, на передовую под пулями прыгать.
- Ну, а если серьёзно ?  - нисколько не смутился моего кривляния шеф, за столько лет работы попривык уже. - Шепчутся, что ты в учёную дамочку втрескался и из-за неё чуть головы не лишился.
Я покорно вздохнул, понимая  что от объяснения отвертеться будет трудно. Но начальника своего  уважал и заботу его отеческую понимал.
- Извините, Семён Петрович, но мои чувства - это моё личное дело. Голова, как видите на месте. К работе готов.
- Точно втрескался, - сделал вывод Петрович, наблюдая мою растерянность. - А она что?
- Не знаю, не спрашивал, - пробормотал я, отводя взгляд.
- Ну, так делов-то. Возьми и спроси. Уж чего тут сопли-то жевать? Разруби узел! Пан или пропал! Будешь точно знать, и перестанешь мучиться неизвестностью. - Полковник был мужиком цельным и полумер не признавал.
Я поднялся, медленно подошёл к окну и прижался к стеклу пылающим лбом.
- Даже если я буду знать точно, это не решит проблему, - пробормотал я скорее себе, чем ему. Полковник профессионально вцепился в меня, как клещ, тщательно препарируя душу:
- А конкретней ? В чём ты видишь проблему?
- У Неё дети, - вздохнул я с улыбкой.
- Они могут стать твоими,  - взмахом  руки  полковник отмёл  аргумент, как несущественный.
- И она замужем, - вздохнул я уже без улыбки, скорее с насмешкой над собой. - Хотя и не проживает с супругом уже три года. Но и не разводится.
- Вот видишь, ведь  не проживает. Это ключевое слово. Значит брак этот чистой воды фикция. А не разводится, значит развод был пока ненадобен. Вот и сделай всё возможное, чтобы понадобился. - Шеф  нетерпеливо пожал плечами, удивляясь моему консерватизму. -  Что за мужик хоть этот самый супруг ?
- О, мужик этот очень интересная личность, - закатил я глаза, словно кот мечтающий о чашке сметаны, и жаждущий эту сметану сожрать как можно скорее. - Большой человек Олег Олегович Громов. Работает при советнике президента.
- Да, высокого полёта птичка, - заинтересованно зацокал языком полковник. - У нас что-то на него есть?
- Ничего нет, - недовольно покачал головой я. - Скользкий тип. Чрезвычайно тих и
благопристоен. Лощёный этакий красавчик.
- Не люблю я благопристойных. В тихом болоте, как известно, всякая гниль водится,  - сморщил нос Петрович. - Ну, раз ты говоришь, что чисто и зацепить его нечем, так пусть живёт и здравствует.
- Уж больно чисто, - с сомнением пожал плечами я, чувствуя как в груди расползается щемящая резь, словно кислота. Название чувства, завязывающего мне сейчас узлом кишки, я конечно знал. Знал и то, что чувствовать ревность был  вовсе не вправе. И всё-таки чувствовал. Организм приказам мозга в данном случае подчинится отказался. - Будет время, присмотрюсь к нему внимательней,- прибавил я  упрямо.
- Вот что, я тебе скажу, майор, -  Петрович внимательно заглянул мне в глаза.- Кончай-ка ты жевать сопли, не годится это для офицера.  Поговори со своей барышней.
- Нет, товарищ полковник, - всё ещё упирался  я.  -  Это не выход. Ну, допустим,  Она отвечает мне взаимностью и готова связать себя с таким шалопаем, как я. А моя работа ? Зачем Ей это постоянное ожидание?  Впрочем, вряд ли  я её интересую.  Всякий раз, когда Она меня видит, то ужасно злится. И вообще, с моей вечно побитой рожей, только с гранатами под танки бросаться, а не у дам  с цветами и гитарой под окнами прогуливаться.
- Ну, ты уж совсем себя со счетов-то не скидывай. Хохол нашему Иннокентию на ушко нашептал, так что коллектив в курсе,  о том, как Она за тобой слёзы проливала и нежно целовала.
- Ну Хохол!  Чёрт усатый! - смущённо хохотнул я. - Вообще-то, это я к ней пристал, в виду нестандартности ситуации и положения раненого бойца. Воспользовался, так сказать,  женской слабостью, прикинувшись умирающим, которым  вроде как  в последней просьбе отказывать не положено. А Она меня просто пожалела.
- Узко мыслишь майор, не по-военному, - покивал головой  полковник. - Всё о себе, да о себе, любимом. А барышня может переживает, волнуется. Вот ты ей после ранения звонил?  Да знаю я, что Хохол её информировал о твоём здоровье. А ты не допускаешь мысли, что она тебя, дурака, ждёт?
Такой мысли я не допускал, но она мне очень понравилась. В груди стало тепло  до боли. И очень захотелось, чтобы это было правдой, чтобы она меня ждала.
- Однажды  Она велела оставить Её и детвору в покоя, - вспомнил я давнюю встречу в аэропорту "Домодедово".
- Мало чего она тебе там говорила, - отмахнулся пренебрежительно полковник. - В женской противоречивой душе, даже сам чёрт ногу сломает. Очень советую, поговори с Ней .
    После этого отеческого напутствия, мой шеф  деловито убрал с лица добродушие и  снова превратился в сурового полковника.
- Вы свободны товарищ майор, - шеф отвернулся от меня с подчёркнуто деловым видом, давая понять, что разговор по душам закончен. - Через три дня жду.
Его намёк на то, что у меня есть три дня для решения личных проблем, я принял к сведению.  Закрывая дверь любимой конторы, окончательно решился, и отправился прямо на вокзал, не позволяя сомнениям пожирать  душу.

      Она.

    Вот уже почти месяц я не видела Его. Жизнь окрасилась серым цветом, мир утратил звуки. Тогда на раскопках в Вышгороде, после того, как нас извлекли из древней ловушки, в которую я так неосмотрительно провалилась, а Он прыгнул следом, желая спасти, и напоролся на железный кол, мне хотелось последовать за носилками, на которых Его уносили санитары скорой помощи. В ту минуту, когда  Его окровавленного увозил от меня вертолёт, я перестала осознавать окружающий мир. Мне хотелось стать птицей и лететь следом. Лететь за Его сильными руками, за  глубокими серыми глазами,  из глубины которых  ухмылялись мне забавные рожицы, за Его горячими губами, которые обожгли меня поцелуем, словно клеймили, оставляя навсегда  принадлежащей Ему. К сожалению, наши самые жгучие желания почти никогда не осуществляются. Вскоре мне сообщили о звонке из дома. Дети взбунтовались, рассорившись со своими папашками, и срочно потребовали маму. К тому же, за столь короткое время они умудрились повредить здоровье. Сашка ушиб ногу, а дочь подхватила простуду. Моё тело поспешило вернуться к своим родительским обязанностям, и вскоре предстало пред ясными очами отпрысков. Только душа  осталась в древнем тайнике, навечно застыв в его объятьях.
     Дни проходили за днями: серые, пустые, однообразные. Я всё также  ходила на работу, заботилась о домашних, а  вечером с четвероногими друзьями бежала в сквер к фонтану, каждый раз надеясь увидеть на аллее его высокую фигуру, с коротко стриженной макушкой русых волос. Всё это время я жила только одним чувством - ожиданием. Он сказал вернусь, и я верила.
    - Ты сумасшедшая, - выговаривала  мне Ева. - Ты его пару раз-то только и видела, а горюешь так, словно  родственника потеряла.
- Четыре раза, - пробормотала я, поправляя подругу. - Ничего не могу с этим поделать. Словно умерла  и превратилась в зомби. Вместо чувств сплошной комок боли.
- Да, ты на себя посмотри, - рассердилась Ева на мою слабохарактерность. -  Бродишь, словно тень, одни глазищи горят на бледном лице. А в глазах сухое пламя полыхает, которое будто бы изнутри тебя  пожирает. Глядеть жутко.
- Так, отвернись и не смотри, - слабо улыбнулась я. - Говорю же не могу ничего с этим поделать.
- Так что же, всю жизнь теперь будешь так терзаться? - Ева была озадачена не на шутку и даже предложила обратится к в знакомому психиатру.
- Всю жизнь, - как-то растеряно выдохнула я, отвергая предложение воспользоваться психиатрической помощью.
- Ну, не переживай ты так, - попыталась успокоить меня подруга. - Может, ещё вернётся. Кстати, как он там?
- Друг его недавно звонил, тот что нас из раскопа вытащил. Сергей Савченко его зовут. Уж и не припомню, когда я ему телефон успела продиктовать. - Новости  о  Данте я рассказывала безжизненно монотонно,  словно боясь расплескать накопившуюся во мне пронизывающе жгучую боль.
- И не удивительно, - вклинилась с комментарием подружка, - ты скоро и своё имя позабудешь.
- Сергей сказал, что  Он выздоравливает, - продолжила я, даже не заметив, что меня прервали.
- И даже ни разочку не позвонил?!- Ева сердито-сочувствующе всплеснула руками. - Вот гад!
Я бессмысленно таращилась в окно. Солнечный июньский денёк меня нисколько не радовал. Хотелось дождя и ветра. Хотелось опять вернуться в осень.
- Все мужики сволочи! - разразилась гневной тирадой, расстроенная моим видом, подруга.- Им же, подлюкам, и дела нет до наших нервов. Вот помяни моё слово : очухается и на пузе приползёт!
- Он обещал вернуться, а, может, то обещание мне только почудилось, -  прошептала я, совсем теряя надежду. - Может, он разглядел меня и понял, что я вовсе не героиня его романа. Да и зачем ему нужна дамочка не первой молодости, с  детьми на руках и толпой бывших за спиной?
-  Уж  не прибедняйся,- закатила глаза Ева, кокетливо взмахнув длинными чёрными ресницами. - Мы с тобой ещё ого-го. А если Он такой  идиот, то зачем тогда тебе нужен? Выкинь из головы!
Я улыбнулась  растеряно:
- Не получается.
- Да, что Он о себе возомнил, прынц в кепке. Сам из себя ничего толкового не представляет, в карманах наверняка ветер гуляет. И морда у него бандитская,- всё больше распалялась  подружка.
- Откуда ты знаешь? Ты же его ни разу не видела,- я вопросительно хмыкнула .
- Иришка рассказывала, как он в аэропорту на тебя орал, - хитро прищурилась Ева. - Говорит, грубиян жуткий, таких нахалов ещё поискать.
- Да, это он может, - нежно проворковала я.
- Вот муж твой, Громов, мужик что надо. И красавчик весь из себя. И при бабках. А уж солидный какой!
Эти дифирамбы я прервала вскриком:
- Боже! Я уже и забыла, что всё ещё замужем за ним! Да уж, чего-чего, а солидности у моего последнего несостоявшегося муженька выше крыши. Просто президент банановой республики, крёстный отец бандерлогов.
- А я о чём, - поддержала меня подруга, не уловив в голосе изрядной порции яда.
- Ева, умоляю ! Не буди лихо, пока оно тихо. Ведь чёрта вспомнишь, так он и появится,- взмолилась я.
     И тут в дверь позвонили. На пороге стоял, только что восхваляемый джентльмен, мой муж Олег Громов с огромным букетом  ромашек в руках. Я молча чертыхнулась.
- Чего тебе надо ?!- не здороваясь и игнорируя букетик, проворчала сердито.
Громов  прошёл в квартиру, по хозяйски осматриваясь :
- Привет малышка! Неласково супруга встречаешь.
- Если приехал для того, чтобы дать мне, наконец, развод, то я переменю свое отношение к тебе. Может быть, переменю, - проворчала я, шлёпая за ним следом в комнату.
- Цветочки в воду поставь, - примирительно протянул он, поправляя свою напомаженную шевелюру.
Я на протянутую с цветами руку даже бровью не повела. Тогда  Громов обратил свой
снисходительный взгляд на застывшую в кресле Еву:
- Приветствую  Вас, мадам. Цветочки не желаете?
Я кивнула подруге умоляюще:
- Забери ты этот веник, ради Бога.
Подруга суетливо подхватила ромашки и исчезла из квартиры, не желая быть свидетелем семейных разборок.
- А где  юные экстремисты? - Бархатный баритон муженька не скрывал своего отрицательного отношения к моей детворе. Впрочем, у них он тоже не пользовался популярностью. Из детской комнаты раздался сердитый Сашкин голос:
- Сам дурак. Ма, ты что, позволишь ему с нами жить? Тогда я лучше стану бродягой.
- И я,- поддержала брата сестра.
- Да, хамство в этом доме по прежнему процветает. Культура поведения в упадке,-  словно от кислого, скривился Громов, услышав голоса детей.
- Успокойтесь, - попросила я воинствующих отпрысков.- Он уже уходит.
- Солнышко, нам надо поговорить, - поторопился изложить цель своего визита муж, понимая, что шутки кончились.
- Только о разводе! - отрезала я жёстко.- Зачем ты приехал?
- Может, я просто захотел увидеть свою красавицу жену, - залебезил тот.
- Громов, не морочь мне голову. Ты никогда и ничего не делал просто так. - Во мне медленно нарастала ярость.- Говори, что нужно и проваливай!
Вдруг он стал совершенно серьёзным и произнёс тихим, проникновенным голосом:
- Мне нужна ты. Я не могу без тебя. Я приехал за тобой.
Именно  на такой голос я купилась четыре года назад, когда согласилась стать его женой. Он мог быть чертовски обаятелен, если этого хотел. Но теперь, после года семейной жизни и трёх лет борьбы за свободу, я знала его, как облупленного.
- Всё, разговоры окончены! Ты уходишь, а я возвращаюсь к ожиданию развода. - Я отвернулась от него и стала смотреть в окно, мечтая о том, чтобы он поскорее убрался из моей квартиры, если уж никак не удаётся вытолкать его из своей жизни.
Громов не хотел разводиться, считая это вредным для своей карьеры, и у него хватало влияния, чтобы не позволить мне добиться  желаемого.
- Что же можно поговорить и о разводе, если ты настаиваешь, - подал он голос после минутной паузы.
- Да, настаиваю! - я живо обернулась к нему, не веря своим ушам.
- Но чтобы всё оформить, ты должна поехать со мной в Москву,- продолжал изображать ангела этот змий.
- Зачем?- удивилась я.
- Дорогая, не задавай вопросов. Давай расстанемся красиво, - улыбнулся он своей лучшей чарующей улыбкой.
- Чтобы с тобой развязаться, я поеду даже к чёрту на рога,- прорычала я и направилась переодеваться.
- Ну, так далеко нам с тобой, к счастью, не требуется. К тому же, я туда и дороги не знаю,- хихикнул мне в спину муженёк, довольно потирая руки.
- Уводи его уже скорее, а то меня сейчас стошнит на его блестящие ботинки, - проворчал из-за двери детской сын.
- Прекрати  говорить гадости, - прикрикнула я на мелкого хулигана. - Вернусь завтра. Пусть Ева за вами присмотрит.
С этими словами решительно вышла из дома в сопровождении Громова.
- Карета подана, - расшаркался он передо мною, указывая на серебристый  мерседес.
- Ты езжай на своей карете, а я на поезд. - Кивнула я в сторону остановки.
- Не упрямься, - попросил он мило улыбаясь.- Хотя бы на вокзал позволь тебя  отвезти.
- Хочешь похвастаться своей новой  игрушкой ? - спросила я его ехидно, садясь в машину.
 В ответ Громов посмотрел на на меня, победно улыбаясь, словно рыбак, оценивающий 
отличный улов.
 
  ***

    Олег Громов был собой чрезвычайно доволен. Он не привык  к слову: "нет".  Отказ Ветки переехать с ним в Москву, где его ожидала блестящая карьера, больно ударил по его самолюбию. И он решил, что когда-нибудь  он найдёт способ привязать её к себе. Не то, чтобы он её  так уж сильно любил. Просто он хотел её иметь, также, как хотел шикарную машину, огромную квартиру, сногсшибательную дачу. Его жена, невзирая на свой затрапезный, неухоженный вид, могла при желании  быть потрясающей, красивой, умной, очаровательной. Просто нужно было вложить в неё немного денег. Только её несносный характер всё портил, хотя и в этом была своя изюминка. Он мечтал укротить эту строптивицу. Теперь предоставился очень удобный случай.  Его план был прост и элегантен. Он решил привезти её в к себе в Москву, вытащить из трущоб, в которых она прозябала со своими малолетними бандитами. Снова очаровать, вскружить голову, завоевать. Ну и походу, с её помощью, также решить  некоторые мелкие производственные  проблемы.
    На вокзале Ветка вдруг резко остановилась, будто натолкнулась на невидимую преграду. Непроизвольно, она схватилась за его, Олега, руку. И он решил, что это весьма хороший знак, возможно уже начала прозревать, поняла, наконец, как он великолепен. Тут его размышления были прерваны. К ним неспешно подошёл высокий, небрежно одетый мужчина, с ужасной причёской и жёсткими стальными глазами.
- Ах, глубокоуважаемая Виктория Александровна! Какая неожиданная встреча! - неизвестный насмешливо ухмыльнулся, только глаза оставались спокойными и внимательными, а в самой глубине этого спокойствия пылало пламя. - Рад приветствовать! Очень рад!
Ветка молчала, заворожено глядя на незнакомца. Олег поспешил прийти своей женщине на помощь :
- Что Вам угодно?
Мужчина лениво взглянул в глаза Громову и тот внутренне сжался. Взгляд незнакомца был настолько резок, словно  удар бритвой по горлу, но голос  оставался всё таким же насмешливо-любезным, и это сбивало с толку:
- Вы, видимо, супруг Виктории Александровны. Как же, наслышан.  Рад знакомству .
Тут  отмерла наконец  дражайшая супруга и прояснила ситуацию:
- Олег познакомься. Это мой знакомый Макс.  Недавно он со спасателями очень выручил нас на археологических раскопках под Киевом.
- Ах, так Вы спасатель - вздохнул удовлетворённо Громов. Он не любил разного рода неясностей. - Теперь всё прояснилось. Будьте здоровы.
Громов величественно наклонил голову в сторону собеседника и направился к вагону поезда, увлекая Ветку за собой. Она несколько раз растерянно оглянулась, словно забыла что-то сказать или сделать, но так и не решившись  остановиться,  покорно зашла в купе.
   
   Судьба растерянно наблюдала эту поразительную картину, недоумевая : зачем рыжей
понадобился этот  напыщенный индюк ? Она видела, как  интересующая её пара направилась к поезду, при этом женщина выглядела совершенно оглушённой. А их собеседник остался стоять, сосредоточенно смотря вслед и взгляд его был подобен выстрелу.