Храм

Три дня в деревне Ирине выдержать стоило больших трудов. Она была городским человеком, стремившимся всегда быть в гуще событий, а тут была такая тоска... На второй день Ирина не выдержала  и пошла в лес, рассудив, что одиночество она тоже любит. Она любила ощущение одиночества в толпе людей, когда идешь сквозь людской поток, который обтекает, как река, а тут лес и деревья -  полнейшее одиночество.
День выдался ясный и теплый. Солнечные лучи, пробивавшиеся сквозь листву, освещали лесные тропинки мягким светом. Ирина шла медленно по тропинке думая, что завтра она вернется, наконец-то, в свою привычную обстановку: асфальт, машины и бетон, что для нее было предпочтительней природы.
Впереди показался просвет между деревьев, но это не было похоже на опушку, там виднелась постройка. Заинтересованная таким явлением среди леса, она ускорила шаг, любопытно. Неожиданно перед взором открылось "чудное виденье", напоминавшее песню иеромонаха Романа, только родника не хватало.
                За родником-белый  храм,
                Кладбище старое.
                Этот заброшенный край
                Русь нам оставила...
 Ирина, как завороженная пошла вперед, к храму, не думая больше ни о чем. На поляне стоял небольшой храм, скорее даже кладбищенская часовня, потому что кладбище находилось рядом, раскинулось у подножия небольшого холма, на котором стояла часовня. Медленно поднимаясь по склону к храму, Ирина бросала беглые взгляды, на заброшенные могилы. Последнее захоронение было в 32-м году. "Интересно, почему здесь перестали хоронить?"- подумала Ирина,- "какой был смысл переносить захоронения на другой конец деревни?"
Поднявшись к храму Ирина поняла, что сохранился он лучше, чем ей казалось издалека. Разрушенными оказались только колонны, поддерживающие навес над папертью, немного попорчен купол, да штукатурка осыпающаяся от времени. Дверь была открыта и она вошла внутрь. Там царило полное запустение, вынесено и растащено было все, что уносилось. На стенах - остатки росписи, фрески напоминали по стилю Дионисия - вытянутые лики, удлиненные руки. Подойдя ближе к солее, Ирина незаметно для себя самой, как-то непроизвольно опустилась на колени, прямо на грязный пол и начала молиться. Ей представилось, как разрушали эту небольшую часовню, которая, собственно никому не мешала, стоя на кладбище. "Молиться бы за вас сугубо, изуверов, чтобы Господь простил неразумие ваше. Не знали вы, что творите".- подумала она о разрушителях.- "Только я сама не лучше вас, хуже. Я не разрушала храма-здания, но позволила разрушить храм своей души. С младенчества знала, что Бог есть, а поддалась школьным "проповедям" учителей, что октябренку, пионеру, а после и комсомольцу - верить в Бога стыдно. Разве я не насмехалась над верующими людьми, до недавнего времени, пока Ты, Господи, не вразумил меня и не вывел снова к свету Истины Своей". Ей хотелось молиться, молиться до полного изнеможения, как отцы в пустынях, чтобы прощены были ее грехи ведомые и неведомые.  Она представила себя здесь во время службы, вряд ли люди ходили тогда в соседнее село, если недалеко есть, пусть и кладбищенский, но свой храм. Она представила себя среди людей того времени, что стоит она перед иконостасом, а в алтаре священник. Вокруг - бледное мерцание свечей, рассеивающих мрак церквушки. "Станем добре, станем со страхом, вонмем, святое возношение в мире приносити"- Ирина даже вздрогнула, настолько явственно послышался ей призыв на евхаристический канон, самое важное место литургии. "Милость мира, жертву хваления"- прошептала Ирина, перекрестилась и пошла к выходу.
Начинались ранние сумерки, Ирина не спеша шла по лесу и тихонько напевала песню:
                Уже вечер, друзья, уже вечер.
                И луна свою лампу зажгла,
                Так оставим же праздные речи -
                Оторвемся на миг от стола.

                С. Амайрани.
                19 августа 1996г.
В рассказе использованы песни иером. Романа (Матюшина).