Материнский грех

                МАТЕРИНСКИЙ   ГРЕХ

     Каждое лето Риточку родители возили в деревню. Нынче, уже поздней осенью, бабушка к ним, в город наведалась. Мама рада. Да и как не радоваться? Придёт с работы, а на плите щи сварены, оладушки или пирожки настряпаны. У папы, от такой сытной еды, над ремнём живот стал выделяться. Он как-то даже признался дяде Коле: «Мне тёща – роднее жены! Жена нет-нет, да упрекнёт в чём-то. А тёща: всё по шёрстке. Золото, не женщина…»
     Одна только Рита не знает: радоваться приезду бабушки или огорчаться. С одной стороны – бабушка в комнате приберёт, пыль вытрет. А с другой – придут к ней подружки в гости и всё на бабушку оглядываются. В другой раз их уже не заманишь. Ещё и упрекнут. Дескать, у тебя громко музыку не послушаешь. Сиди да оглядывайся, как бы бабушка не заругала. Одна только Нина Зарубина к ним ходит. Но Рита не больно-то радуется её приходу. Хмурится, а то ни с того ни с сего накричит на подругу.
     Вот, как-то ушла Нина, а бабушка обняла внучку и говорит:
     - Гляжу я на подружку твою и думаю: не больно ты ласковая с нею. Нина – девочка спокойная, рассудительная. Худого слова не скажет. По всему видать – воспитанная. Тебе бы поучиться у неё, а ты всё нос воротишь, покрикиваешь.
     - Ещё чего выдумала! Это она приходит ко мне учиться!
     - Так вы ж вместе уроки делаете! Её мама, тётя Катя, каждый раз тебе подарки приносит. А ты всё фыркаешь. Всё тебе не так…
     - Надоела мне эта Нинка! В школу не ходит, а мне уже все глаза измозолила…
     - Как это «в школу не ходит»?
     - Да, ходит она, ходит. Только болеет часто. Разве не видно? Худющая какая. В прошлом году из-за этого её чуть на второй год не оставили. Вот и липнет ко мне. А я ей должна рассказывать то, что нам на уроке учительница рассказывала. Будто бы мне делать больше нечего…
     - Да-а, бедная девочка! Вот что Судьба-злодейка с хорошим человеком делает!
     - Какая ещё Судьба? Кто она такая?
     - Да я это так. О своём подумала. О! Звонок! Иди, открой двери. Наверно мама пришла…
     Так бы на этом и закончился этот разговор. Но вечером, собираясь ложиться спать, Рита неожиданно вспомнила о нём.
     - Бабушка, а ты мне не ответила: кто такая Судьба?
     - Вот заноза! Откуда ж мне знать: какая она из себя? Судьбы людские разные.
     - Что-то я никак не врублюсь. Это тётенька такая?
     - Дитятко моё, ты меня совсем запутала. Вот я тебе одну историю расскажу. Ты потом сама кумекай: как да что.
     - Ба-абушка! Я так люблю сказки слушать! Я хоть всю ночь могу слушать, - радостно защебетала внучка.
     - Вот, егоза! Ложись же в кровать! Я рядом сяду. Ну, вот, слушай. А чего не поймёшь, спрашивай.
     - Я всё пойму. Ты не сомневайся…
     - Ой, ли? Тут век доживаю, да не всё разглядеть сумела, а ты всего-то на порог жизни простоволосая выскочила. Ну, чего уж там, слушай. Вы ноне больно умные. Всё одно, что сливы-ранёхи. Рясно родятся, но чаще всего на корм свиньям годятся.
     - Бабушка-а! Сказку рассказывай, - нетерпеливо захныкала внучка.
     - А я и рассказываю. Слушай. Не перебивай.
     В селе одном семья жила. В той семье три дочки было. Лицом сёстры похожие, а характером – будто курица лапами в разные стороны расшвыряла. Что ж, и такое случается. В теперешних семьях по одному дитю.  Его и сравнить не с кем. А там – три дочери.
     Старшая, о-о-о! Та уж поверховодить любила. Всё-то она знает. Главное, не любит когда ей перечат. А что сёстрами помыкает, так иной раз и за косы оттаскает. Вдобавок матери нажалуется.
     Младшая, что не по ней, принимается реветь. Так верещит – в ушах свербит. Вот, мол, обижают малую, да слабую. Матери надоест слушать этот рёв, она и прикрикнет на старшую: «Поди, разберись, что там стряслось». Старшая среднюю локтём под бок толкнёт. Вот и получалось, что кому бы из дочерей мама не велела сделать, крайней оказывалась средняя дочка. А той куда деваться? Вздохнёт, а про себя подумает: «Видать, мне так на роду написано, чтоб ни минуточки отдыха не знать. А того горше, что и пожаловаться некому. У каждого - своя правда. Они перекаются, а работа всё едино моих рук дожидается. Уж лучше сразу сделать…»
     Так и росли девочки. А когда выросли, в пору входить стали, дала им матушка по холстине и отправила к бабушке-ведунье. То не простая бабушка была. Поговаривали, что она с самой материнской купели не умывалась. Сорочку один раз надевала и не снимала, пока она вся от пота не истлевала. Зато той старухе дано было в будущее заглянуть. Саму Судьбу расспросить, что та человеку уготовила.
     Ну, значит, пошли те девчонки. Приходят. Стучатся в калитку. Впустила их во двор старушка. Каждой в глаза заглянула. Велела девушкам на крыльце подождать. Сама в дом пошла. Долго её небыло. Наконец вышла. Дала в руки старшей сестре зажжённую свечку и говорит:
     - Иди, девонька, в тёмную горенку. Там Судьбу свою встретишь. А что дальше делать, пусть тебе сердце подскажет.
     Девушка хмыкнула. Выхватила свечу из старушечьих рук и, в ответ ни слова не говоря,  вошла в сенцы. Затем на порог горенки ступила. Окна рядном занавешены. При свете тоненькой свечи много ли увидишь? А всё ж разглядела. Теми холстами, что матушка велела старухе в подарок отнести, она поверх рядна окна завесила. А более ничего такого в глаза не бросилось. Обо что бы взгляд ни споткнулся – всё, как у всех: стол, печь да лавка вдоль стены. На пол взглянула и осерчала. По земляному полу тараканы ползают.
      - Ах, я вас…
     Девушка ругаясь словами, что и слушать срамно, стала топтать тех тараканов. Потом глядит, а из-под печки толстая тараканиха выползает. Девица схватила полено и хрясть ту тараканиху. Целилась в тараканиху, а удар ей по лбу пришёлся. Да если б только это! В ту же минуту в сенцах родной матушки оказалась. Сидит на полу, никак в себя прийти не может. Шишку на лбу ладонью оглаживает, да со зла всякие непристойности говорит.
     Вошла в сенцы матушка, спрашивает дочку: что да как? А та плечами пожимает, охает и чертыхается.
     Тем временем старуха-ведунья средней сестре зажжённую свечку протягивает. Та свечку взяла и старухе руку поцеловала. Сама побледнела, дрожь её пробирает, а всё ж пересилила себя, в сенцы вошла. Там и в горенку дверь отворила. Через порог ступила и замерла от страха. На полу змеища страшная лежит, шипит, кольцами извивается. А глазища, что уголья, горят.
     Холодный пот бедную девушку прошиб. Дыханье перехватило. А куда денешься? Сама пришла. Хотела Судьбу свою узнать? Гляди теперь…
     Собралась с силами девица, земно поклонилась змее и говорит ей:
     - Не серчай на меня, золотинушка ты моя. Я всё исполню, как ты мне прикажешь. Только по молодости своей немногое умею. Потому уповаю на милость твою. Научи родная, подскажи, дай силы, чтоб всё, тобой задуманное, исполнилось, как можно лучше.
     Сказав это непослушным языком, ещё раз земно ей поклонилась. А как распрямилась, взглянула… Ба-а! Там уже не змея чёрная да страшная, а цветочек маленький, беленький такой, на полу лежит. А вкруг него черепки валяются.
     Жалостью зашлось сердце девичье.
     - Бедненький ты мой!..
     Нашла она среди черепков глубокое донце. Налила в него воды и цветок в него поставила. Хотела понюхать тот цветок, но не успела. Незнамо как у калитки матушкиного дома оказалась. Протёрла глаза, вздохнула и калитку открыла. На расспросы матушки ничего не ответила. Засучила рукава и принялась за домашнюю работу.
     А на крыльце старухи-ведуньи уже младшая сестра зажженную свечу в руку взяла и, скривив капризно рот, в сенцы вошла. На цыпочках в горницу прошмыгнула. Стоит, оглядывается. Постепенно глаза привыкли к полумраку. Тут-то она и увидела узелок на столе.
     «Маленький узелочек. Наверно в нём что-то хорошенькое, - думает девица. – Дай-ка я  развяжу, хоть погляжу…»
     Тихонько подошла к столу, развязала концы беленького узелочка. Заглянула внутрь и брезгливо руки отдёрнула. На платочке жаба сидит и на девицу во все глаза глядит. А потом и говорит ей человеческим голосом:
     - Что, понравилась я тебе? Так поцелуй меня!
     - Тьфу на тебя, гадость пучеглазая! Смерть приму, а целовать не стану!
     Обиделась жаба. Стала раздуваться, да как чихнёт. Так брызги во все стороны и полетели. А большей частью прямо девице в лицо.
     - Вот зараза проклятущая! Страшней мерзости во всём мире не сыскать! – в сердцах молвила девица, тыльной стороной ладони протирая глаза.
     Глядь, а она уже у своей маменьки на лавке сидит.

     Вот, прошло какое-то время. Старшую дочь замуж выдали. Семья у них хорошая. Дом – полная чаша. Жить бы да радоваться. Одна беда: детей у них нет. Каждый год жена в тягостях ходит. А толку-то? Или раньше времени родит, или мёртвеньким разродится. Если и закричит рождённое дитя, то рано радоваться. И трёх дней не проживёт. Этак она восемь раз рожала. А на девятый – разродиться силёнок не хватило. Сама умерла.
     Средняя дочь покладистой была. И собой хороша. Её на работу в барскую усадьбу позвали. За старой барыней ухаживать. А была та старуха, скажу я тебе, капри-изная! Эти богатые, что собаки, от жиру бесятся. Вот и она такая. Ни в горячем ни в холодном не угодишь. Сколько девиц у неё перебывало, столько же от её крутого характера пострадало. Мучается-мучается иная девка, а барыня всё серчает. Пока не наступит такая минута, когда прочь с глаз выгонит. Та и не знает: плакать ей или радоваться.
     А, вот средняя сестра видать ей по сердцу пришлась. Но не сразу. Долго терпела разные попрёки девица, пока не изучила привычки барские. Потом, только барыня рот откроет, а девица уже обо всём догадалась, да той же минутой всё и спроворит. Это по-нонешнему «сделала в лучшем виде». Тем и полюбилась барыне.
     Барыня та старая была. Вот, как она Смертушку свою почуяла, призвала к себе внука. А тот внук был её единственным наследником. Ну, о чём они там говорили, я не знаю. Только шепнула та старуха при последней минуте, вот какие слова:
     - Уйду я скоро. А ты, долго не мешкая, женись, а то избалуешься. Ищи жену добрую, а не богатое приданое. От злата-серебра и без того сундуки ломятся. Ищи девицу, у которой сердце покорное, незлобивое. Вот, к примеру, приглядись к служанке моей. Я-то, грешная, сам знаешь, с характером, что огнь в печи. Многих обожгла. А эта, не по годам мудра и терпелива.
     Ну, сказала это старая барыня и глазоньки закрыла. Похоронили покойницу. Внук же, помня бабушкино завещание, не стал медлить. Взял девицу за руку и под венец. А потом век Бога благодарил за добрую жену, совестницу и приветницу. Ага, средняя сестра ещё и хорошей матерью оказалась. Трёх сыновей мужу своему подарила да ещё доченьку-красавицу да умницу пестовала.
     - Бабушка, а как же младшая сестра?
     - У младшей неважно жизнь сложилась. Вот, как чихнула та жаба бородавчатая, тогда, в горнице старухи-ведуньи, так и пошли болячки. Сперва прыщи на лице появились. Потом гнойничками лицо покрылось. От красоты девичьей ничегошеньки не осталось. Парни мимо ворот проходят, не оглядываются. Хоть и богатое приданое за ней родители давали, всё напрасно. Даже вдовцы плевались и отворачивались.
     Плачет дочка и у матери сердце жалостью исходит. Неутерпела матушка. Сама к старухе-ведунье пошла. Стала расспрашивать: как да почему так вышло?
     Та старуха, о-ох, не простой человек! На крыльце стояла в тот день, кода девицы к ней приходили, так сказать «узнать наперёд судьбу свою», а все, что в горнице происходило, сквозь стену видела. А толку-то? Судьбе ведь поперёк норова не станешь. У неё свои уловки.
     - Э-эх, голуба моя! – говорит ведунья матери. – Научила я дочек твоих: делайте так, как вам сердце подскажет. Они и сделали. Старшая твоя дочка не тараканов давила, а деток своих растоптала. И себе смерть безвременную накликала. Средняя – добром да терпением дорожку себе выстелила. А уж младшая, та и вовсе Судьбе своей в лицо плюнула. Э-эх! Молодо-зелено! А превозмогла бы себя, поцеловала бы лягушку – счастливей обеих сестёр бы оказалась. А теперь уже ничего не поделаешь. Так весь век и будет одна вековать. Слезами горе поливать.
     Выслушала старушку мать, опечалилась.
     - Моя вина. За домашними хлопотами не заметила, как дочки выросли. Мне, матери, вперёд всех бы надо было в душу им заглянуть. Не столько строжиться, а по-доброму, лаской да советом, своим житейским опытом с ними поделиться. О-ох! Велик мой грех! Не выплакать, не замолить мне его. С ним довеку мне жить…
     С тем и ушла старая мать домой, где её ждала несчастная младшая дочь. Вместе горе горевать, в пустой горенке век  доживать.
     Вот так-то девонька! Судьба годы засевает мелочами, поливает слезами, а уж цветы и плоды - каждый для себя растит. А каковы они на вкус – только к старости и распробуешь.

                30 мая 2007 года.